“Давайте внимательно просмотрим шестнадцатимиллиметровую пленку, на которой заснят момент убийства президента Кеннеди. Эта пленка есть типичнейший план-эпизод. Самый типичный из всех возможных.
Естественно, человек, который снимал, не выбирал специально точку съемки. Он просто стоял в толпе с кинокамерой и с того места, где стоял, снимал, помещая в кадр то, что его глаза видели лучше, чем объектив его кинокамеры.
Типичный план-эпизод – это взгляд субъекта. Для настоящего фильма о смерти Кеннеди не хватает всех возможных точек зрения: самого Кеннеди, Жаклин, убийцы, его сообщников, охранников, других участников драмы, занявших к той минуте более удачную позицию. <…>
Эти мгновения запомнились каждой из пар органов чувств (каждому техниче-скому приспособлению) по-своему (дальний план, средний план, крупный план, бесконечное разнообразие ракурсов). Каким бедным, неполноценным и даже жалким нам покажется отдельно взятый образ реальности, если мы вообразим, что кроме него, есть еще много других образов той же реальности.
В любом случае бесспорно, что реальность самовыразилась во всех своих ипо-стасях. <…> Она о чем-то рассказала на своем языке, языке действия, дополненном язы-ком человеческих символов и обычным человеческим языком. Выстрел, еще выстрел, па-дает человек, останавливается автомобиль, кричит женщина, кричат люди… Все эти несимволические знаки означают одно: что-то стряслось. Убили президента. Здесь и сейчас, в настоящем времени. Повторюсь: подобное настоящее время – это время различных “взглядов”, которые мы понимаем, как планы-эпизоды, снятые с различных точек зрения. С тех точек, куда судьба расставила свидетелей с их несовершенными органами чувств. Следовательно, язык действия – это язык несимволических знаков настоящего времени. Но в настоящем времени язык не имеет смысла, а если имеет, то субъективно. А значит, и неполноценно, неточно, непостижимо. Погибая, Кеннеди выразился своим последним, предельным действием – падением на сиденье черного президентского автомобиля на руки к американской обывательнице. <…>
Но дело в том, что этот язык, ни с чем не сопрягаясь, как бы “провисает”. Как всякий мгновенный отпечаток языка действия, язык последнего действия Кеннеди – поиск. Чего? Сопряжения с самим собой и с реальным миром. Это поиск сопряжения с языками всех других действий и поступков”.
(П.П.Пазолини. Еретический эмпиризм)1
Как бы ни была устроена любая биография Пьера Паоло Пазолини, ее начальной точкой с неизбежностью становится “смерть”. Какую бы доминанту не выделял биограф в жизни Пазолини, но ужас его смерти оказывается своеобразным аффективным коллапсом любой возможной биографии, или – тем самым действием, в котором, как в плане-эпизоде, зафиксирована сразу и вся целиком реальность жизни Пазолини. Биография словно не может сдвинуться с этой точки. Возможно, ни у кого другого это не было столь четко выражено: день, когда прервалась его жизнь, моментально стал началом той самой записи жизни, которую мы привычно называем биографией. Возможно, ни одна смерть не была столь провокативна в отношении “начала” биографического письма.
скачать полностью "Кино и семиотика реальности Пьера Паоло Пазолини"