Священное безумие Лужкова" А.Н. Потсар

А.Н. Потсар

"Священное безумие Лужкова"

 

 

Русский журнал. 21.09.2006

 

Больше всего на свете некоторым людям нравится делать то, чего они не умеют. Например, громко петь при полном отсутствии слуха. Страсть к публичной речевой деятельности тоже обычно овладевает не теми, кем следовало бы.

Словесное творчество Юрия Михайловича Лужкова столь разнообразно, что ставит в тупик вдумчивого исследователя. Жанровые метания автора от зарисовок из сельской жизни до мистических опытов и социально-экономических штудий, безусловно, свидетельствуют о непрекращающемся внутреннем поиске. Стилистический разнобой дополняет картину. Автор находится под заметным влиянием деревенской прозы, управленческого фольклора, деловой публицистики и русских народных сказок, собранных Афанасьевым, вдохновляется Библией, трудами Салтыкова-Щедрина и Жванецкого.

Неизменным в большинстве текстов остается одно: общий дидактический пафос, который выдает, в частности, пристрастие Юрия Михайловича к чужим афоризмам. Законы Паркинсона и Мэрфи, пословицы и поговорки, библейские цитаты и анекдоты встречаются в его произведениях буквально через слово. И поскольку Юрий Михайлович на мелочи не разменивается, а зрит сразу в корень (его волнуют масштабные проблемы традиций русской культуры, русской души, спасения русской деревни), то вывод напрашивается сам собой: Юрий Михайлович Лужков хочет занять вакансию мудреца. А еще лучше - пророка.

Пророк не говорит и не пишет. Он вещает. Пророческая речь, как мыслится претенденту, должна быть выразительной. И он прилагает к этому максимум усилий. Так на свет появляется фольклорная интонация: «Знаете, какая там луна в августе? Оторопь берет. Идешь по ночной тракторной колее мимо зарослей чалиги, такого низкорослого, побитого ветрами и холодом кустарника, и вдруг - пожар». Это интонационное благолепие поддерживают разговорные и просторечные слова, используемые в огромном количестве («пустующее неудобье», «несусветная красота», «старушка с авоськой», «не считали зазорным»), на фоне которых престранно выглядят экономические термины, канцелярские штампы и какая-то школярская латынь. Иногда автору трудно сдержать эмоции, и концентрация экспрессивной лексики резко возрастает там, где речь идет о ключевых мировоззренческих проблемах: «голубизна», «голубая провокация», «гей-парады в стольном городе».

От ощущения собственной значимости автор впадает в многословие, излишне детализируя очевидное. Второстепенные детали нанизываются одна на другую, как если бы они были самоценны. Обилие экспрессивной лексики, сомнительных сравнений («каменел, как статуя Командора») и неудачных метафор («мошкара братков», «всей страной попали в воронку схожего сюжета») создают впечатление, что текст искусственно оживляют и он беспорядочно дергает лапками, как гальванизируемая мертвая лягушка.

И вот в этот момент невольно начинаешь подозревать какую-то симуляцию. Слишком много всего понапихано в эти опусы, как стилистически, так и содержательно. Тут вам и патриархальная нравственность. Тут вам и патриотизм. Тут вам и духовные устои общества. Тут вам и народная мудрость. И ответы на вопрос, «что такое хорошо и что такое плохо». И враги названы практически поименно. Сермяжность и заигрывание с аудиторией. Попытки сатиры. Собственные квазиафоризмы: «Эксперт - любой человек с Запада» или «Мат - единственный язык, указания на котором понимаются без искажений». И все это безнадежно вторично. Но не может же мудрец без конца пересказывать готовые чужие мысли и имитировать чужой стиль. Пророку положено быть оригинальным.

В общем, по всему видно, что старания много, а вот вдохновения мало. Для того чтобы по-настоящему жечь глаголом, Юрию Михайловичу недостает некоторой юродивости. Священное безумие трудно симулировать.

 

 

Автор пьесы

Произведения