Мысли об актерской технике и режиссуре" А.В. Эфрос

1.Странное дело — идея художественного произведения. Она начинает прорезаться именно тогда, когда ты перестаёшь заниматься ею впрямую. Ты просто уже полон всем этим, и начинается импровизация, и тогда, когда в силу вступает жизнь, — идея снова возникает, только уже в другом обличье.
Эфрос Анатолий. Профессия: режиссёр. М., 1979. С. 9.

2. Трактовку можно придумать, но можно её из пьесы извлечь. Конечно, субъективный фактор все равно останется.
Но он как бы сильно смешается с самим материалом. Эта смесь должна быть взрывной. Тут одной логикой ничего не сделаешь.

Очень многое подсказывает интуиция. Хотя, впрочем при желании во всем можно разобраться и с помощью ума! Только не холодной логикой. Ведь ум — это что-то другое.

Эфрос Анатолий. Там же. С. 153-154.

3. Уникальная, только для данного спектакля найденная форма, тончайшая психологическая вибрация и сила смысла — такой спектакль я хотел бы сделать.

Эфрос Анатолий. Репетиция — любовь моя. М., 1975. С. 158.

4. Вокруг меня. Совсем другое, чем то, что окружало Станиславского. Отсюда — разница трактовок.
Однако когда начинается мастерство, когда Станиславский производит свой разбор, то тут становится не по себе!

Потому что нет ни фразочки в тексте, какая была бы не разработана. Все связи там найдены, всё одно с другим сопоставлено, всё имеет тончайший рисунок внутренней жизни. Ничего не оставлено на “игру”. Ибо игра должна возникнуть на базе точного разбора.

Такого разбора, как делали Толстой и Чехов, как делал Шекспир. А не такого, как делает некий режиссёр, спешащий, мельтешащий, шумящий, пускающий себе, актёру и публике лишь пыль в глаза.
Во всякой страсти есть свои неторопливость, точность.
<…>

В жизни — все это жизнь. А в искусстве — разбор, анализ, построение, рисунок, а потом уже истерика, если она, конечно, необходима…

В Шекспире нужно всего лишь четыре всплеска, вспышки, а в остальном — тишина точно развивающегося смысла. В такой тишине куда больше эмоции, чем в шуме.
Эфрос Анатолий. Профессия: режиссёр. С. 86.

5. Удивительный, однако, секрет в этом часто повторяемом слове “традиции”.

<…>

Как замечательно об этом пишут импрессионисты. Надо изучать старых мастеров, но не для того, чтобы слепо повторять их, а чтобы создавать новое.
Ведь в чем дело: не слепо повторять, но ИЗУЧАТЬ, и они изучали. И как ещё изучали! Как один из этих художников, совершенно не похожий на Делакруа, восхищался именно этим Делакруа. И как изучал его. Как он берег, как впитывал его традиции. Для того, чтобы потом как бы по-рвать с ними. Если, конечно, это было в его силах!
Эфрос Анатолий. Репетиция — любовь моя. С. 121-122.

6. Москвин и Хмелев были артисты, чей талант казался особенно СОДЕРЖАТЕЛЬНЫМ. Существуют, видимо, таланты пустые и содержательные. Так вот, Москвин и Хмелев оставляли всегда такое впечатление, будто прочёл прекрасную книгу.

У этих артистов была удивительная особенность — впитывать в себя литературу и жизнь, которая стоит за этой литературой… Их творческие натуры были, как губки.

А пустые таланты — это совсем другое. Они тоже таланты, потому что у них есть все актёрские данные: и сценическое обаяние, и заразительность, и темперамент, и изобразительность.

Они строят свои роли умело, с выдумкой, но всё это чистое лицедейство, актёрство, там некуда заглянуть, потому что за умелой оболочкой — стенка или полная пустота.

Эфрос Анатолий. Репетиция — любовь моя. С. 47.

7. Хочется, чтобы актёры умели понимать смысл. Нет, не просто чтобы они умели понимать вас, когда вы им что-то рассказываете о смысле. Но чтобы у них у самих был вкус к отысканию смысла… Чего, мне кажется, не хватает некоторым нынешним актёрам, так это способности взглянуть на вещи философски.

Когда-то режиссёры восставали против того театра, где много говорят, где рассуждают… и предложили новое понимание профессионализма: действие, этюд, способность к сценической импровизации и т.д.

Это было великое дело. Но проходят годы, десятилетия. И возникают другие опасности. Сугубо театрального актёра, которого бы следовало… учить естественности, теперь почти и нет, но есть актёр… совершенно свободный и ничем не загруженный — никакими идеями, никакими трактовками. Ему скажешь — он сделает, не скажешь — не сделает.

Он — простой человек, без всякого пафоса, без театральных ходуль, пустой и поверхностный.

Но Меркуцио никак не сыграешь без способности думать. И Дон Жуана не сделаешь без философичности.
Эфрос Анатолий. Репетиция — любовь моя. С. 309-310.

8. Лучшие мхатовские мастера не были артистами того театра вдохновения или интуиции, к которому принадлежал, допустим, Орленев. Хотя они были необыкновенно живыми, эмоциональными актёрами, в основе их творчества лежала ПРОДУМАННАЯ СИСТЕМА ПОСТИЖЕНИЯ РОЛИ И ПЬЕСЫ НА СЦЕНЕ. Она опиралась не только на их собственный, пускай даже очень богатый, творческий опыт. Она была основана на науке, которую в течение всей своей жизни разрабатывал К. С. Станиславский.

Эфрос Анатолий. Репетиция — любовь моя. С. 52-53.

9.Поверхностное толкование роли всегда связано с какой-то душевной сытостью, с душевной нерастревоженностью.
Иногда актёры знают обо всём понемногу, но ничего не знают толком.
Эфрос Анатолий. Репетиция — любовь моя. С. 159.

10. Воспитывать в себе чувство перспективы нужно с пе вой репетиции.
<…>
Творческий организм должен быть эластичным в вое приятии такого понятия, как перспектива. Каждый момент— это движение к крупной цели. Оно может быть чрезвычайно сложным, это движение, извилистым. Тем яснее оно должно быть выстроено и прочувствовано. Самую сложную перспективу нужно научиться преодолевать с лёгкостью.
Эфрос Анатолий. Профессия: режиссёр. С. 41-42.

11. Наговорите себе десятки монологов: “Я пришёл делать то-то. Я отношусь к такому-то так-то… к Пушкину (“Последние дни” М. Булгакова. —Д. Л.) — – так-то…
<…>
Я убеждён, что познавательная ценность для зрителя такого художественного метода (кровного родства с персонажем. — Д.Л) куда более значительна, чем любого другого.
Эфрос Анатолий. Профессия: режиссёр. С. 245-246

12. Самые трудные сцены и роли— те, что известны. Свах, например, столько раз и везде играли, что просто навязло в ушах. Хочешь — не хочешь, а набившая оскомину характерность сама так и лезет в душу. Против неё только одно лекарство-разбор.
<…>
Есть смысл понятный, открытый, а есть достаточно скрытый, существенный. Так вот, чтобы все зигзаги были от более СЛОЖНОГО, СКРЫТОГО смысла — вот идеал.
Эфрос Анатолий. Репетиция — любовь моя. С. 301-302.