Президент Лиги каскадеров Украины Александр Филатов знает о тайнах своей профессии больше, чем кто бы то ни было.
С 1967 года он трудится на киностудии Довженко. Фильмов, в которых Александр прыгал, горел, падал с лошадей и крыш домов, разбивался на мотоциклах, не счесть. Среди них «Человек с бульвара Капуцинов» Аллы Суриковой, «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго» Сергея Тарасова, «Дом летающих кинжалов» китайца Чжана Имоу, снимавшийся в наших Карпатах, фильм Алексея Германа «Трудно быть богом», который он наконец недавно завершил...
Филатов утверждает, что «научить профессии каскадера нельзя — научиться можно». Каскадерской школы как таковой в Украине не существует — государству она и даром не нужна, но учеников у Александра Николаевича хватает. Многие работают за рубежом.
Ольга КУНГУРЦЕВА
«Бульвар Гордона»
— Говорят, в вашей жизни есть три главных увлечения — кино, лошади и ракетостроение. Откуда у вас страсть к ракетам, которые никак не связаны с вашей профессией?
— После Ленинградского военно-механического института я попал по распределению в Киев, на завод имени Артема. Работал инженером-испытателем, а параллельно занимался конным спортом. Как-то пригласили на съемки. Это занятие пришлось по душе не только мне, но и моим друзьям, которые снялись в знаменитом «Ватерлоо». «Отслужив» там в кавалерийском полку, они все как один пришли в кинематограф. Вместе мы начали тренироваться.
— Сразу решили стать профессиональными каскадерами?
— В то время, в 60-е годы, и слова-то такого в советском кинематографе не существовало. Нас называли «трюкачами». Ребят прорабатывали за употребление западных словечек, а меня за определение «каскадер» даже из комсомола исключили. Только в 1974 году обманным путем в фильме «Фаворит» вместо совкового «трюкач» нам удалось протащить в титры иностранное «каскадер». За это директор киностудии получил от начальства нагоняй.
— Первый свой фильм помните?
— Это были «Дневные звезды». Картину сняли в 1967 году и на 10 лет положили на полку. В ней была затронута тема стрелецкого бунта времен Петра, и власти усмотрели нежелательные политические параллели. Тогда и началась моя работа в конной массовке.
— Часто случаются экстремальные ситуации, связанные с лошадьми?
— Пару лет назад я участвовал в съемках китайского фильма, которые проходили в Карпатах. Как выяснилось, в Китае подобной натуры попросту нет. Два месяца я ругался с режиссером и актерами, доказывал, что технику безопасности ни в коем случае нельзя нарушать, ведь поведение лошади часто непредсказуемо. Те ничего слышать не хотели: «Мы звезды мирового масштаба и все будем делать так, как считаем нужным». Знаете, к чему привела их самоуверенность? Я отлучился на пару дней, они увлеклись отсебятиной и в первом же эпизоде получили четыре серьезные травмы. После этого творческая группа, выслушивая мои запреты, уже не обижалась и четко выполняла все указания.
— А как кони привередливые ведут себя на съемках?
— По-разному. Но если в присутствии кобылицы встречаются два жеребца примерно одного возраста из разных конюшен, как пить дать ждите драку. Причем ни один из соперников не отступит — биться будут до смерти. Это жестокое зрелище. А вот если кони живут в одном вольере, конфликты исключаются.
Хотя многое зависит от всадника. Лошади видят человека насквозь и реагируют на его страх или добрые намерения. Когда общий язык найден, человек и конь друг в друга влюбляются. Эти животные даже улыбаться умеют!
— А часто они заставляют вас переживать, хвататься за сердце, нервничать?
— И такое бывает. Помню, мы снимали в туркменских горах сцену перестрелки. Облюбовали узенькую-узенькую тропку, что вьется по краю обрыва, в определенном месте внизу набросали кучу колючек «перекати-поле», сверху накрыли их кошмой. На эту подушку должен был упасть всадник...
И вот звучит команда: «Мотор!». Каскадер Коля Сысоев в кадре. Когда он по сценарию, «пулей вражеской сраженный», уже должен падать, лошадь, испугавшись взрыва, делает рывок вперед и оставляет страховку далеко позади. Коля не успевает вовремя отделиться. Мгновенно осознав, что сейчас он полетит с высоченного обрыва в обнимку с жеребцом, Сысоев смекнул, что лучше все-таки это делать одному. Он максимально мобилизовался и прыгнул. И хотя падал на камни с высоты шесть метров, да еще и головой вниз, приземлился удачно. Потом истерически смеялся: дескать, свалился на холку, это его и спасло.
— Лошадь не пострадала?
— Коля вовремя от нее оттолкнулся. Умное животное, получив импульс, все поняло и... остановилось.
Если продолжать тему трюков с лошадьми, то приведу более страшный пример. Несколько лет назад мы с английской группой снимали исторический фильм в Турции. По всей стране в течение месяца искали лошадей, но подходящих подобрать так и не смогли. У них сплошь арабские скакуны, а эта порода крайне горячая. Одна кобыла у меня на ноге оставила глубокий памятный шрам. Когда лошадей везли в машине, она чего-то испугалась, выпрыгнула из кузова — только огромная тень над головой мелькнула. При этом конячка еще и умудрилась меня лягнуть. Хорошо, я был расслаблен, иначе остался бы инвалидом на всю жизнь.
На следующий день дублировал я английского актера. А они — жуткие педанты, во всем соблюдают мельчайшие нюансы. Надели на меня (и это при температуре плюс 45) военный костюм из сукна, парик, на который водрузили фетровую шляпу, на лицо напялили кожаную маску. К тому же по сюжету вместо одной руки у героя железный крюк. Съемки начинались в четыре часа утра. По сценарию задача моего героя — уходить от погони. За мной на скакуне мчался наш каскадер Андрей, который дублировал английскую актрису. Оператор установил камеру на краю глубокого обрыва, усеянного валунами. Мы должны были остановиться в 10 метрах до камеры, иначе все — конец.
Что кобыла была совершенно не готова к такому экстриму, я понял сразу...
— Тем не менее согласились участвовать в съемках?
— Если не сделать трюк сегодня, значит, не сделать уже никогда. Это каскадерская заповедь. Мы с Андреем были морально готовы к падению, хотя в сюжете это не было выписано. Позже выяснилось, что нашу конячку девять лет... не выводили из вольера, а вот на сложный трюк почему-то подписали. Она любого шороха пугалась, ни секунды не стояла на месте, дергалась, била копытом землю. Нам предстояло промчаться по склону 300 метров. Учитывая экстремальность ситуации, снимали один дубль, охрана как можно дальше отогнала от площадки зевак.
И вот звучит команда: «Мотор!». Через 50 метров понимаю, что лошадь понесла — стала полностью неуправляемой. Со мной такое приключилось третий раз в жизни. Поверьте, это действительно очень страшно. Мы мчимся, лишь ветер в ушах свистит, за несколько метров до оператора я успеваю проорать Андрею: «Держи меня за бедра, иначе потеряю равновесие и не смогу управлять!». А он запаниковал и схватил меня за плечи. Все, это конец! Кричу: «Падай!!!» — не падает.
Уверен, ненормативная лексика, которую я пустил в ход, была слышна и за пределами Турции. Слава Богу, мимо камеры мы просвистели, никого не покалечив. И тут же свалились в обрыв. Андрей успел выпрыгнуть, а я — о ужас! — вижу внизу местного жителя на тракторе с прицепом. Открыв рот от удивления, он наблюдал за происходящим. Осознав, что, если сейчас мы со всей дури врежемся в эту кучу железа, то костей не соберем, я бросаю поводья, хватаю лошадь за голову, за губы, выворачиваю ее морду куда-то в сторону. Мы сделали нечто схожее с боковым пируэтом и последние 20 метров летели уже кубарем. В общем, приземлились в нескольких метрах от сельхозтехники. До сих пор не понимаю, что за чувство тогда во мне сработало. Могли ведь о трактор, как о стену, размазаться.
— Как в минуты опасности вели себя англичане?
— От страха тучный оператор умудрился взобраться по отвесной скале на шестиметровую высоту. Его снимали альпинисты, а продюсер, несмотря на огромный живот, вскарабкался на абсолютно голую сосну, долго сидел на дереве, вцепившись в него мертвой хваткой. Ему для удачного приземления постелили гимнастические маты. Это объяснимо: вид несущейся лошади, сметающей все на пути, ввергает народ в ужас.
— Вы часом не убили того тракториста?
— Нет. Зато продюсер готов был растерзать пару администраторов. Их тут же уволили и первым рейсом выдворили в Лондон. Ну а кобыла отделалась лишь небольшой царапиной и быстро пришла в себя.
— Вы сказали, что лошади несли вас несколько раз. Вы всегда отделывались лишь испугом?
— Первый раз это случилось в Питере, когда я занимался конным спортом. Меня нашли в пяти километрах от базы. А во второй раз... Помню, лежал я в Киеве в больнице с травмой позвоночника. Денег не было — все ушло на лекарства. И тут ребята предложили заработать 100 рублей. Кто откажется? Тем более что трюк вроде несложный — нужно было проехать в фаэтоне, запряженном парой гнедых, до Выдубецкого монастыря. В результате лошади понесли нас, четверых седоков... Лишь через несколько часов одну «артистку» отловили возле речного вокзала, она запуталась в остатках ремней. Вторую — аж за статуей Родины-матери.
— А вас, болезного, где отыскали?
— В тот раз не очень далеко, так как я скомандовал всему экипажу прыгать. Когда лошадь несет, от нее исходит особая, сильная энергетика, которая подавляет человеческую психику, так что ты и шелохнуться не можешь. Здесь главное — не растеряться, не кричать, все делать молча и молниеносно.
Мы с ребятами заранее договорились щадить нервы упряжки, непривычной к городскому шуму. Но надо же было случиться, что именно в эти минуты мимо проходила экскурсионная группа молоденьких девушек-медсестер. Наш каскадер Костя захотел фраернуться, выпендриться. Замахнулся на лошадей хлыстом, что-то громко скомандовал. Этого было вполне достаточно, чтобы животные помчали сломя голову. В результате трое ребят попали в больницу с тяжелыми переломами. Меньше всех пострадал я, поскольку мои ноги из-за ранее полученной травмы позвоночника не двигались, и мне ничего другого не оставалось, как просто вывалиться из брички.
— 100 рублей заработали?
— Заработал. Но вот жалость — этот кадр в фильм так и не вошел. (Смеется).
— Вам, если не ошибаюсь, прыгать не только с лошади доводилось?
— Рекорд, который мы с коллегой поставили, — прыжок в море с «Ласточкиного гнезда» в Крыму. А обычная наша высота — 16 метров. Во время выполнения трюков с падением за секунду полета теряем до двух килограммов веса. Это подтверждено документально, на нашем опыте один врач даже докторскую диссертацию защитил. Представляете, стоишь зимой на крыше, мороз лютый. Звучит команда: «Мотор!», прыгаешь, приземляешься, фуфайка — хоть выжимай. В стрессовой ситуации пот из пор бьет фонтанчиками.
— А как вы себя страхуете?
— Обычно приземляемся на картонные коробки. Но надо точно рассчитать траекторию падения, правильно их выложить. Предварительно я объясняю режиссеру, где после приземления будет находиться моя голова, где руки, таз. Спортивные маты для этого дела не подходят.
— Говорят, самые сложные трюки связаны не с падением и не с лошадьми — с огнем.
— Раньше это действительно было так, сейчас все намного проще. Своих ребят учу не паниковать и обязательно помнить: когда ты вспыхиваешь, как факел, и при этом огонь не тушат, уже через полминуты горение само собой прекращается. У нас все до секунды рассчитано.
Тут главное — не расслабляться, иначе самый простой трюк может оказаться последним. Помню, как горел полностью обнаженный человек, распятый, словно Иисус Христос, — пламя достигало высоты полутора метров. Создавалось впечатление, что каскадер полностью охвачен огнем.
— Вы поливали его каким-то специальным раствором?
— К разработке практически безопасного огня мы шли десятилетиями. Тут здорово помогла моя научная деятельность. Я ведь занимался ракетными двигателями, работающими на твердом топливе, хорошо знаю свойства горючих материалов.
К одной лишь съемке с горением мы готовились два месяца. От актера требовалось одно — не шелохнуться. Кстати, по психике бьет не так вид огня, как его звук. На съемочной площадке каскадер, охваченный пламенем, не дрогнул, но полюбопытствовал, почему он горит и при этом ничего не чувствует. Повернул голову не более чем на три миллиметра, а в результате обжег мочку уха. Хорошо, что без серьезных последствий обошлось.
В другой картине мы изображали драку в кабинете химии. По сценарию школьника со всего размаху швыряют на стеклянный шкаф с реактивами и колбами и тот пробивает дверцу головой. Одновременно роняет пробирки с реактивами, которые тут же начинают шипеть, менять цвет, булькать, взрываться. Замечу: трюк исполняли не каскадеры — актеры. Я лишь помог им все правильно поставить. У питерских химиков мы заказали сооружение из специального стекла, чтобы уберечь артистов от порезов. В результате ни одной царапины. С одной стороны, здорово, а с другой... скучно.
Кстати, что касается горения... Еще в 80-х каскадеры собрали деньги, и по нашему проекту в Питере, на комбинате «Химволокно» была запущена специальная линия по изготовлению нити для «огнеупорных» спецкостюмов. Позже именно из нее начали изготавливать ткани для пожарных, спецназа, даже для космонавтов.
— Как вы относитесь к актерам, которые предпочитают работать без дублеров?
— Таких немного. Мы дублируем практически всех. Исключением был только Николай Караченцов, который всегда работал сам. Очень жаль, что с роковым некиношным — жизненным трюком за рулем не справился...
Не все актеры достаточно уважительно относятся к каскадерам, которые за них рискуют жизнями. Помню, одному весьма пафосному москвичу я попытался подсказать, как надо правильно падать. Он меня оборвал, причем в весьма хамской манере. В результате так некрасиво приземлился... В кадре крупным планом запечатлелась его задница. Вот и весь трюк.
— Вам попадались режиссеры, которым для пущего эффекта не жаль покалечить каскадера в кадре?
— Желающие самоутвердиться за чужой счет не перевелись. Например, Володя Роговой делал нам серьезные подставы, снимая фильм «Женатый холостяк». Не сомневаюсь — это шло у него от собственной мужской закомплексованности. Одно время мы много работали и с режиссером Самвелом Гаспаровым. Заработав — не без нашей помощи — кучу денег, он начал откровенно макать каскадеров в грязь. Дескать, да кто вы такие, да это я вас всему научил, а вы все равно ничего не умеете! Мы плюнули и больше с этими людьми никаких дел не имели.
— Признайтесь, вам никогда не хотелось раз и навсегда попрощаться с работой?
— После турецкого кувырка на трактор с прицепом я сказал: «Все, хватит!». Хватило моей решимости на три месяца. Затем поступило несколько интересных предложений, и все плохое забылось.
— У каскадеров существует творческая ревность друг к другу?
— Сумасшедшая! Но я ее приветствую. Мы на спор порой выделываем такое, что словами не передать. При этом перенимаем друг у друга опыт.
— Есть фильмы, которые вы смотрите с грустью, дескать, жаль, что не удалось в них поучаствовать?
— Никогда ни о чем не жалею, поскольку отработать хочется только в том кино, которое еще не снято.