Яковлев Н.В.

ИММИГРАНТЫ

(Комедия в четырех действиях)

Действующие лица:

Наталья, дама лет тридцати

Алексей, ее муж

Полина, приятельница Натальи

Друзья и знакомые Алексея и Натальи:

Степан Эн

Галина

Шурик

Профессор, сосед

Людмила, соседка

Плиточники

Первое действие

Гостиная в московской квартире. Налево дверь в спальную. Прямо дверь в прихожую. Направо дверь на кухню. Наталья сидит на кушетке. Входит Алексей

Н а т а л ь я: Лешик, ты говно!

А л е к с е й: Тусик, что случилось?

Н а т а л ь я: Ты полное говно, Лешик, и неудачник!

А л е к с е й: Тусик!

Н а т а л ь я: Я даже не знаю, почему я с тобой живу! Пять лет! Пять лет с этим ничтожеством! Пять лет из жизни!

А л е к с е й: Тусик, успокойся. Расскажи все по порядку.

Н а т а л ь я: Нет, это надо! И что я в тебе нашла!? Дура, круглая дура!

А л е к с е й: Ну какая ты дура, ты - умница.

Н а т а л ь я: Он еще подлизывается!

А л е к с е й: Тусик, ну что с тобой? Что случилось?

Н а т а л ь я: Он еще спрашивает!

А л е к с е й: Тусик, я начинаю заводиться!

Н а т а л ь я: Ну надо же! Он - он! - начинает заводиться! Да такие мямли, как ты, даже взбрыкнуть не умеют!

А л е к с е й: Я мямля?!

Н а т а л ь я: Ты мямля.

А л е к с е й: Я не мямля. Я спокойный, уравновешенный, надежный муж.

Н а т а л ь я: На-адежный?! И на что это, интересно, я с тобой могу надеяться? Нет, ты скажи, ты что такого сделал, чтобы я нормально жила?

А л е к с е й: Ну вот, опять...

Н а т а л ь я: Что значит опять?! Что значит опять?! Почему я, красивая, молодая женщина, с отличным вкусом, идеальная жена, должна бедствовать, как последняя дура?! Да какая дура?! Идиотка! Дуры, они лучше устраиваются! Я что, недостойна? Я что, под забором валяюсь? Я что, на сторону хожу? Я что, за домом не слежу? Я что, за собой не слежу? Я что, не готовлю?

А л е к с е й: Тусик, ты - идеал.

Н а т а л ь я: Не надо! Не надо меня подкалывать. Да, я не идеал. Да, у меня есть недостатки. Но я их хорошо знаю и тщательно скрываю. Даже от тебя.

А л е к с е й: Интересно, интересно - и что же это за недостатки?

Н а т а л ь я: Так я тебе и сказала! И вообще, не сбивай меня. Мы про тебя говорим. На чем я остановилась? Да, так вот, я, красивая, молодая женщина, с отличным вкусом, идеальная жена, живу, как последняя идиотка. И все благодаря тебе.

А л е к с е й: Я, между прочим, тоже ничего.

Н а т а л ь я: Вот именно! Ни-че-го. Ноль без палочки. Пустое место. Пустыня Сахара. Тундра. Даже мой предыдущий муж, и тот был...

А л е к с е й (перебивает): Вором.

Н а т а л ь я: Да, но интеллигентным вором. Почти личностью. Когда я с ним разводилась...

А л е к с е й (перебивает): Это он с тобой развелся.

Н а т а л ь я: Пока я сама не захочу, со мной не разводятся! Так вот, когда я с ним разводилась, он плакал.

А л е к с е й: От счастья.

Н а т а л ь я: Не смешно. Он плакал, потому что понимал, такую, как я, он в жизни не найдет. Такие, как я, на дороге не валяются. Такую, как я, заслужить надо. Максимум, что он найдет - это шлюшку, которой он до лампочки. Которой только деньги его нужны.

А л е к с е й: А тебе, значит, он не до лампочки.

Н а т а л ь я: Я - приличный человек. Мне он был абсолютно безразличен, но раз уж я с ним жила, то была отменной женой. И другом, и вообще...

А л е к с е й: Что значит вообще? Нет, что значит вообще?

Н а т а л ь я: Ну, вообще. И, вообще, мы о тебе говорим. Причем здесь мой бывший муж? Я же не вспоминаю твою бывшую жену.

А л е к с е й: Я тоже ее не вспоминаю.

Н а т а л ь я: Надеюсь. Хотя мог бы и вспомнить время от времени. Чтобы понимал, как тебе со мной повезло.

А л е к с е й: Я знаю, как мне повезло.

Н а т а л ь я: А что толку, что знаешь? Ты что, дал мне все, что можно? Все, чего я заслуживаю? Мямля!

А л е к с е й: Нет, я профессионал.

Н а т а л ь я: Профессиональный неудачник.

А л е к с е й: Менеджер.

Н а т а л ь я: Исполнитель.

А л е к с е й: Эксперт.

Н а т а л ь я: Мальчик на побегушках.

А л е к с е й: Маркетолог.

Н а т а л ь я: Словоблуд.

А л е к с е й: Меня ценят.

Н а т а л ь я: Недорого.

А л е к с е й: Меня уважают.

Н а т а л ь я: Только в твоих мечтах. И вообще, мы тут не о тебе говорим, а обо мне. Я, красивая и молодая...

А л е к с е й (подхватывает): ...женщина, с отменным вкусом, идеальная жена...

Н а т а л ь я (подхватывает): ...да, и как жена заслуживаю лучшего. Почему ты мне не обеспечил нормальную жизнь?

А л е к с е й: Теперь я скажу, Тусик. Только не перебивай. Я тебя не перебивал.

Н а т а л ь я: Да ты мне слова сказать не дал!

А л е к с е й: Послушай, я нормально зарабатываю. Мы спокойно и хорошо живем, ни в чем себе не отказываем. Едим, что хотим, по ресторанам ходим. Вещей у тебя - полный шкаф...

Н а т а л ь я: Что?! Какой шкаф?! Да мне надеть нечего! Да я почти голая!

А л е к с е й: Дверца у твоего шкафа уже не закрывается.

Н а т а л ь я: Да это все старье! Все уже надоело! Все уже надевано-перенадевано!

А л е к с е й: Ну выброси. Или отдай родственникам. А потом купи себе все, что хочешь - и носи на здоровье. Я тебя, что, в деньгах ограничиваю?

Н а т а л ь я: Денег мало не бывает.

А л е к с е й:═ Согласен. Но у нас все есть. Крыша над головой есть? Есть. Хорошая крыша, большая и в центре. У тебя в собственности, между прочим. В метро ты уже сколько не спускалась?

Н а т а л ь я: Года четыре.

А л е к с е й: Четыре года. Я на работу, а ты - за руль и по магазинам. Отдыхать мы отдыхаем? Отдыхаем. Два раза в год и за границей. Ну что тебе еще нужно? Мы нормальный, крепкий средний класс. Не элита, конечно, но я туда и не стремлюсь. Нечего делать на самом верху нормальному, приличному человеку. Карабкаться, карабкаться изо всех сил, пыжиться, надуваться, а что в итоге? Миллионы свои потратить не можешь, потому что сразу придут и поинтересуются, где взял; без охраны никуда не выйдешь, даже воздухом подышать, а, главное, ужасно затягивает - и захочешь остановиться, а не сможешь уже. Так что в итоге - сплошная мука, ни семьи тебе нормальной, ни отдыха, ни удовольствия.

Н а т а л ь я: Можно подумать, ты пробовал.

А л е к с е й: Мне и пробовать не надо. Это только дураки учатся на своих ошибках. Твой бывший муж, между прочим, как только стал воровать по крупному - так сразу вы и разошлись.

Н а т а л ь я: А вот этого не надо, Лешик. Это уже ниже пояса. Он там миллионами ворочает, а каким-то прошмандовкам все достается. Между прочим, если бы не я, не видать бы ему его миллионов.

А л е к с е й: Так мы о нем или о тебе?

Н а т а л ь я: А теперь послушай меня. Мы, конечно, неплохо живем, по сравнению со многими. По уровню доходов. По возможностям. Но дело не в этом. Есть уровень, а есть качество. Если ты в метро ездишь - это одно качество. А если за рулем - это уже другое качество. А вот за каким рулем - это уже уровень.

А л е к с е й: Это я понимаю.

Н а т а л ь я: Не перебивай. Можно на Мерсе, а можно в Жигулях. Это уровень. А вот, кто в метро толкается, тот в другом качестве.

А л е к с е й: Это я уже понял.

Н а т а л ь я: Не перебивай. Так вот, по уровню жизни мы вполне. А по качеству... Это даже не метро, это телега с хромой кобылой. Вот ты - утром на работу уехал и от всех проблем отключился. В чистом офисе, с кондиционером, с нормальными людьми. Работай - не хочу. А я? Ну да, села за руль - не к метро потащилась. Ну да, на своей машине. Но до машины еще дойти надо. За дверь выйдешь - кругом грязь, в лифте мочой воняет, вокруг дома помойка. Как по минному полю. Ну почему у нас народ так гадить любит? Хлебом не корми, дай загадить что-нибудь! А в магазинах? Все толкаются, ни тебе "извините", ни тебе "разрешите", пройдут - пихнут так, отлетишь на два метра. Причем, в основном бабы. Шубу норковую напялит, расфуфырится вся из себя, а как развернется, да как локоть выставит - полмагазина травмированы. Последствия тяжелее, чем при теракте! Хоть МЧС вызывай с министром во главе! Причем, ни очередей, ни давки нет. Толкает, и все. Просто так. У нас вообще все просто так. Вот меня позавчера какой-то придурок обматерил. Тоже просто так, ни за что. Денег я ему не дала. А почему я должна давать деньги попрошайкам? Причем, нагло так требуют: "Дай на хлебушек!" На икру с маслом у них, видимо, уже есть, им на хлебушек не хватает! И так гадко на душе стало! Ну почему какая-то мразь может просто так подойти и обматерить. Причем, грязно так, мерзко! Вот почему, скажи, в Европе в магазин заходишь - все тебе улыбаются, никто не толкается, только экскьюз ми да экскьюз ми? Почему в Лондоне газоны возле аэропорта каждое утро чистят? Туда не всякая бродячая собака забредет, не то что человек. Но чистят!

А л е к с е й: Они этот газон двести лет стригли, не бросать же теперь.

Н а т а л ь я: Лешик, не хохми. Это не смешно, это грустно. Я так больше не могу. Не могу я строить райский сад в отдельно взятой кватире. Ты, конечно, не замечаешь, привык уже, но я дома вкалываю не меньше, чем ты на работе. Тебе, конечно, все равно, а я каждый день, как на службе. Все здесь вылижу, вычищу, тебя с работы встречу, обед на стол подам, а потом и уберу еще. Не за твою похвалу, заметь, а для себя. И посмотри вокруг, Лешик, у нас не дом, а конфетка. Но и сюда эта убогая жизнь врывается. Телевизор включишь, а там, как в бомжатнике, ни одного лица - сплошные хари, омерзительнее, чем на помойке. И где только их собирают? У них, что, на телевидении питомник специальный? Я уже не говорю о содержании! Сплошная чернуха. Или порнуха. Или вранье. Или одни скудоумные веселят других, еще более скудоумных. То-ошно!..

А л е к с е й: Это наша Родина, Тусик.

Н а т а л ь я: А я не хочу такую Родину! Я хочу Родину чистую, промытую, цивилизованную.

А л е к с е й: Надо было вовремя подсуетиться. Надо было родителей выбирать правильно. Чтобы в Америке, и чтобы миллионеры.

Н а т а л ь я: Лешик, ты придурок или прикидываешься?

А л е к с е й: Они там, в Европах, сотни лет все вылизывали. У них земли - с гулькин нос на брата. Им деться некуда, вот они и начищают то, что есть. А у нас страна большая, а народу мало. В одном месте загадят, в другое переберутся; а оттуда еще куда-нибудь. Вот так и прирастала Москва Сибирью. Гадили, гадили и до Сахалина добрались. Нет, правильно мы острова японцам не отдаем. Они еще будущим поколениям пригодятся. Там чисто пока.

Н а т а л ь я: Сколько же еще лет должно пройти, чтобы народ к чистоте и порядку приучился?

А л е к с е й: Боюсь, в нашем случае счет идет на столетия. У нас все долго. Пока до окраин дойдет, в Москве начинай сначала.

Н а т а л ь я: Америка, между прочим, тоже не маленькая.

А л е к с е й: А в Америке изначально почти все из Европы. Они привыкли к чистоте и порядку. Впрочем, и там грязи хватает. Только они ее всем в нос не суют. Не раздеваются при посторонних.

Н а т а л ь я: Неправда. Я была в Америке. Они там, как люди, живут. А мы?!. Все-то у нас есть - и нефть, и газ, и даже народ местами образованный, а живем, как в Африке. Только холодно и бананы не растут! Ну почему, почему ты, Лешик, пальцем о палец ни ударил, чтобы обеспечить нам пристойную жизнь там?

А л е к с е й: Ну зачем тебе ⌠там■, Тусик? Что ты там забыла? Мы и здесь хорошо живем.

Н а т а л ь я: Это пока. Пока ты работаешь, пока все здоровы, пока гром не грянул. А что, скажи мне, что мы будем делать, когда состаримся? Ты об этом подумал? А, не дай бог, кто заболеет? А, Лешик? А если что случится? Ты забыл, как в тебя вольвак въехал? Ты забыл, какие рожи из него вылезли? Тебе напомнить? Ты ни в чем не виноват был, а сколько нам пришлось заплатить! Я без шубы осталась!

А л е к с е й: Я многому тогда научился, Тусик. У нас теперь все застраховано - жизнь, здоровье, машина, квартира. Не надо так нервничать. И насчет пенсии я выясняю, ты знаешь. Выберем частный фонд, и будем отчислять на спокойную старость.

Н а т а л ь я: Тебя где растили, в каком инкубаторе? Разве в этой стране можно хоть кому-нибудь доверять? Тем более частным фондам. И потом, страховка, это, конечно, лучше, чем ничего, но ты подумал, сколько моего труда ушло на то, чтобы облагородить эту квартиру? А если нас соседи сверху затопят? А если обворуют? Деньги мы какие-то по страховке получим, ладно, но деньги на стены не поклеишь. Значит, начинай все сначала, да? Получается, я впустую гробила свои силы и здоровье, и все ради чего?! А если ты заболеешь? Не простуда там или какая-нибудь ерунда, а так, чтобы серьезно, тьфу-тьфу-тьфу! Тебя в два счета уволят, и где тогда все наши страховки и пенсии? Нет, Лешик, меня это не устраивает, я так больше не могу.

А л е к с е й: Может, меня и в инкубаторе растили, но я еще не спятил. Разве можно все здесь бросить и уехать? Неужели ты серьезно? Ты представляешь, что это такое - эмиграция? Ты представляешь, что нас там ждет?

Н а т а л ь я: Я очень хорошо представляю, что нас ждет здесь. Ты бы, чем выяснять, каким еще жуликам отчислять, лучше бы выяснил, как люди уезжают. Все как-то устраиваются, одни мы не можем.

А л е к с е й: Кто это все? Кто это все?

Н а т а л ь я: Полина. Они документы в канадское посольство подали. Они смелые, уверенные в себе люди. В отличие от тебя. Ты знаешь, сколько наших там уже устроились? И в Торонто, и в Ванкувере, и в Монреале, и даже в Оттаве.

А л е к с е й: Твоя Полина с мужем - конченные идиоты. Уезжать на пустое место, без жилья, без работы - это самоубийство.

Н а т а л ь я: У Аркадия мама в Нью-Йорке. И потом, все так едут.

А л е к с е й: Конечно, все. Какие-нибудь убогие из Где-нибудь-Пропащенска. У них и здесь ни кола, ни двора не было, и там ни черта не будет. Сядут на пособие и будут радоваться халяве.

Н а т а л ь я: Аркаша у Полины - классный специалист. Он в инофирме работает и язык знает. Он там устроится.

А л е к с е й: Да там его никуда не возьмут! Даже чистить обувь помощнику ассенизатора! Они там все - снобы и формалисты. Какой-нибудь местный дебил будет командовать нашим академиком и еще сетовать, что все русские - тупые. Ты представляшь, что их ждет? Поставь себя на место Полины. Вот, приезжают они в незнакомую страну, а там у них ничего нет. Ни дохода, ни своего жилья, ни-че-го. Деньги, которые они с собой взяли, у них кончатся за год. Ну, за два. И все. Конец. Дно. Они переедут из приличной квартиры в трущобы к неграм, к арабам и прочим русским. Аркаша будет таскаться по бензоколонкам, умоляя взять его с его кандидатским дипломом на временную работу. За пять долларов в час. Поля же... Вот представь.

Алексей═ подходит к═ Наталье═ совсем близко

Какое-нибудь местное чмо. Такое же, как здесь, только местное и поэтому очень наглое. А она - вся такая чистенькая, вся такая элегантная, вся такая европейская. У них там отродясь таких не было, только на киноэкране. Но он - местный, а она - иммигрант. В первом поколении. Поэтому она для него - проститутка. Может быть, не совсем откровенная, но проститутка. Потому что приехала за сладкой жизнью, а за это надо платить. И вот, это наглое местное чмо с похотливой харей подкатывает к твоей Полине с явными намерениями. А у нее уже - полный абзац. То есть, такая депрессия, что никому не пожелаешь. Для нее уже муж - первый враг, семья - обуза, жизнь - в тягость. Что уж тут говорить про честь! И шарит это местное чудовище своими грязными лапами по нашей Полечке.

Гладит ее

Н а т а л ь я: Прекрати!

А л е к с е й: И раздевает оно бедную девочку.

Алексей начинает ее раздевать. Наталья сопротивляется

Н а т а л ь я: Прекрати немедленно!!

А л е к с е й: И обмусоливает своими жирными губищами худенькое тельце.

Целует

Н а т а л ь я: Чудовище!

А л е к с е й: И утаскивает это чудовище свою добычу в грязное логово разврата.

Уносит ее в спальную

Н а т а л ь я: Я не хочу-у!! Я не буду-у!!

Затемнение

Та же квартира. Звонок в дверь. Наталья выходит из спальной и открывает дверь. Входит Полина

П о л и н а: Натка, привет! Я на секундочку.

Н а т а л ь я: Привет, Полинка! (Целуются)

П о л и н а: Я, действительно, на секундочку. Аркаша в посольстве, ему на сегодня интервью назначили. Какой халатик симпатичный, так тебе идет! Мне надо еще на дачу заехать, посмотреть, чтобы ничего ценного не осталось. Мы туда завтра покупателей повезем, смотреть. Тебе вообще синий очень идет. Носи синий, Натка!

Н а т а л ь я: Значит, все окончательно решили? Уезжаете? И тебе не страшно? Все здесь бросить, все распродать, и начинать заново в незнакомой стране...

П о л и н а: Страшно, аж жуть! Можно я Аркаше на мобильник от тебя звякну? Вдруг уже прошел?.. Я мигом!

Полина убегает на кухню

Н а т а л ь я: Нет, ей совсем не страшно. Мне было бы очень страшно. Я - трусиха до мозга костей. Я всего боюсь. Тараканов боюсь, мышей боюсь, мужа... Нет, мужа не боюсь. Трудностей... Нет, трудностей, пожалуй, не боюсь тоже. Но другой, непохожей жизни боюсь. Нищеты боюсь. Языка боюсь чужого, образа мыслей.

Пауза

Старости боюсь ужасно. Даже думать не хочется! Лицо сморщится, кожа станет дряблой, фигура поплывет!.. Зеркало буду за три метра обходить. Мужчины перестанут оборачиваться... Кошмар! Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Чур меня!

Пауза

(Мечтательно) Хорошо вот так утром проснуться, подойти к зеркалу и увидеть себя - юную, красивую, счастливую! Кругом благодать, птички поют, люди вежливые, воспитанные, солнышко... И английский знаешь, как родной. ⌠My name is Nataly. I am thirty■ - нет-нет, мне не тридцать, мне двадцать два. ⌠I am twenty two. Hello, hello!■

Алексей выходит из спальной

А л е к с е й: Это Полинка? Что там такое стряслось?

Н а т а л ь я: Аркаша в посольстве на собеседовании. У них сегодня все решится.

Вбегает Полина

П о л и н а (Возбужденно): Мы прошли!! Все, Натка, теперь уже точно! Через два месяца в путь! По морям, по волнам! Лешечка, привет! У меня для тебя подарочек. Вот, возьми, это будет жемчужиной в твоей коллекции. Эта закладка осталась в документах, которые нам в посольстве выдали вместе с приглашением на интервью. Какой-нибудь клерк забыл, наверное. Смотри, тут даже пометки остались. Храни, как талисман. Ну, пока, я побежала! (Чмокает Наталью) Вечерком позвоню. Почирикаем!

Полина убегает в прихожую

Н а т а л ь я: По морям, по волнам... Завтра в путь... Hello, my name is Nataly. I am twenty two...

Наталья нервно ходит по комнате и бормочет по-английски. Затем уходит на кухню.

А л е к с е й (разглядывает закладку): Тоже мне закладка! Пластик. Дешевый ширпотреб. Никакой ценности. И что только мне всякую ерунду тащат?! Все, кому не лень! Ладно, оставлю пока, выкинуть всегда успею. (Алексей подходит к столу, вынимает альбомы) Куда бы ее поместить? (Открывает первый альбом) Здесь у меня Европа... (Достает закладку из альбома) Вот это - действительно шедевр! Три короны. Швеция. Самое начало века. Судя по инициалам мастера, год тысяча девятисотый - девятьсот второй. Серебро, между прочим. Символы на рукоятке - Вера, Надежда, Любовь... Мы просто купаемся в море символов, только далеко не каждый способен их понять. Мои закладки, например - тоже символы. Они гораздо важнее для понимания жизни, чем те книги, в которых они лежали. Книги слишком прямолинейны, слишком навязчивы. В них так много лишнего! Задурят, заморочат голову и обманут. Отнимут лучшие годы жизни! Подумать только, я восемнадцать лет отдал книгам, этому печатному ничтожеству! Выискивал в них потаенный смысл, пытался разгадать их недосказанное слово. А толку - чуть. Нет в них ни потаенного смысла, ни окончательной правды жизни. Только наукообразие и туман, прикрывающие пустоту. Что за важность, что я знаю, чем различаются гностики, пистики и гилики! Кому это интересно? И кто их видел, этих пистиков? Представляю, как приходит кто-нибудь в гости и говорит: ⌠Здравствуйте, я - пистик! А вы, наверное, гностик?■ А ему отвечают: ⌠Нет, я гилик, и на этом основании получи в лоб!■ Дурдом! Бессмысленная чепуха! А в моих закладках - сама жизнь. Чьи руки трогали их, теребили, оставляли пометки? Чем жил этот человек, кто он? Насколько это тонко, насколько правильно - пытаться понять жизнь через обыденные вещи! (Открывает другой альбом) Вот эта закладка выдает натуру страстную, нетерпеливую, разбросанную, но не чуждую изысканности. А вот - типичная книжная крыса, такая же, как я, жертва вековых заблуждений. Тоже, небось, всю жизнь корпел над книгами, а умер таким же дураком, каким родился. Вот - франт и щеголь, который, наверное, и читать не умел, а книги держал так, для антуража. А вот... А, вот и ты, моя милая! Сокровище мое ненаглядное! Пергамент, четырнадцатый или даже тринадцатый век. (Бережно достает из альбома кожаную полоску) Неустановленный монастырь северо-восточной Руси. Радость моя! Как много ты повидала в своем монастыре! Сколько поколений монахов с твоей помощью переписывали книги, составляли летописи и жизнеописания святых. Почти все кануло в лету, мало что дошло до наших дней, крохи, крупицы, а ты - вот она ты, здесь, передо мной, живое свидетельство их трудов. Материальный символ... Помнишь ли те времена, когда книги переписывались вручную, грамоте учились единицы, а жизнь всех остальных была простой и короткой?! Помнишь ли, о чем мечтал молодой инок, глядя в узкое оконце кельи на резвящихся парней и девок? Как манила его жизнь за воротами монастыря? И вспоминал ли он, как сводит брюхо от голода на воле вольной? А как лупили его за неусердие и оставляли в наказание без скудной трапезы? Как склонял он голову к плечу и, вывесив язык, кропотливо перерисовывал заглавные красные буквицы? Помнишь ли разорение и набеги, стрелецкие полки и монастырские службы, прославление побед и анафемы врагам? Все, все ты знаешь о нас: откуда мы, зачем и куда идем. Нет, не зря я так долго за тобой охотился! Ни у кого близко такого нет в коллекции. Если я Михальскому только намекну, что за чудо у меня имеется, он от зависти свой галстук съест. Нет-нет, никому, ни словечка! А то проблем не оберешься. Он на все пойдет, чтобы тебя заполучить. Если честно, я тоже был готов на все, когда тебя первый раз увидел. Это было в маленьком северном городке, почти поселке, в местном краеведческом музее. Ты была выставлена в самом дальнем углу, в самой пыльной витрине, среди наименее ценных экспонатов. Сердце мое громко бухнуло и остановилось минут на двадцать. Я не помню, чтобы я дышал или двигался, я весь обратился в зрение, я отключился от всего... Но тут появился смотритель музея, сказал, что закрывается, и решительно выставил меня вон. Я пытался с ним объясниться, но он был непреклонен и нетрезв. Всю ночь я не сомкнул глаз, ворочался на влажной простыне, прямо как великовозрастная девица в ожидании своего первого мужчины. Меня преследовал твой образ. Я мечтал о тебе страстно, неистово, и в этих мечтах ты уже была моей, только моей. Меня бросало в жар и в холод, я метался между восторгом и отчаянием, я надеялся и запрещал себе надеяться. Мучительнее всего было думать, что ты можешь так и остаться там, в витрине, забытая всеми и никому не нужная. Наутро я был у дверей музея за час до открытия. Я был готов ко всему - к подкупу, краже, даже грабежу. Слава богу, обошлось без жертв. Смотритель согласился за небольшую мзду считать тебя утерянной при переезде из зала в зал. Очень легко согласился - наверное, что-то такое увидел в моих глазах. Или ему просто не хватало на опохмел? Неважно, главное - ты стала моей! Я схватил тебя и помчался к вокзалу, забыв в гостинице все свои вещи. Ах, как это было сладко - лететь, что было сил, и знать, что ты, наконец, моя!

Входит Наталья

Н а т а л ь я: Ты опять играешь в свои бирюльки!

А л е к с е й (убирает свою бесценную закладку): Я же просил, не надо так пренебрежительно! Это моя отдушина.

Н а т а л ь я: Я - твоя отдушина! Я - твое все! И я не намерена терпеть ничего постороннего! Тем более эту твою ерунду.

А л е к с е й: Хорошо-хорошо, ты - мое счастье. Единственное. Но, пойми, человеку нужно все время подпитывать себя духовно. Нельзя жить одним материальным - так мы совсем в животных превратимся.

Н а т а л ь я: Хочется чего-нибудь духовного - пойдем в ресторан. Мне что-то сегодня готовить неохота...

А л е к с е й: Пойдем, Тусик, я с удовольствием. Сейчас, только закончу.

Н а т а л ь я: Давай, давай заканчивай побыстрее! Нам надо пораньше вернуться - Полинка обещала позвонить вечером. Я пошла одеваться.

Наталья уходит

А л е к с е й: Полинка уедет - Тусик совсем скуксится. Зачем только они уезжают? (Вертит в руках закладку из посольства) Куда же ее поместить? Это так унизительно - стоять в очередях, заполнять анкеты, доказывать, что достоин. А что потом? Учить чужой язык, подлаживаться под иной образ жизни, тянуться изо всех сил, демонстрировать, что свой, и все равно навсегда остаться чужим... Зачем они все уезжают? Просто какой-то исход из России. Нет, все-таки есть нечто символическое в этой посольской закладке. Это как жезл регулировщика, как посох в непогрешимой руке пастыря - чистые направо, нечистые налево. Разруливают нас, не стесняясь, делят на достойных и недостойных. И ведь сами лезем, просим нас поделить. Глупцы! Когда же мы, наконец, поумнеем?.. Нет, не нужна мне эта дешевка, ни для коллекции, ни как символ. (Выбрасывает) Тусик, ты готова? Пойдем, очень есть хочется.

Конец первого действия

Второе действие

Та же гостиная десять месяцев спустя. Беспорядок. В центре - стол с напитками и закусками. Алексей, Степан Эн и Шурик. Входит Галина

Г а л и н а: Ну, где тут у вас новорожденная? Предъявляйте для поздравлений! Общий привет! Как я сегодня, а? Не слышу комплиментов! Мальчики, ау!

С т е п а н═ Э н: Мы не в лесу, Галочка, мы хорошо слышим. А Наталья скоро выйдет.

Ш у р и к: Ослепительно! (Прикрывается руками, как от яркого света) Нельзя, Галка, выглядеть лучше именинницы, это невежливо. Поскромнее надо быть, поскромнее!

Г а л и н а: Ха-ха! Не дождетесь! На меня что ни надень - все ослепительно! Помню, год назад у Полинки на даче все попали под дождь, вымокли до нитки, и пришлось переодеваться. Расхватали кто что было сухого, и═ мне достался какой-то бесцветный бесформенный балахон, просто жуть какая-то, но пришлось надеть. И ты, Шурик, помню, так на меня смотрел, так на меня смотрел! Как на царицу Савскую!

С т е п а н═ Э н: Ты путаешь, Галочка. Шурик тайком подсматривал, пока ты переодевалась. А потом отвернулся и весь вечер зевал.

Г а л и н а (оглядывается по сторонам): Что у вас здесь за кавардак, Лешечка? Натка забастовку объявила?

А л е к с е й: Это печальная история. Лучше и не спрашивай...

С т е п а н═ Э н: Они погорели.

Г а л и н а: Как? Почему я ничего не знаю?

А л е к с е й: Не мы погорели, соседи под нами погорели. А нас только слегка задело.

Г а л и н а: Ничего себе слегка!

С т е п а н═ Э н: А потом их еще и обокрали. Пожарные дверь выломали и уехали, вот и влез кто-то.

Ш у р и к: Я, помню, тогда вместе с ними вернулся. Представляешь, приезжаем, внизу толпа, нам говорят - пожар; лифт не работает, мы бегом наверх, а тут дверь настежь, кругом вода, бардак полный. Натка первая в квартиру, как на амбразуру, и сразу - вопль, почище пожарной сирены! ⌠Обчистили!!■

Г а л и н а: Ого! И сильно влетели, Лешечка?

А л е к с е й: Ерунда, мы деньги дома не держим. У Тусика шубы поперли и так, по мелочи.

Ш у р и к: Главное, Лешину коллекцию увели. Натка вихрем по квартире носится, ущерб определяет, а Лешечка первым делом сюда, в стол. Нету! Поперли закладки. Правда, не вопил, волос на себе не рвал, но сразу обмяк как-то, сдулся. В кресло рухнул и сидит, и впечатление такое, будто пиджак на плечиках без хозяина внутри.

Г а л и н а: Подумаешь, закладки! Дребедень! Вот шубы жалко. Представляю, как Натка расстроилась!

А л е к с е й (передразнивает): Шубы! Да что ты понимаешь! Я свою коллекцию с детства собирал! Да, если хочешь знать, мое самое раннее детское воспоминание - как я сижу под столом и раскладываю на полу папины закладки! Я без моей коллекции себе жизни не мыслил! Там у меня такие шедевры собраны! Тринадцатый век, северо-восточная Русь - не хочешь?! А европейский раздел?! Ни у кого такого не было, даже у Михальского! А ты говоришь - ⌠дребедень■! Моя коллекция, если посчитать, стоит больше, чем вся эта квартира!

Ш у р и к: Стоила.

А л е к с е й: Стоила... Как только у этих подонков рука поднялась?! Ничего святого не осталось. Как же мы деградировали!

Г а л и н а: Да, Лешечка, не повезло.

А л е к с е й (передразнивает): Не повезло! Не везет - это когда кирпич на голову. А тут полная катастрофа! Крах всей моей жизни.

С т е п а н═ Э н: Не стоит так расстраиваться, Лешечка. Ты здоров, молод. Начнешь все сначала, восстановишь постепенно...

А л е к с е й: Не могу, Степан Эн. Ничего уже не получится. Я в свою коллекцию душу вкладывал, в каждую закладку - маленькую частичку моей души. По капле, по капле... И вот, враз, меня моей души лишили! А ты говоришь, сначала... Где я вторую душу возьму?

Ш у р и к (ходит вокруг стола): Но не будем о грустном. Балычок у вас знатненький! (Цепляет вилкой и отправляет в рот) Лешечка, где же твоя супруга? Пойди, поторопи! Народ хочет выпить за новорожденную! Пойди, скажи своей половине: ⌠Тусик, пора, пойдем, нас ждут. Ты и так красивая, сколько не старайся, лучше не станешь!■

С т е п а н═ Э н: Нельзя торопить женщину. Особенно, если она именинница.

Г а л и н а: Ты абсолютно прав, Степан Эн. Пока женщина себя как следует не нарисует, она никуда из дома не выйдет. Даже если в доме пожар. Ой, извини, Лешечка! Молчу-молчу.

Ш у р и к: Пожар, не пожар, а, все-таки, странное это создание - женщина. Никогда не мог толком понять, что они из себя представляют. На первый взгляд - человек, совсем как я, а на самом деле - черт его знает, из чего она сделана! Руки на месте, ноги на месте, иногда даже чертовски красивые ноги, посмотришь - и как-то так сладко становится, голова на месте, личико там смазливое, а приглядишься внимательнее - не то. Не человек вовсе. То ли ангел, то ли ведьма, то ли что-то совсем инопланетное!

Г а л и н а:═ Жениться тебе надо, пока не поздно!

Ш у р и к: Успею еще. Доживу до ваших тридцати пяти и женюсь.

Г а л и н а: Мне еще не тридцать пять! На меня, между прочим, до сих пор все мужчины оборачиваются. По улице пройти нельзя, обязательно кто-нибудь пристанет.

Ш у р и к: А ты не пробовала юбку подлиннее надевать?

Г а л и н а: Красивое тело скрывать грешно!

Ш у р и к: Тогда терпи. Пройдет с возрастом.

С т е п а н═ Э н: Да, нравы нынче в Москве испортились. Все телевидение виновато. Все наши беды - от телевидения, от его разлагающего влияния. Я считаю, должна быть какая-то нравственность в обществе, какая-то объединяющая идея. Без моральных ориентиров нам с экономикой не справиться. Нормальная экономика может развиваться только на базе нравственности. Если мы сейчас этой проблемой вплотную займемся, лет через пятьдесят положительный эффект обязательно будет. Я так понимаю.

Ш у р и к: Пятьдесят лет мы не проживем. Ты, Степан Эн, своими разглагольствованиями всех нас в могилу загонишь, причем гораздо раньше! И буженинка тоже у вас неплоха. (Подцепляет буженину) Вот только пора бы уже и выпить. Народ жаждет!

Г а л и н а: Шурик, ты - язва. Не завидую твоей будущей жене. Я бы на второй день тебя выгнала! (Мечтательно) Или на третий!

Ш у р и к: А ты подцепи сначала, чтоб потом выгонять. А если серьезно, никакая нравственность нам не поможет, Степан Эн. Ни сейчас, ни через пятьдесят лет, ни через сто. У нас всегда одно и то же. Воровали, воруют и будут воровать.

С т е п а н═ Э н: Во-первых, воруют не все...

Ш у р и к: Конечно! На всех не хватает!

С т е п а н═ Э н: ... а, во-вторых, должен же быть нравственный прогресс?

А л е к с е й: Какой там к черту прогресс, если у людей ничего святого не осталось! Всю жизнь!.. Всю жизнь по крохам собирал, и надо же - уворовали!

Г а л и н а: Фуй! У нас тут день рождения или похороны? Мальчики, давайте говорить дамам комплименты! Степан Эн, начинай! Даю три секунды на размышление - раз, два, три!

С т е п а н═ Э н: Моя жена считает тебя, Галочка, очень сексапильной.

Г а л и н а (игриво): А ты?

С т е п а н═ Э н: В этом вопросе я полностью полагаюсь на ее мнение.

Г а л и н а: Знаю, знаю. Шурик?

Ш у р и к: Ты, Галка, никогда замуж не выйдешь.

Г а л и н а: Что?! Это комплимент? Он меня оскорбил! Люди, вы слышали?! Степан Эн, дай ему в ухо, пожалуйста.

Ш у р и к: Подожди, Галка, ты же не дослушала. Ты никогда замуж не выйдешь, потому что у тебя всегда будет слишком большой выбор.

Г а л и н а: Ты хочешь сказать, что я такая тупая, что выбрать не смогу? Степан Эн, я серьезно, дай ему в ухо!

Ш у р и к: Галка, если у женщины очередь из претендентов, замуж ей уже не надо. Замуж почему выходят? От страха, что больше никто не позовет.

Г а л и н а: Ну ладно, принимаю. Но ты, Степан Эн, на всякий случай будь наготове. Вдруг он еще чего скажет. Лешечка, твоя очередь. Раз, два, три - комплимент...

Пауза

Ш у р и к: Что-то ты, Лешечка, сегодня тормозишь.

Г а л и н а: Проиграл, проиграл! Теперь с тебя желание. Будешь весь вечер сидеть со мной рядом и засыпать меня комплиментами. Нет-нет, этого мало, лучше так - завтра с утра ко мне приедешь и будешь весь день меня возить, как личный шофер. У меня куча дел завтра - спортзал, бассейн, а потом еще на вокзал надо, мне из моего Муходранска посылочку обещали прислать с поездом.

А л е к с е й: Да ну тебя!

Г а л и н а: Правда, Лешечка, отвези меня завтра вечером, мне посылочку забрать надо. Заодно дотащить поможешь.

А л е к с е й: Да ну тебя!

Ш у р и к: Лешечка, у человека мужа нет, помочь некому. Надо войти в положение.

Г а л и н а: Лешечка, не губи! Войди в положение! Ты всегда такой отзывчивый...

А л е к с е й: Не могу, у меня дела. Возьми такси, Галка.

Г а л и н а: Тебе легко говорить ⌠возьми такси■. Я, как ты, не зарабатываю.

Ш у р и к: Ну какие у тебя могут быть дела? Ты что, мямля, шефа своего послать не можешь? Скажи ему прямо и резко: у меня выходной, меня не трогать! Он, конечно, сначала удивится, зато потом уважать больше будет.

А л е к с е й: Я сказал, у меня дела, и все! Мы с Тусиком в театр идем.

Г а л и н а: С Наткой в театр? Так это совсем просто! Я с Наткой схожу, чтоб билет не пропал, а ты на вокзал слетаешь. Запоминай, поезд Муходранск - Москва, вагон номер пять, проводника зовут Лена. Запомнил, Лешечка? А с вокзала нас из театра заберешь. Да, если поезд опоздает, он всегда опаздывает часа на два, то к театру не надо, сразу ко мне домой. Запомнил, Лешечка? Повтори.

А л е к с е й (взрывается): Перестань называть меня Лешечкой! Я - Алексей! До тридцати пяти дожил, и все Лешечка! Лешечка то, Лешечка се, Лешечка выручи, Лешечка войди в положение! Сначала родители - ты, Лешечка, должен хорошо себя вести, ты, Лешечка, должен хорошо учиться, мы тебя растим, Лешечка, а ты не ценишь! И все - Лешечка, Лешечка, Лешечка! И все - должен, должен, должен! Потом на работе - Лешечка, ты не успеваешь, Лешечка, ты опять ошибся, Лешечка, Лешечка, Лешечка! Я тяну в пять раз больше, чем все остальные, а меня постоянно носом тыкают. И все грузят, грузят, грузят! Вот тебе, Лешечка, еще один участочек помимо прежних, может, наконец, справляться начнешь! Вот тебе, Лешечка, вот тебе, вот тебе! И вы все туда же - Лешечка, поезд встретить, Лешечка, в положение войти, Лешечка, в долг дать! На-до-е-ло! Не хочу до старости Лешечкой ходить! Я - Алексей! Все уяснили? А-ле-ксей! И хватит ко мне со своими глупостями приставать! Лешечка!.. На пенсию выйду и все буду вам Лешечка! Такой мягенький, такой кругленький, такой удобненький, такой... Лешечка! В ползунках и с пустышкой во рту! На моем надгробье высекут крупными буквами: ⌠Лешечка. Прожил восемьдесят пять годиков. Не запомнился ничем■! Хватит! Надоело!! И так на душе тошно, а тут вы еще!

С т е п а н═ Э н: Правильно, Алексей. У человека самоуважение должно быть. Меня, например, все с самого рождения только по имени и фамилии - Степан Эн. Еще в детском садике воспитательница удивлялась, такой маленький, а какой важный! Только по имени и фамилии, только так, Алексей, а то затопчут. Я пробовал было еще отчество вставлять, но как-то не очень внушительно получается - Степан Фомич Эн. Без отчества лучше. Повезло мне с фамилией, надо сказать. Был бы какой-нибудь Пупкин, Степан Пупкин, пришлось бы по имени-отчеству, Степан Фомич. И сколько таких Степан Фомичей по стране? То-то же! А вот Степан Эн один. Нас, Энов, по пальцам пересчитать можно, и все - мои родственники. Фамилия у нас редкая, знатная, даже легенда такая есть семейная, что будто бы во времена Николая Первого...

Ш у р и к: Умолкни, Степан Эн! Все уже наизусть выучили твою легенду!

А л е к с е й: И теперь еще эти подонки! Всю жизнь, всю жизнь по крохам...

Пауза

Г а л и н а: Ну, Лешечка, ну, пожалуйста! Не губи! Съезди!

А л е к с е й: Опять?!

Г а л и н а: Ну, извини, Алексей, Алексей. Я, кстати, тоже ненавижу этих подонков. Если б ты знал, как я тебя понимаю! Но и ты войди в мое положение, выручи!

А л е к с е й: Ладно, Галка, съезжу. Но с Тусиком сама договаривайся.

Г а л и н а: Ой, как я тебе благодарна! Спасибо, Лешечка, дай я тебя поцелую! (Целует Алексея в щеку)

Ш у р и к: А вот это уже никуда не годится. Ты - человек женатый, солидный, нечего тебе на стороне целоваться, не к лицу. Селедочка жирненькая! Такой селедочкой хорошо водочку закусывать! (Закусывает)

Г а л и н а: Шурик, ничего ты в жизни не понимаешь! Вон, Степан Эн - тоже женатый, а целуется - ого-го, лучше, чем любой холостой!

Ш у р и к: А ты его жену видела? Это же ходячее недоразумение, ошибка природы! Я, как увидел, чуть не упал. Хорошо, Степан Эн поддержал по-дружески.

С т е п а н═ Э н: И правда, Шурик, ничего ты в жизни не понимаешь. Жена и должна быть страшной до умопомрачения. Я так понимаю, если жена красивая, ты ей всю жизнь клетку должен строить золотую, и все ходить, ходить кругами, чтобы, не дай бог, не упорхнула или не залез кто. Опять же, самому в эту клеточку надо время от времени наведываться, и щебетать, щебетать, щебетать... Это столько сил и времени отнимает, жуть! Буквальное рабство. А на мою жену без слез не взглянешь, ком в горле стоит от одной мысли, что спать с ней ложишься! Поэтому я - человек абсолютно свободный и могу весь отдаться творчеству. По вечерам пишу. Как приду домой с работы - сразу за стол, и работать, работать... Уже три тома написал.

Г а л и н а: А что ты пишешь?

С т е п а н═ Э н: Новую Историю Мировой Литературы.

Ш у р и к: А зачем тебе новая, Степан Эн? Тебе старой не хватает?

С т е п а н═ Э н: Старая все врет. Ты знаешь, например, что Пушкина на самом деле не было?

Ш у р и к: Как это не было?

С т е п а н═ Э н: То есть, был, конечно, но только он ничего не писал. Все его поэмы - это просто шутка, гениальная шутка группы лицеистов во главе с Кюхельбекером. Они писали, а он печатал. А когда им это все надоело, и надо было как-то элегантно свою затянувшуюся комедию заканчивать, они подговорили Дантеса, и тот пристрелил бедного Александра Сергеича. Я всю эту историю очень подробно описываю.

Г а л и н а: Как интересно! Дай почитать.

С т е п а н═ Э н: Дальше. Шекспир был китайцем. Его пьесы привез в Европу Марко Поло, а один шустрый англичанин их перекупил, перевел и выдал за свои.

Ш у р и к: А как же Гамлет, принц датский? В Китае в то время не могли знать про Данию.

С т е п а н═ Э н: В оригинале - принц дзяньский. Переводчик, естественно, адаптировал для европейской аудитории.

Ш у р и к: У тебя есть оригинал?

С т е п а н═ Э н: Конечно же, оригиналы давно уничтожены. Но, когда знаешь всю правду, ничего не стоит восстановить оригинал. Далее, Толстой, Лев Николаевич, на самом деле не умер, а инсценировал свою смерть. Он пережил и революцию, и гражданскую войну, написал ⌠Тихий Дон■ и передал Шолохову для публикации. И так далее, и так далее. Нас везде и во всем дурят, внушают всякую дребедень, чтобы потом легче было манипулировать...

Ш у р и к: Шиза! Полная и окончательная. Смотрю я на вас, ребята, и не знаю, то ли смеяться, то ли плакать. Один с детства утиль собирает; всего себя ему отдает, а на настоящую жизнь сил не остается. Другой историю литературы переписывает, да причем так заковыристо, что и не разберешь, то ли издевается, то ли просто спятил. Вам, что, скучно, господа? Так работать надо!

А л е к с е й: Во-первых, то, что ты ⌠утилем■ назвал, это материальное свидетельство истории. Символы человеческой жизни, если, конечно, уметь их читать. А во-вторых, мы работаем и работаем не меньше, чем ты.

С т е п а н═ Э н: Вот именно. В свободное от работы время человек волен заниматься, чем угодно, к чему у него душа лежит. А если ее нет, души, то это уже не человек, это - животное.

А л е к с е й: Типа тех, что мою коллекцию стибзили.

Ш у р и к (передразнивает): Душа-а! Это все отговорки. Если у кого чего на работе не получается, сразу вспоминает про душу. А на самом деле - просто прикрывает свою профессиональную несостоятельность.

С т е п а н═ Э н: Больно вы, молодые, состоятельны. Образование скудное, как паек в больнице, опыта никакого, жизни не знаете, не била она вас еще, а амбиции - ого-го, зашкаливает!

Ш у р и к: Зато у нас есть главное - хватка. Если я во что вцепился, не оторвешь!

С т е п а н ═Э н: Это точно. Поколение циников и бультерьеров.

А л е к с е й: Вот-вот, я и говорю, ничего святого! Вот такие, как ты, Шурик, мои закладки и увели. Циники и подонки! И ведь не нужны они им, так нет, сперли! Животные!

Ш у р и к: А насчет жизни, это еще как посмотреть. И била она меня, и ломала, а я только крепчал. И главный мой урок я затвердил накрепко: мы все одинаковые - я, ты, Степан Эн, ты, Алексей, все остальные... Все одинаковые. Кого куда ни поставь - все одно и то же. В частностях можем расходится, а в главном - никакой разницы. А раз так, то на лучшем месте должен быть я. И буду! Все эти разговоры про мораль, про нравственность, про уважение к опыту - полная туфта. Каждый, как может, борется за себя, за свое теплое место, а кто не способен бороться, тот пусть нас, способных, обслуживает!

С т е п а н═ Э н: Опасная психология! Односторонняя и прямолинейная. Примитивная даже, я бы сказал. Ты не боишься, что твой начальник, например, тебя же и съест за твои амбиции, пока ты его не подвинул?

Ш у р и к: Подавится! Ты думаешь, он не знает, что я его подсижу? Знает. И его начальник знает, поэтому меня и держит, чтобы в случае чего - раз, и рокировочка! И я, со своей стороны, поводов к увольнению не даю. Что со мной сделаешь? Я же весь - сплошная лояльность! Скажут траву красить - буду красить; скажут в синий цвет - буду в синий. Что я, дурак, самому что-то придумывать?

С т е п а н═ Э н: Вот поэтому и живем так, как живем...

Выходит Наталья

Г а л и н а: Натка! Наконец-то! (Целуются) Поздравляю, дорогуша. Желаю тебе и дальше выглядеть на все сто!

Ш у р и к: Ей еще не сто!

Н а т а л ь я: Спасибо, Галка. А ты, Шурик, не хами.

Г а л и н а: Только, Нат, по-дружески, без обид... Синий цвет тебя просто убивает. Да и возраст подчеркивает...

Н а т а л ь я: Я тебя тоже очень люблю.

Ш у р и к: Поздравляю тебя, Натали. Если бы ты знала, какое это счастье - пройти через ваш захламленный двор, подняться в исписанном (простите за каламбур!) лифте и вдруг очутиться в благотворной атмосфере этого райского уголка, созданного твоими руками! Ты - господь бог вашего засранного микрорайона!

Н а т а л ь я: Ты все такой же, Шурик.

Г а л и н а: Шурик, женись! Тебе нужна жена такая, как я - умная, красивая и хозяйственная.

Ш у р и к: Ага, на тебе женишься, на вокзалах ночевать будешь! То посылочка, то передачка...

Г а л и н а: Кстати, Нат, ты в какой театр завтра идешь? Возьми меня с собой.

Н а т а л ь я: Потом, Галка, потом.

С т е п а н═ Э н: Наташа! Я полностью присоединяюсь к озвученным здесь поздравлениям и пожеланиям, а от себя хочу добавить, что...

Ш у р и к: Короче, Степан Эн!

С т е п а н═ Э н: ... что я глубоко уважаю тебя и твоего мужа и желаю вам крепкого семейного счастья до глубокой старости и умереть в один день.

Н а т а л ь я: Я ценю, Степан Эн, твою прямоту и искренность.

Ш у р и к: Ура! Все к столу! Народ хочет выпить за новорожденную.

Н а т а л ь я: Погоди, Шурик, еще минуточку. Лешик хочет сказать пару слов.

А л е к с е й: Друзья! Мы так рады, что вы все сегодня у нас собрались. Мы очень рады, что у нас такие замечательные друзья. Жаль, нет Полины с Аркадием, по известным обстоятельствам они далеко отсюда. Но ничего, мысленно, я надеюсь, они с нами.

Ш у р и к: Лешечка, короче! Народ жаждет!

А л е к с е й: Я очень благодарен судьбе, что она свела меня с Наташей. Тусик, ты моя радость и опора. И вот, мы с Тусиком хотим сказать вам, друзья, что сегодня последний раз, когда мы можем вот так запросто собраться и посидеть по-дружески за праздничным столом. Скоро мы уезжаем и уезжаем насовсем. Мы подали документы в канадское посольство и прошли все необходимые процедуры. Через несколько недель мы улетаем в Ванкувер. А теперь, друзья, все к столу! Давайте выпьем за новорожденную и пожелаем нам успехов на новом месте.

Пауза

Г а л и н а: Как, уезжаете? Почему? Почему я ничего не знаю?

Ш у р и к: И эти туда же, за сладкой жизнью.

С т е п а н═ Э н: Шурик, не мельтеши. Тут надо разобраться.

Н а т а л ь я: К столу, все к столу...

Г а л и н а: Натка, почему тайком? Почему ты мне раньше не сообщила? Я не привыкла последней все узнавать!

С т е п а н═ Э н: Что случилось, ребята, что вас гонит? Какие проблемы? Расскажите, поможем, если сможем.

Н а т а л ь я: Да сплошные проблемы! Сначала сгорели, потом нас обокрали, Лешик вот коллекции своей лишился, покоя себе не находит, квалификацию теряет, уверенность в себе, я скоро совсем обаблюсь... А там жизнь кипит - новая, другая. Опять же, перемены. Надеюсь, что к лучшему...

Г а л и н а: У людей жизнь кипит, а тут сидишь, как дура - без мужа, без перспективы, на обочине. Ты, оказывается, скрытная, Натка. Почему раньше не рассказала? Даже ни намека, ни полсловечка!

Ш у р и к: Да пусть едут! Нам здесь дышать легче будет. Нефть они нашу с собой не заберут, газ тоже, так что нам больше достанется.

Г а л и н а: Шурик, заткнись, не до твоих шуточек! Кто же мне теперь помогать будет?

С т е п а н═ Э н: Не понимаю. Если вам, ребята, скучно, если перемен захотелось, то возьмите отпуск и смотайте на Селигер. Или даже на Байкал. Или, Алексей, работу смени.

А л е к с е й: Тут уже сменой работы не обойдешься. Обрыдло все. Тошно. Когда кругом такие подонки, для которых нет ничего святого... И не хочу я ехать, и не собирался никогда, но меня отсюда выдавливают! Как чужеродный элемент!

Ш у р и к: Кто же тебя выдавливает, Лешечка? Поделись.

А л е к с е й: Сам не знаю. Но хребтом чувствую - выдавливают.

С т е п а н═ Э н: Как-то нелогично все это. У вас все в порядке, дом, работа, доход хороший, постоянный. И вдруг, в час все бросить... Коллекция коллекцией, Алексей, я понимаю, ты ее всю жизнь собирал, но Родина все-таки важней.

А л е к с е й: Какая там логика, если последнего лишился! После этой катастрофы сели мы с Тусиком, поговорили спокойно и решили, что там нам будет лучше.

Ш у р и к: И зря решили. Уж если уезжать, то сразу после института. А еще лучше - ехать туда учиться. Тогда ты сразу в систему попадаешь, а не так, как вы, наобум. Я, например, легко мог поехать учиться в Штаты, но не поехал. И вам не советую.

Г а л и н а: Натка, но почему тайком?

Н а т а л ь я: Это очень личное решение, только нас касается. Вот сама соберешься ехать, можешь хоть всему свету рассказать. А мы свои проблемы сами решаем... Ну, обсудили и ладно. Давайте праздновать. Все к столу.

Пауза

Г а л и н а: Какое там праздновать! Все настроение - псу под хвост. Они уезжают, а мы...

Ш у р и к: Ничего, Галка, не переживай. Ты думаешь, им там лучше будет? Как бы не так! Не от страны это зависит, а от человека. Ты что же думаешь, Лешечка, (деланно поправляется) извини, Алексей, или как там тебя теперь - Алексис? Ты что же думаешь, стоит тебе поменять место жительства, и сразу все станет по-другому? У тебя вдруг появится уверенность в себе? Ты научишься говорить ⌠нет■? Расправишь плечи? Крылья вырастут? Ты серьезно так думаешь, Лешечка?

С т е п а н═ Э н: Правда, Алексей, вы, похоже, от себя бежите. От себя не убежишь.

Г а л и н а (возбужденно, радостно): Типичный синдром неудачника. Типичный эскапизм. А ты, Натка, совсем идиотка? При муже, при деньгах и такой фортель! Он же тебя там бросит и за первой же канадской юбкой убежит!

Ш у р и к: Точно-точно. Я читал, что среди эмигрантов процент разводов - девяносто девять и девять десятых.

Г а л и н а: Натка, да он у тебя подлец! Он тебя совсем не любит! Обрекать жену на нищенское существование на чужбине - это подло! Он о тебе и не думает вовсе.

А л е к с е й: Галина, прекрати!

Н а т а л ь я: Тебе просто завидно, Галя.

Г а л и н а: Ха-ха-ха! Было бы чему завидовать! Я, хоть и без мужа, но не спятила еще! А у тебя и муж придурок, и сама - идиотка. Вон, первый твой муж, какой был мужчина! Миллионами ворочал! Живи - не хочу. Нет, не может наша Наташа, как люди. Так гульнула от своего нувориша, пол-Москвы рот раскрыло и так до сих пор с открытыми ртами и стоят! Мужик терпел, терпел да и вышвырнул тебя на улицу. Что, не так?! Потом нашла себе Лешечку. Попроще, конечно, без размаха и перспективы, но ничего, жить можно. Не хуже, чем все. Так нет же, и тут не терпится! Так и тянет на приключения!

Н а т а л ь я: Заткнись! Тебя моя личная жизнь уж никак не касается!

Ш у р и к: Не нравится, Натали? А ты правду слушай, слушай, никто тебе правды не скажет кроме лучших друзей. Что же смолкнул веселия глас? У нас, между прочим, водочка греется. (Наливает водки) Я хочу выпить за новоявленных канадцев, за изменников Родины и пожелать, чтобы их новая канадская жизнь не забила их до смерти! (Выпивает) Хорошая водочка! И селедочка знатная! (Поцепляет кусочек)

Г а л и н а: Шурик, налей мне тоже. Нет-нет, шампанского. (Берет бокал) Дорогие мои сумасшедшие! За вашу новую жизнь! За тебя, Лешечка, чтоб побыстрее освоился и нашел себе канадку! Они все такие противные, холодные, как рыбы! Будешь ее обнимать, дрожать от омерзения и вспомнишь еще горячих московских барышень! За тебя, Наточка, чтобы ты там не до конца загнулась, чтобы силы остались доползти до посольства и обратно попроситься! (Пьет шампанское)

С т е п а н═ Э н: Правда, ребята, отыграйте назад, пока не поздно. (Наливает себе) За здравомыслие! (Выпивает)

Ш у р и к: Не дрейфь, Лешечка, в случае чего, поможем! Балычок, былычок бери, Галка. Знатный балычок! В случае чего пишите: мол, не можем здесь больше, просимся обратно, помогите. Мы уж тут походатайствуем за вас, чтоб обратно пустили. Еще, что ли, выпить? Степан Эн, будешь еще? Галочка, шампанского?

Н а т а л ь я (в ярости, почти в слезах): Да что это такое, в самом деле? У меня, в конце концов, день рождения! Лешик, сделай что-нибудь!

Ш у р и к: Да, Лешечка, подсуетись. Прояви свои новые канадские качества - твердость, уверенность, оптимизм. Покажи себя с лучшей стороны.

А л е к с е й: Что вы все, в самом деле! Многие уезжают... Полинка, вот, например, с Аркадием...

Г а л и н а: Ну ты, Лешечка, и хватил! Куда вам до Полинки с Аркашей?! Давай, Шурик, наливай. Полней, полней, чтоб жизнь полной чашей!

А л е к с е й: Что значит, хватил?! Я, что, не человек?! Мы с Тусиком, что, хуже?!

Ш у р и к: Лучше, лучше, Лешечка, только успокойся. Что ты так заводишься? У Натки - день рождения, праздник, веселись, Лешечка, пока в Москве. В Канаде не до веселья будет.

Н а т а л ь я: Я этого не перенесу! Лешик! Сделай что-нибудь! Я сейчас психану!

Г а л и н а: Побереги силы, Натка, они тебе еще пригодятся. Передай буженинку, Лешечка, что-то я оголодала.

А л е к с е й (кричит): Прекратить!! Перестаньте! Совесть надо иметь!

С т е п а н═ Э н: Про совесть - это ты хорошо сказал, Алексей. Совесть иметь надо. Нельзя Родину бросать, друзей, работу. Правильно про совесть вспомнил. Может, еще и одумаетесь. (Наливает водки) За совесть, за патриотизм! (Выпивавет)

А л е к с е й: Во-он!! (Топает ногами) Пошли все вон отсюда!! Сволочи! Кровопийцы! Завистники! Прихлебатели! Это вы мою коллекцию украли! Это все вы!! Все мои беды из-за вас! Вон отсюда!!

Ш у р и к: Как на человеке национальная принадлежность сказывается, однако! Канадцы - люди хоть и северные, но горячие. Это вам не русские. Сильно не в себе. Ладно, давай, Степан Эн, на посошок - и по домам. Подальше от этого праздника жизни. (Выпивают) Пойдем, Галка, нам межнациональные конфликты ни к чему. Они в НАТО входят, еще шарахнут по нам ракетами средней дальности. Не хватало еще, чтобы из-за нас третья мировая началась!

Степан Эн, Галина и Шурик уходят. Алексей обессиленно опускается на стул.

Н а т а л ь я: Лешик, ты, все-таки, полное говно!

Входят плиточники и бросают на пол мешок. Вздымается столб пыли.

П л и т о ч н и к: Что это у вас все настежь?

А л е к с е й: Вы кто? Что такое? Зачем?

П л и т о ч н и к: Плитку ложить будем. Хозяин хочет, чтоб красиво, чтоб, как у людей, чтоб весь пол в изразцах.

А л е к с е й: Я здесь хозяин! Выметайтесь немедленно!

П л и т о ч н и к: Не-е! Хозяин - тот, кто нам плотит. А ты - бывший. Хозяин так и сказал - там бывшие сидят, они и откроют. А тут - все настежь.

А л е к с е й: Какие бывшие? Это пока наша квартира! Мы же договаривались!

Наталья начинает истерически смеяться

А л е к с е й: Сейчас я ему позвоню! Сейчас я ему врежу! Он слово дал, что пока нас никто не тронет!

Алексей идет на кухню. Плиточники начинают измерять стены.

П л и т о ч н и к: Ты бы шла отсюда, дамочка. Мы - люди простые, неровен час - ругнемся. Иди, иди.

Наталья уходит в спальную

П л и т о ч н и к: Два тридцать три. Пятьдесят семь сантиметров проем. Метр восемьлесят ровно...

Алексей возвращается и понуро опускается на стул.

П л и т о ч н и к: Ты бы из залы вышел, мужик.

Алексей не реагирует. Плиточник подходит к нему, мягко поднимает за плечи и выталкивает в спальную

П л и т о ч н и к: Давай, давай, мужик, двигай отсюда, не то зашибем ненароком.

Конец второго действия

Третье действие

Полгода спустя. Ванкувер. Недорогие апартаменты. Наталья стоит у окна. Полина за столом что-то читает и делает пометки

Н а т а л ь я: Как же я ненавижу этот дождь! Все льет и льет. Уже четыре месяца без перерыва.

П о л и н а:═ Это ты здесь всего четыре месяца. А дождь здесь всегда.

Н а т а л ь я: Вечная сырость, как она надоела!.. У тебя здесь тепло и сухо, а мне кажется, у меня в груди огромная непересыхающая лужа. Она все растет и растет, разливается широко-широко, так, что края не видно... Не лужа, а океан... Нет, океан чистый, это не океан, это просто огромная-огромная лужа, она мутная и все растет, растет... Сначала, когда только появилась, она не росла. Иногда даже подсыхала, уменьшалась в размерах, вот-вот - и исчезнет. Но нет, не исчезла. И, наверное, теперь уже никогда не исчезнет...

Н а т а л ь я: Стучит... Еле слышно...По подоконнику... Все время по-разному... И как ему не надоест? Не-на-ви-жу! Я ненавижу этот дождь! А ему все равно. Он меня игнорирует. Он просто идет и идет. И ему плевать, кто внизу. Ему все равно, о чем я думаю, о чем я мечтаю, чем я живу... Живое существо страдает и наслаждается, вспоминает, мечтает, к чему-то стремится, от чего-то бежит, кого-то любит и кого-то ненавидит... А дождь - неживой, у него нет души. Ему все равно, что я помню, а что забыла, кого люблю, чем живу, к чему стремлюсь. У него нет чувств. У него нет памяти. У него ничего нет, только сырость. Он не помнит, что уже шел здесь вчера, и позавчера, и месяц назад. Или это был другой дождь? Нет, тот же самый. Такой же противный, мелкий, серый. Дождь! Ты слышишь меня, дождь? Я тебя ненавижу! Я ненавижу тебя, дождь! Слышишь?! Ну ответь, ответь! Нет, молчит. Игнорирует...

Н а т а л ь я: Все льет и льет... Враждебный, враждебный дождь. Мне кажется, он смывает с меня все, чем я дорожила, все родное и светлое...

П о л и н а:═ Это с тебя сходит налет совковой интеллигентности.

Н а т а л ь я: Нет, это другое. Это глубже. Я сама растворяюсь в этом дожде. Я блекну и чахну. Я растворяюсь, я стекаю в лужу. В ту самую лужу, что у меня в груди. А-а! Вот почему она все время растет. Я скоро растворюсь вся. Меня не останется. Останется только лужа. Как это глупо! Был человек, думал, мечтал, стремился, жил и страдал, и - нет его, ничего не осталось. Осталась только мутная лужа на земле. Люди идут и не знают, что вот тут, прямо перед ними - это я, это все, что от меня осталось. Кто брезгливо обойдет, кто прямо протопает, и никто, никто не вспомнит... Я боюсь, Поля. Я боюсь исчезнуть. Знаешь, это, как в детстве, когда вдруг начинаешь бояться умереть. Сначала не боишься, а потом вдруг поймешь - и ужас. Липкий ужас. Просыпаешься ночью вся в поту и боишься опять заснуть. А вдруг умрешь и больше никогда не проснешься? (внезапно, возбужденно) Я поняла! Я все поняла! Это не дождь! Это слезы убиенных младенцев! Все невинные дети, замученные, загубленные, заморенные, нерожденные, они не умирают насовсем! Они все собираются на облаках, здесь, над Ванкувером, и оплакивают свою судьбу!

П о л и н а: И мальчики кровавые в слезах... Нет, там, кажется, было ⌠в глазах■.

Н а т а л ь я: Теперь я понимаю. Я знаю, почему я ненавижу этот дождь. Я ведь не причем. Я не мучила этих младенцев. Я не виновата. Дети! Это не я! Это другие! Они плохие! Они злобные! Мучайте их, не меня, не меня, не меня!..

Н а т а л ь я: Слезы младенцев... Они растворяют не только меня. Они смывают все, что есть на свете. Весь мир растворяется и блекнет. Смотри, Поля, смотри! Дома, дома исчезают... Машины, люди, деревья - все, все исчезает в горько-соленых слезах младенцев. Я знаю, это - месть. Несчастные дети, они мстят всем, не только мне. Бедные, несчастные, глупые дети! Они не знают, кто виноват в их страданиях, они не знают, кому мстить. Их некому было научить. Они слишком рано умерли.

Н а т а л ь я: Нет, это не месть. Невинные, неиспорченные младенцы - разве могут они мстить?! Это не месть, это - призыв к искуплению. Нам всем надо покаятся перед ними. Мы все виноваты, что они не выжили. Мы все, никто из нас не сделал мир лучше, чище, добрее. Дети! Простите меня! Простите нас всех! Мы плохие, мы знаем, но мы хотим стать лучше!

Н а т а л ь я: Смотри, Поля, смотри! Солнце! Дождь и солнце! Они услышали меня! Они меня поняли! Они улыбаются! Они плачут и улыбаются сквозь слезы! Поля! Что ты на меня так странно смотришь? Я сошла с ума, Поля? Я совсем крэйзи?

П о л и н а: Господи, как же мне надоели эти тараканы!

Н а т а л ь я═ (вскакивает на стул): Где?! Где тараканы?!

П о л и н а═ (продолжает трагическим тоном): Эти черные, жирные тараканы. Они ползут и ползут, выползают изо всех щелей... Они выползают на свет и собираются в огромную черную армию. Эта черная тараканья армия, она непобедима. Она пройдет своим беззвучным маршем по жалким остаткам нашей жизни, по руинам нашей цивилизации. Она затопчет своими грязными лапами наши возвышенные души. И, самое главное, она пройдет по нашим чистым и невинным душам и - не заметит нас! Эти перепончатокрылые насекомые, как смеют они нас игнорировать! Нас, позвоночных и прямоходящих! Нас, святых и подлецов, лжецов и праведников, лысых и волосатых, толстых и тонких! Всех! Всех! Всех! Эй, тараканы! Вы слышите меня?! Топчите только толстых, а тонких не трогайте! Тонким и так тяжело! Молчат... Игнорируют... Они меня всегда игнорируют... Это, как в детстве, когда хочешь в туалет, но сама себя игнорируешь. Играешь, играешь, а потом - бац! - и полный конфуз, надо переодеваться!

П о л и н а: Я поняла! Я внезапно все-все поняла! Это не тараканы! Это клопы! Нет, клопы другие, они интеллигентнее... Это души! Это души русских иммигрантов. Это души всех тех, кто прибыл в Ванкувер, в Оттаву, в Торонто и в Монреаль, но не нашел себе здесь приюта! Они не могут успокоиться и расползаются по всему миру. Зачем? Куда? Куда летишь ты, мятежная душа русского иммигранта? Куда стремишься в поисках лучшей жизни? И где остановишься, утомленная долгим полетом? И кто остановит тебя на лету?

П о л и н а: Я знаю, они мстят всем, кто не звал их сюда, кто не хотел, чтобы они сгинули и пропали до времени. Они злые, эти души русских иммигрантов. Они глупые, эти души русских иммигрантов. Они не знают, что только сами виноваты в своих страданиях, и они мстят - всем, всем, всем! Но, довольно, говорю я! Но пасаран! Дальше вы не пройдете! Вы не будете топтать своими грязными лапами мою лучшую подругу Наташку! Залезайте обратно в свои узкие щели и тихо оплакивайте там свои несбывшиеся мечты! Это говорю вам я, Повелитель Тараканов! Потому что здесь - мой дом, а, значит, здесь - моя крепость! И вам сюда не пройти!

Н а т а л ь я: Полинка, ты - чудо!

П о л и н а: А ты, Натка, оросительная система. Тебя надо посреди пустыни установить. Ах, жизнь загублена! - и слезы в три ручья. Ах, все прах и тлен! Да через месяц вокруг тебя такое вырастет! Оазис! Тропические джунгли!

Н а т а л ь я: Ну не буду, не буду! Я, правда, дура. Пришла к тебе в гости и ною.

П о л и н а: Все будет хорошо. Все у вас будет в порядке! Не бойся.

Н а т а л ь я: Я не боюсь. Я свое уже отбоялась... там, в Москве. А здесь... Чего здесь бояться? Мне просто очень тяжело. У меня от английского уже мозги расплавились, вот-вот вытекут. Лешик осунулся и постарел лет на пять. Правда, он молодец, не только язык подтянул, но и, пожалуй, начал вписываться. По крайней мере, общий язык с канадцами находит. Я его почти не вижу - то на курсах, то собеседования, то социализируется.

П о л и н а: А нам, ты думаешь, было легко здесь первое время? Если бы не Аркашина мама, я бы, наверное, совсем загнулась. Она приехала к нам из Нью-Йорка и провела здесь почти два месяца. Она очень нам помогла. Она все знает про местную жизнь - где, что, почем, и, главное, как.

Н а т а л ь я: Везет же некоторым на свекровь!

П о л и н а: Да, святая женщина. Ну да ничего, Натка, у тебя есть я. Я тебе не свекровь, конечно, но в меру сил помогаю.

Н а т а л ь я: Я и говорю, ты - чудо!

П р о ф е с с о р: Два метра вперд. (Проползает вперед) Опустить резак. Метр вперед. (Проползает вперед) Поворот направо. (Поворачивается направо) Три метра вперед. (Проползает вперед) Поднять резак.

Н а т а л ь я: Господи! Поля, что это? Поля, кто это?!

П о л и н а: Это Профессор, наш чокнутый сосед. Ты разве его еще не видела?

Н а т а л ь я: Нет.

Н а т а л ь я: Что с ним?

П о л и н а: Свихнулся наш Профессор. Когда у него припадок, ему кажется, что он - компьютер. Сам себе отдает команды и сам их выполняет.

Н а т а л ь я: А почему ⌠профессор■?

П о л и н а: Самое смешное, он действительно когда-то был профессором кибернетики. Они приехали сюда из Питера три года назад и считали, что мгновенно устроятся. Но оказалось, что профессоров здесь своих хватает, а мест для них очень мало. Полный облом.

Н а т а л ь я: И тогда он свихнулся?

П о л и н а: Не сразу. Сначала он пытался устроиться простым программистом. Но его нигде не брали.

Н а т а л ь я: Почему? Он, наверное, очень умный, если стал профессором.

П о л и н а: В том-то и дело: он слишком умный и никогда не работал просто программистом. Он много знает, но ничего не умеет, и это делает его непригодным для работодателя.

Н а т а л ь я: А его жена? У нее самой от такой жизни крыша еще не поехала?

П о л и н а: А она как-то даже не особо переживает. Живут себе и живут.

Н а т а л ь я: На что же они живут?

П о л и н а: На пособие. У них двое детей, за детей прилично доплачивают, и этого им вполне хватает. А теперь его жена ждет третьего и собирается, когда родит, переехать в квартиру получше.

Н а т а л ь я: Как же можно плодиться в такой ситуации?!

П о л и н а: Вот и я так думаю. Эй, Профессор!

П р о ф е с с о р: Препятствие! Препятствие! Обойти. Повернуть направо.

П р о ф е с с о р: Непреодолимое препятствие! Сбой в программе.

П о л и н а: Кончай плодиться, Профессор!

П р о ф е с с о р: Некорректная команда. Плодятся кошки. Я размножаюсь.

П о л и н а: Профессор, ты - не компьютер, ты - человек!

П р о ф е с с о р: Компьютеры - дерьмо! Все компьютеры - дерьмо! Безмозглые железки! Мусор! И не говорите мне про Билла Гейтса! Билли - щенок! И Ларри - щенок! Недоучки! Они ничего не знают! Я им всем покажу! Я знаю! Да!

П р о ф е с с о р: Только - тс-с... Это тайна! Вот ключ! Квантовый компьютер! Квантовые вычисления! Квантовая теория! Принцип неопределенности! Уравнение Шредингера! Спиноры Дирака! Диаграммы Фейнмана! Калибровочная симметрия! Бозон Хиггса! Великое объединение! Суперсимметрия! Та-та-та! Все врут! Физики все врут! Это заговор! Они все куплены! Надо разобраться! Я разберусь! Электрон - вот тайна! Я найду! Я поймаю самый главный электрон! Я посажу его в компьютер! Я заставлю его на меня работать! Вот он! Летит! Летит! Лови его! Лови!

Н а т а л ь я: Он совсем крэйзи! Это ужас! Я сейчас подумала, что и я могу вот так же... свихнуться.

П о л и н а: Натка, не дури! Свихнуться проще всего. Это не выход.

Н а т а л ь я: А что - выход?

П о л и н а: Верить. Верить в себя, в свои силы, в свое будущее. Смотри, года не прошло, как мы с Аркашей приехали, а у нас уже почти все окей. У Аркаши работа, правда, временная, но хорошая. Скоро будет и постоянная. Он сегодня на очередное собеседование поехал. Сколько их было, этих собеседований! Аркаша шутит, я, говорит, уже стал профессиональным собеседником. Заранее знаю все их вопросы, все мои ответы, а, самое обидное, едва только войду, уже знаю, как они мне откажут. Вы, скажут, классный специалист, мы Вас очень уважаем, но, к сожалению, в данный момент у нас нет вакансии, совместимой с Вашим опытом работы.

Н а т а л ь я: Так врачи говорят: травмы, несовместимые с жизнью.

П о л и н а: Натка, встряхнись! Когда я нос вешаю, Аркаша мне говорит, рано или поздно удача поворачивается к каждому, но узнают ее в лицо только оптимисты. Мы уже здесь освоились и не ощущаем себя чужими. Живем вот... (обводит рукой комнату)

Н а т а л ь я: У вас всегда все было легко и просто. И там, в Москве, и здесь, в Ванкувере.

П о л и н а: Это только кажется. Мне тоже бывает очень, очень плохо. Но нельзя сдаваться, надо все время смотреть вперед, в будущее. Мы - канатоходцы, Натка. Мы все - и я, и ты, и другие... Вот, представь себе, цирк. Стоишь ты вместе со всеми высоко-высоко, под самым куполом, на маленькой площадке, и надо тебе пройти по проволоке над ареной... Или нет, не цирк. Лучше - скала. Стоите вы на скале у самого края, а внизу - пропасть. И кто-то тебя толкает прямо в пропасть... Или нет, еще лучше так: кусок скалы, на котором вы стоите, вдруг начинает качаться. И непонятно, отломится он и упадет или выстоит. Но страшно - жуть! А на той стороне пропасти - другая скала, крепкая и надежная. По крайней мере, тебе так кажется издали. И вот ты изо всех сил зажмуриваешься и шагаешь. Вперед. В пустоту. И оказываешься ты на тонком канате, без опоры, без перил, без страховки. Мы все - и ты, и я, и Профессор - зажмурились и шагнули. Кто от страха, кто из бахвальства, кто с дурости, а кого-то и вправду толкнули. И ни ты, ни я, ни он - никто из нас никогда раньше по канату не ходил. Так, по перилам, может быть, когда до земли полметра или по линии на асфальте. Мелом начертишь линию и идешь, играешь в канатоходцев. А тут уже не игра, тут пропасть! Чуть зазеваешься, посмотришь вниз, голова закружится, и все - конец, бездна! Надо идти и идти вперед и молиться, молиться, молиться, чтобы канат выдержал, не оборвался. И приходится идти, и все, конечно, идут, но все ведут себя по-разному. Кто-то замешкается, оглянется назад, потеряет равносесие, и... Если даже удержится, не упадет, то испугается насмерть и на карачках поползет обратно. Кто-то посмотрит вниз и обомрет. И стоит изваянием, между двух миров, над пропастью, до самой смерти. Но надо идти вперед, к новой опоре, к новой жизни!

Н а т а л ь я (как бы про себя): А вдруг ее нет, этой опоры? Что если это только мираж?

П о л и н а: Тот, кто доходит, вцепляется, вгрызается в гранит, пускает корни и постепенно все забывает. Ему кажется, что так и должно быть, что так было всегда, и он уже не может понять ни смертельного страха высоты, ни того подлого ощущения, что скала, на которой стоишь, вот-вот рухнет в тартарары..

Н а т а л ь я: Как это верно! Это не только про нас, иммигрантов, это про всю нашу жизнь. Ребенок рождается, и надо ему оторваться от матери, от твердой опоры, и научиться жить самому. Сначала цепляется за юбку, упорно учится ходить, падает, набивает шишки, но упрямо поднимается и все дальше и дальше уходит вперед. Тропинка узкая-узкая, как подвесной мост без перил, как канат над пропастью. И кто-то доходит и может крепко встать на другой стороне и уже спокойно и мудро посмотреть назад, оглянуться на всю свою жизнь. А кто-то срывается раньше времени, и летит, и падает в пропасть и остается от него только испуганный, затихающий крик...

Л ю д м и л а (из-за двери): Полина, дай десять баксов взаймы. Мне мой бывший денег пришлет, я отдам.

П о л и н а: Людочка, у меня сейчас нет свободных денег.

Л ю д м и л а: Ну, тогда хоть соли отсыпь.

П о л и н а: Хорошо. Подожди здесь.

Л ю д м и л а: Здрас-стье. Ты новенькая? Чтой-то я тебя раньше не видела.

Н а т а л ь я: Да, мы не так давно приехали.

Л ю д м и л а: Значит, деньги еще не кончились. Дай десять баксов, новенькая. Мне бывший пришлет - отдам.

П о л и н а (Из-за сцены): Наташка! Не смей ей денег давать! Она никогда не отдает!

Л ю д м и л а (кричит): Больно ты знаешь! Больно ты мне денег давала!

П о л и н а: Держи, Людочка. Ты извини, нам поговорить надо.

Л ю д м и л а: Слушай, новенькая, правда, дай десять баксов. Мне мой бывший пришлет, я отдам.

П о л и н а: Люда, он тебе никогда ничего не присылал.

Л ю д м и л а: Да пока его эта мразь не окрутила, я тут лучше местных жила! Ты представляешь, новенькая...

Л ю д м и л а: ...укатил муж обратно в Союз, за бизнесом проследить, знакомства подновить, то да се, и на тебе! Окрутили!

П о л и н а: Людочка, тебе пора!

Н а т а л ь я: А что же Вы, Людмила, с ним не поехали?

Л ю д м и л а: Сдался мне этот Союз! Мне и здесь хорошо! Он тут мне хату купил, прислугу нанял, куда я, на хрен, поеду! Дочка, Варенька, здесь в школе учится, в университет местный поступать собралась. А ты говоришь, с ним! Нет, он один уехал, а мы остались. И вот, появилась эта прошмандовка и прибрала его быстренько к рукам вместе с его рыбзаводом. На деньги его польстилась. Он у меня неказистый, невидный, бабы его не любят, а она - цап, и прибрала! Хоть плохонький был, хоть вшивенький, хоть рыбой тухлой вонял, зато свой, и с деньгами. У тебя таких бабок в жизни не будет, новенькая, какие я на ветер швыряла в один день! Я в магазин входила, все продавцы ко мне бросались и в стойке замирали - а вдруг я на что-нибудь посмотрю с интересом! И вот, как он уехал, буквально через месяц звонит: извини, мол, Людочка, я другую нашел. Я ему: развода, мол, не дам, гнида, не дам дочь сиротить. А он мне: я, говорит, уже с тобой развелся. Заочно. Сволочь!

П о л и н а: Это никому не интересно. Иди, иди к себе.

Л ю д м и л а: Ты, новенькая, местной жизни еще ни хрена не знаешь. Тут никто никому не помогает. Волки! Профессор, вон, с голоду пухнет, никто не подаст. Варенька моя никакой радости в жизни не знает. К соседям придешь, пяти баксов не дадут! Новенькая, а новенькая, дай пять баксов! Я Вареньке шоколадку куплю...

Н а т а л ь я: А что же Вы, Людмила, работать не пошли?

П о л и н а: Что ты, она на такое не способна. Она никогда не работала и даже не представляет себе, что это такое! Иди, Люда, иди к себе.

Л ю д м и л а: А ты меня не гони! Баксов не даешь, так теперь слушай! (Наталье) А куда мне идти работать, новенькая? Университетов, как вы, не кончали, не-об-ра-зо-ван-ны-е мы! Так что, в обслугу? Убираться, что ли, или с детьми ихними сидеть? А ты знаешь, как местные к нам, русским, относятся?! За людей не держат! Мы у них хуже негров!

Н а т а л ь я: Наверное, можно к русским устроиться, к тем, кто побогаче.

Л ю д м и л а: Сразу видно, что новенькая! Да те русские, что выбились, они от своих нос воротят хуже, чем местные! Что ты! - не подойди! От нас, дранины, как от чумы, шарахаются! По-русски не понимают! Вот и остается - идти к китайцам. А меня от них воротит! Чтоб какая-то косая сволочь меня по своей хате гоняла?! Чтоб их косую грязь отмывать?! Я лучше сдохну, а не пойду! Ты, новенькая, местной жизни еще нанюхаешься! Ты голодать будешь, никто не поможет! Тебя отовсюду гнать будут поганой метлой! Тебе одна дорога - на панель! Ты - баба эффектная, местные таких любят. Всем вам, эффектным, одна дорога - на панель! Ничего другого вам не светит. Ты давай, торопись, пока не пообтрепалась, пока свеженькая. Вон, уже на рукаве пятно, скоро вся пятнами пойдешь.

Н а т а л ь я: Где?! (Осматривает рукава) Нет никаких пятен...

Л ю д м и л а: Вся пятнами покроешься, как зебра, никто на тебя тогда не позарится. Тогда одна дорога - помирать! Бедная моя Варенька, и ей одна дорога - туда же, на панель! Растила доченьку, а все для кого?! Для этих проклятых негров и китайцев - будет под них подстилаться и деньги клянчить!

Л ю д м и л а (причитает): Бедная Варенька! При живом отце сирота! При живом отце-миллионере дочь-сиротинушка с хлеба на воду перебивается! Я свою хату продала, в эту халупу переехала! Деньги все кончились! Людей добрых нет! Никто не поможет! Никто не выручит!

П о л и н а (очень жестко): Ну-ка, кончай свой цирк, кликуша! Не на паперти.

Л ю д м и л а: И уйду! Ничего от вас не дождешься! Сдыхать буду, никто не поможет! Жмоты!

Л ю д м и л а (сама себя направляет): Люська, держись! Надо дойти! Прямо-прямо-прямо! Теперь правее! Правее! Прямо-прямо! Дверь! Прицелились, марш!

Н а т а л ь я: Когда женщина спивается, это так страшно...

П о л и н а: Вареньку жалко... Такая хорошая девушка. Она, действительно, в университет собиралась, да куда теперь там, с такой мамашей! Варенька при ней теперь, как сиделка - и сопли утереть, и накормить, и бутылку отобрать...

Н а т а л ь я: Я пойду, Поль, а? Что-то так на душе муторно...

П о л и н а: Да, иди, пожалуй. Мне тоже как-то... не по себе...

Конец третьего действия

═

Четвертое действие

Те же апартаменты восемь месяцев спустя. Алексей, Галина и Шурик

А л е к с е й: Так что, братцы, как видите, хлебнуть пришлось всякого... Но я не жалею. Все у нас теперь, слава богу, окей, и чем дальше, тем лучше.

Г а л и н а: Дом себе, наверное, уже купили?

А л е к с е й: Пока нет, но скоро начнем потихоньку присматривать. Лоун мне легко саппрувят, у меня и перманент имплоймент, и кредит хистори уже какая-никакая нарисовалась...

Г а л и н а: Лешечка, переведи, дорогой, сделай милость.

А л е к с е й: Ах да, Галка, ты же по-нашему ни бум-бум. Сейчас переведу. Кредит, говорю, на дом мне дадут без проблем, но сначала надо заплатить первый взнос - процентов тридцать, а на это мы пока не накопили. Опять же, Тусику машина нужна, а за нее тоже выплачивать. Не потянем. Но года через три и домик себе купим. Маленький, но уютный.

Г а л и н а: Значит, дома пока нет. По чужим углам ютитесь. Да, Лешечка?

А л е к с е й: Не все сразу, Галка, не все сразу. Будет и свой угол, дай только срок. Вы-то как? Надолго к нам? Так просто или по делам?

Ш у р и к: Я лично просто в гости приехал, а вот у Галки далеко идущие планы. Она замуж хочет.

А л е к с е й: Ну, это не новость. Это ее нормальное состояние.

Г а л и н а: Лешечка, не хохми. У человека серьезные планы, а он хохмит. Я за канадца замуж собираюсь. У тебя случаем нет кандидата на примете?

А л е к с е й: Что я могу сказать? Это не так просто. Канадцы на дороге не валяются. Канадец - мужчина серьезный, разборчивый, избалованный даже; к нему подход нужен. Вон здесь какая конкуренция - со всего мира приезжают претендентки, а рынок ограничен. Предложение, сама понимаешь, превышает спрос.

Г а л и н а: Подумаешь, рынок! Мы это уже прошли. Ничем ваш рынок от нашего базара не отличается! Главное, товар показать лицом, а там возьмут с закрытыми глазами. И потом, наши женщины во всем мире котируются - красивы, умны, хозяйки отменные - в общем, вне конкуренции, да, Шурик? Возьми хоть меня - ангел во плоти! Сплошные достоинства и никаких недостатков. И так во всем - и в постели, и на кухне, и даже другом могу быть. Нет, ты скажи, Лешечка, может какая-нибудь канадка стать таким же хорошим другом, как я?

Ш у р и к: Ангел в постели - это стильно. Это ты себя мощно позиционировала! Тут кто угодно попробовать захочет.

Г а л и н а: Шурик, не пошли! Так что, Лешечка, есть у тебя кандидатуры?

А л е к с е й: Дружить здесь не принято, так что это не аргумент. А насчет всего остального... Понимаешь, есть еще проблема совместимости. У нас тут другие ориентиры, другой подход к жизни.

Г а л и н а: За меня можешь не беспокоиться, я с марсианином уживусь, лишь бы был при деньгах и не совсем урод. Ты мне лучше конкретно скажи - кто, каков из себя, где познакомиться, что любит.

А л е к с е й: Конкретно - это не так просто. Конкретно - это подумать надо.

Г а л и н а: Э! С тобой о серьезных вещах говорить - только время терять. Надо будет Натку потрясти. Ты куда жену дел, Лешечка? Когда будет?

А л е к с е й: Вот-вот должна подойти. Как сам, Шурик? Обскакал уже своего начальника?

Ш у р и к: Как бы не так! Слопал он меня, сожрал с потрохами. Пока я его из кресла выпихивал, меня самого подсидел один молодой и наглый, причем с полного одобрения моего шефа. Вышвырнули меня, как старую половую тряпку! Волки! Шакалы! Никакой справедливости!

Г а л и н а: Я тебе всегда говорила, женись. Была бы у тебя жена умная, как я, она бы такого не допустила.

А л е к с е й: Не переживай. Подумаешь, с работы выгнали! Профессионал везде пригодится.

Ш у р и к: Вот я и хотел у тебя спросить, где бы мне здесь, в Канаде, пристроиться? У вас на фирме, например, хороший специалист вроде меня не нужен?

А л е к с е й: Нет, так у нас не принято. Здесь не Штаты, здесь иностранцев на работу не берут. Ты иммигрируй сперва, пройди все круги чистилища, докажи, что достоин, а потом уже работу ищи.

Ш у р и к: А ты бы помог, Лешечка, замолвил бы словечко! Глядишь, и нашлось бы что.

А л е к с е й: Нет. Извини, Шурик, не могу и не буду. Есть вещи принципиальные, и ты должен понимать...

Ш у р и к (перебивает): Получается, вся наша прежняя дружба - фуфло, ничего не стоит?!

А л е к с е й: Почему? Я тебе по старой дружбе готов помочь, расскажу, как и что, если, конечно, ты готов к иммиграции.

Ш у р и к: Да, дела...

Н а т а л ь я: Галочка! Как я рада! Шурик, привет! (Целуется с Галиной)

Ш у р и к: Привет, Нат!

Г а л и н а: Натка! Я тоже очень рада. Ты почти не изменилась, как ни странно.

Н а т а л ь я: Ты тоже. А где Полинка?

Г а л и н а: К адвокату умчалась - что-то там очень срочное насчет развода. Не могу понять, зачем она с Аркашей разводится? Такой видный мужчина, с такими деньгами!

Н а т а л ь я: Они разошлись во взглядах на жизнь.

Г а л и н а: Тю-ю! Взгляды на жизнь! Я понимаю, денег не дает или в койке проблемы! Тогда да! И то люди живут, не расходятся.

А л е к с е й: Нет, Галка, здесь взгляды на жизнь имеют принципиальное значение. Можно сказать, определяющее. Посуди сама, если человеку не надо бороться за выживание, если базовые потребности удовлетворены, на первый план выходят моральные, нравственные проблемы...

Н а т а л ь я (перебивает): Алексей! Опять лекции? Перестань, пожалуйста!

А л е к с е й: Тусик, зачем ты сердишься? Не надо сердиться. Я хотел ребятам все объяснить, чтобы у них сложилось правильное представление о нашей жизни...

Н а т а л ь я: Ты бы, чем постоянно лекции читать, поинтересовался, как у жены дела!

Г а л и н а: А ты где была?

А л е к с е й: Тусик, я хотел, я просто не успел поинтересоваться...

Н а т а л ь я (передразнивает): Не успел!.. Я, Галка, работу ищу.

Г а л и н а: Ты? Работу?!

Ш у р и к: Как? Ты работать собираешься? Ты разве работала когда?

Н а т а л ь я: Нет, Шурик. Никогда не работала. И никогда не собиралась! Но что поделать? Денег не хватает катастрофически! Представьте, у нас все расходы расписаны на два года вперед. Меня уже тошнит от всех этих списков и списочков - что можно себе позволить, а что нельзя! Если я беру в супермаркете что-нибудь для души - просто потому, что глаз порадовало - меня Лешик неделю пилит!

А л е к с е й: Тусик, ты только успокойся! Выслушай меня, пожалуйста, без истерик.

Н а т а л ь я: Я еще и истеричка! Дожили! Я, благодаря тебе, ношусь, как проклятая, ищу хоть какую-нибудь работу, меня отовсюду отфутболивают, как сегодня, например, а ты меня в истерички записываешь!

А л е к с е й: Не сердись, Тусик, давай говорить конструктивно. Хорошо? Мы, когда сюда уезжали, на особо шикарную жизнь и не рассчитывали. Так? Мы заранее знали, что будет туго, особенно первое время. Так? Ты вспомни, как я крутился, чтобы обеспечить нам пусть небольшой, но стабильный доход. Мы друг друга видели от силы два часа в неделю. Так? И ты вела себя очень мужественно, не ныла, не обвиняла меня ни в чем, хотя, я видел, тебе было очень тяжело. А теперь, когда все более-менее устроилось, когда я имею нормальную стабильную работу, когда самое худшее позади, ты вдруг взяла и скуксилась. Как будто из тебя весь воздух вышел. Почему? Разве нам обещал кто райскую жизнь просто так, за красивые глазки? Мы сами, мы всего должны добиваться сами. Никто нам ничего не посоветует, никто не посочувствует, никто не поможет. Мы прошли через такую мясорубку, что все ненужное, ненатуральное, наносное слетело с нас, как старая змеиная кожа...

Ш у р и к: ⌠Только змеи сбрасывают кожу - мы меняем души, не тела■...

А л е к с е й: Ты не понял, Шурик, душа здесь ни при чем. Мы должны вгрызаться в эту землю, приспосабливать ее к себе - вернее, приспосабливать к ней себя. Я здесь понял главное - пока себя не переделаешь, пока не начнешь биться насмерть за свое место в жизни - грош тебе цена! (Алексей берет Шурика под локоть и подводит к окну) Посмотри, какая замечательная страна стала нам второй родиной! Чистая, промытая, цивилизованная.

Ш у р и к: Насчет промытой - это точно! Дождь здесь хлещет, не переставая.

А л е к с е й: Не в этом суть. Когда ты на что-то нацелен, когда занимаешься своим делом, не отвлекаясь на пустяки, тогда ты можешь добиться всего. Абсолютно всего!

Н а т а л ь я: Господи, как же мне надоели эти лекции!

А л е к с е й: Тусик, не сердись. Пойдем, Шурик, на кухню, я тебе расскажу, как правильно эмигрировать. Пусть Тусик от меня отдохнет пока.

Г а л и н а: Не пойму я тебя. Вечно тебе все не так. В Москве вся исстрадалась, и здесь тоже не слава богу. С первым мужем разошлась, теперь и второй надоел. Ты какая-то странная, Натка! Неужели все так плохо? А я тебя предупреждала!

Н а т а л ь я: Почему все плохо? Нормально. Просто я - дура, видимо, никак не освоюсь.

Г а л и н а: Ну, наконец, созналась! А я всегда говорила!..

Н а т а л ь я: Не говори, самой противно. Я понимаю, что я неправа, что Лешика мучаю, но ничего не могу с собой поделать! Мы очень здесь изменились. Правильно Шурик сказал - мы меняем свои души. Жизнь заставляет. Я, наверное, несколько душ сменила за то время, что мы здесь. Лешик тоже... Он не говорит, он вещает, у него что ни слово - то лозунг из брошюры для иммигрантов. Такую, знаешь, на границе выдают, про то, в какую замечательную страну вы приехали. Он выучил, а теперь цитирует. Он раньше был совсем другим - нежным, умным, ироничным, а теперь... Сама видишь. Я тоже совсем опростилась. Превратилась в такой, знаешь, хозяйствующий субъект. Причем плохо хозяйствующий. Все здесь меняются...

Г а л и н а: Что-то я не заметила, чтобы Полинка сильно изменилась.

Н а т а л ь я: Полинка - особый случай. У нее иммунитет к жизни. К ней ничего не пристает - ни плохое, ни хорошее. Жизнь сама по себе, она сама по себе, как будто и не пересекаются. А остальные...

Г а л и н а: У тебя типичная депрессия. А я тебя, между прочим, предупреждала. Еще в Москве. Но ничего страшного, это не смертельно, пройдет. Тебе просто надо съездить куда-нибудь, развеяться, отдохнуть...

Н а т а л ь я: Что ты! Мы не можем себе позволить!

Г а л и н а: Не скули. Все вы сначала эмигрируете, а потом скулите. Живешь, как у Христа за пазухой, и ноешь. Скажи лучше, у тебя какого-нибудь канадца нет на примете? Чтобы с деньгами и холостой?

Н а т а л ь я: Пустая затея. Канадцы эти с пеленок жизнью оховяченные. Причем сильно. Вот, к примеру, идешь ты по улице, а навстречу тебе канадец. В Москве как? Если заинтересовался - тут же подойдет. А этот нет. Сперва он понять не может, то ли спит еще, то ли в кино попал. У них же так, как мы, по улицам никто не ходит, чтобы и с макияжем, и руки в порядке, и одета с иголочки, и на каблуках... Да ты сама видела, как здесь принято. Так вот, когда оторопь у канадца этого встречного проходит, в глазах постепенно начинает появляться интерес - как будто подвалить хочет. Не верь! Потому что потом, буквально через полсекунды, калькулятор включается, и цифирки, цифирки, цифирки бегут - сколько ему все это будет стоить. И в конце - большой красный итог, как знак ⌠Стоп■ на дороге. И сразу, как расчет закончен, глазки тухнут, тухнут, в сторону уходят - и все. Отворачивается и мимо проходит. Тоска смертная! Ко мне за все это время только один и подвалил.

Г а л и н а: А вот с этого места поподробней, пожалуйста!

Н а т а л ь я: А нечего поподробней, никаких подробностей и не было. Подходит ко мне и говорит на чистейшем русском: ⌠Вы, как я вижу, тоже из Москвы? Не скучаете здесь, случаем?■

Г а л и н а: А ты?

Н а т а л ь я: А что я? Я и говорю: ⌠Раз ты такой смышленый, парень, должен был сообразить, что такие, как ты, мне еще в Москве надоели!■ И адью.

Г а л и н а: Как? Ты его отшила? Ну и дура ты, Натка! Я бы на твоем месте...

Н а т а л ь я: Ты бы на своем месте определилась! Все тебе моя личная жизнь покоя не дает!
Г а л и н а: Почему только твоя? Не только...

Н а т а л ь я: Тогда Полинку расспрашивай, не меня.

Г а л и н а: Что такое? Почему я опять ничего не знаю?

Н а т а л ь я: У Полинки тут ухажер местный обрисовался. Ходил, ходил вокруг нее кругами и, наконец, созрел, прямо в руки ей свалился. Пригласил он нашу Полечку отобедать.

Г а л и н а: Ну, а она?! Неужели тоже отказалась?

Н а т а л ь я: Ты что, Полинку не знаешь? Для нее легкий флирт - способ существования. Пошла, конечно.

Г а л и н а: Ну, и что?

Н а т а л ь я: А ничего! Поели, попили и все. Он попытался было к ней в машине подвалить, как у них принято, а она его аккуратненько так отшила. Только в губки поцеловать, и все, дальше ни-ни. Бедный канадец чуть не тронулся. Он деньги вложил, полсотни баксов на ресторан потратил, думал, ему вернется с процентами - ан, нет! Пропали инвестиции. Полный биржевой крах. Хорошо, в окно не сиганул с горя. Нет, местные - это не вариант, это мне не поможет.

Г а л и н а: Тю-ю! Ты-то здесь причем? Я для себя ищу варианты.

Н а т а л ь я: Не советую. Посмотри, во что Лешик превратился! Если бы он такой с самого начала был, ни за что бы за него не вышла. А эти еще занудливее.

Г а л и н а: Да мне по барабану! Пусть хоть каждый день агитирует, лишь бы не урод и с деньгами.

Н а т а л ь я: Так это он с деньгами, а ты без денег. Ты, во-первых, каждый цент будешь от него получать под расписку, а во-вторых он с тобой такой брачный контракт составит, что при разводе не он тебе, а ты ему будешь должна. Так что не советую.

Г а л и н а: А Аркаша? Ты не знаешь, как с ним связаться?

Н а т а л ь я: Никак. После того, как Аркаша Профессора обобрал, он ни с кем знаться не хочет.

Г а л и н а: Какого профессора? Почему я опять ничего не знаю?

Н а т а л ь я: У Полинки есть чокнутый сосед - бывший профессор кибернетики. Абсолютно крэйзи, но голова светлая. Он какой-то там логарифм изобрел... Или не логарифм?.. Лешик мне объяснял, что, но я все равно не вспомню. Да какая разница! В общем, изобрел что-то там такое, что всем оказалось совершенно необходимо. А Аркаша тут как тут! Наобещал Профессору с три короба, уболтал его и его жену и выманил у них все права на этот логарифм. С тех пор его никто не видел. Он и с Полинкой-то только через лойеров... прости, Галка, через адвокатов связывается. Он, как разбогател, сразу в Штаты переехал и, говорят, ведет там светский образ жизни.

Г а л и н а: А это правда, что он так упоительно богат?

Н а т а л ь я: Здесь чужие деньги не считают. Но этот патент купили ведущие компьютерные компании. А они на разработках не экономят.

Г а л и н а: Надо же! А я и не знала. (Громко) Шурик!

Г а л и н а: Шурик, оказывается, Аркаша свои деньги украл, а не заработал!

Ш у р и к: Ничего странного, все большие состояния на крови замешаны.

А л е к с е й: Это неправда. Я Аркашу не оправдываю, но он все сделал по закону. Если бы там было к чему придраться, был бы суд. А суд здесь справедливый, это основа...

Н а т а л ь я: Лешик!

А л е к с е й: Молчу. Ребята, вы лучше расскажите, почему Степан Эн не приехал? Как он там?

Ш у р и к: О-о, это отдельная песня. Наш Степан Эн развернулся вовсю. Он, если помнишь, историю литературы на свой манер переписывал. Переписал. И даже издал. Как ему это удалось, не знаю, но, оказалось, наш истосковавшийся по чуду народ только этого и ждал. Книжки его разошлась в момент, пришлось даже тираж допечатывать, и стал Степан Эн чем-то вроде национального героя, популярнее любой попсы. Народ его носит на руках, с телеэкранов не сходит его довольная физиономия, юные фанатки вибрируют при его появлении, домохозяйки рыдают над его портретами. Появилось даже целое течение - степанэнтика - и ее апологеты. Вслед за Степаном пишут и печатают, печатают, печатают... Не знать о его теориях стало просто неприлично, а усомниться даже опасно - затопчут ногами. Дурдом!

Г а л и н а: Ты, похоже, завидуешь.

Ш у р и к: Завидую, Галка. Черной завистью. Кто бы мог подумать, что на такой шизе можно так мощно заработать! Вот, например, его последний перл - будто бы Чехов и Островский - одно лицо, только псевдонимы разные. Полная и окончательная шиза!

Н а т а л ь я: И что?

Ш у р и к: А ничего! Народ хавает! С бешеным аппетитом! Они так привыкли, что им лапшу на уши вешают, что готовы поверить любой фигне, даже если им скажут, что Христос и Ленин - близнецы-братья, разлученные в детстве злой ведьмой.

Н а т а л ь я: Как, Степан Эн и про это пишет?

Ш у р и к: Нет, это я так, к примеру... Но ведь и это схавают за милую душу! Нет, линять из этой страны надо, пока не поздно!

А л е к с е й: Правильно, дерзай, пока молодой. Здесь ты по-новому раскроешься, здесь...

Н а т а л ь я: Лешик!

А л е к с е й: Виноват... А на Степана ты зря так ополчился. Раз его продукт пользуется бешеным спросом, значит наш Степан Эн - гений маркетинга. Со всеми вытекающими последствиями.

Ш у р и к: Да уж, последствия еще те! Его отказались печатать за границей, и он тут же объявил о всемирном заговоре против правды. ⌠Так называемая западная цивилизация во главе с Америкой, - вещает Степан Эн, - настолько погрязла во лжи, настолько уверовала в свою безнаказанность и вседозволенность, что хочет лишить нас последнего - правды. Но наш свободолюбивый народ, наша великая культура, вскормленная отцовской грудью Пушкина-Кюхельбеккера, Островского-Чехова и Толстого-Шолохова, - они, естественно, у него едины в разных лицах, - даст достойный отпор наглым америкосам. Нам не привыкать к страданиям, и мы будем страдать за правду до самого конца, каким бы он не был!■ Конец цитаты. Бурные аплодисменты электората, переходящие в овацию. Я не удивлюсь, если на следующих выборах он выдвинется в президенты и победит.

А л е к с е й: Теперь понятно, почему он не приехал.

Ш у р и к: Что ты! Теперь он принципиально невыездной. Я, говорит, ни рубля не потрачу в этих заграницах. Мне, говорит, жалко мои честно заработанные деньги отдавать этим фальсификаторам правды. Я, говорит, все до копейки потрачу на родине, причем буду всегда покупать только отечественное и умру с чувством выполненного долга. Его мымра попыталась было вякнуть насчет уровня жизни, но он тут же с ней развелся и женился на молодой и красивой.

Г а л и н а: Причем никому не сказал. Я, как узнала, чуть не поседела - надо же, такой шанс проворонить! Всегда я все последней узнаю! А теперь его новая цапля никого из нас, старых друзей, на порог не пускает. Сидит, как Цербер, на золотой цепи и гавкает басом по телефону: ⌠Мой Степочка Эн никого не принимает. Он ужасно занят.■ Идиотка!

Ш у р и к: Ты, похоже, завидуешь!

Г а л и н а: Было бы кому завидовать! Ее по телевизору показывали - кожа да кости. Тьфу! И как только Степану не противно?!

Ш у р и к: А, по-моему, ничего, симпатичная.

Г а л и н а: Ничего ты в женщинах не понимаешь!

П о л и н а: Натка, ты здесь! Как я рада!

Н а т а л ь я: Привет, Полинка.

Г а л и н а: Ну что? Как адвокат?

П о л и н а: Все! Наконец-то все! Аркадий подписал бумаги, и на этом моя затянувшаяся семейная жизнь благополучно закончилась.

Г а л и н а: Да уж! При таких алиментах - конечно, благополучно. А что это за история с Профессором, Поль? Аркаша его вправду надул?

П о л и н а: Надул - это мягко сказано! Ограбил! По миру пустил! Но не будем о печальном. Будем праздновать! Девочки, помогите пакеты разобрать. Шурик, Лешечка! Надо стол подвинуть.

А л е к с е й: Хай, Полинка! Как ты?

П о л и н а: Все прекрасно! Сюда, сюда двигайте. Вот так. И стулья захватите из другой комнаты.

Г а л и н а (достает из пакетов еду): Ого! Нас еще никто в вашей Канаде так не угощал.

Ш у р и к: Да, гостей встречать здесь не умеют. Поставят пакет чипсов и говорят: ⌠Угощайтесь на здоровье!■ Жлобы!

Н а т а л ь я: Ты с ума сошла! Это же целое состояние! Мы столько за месяц не тратим!

П о л и н а: Я теперь богата. Имею я право на один безумный поступок?! Могу я друзей угостить?! Я богата. Как это странно! Никогда не понимала, каково это - быть не просто состоятельной, а богатой. Что мне теперь с ним делать, с моим богатством?

Ш у р и к: Поделись с друзьями.

П о л и н а: Да, поделиться... Поделиться - это правильно. Надо будет Профессору как-нибудь помочь... И Вареньке...

Ш у р и к: Мне помоги.

П о л и н а: Бог тебе поможет! Нет, серьезно, я просто не представляю, что делать!

А л е к с е й: Есть такая болезнь -═ синдром внезапного богатства. Это когда кто-то в лотерею выиграл или наследство получил. Очень такой человек мучается, не знает, что делать. Я бы тебе посоветовал пока ничего не предпринимать, ты пообвыкнись, осмотрись хорошенько...

Н а т а л ь я: Алексей, опять?! Ты не можешь помолчать немного?!

П о л и н а: Нет, Лешечка. Это неправильно. А правильно... Что же правильно? Что делают богатые люди?

Ш у р и к: Деньги делают.

П о л и н а: Нет, это не для меня. Я тратить хочу. А! Вспомнила! Они путешествуют, ездят по миру в свое удовольствие! Я тоже!.. Я сейчас!..

П о л и н а: Я тоже не собираюсь здесь сидеть. Галка, Шурик, вы когда обратно в Москву? Я с вами поеду. Буду жить в Москве, как раньше.

А л е к с е й: Полина, опомнись! Там мафия! Для них нет ничего святого! Ты погибнешь!

Ш у р и к: Ну ты даешь! Стоило уезжать, чтобы вернуться?

Г а л и н а: Удивляюсь я тебе, Полинка. Люди из кожи вон лезут, чтобы денег накопить да мир посмотреть, а ты со своими-то деньжищами обратно в нашу дыру! Как будто никогда не видела! Я бы на твоем месте...

П о л и н а (перебивает): Так, что с собой взять? (Открывает шкаф) Естественно, брать нечего. Все устарело. Все надо покупать заново. Галка, как там у вас с барахлом нынче?

Г а л и н а: С барахлом-то хорошо, но все очень дорого.

П о л и н а: Это меня уже не волнует. Значит, все там куплю. (Отбрасывает чемодан)

Ш у р и к: Вот это называется менталитет! С таким подходом тебе самое место - в Москве.

А л е к с е й: Полина, неужели ты серьезно уедешь?!

П о л и н а: Серьезно, Лешечка, серьезно. Что мне здесь делать? Я тут с тоски сдохну!

Г а л и н а: Поль, окснись! В твоем возрасте опять переезжать - это просто глупо! Что ты там делать будешь?

П о л и н а: Какой наш возраст, Галка! Жизнь только начинается! Да здравствует жизнь! Здесь тоска, Лешечка, сытая и обеспеченная тоска. А там, в Москве, я развернусь - тусовки, приемы, клубы... Все знакомы, все родные... Опять, как прежде... А знаешь что, Натка, поехали со мной, а?! Скучать не будем, гарантирую.

А л е к с е й: Поля! Ты сошла с ума, это я понимаю. Тебе твое богатство на голову свалилось и немножко отшибло мозги. Но это твои проблемы. А мою жену втравливать в твои авантюры я не позволю! Семья - это святое, это основополагающая ценность...

Н а т а л ь я: Алексей, заткнись, пожалуйста!

П о л и н а: Твоя жена, Лешечка, взрослый человек, и сама собой распоряжается. И если она решит поехать, то поедет, а нет - так нет. Так что подумай, Натка. Что же мы не празднуем? К столу, все к столу!

А л е к с е й: Ты гадкая и злая женщина. Я не ожидал от тебя такого. Поедем, Тусик, домой. Пусть она здесь колобродит, сколько ей вздумается.

Н а т а л ь я: Да оставь ты меня в покое, ради бога! Поезжай домой, я пешком приду.

А л е к с е й: Там дождь, Тусик, ты промокнешь. Поехали.

Н а т а л ь я: Напугал чукчу снегом. Поезжай один, я приду, не беспокойся.

А л е к с е й: И поеду! Только ты не задерживайся, я буду волноваться. Галка, Шурик, до свидания. Жаль, что все так закончилось. А ты, Полина, змея подколодная. Правильно Аркаша с тобой жить не захотел.

П о л и н а: Так что, Натка, поехали? Здесь ты совсем загнешься через год. А там - жизнь, веселая и безалаберная! Английский ты выучила, работу найдешь без проблем, и будем мы с тобой, как прежде, свободны и независимы! Помнишь, когда ты с первым мужем разводилась, а я еще за Аркашу не вышла, как мы с тобой гремели на всю столицу?! Есть, что вспомнить!

Н а т а л ь я: Это когда было...

П о л и н а: Так что, крест на себе ставить? Мы еще поживем, мы еще так погуляем, что чертям завидно станет! А не понравится - вернешься. Поехали, развеешься, хандру сгонишь. И мне веселей будет. Поехали, а?

Н а т а л ь я: Нет, я не поеду. Здесь тоска, конечно, но там ничем не лучше... Нет-нет, ни за что.

П о л и н а: Ну, как знаешь. Что же мы не празднуем? Шурик, посмотри на кухне, там вино было.

П о л и н а: Галка, в пакетах ничего не осталось? Все на столе? Девочки, садимся.

П о л и н а: Натка, давай к нам.

Ш у р и к: Там пусто, Поль. Ты, наверное, уже отпраздновала, и не раз.

П о л и н а: Как же так? Я была уверена, что есть. Ладно. Ерунда. Сейчас купим. Шурик, поехали со мной, поможешь вино выбрать. Девочки, посидите, мы быстро.

Г а л и н а: Я тоже поеду. Мне с тобой, Полина, надо очень серьезно поговорить. Теперь ты как честный человек просто обязана найти мне мужа-канадца. А то, получается, я зря приезжала?! У тебя, говорят, тут романчик случился с одним местным. Познакомь, а?..

Н а т а л ь я: Как это несправедливо! У кого-то все легко и без усилий, а ты мучаешься, стараешься, из кожи вон лезешь, и все без толку. Почему так? Полинка, стрекоза, и здесь, и там, и везде, и всегда в полном шоколаде. А я? Опять одна... Ей легко - ⌠поехали со мной■! Свободные и независимые! Да нет ее нигде, этой независимости, ни здесь, ни там! Все мы от чего-нибудь зависим. От мужа, от работы, от здоровья, от возраста. От круга общения. Прав Лешик - надо работу найти, наконец, делом заняться. Дурь вся и выйдет. Здесь легко жить - комфортно и безопасно. Денег только не хватает. Ничего, буду работать, и с деньгами станет полегче. Путешествовать будем, развлекаться... Ну ладно, допустим, найду я работу, все будет у нас хорошо; а дальше что? Вдруг и меня так же зомбируют, как Лешика? Как пить дать, зомбируют. Здесь нельзя быть другой, надо быть такой же, как все. Даже еще более ⌠такой же■, если иммигрант... А я не хочу! Я хочу быть собой, а какой-нибудь... Я не хочу меняться!..

Н а т а л ь я: Лешик прав, я - как сдувшийся шарик. Только на один год меня и хватило. Как я сюда рвалась, как мечтала вырваться! Как волк из сказки, у которого хвост вмерз в прорубь. Вырвалась, а хвост там остался! Теперь сижу здесь с голой задницей, и в нее изо всех щелей дует. Не знаю, как быть, и тоскую. Весь пыл вышел, батарейки сели, а заряжаться я здесь не научилась...

Н а т а л ь я: А что там? Она представляет, что ее встретит? Унылая пограничная физиономия. И взгляд исподлобья, мол, что это ты здесь забыла? Зачем вернулась? Подозрительно, подозрительно. А кругом все, как всегда - толкотня, грязь, ругань. Что она там забыла? Потусуется немного, навыпендривается вдоволь, душу отведет и вернется. Еше и мужа нового привезет.

Н а т а л ь я: А я и туда не хочу, и здесь мне плохо. Я совсем запуталась. Как мне Полинка говорила когда-то? Мы все - канатоходцы, мы шагнули в пустоту и идем. Надо дойти и вцепиться в новый берег, пустить корни и жить... Я, видимо, не дошла. Заглянула вниз, в пустоту и застыла; стою соляным столпом меж двух миров... Нет-нет, надо встряхнуться, не надо об этом думать! Надо думать о хорошем! Полинка вернется, обязательно вернется, она там долго не выдержит, а мы с Лешиком пока дела свои поправим, может быть, даже домик купим, он все о домике мечтает, и будем жить... Ничего, привыкну...

Л ю д м и л а: Новенькая! А где Полина?

Н а т а л ь я: Да какая я новенькая! Мы тут уже давно. Давайте знакомиться. Меня Наташа зовут.

Л ю д м и л а (вытирает руку о юбку и подает Наталье): Люська. Ты чего здесь одна? Где Полина?

Н а т а л ь я: Сейчас будет. Как Варенька?

Л ю д м и л а (причитает): Бедная моя девочка! Никто не поможет несчастной! Вот помру, останется она одна-одинешенька на белом свете!

Н а т а л ь я (не дает Людмиле отхлебнуть): Подождите, Людочка. Полинка говорила, что она Вареньке поможет. Она теперь богата, может себе позволить.

Л ю д м и л а: Поможет?! Дай бог ей здоровья! Наконец-то и Вареньке моей обломилось! А не врешь?!

Н а т а л ь я: Только что, вот здесь, Полинка сказала, что и Вареньке поможет, и Профессору.

Л ю д м и л а: Не верю я никому. Ну, дай-то бог, может и не обманет. За это и выпью. (Прикладывается к фляжке) А ты чего одна сидишь?

Н а т а л ь я: Одна... Это правда, совсем я одна остаюсь. Полинка обратно в Москву уезжает...

Л ю д м и л а: Зачем?

Н а т а л ь я: Просто так. Скучно ей здесь. Она улетает, а я остаюсь совсем одна и не знаю, что делать.

Л ю д м и л а: Во дает! Зачем тогда приезжала? Ну да, мягкой ей посадки. (Прикладывается к фляжке) А ты, говоришь, одна? У тебя, чего, мужа нет?

Н а т а л ь я: Муж есть, но разве это спасает?

Л ю д м и л а: Так он, чего, безработный?

Н а т а л ь я: Да нет, у него все в порядке.

Л ю д м и л а: Вот за это и выпьем. Хочешь? (Предлагает фляжку Наталье)

Н а т а л ь я: А что! И выпью! (Протягивает руку)

Л ю д м и л а: Погоди.

Н а т а л ь я: Фу, гадость! (Отдает фляжку)

Л ю д м и л а: Извиняйте! На хорошее пойло денег нет. (Прикладывается) Вот и глотаю эту бурду. Конечно, вам не по нутру! Избалованный вы народ, эти образованные! Муж есть, работа у мужа есть, живи - не хочу, а она ноет. Подумаешь, подруга улетает! Ну и скатертью дорожка, а ты живи своей головой. Мужа, небось, обслуживать нужно? Нужно! Вот и обслуживай. А то найдет себе прошмандовку какую, как мой бывший, и тю-тю! Поминай потом, как звали! Ты этого хочешь?

Н а т а л ь я: Нет, конечно. Но дело не в этом. Сложно все, Людочка. Очень сложно.

Л ю д м и л а: Я и говорю, все у вас, образованных, сложно. Сами себя запутываете. Где муж-то? Дома, небось? Вот ты и иди к мужу, радуйся, что дома. Иди, иди, нечего тебе тут ошиваться. (Подталкивает Наталью к двери) А я Полину подожду. А то забудет про Вареньку-то.

Н а т а л ь я: Дома... Странное слово - дом. Твердое, энергичное... но пустое. Как все слова, пока их не наполнишь смыслом... Сказать легко - дом, и разрушить просто, а вот построить... Мне бабушка рассказывала, когда я была маленькая, она часто возила меня в колясочке по Филевскому парку. Там жили белые лебеди, они были очень доверчивы и охотно подплывали к людям. Я их звала: ⌠Гуи-гуи,■ - и они собирались у берега. Бабушка давала мне хлеб, и я им его бросала. А однажды кто-то проходил мимо и - просто так! - скрутил одному из них шею. Больше лебеди там не появлялись... Так и мы, упорхнули на новое место, а все вокруг чужое...

Л ю д м и л а: Иди, иди, нечего сопли размазывать.

Н а т а л ь я: Да, надо идти... Надо жить, где живешь. Жить и терпеть. Все образуется. Когда-нибудь...

Л ю д м и л а: Птичку пожалела! Меня бы кто пожалел. Сложно ей все! Запуталась! Летают туда-сюда, все найти себя не могут. А нет, чтобы подумать, как себя найдешь-то, если и не терял? Живи, где живешь, и все. (Прикладывается к фляжке) Стоп, Люська! Ты уже набралась. Хватит!

Л ю д м и л а: Нет, пока стою. Можно еще глоточек. (Прикладывается) Варенька моя говорит: ⌠Зачем ты пьешь, мама?!■ И глазками своими смотрит синенькими, как василечки, и слезки на глазках блестят. И так жалко ее! Потому и пью, что жалко ее! Всех людей жалко, вот и пью! (Прикладывается) И эту, Наташку, тоже жалко, непутевая она баба! Все шастают туда-сюда, угомониться не могут. Ищут, где получше. А нигде! Нет нам нигде покоя, ни на земле, ни в небесах. Одна отрада, Варенька растет! Такая хорошая дочка, просто прелесть! Вот, выучится, тоже, небось, страдать будет, искать будет, где потеряла. Неужто так же исстрадается, как эта? Эх, грехи наши тяжкие, держат, не отпускают!

Л ю д м и л а: Все, Люська, стоп! Теперь точно хватит. Теперь тебе одна дорога - в койку и спать. (Командует себе) Прямо-прямо-прямо... Эх, Варенька! Профукала твоя мать твое счастье. Не дождалась благоде... благодете... Полину, короче, не дождалась. Не напомнила про тебя. Теперь тебя точно забудут!.. (Командует) Люська, правее, правее, дверь... Прицелились... Марш!

Конец