ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Август: Замечания - настоящее дерьмо!

Он комкает бумагу и резко отбрасывает ее прочь; его голова падает на сложенные руки на какое-то время; затем он вставляет чистый лист бумаги в машинку, но не оскверняет ее печатным словом долгое время. В это время на дюнах, слева на сцене, появляется молодая девушка, Клер, также призрачно-прекрасная. Она несет плетеную корзинку; ее волосы по цвету соответствуют солнечному свету, отраженному от моря. Кип услышал ее приближение.

Кип (кричит): Эй, посмотри, что я здесь нашел! Клер: Что?

Кип: Пол от какого-то унесенного ветром домика, целехонький, это настоящий танцкласс. Как он тебе, Клер?

В этот момент Август поворачивается, чтобы посмотреть на пару в дюнах.

Клер: Ты обещал ждать меня в Атлантик-хаузе, Кип.

Кип: Ты не нашла там записку?

Клер: Нашла, но в ней было: "Я собираюсь на дюны к маяку". А это совсем не у маяка. Я нашла тебя по следам. К счастью, у тебя совершенно неповторимые отпечатки следов, Кип.

Кип: Ты, по-моему, запыхалась, Клер.

Клер: Да, меня эта дорога довела - не отдышусь никак.

Кип: Садись. (Она садится около него, прислонившись к его плечу) Мне не хочется идти в Атлантик-хауз.

Клер: Почему?

Кип: Я...

Клер: На тебя там обращают слишком много внимания.

Кип: Ш-ш! Смотри!

Август выходит из лачуги и направляется к платформе, как будто не замечая их, но он говорит "извините", когда ложится на живот, вытаскивая из-под платформы переносной патефон; тишина, заполняемая шумом моря; он ухмыляется им и возвращается к лачуге; затем вспоминает еще что-то и достает из-под платформы бутылку рома, заходит за дом, вынимает пишущую машинку из футляра и начинает печатать, как одержимый.

Клер: Это было? Это было на самом деле?

Кип: Он же говорил, он сказал: "Извините".

Клер: Ты помнишь его по прошлой ночи? На пристани?

Кип: Он там болтался пьяным, а потом подсел без приглашения и смотрел на меня так долго и прямо, что я подумал: "Он собирается или арестовать меня, или..."

Клер: Или?

Кип: Ты знаешь.

Клер: Соблазнить? Как все эти фальшивые художники, которые постоянно просят тебя попозировать им?

Кип: Поэтому я и попросил тебя поговорить с ним.

Клер: Почему ты хотел, чтобы я с ним поговорила?

Кип: Лето почти кончилось. Пристань закроют, и... Ну, и я знаю, что твой дорогой Багзи собирается "собрать" тебя сегодня Клер: Меня нельзя собрать, я не багаж.

Кип: Мы с тобой в какой-то степени в одной лодке, Клер.

Клер: В какой?

Кип: Нас обоих "соберут", потому что мы не можем содержать себя сами. Тебя - Багзи, меня - еще кто-нибудь.

Клер: Меня - Багзи! Нет, нет, и еще раз - нет!

Кип: Ну тогда кто-нибудь другой - выбор есть. А может, кто-то один возьмет нас обоих. Двоих по цене одного. И мы не расстанемся, хотя бы на время...

Клер: Меня содержать слишком дорого. Инсулин, периодически больница, а сроки все больше, и... Какой чудный ясный день! Давай поглощать этот свет, а потом - потом лица такие мрачные...

Кип: Хорошо, милая, сделаем, но сначала давай попытаемся обеспечить будущее.

Он запинается. Она пытается не заметить.

Август (в лачуге): Все, что бы ни было из них...

Кип (глубоко, протяжно вздыхает): Решимся и решим, в конце концов.

Клер: Есть что-нибудь на примете, чтобы помочь решить?

Кип: А вот он там. Я не думаю, что он такой нищий, как можно решить по его лачуге. Прошлой ночью он показывал нам вырезку из "Тайме" о его пьесе, проданной на Бродвей.

Клер: Кип, мы знаем, что не все в этом мире Багзи, но я подозреваю, что каждый хочет за свое что-то и получить что-то, по меньшей мере, подавляющее большинство хочет этого.

Кип: У нас есть, чем отплатить. Мы можем предложить...

Клер: Да?

Кип: Симпатичное общество, умение готовить, внимание, так необходимое такому одинокому человеку, как...

Клер: Он там? (Слегка передразнивая) Молодому, и неплохо выглядящему. Ты влюблен?

Кип: Клер, побудь серьезной хоть немного, а потом уже шути, ладно?

Клер: Он выглядит немного необычным, но - не подозрительным.

Кип: Я бы сказал, что он выглядит подозрительнее, чем просто подозрительный.

Август вставляет лист бумаги в машинку. Клер через окно смотрит на него, сидящего к ним в профиль.

Клер: Тебе все это надо было разглядеть вчера ночью, сегодня шансов уже нет.

Кип: Я заметил, что один глаз у него немного мутный, а другой - ясный. В его ясном глазе было что-то славное.

Клер: У меня впечатление, Кип, что ты уже внес его в список возможных патронов.

Кип: Я думаю, сейчас надо разрабатывать любую возможность. Вот уже шесть месяцев ты думаешь, что знаешь что-то, о чем я не догадываюсь. А я догадывался, только не показывал этого, просто надеялся, что все пройдет само собой, если не обращать на это внимания.

Пауза. Колеблющийся свет, крики чаек.

Клер (спускаясь с платформы): Пределы безнадежности

Кип: Безнадёжности...

Клер: Хоть так, хоть этак, надежды все равно нет. Займись своими танцами, а я... (Звук ветра. Продолжая, прикрывая глаза рукой) Песок! А я продолжу вчерашний ночной разговор с этой... возможностью.

В течение этого диалога становится ясно, что Август прислушивается к нему с интересом. Клер подходит к окну лачуги, обращенному к платформе.

Клер (с быстрым, легким смешком): А в окне нет стекла.

Август вытягивает страницу из машинки и отбрасывает ее.

Август: Да, да, нет!

Клер: Я могу?..

Август не отвечает. Она входит.

Клер: Ах, извините. Я помешала вашей работе.

Август: Вы оказали мне этим честь. Я уже как раз собирался сделать уступку вкусам одного могущественного человека, вкусом совершенно не обладающего.

Клер: А тогда почему вы собирались уступить?

Август: Потому что существует такая жизненно важная необходимость, как деньги на то, чтобы выжить.

Клер: Я думаю, все художники... не имеет значения... мои предположения... я запыхалась...

Август: Видно, что запыхались... Бежали по берегу?

Клер: Нет, нет, просто... поспорила с братом.

Август: И сбились с дыхания, да? Садитесь.

Клер: На что?

Август: Стул, или...

Клер: Койка... неубрана.

Август: Я сплю без просыпа.

Клер: Я просто подумала о некоторых нормах морали.

Август (расправляет одеяло): Из-за неубранной кровати?

Клер: Нет, не кровати. Уступок в искусстве, никак не меньше. (Прокашливается.) Вы садитесь на свое место, а я...

Август: Будете проповедовать?

Клер: Я думаю.

Август: Думаете? Вы уверены, что вы думаете?

Клер: Не совсем.

Август: Двойное разоблачение - вы правы. Я уступаю.

Кип подходит к окну. Кип: Извините.

Клер: Что случилось, Кип? О, Кип, что...

Кип (протягивая руку через окно): О... Да, мы познакомились прошлой ночью. У вас нет воды попить?

Август: Есть бутылка теплой газировки.

Кип: Прекрасно. Любой мокрой, но не соленой воды.

Клер (Кипу): Я уже почти собралась прочесть ему лекцию об уступках в искусстве...

Кип: За или против?

Клер: Я думаю, художник любого рода - художник, как Ван Гог, танцовщик, как Нижинский...

Август: Они оба сошли с ума...

Клер: Но другие не сошли, отказавшись делать уступки плохому вкусу и выжили, не потеряв своего лица. Это - чистота, можете уважать ее или нет.

Август: Я уважаю и буду уважать. Но годы пройдут, пока я овладею своим ремеслом. Я пытаюсь выиграть время для этого.

Клер: Вы молоды, сильны и здоровы. Я не знаю вашего таланта, но если вы пишете, и хорошо, то - долой уступки.

Август: Вам еще рано знать такие вещи.

Клер: Должна была узнать, рано или поздно.

Август: Зачем так рано?

Клер: Моя семья из Нью-Порта, в Род-Айленде были шокированы отсутствием у меня условностей, которые они ценят слишком высоко.

Кип: Уф! Я пойду продолжу свои экзерсисы.

Возвращается на платформу. Затем начинает серию медленных лирических упражнений, которые позднее грациозно переходят в павану.

Клер: Поэтому я так рано научилась обводить их вокруг пальца, другой возможности не было.

Август: Я наделаю много ошибок, но это будут мои собственные ошибки, я никогда не соглашусь, чтобы мной манипулировали.

Клер: Не соглашайтесь, не соглашайтесь никогда. В конце концов вы будете гордиться этим.

Август: Мы можем иногда обманывать сами себя, вы знаете. Давайте оставим этот предмет.

Клер: Да, предмет тяжелый. Я вошла только, чтобы спросить вашего разрешения использовать эту платформу, как...

лвгуст: Тут нет ничего моего, кроме машинки и бумаги, и нескольких пластинок для моего серебряного патефона. Я сам здесь - непрошеный гость...

Он наливает ром в два стакана. Снаружи, при почти потушенном свете, Кип стоит неподвижно, смотря вперед.

Клер (когда Август предлагает ей ром): Ничего такого мне нельзя, Август.

Август: Вы знаете мое имя?

Клер: Вы забыли, что познакомились со мной прошлой ночью на пристани?

Август: Вы знаете, помню. Хотя люди редко запоминают имена прошлой ночи.

Клер: И как меня зовут?

Август: Вас - Клер, а вашего брата - Кип. Вы уверены, что не хотите выпить?

Клер: Я не могу. У меня диабет.

Август: Я думал, что только у пожилых бывает диабет.

Клер: К сожалению, бывают такие вещи, как врожденный диабет, и у меня как раз такой.

Август: Никогда не слыхал, вы мне кажетесь такой здоровой.

Клер: Гм... Вас дождь не мочит - без окон, без дверей?

Август: Да, конечно. Но у меня есть брезент, которым я накрываю кровать, а машинку и патефон я прячу под платформу.

Клер: Вы драматург. Вы мне вчера сказали.

Август: Я пишу пьесы. Истории. Поэмы. Сейчас - да, пьесу. Я как раз собирался делать в ней изменения, в которые не верю, и тут вы позвали меня через окно, как моя... совесть.

Клер: Вы никогда не смотрите на людей прямо, когда разговариваете с ними?

Август: Нет, пока не выпью.

Клер: Почему?

Август: Почему?

Клер: Угу.

Август: Потому что у меня начинает образовываться бельмо, и еще потому, что становлюсь не совсем честным, я думаю.

Клер: Если бы вы не были честным, вы бы не делали об этом таких честных заявлений.

Август (выглядывая): Прекрасный танцор ваш брат.

Клер: Вы и с ним познакомились прошлой ночью на пристани.

Август: Я знаю, но... Я был слеп прошлой ночью.

Клер (резко): Не слишком слеп, чтобы смотреть на него, как пойнтер на перепелку.

Август (поворачивается к ней, улыбаясь). Да... Не слишком слеп для этого. Мне показалось, он отверг мое внимание, и я обратил его на куда менее привлекательный объект, на пьяного матроса в баре. Там он был собакой. По сравнению с Кипом - просто дворняжкой. Но... Нищие не могут быть слишком... разборчивы, знаете ли, а красивые, как этот, за окном - те тоже бывают очень одиноки по ночам. Подходит к патефону, ставит пластинку и заводит ее.

Клер: У вас странный голос.

Август: Вы уверены, что слышите его?

Звучит "Павана почившей инфанте" Равеля.

Клер: Он не такой ясный, каким был тем летом.

Август: Сорок лет назад, Клер.

Она закрывает свои глаза.

Клер: Мне кажется - у меня кружится голова. Это deja vu?

Август: Ты сказала, еще нет.

Клер: Еще нет! (Сникает головой)

Август: Художники всегда продолжают одну тему с вариациями. Если повезет, несколько тем с бесчисленными вариациями.

Клер: Но они не должны надоедать.

Август: Нужно быть готовым к этому, как и к уступкам.

Клер (поворачивает голову, как от сильной боли): Я знаю что это такое!

Август: Ты должна знать, ты часто слышала это на моем патефоне тем летом, летом...

Клер: Пожалуйста. Не вспоминай то лето.

Август: Жизнь перевернулась тем летом.

Клер (беспощадно насмешливо): Мотылек вокруг...

Август (показывая на Кипа за окном): ...огня!

Клер: Стоп! (Останавливает пластинку) Ты жесток, Август?

Август: Скорее жесток, чем сентиментален, Клер.

Клер: И - ничего посредине?

Август: Нет, нет, много всего. Знаешь, если помнишь.

Нежно сжимает ее голову между своими ладонями.

Клер: Мертвые инфанты не помнят своих паван на твоем серебряном патефоне. Так плохо умирать, когда ты молод, как Кип и я, и даже ты тем летом. Скажи мне - ты жил, ты можешь дать ответ.

Август: Чтобы жить еще сорок лет после этого экстаза. Этого достаточно, чтобы примириться с переселением, наконец, на темную сторону Луны, в бездонную космическую черную дыру, или...

Клер: Может, ты, может, он...

Август: Может, я преобразил его в своей памяти? (Смотрит в окно на танцующего Кипа) Нет. Я помню его точно таким, каким он был.

Клер: Это лето сорокового года, Август. Давай оставим метафизику, играй прямо, играй, как будто ты в этом лете, и не прошло столько лет.

Август: Согласен! Но я не суфлер, ты сама должна помнить свои слова. (Пауза; он щелкает пальцами)

Клер (как будто пробуждаясь): Почему вы все держите под платформой?

Август: Под полом соседней лачуги, унесенной ветром.

Клер: Почему вы прячете свое имущество там?

Август: Я всегда так делаю.

Клер: Почему вы всегда так делаете?

Август: Потому что время от времени меня посещают гости...

Клер: Воры?

Август: Да, потенциальные. А что я буду делать, если останусь без машинки и патефона?

Клер: Ясно. М-м-м... Вы слышали наш разговор?

Море шумит. Они улыбаются, не глядя друг на друга.

Клер: Мой брат нашел эту платформу, чтобы танцевать на ней. Я бы не знала, что он здесь, если бы не следы на песке. Он очень необычен, мой брат.

Август: И очень красив.

Клер: О да, очень. Если бы он не был моим братом, он бы свел меня с ума.

Август: Он похож на молодого Нижинского.

Клер: Я передам ему ваши слова. Вы знаете, Нижинский - его бог, его идол.

Август: И он представит нам молодого Нижинского. Он потрясающе владеет своим телом. Он профессиональный танцовщик?

Клер: Он никогда не танцевал профессионально, но он учился танцевать.

Август: Вы не похожи друг на друга, совсем нет семейного сходства.

Клер: Да.

Август: Вы оба красивы, но совершенно по-разному.

Клер: Ну, не совершенно, спасибо.

Август: Извините меня.

Клер: Я тоже танцую.

Август: Я заметил это прошлой ночью.

Клер: Я думала, вы заметили только Кипа. Когда вы смотрите на Кипа так, как вы смотрели на него прошлой ночью... вы смотрели не в его...

Август: Мозги? Душу? Видите ли, я работаю до самопожертвования, прежде чем я еду в Провинстаун, и честно, Клер, я езжу не за тем, чтобы смотреть на разжиженные мозги или заглядывать в души.

Клер: У вас есть туалет, мне нужно...

Август: Океан или дюны.

Клер: Не возражаю.

Она опускается на колени, склонив голову. Август опускается рядом с ней, нежно поднимет ее голову. В ее глазах слезы.

Август: Я знаю, что ты смотрела за ним, Клер, очень строго и не хотела, чтобы его использовали.

Клер: Я не хотела, чтобы ты насиловал его тело, чтобы удовлетворить свое.

Август: Клер, нужно знать человека очень близко, иногда очень долго, чтобы хоть поверхностно знать, что у него внутри.

Клер: Я доверяю интуиции. А в случае с Кипом у меня преимущество - я познакомилась с ним в Нью-Йорке в необычных обстоятельствах.

Они оба смотрят через большое окно на Кипа. Он начинает медленные танцевальные экзерсисы; внезапно теряет равновесие, неуклюже опускается на платформу с ошеломленным видом. Клер сдерживает крик. Музыка резко останавливается, когда Кип падает.

Август: Что случилось?

Клер: Вы предлагали мне выпить.

Август: Но вы сказали, что...

Клер: А сейчас мне нужен глоток. Что-то случилось с Кипом, он... он споткнулся.

Август: Некоторые доски на платформе прогибаются.

Клер: Спасибо. Не возражаете, если я позову его?

Август: Нет, конечно, нет.

Клер (в окно): Кип! Кип!

Кип поднимается и направляется к окну с немного отсутствующим взглядом, но улыбаясь.

Клер: Кип, это Август, ты должен помнить его по прошлой ночи. Правда, он выглядит прославленным?

Август: Это страшно, выглядеть прославленным в таком молодом возрасте.

Клер: Я имела в виду - отмеченный, чтобы быть прославленным.

Август: Как - кто? (Смотрит на Кипа)

Клер: В чем дело, Кип?

Кип выглядит встревоженным, растерянным.

Клер: Извините нас, Август. Кип ужасно застенчив. Кип? Пойдем обратно. (Ведет его обратно к платформе) В чем дело, милый?

Кип: Да в общем-то ни в чем.

Клер: Говори прямо, ты испуган, потому что споткнулся. Это ничего, ничего. Я говорила тебе, что доски на платформе не выдержат.

Кип: Я не споткнулся, я... потерял равновесие - все потемнело - на мгновенье...

Клер: Ты попытаешься сделать что-нибудь, да?

Кип: Я думаю, мне нужно пойти понырять, чтобы голова прояснилась.

Клер: Хорошо, только осторожно! Не уплывай из виду!

Сестра выкатывает изможденное тяжелой неизлечимой болезнью тело Фрэнка Мерло на дюну в глубине сцены и оставляет его там в инвалидной коляске; он тяжело дышит.

Фрэнк: Я вымотан - так много посетителей сегодня.

Август (из лачуги): Ты разрешишь мне прийти, Фрэнк?

Фрэнк: Привели священника, спрашивали, хочу ли я исповедоваться.

Август: Исповедоваться? В чем тебе исповедоваться?

Фрэнк: Это считается смертным грехом: ты и я. Чтобы угодить им, конечно, я сказал: "Отец, мои грехи так же белы, как красна моя кровь". Почему не несут этот проклятый кислород? Какого черта они выкатили меня сюда и оставили без кислорода?

Август: Я позову. (Поворачивается к лачуге) Сестра! Кислород мистеру Мерло! Он здесь задыхается, как выловленная рыба, уже целых полчаса, в ожидании, когда же соизволят найти время принести ему кислород в палату, куда его принесли умирать, сукины дети...

Фрэнк: Спасибо... Сестра...

Август: Он закрыл глаза. Фрэнк, ты уверен, что не хочешь, чтобы я пришел?

Фрэнк: Да. Я привык к тебе, Август.

Август: Для человека гордого, как Фрэнк Мерло, это - объяснение в любви. Но он отвернулся от меня на своей койке в Мемориальном госпитале и попытался заснуть, и я... выскользнул из палаты - позвать доктора... О Боже, доктор, он знает, я знаю, мы знаем. Все, что у него осталось - его гордость, не давайте ранить его гордость, он не перенесет, и я не перенесу! Вы поняли меня, доктор?

Голос доктора (сверху): Да, да, Август! Бывают обстоятельства, когда врачебной этикой надо пожертвовать во имя приличия. Позвольте мне дать вам что-нибудь, чтобы вы сами успокоились на вечер.

Август: Но будет завтра...

Голос доктора: Не обязательно. Бывает предел. (Сестра с непроницаемым лицом укатывает Фрэнка с дюны: свет становится нормальным. Клер возвращается в лачугу)

Август: С Фрэнком все в порядке?

Клер: С Фрэнком?

Август: С Франческо Филиппом Мерло! Нет, нет, это было позже. Извините, я хотел спросить о Кипе.

Клер: Нет, с Кипом не все в порядке. Пошел купаться, чтобы голова прояснилась.

Тяжело садится. Пауза; мерцание золотого света на дюнах.

Клер: Я смотрю за ним отсюда, на случай, если он...

Август: Есть ли какое другое сокровище, за которое надо держаться, как за жизнь возлюбленного? Клер: О, ваш серебряный патефон. Спорю, что он всегда у вас в голове, если не в сердце. Август: Я забочусь о красивых вещах. Клер: Надеюсь, это относится и к людям? Август (уклончиво): Относится к... Не понял. Вы думаете, я?.. Клер: Так же заботитесь о красивых людях, как о красивых вещах.

Кип возвращается, все еще немного растерянный.

Кип: Клер?

Клер (из лачуги): Да?

Кип: Багзи сказал, что он приедет за тобой сегодня! Клер (Августу): Не понимаю, почему он... (Кипу, с предостерегающим видом) Я не совсем поняла. О ком ты говоришь? Кип: Извини, ни о ком.

Кип удаляется в дюны.

Август (Клер): Почему он... что он имел в виду? Клер: С ним не все в порядке. Началась мигрень, и он не помнит, в каком времени находится.

Август: Ну да, мигрень - такая вещь, которую медицинские светила никак не могут объяснить до конца.

Клер: Он не совсем понимает, где он - в настоящем, будущем или прошлом.

Август: Вы обеспокоены, Клер.

Клер: Мы очень странно говорим, не правда ли? Я думаю, это...

Август: ...из-за одиночества ночей. Бессонницы в дюнах.

Клер: Я плохо сплю на пристани. Кип замечательно делает успокаивающий массаж, и помогает иногда; волны плещутся прямо под полом.

Август: Ау меня, когда я одинок, есть только мой серебряный патефон.

Клер: Вы говорите о нем так много, как если бы он имел особое значение, как...

Август: Навязчивая идея? Это была первая вещь, которую я купил в Нью-Йорке, приехав туда, когда внезапно от семьи Рокфеллеров - их фонда - я получил грант. Серебряный патефон и пластинки, которые я купил, были безрассудным расточительством, стоили почти половину месячного чека, но - я не могу писать без музыки - во мне течет баварская кровь. На четверть я гунн. А вторая вещь, которую я купил, была шляпа за десять долларов, настоящая, с узкой черной ленточкой, а третья - хорошие темные очки, из аптеки, а не из галантереи. (Надевает черные очки.) Вот эти. Через них я смотрю на тебя - прямо.

Клер: Но через них я не вижу твоих глаз.

Август: Поэтому я и ношу их. Для этого они и нужны. Левый глаз, его зрачок, мутнеет.

Клер: А правый абсолютно ясный, и мне он кажется очень привлекательным.

Август (криво): Привлекательным для чего? Сочувствия? Прощения? (В сторону) Позже она поймет, как много надо будет прощать...

Высокая девушка с красно-золотистыми волосами, с лицом, почти полностью скрытым за раздуваемым ветром газовым шарфом, появляется на вершине дюны в глубине сцены. Это Хэзл.

Хэзл (тихо зовет): Август? Август?

Август (отворачиваясь): Нет, нет, не сейчас! Слишком поздно, Хэзл, не сейчас!

Хэзл: Я знаю, ты мог бы мне сказать, а я могла бы тебе ответить, что это не имеет значения. Август, я любила... девушек.

А в густ: Ты любила, ты - любила, это имеет значение, Хэзл. Теперь я это знаю. Вспомни, когда я не мог прямо смотреть на тебя, не мог смотреть тебе в глаза? Дело было связано с...

Хэзл: Виной из-за...

Август: Тайных ночных мечтаний. Перочинным ножом я просверливал дырки в стене бассейна, чтобы подсматривать... за мальчишками под душем!

Хэзл: А, это... И что из этого?

Август: Теперь мне все это представляется смешным, нелепым, но тогда...

Хэзл: Я знаю.

Август: Что я просверливал дырки в кабинках мужского отделения бассейна, чтобы подсматривать за мальчишками под душем?

Хэзл: Ох, Август.

Август: Ты мне сказала однажды: "Ты знаешь, Август, я никогда не скажу ничего, что бы смутило или ранило тебя".

Хэзл: И всегда так поступала.

Август: Нет, Хэзл, никогда.

Хэзл медленно, с остановками, уходит. Свет восстанавливается.

Клер: Ваш патефон остановился.

Он уронил голову на руки.

Август: Она ушла?

Клер: Кто?

Август: Самая милая, самая добрая, наверное, самая любимая...

Клер: Девушка, о которой вы говорили вчера ночью?

Август ошеломлен. Он делает несколько нерешительных шагов назад.

Август: Я - говорил?

Клер (прерывая тишину): Сколько вам лет?

Август: На будущий год мне будет тридцать.

Клер: Когда, в каком месяце?

Август: В марте.

Клер: Я люблю март.

Август: Да? Я его ненавижу.

Клер: Потому что в нем ваш день рождения?

Август: Может быть. Да, я думаю, так. Мне ненавистно становиться старше, особенно - тридцать. Однажды я написал стихотворение, где были такие слова: "Бог смерть пошлет мне после тридцати, Чтоб сердце грязью не успело обрасти..."

Клер: Это все?

Август: Нет, там было и дальше... Хотите послушать? (Клер кивает, печально улыбаясь?)

Август (поглядывая на небо): Сейчас! Гм-м... Да! "Бог смерть пошлет мне после тридцати, Чтоб сердце грязью не успело обрасти, Не замаралось... (Пауза: качает головой с кривой усмешкой)

Не замаралось долгой жизни пылью, Лишь брать, но не давать - не стало горькой былью..."

Клер: Но и это не все.

Август: Да, но это нехорошо, Клер. С этим надо кончать. Я написал это проклятое стихотворение в шестнадцать лет. Конечно, это любимая мозоль.

Клер: Но не для шестнадцати лет: слишком искушенно для...

Август: Шестнадцати? Может быть. В шестнадцать я и был искушен, как некоторые толстые женщины бывают шикарны своей полнотой. Я был искушен и чувствовал себя виноватым, преданным девочке, которую я любил, как перестал быть мальчиком. Но она была не по годам законопослушной; Хэзл любила меня, думаю, действительно любила.

Клер: Не надо только говорить так, как будто в это нельзя поверить.

Август: Быть любимым - в это трудно поверить, а любить...

Клер: И в это трудно поверить?

Август поворачивается к залу, мечтательно смотрит в него, луч света фокусируется на нем.

Август: Всю мою жизнь, по крайней мере, с тех пор, как я начал бриться, я был как ребенок на трибуне, под сенью знамен, вы знаете, в ожидании циркового парад-алле. Я слышу фанфары вдалеке, они становятся громче, музыка такая легкая, мелодичная. Но возникает и другой звук, звук грома, и он приближается намного быстрее. Внезапно потоки дождя, ливень, разгоняют всех, всех, кроме меня. Я стою на опустевшей трибуне под обвисшими, неподвижными флагами - и упрямо жду.

Кип медленно возвращается из дюн, слушая Августа. Клер останавливает его, и они замирают вместе, слушая.

Август: Я жду, пока некий безликий полицейский в черном плаще не берет меня за плечо и не говорит: "Парад отменен из-за дождя, сынок, он будет позже..." Но позже все не наступает.

Кип: Черный полицейский - это...

Клер: Смерть?

Август: Что-то в этом роде, да. Хотя больше похоже, что нет, я ведь совершенно живой, как мне кажется.

Кип: Заведите патефон, пожалуйста. Мне кажется, я уже нашел финальное движение моего танца.

Август: Павану?

Клер (обмениваясь с Кипом понимающими взглядами): Да, павану.

Пока Август заводит патефон, Кип идет к платформе. Не выпуская Кипа из вида, Клер движется в сторону Августа. Музыка постепенно усиливается. Кип танцует на платформе в холодном свете. Август восхищенно смотрит на него через оконную раму без стекла.

Клер: Я верю, что вы его любите, и я думаю - с чистым сердцем. Что вы качаете головой? Что вы пытаетесь скрыть? Я знаю, что вы любили его уже вчерашней ночью.

Август: Прошлой ночью, мне кажется, я как-то... смотрел на него, да?

Клер: Да, как-то!

Август: "Тишина на вершине Дарьяна...", да.

Клер: Кончайте нести тарабарщину, пожалуйста!

Август: Это просто... литературные аллюзии, цитата из Китса.

Клер: Мы говорим не о Китсе, мы говорим о Кипе, и я хочу, чтобы вы подтвердили мне, что любите его. Давайте, подтверждайте!

Август: Хорошо, спокойно, Клер. Конечно, я люблю Кипа.

Клер: Громче! Я не слышу этот шепот.

Август: Да! Да! Подтверждаю! Но это полное сумасшествие.

Клер: Что?

Август: Что я люблю вашего брата, который едва догадывается о моем существовании.

Клер: Если вы так думаете, то у вас мутны оба глаза.

Август: Мы ходим вокруг да около чего-то, да? (Она кивает) О чем мы говорим?

Пауза. Она смотрит через окно на танцующего Кипа.

Клер: Кипу нужен кто-то, кто бы поддержал его, когда он вернется в Нью-Йорк.

Август: Кто? У него есть кто-нибудь на примете, Клер?

Клер: У него на примете вы, Август.

Август: Вы сошли с ума!

Клер: Ш-ш-ш, нельзя, чтобы он услышал нас!

Август: И что вы имеете в виду, делая такие фантастические заявления?

Клер: Ладно...

Август: Гм...

Клер: Вы хотите знать все о нем? Коротко.

Август: Конечно. Хоть коротко, хоть длинно.

Клер: На самом деле он не мой брат.

Август: А почему прошлой ночью вы сказали мне обратное?

Клер: Я на самом деле считаю, что правду лучше подправлять, если это нужно для защиты того, кто нам очень дорог.

Август (печально усмехается): Я вижу. Я понимаю.

Клер: Кип канадец, здесь нелегально. Он проник в страну, чтобы избежать призыва, потому что у него страсть к танцу, и он знает, что если его призовут в британскую армию, будет слишком поздно, когда его отпустят, если он останется жив, учиться на великого танцовщика, а именно им Кип собирается быть, я думаю, он собирается стать таким же великим, как Нижинский. Ладно. Здесь он нелегально. Его могут в любую минуту остановить на улице и потребовать призывную карту. Поэтому он почти никогда не бывает на улицах. О, кто-то, конечно, дал ему свою призывную карту, но в любое время его могут остановить, и обратить внимание на эту карту, и отослать его обратно в Канаду, и не призвать, а бросить в тюрьму Бог знает на сколько лет, может, дольше, чем если бы он провел в армии, если бы не сбежал из Канады до призыва. Вы поняли что-нибудь? Вы все еще смотрите на Кипа.

Август: Продолжайте.

Клер: Прекрасно, это одна из причин, почему о Кипе надо заботиться, я имею в виду, поддерживать его кому-нибудь, я этого не могу. Я слишком молодая, на год моложе его, мне двадцать, и я собираюсь завершить свое образование, и... и...

Август: Продолжайте, продолжайте, и что?

Клер: Я люблю Кипа, но я не люблю его. Я любила. Пока не поняла, что это невозможно.

Август: Почему это невозможно?

Клер: Вам нужно знать и это?

Август: Все, что можете рассказать мне, пожалуйста.

Клер: Ну хорошо. (Вздыхает) Ладно. Сексуально я развилась очень рано. Вы знаете, как это бывает на юге. (Август смеется) Ш-ш-ш... я имею в виду, я занималась этим на чердаке с моим двоюродным братом, когда мне было двенадцать. Мы называли это играть в дом. Дом на чердаке. Страшно?

Август: Нет. Прекрасно. Но какое это имеет отношение к Кипу?

Клер: Да, вы хотите знать все о Кипе. Хорошо. Ему везет. Может быть.

Август слегка качает головой, его лицо внезапно становится очень серьезным. Он встает и без всякой причины пинает ногой раковину на крыльце.

Клер: Может быть! Ладно. Я стесняюсь. Он не хотел бы, чтобы я вам об этом рассказывала, но я должна, если вы хотите взять его. Он - ну...

Август: Что?

Клер: Ну... он... импотент со мной, и он... ну, мы... спим вместе, в одной постели этим летом там, на пристани, для экономии, и потому что нам нравится быть вместе, я имею в виду, мы как брат и сестра друг с другом, никакого кровосмешения, только я иногда, ну, протягиваю руку, чтобы посмотреть, не хочет ли он меня, и он... ну... он все еще не хочет меня...

Август: А как я вписываюсь во всю эту...

Клер: Картину? Боже, но вы же не болван! Посмотрите! Вы кружитесь вокруг рамы картины. Вам нужно снять эту раму и войти в картину! Я имею в виду, вы уже достаточно накружились вокруг рамы, вам пора снять ее и войти в картину.

Август: Прыгнуть? В картину?

Клер: Да.

Август: Как?

Клер: Ну Боже правый, посмотрите, вы пишете пьесы. Напишите к ней занавес. Не можете? Вы - не можете?

Август: Я...не знаю, я... если я очень сильно хочу чего-то, я...

Клер: Что?

Август: Начинаю весь дрожать.

Клер: Это ничего, он поймет, он поймет это, Август. (Она кладет свою руку на его опущенные плечи.) Посмотрите. Если этой осенью вы не возьмете его с собой, то кто? Не я. Я не могу. Я думаю, вашу пьесу ждет успех, это будет хит, как они его называют, вы получите за нее кучу денег, так ведь? Вы сможете оплатить его уроки танца, вы сможете даже заплатить кому-нибудь за карту призывника получше. Не сможете? Не сможете?

Август: Это - сумасшедший, дикий сон...

Клер: Сны - это правда, это правдивейшие вещи на свете, только сны и правдивы на этом свете... (Она вскакивает, ' делает арабеск с головой, повернутой назад, и глазами, плотно прикрытыми от солнца) Я буду с вами. Я буду с вами, ребята. Я буду прилетать в Нью-Йорк на выходные, на Рождество, и так далее.

Август: Подождите. Я хочу спросить еще кое о чем. (Она поднимается.)

Клер: Что? Что вы хотите спросить меня, я думала, что я сказала вам все, все, что вы хотели?

Август: Нет.

Клер: Нет? Что еще?

Август: Что он чувствует ко мне?

Клер: А... Это...

Август: Да. Это. Особенно это, милая. Это - главное, вы знаете.

Клер: Ну, мы говорили об этом, и он понял, что ему лучше жить с вами, когда мы вернемся в Нью-Йорк, потому что я никак не могу, моя семья ждет меня, сейчас, немедленно, и они не пошлют мне больше ни одного перевода, вчера я получила последний, особый, после кучи телеграмм. Боже! Неужели все семьи так ужасны?

Август: Что Кип говорит обо мне?

Клер: Вы нравитесь ему, он говорит, но он боится, что не сможет удовлетворить вас, ваши...

Август: Мои - что?

Клер: Ваши... требования... как любителя...

Август (как будто обиженный): Откуда он знает, какие они? Черт подери, он же знает, что я люблю его. Если ты кого-то любишь, то не выставляешь ему требования "как любитель". Нет. Нет. Я снова нечестен. Я буду требовать, как любитель. Я захочу спать с ним в одной постели и держать его всю ночь в своих руках, когда он уснет.

Клер: А если он не будет спать? (Смеется дико, резко.) Он же может не спать! (Хватает свою плетеную корзинку) Пока, мне нужно в банк, получить перевод, а то они закроются, пока! Увидимся, Кип!

Кип: Подожди!

Август: Подожди!

Но она убегает, смеясь. Кип смотрит ей вслед, затем делает несколько шагов к Августу. Останавливается. Между ними остается расстояние. Он смущается Августа, а Август вблизи Кипа впадает почти в панику.

Кип: О чем вы говорили?

Август: О вас.

Кип: Что она говорила обо мне?

Август: Много всего. Все. Ей не надо бы никому говорить, что вы - канадский... дезертир.

Кип: О... я думал, что она сказала вам об этом еще вчерашней ночью.

Август: Нет. Только сейчас. Это правда? Кип: Что я канадский дезертир?

Август: Ну да, это, и... Клер думает... она говорит, что она думает... что...

Кип делает глубокий вдох, прежде чем начинает говорить.

Кип: У меня нет документов, никаких бумаг, которые нужны, чтобы получить работу. Вы знаете - любую нормальную, законную работу. Здесь. В Штатах. Я...

Август: Смотря в его ясные глаза цвета моря, я... закрыл свои. Все было так, как будто я знал, уже тогда, что был в обществе кого-то безнадежно...

Кип: Мне надо прогуляться - и подумать... (Медленно уходит в дюны)

Август: ...обреченного. Чертовски глупо смотреть в них с завистью, в его здоровые, ясные, без единого пятнышка глаза глазами, похожими на печальные цветы... (громкий шум моря) ...гулять и думать. О чем? Думаю, что знаю, о чем. Об условиях. Об обсуждении условий. (Звук ветра) Отдам за это - вот это. Условия сделки. Я не был готов к этому тогда, не знал, как сделать мою последнюю ставку на единственный черный или красный квадрат, прежде чем колесо начнет крутиться. Шансы так страшно неравны. Один шанс - за тебя, против многих и многих - против. Но в моей крови всегда была, и сейчас осталась готовность противостоять - не знаю, как и почему вызову - шансов почти не оставляющему. Шанс? Мой последний? Принимаю его...

Звук ветра. Кип возникает на дюнах и медленно направляется к Августу.

Август: Вы прогулялись и подумали.

Кип: Да.

Август: Я тоже. Я думал - я не понимал, что это - условия сделки.

Кип: А теперь вы поняли?

Август: Так внезапно, как будто ветер с моря принес это мне, как песчаную бурю сегодня. О чем вы думали... когда... гуляли?

Кип (трудно): Я думал, что для того, что я буду делать сейчас, не потребуются бумаги на гражданство...

Август: Но потребуется кое-что другое, не документы, но - другое.

Кип: Я... давайте не будем об этом. Угу? Я... не хочу говорить об этом.

Август: Но Кип, эти другие... требования, вы подчиняетесь им, или нет?

Кип: Я должен? Если я не могу... вы знаете... взывать к лучшим сторонам их души, если она есть у них?

Август: Как вы думаете - у меня... есть?

Кип: Да. Я думаю, я вижу ее в в том глазу, который ясный.

Август: Но даже в моем глазу... вы уверены, что видите ее? (Касается пальцами лица Кипа.)

Кип: Давайте просто поговорим, просто... поговорим. Я знаю, как... запутанно все это.

Август: Вы знаете?

Кип кивает медленно, серьезно. Пьяный моряк, "снятый" Августом прошлой ночью, появляется на дюнах в глубине сцены и кричит.

Моряк: Эй! Одноглазый!

Август: Черт! Вернулся!

Кип: Кто?

Август: Торговый моряк, которого я подцепил прошлой ночью, отвратительный, тошный, и все пытался заставить меня делать то, чего я делать не желаю. (Встает и идет к моряку) Убирайся! Убирайся отсюда!

Моря к хрипло смеется и продолжает, шатаясь, идти вперед.

Моряк: Я слышу тебя!

Август: Это хорошо. Я и хотел, чтобы ты услышал.

Моряк продолжает двигаться.

Кип: Разрешите мне управиться с ним вместо вас.

Август: Пусть он просто увидит нас вместе.

Кип идет к Августу.

Моряк: Подцепил другого, да? Август: Приличного, для разнообразия. Моряк: Ха-ха!

Швыряет пустую пивную бутылку в Августа, но она попадает в заднюю стену лачуги. Моряк злобно ухмыляется и направляется к лачуге. Август идет навстречу ему. Кип берет руку Августа и тянет его назад. Он улыбается Моряку.

Кип: Что вам угодно, что я могу сделать для вас?

Моряк: Ты тоже - голубой?

Кип: Нет. Почему бы вам не пойти искупаться?

Моряк: Купаться? Я не хочу купаться, я хочу...

Кип: Что вы хотите?

Моряк: Я хочу, чтоб этот фрукт дал мне денег!

Август: Если я дам вам денег, вы уйдете?

Моряк: Сколько дашь?

Август: Достаточно.

Моряк: Сколько, по-твоему, достаточно?

Август: Подожди. Я посмотрю, что у меня есть.

Уходит в лачугу.

Кип: Вы не хотите нарваться на неприятности?

Моряк: Меня не испугаешь никакими неприятностями.

Кип: Я не об этом. Я сказал, вы не хотите нарваться на неприятности, так ведь?

Моряк: Мне не нужны никакие неприятности ни от тебя, ни от этого падлы, мне нужно пять долларов и все, и я выбью их из него, если он не отдаст их мне сам. Я был здесь прошлой ночью. Он подцепил меня и делал со мной все, как будто хотел сделать из меня голубого.

Кип: Но вы же знаете, что уже голубой, не так ли?

Моряк: Не лезь ко мне с неприятностями.

Кип: Правда - это не неприятности.

Моряк (шагает, спотыкаясь): Все вы сукины дети...

Выходит Август.

Август: Вот. Вот пять долларов. Теперь убирайся и никогда не возвращайся сюда! Пока не пригласят, Моряк: Давай поговорим, батя. О том о сем...

Клер бежит, задыхаясь, по дюнам.

Клер (Моряку): Уходите из этого дома! Идите за мной! Такси ждет. Поторапливайтесь, поторапливайтесь!

Моря к спотыкается, пряча пятидолларовую бумажку в карман. Он обнимает ее для опоры; они уходят вместе. Кип и Август поворачиваются, чтобы посмотреть друг на друга.

Кип (печально улыбаясь): Видите, как оборачиваются дела.

Август: Да. Смотри за ними. Удастся ли ей посадить его в такси?

Кип: Удастся. Уже удалось. Она отвезет его на пристань, и получит то, животное, что я не смог дать ей этим летом.

Август: В том, что вы говорите о своей сестре, правды не больше, чем в том, что она ваша сестра.

Кип: Правды наполовину.

Август: Нет, правды ни на грош. (Слышен звук вертолета)

Кип: Я имел в виду, наша связь не по крови, нет, но...

Август: Это вертолет с местной почтой.

Кип: Почту? Получают? Здесь? (Звук усиливается. Они стоят на крыльце, смотрят вверх. Мешок с почтой падает на платформу и разрывается)

Кип: Иуу-у...

Август: Да. Вжик. Надеюсь, для меня там будет дополнительный чек. Я отдал последние пять долларов сукиному сыну, которого ваша сестра увезла от нас.

Кип: Сколько вам платят за пьесу?

Август: Не много. Формального договора нет, ни один не удовлетворил моего агента и Гильдию драматургов, это соглашение за полцены, пятьдесят в месяц, вместо официальных ста. (Копается в почте) Конечно, для меня это лучше-в определенном смысле. Я не так связан.

Кип (себе, как будто пытаясь оценить): Вдвоем? В Нью-Йорке? На пятьдесят долларов?

Август: Они хотят, чтобы я переделал последний акт, но я не напишу ни слова, пока они не оформят договор на официальные сто долларов. За мной теперь кое-что стоит. Но было и тогда.

Кип: Теперь? Тогда?

Август: И в настоящем, и в прошлом, да, это что-то вроде раздвоения личности.

Кип: Не понимаю!

Август: И не надо, Кип! Телеграмма для меня! (Вскрывает ее) Боже! Это от них. Они приезжают сегодня.

Кип: Кто?

Август: Фиддлеры. И актриса, которую они хотят в пьесу. Если она будет играть, они подпишут полный договор. Ладно. У меня нет часов. У тебя есть?

Кип: Заложены.

Август: Здесь написано: "Мы будем у тебя в четыре вечера вместе с Кэролайн Уолз. Веди себя как следует, маленький гений. С любовью. Фиддлеры".

Кип: Они имеют в виду, что любят тебя?

Август: Нет.

Кип: А что они имеют в виду?

Август: В театре... любовь... это слово предлагают каждому, кого предполагают использовать.

Кип: А "маленький гений"?

Август: Предполагается, что лесть обезоруживает, но не меня. Я определяю время по солнцу. По-моему, уже больше четырех, но они положили себе за правило опаздывать.

На дюнах в глубине сцены появляются Фиддлеры.

Кип: Мне лучше исчезнуть и смотреть на вас с маяка.

Август: А у меня пока еще есть время понырять, чтобы подготовиться к встрече с ними.

Оба исчезают в кулисах, дальних от Фиддлеров.

Фиддлеры - это полноватый мужчина среднего возраста, Морис, и его жена, Силест. В них виден мир богатства, моды и кружев Медичи; под этой поверхностью скрываются бездонные глубины продажности. В Морисе поверхностная любезность еще как-то скрывает присущую ему бесчеловечность, но в его высокой и худой жене почти ясно слышно шипение ядовитой змеи.

Они стоят совершенно спокойно некоторое время. Силест медленно поднимает руку в перчатке, чтобы прикрыть лицо, когда порыв ветра поднял тучу песка. Стилизацию этого движения нужно время от времени использовать во всей их сцене.

Морис: Она хотела, чтобы я посмотрел фильм с Мириам Хопкинс. Я сказал: "Миссис... э-э... Пардон, я звал ее миссис Пардон, так как я хотел дать ей понять, что ее фамилия никакой роли не играет. Миссис... э-э... Пардон, сказал я, будучи человеком театра, я не хожу в кино". (Силест злорадно смеется) И не успел я глазом моргнуть, она явилась снова: "Мистер Фидцлер, а вы не хотите знать, как живет другая половина?" И тогда я накрыл ее: "Я думаю, вы имеете в виду другие девяносто девять процентов?"

Силест: Эта женщина - настоящая крыса. Тебе надо быть стойким с ее молодым клиентом и категорически отказываться иметь дело как с ней, так и через нее. И пожалуйста, не верь его претензиям на неподкупную преданность его "Искусству". Он просто проститутка в брюках. Только представь себе - послать тебе этот свой снимок в плавках! А смысл в том, что он думает, что ты...

Морис: Я буду благодарен ему за него, и скажу, что увеличил его и повесил в спальне.

Силест: Он еще поверит в это и возгордится.

Морис: В этой лачуге он, наверное, и живет.

Силест: Да, вероятно. Чтобы поразить нас духом чистого дитя природы. О Морис, уже поздно, вызови его.

Морис спускается с дюн, крича: "Август, Август!" Звуки моря и ветра. Морис приставляет руки корту и кричит громче. В этот момент еще одна женщина, Кэролайн Уолз, присоединяется к Силест на вершине дюны: прекрасная, гордая и надменная.

Кэролайн (громко): Ветер слишком сильный, песок везде -

и в волосах, и в глазах.

Морис: Не забудь сказать мне, когда тебе надует и между ног.

Силест: Морис, не будь таким вульгарным!

Морис: А ей нравится, не правда ли, дорогая? Тебе ведь нравится?

Кэролайн: Иногда, и от других, но, извини, не от тебя.

Силест: Ты знаешь, Морис любит иногда побыть неприличным.

Кэролайн: Морис действительно любит это? (Она спускается с дюны, Морис снова кричит: "Август!") О Боже, Морис, как можно звать август посредине сентября?

Морис: Его зовут Август.

Кэролайн: Знаю, знаю, но этот песок!

Силест (спускаясь с дюны): Дорогая, надень шарфик на голову, пожалуйста, позволь мне это сделать, я повяжу его.

Повязывает шелковый шарф поверх знаменитой головы.

Кэролайн: Спасибо, но если его тут нет?

Морис: Он здесь, вон выходит из океана! Август!

Силест: Голый!

Кэролайн: Мы должны делать вид, что не видим его?

Силест: Он, наверное, думает, что он все еще в нью-йоркской ночлежке.

Кэролайн: Но Силест, что можно ждать от человека, который живет в ночлежке, чтобы писать пьесу - для меня!

Морис: Драматурги плодятся в ночлежках и бардаках, затем они переселяются в общежитие ассоциации молодых христиан, затем сразу - в квартиру на Парк-авеню или в Гранд-отель, а потом они теряют все, кроме своего вкуса к бузе и своего неприличного, оскорбляющего приличия эго, и, в конце концов, умирают в канаве от delirium tremens или слишком большой дозы наркотиков. Нужно помнить этот цикл и стараться быть к ним снисходительней. В этом парне что-то есть, я думаю. Нам нужна свежая кровь, а у него она есть, посмотрите на него, как он бежит сюда - гончая...

Кэролайн: Могу я спросить его про пьесу?

Силест: Спроси, внес ли он изменения, которые сделают ее пригодной для тебя.

Кэролайн: Вы просили его внести изменения, вы и говорите. Я только актриса, я смотрю на него с немым обожанием!

Ошеломленная его гением! Он будет ждать этого, не правда ли?

Силест: Тебе нужна смена темпа, и пьеса может помочь тебе.

Морис: У парня кое-что есть, это только нужно поставить.

Силест: Что у него есть, так это самое большое самомнение, какое я когда-либо встречала у разных претенциозных молодых людей, это же касается и его пьески. Оно так велико, что скоро лопнет.

Морис: Поэту в театре трудно. Вспомни Джина, бедняжку О'Нила. Говорят, его руки так дрожали, что он не мог подписать письмо, а его жена говорит, что это... Морешумит.

Силест: Что он там сейчас делает? Что его задерживает? Морис: С него упало полотенце.

Силест: Забирай у него все изменения, если он их сделал, и немедленно отправляемся в Деннис. Уже поздно. Кэролайн: Конечно, они задержат занавес для нас, они же

знают, что я приезжаю! Морис (кричит): Мы уже почти ушли!

Август: Но ваша телеграмма только что пришла! (Кэролайн) Мисс Уолз! Вы! Означает ли это, что вы будете играть в моей пьесе?

Кэролайн: Заслуживаю ли я такой чести, мистер... э-э...

Морис: Это наш молодой гений. Август, ты помнишь Силест?

Август: Да, конечно, миссис Фиддлер, я был так ошеломлен, увидев мисс Уолз, что...

Кэролайн: Милый! Морис сказал мне, что вы делаете кое-какие изменения? Правда?

Август: Да.

Кэролайн: И как они продвигаются?

Август: Не знаю. Я надеюсь. Можно сказать, только сказать, что я работаю напряженно, как только могу, но... (шум волн) мои нервы на пределе это уже хронически, они всегда на пределе.

Силест: Что-то не в порядке с нервами?

Август: Постоянное кровоизлияние.

Силест: Кровоизлияние нервов? Это что-то новое.

Морис: Он выражается образно.

Силест: О... Но... изменения готовы, Август?

Август: Да, они есть всегда, но откуда я знаю, этого ли хочет мистер Фиддлер?

Силест: Август, Морис посылал тебе наброски последнего акта.

Август: Да, но я... не читал их!

Морис: Ты? Не читал их? Даже? Вы слышали! Он их даже не читал!

Август: Да, видите ли, у меня моя собственная новая концепция последнего акта, и я хотел вначале попробовать ее, прежде чем подвергать себя посторонним влияниям, даже таким благотворным, как мистера Фиддлера... Извините, мне надо одеться. (Уходит в лачугу)

Силест: Я думаю, нам надо покинуть это место.

Морис: Но не сразу.

Август возвращается с бутылкой рома.

Силест: Ром? Ах да, дань матросским традициям.

Кэролайн: Как мило. Могу я попробовать? (Он наливает ей) М-м-м. Спасибо.

Август: Мистер Фиддлер?

Силест: Мы здесь не на коктейле, Август.

Кэролайн: Здесь всегда так дует?

Силест: Откуда он у вас?

Август: О, история сложная... Вы знаете, как люди достают себе выпивку, покупают сигареты - кредит...

Силест: Вас не могут арестовать за спаивание человека при исполнении служебных обязанностей?

Август: Никогда не знаешь, как с тобой обойдутся...

Силест: Который час? Я не вижу часы сквозь вуаль, и не могу ее снять, меня слепит песок.

Морис: Но ветер сейчас затих.

Силест: Наверное, только на мгновение. (Но она снимает шарф с лица.) Уже пятый час: отсюда пятнадцать минут до города на такси, оттуда три часа до Денниса, что означает, что нам придется отказаться от обеда, чтобы увидеть спектакль в Плейхаузе.

Морис: Силест, если ты собираешься нудеть, возьмите такси с Кэролайн. Мне нужно кое-что объяснить этому молодому гению.

Август: Миссис Фиддлер, ваш супруг путает у гения иррациональное поведение и истерическое произведение, а может, делает вид, что путает. Но я не хочу вас удерживать. Все, что я хочу знать, покупаете вы мою пьесу или нет, и если действительно покупаете и подпишете официальный контракт с моим агентом, мне бы хотелось... ну... мне бы хотелось... небольшого чека в качестве аванса, так как я вам уже говорил, мои деньги все вышли, кредита в городе у меня нет, все мои друзья... сами нуждаются, свои... э-э... последние гроши я потратил на бутылку рома и... ананасный сок, газету и стаканы.

Громкий шум ветра.

Кэролайн: Здесь всегда так дует?

Август: Что? Нет. Это начинается... как его... осеннее равноденствие...

Кэролайн: И сколько вы еще планируете пробыть здесь?

Август: У меня нет никаких планов, мисс Уолз.

Кэролайн: А как здесь с обществом?

Август: Ничего, ничего особенного. Время от времени я еду в Провинстаун - и подцепляю кого-нибудь.

Кэролайн: О... Девочку или мальчика?

Август: Мисс Уолз, если бы вы пожили в одиночестве в дюнах, в таком безличном обществе, как Атлантический океан, то вы бы поняли, что иногда совершенно все равно - мальчик ли, девочка...

Морис хихикает. Силест строит недовольную мину.

Кэролайн: Я понимаю. Когда у молодых рождается девочка, они всегда говорят: "Нам совершенно все равно, мальчик или девочка", но всегда видно, кого они хотели.

Силест: Август, нам надо ехать. Где изменения?

Август: Я много работал, но откуда я знаю, подойдут ли они вам?

Силест: Я повторяю, у тебя были наброски Мориса.

Август: Наброски не нужны мне, миссис Фиддлер, мне не нужны никакие идеи, кроме своих собственных.

Силест: Август, Морис не даст тебе ни гроша, пока ты не сделаешь всех требуемых изменений! Кэролайн!

Поднимается в глубине сцены на дюны, сопровождаемая Кэролайн.

Август: Мой агент велела мне не давать Морису ни клочка бумаги, пока с ним не будет оформлен контракт.

Морис: Художникам не следует иметь дел с агентами и союзами. Я же говорил тебе, что это особое соглашение, только между мной и тобой, и ты твердо обещал строго его придерживаться.

Август: Мистер Фиддлер, Морис, мне надо жить, а я не могу жить без еды, и мое чувство товарищества ослабло.

Силест: Насколько я помню, в соглашении было также, что ты предъявляешь полный текст второго варианта пьесы к первому сентября, а сегодня пятнадцатое.

Морис: Ты знаешь, мы не хотим пользоваться тобою, малыш, но мы должны держаться соглашения, не правда ли? Я сам художник, и всем известен своим сочувствием к другим художникам, но...

Август: Я знаю это, мистер Фиддлер... Морис.

Силест: Он стал совершенно невозможным и невыносимым. Эта примитивная жизнь не производит на меня впечатления, я прошу прощения, но...

Морис: Силест? Ты помнишь, как Джин жил в Провинстауне, пока мы не вытащили его оттуда?

Силест: Да. Пил.

Август: Это правда? Вообще-то я мог бы посоперничать... с этим примером.

Сворачивает бумажный кулек.

Морис: Ты поймешь, как и Джин, что пьянство совершенно не обязательно для гения.

Август: Гений - дерьмо... извините, мисс Уолз. (Она весело смеется)

Силест: Мог бы попросить извинения и у меня. Боюсь, что скатологический язык еще менее приличествует гению.

Август: Миссис Фиддлер, ваш супруг сказал мне, что я гений, месяц назад в Нью-Йорке. Я знаю, что он просто веселился, когда называл меня так, но он не подписал официального контракта со мной.

Силест: Я чувствую, здесь пахнет шантажом. Отвратительным вымогательством. Морис, давай уедем, пока такси не ушло от нас, шантажируемых этим...

Август: Этим - кем? Хотел бы знать.

Силест: Поймете в свое время. Кэролайн, пошли. Морис?

Морис: Да, девочки, идите. Задержите такси. Я знаю, как надо разговаривать с этим парнем. У нас свои дела. Художники поймут друг друга.

Август: Даже если между ними такая пропасть, как большое богатство и... нужда?

Морис: Важна духовная связь... Август? Ты должен научиться доверять.

Август: Мой агент советует обратное, Морис.

Морис: Художники обитают в одном мире, агенты - в другом.

Силест (из-за дюн): Морис!..

Август: Ваша жена, кажется, окончательно потеряла терпение.

Морис: Нас ждут в Деннисе, и Талула не задержит начала, никогда, таковы уж эти южные леди, автократичные, как... Иду! Август, ступай, принеси изменения!

Август: Когда вы вынете свой кошелек, мистер... Морис.

Морис вынимает пачку банкнот из кармана.

Морис: Конечно, я намерен облегчить твои трудности. (Вынимает банкноту)

Август: Но это только полсотни.

Морис: Ты слишком хороший бизнесмен для художника. Здесь на двадцать больше.

Август: Мой агент настаивал, что я должен получать сто в месяц по официальному контракту.

Морис: Никогда не знаешь, на чем будут настаивать эти десятипроцентники, но... я хочу, чтобы ты жил лучше, Август, поэтому... (Вынимает еще банкноту) Мне кажется, сейчас будет полная сотня.

Август: Спасибо, Морис. Сейчас я принесу изменения.

Морис: Неси. Поскорее. Мы опаздываем.

Август уходит в лачугу и возвращается с беспорядочным ворохом бумаг.

Морис: Вы, молодые гении! Страницы хоть пронумерованы?

Август: Да, да... Осторожно, Морис, у меня нет копирки, вы знаете.

Кэролайн вновь появляется на вершине дюны.

Кэролайн: Теперь моя очередь поговорить с ним. А вы задержите такси.

Морис: Все в порядке, мы можем ехать.

Кэролайн: Вот глупости! Мне надо поговорить с ним сначала. Я надеюсь узнать его получше. Август, могу я поговорить с вами минуточку?

Морис поднимается на дюну, складывая листы бумаги в стопку.

Кэролайн: Ну хорошо. Что вы думаете о Бродвее?

Август: Мне бы хотелось, чтобы моя пьеса шла там.

Кэролайн: Это очевидно. (Садится рядам с ним на крыльцо) Я играю с ними в небольшую игру. Я уже решила сделать вашу пьесу в этом сезоне. На самом деле, я уже знаю монолог из нее, тот, который мне больше всего нравится. Могу я сыграть его вам? Хотите послушать?

Август: Конечно, хочу. Это любопытно.

Кэролайн: Я попытаюсь. "Еще есть что-то дикое в этой стране, стране, привыкшей быть дикой, дикими были ее мужчины и женщины, и была дикая ненависть друг к другу в их сердцах, а теперь она больна неоном, вспыхнула неоновая эпидемия, как и во многих других местах. Я подожду в своей машине. Это самая быстрая штучка на колесах во всем Двуречном округе..."

Август: Да. Почему вы выбрали этот монолог, он же не лучший?

Кэролайн: Для меня он лучший. Мне иногда дико в этой стране. Они - Фиддлеры - не знают. А я знаю. Я знаю это. (Море шумит) Выше нос, парень! Я сделаю твою пьесу в этом сезоне. Не обращай на них внимания. Я играю свою игру, а они... дадут мне выиграть! (Море шумит) Одиночки!.. Ты. Я... Пара одиночек, одиноких волков, ведущих в бой стаю. Всегда в гриме, всегда в маске. Но какое это имеет значение? Это игра, и мы играем, чтобы победить, и мы, одиночки, побеждаем, даже когда проигрываем. (Снимает с лица шарф) А теперь, милый, потерянный незнакомец, по-

целуй меня. Фиддлеры - это Фиддлеры, но мы не будем танцевать под их дудку. Мы - художники, не так ли? Нищие, но художники. (Море снова шумит) Скорее возвращайся в Нью-Йорк. Я все для тебя приготовлю, и мы будем готовы выступить, как пара скаковых лошадей. (Поднимается) Они гудят мне, Август. Не будь слишком одиноким сегодня, проведи ночь с кем-нибудь приятным. Прощай. Я имею в виду - до свидания. Мы будем вместе.

Уходит в дюны, поворачивается, чтобы послать ему поцелуй, и исчезает. Слышно отъезжающее такси. Короткое затемнение сцены. Клер возвращается через дюны с котелком устриц.

Мужской голос (из-за сцены): Эй! Детка! (Клер медленно поворачивается)

Клер: Багзи! Не ходи за мной сюда.

Багзи: Тебя не было на этой прогнившей пристани.

Клер: Да. Чего тебе надо, Багзи? Я же писала тебе, что все кончено.

Багзи: Все дерьмо.

Клер: Не веришь мне, Багзи?

Багзи: Девочки в твоих условиях не накликают на себя выстрелов.

Клер: Я сказала, что между нами кончено, и я повторяю это, о каких бы условиях ты не говорил.

Август выходит из лачуги, приближается к ним, сбитый с толку.

Клер: Август, это Багзи. Багзи Бродский. (Багзи ухмыляется, слегка наклоняя голову) У Августа пойдет пьеса на Бродвее, Багзи. Ее ставит Гильдия актеров, и Кэролайн Уолз будет в ней играть.

Багзи: Эта распутная баба? Я бы не пустил ее к себе на порог, если бы она пришла.

Август: Почему?

Багзи: Потому что она - распутная бабенка, которая ходит с толпой педиков. Один у нее - чтобы зажигать ей сигарету, другой - чтобы поддерживать ее, когда она пытается танцевать, третий - чтобы рассказывать ей грязные анекдоты, еще один - чтобы хохотать с ней, один - чтобы таскать ее таблетки и ее травку, один - чтобы утирать ей нос, один - чтобы отводить ее домой, и никого, кто бы трахнул ее. Но может быть, она заведет кого-нибудь и для этого, хотя бы и резиновый член.

Клер: Багзи, что ты несешь - она удивительная актриса.

Багзи: К черту, она - бандерша у педиков.

Клер: Ты не знаешь ее, Багзи.

Багзи: Я говорил тебе, что она посещала мое заведение в Истсайде, пока я ее не вышиб оттуда, потому что она создавала ему дурную репутацию. Когда суке из своей свиты она давала десять долларов на чай бармену, тот отдавал только доллар, а девять клал себе в карман. Мне не нужна такая торговля. Я держал гей-бар в Майами, я все про голубых знаю, никто мне не скажет про них такого, чтобы я уже не знал.

Клер: Ты считаешь, что все про все знаешь.

Багзи: Я знаю все о некоторых вещах, и одна из них - голубые.

Клер: А другая - наемные убийцы.

Багзи: И про них я знаю тоже, и я предпочитаю их голубым. Эти - убьют и отца, и мать, а те - банда педерастов, вот кто они.

Август возвращается в лачугу.

Клер: Багзи, ты заткнешься когда-нибудь?

Багзи: У тебя есть тут одежка?

Клер: Есть, а в чем дело?

Багзи: Надень обмундирование поприличнее и пойдем.

Клер: Куда?

Багзи: Твое время здесь вышло.

Клер: Позволь мне самой решать.

Багзи: Хорошо, решай, только немедленно.

Клер: Я уже решила. Уматывай отсюда, Багзи.

Багзи: Ты выглядишь ужасно, детка. У меня ты была в лучшей форме, пока сюда не попала.

Клер: Я прекрасно себя чувствую, впервые за три года. Багзи: Взгляни-ка на это. (Подает ей сложенный лист бумаги) Клер: Что это?

Багзи: Подлинная справочка отвоем последнем пребывании в больнице: почитай-ка.

Клер: Нет.

Багзи: Хочешь, чтоб я прочитал? Ты живешь на половине почки.

Клер: Мы все живем на половине того или другого. Ты живешь... ты знаешь, на чем ты живешь полностью? Ты живешь на продаже наркотиков и проституток и на убийстве конкурентов в этой области.

Багзи смотрит на нее какое-то время, затем сбивает ее с ног.

Клер: Прекрасно. А теперь уматывай. (Багзи пожимает плечами и уходит)

Август: Клер!

Клер (поднимается, шатаясь): Ты слышал все? (Он кивает)

Август: Кто он?

Клер: Слышал о клубе "Светлячок"? (Он кивает) Ну и я была светлячком - пока Багзи не уволил меня, чтобы использовать лично для себя.

Август: Боже правый...

Клер: Да. Боже... Ну, теперь ты знаешь. Что с Кипом?

Август: Поплыл к маяку, пока у меня были... посетители...

Клер: Неприятные, как и у меня?

Август: Вроде -не совсем...

Пауза. Клер: Подожди Кипа. Я возвращаюсь на пристань.

Август кивает, не смотря на нее. Небо гаснет. Он садится на платформу.

Август: Уже начало темнеть, а я все ждал и ждал. Я уже начал думать, что проведу ночь один - с морем и своим серебряным патефоном. Ну - будет завтра. В те дни я всегда знал, что завтра - будет... Потом я мог различить уже только вращающийся луч маяка. Подумал, что, может быть, Кип услышит меня, если я крикну: Кип... Кип, эй, Кип!

Не Кип, а Моряк отвечает на дюнах в глубине сцены. Август (спокойно): Боже...

Моряк: Потерял своего мальчика?

Август: Что сейчас? Что тебе нужно на этот раз?

Моряк: Бить тебя не собираюсь.

Август: Да, ты слишком пьян.

Он садится на платформе спиной к приближающемуся шатающейся походкой Моряку. Моряк садится рядом с Августом. Через некоторое время он хрипло говорит.

Моряк: Прошлой ночью ты хотел трахнуть меня.

Август (терпеливо): Да. Но ты хотел трахнуть меня, а я не могу так, Спад.

Моряк: Сегодня я слишком пьян, чтобы трахнуть тебя, парень.

Август (с быстрым, резким смешкам): Я и не мечтал обсуждать с тобой эту проблему, Спад.

Пауза. Темнеет еще больше.

Моряк: Сегодня я откину для тебя одеяло.

Август: "Откину одеяло"... Это же выражение я слышал год назад от одного цветного парня в Чикаго. Чудный мальчик. Чистая кожа. Милый парнишка. Но у меня не было с собой вазелина, и я получил от него триппер.

Моряк: Поэтому можешь трахнуть меня еще за монету и выпивку. Идет? Насиделись?

Пауза. Август: Да, я считаю - насиделись...

Когда они встают с платформы, свет гаснет.