Йост Ван Ден Вондел. Люцифер
Трагедия
----------------------------------------------------------------------------
Joost Van Den Vondel
Treurspelen
Йост Ван Ден Вондел
Трагедии
Издание подготовили: Е. Витковский, В. Ошис, Ю. Шичалин
http://lib.ru/NEWPROZA/WITKOWSKIJ/
Серия "Литературные памятники"
М., "Наука", 1988
OCR Бычков М.Н.
----------------------------------------------------------------------------
Praecipitemquo immani turbine adogit {1}.
Непобедимейшему князю и государю,
господину Фердинанду Третьему {2},
коронованному императору
Священной Римской империи,
все более возвышающему славу государства.
Подобно тому, как Божественное Величие восседает в неприступном сиянии,
восседает также и Светское Могущество, черпающее свое сияние в отражении
божественных лучей, блистая преславно и неприкосновенно; но, как Божество,
или, лучше сказать, Верховная Добродетель, милует благосклонно тех, кто
приступает к наивысочайшему трону смиренно умалившись, - так да удостоит
современное Могущество также и наималейшего дозволением почтительно
склониться пред высочайшими стопами. В таковой надежде отваживается моя муза
из дальнего края преподнести Вашему Императорскому Величию эту трагедию о
Люцифере, слог коей взыскует быть весьма возвышенным и торжественным:
Omne germs script! gravitate Tragoedia vincit {3}:
Сиять над высшей вышиной
Дано Трагедии одной,
- все же ежели между тем в чем-либо здесь и недостает предполагающейся
возвышенности стиля, то пусть возместят таковую содержание драмы, титул, имя
и светлость того, кто предстает здесь зерцалом всех честолюбцев в небесной
трагедии; того, кто занимал высокое положение в Небесах, кто призван был
восседать по Божью сторону и быть Богу подобным, но от каковой участи
отрекся и по справедливости обречен за то на вечный мрак. Сему злосчастному
примеру Люцифера, архангела, некогда владычествовавшего над всеми ангелами,
следовали с тех пор почти во все столетия различные строптивые тираны, о чем
свидетельствует как древняя, гак и новая история, показывая, как насилие,
подлость и коварно учиняемые удары неправедных, замаскированные под блеск
и сияние законности, бесполезны и бессильны, поскольку Божие предусмотрение
оказывает поддержку изначально освященным Властям и Родам, во имя
спокойствия и безопасности саморазличных государств, кои, не обладая
законным верховным главой, лишаются возможности образовать гражданское
сообщество; именно поэтому Господень провозвеститель на пользу человеческому
роду сто Державу утвердил как свою собственную, повелевая воздавать Богу и
Кесарю соответственно Богово и Кесарево. Христианская империя пребывает
подобно кораблю в бурном море, со всех сторон осажденная в наше время
турками и татарами, и, ввиду угрозы кораблекрушения, требуется в высшей
степени единодушное почитание Императорского дома, дабы сдержать общего
наследственного врага племени Христова и обезопасить императорские земли
вместе с их границами от ущерба, чинимого дикими народами; посему
возблагодарим же Бога за то, что Ему было угодно на последнем рейхстаге
закрепить власть и корону Священной Римской Империи в руках наследника,
Фердинанда Четвертого {4}, в то время как его отец пребывает в добром
здравии; мы усматриваем в этом благословение, прослышав о коем, столь многие
народы воспрянут духом, и сценическая труба пашей нижненемецкой музы
отважнее, чем когда-либо, выведет Люцифера, триумфально побеждаемого
Михаилом, на подмостки перед троном властителя державы Верхних Немцев.
Вашего Императорского Величества
Всепокорнейший слуга
Й. ван Вондел.
К ПОРТРЕТУ ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА
ФЕРДИНАНДА ТРЕТЬЕГО
в час, когда Иоахимус Сандрарт {5} из Стокау, из Вены
в Австрии, меня почтил изображением Его Величества,
изукрашенным трофеями и венками.
Deus nobis haec otia fecit {6}.
Светилом Австрии, взнесенным столь высоко,
Послать лучи Земле сегодня решено:
С престола горнего благоволит оно
К искусствам обратить взыскательное око.
О третий Фердинанд, ты словно Август новый,
Наследуешь ему, как верный сын отцу:
Ты знаешь бранный путь к небесному дворцу,
Внося в тревожный мир спокойствия основы {7}.
Блаженный властелин блаженного народа,
10 Всевышний да блюдет тебя, твой век продлив,
И суд весов твоих да будет справедлив!
Орел доставил меч и скипетр с небосвода,
Корону возложил на славное чело, -
Начало дней златых на земли низошло.
ОБРАЩЕНИЕ КО ВСЕМ ДРУЗЬЯМ ИСКУССТВА
И ЦЕНИТЕЛЯМ СЦЕНИЧЕСКОГО ДЕЙСТВА
Здесь преподносится вам, дабы сызнова воспламенить ваше рвение к
искусству и дабы вместе с тем напитать ваши души подкреплением и поучением,
священная Трагедия, имеющая местом действия Небеса. Великие Архангелы -
Люцифер и Михаил, каждый поддержанный приверженцами, взявшими их сторону, -
выходят здесь на подмостки, чтоб сыграть свои роли. Сцены и персонажи столь
ясны и столь величественны, что им подобал бы более возвышенный стиль, более
высокие котурны, нежели я умею для них измыслить. Никто из тех, кому понятен
язык непогрешимых пророков божественного Духа, не станет трактовать, что мы
излагаем историю Салмонея {8}, воспротивившегося Юпитеру среди Элиды,
подражавшего при помощи металлических брусьев своей колесницы грому и
молниям, громом же и убитого; никоим образом не пытаемся мы заново поведать
древний сюжет о битве Исполинов, - каковыми примерами пытается Поэзия
отвратить внемлющих ей от высокомерия я безбожного подрывания основ церкви,
вдохновляя взамен того к познанию природы; именно вихри и поветрия,
замкнутые в нутре земли, в ее заполненной серными испарениями полости, порою
ищут возможности исторгнуться, встопорщивая каменные скалы, творя дым, чад,
пламя, трясение почвы и ужасающий шум, - разразившись же сими производными и
поднявшись в небесную высь, бывают они вновь низвергнуты в основание суши и
моря, и завалены пеплом и каменьями. Среди пророков свидетельствуют нам о
падении Архангелов и их приверженцев Исайя и Иезекииль; также и Христов
Евангелист дал нам наиболее истинное для нашего понимания богодухновенное
известие, наконец, о том же говорит Иуда Фаддей, верный Его апостол,
изречения коего достойны быть запечатлены в вечном диаманте, и еще более
того - в наших сердцах. Исайя восклицает: "Как упал ты с неба, денница, сын
зари! Разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: взойду
на небо, выше звезд Божиих взнесу престол мой и сяду на горе в сонме богов
на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему. Но ты
низвержен в ад, в глубины преисподней" {9}. Бог речет через Иезекииля так:
"Ты печать совершенства, полнота мудрости и венец красоты. Ты находился в
Эдеме в саду Божием, твои одежды были украшены всякими драгоценными камнями:
рубин, топаз и алмаз, хризолит, оникс, яспис, сапфир, карбункул и изумруд и
золото, все, искусно усаженное у тебя в гнездышках и нанизанное на тебе,
приготовлено было в день сотворения твоего. Ты был помазанным херувимом,
чтобы осенять, и Я поставил тебя на то; ты был на святой горе Божией, ходил
среди огнистых камней. Ты был совершен в путях твоих со дня сотворения
твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония" {10}. Оба эти изречения следует
понимать в буквальном смысле относящимися: одно - к царю Вавилона, другое -
к царю Тира, которые, подобные Люциферу величием и высокомерием, были
наказаны и преданы карам. Иисус Христос также наблюдает падение строптивого
Люцифера. Он речет по этому поводу: "Я видел Сатану, спадшего с неба, как
молнию" {11}. Фаддей описывает картину падения ангелов, их проступок и
воспоследовавшее наказание, без какой-либо таинственности, кратко, так: "И
ангелов, не сохранивших своего достоинства, соблюдает в вечных узах, под
мраком, на суд великого дня" {12}. Мы обороняемся этими золотыми
изречениями, особливо словами Иуды Фаддея, ученика и посланника Небесного
Учителя и Царя всех царей, от стрел всех маловеров, кои стремятся поставить
под сомнение истинность падения Духов. Кроме того, в том же убеждает нас
изобилие достойных уважения, большей частью единодушных в данном вопросе
высказываний отцов церкви; все же, чтобы не злоупотреблять вниманием
сотоварищей по искусству, удовольствуемся мы тремя выдержками; первая - из
Св. Киприана {13}, епископа и мученика Карфагенского, - он пишет: "Сей,
дотоле сподобленный сана ангельского величия, удостоенный быть приятным
Богу, узрел человеков, сотворенных по образу и подобию Божию, проникся
злотворной завистью {14} и пал благодаря оной, дотоле его не обуревавшей,
пал, низринутый, пойманный прежде, нежели сам поймал, испорченный прежде,
нежели сам испортил; тем временем он, снова возбуждаемый завистью, похитил
людей из дарованного им милосердного освобождения от смерти, но я сам также
потерял то, что имел прежде". Григорий Великий {15} даст нам второе речение:
"Этот падший ангел, созданный для того, чтобы выше других ангельских сонмов
сверкать, низвергнут так за свое высокомерие, и поныне остается подчиненным
господству непоколебленных ангелов". Третье и последнее указание обретаем мы
в поучениях медоточивого Бернарда {16}: "Бойся высокомерия, я молю тебя, все
же бойся его! Источником всех преступлений является высокомерие, которое
самого Люцифера, сверкающего яснее всех звезд, затемнило вечным мраком. Оно
не просто одного из ангелов, но высшего Ангела обратило в Диавола".
Высокомерие и Зависть - две побудительные причины ужасающих вспышек раздоров
и войн, когда над нами властвует упряжка из двух созвездий-зверей, Льва и
Дракона, которые впряжены впереди боевой колесницы Люцифера, увлекая его в
бой против Бога и Михаила; следует принять во внимание то, что оба эти зверя
символизируют данные умопомрачения, ибо Лев, царь зверей, воодушевленный
своей мощью, в своей надменности не числит никого высшим себя; зависть же
язвит своим языком тех, к кому она обращена, на расстоянии. Блаженный
Августин {17}, описывая эти два умопомрачения, присущие Люциферу,
характеризует нам его и говорит, что Высокомерие - это любовь к своему
собственному величию, но Зависть - самое ненавистное среди всех прочих
несчастий; здесь явно прослеживается взаимосвязь, ибо каждый подобный -
говорит Августин, - тот, кто собственное величие возлюбил, завидует подобным
же себе, и завидует меньшим себя потому, что они не стали равными ему,
завидует большим себя потому, что они стоят выше его. По той же причине даже
и сами звери одержимы проклятыми Духами и употребляемы ими во зло, подобно
тому, как случилось это в начале времен со Змеем, а в священный век - со
стадом свиней, которые с превеликим шумом бросились в море {18}; поскольку
же созвездия в небесах сами обозначены символами, также упоминаемыми
Пророками {19}, например, Плеяды, они же Семизвездие, Арктур, Орион и
Люцифер, то да будет вам угодно извинить изобильность и назидательность
драматической поэзии, которая, преображая подобным образом пагубных Духов н
нашей трагедии, вооружает их и дозволяет им противоборствовать, ибо адским
чудовищам ничто так не свойственно, как принимать обманные обличья и
злоупотреблять стихиями и тварями во вред славе и имени Всевышнего, заходя
столь далеко, сколь Он им дозволяет; Св. Иоанн в своем Откровении изображает
Небесные Тайны и борьбу в Небесах, говоря о Драконе, чей хвост, утащивший
третью часть звезд {20}, толкуем теологами как образ падения низверженных
ангелов; в поэзии к тому же вошло в традицию не осуждать цветистость
изложения и не предписывать строгости школьных уроков. Так же должны мы
отнестись к второстепенным персонажам, появляющимся в этой Трагедии, именно
к злым и добрым Ангелам, из коих каждый играет свою особую, от других
отличную роль; подобно тому, как сам Цицерон и его последователи учат нас
изображать каждый персонаж согласно его происхождению и положению. Между тем
мы не находим никакого резона в том, чтобы драматург весьма строго следовал
тексту Св. Писания и таковым ограничивался, отлично от случаев, когда дело
касается до мировой истории или же до языческих измышлений, и пренебрегал бы
древними и преславными законоустановлениями поэзии, что изложено Горацием
Флакком в его "Науке поэзии" следующими словами {21}:
Имеют власть решать художник и поэт,
Что на потребу им, а в чем потребы нет.
Здесь в особенности следует уделить внимание тому, как мы, дабы сильнее
распалить ревность высокомерных и завистливых Духов, приоткрываем им в
некоторой мере - устами глашатая Тайн Господних, Божьего Посла Архангела
Гавриила - таинство грядущего вочеловечения. Слова; мы следуем в данном
случае мыслям не большинства, но лишь некоторых теологов, поскольку более
скорбная картина предоставляет больше богатого материала и сценического
блеска; однако в этом пункте, как и в других обстоятельствах причинности,
времени, места и образа действий - мы, воспользовавшись таковым, лишь имели
целью провести трагедию сильнее, пышнее, последовательнее, поучительнее, и
лишь хотели осветить несомненную истину, а не измыслить что-либо по нашему
разумению или счесть возможным что-либо твердо установить. Святой Апостол
Павел, провозвеститель Тайн Господних Евреям, возвещает сам весьма
достохвально - к повреждению царства лживых и совращенных Духов -
господство, власть и божественность вочеловеченного Слова, благодаря Его
вступлению превыше всех ангелов в имя, сан и наследование, в почитание
ангелами, в помазание, в восседание одесную Бога, в вечность Своего
господства как Царя Грядущего Мира, источник и окончание всего сущего и
венчанного главы человеков и ангелов, Ему подвластных, Божьих вестников и
Духов, посланных на службу человекам, наследникам блаженства, природа
которого - Сын Божий, Ангелами предшествуемый, в роду Авраамовом завещанный
{22}. Считаясь с этой несомненностью, я не почитал здесь уместным без
разумения повторять в точности каждое слово Библии, поскольку безупречные
свидетели, устами коих таковые слова проречены, так же иной раз могли бывать
подвержены переменчивости, подобно тому, как у простых правдивых людей
чувственное восприятие не всегда сходно и одинаково. Все достойные уважения
искусства и учения имеют своих приверженцев и противников, так же, как
налицо и справедливое использование оных, и злоупотребление ими. Поэты и
Драматурги, трактующие Священное Писание, ведут свое родословие от древних
евреев, среди коих поэт Иезекииль {23} оставил по себе в греческой
словесности описание исхода двенадцати колен из Египта; среди досточтимых
отцов церкви есть у них также великий светоч, сияющий с Востока - Григорий
Назианзин {24}, драматически изобразивший в греческой поэме распятие
Спасителя, точно также остаемся мы в долгу перед королевским послом Гуго
Гроцием {25}, этим великим пламенником учености и благочестия нашего века,
пошедшим по стопам Св. Григория в своей трагедии о Распятии, написанной на
латинском языке: этой непреходящей по достоинствам работе воздаем мы честь и
благодарность. Среди английских протестантов ученое перо Ричарда Бейкера
{26} также достаточно вольно в нерифмованной форме развернуло образ Люцифера
и всю историю мятежа Духов. Отцы древней церкви имели обыкновение отлучать
от церкви лицедеев, принявших крещение, и сильно порицали драматическое
искусство того времени, но мы будем держаться в стороне от этого факта, -
время и обстоятельства тогда были совершенно иные, нежели теперь. Мир тогда
еще лежал во многих отношениях погруженным в языческое безбожие.
Возникновение христианства было тогда еще свежо в памяти людской;
драматическое же искусство, посвященное Кибеле, таинственной матери богов,
великому идолу, существовало и поддерживалось в качестве вспомогательного
средства, имеющего целью отвести от народа повальные бедствия. Блаженный
Августин свидетельствует, что языческий первосвященник, служитель
установлений Нумы и идолопоклонства, учредил в Риме драматические действа и
закрепил их своею властью, дабы тем самым отвратить свирепствовавшее тогда
черное моровое поветрие. Скалигер {27} признает, что драматические действа
были учреждены и древнем Риме во внушению Сивиллы во имя народного здоровья;
из этого следует, что таковые игры служили укрепляющей пищей слепому
идолопоклонству языческого мира и возвышению идолов; растущее отвращение, с
которым христианские подвижники н продолжительно боровшаяся церковь
относились к лицедейству, оное искореняя, обошлось во множество крови и
пота, но теперь от древних культов в Европе не осталось никаких следов.
Поэтому необходимо и похвально поступали Св. Отцы древности, наказуя
драматическое искусство и равным образом порчу нравов, выражавшиеся в
злоупотреблении показом обнаженных юношей, девушек и женщин, воистину не
долженствующего иметь места. Теперь все это преодолено, пусть на пользу нам
и приличеству послужат поучительные и занимательные представления. Священные
и достойные примеры служат зерцалами, чтобы исповедывать добродетель и
благочестие; чтобы избегать несчастий и бедствий, кои также бывают
показываемы на сцене. Целью и намерением узаконенной Трагедии является
смягчение нравов посредством устрашения, а также возбуждения в душах
сострадания. Обучающаяся молодежь в расцвете лет своих может упражняться
благодаря лицезрению драматических действ в знании языка, в красноречии, в
мудрости, воспитанности, добрых нравах и манерах; таковое же упражнение
установит в их чутких душах и мыслях черты послушания и обходительности,
которые останутся им присущи и в зрелом возрасте и сохранятся до старости:
случается ведь порою и так, что незаурядные умы, не откликаясь и не
ответствуя ничему обыденному, бывают затронуты и подвигнуты к еще более
высоким умышлениям благодаря остроумному и возвышенному драматическому
стиху; в точности так благородный лютнист производит соответственные звуки,
чуть лишь только другой, ему подобный, и на такой же лад настроивший лютню,
тронет струны одухотворенной рукой, каковая имеет возможность раз- веять
угнетенное настроение владетельного и закоснелого Саула. История древней
церкви подкрепляет сие достопамятными примерами Генезия и Ардалиона {28},
двух театральных лицедеев, просвященных и обращенных Св. Духом: в то время,
как они по ходу лицедейства желали унизить христианское богослужение, они
прониклись истиной, постигли ее, следуя возвышенным театральным ролям, в
каковых ядро мудрости можно бывает преподать более достойно изукрашенным,
чем при посредстве неблаговозвышенных проповедей, часами бросаемых на ветер
и скорее неприятных, чем поучительных. Нас также упрекают касательно до
содержания Библии, что никакой игры, связанной со священными предметами, не
следует играть; сие может еще показаться сколько-то обоснованным на нашем
родном наречии, в котором слово "игра" имеет также и неблагородное значение;
однако же кто хотя бы слово - другое в состоянии связать на наречии
греческом, тот хорошо знает, что греки и латиняне подобного употребления
оного слова не знавали; Τραγῳδία представляет собою сложное слово и
обозначает собственно "козлиная песнь", в память о соревновательных
пастушеских песнях, в каковом соревновании победивший получал в награду
козла; отсюда возник обычай трагического пения, и драматическое искусство
обрело свое основное название; если же будут нас и долее все так же
немилосердно заушать за самое слово "игра", как быть нам тогда с игрою
органа, или же с игрою на арфе и пением Давидовым, и с игрой десятиструнного
псалтериона {29}, и с другими видами игры на духовых и струнных
инструментах, различным образом введенными протестантами в свои собрания?
Кто способен постичь смысл и узреть разницу здесь, тот не будет немилосердно
хулить справедливое использование сценического искусства и не отнесется
недоброжелательно к этому прекрасному, даже божественному изобретению,
достойному уважения виду отдохновения, сладостному, словно мед, утешению в
жизненных трудностях для молодежи и благосклонного к искусству бюргерства;
посему мы, воодушевленные зрительским одобрением, выводим в трагедии
Люцифера, каковой, настигаемый Господней молнией, ниспровергается во Ад как
несомненное зерцало всех неблагодарных честолюбцев, упрямо смеющих
восставать против освященных властей, величеств и законоустановленного
начальства.
Люцифер, Архангел, высший и светлейший среди всех Ангелов, высокомерный
и властолюбивый, уязвленный слепою любовию к самому себе, позавидовал
Божьему безграничному величию, а также Человеку, созданному по образу и
подобию Божию и в роскошном Эдеме одаренному господством надо всем земным
наделом. Он позавидовал Богу и Человеку еще более пылко, когда Гавриил,
Глашатай Господних Тайн, объявил всех Ангелов Духами, призванными нести
службу, и раскрыл им тайну грядущего Господнего вочеловечения, однако же,
обойдя Ангельский собор окончательным раскрытием подлинной человеческой
природы, имеющей в будущем соединиться с божественной, коим будут
предустановлены равные Власть и Величие; в ответ на сие гордый и завистливый
Дух, пытающийся самого себя поставить равным Богу и удержать Человека вне
пределов Небес, становится предводителем своих приверженцев, неисчислимых
Ангелов, дымящихся злобою и вооружившихся, несмотря на предупреждение
Рафаила, указывающее на безрассудность войны с небесным Архистратигом
Михаилом и его воинством; пораженный в бою, после проигранной битвы, мстит
он первому Человеку и с ним всем его потомкам, после чего злонравный Дух
низвергается окончательно вместе со всеми своими строптивыми сторонниками во
Ад, где и обязан пребывать проклятым во веки веков.
Драма имеет местом действия Небеса.
Велиал |
Вельзевул } военачальники восставших
Аполлион |
Гавриил, Божий Глашатай
Хор Ангелов
Люцифер, Наместник
Люциферисты, мятежные Духи
Михаил, Архистратиг
Рафаил, Ангел-хранитель
Уриил, оружничий Михаила.
Вельзевул, Велиал, Аполлион
Вельзевул
Мой Велиал ушел в пространства для дозора:
Возвратный путь стремит достаточно ли споро
Наш друг Аполлион, - владыка Люцифер
Тому препоручил сойти с небесных сфер {30}
Затем, чтобы внизу удел Адама, Землю,
Обследовать вполне. Вестям заране внемлю:
Сей Дух, от нижнего вернувшись рубежа,
Все точно сообщит, владыке послужа,
Как и положено достойному клеврету.
Велиал
10 О да, князь Вельзевул: исполнив службу эту,
Сейчас Аполлион уже в просторе зрим:
Он мчит быстрей ветров, и яркий след за ним
Простерт, - он облака взрывает и бичует
Концами крыл, - уже он воздух Неба чует,
Сюда при свете дня спешить благоволя,
Где твердь удвоена лазурью хрусталя {31}.
Планеты смотрят, как, величественно рея,
Стремится он превыспрь, к вершине Эмпирея;
Не Ангел - слышится в их пылкой похвале, -
20 Се огнь, ширяющий могучие крыле!
Вот он приблизился быстрей звезды летучей,
Смотри: прервал полет, восстал над горней кручей,
Златую ветвь держа.
Вельзевул
Аполлион, реки.
Аполлион
Князь Вельзевул, сады Эдема далеки,
Но я усердствовал как должно, уповаю:
Теперь сей плод прими, с ним совокупно - вайю {32};
Их созерцая, ты судить возможешь сам,
Сколь вертоград земной угодой Небесам
И взыскан Господом.
Вельзевул
Я вижу листьев злато, -
30 Сколь перлами росы земная ветвь богата!
Сколь многокрасочен, сколь духовит сей лист!
Сколь плод пленителен, пунцов и золотист!
Сколь сотворен умно, притом - благообразно!
Коснуться ли его? Великого соблазна
Предмет исполнен сей! Отведавший плода -
Про манну позабыть захочет навсегда!
Отныне жребий наш мы числить горшим будем:
Дано блаженствовать, не Ангелам, по людям.
Аполлион
О да, князь Вельзевул: кто правит вышиной,
40 Тот нынче ниже всех. Увиденное мной
Повелевает мне лишь восхищаться немо:
Наш Рай, увы, ничто перед красой Эдема.
Вельзевул
Теперь насыть наш слух не менее, чем зрак.
Аполлион
К чему повествовать велеречиво, как
Я девять сфер пронзил хрустальных, на которых
Светила зиждутся и движутся в просторах.
Не можно б и мигнуть в тот краткий миг, пока
Я, миновав Луну, слетел под облака,
Несомый крыльями однако столь высоко,
50 Чтоб разом обозреть блаженный край Востока {33},
Земную выпуклость, в чей берег волны бьют
Над межусобицей глубоководных чуд.
Гора великая в том первенствует мире,
С которой водопад, в струи дробясь четыре,
К равнинам рушится. Роскошный сей предел
Спеша обследовать, я круто низлетел
На маковку горы, и со вниманьем вящим
Взор обратил к садам и нивам прилежащим.
Вельзевул
Неведенье о них скорее в нас рассей.
Аполлион
60 Мироподобие нам дол являет сей,
Среди него гора стоит, весьма большая,
Струями четырьмя равнины орошая {34}, -
На ней источник бьет: в полях любой ручей
Столь чист, что, как хрусталь, не явствен для очей;
По берегам ручьев тучнеют илом долы,
А в почве ониксы и каменные смолы {35}
Горят созвездьями, - в глубинах оных недр
Природы женственной посев настолько щедр,
Что затмевает все, узор волшебный выткав
70 Из самоцветных друз и корольковых слитков.
Вельзевул
А что за воздух там? Ответствовать изволь.
Аполлион
Дыханье Ангелов не сладостно настоль,
Насколь приятен ветр в краю людского рода, -
Он жизнедатен там, как, впрочем, вся природа;
Там грудь полей цветет преизобильем трав,
Росистых поутру. Средь долов и дубрав -
Тысячецветие побегов и бутонов;
И солнце, поровну лучами зелья тронув,
Разумно светит столь над миром, что в садах
80 Заметной сколь-нибудь нет убыли в плодах.
Вельзевул
Теперь - самих людей изобрази подробно.
Аполлион
Создание сие настолько бесподобно,
Что нам ли, Ангелам, вещать о существе,
Которое стоит всех прочих во главе?
Там, на Земле, я зрил великий бестиарий:
Тьмы водных, луговых, воздухолетных тварей
Передо мной прошли, - тут всех не назову,
Кто в воздухе, в воде, согласно естеству,
В Эдеме дивно длит часы существованья
90 И коим даровал Адам именования.
Пред сим властителем простерт надменный лев,
Хвостом виляющий, - и тигр, запечатлев
Почтенье к старшему, ему ложится в ноги,
А с ним - медведь, и слон, и бык тяжелорогий;
И поступают так, как властелин велит,
Орел, грифон, дракон, и бегемот, и кит.
К чему повествовать, что возвели в обычай
Адама чествовать вожди когорты птичьей;
Легко журчат ручьи, лепечут деревца,
100 И в сердце - музыка, которой пет конца;
Когда б Аполлион не поспешал с докладом -
С Адамом быть навек он захотел бы рядом.
Вельзевул
Супружескую нам опишешь ли чету?
Аполлион
Зрить здесь, на Небесах, такую лепоту
Я не сподобился. Кто мог бы столь умело
Слиять и персть и кость, водвинуть душу в тело,
Когда не сам Господь? То - Ангелы вдвойне,
И, коль оценку дать чете сей должно мне,
Уместно пребывать во славе и почете
110 Сим душам, лики чьи отражены во плоти,
Где отражения божественных лучей
Приумножаемы зерцалами очей.
Разумность ясных лиц дана сей славной паре:
Речей лишенные, в том мире дольнем твари
Все только вниз вглядят; не опустив лица,
Умеет человек один хвалить Творца.
Вельзевул
Предлог для похвалы имеет он, бесспорно.
Аполлион
Он - господин Земли, где все ему покорно,
Бессмертная душа в нем искони блага,
120 Не склонна тлению. Рассудок - ей слуга.
Непостижимой сей владычицы безмерны
Уменья избежать и пагубы, и скверны,
Затем, что воля ей дарована судьбой.
Немотствовать пред пей Дух обречен любой.
Сколь днесь ни мал посев - година урожая
Грядет, людей число в миру приумножая:
Мужчине женщина для этого дана.
Вельзевул
Что есть Адамово ребро, его жена?
Аполлион
Прикрыть концами крыл пришлось мне поневоле
130 И очи и лицо свое, Адам поколе
Ее вдоль сада вел супружеской рукой,
Без торопливости, по временам такой
Ей посылая взор, - как могут только люди, -
Что пламень тек святой в ее нагие груди.
Затем лобзанья их мне зрить пришлось не раз,
Затем, желанный столь, настал и свадьбы час {36}:
Блаженство человек в супружестве изведал,
Какого Бог сынам Небес от века не дал.
О одиночество! Горька твоя стезя,
140 На коей трепета нам ощутить нельзя,
Затем, что волею Господнего глагола
Нет женщин в Небесах и нет различий пола.
Вельзевул
Так, значит, будет вся заселена Земля?
Аполлион
Восторг взаимности друг с другом раздели,
Сия сопряжена любовной страстью пара,
Алчбою красоты. Во умноженьи жара
Любви - смысл жизни их. Живим людской удел
Неутоленностью влеченья душ и тел.
Вельзевул
И впрямь черты жены настолько превосходны?
Аполлион
150 Чтоб описать ее, все краски непригодны.
Мужчина с женщиной - прекрасная чета
От головы до ног. При этом неспроста,
Но только следуя наследственному праву,
Земную получил под власть Адам державу;
Однако Евина для жениха краса
Всего желаннее: ланиты, очеса,
Стан восхитительный, атлас нежнейшей кожи,
Уста, чьи речи столь звучанием пригожи,
Слоновой кости два живительных ключа, -
160 Здесь я остановлюсь, о прочем умолча.
Не благолепны сколь суть Ангелы - в итоге,
В сравненьи с девою - и жалки, и убоги.
Вельзевул
Зверь пола женского пленил тебя вполне {37}.
Аполлион
Я перья опалил в приятном сем огне,
Важнейшие в крылах, и мне признаться надо,
Что тяжек был полет до ангельского града.
Я трижды взор кидал, ее красой маним,
Уже с высот Небес, средь коих Серафим
Не блещет ни один, как сладким дышит жаром
170 Убор ее волос, спадающих муаром
На шипу с головы. Сей светоносный вид
Она являет всем, и все вокруг живит.
Жемчуг и перламутр светлы, как солнце утра, -
Ее светлее лик любого перламутра!
Вельзевул
Прикрасой бренною прельщаться ли в миру:
Что нынче расцвело - то свянет поутру.
Аполлион
Не исплодился сад пока в земной округе,
Под сенью яблони возмогут жить супруги,
Растущей в том саду, где бьет родник, поя
180 Ствол и листву ее. А яблоня сия
За Древо Жизни там слывет небеспричинно, -
С женой бессмертною бессмертен и мужчина,
Подобна ангельской его благая часть, -
Но нас он превзойдет, распространивши власть
Свою повсюду. Кто ему перечить сможет?
Потомством ни один Дух Неба не умножит
Небесных Ангелов конечное число.
Предвидеть следствия - премудро не зело.
Вельзевул
Быть унижаему - для Духа нетерпимо!
Аполлион
190 Могущество людей взрастет неизмеримо.
Владыка человек днесь только под Луной,
Но призван властвовать и горней вышиной.
Воссядет, может быть, на Божием престоле:
Что воля Ангелов, коль то - по Божьей воле?
Дал человеку Бог высокую судьбу.
Вельзевул
Что слышу я вдали? Мне кажется, трубу.
Мы обождем, - взгляни, кто кличет нас на форум.
Аполлион
Архангел Гавриил грядет с небесным хором,
От трона Божия торжественно сейчас
200 Герольдом шествует, чтоб нам прочесть приказ.
Вельзевул
Слова Архангела нам небезынтересны.
Гавриил, Хор Ангелов.
Гавриил
Внемлите, Ангелы, насельники небесны,
Всемилосердию Подателя Добра,
Длань благодатная настолько чья щедра,
Что тщетно постигать любому пониманью
Дары, несомые сей полновластной дланью;
Днесь человеку Он дал вечный образ свой,
Как прежде Ангелам на тверди мировой
Дал облики, решив во милосердье многом
210 Позволить им блистать единоместно с Богом;
Он гармонически созиждил все, что есть,
Чтоб в мире человек мог свои удел обресть,
Где обретался бы и где плодился паки,
Где все являло бы ему почтенья знаки,
И, приумножа блеск, недолгий срок спустя,
Взошел бы в Эмпирей, блаженство обретя.
Чин Духов, мнится вам, превыше всех прославлен,
Но человек над ним - в хозяева поставлен;
Ко свету горнему над Ангелами он
220 Едино с Господом пребудет вознесен.
Он, в Слово воплотись, предстанет господином,
На власть помазанным, судьей присноединым,
Стоящим выше всех, кому судить равно
Да будет и людей и Ангелов дано.
Ему готов престол, и пусть он вечно правит,
В молитвах Ангелы владыку да восславят, -
Всеусто Духами поются пусть псалмы
Тому, по сути кто блаженнее, чем мы.
Блеск Серафимов пусть померкнет в небосводе
230 Пред благолепием во человечьем роде;
Собой Природа днесь должна явить рабу
Пред тем, кто людям дал блаженную судьбу.
Хор
Как Богом решено - пребудет так вовеки.
Гавриил
Вам должно в Господе зрить власть и в человеке:
В Адаме явлен Вам свет Божия лица,
Адама чтящий - чтит Адамова отца.
И Ангел, и Адам - творенья суть Господни,
Единого ствола достойные отводни,
Блюдущие любовь святую испокон,
240 Что им ниспослана во благо и в закон.
Мир Ангелов - трояк, верней, девятисложен {38}:
Престолы - первый чин, равняться с ним возможен
Лишь серафимский чин, иль херувимский: се
Совет Божественный во славе и красе.
В срединном хоре зрим когорту саповиту:
Властей, Господств и Сил - совета Божья свиту,
Что благо общее рачительно хранят;
Начал, Архангелов являет третий ряд,
А также Ангелов сиятельных, которым
250 Склоняться следует перед срединным хором,
По воле оного спеша послушно чрез
Любые поприща хрустальных сих небес.
Как раз из этого ответственного ряда
Местоблюстители страны, удела, града
Да будут призваны в грядущие года,
Умножится в миру число людей когда.
Грядите, Верные, к Господнему подножью,
Покорствуй, Люцифер {39}, приемли волю Божью.
Род чествуя людской, обязанность свою
260 Уместно каждому теперь блюсти в Раю;
Такой да будет труд днесь некоторым задан:
Да воскурят они для человека ладан
В сем приснорадостном сияющем дворце,
Да вознесут хвалу пред Божие лице.
Иным - небесный свод вращать рукой могучей,
То обнажать его, то застить влажной тучей,
Чтоб возмогли ниспасть, покинув небеса,
Свет солнца благостный и свежая роса
На горы и на дол, - конечно же, и манна
270 Эдема гражданам да будет богоданна.
Иные, меж собой бразды распределя,
Пусть ревностно следят, чтоб воздух, и земля,
И влага, и огонь не буйствовали доле,
Но подлежали бы Адама грозной воле {40};
В телохранители - идти еще иным:
Адама каждый шаг да будет охраним,
И волосок его беречь любой возжаждай,
Посланец Господа, небесный Ангел каждый:
Адаму пребывай бестрепетным слугой.
280 Господь пожаловал нам жребий сей благой.
Хор Ангелов
Песнь:
Кто сей, воссевший столь высоко,
Безмерным светом осиян,
Вместить кого ни слух, ни око
От безначалия времян
Не могут способом никоим;
Кто, мир из бездны изнеся,
Вовеки сам в себе покоим;
Создавый все и всех и вся;
Чья неколеблемая сила
290 Владычит, правя и верша;
Жизнь жизни и светил светило;
Первопричинная душа
Всего, что ум постигнуть может
И что нельзя постичь уму;
Родник, который благо множит
По милосердью своему;
Кто, как венед деяньям славным,
Не высшей мудростью ужель
Воздвиг своим твореньем главным
300 Небес Небесных цитадель {41};
Пред кем чела крылами застим,
Дабы не опалить зениц,
Пред кем, исполнясь высшим счастьем,
Смиренно упадаем ниц;
Кому собранием крылатым
Пером не всуе похвала
Начертана да будет, взятым
Из серафимова крыла {42}?
Ответная песнь:
Се - Бог, всего первоначало,
310 Кем суть вещей воплощена,
Кому достойно не звучала
Хвала от века ни одна, -
Тебе свою поем, однако
За дерзость нас не побрани,
Посколь ни речи нет, ни знака.
Где б Ты вместился искони;
Лишь восхищения избыток
Нам повод подает сейчас
Для бесполезных сих попыток;
320 Есть имена у всех у нас -
Не у Тебя. За святотатца
Почли б того, кто в похвальбе
Дерзнул Твоим провидцем зваться;
Ты - ведом одному Себе,
Единый более, чем сущий,
Живущего исток живой,
Владыка ветхий и грядущий;
Чей блеск мы зрим, когда не Твой
Светлейший блеск над горней твердью?
330 Столь благо велико сие,
Что даже Божью милосердью
В конечном нашем бытие {43}
Не уместить сего залога;
Все распадется, все прейдет,
Но вечен Ты. Восславим Бога,
Твердыню нашу, наш оплот!
Заключительная песнь:
Свитый, свитый троекратно,
Нам иной опоры нет:
Все пременно, все превратно,
340 Вечен - Господа завет;
В нем - незыблемая сала;
Так исполним же приказ -
Все, что слово Гавриила
Ныне донесло до нас
Из верховного чертога, -
Да почтим в Адаме - Бога,
Так велит Господень глас.
Люцифер, Вельзевул.
Люцифер
Вы, Духи быстрые, не движьте колесницу:
Сколь должно вознесли Господню вы Денницу;
350 Всхожденье кончено; час настает, когда
Двойная ввысь грядет от нижних сфер звезда
И умаление пророчит Люциферу,
Свой блеск непрошеный ярит, презревши меру.
Корона, Люцифер, твоя бедна, мала;
Свет утренней зари от твоего чела
Отныне отвращен, Архангелами чтимый;
Возжег теперь Господь блеск новой диадимы,
А нашу - затемнил; так всходит солнце дня,
Созвездий блеск ночных безжалостно гоня.
360 Ночь к Ангелам пришла, и Духом Неба прочим,
Лишь человека Бог почтил приветом отчим,
В Эдеме человек - и сын Ему, и друг.
Мы, обращенные в рабов, в покорных слуг,
Возликовать должны во жребии убогом:
Нам - под людьми ходить, и только им - под Богом,
Им, что блаженствуют в сознанье данных прав,
Главенство Ангелов безжалостно поправ.
Нам - на посылках быть! Что ж, Небо таровато:
Все отнято у нас, все человеком взято
370 До первородства вплоть; наш блеск пришел к концу;
Сей сын шестого дня, подобный столь Отцу,
Возводится на трон. Пред словом боговещим
Мы, первородные, да сникнем, да встрепещем.
Что пользы возражать? О сем провозвестил
У Неба врат златых Архангел Гавриил.
Вельзевул
Вельможный Люцифер, наместник высшей власти,
Все нами слышано, - хотя звучит отчасти
Фальшивость некая в молебнах торжества.
Увы, Архангела не таковы слова,
380 Чтоб каждый толковать их мог по произволу.
Впустую твой клеврет летал к земному долу,
К простертым под Луной равнинам и садам.
И узнавал, к чему определен Адам:
Не скупо дал Господь Адаму благостыни,
Драбантов тысячи к нему приставил ныне,
Творцу, как видно, он всех наипаче мил,
Коль Божьих первенцев в очах отца затмил.
Он ко вратам грядет небесной цитадели,
Презренный выползок из грязи и скудели,
390 Владыка новый наш. Узрим в недальний час,
Как всходит он на трон, поправ, ничтожных, нас,
А мы, смиренностью охвачены великой,
Лишь сможем лепетать хвалу перед владыкой.
Неведома досель, явилась к нам напасть.
С одним лишь Господом делить он станет власть,
Его взнесение опасностью чревато:
Ничто не ускользнет из-под его диктата, -
Он, вечность раздробив на ряд годов и дней,
Им повелит бежать. Что может быть яслей,
400 Чем то, что в Небе мы главенством днесь не первы?
Нам человек - тиун, мы человеку - сервы
Послушные. Твои скиптр, наместник, посрамлен:
Из низших в вышние занять небесный трон
Властодержитель мчит иной. Отбрось далече
Блеск утренней звезды и приготовься к встрече,
Пой сладкую хвалу грядущему с Земли.
Порядки новые на Небеса пришли:
Смирились Звезды все, склоняются глубоко
И новому ярму покорны прежде срока.
Люцифер
410 Достанет власти мне сему пойти вразрез.
Вельзевул
Так Люцифер гласит, тот, кто с лица Небес
Сметает ночь, - его вернейшая примета -
Великолепного явление рассвета.
Лишь Богу уступив, он в Небесах первей
Всех Ангелов, иных Господних сыновей.
Его слова принять законом - достохвально,
Его божественность по праву изначальна,
Он дымом ладана почтен, - над Духом сим
Почто червяк земной теперь превозносим?
480 Тому ничтожеству дать власть неимоверну -
Не слишком щедро ли? То навело бы скверну
На сан наместника, на первоестество!
Нет равного тебе близ Бога никого.
Мы - Божьи первенцы, поэтому бесспорно:
Пред человеком нам лежать в пыли зазорно.
Все Духи, как один, очей не опустив,
Обидчика сего пойдут насупротив!
Люцифер
Ты мыслишь правильно: речь о правах коль скоро,
То первородство - суть начавшегося спора,
430 Владык перемещать во званиях зане
Для Неба - пагубно. Коль Свет доверен мне,
И сам я - Света сын, то кто не счел бы странным,
Что вдруг склонился б я перед любым тираном?
Кто хочет - пусть падет. Наместник - никогда
Своих не кинет чад. Ни лютая беда
Не устрашит меня, ни всех проклятий сила;
Презрев опасности, мы вознесем ветрила.
Иль я верну права, иль, ежели паду,
Не посрамлю свою корону и звезду.
440 Иль мощный скипетр наш - не верная защита?
Иль не тьмотысячна стоит за нами свита?
Пусть сгинем - нас повьет невянуща хвала.
Достойней властелин ничтожного села,
Чем Неба властелин второй, иль даже мене.
Теперь сомненья нет во мне ни малой тени.
Глашатай Господа, однако, вижу я,
Со книгой Божьих тайн грядет в сии края;
Благорассудно бы его послушать речи.
Что ж, с колесницы я сойду для этой встречи.
Гавриил, Люцифер.
Гавриил
450 Наместник Люцифер! Кого взыскуешь ты?
Люцифер
Тебя, глашатая верховной правоты.
Гавриил
Мы озабоченность твою не зрить не можем.
Люцифер
Ты, толкователем кто служит тайнам Божьим,
На таковые свет живительный лия,
Его и мне яви.
Гавриил
Забота в чем твоя?
Люцифер
Экстракт божественный тобою нам зачитан:
Почтение Земле великое сулит он,
А Небу - только вред: лишатся Духи прав,
Первослужительство пред Богом утеряв.
460 До рабства сверженный, людского блага ради,
Мир Духов, мнится мне, останется в накладе;
Владычество людей теперь установя,
Почто вознес Господь над Духами - червя,
Из глины взятого, - почто обрек придворных
Вовеки пребывать во кандалах позорных?
Столь тягостный к чему назначен нам удел
Внезапно? В чем и кто из нас не преуспел?
Возможно ль, чтоб Господь свою слиял природу
С людской? Ничтожеству позднейшему в угоду
470 Отринул Ангелов? К чему, Гонец, открой,
Порушен вечности первоначальный строй?
Как стала низью высь? Тварь во Творцы попала?
Осмысленное где в законе сем начало?
Отныне вышний Свет сокрыт ли в бездны тьмы
Безвидной? Наконец, теперь должны ли мы,
Небес наместники, в смиренье гнуть колена?
Бесплотным Ангелам, не ведающим тлена,
Стихии низменной - уместно ль присягнуть?
В ней Бог свои ль явил величие и суть?
480 Мы, Духи грубые, в сомненье чрезвычайном.
Ты, вверян ключ кому к Господним высшим тайнам,
Коль воле Божией сие не вопреки,
Эдикт означенный подробней прореки.
Гавриил
Что можно знать тебе - то знай из книги Бога.
Во многознании - не слишком пользы много,
Господь решает сам, кому что ведать след.
Слепит и Ангелов сверх меры сильный свет.
Премудрость высшая открыта лишь частично,
Сокрыта в остальном. Покорствовать прилично
490 Законам таковым, без пеней на судьбу,
Боголюбивому и верному рабу.
Разумно ждать тому, кто склонен Божьей воде,
На Божием пиру - наследствующей доли;
Господь, представший нам как Человек и Бог,
Всемерно милостив и беспощадно строг.
Свой скипетр вознесет над мраком и над светом.
Ты смысл еще узришь во предречены! этом,
А дыне - будь смирен, покорствуй и внемли.
Люцифер
Так значит все-таки ничтожный червь земли
500 Первонасельнику Небес владыкой станет?
Закон диктуя свой, неужто он воспрянет
Превыше Господа?
Гавриил
Тебе от Бога дан
Наиверховнейший для Духов Неба сан;
По надо всеми ты превознесен столь круто
Не для того, чтоб стад завидовать кому-то.
Безжалостно падут корона и глада
Того, восстанет кто на волю Божества.
Сам светозарен ты по Божью лишь закону.
Люцифер
Лишь перед Богом я склонял поднесь корону.
Гавриил
510 Корону преклони тогда на этот раз
Пред волею Того. Кто дал нам сей приказ, -
Ему, Кто зиждит мир, мы только услужаем.
Люцифер
Зрить можно ль, как Творец твореньем унижаем,
Как место Господа спешит занять Адам,
Как воскуряется пришельцу фимиам
И гром ему звучит согласного хорала;
Денница блеск пред ним алмазный утеряла,
Великолепная погашена звезда,
И радость от Небес отъята навсегда.
Гавриил
520 Блаженство состоит в покое - совокупно
С тем, чтоб Господа величать неотступно.
Люцифер
Величью Господа содеется урон.
Когда с Адамом он сольет Себя, и трон
С ним разделит когда. Но, сущие во свете,
Мы ближе к Господу, его родные дети,
К тому же первенцы. О, как в уме сомкну
Непостижимости сии во стать одну,
Как бесконечное объединить с конечным?
Бесссилье с силою? Зрю, как в движенье вечном
530 Светило горнее скитается во мгле,
Из дыма черного не светит - ни Земле,
Ни Небесам; сиять вовек не станет боле;
Сам род людской - и тот не взвидит лучшей доли.
Блеск солнца потускнел, бледнеет небосвод,
Планеты мечутся и во звездах разброд,
Миродержавие склоняется в упадок,
Первоначальный свет повергся в беспорядок,
В болото и во гроб. Прости, о Гавриил;
Наперекор тому, что ты провозвестил,
540 Здесь нечто речено, - но лишь о свете истин,
О чести Господа ревную, бескорыстен
Во рвении благом, - ведь, может быть, пусты
Мои сомнения?
Гавриил
Ревнуешь мощно ты
О чем лишь самому Творцу радеть пристало;
О Божьих помыслах, прикинь, сколь ведать мало
Возможно Ангелам, - сей грозной тайны темь
Господь отверзнет Сам, - сорвав печатей семь,
Сойдет в людскую плоть. Постигни: ты не можешь
Сей раскусить орех - лишь скорлупу обгложешь.
550 Когда настанет срок, запомни, без помех
Его деяний смысл откроется для всех
Наисвященнейший. Что Божия десница
Дарует - перед тем и надлежит склониться
Во благодарствии, и все сомненья прочь
Немедля отогнать, как днем гонима ночь.
Господню мудрость наш осваивает разум
Многоступенную - ее не должно разом
Пытаться превзойти: кто ей бы ни внимал,
Ничтожен перед ней и бесконечно мал.
560 Наместник, примирись, в смирении - порука.
Я далее спешу.
Люцифер
Ну что же, впредь наука.
Вельзевул, Люцифер.
Вельзевул
Наместник, ясен ли эдикт Небес тебе,
Признателен ли ты Архангела трубе,
Прорекшей лишний раз, что Бог - в исконном праве,
И крылья обломать решил твоей державе?
Люцифер
Нисколько ясности не внес его ответ.
Потребно действовать - в мечтаньях нужды нет.
Вельзевул
Он вдребезги разбить решил твою корону.
Люцифер
Клянусь короною, я с места дело строну,
570 Над всеми сферами, над звездами вздыму {44}
Свой трон столь высоко, сколь следует ему.
Небес Небесных крепь, мне двери распечатай
И стань моим дворцом; стань кровлей, свод звездчатый,
Престолом - радуга; убогий шар земной -
Подстилкой под ноги; из облак взята мной
Повозка будет пусть по воздуху несома
Во блеснах молнии, во грохотанье грома;
Архивоителей низвергнет сей полет;
Коль все же мы падем - небес хрустальный свод
580 Со всеми арками, со всем лазурным полем,
Насколь ни прочен он - на иверни расколем;
Земля явит собой издробленный скелет,
Вернутся к хаосу и тьма, и белый свет:
Грядущее - для нас, и да наступит эра
Самодержавия владыки Люцифера!
Где мой Аполлион?
Вельзевул
Он будет сей же час.
Аполлион, Люцифер, Вельзевул.
Аполлион
Наместник, трепеща, жду твой услышать глас:
Провидец, коему вен власть дана Господня,
И я служу кому, - почта пришла сегодня
590 Нужда Правителю в послушливом рабе?
Люцифер
Нам хочется узнать, не кажется ль тебе,
Что слишком тяжело эдиктов новых иго?
Архангел Михаил взведен в архистратига
И должен возглавлять небесные войска,
Однако власть его не слишком велика.
Столь много Божьих слов нанесено от века
На вечный диамант: вот, ныне, человека
Неведомо зачем возводят в Божий град, -
Сей, глянув под ноги, богатырей навряд
600 Во Божьем воинстве узрит - скорей пигмеев.
Противостать сему позорищу затеяв,
Мню, должно в бой идти - иль сгинут со стыда
Мой царственный престол, корона и звезда,
Аполлион
Затея оная, заведомо благая,
Короне во хвалу. Я, честью полагая
Быть призваным в совет, считаю данный путь
Единственным из всех уместных сколь-нибудь.
Похвален шаг - пускай в успехе нет гарантий.
Но, если в бой идти при такте и таланте
610 Дипломатическом, - всего важней для нас
Решить, как обойти божественный указ.
Люцифер
Свой собственный указ друзья напишут наши.
Аполлион
Разумно; вот весы, где зрим на каждой чаше
Его эдикт и наш. Чей побеждает вес?
Корону придержи, мы падаем с небес.
Вельзевул
Низринется не вмиг, быть может, коромысло.
Аполлион
Кто, где и как найдет в сей мысли долю смысла?
Безумство - Божью мощь поставить под вопрос,
Люцифер
Ужели храброму не разрешит колосс
620 Меж скал и пропастей пройти по узкой тропке?
Победа - в храбрости, рабом пребудет робкий.
Аполлион
Так всемогущества добиться мудрено:
В удел достанется раскаянье одно.
Сильнейший - победит, и нет закона проще.
Люцифер
Из равенства давай, а не из Божьей мощи
В расчетах исходить. Реши, чей меч тяжель?
Зрю павшими - врагов, пустою - цитадель
Небесную; в моей меж тем когорте смелой
Порядок прежний зрю. Суди и вывод сделай.
Аполлион
630 Военачальником Архангел Михаил,
Ты знаешь, во главе поставлен Божьих сил.
Ему доверена оружья кладовая;
Он неусыпно бдит, вовек не уставая,
Над Божьим воинством, где пи одна звезда
Ему противиться не смеет никогда,
И к строю нашему примкнуть навряд ли сможет.
Внезапный наш порыв сих войск не уничтожит,
Самих ослабит нас и к тягостной беде
Послужит поводом. Скажи, оружье где,
640 Которое крестить с Господним бы уместно?
Сквозь вещий диамант Зеница зрит Небесна
Любую западню, измену или ков.
Вельзевул
Однако наш эдикт помножь на мощь клинков,
Денницу усмотри на нашем гордом стяге -
Где Божью воинству такой запять отваги?
Аполлион
Не зря воинствовать поставлен Михаил -
Бог именем Своим его хоругвь почтил.
Не так ли?
Люцифер
Пользы что во начерт_а_нном титле?
К победе главный ключ в названиях лежит ли?
650 Возможной кажется победа мне весьма:
И в дерзости она, и в доблести ума.
Ты - мастер в ремесле своем многообразном
Морочить, подстрекать и ослеплять соблазном;
Сомнений столько ты любому преподашь,
Что восколеблется вернейший Божий страж.
Провижу Божью рать разъятой на две части:
Спор крыл и разумов во ярости и страсти,
Власть наивысшая слепа и чуть жива,
Собраньем яростно взыскуется глава.
660 Коль часть четвертую ты в нашу сеть заманишь -
Стократ приближен к нам и награжден ты станешь.
Тебе в напарники дан Велиал. Ему
Привычно наводить на свет - туман и тьму,
Сей верный лицемер, снуя меж ратью Божьей,
Обманет хоть кого лоснящеюся рожей.
Обдумайте вдвоем план действий. Решено!
В собраньи Ангелы вас ждут уже давно.
Летите же туда - вас впустят без доклада.
Полковник, ваш отряд расставьте вдоль фасада.
Велиал, Аполлион.
Велиал
670 Наместник Господа нам посулил хвалу.
Аполлион
Он в битву нас метнул, как мечет лук стрелу.
Велиал
И все же мы летим, и цель настигнем яро.
Аполлион
Держись: небесный свод не выдержит удара.
Велиал
И пусть не выдержит; чтоб строить, должно жечь.
Аполлион
Как наибольшую нам выгоду извлечь?
Велиал
Опору обрести в небесном должно войске.
Аполлион
И предводители суметь избрать по-свойски.
Велиал
Да, сильной над собой востребуем руки.
Аполлион
Во всеуслышанье владыку нареки!
Велиал
680 Законную блюдя честь ангельского чина,
Достойного избрать нам нужно господина!
Аполлион
Ты прав, отличный ход: итак, я нахожу,
Что Ангелов толпа готова к мятежу, -
Мы, Неба граждане, заботимся и ропщем
О чести собственной и о законе общем.
Что даровал Господь всем ангельским родам
Задолго до того, как создан был Адам.
Дворец хрустальный сей дан майоратом
Небесным Ангелам, бесплотным и крылатым.
690 Лишен воздушности Адама вялый род,
Не должно отдавать ему лазурный свод.
Мы - жить ниспосланы в небесные просторы,
Приход рассвета здесь сразит людские взоры,
Ослепнет человек, светилам предстоя;
Да пребывает он внизу, среди зверья {45},
В стихии собственной. Восходы и заходы
Он числить может там, и месяцы, и годы,
Созвездии наблюдать путь вечный, круговой;
Пусть радуется, зрит удел богатый свой,
700 Вдыхает запах трав, обходит пусть округу,
К Востоку, к Западу, и к Северу, и к Югу
Стремит свои стоны. Земля - ему дана.
Власть Ангелам над ней вовеки не нужна.
Лишь кратко изложить ты все сие обязан.
Велиал
Адаму в Небеса да будет путь заказан!
Аполлион
Такую должно мысль за истину почесть.
Подобно пламени, помчится эта весть
Чрез девять ангельских ступеней и сословий,
Велиал
Быть наша мысль должна всечасно наготове:
710 Спасенье - в быстроте, пути иного нет.
Аполлион
Но твердая рука и смелость - не во вред.
Велиал
Возреют знамена, воспрянет полк за полком!
Аполлион
Сомненья поселять мы станем тихомолком
И сеять плевелы раздоров и тревог.
Beлиал
Князь Вельзевул тогда, великой власти бог {46},
Наш подкрепит протест своим авторитетом.
Аполлион
Как бы нечаянно в совет придя при этом.
Велиал
Наместник, позже всех явившись во дворец,
Нам руку сильную предложит, наконец.
Аполлион
720 Он возразит сперва, откажется, заспорит,
Засомневается - и лишь затем пришпорит
Мятежные полки, над ними став главой.
Beлиал
Все дело - во главе. В порядок боевой
Не выстроить войска, пока они безглавы.
Аполлион
Что толку выступать, пожать не чая славы?
В ком честь уязвлена всех боле - тот иди
Мятежных воинов небесных впереди
И первым в бой вступи!
Beлиал
Наместнику во благо
Сей план, но ранее решительного шага
730 Себя не должно нам открыто уличать:
Поставит пусть Совет сперва свою печать.
Хор Ангелов.
Песнь:
Зачем небесного портала
Касается багровый луч?
Зачем, сквозя из туч,
Священный свет сияет ало?
Зачем во мгле исчез
Живой сафир Небес,
Затмилась вышина?
Иль это пламена
740 Верховного светила?
Сей кровянистый жар в дыму,
Угрюмо брезжущий сквозь тьму,
Оно ли нам явило,
Едва взойдя на Небеса?
Зачем так часто, так упрямо
Небесных Духов голоса
Хулят восшествие Адама?
Чем растревожен эмпирей?
Почто средь зал и галерей,
750 В притворах и во средокрестье
Дворца - о покоем нечестье
Твердят, злосердья не тая?
Откуда нам печаль сия?
Ответная песпь:
Когда по слову Гавриила
Мы пели Господу хвалу
В восторженном пылу,
Когда роса животворила
Сады небесных роз,
И хор, чистоголос.
760 Смиренно пел псалмы,
Из неизвестной тьмы,
Поживу здесь унюхав,
Явилась Зависти змея {47}.
Сошлись, недобро вопия,
Толпы скорбящих Духов.
В них пламень радости зачах;
Взошла сомнений неуместных
Завеса мглы на их очах;
Смутилось Ангелов небесных,
770 Увы, немалое число.
Иль Небо сделалось мало
Ген, что обрел Адам корону?
Подверг ми Духов он урону?
Объяла скорбь наставший миг.
Печалью полн Господень лик.
Мы жаждем мир внести в мятежную средину,
Отпавших воротить во благодать едину.
Люциферисты, Хор.
Люциферисты
О злополучие, о неблагоприятство!
Неправосужный рок! В ущербе наше братство.
780 Дни умаления, дни бедствия пришли,
Понеже при любых достоинствах Земли
Надел небесный наш досель был выше в чине.
Когда глашатаем Верховной Благостыни
Был странный возвещен от врат златых приказ,
Устои Ангельства он тягостно сотряс;
Мы, те, кого Господь почтил первоначальем,
Теперь низложены и преданы печалям;
Сиянья нашего угашен горний свет,
Все Иерархии клянут годину бед:
790 Увенчан человек почетом небывалым,
Мы, как рабы, дрожим пород его стрекалом.
О незаслуженный, о тягостный недуг!
Печальные друзья, грядите в скорбный круг,
На жальбище теперь взрыдаем наипаче,
Одежды разорвем, пребудем в вечном плаче:
Скорбеть запретно ли коль тяготу не снесть?
Нет радости теперь, одно лишь горе есть.
Увы, увы, увы, умножьте ваши стоны.
О хоры Ангелов, - нарядные хитоны
800 Окрасьте трауром, - не поднимая глаз.
Грядите в скорбный мрак, объявший ныне нас.
Нам должно пребывать в стенаниях угрюмых,
Во пенях горестных и во тягчайших думах,
Таить не должно скорбь, об оной умолча.
Стенания целят надежнее врача, -
Рыдайте горестней, печальтесь безнадежней:
Увы, увы, увы! О, где удел наш прежний!
Хор
Кто смеет здесь роптать? Несообразный зык,
Не вместный Небесам! Сей воздух не привык
810 К рыданиям - они грубы, негармоничны:
Молитвословия сему дворцу приличны,
Звон триумфальный арф, и вайи, и венки.
Кто смеет здесь скорбеть, резону вопреки,
На Господа пенять и пестовать кручину?
Кто может указать томления причину?
Немедленно узнать потребно: почему
Печалователи погружены во тьму
Скорбей, которые на Небесах излишни
Уж тем одним, что блеск собой туманят вышний.
820 Чертог небесный сей от века никогда
Не ведал траура, и скорбь ему чужда.
Обычаю вредить возможно ли мятежней?
Люциферисты
Увы, увы, увы! О, где удел наш прежний!
Хор
Друзья во радостях, к чему печаль сия?
Зачем скорбите так, о света сыновья?
Ко счастию придти ужель не стало мочи?
Вам возвести горе немедля должно очи,
И блеска Божия исполниться вполне, -
Скользя чрез Небеса, сиять в Господнем дне,
830 От сферы к сфере мчать, блаженствовать нетленно,
Неомрачаемо и жизнеутоленно,
Стремиться празднично к Верховному Добру,
В утешном обществе, в Божественном пиру
Питаться манною. Печаль - удел тяжелый,
Его да не вкусят Господства и Престолы, -
Не должен подпадать ей ни единый Дух.
Печаль вкушающий, ваш строй и слеп и глух, -
Все ваши горести, сколь нам они ни странны,
Откройте: врачевать мы станем эти раны.
Люциферисты
840 Возможно ль ваш покой нам, братья, оберечь?
Вы сами слышали Архангелову речь,
По коей орден наш небесный уничтожен,
Вернее - в рабское достоинство низложен,
Чтоб племя новое над нами возросло?
Какое в нас нашлось угрюмство или зло,
Что вдул ветра Господь в Адамово черево,
И Ангелов потряс величьем такового?
Бастарда сотворил, взяв бренную скудель!
Столпами Божия престола мы досель
850 Могли считать себя, но вмиг верховной властью
Мы лишены всего, что было нашей частью, -
Отрешены, увы, первоначальных прав!
Исконный истреблен Божественный устав,
Величья нашего и память скоро канет;
Адам, возвысившись, победу править станет.
Не ограниченный в величии своем.
Да, Солнце Духов днесь ушло за окоем.
О братья, наша скорбь не может стать безбрежней.
Увы, увы, увы! О, где удел наш прежний!
Хор
860 Слова Архангела суть Божий слова.
Вы в помешательстве. О воле Божества
Судить возможно ли? Ее хулить свирепо?
Должны мы Господу повиноваться слепо,
Блюсти Его закон. Вступать возможно ль в спор
С решеньем Господа? И жест Его, и взор
Мерилом нам даны - вот правило святое.
Кто не согласен, тот решил сломать устои.
Послушность более угодна Небесам,
Чем даже музыка, чем даже фимиам.
870 А вы - гордыней ли добиться превосходства? -
Скорее слуги, чем носители господства.
Утишьтесь, братия, и скромно, сообща,
Под иго Божие склонитесь, не ропща.
Люциферисты
Реките то, что есть: под иго мерзких мравий!
Хор
Когдя решил Господь - ты возражать не вправе.
Люциферисты
За что такой урон? Подайте нам ответ.
Хор
Урон? Вы Господу чинить решили вред.
Люциферисты
Мы разрешить сой спор хотели в диалоге.
Хор
Не спорить следует, но ревновать о Боге.
Люциферасты
880 Взыскуем мы, стоил, восстановленья прав.
Хор
Покорство Господу - единственный устав.
Люциферисты
Как можно высшее под низшее поставить?
Хор
Богопокорствовать - как раз и значит править.
Люциферисты
Пусть правит человек внизу, в земном краю.
Хор
Он скромную легко судьбу приял свою,
Люциферисты
Великую судьбу обрящет он во свете.
Хор
Дорога к ней лежит чрез множество столетий,
Люциферисты
Столетие внизу - на Небе краткий миг.
Хор
Верховной волею и здесь Господь велик.
Люциферисты
890 Полезней было б нам о сей не ведать тайне.
Хор
К вам милостив Господь во благости бескрайней.
Люциферисты
В угодности Ему нас люди превзошли.
Хор
Богопокорствует род, сущий из земли.
Люциферисты
О Ангельство, тебя Господь ужель отринул?
Хор
Своей судьбы никто на свете сем не минул.
Люциферисты
Почто к Адаму Бог так беспредельно благ?
Хор
Что Богом взыскано - на том блаженства знак.
Люциферисты
Корону человек над Ангельством поднимет!
Хор
Бог во плоти хвалу небесных Духов примет.
Люциферисты
900 Пред грязью грубою ужель склоняться нам?
Хор
Господню имени - хвала и фимиам.
Люциферисты
Кадя, смирим ли дрожь во ангельских десницах?
Аполлион, Велиал, Хор.
Аполлион
Уж ропот слышится, боренье во языцех.
Велиал
Почто блаженный клир теперь объяла мгла?
Укрыты трауром одежды и крыла;
Откуда чувств наплыв, столь Ангелам враждебных,
На вас, кто в праздниках и радостных молебнах
Назначен коротать бесскорбные года,
Не зная горести? Отколь сия беда,
910 Кто нанести посмел обиду неприкрыту
Небесным Ангелам? Вам должно дать защиту.
Все ваши горести скорее да прейдут.
Хор
Здесь ропщут некие, что земнородный люд
Обрел во Эмпирей широкую дорогу,
Что о сущностью людей угодно слиться Богу,
Над Духами возвесть новейший род владык, -
Вот повод к ропоту, который здесь возник.
Аполлион
Коль так воистину - то скорбь сия не ложна.
Велиал
Перенести сие едва ли нам возможно.
Хор
920 Уладим все же спор - во славу Божества.
Аполлион
Утешить ли того, кто утерял права?
Хор
Права? На Божью власть вы ищете закона?
Аполлион
Могла ль неправоту дать Благодать исконна?
Хор
Вы Господу давать дерзаете совет!
Beлиал
Отец велит сынам ступать себе вослед.
Хор
Грядет вослед за Ним, кто умирил свой норов.
Аполлиоя
Премена в Господе - источник этих споров.
Хор
Смотря в грядущее. Бог ведает одип,
Какой любезнее отцову сердцу сын.
Велиал
930 Подобные должны наследовать подобным.
Свет поглотила мгла теперь в порыве злобном,
На мир питомцы тьмы простерли свой покров.
Хор
Живущее должно Создателю миров
Благодаренья слать, служить ему в угоду,
Затем, что обращать он волен землю в воду,
И в воздух, и в огонь: во праве он Своем,
Твердь - перстью делая, иль Ангелов - зверьем,
Адама - Ангелом иль неизвестным дивом,
Всему, что есть, служа мерилом справедливым.
940 Все - в милости Его: пытаться ни к чему
Его даяния осознавать уму:
Во бесподобии суть Божия величья!
Сравни со светом тьму - обрящешь их различья,
Со цветом цвет легко сравнить умеет глаз,
Со слабым - сильный блеск, со бирюзой - алмаз,
Звезду - со звездами; ища ключи загадок,
Сравненьем суету несем в миропорядок
И не способствуем гармонии никак;
Творению творить - несообразный шаг,
950 Вконец безумный. Вас сомненье да не гложет:
Господь без Ангелов владычествовать может,
Утрата ни одна Ему не тяжела, -
Ему ни фимиам, ни вечная хвала
Не впрок, ни музыки звон самый преискусный, -
Неблагодарные, уймите ропот гнусный,
Примите жребий ваш, покорствуйте вовек
Тому, что Гавриил от Господа прорек.
Аполлион
Во званьи Духа Дух уже неправомочен.
Мы низши - следственно, и жребий наш непрочен.
Хор
960 Пусть брату меньшему Господь окажет честь,
Для нас премены нет: что были, то и есть.
Велиал
Стал для людей Господь опорою и другом.
Нижайший вознесен, - возможно, по заслугам.
Хор
Другим завидовать - воистину грешно,
Гордыня здесь видна {48}. Подобное пятно
Со ангельских одежд пускай сойдет послушно.
Друг друга почитать велит великодушно
В миру создавый все для всевозможных нужд.
Велиал
Богопокорный строй был Ангельству не чужд,
970 Но людям услужать - едва ль не святотатство.
Хор
Непослушание губительно для братства,
Сверкает золотом небесных войск броня,
Всечасно бдит оно, спокойствие храня;
Ярчайшая звезда заходит - но взгляните,
Другая вознеслась и царствует в зените;
Светило каждое спешит на свой манер,
Различны скорости движенья горних сфер,
Меж тем не видно вам малейшего разлада:
Вовеки ни одна не выбьется из ряда,
980 И в зависть не впадет, - один Господень взор
Блюдет во Небесах весь этот чуткий хор.
Велиал
Бог ценит во звездах спокойствие такое;
Когда б и Ангелов оставил он в покое,
Они, конечно бы, не стали без конца
Терзаться в жалобах среди сего дворца.
Хор
Узрите, как легко меж вас раздор посеять.
Аполлион
И все же эту тьму хотелось бы развеять,
Не то на Небеса огнем взойдет вражда.
Кто водворит покой? Кто низойдет сюда?
Люциферисты, Вельзевул, Хор.
Люциферисты
990 Увы, увы, увы! О, где удел наш прежний?
Вельзевул
Исполнить замысел возможно ли прилежней?
Печален, вижу я, блаженных братии вид.
Кто крепость Ангельства стенаньями язвит,
Ей вред чиня? Иль кто прискучил лучшей долей?
Покой дарован всем, кто взыскан Божьей волей:
Не благодарствовать возможно ль сей судьбе?
Во откровенности вредите вы себе.
Сколь ваши помыслы по сущности ни благи,
Утишьте жалобы, не разделяйте стяги,
1000 И не безумствуйте: Владыке предстоя,
Печаль сотрите с лиц, о света сыновья!
Кто хвалит Господа с великого охотой -
Не зря возмущены: ведь вы фальшивой нотой
Злодейски портите божественный распев.
Во царстве Божием на вас накоплен гпев;
Рыдает небосвод; крыл ваших скорбный шорох
Печально множится во сферах и просторах,
Но попусту скорбеть - не стоит и труда:
Вам славе Божией не учинить вреда.
Люциферисты
1010 Полковник доблестный, ты служишь командиром
Бесчисленным войскам: нам посочувствуй, сирым,
И миром нас помажь; покрой, по мере сил,
Злосчастье Ангелов. Неужто Гавриил
Корону Ангельства отдаст земному роду?
Господни первенцы утратят ли свободу?
Мы были созданы, как видно, пи к чему -
Задолго до того, как свет рассеял тьму.
Нам, видимо, Господь для нищего позора
Доверил Эмпирей, противится коль скоро
1020 Он сохранению достоинства сынов,
Чья столь безмерна скорбь, чей жребий столь суров.
Дрожа, внимали мы Господнему глаголу,
Жгли в чашах фимиам, чела склоняли долу,
Ликуя всякий час. Слипались голоса
В единый стройный хор, лаская Небеса
Хвалой неложною, - когда внезапным, ярым
Труба Архангела нас потрясла ударом;
Он небожителей во скорбь жестоко вверг,
Свет вечной радости безжалостно померк.
1030 Молчанью обречен, кто ликовал по праву;
Новейший властелин взял скипетр и державу,
Перворожденный же, испив печаль до дна,
Приял тавро, как раб. Невелика цена
Любви, выложенной в сокровищницу Божью.
Мы, гневом праведным вспылав пред этой ложью,
Адама поразить желаем наповал,
Покуда Ангельства он цепью не сковал,
Небесножителей не придавим колодкой,
В рабов не обратил, стенающих под плеткой;
1040 Как тварей, коим он - законный господин.
Полковник, можешь ты противостать один
Беде, - нас осени защитой и заботой.
Под славный твой штандарт мм встанем твердой ротой,
Другою, третьего - дам худо без вождя,
Так стань же таковым, к моленью низойдя!
Вельзвевул
Сию неправоту смирить, о Боже, надо:
Тем лучше, чем скорей. К чему зерно разлада?
Сей следует раздор немедленно разъясть,
Но как? Склоню ли вас опять под Божью власть?
Люцеферисты
1050 Отымщик права Он, исконного, святого!
Вельзевул
Обида, вижу, вас воспламенить готова,
На небеса пожар вы жаждете возвесть.
Награда горькая за верность и за честь!
Что из подобного испить возможно кубка?
Люцеферисты
Спасенье лишь в одном - во дерзости поступка!
Вельзевул
На кротость, верую, надежда велика.
Люцеферисты
Важны порыв, и месть, и сильная рука!
Вельзевул
Конфликта избежать - великая отрада.
Люцеферисты
Во промедлении таится ретирада!
Вельзевул
1060 Обиду умерять в себе должны умы.
Люцеферисты
Умеренность вредна - когда в бесчестье мы.
Вельзевул
За слезную мольбу Всевышний не осудит.
Люцеферисты
Мы обнаружены, спасения не будет.
Вельзевул
Возможно утаить беседу нам сию.
Люцеферисты
Мы силою полны, один исход - в бою.
Вельзевул
Резонна ли борьба с Архистратигом Божьим?
Люциферисты
От страха весть отсчет мы, в бой идя, не можем.
Вельзевул
О, где Аполлион, где Велиал сейчас!
Люциферисты
Как тот, так и другой уже давно средь нас.
Вельзевул
1070 Как выйти так могло? И вправду нет возврата.
Люциферисты
К нам поспешит примкнуть все воинство крылато!
Вельзевул
Но кто колеблется - от тех добра не жди.
Люциферисты
Мы видим лишь одну победу впереди.
Вельзевул
Кто слепо рвется в бой - приобретет немного.
Люциферисты
Судить возможно ли, не осязав итога?
Нам нужен только вождь - приемли эту роль,
Возглавь наш мощный строй.
Вельзевул
Безумен кто настоль,
Чтоб, возглавляя вас и но жалея прыти,
Восстать на Божью рать? Рассудку да внемлите!
1080 Я сторону принять не в силах здесь ничью {49}.
Найдите компромисс, резона нет в бою.
Хор
Внемлите, братия, не будьте столь предвзяты!
Пошлите к Господу посредников: дебаты
Надежней мятежа, примите сей совет,
Сокрыт в горячности для вас великий вред.
Лишаться должно ли с утратой прав - рассудка?
Короне Господа Господ грозить - не шутка.
Люциферисты
Законы косные - безжалостно долой!
Им боле не внимай, полковник удалой,
1090 И стань владыкою над мощью наших ратей.
Вельзевул
К порядку ревностных я призываю братии.
К престолу вышнему я вас хочу вести,
Взыскуя мирного, законного пути:
Нам дипломатия найти его позволит.
Хор
Вниманье! Михаил тебе сейчас глаголет.
Михаил, Вельзевул, Люциферисты.
Михаил
Что за собрание и что за спор промеж
Небесных Ангелов, - откуда сей мятеж
И противление? Не князя ль Вельзевула
Зрю в качестве главы злонравного разгула,
1100 Дерзнувшего явить собой противовес
Решенью твердому Зиждителя Небес?
Вельзевул
Могучий Михаил, вниманьем нас порадуй;
Быть может, сам же ты к нам снизойдешь с пощадой
Во славу Божиюо. Услышь собранья глас.
Михаил
Со всем вниманием я выслушаю вас.
Вельзевул
Отрядов тысячи объединились разом,
Чуть ознакомились с божественным приказом,
Решили, что для них пути иного нет,
Как воспротестовать, - и я на сей предмет
1110 Посмел придти сюда, чтоб их обиду пюту
Попробовать смягчить, утихомирить смуту;
Однако бешенством объятые полки,
Увы, грозят восстать, рассудку вопреки,
На власть виновную {50}. Узрев сию плачевность
(Пусть Ангелы мою свидетельствуют ревность),
Я Богу передать их пени был готов,
Но рвение мое не принесло плодов:
Смирить хулителей небесного экстракта
Невмочь, им несть числа, - но, может быть, хоть как-то
1120 Сумеет разрешить сей спор Архистратиг?
Михаил
Как против Господа они хотя на миг
Дерзают восставать? Уж не к войне готов ли
Присноблаженный сонм? Иль хочешь ты в торговле
С твоим Создателем найти благой исход?
Иль вы отступите - иль, знайте наперед,
В стремительном бою вы будете разбиты.
Люциферисты
Дерзнешь ли меч подъять на ищущих защиты?
Архангел, что нашел в смиренных ты словах?
О справедливости мы ропщем, о правах!
Михаил
1130 Перечит Богу кто - несправедлив подавно!
Люциферисты
Мы служим Господу, Он ведает, исправно,
Однако не должна, считаем, Благодать
В Небесной Отчине хозяев насаждать
Зовущихся людьми, - лишатся превосходства
В противном случае Престолы и Господства:
Окончить данный спор хотели бы добром
И низшие чины: иначе гром во гром
Ударит, и полки сойдутся, груди в груди:
Да не главенствуют над Ангелами люди!
Михаил
1140 Смиритесь быстро все, кто склонен к мятежу,
Не то безжалостно я меру приложу
К вам, как к преступникам. Сложите ваши стяги.
Пребудьте верными закону и присяге
Небесной. Что найти вы жаждете в бою?
Кто стать осмелится не под хоругвь мою -
Врагом становится непримиримым Божьим.
Люциферисты
Пред грубой силою оружья мы не сложим,
Правами древними потребно дорожить.
Михаил
Повелеваю вам оружие сложить.
1150 Вы позабыли честь и впали во злодейство.
Люциферисты
Природа узами единого семейства
Связала Ангелов, и раз уж так сошлось,
Знай: мы обижены все вместе, а не врозь.
Михаил
Оружьем Небеса тревожить ли дерзнете?
У Бога, мнится мне, безумцы не в почете.
Побойтесь: власть Его вас обратит во прах.
Люциферисты
Его наместнику едва ли ведом страх.
Он спешно зван сюда, как верная подмога
И как защита нам. Мы Бога против Бога
1160 Восставим, чтобы он недрогнувшей рукой
Нам возвратил права.
Михаил
Я дерзости такой
В наместнике Небес никак найти не чаял.
Люциферисты
Кто ныне в дерзость впал: не тот ли, кто охаял
Господних первенцев и вверг во произвол;
Кто ангельску в себе природу поборол,
И братьям кто грозит расправою позорной
За слабый ропот их, - тот дерзостник бесспорный.
Михаил
О непокорный род, не Света вы сыны,
Бастарды жалкие! Вы Небу не нужны.
1170 Вам станет молний блеск довольно скоро ведом,
Вы обрекли себя падению и бедам,
К советам вы глухи, ну что ж, да будет скор
И беспощаден к вам Господень приговор.
Повелеваю вам, о верных братьев хоры,
Покинуть сборище нечистой этой своры.
Люциферисты
От наших отпадут немногие знамен.
Михаил
Собратья верные, за мной.
Люциферисты
Ступайте вон.
Вельзевул, Люцифер, Люциферисты.
Вельзевул
Архангел к Господу мчит с ябедой бесславной.
Мужайтесь: Люцифер, ваш повелитель главный,
1180 Уж скоро будет здесь. Скорей решайте вы:
Не можно воинству сражаться без главы.
Для плеч моих, увы, подобный груз не впору.
Люцифер
Все внемлют Небеса растущему раздору,
Оцепенившему отборные войска,
Их надвое деля. Возможность есть пока,
Потребно этот спор скорее кончить миром.
Люциферисты
Длань помощи простри своим питомцам сирым,
Наместник, стань главой для горестной толпы!
Мним, нас не обратишь в подстилку под стопы
1190 Адамовым сынам, подобно Михаилу,
Что первенцам швырнул сию судьбу унылу;
Не втопчешь наши в грязь законные права
Взнесеньем грубого, земного существа.
Куреньем сладостным и многим прочим благом
Почто насытиться дано земным червягам,
Которым мы должны смиренно слать мольбы?
Неужто Ангелы - природные рабы,
Пред этой отступить обязаны обидой?
Намостите, снизойди, позору нас не выдай,
1200 Ни малой нет на нас пред Господом вины,
Чтоб человек попрал все Ангельски чипы,
И блеск обрел такой, пред коим Серафимы
Во страхе призваны истаять, словно дымы;
Коль изничтожишь ты безлепицу сию,
Унять неправого сумеешь судию,
Тебе клянемся мы служить со всей любовью:
Секиру восприми, верни права сословью.
Тебе клянемся мы, что будешь возведен
На уготованный сынам Адама троп.
1210 Тебе клянемся мы всей честью, всей любовью -
Секиру восприми! Верни права сословью!
Люцифер
Сыны, присяга чья испытана не раз,
Что повелел Господь - то благостно для нас.
Иного права нет, все - Господу подсудно,
Ваш созерцать раздор мне, верьте, многотрудно.
Сей скипетр, коим я вершу над вами власть,
Кто, как не Сам Господь мне дал в десную пясть,
Тем самым положив, что нас в любимцы прочит.
Когда ж Адама он вознесть всех выше хочет,
1220 Первоначальный план тем самым измени,
Затмив не только вас, но также и меня,
Как можем возражать хотя малейшим жестом?
Кто восколеблется? Кто выступит с протестом?
Какую помощь вам, скажите, я подам,
Коль выше Ангелов теперь взнесен Адам,
А Духи лишены природы благородной?
Лишь можно пребывать во ярости бесплодной,
Проклятья посылать позорному ярму.
Но в ненависть впадать не должно никому,
1230 Чтоб в Небе не кипеть богопротивным битвам, -
Надеюсь, ненависть Господь сию простит вам.
Люцифористы
Воспрянь, о Люцифер, с секирой боевой.
В защиту прав святых {51} - повстанцам стань главой,
И первым ринься в бой - мы выступим по следу:
Мы или пасть хотим, иль обрести победу.
Люцифер
Присяге выступать позорно вперокор.
Люциферисты
Над Господом - Адам: иль это не позор?
Люцифер
О чести Божией радеть - во Божьей воле.
Люциферисты
Мы о твоем радеть хотели бы престоле,
1240 Чтоб, восторжествовав, ты твердо произрек:
Да не возносится над Духом человек!
Люцифер
Архангел Михаил, воитель сноровистый,
Уже готовит рать, - пред ней попробуй выстой.
Ужасно - бранный строй лицом к лицу узреть.
Люциферисты
Ты зришь перед собой небесных ратей треть,
Мы только ждем, что нас возглавить соизволишь.
Люцифер
Мы возвратим права - утратим же всего лишь
Благополучие.
Люциферисты
Дерзание и честь,
Обида и порыв, отчаянье и месть -
1250 Другого нет пути, но сей - благой и спорый,
Коль скоро станешь ты главою и опорой.
Вельзевул
Пред нами воссиял борьбы священный свет.
Оружьем утвердим все, что решил совет.
Нетвердых - укрепим, концы умело спрятав.
Тем больше пользы нам, чем более дебатов.
Люцифер
На силу - силой наш ответит ратный строй.
Вельзевул
Теперь займи свой трон, о доблестный герой,
Чтоб воинство тебе на верность присягнуло.
Люцифер
В свидетели зову я князя Вельзевула,
1260 Признай, князь Велиал, признай, Аполлион,
Что против воли я к сей роли принужден,
Чтоб Небеса спасти от торжества порока.
Вельзевул
Штандарт с Денницею взнесем пред Божье око:
На должный присягнем хоругви сей манер.
Люциферисты
Равно клянемся вам, Господь и Люцифер {52}.
Вельзевул
Зажгите же теперь сосуды фимиама
Пред Люцифером, вы, кто не ушли из храма,
Сверканьем факелов мы почесть воздадим
Тому, кто должен стать вовек непобедим,
1270 Неоспоримым быть владыкою над миром.
Теперь - черед звучать фанфарам и стихирам:
Возвышенный псалом
Герою пропоем.
Люциферисты
Встаньте, все ряды люциферистов,
К полку - полк.
Каждый пусть блюдет, в бою неистов,
Ратный долг:
Посредством боевого мастерства
Да отстоим свои права.
1280 Божье войско пусть выходит строем -
Не беда.
Для Адама дверь Небес закроем
Навсегда.
Нас ожидают ратные труды
Во славу Утренней Звезды.
Озаряет нашу цель Денница -
Сила, власть.
Михаилу суждено склониться,
В бездну пасть,
1290 Чтоб фимиамом наслаждаться мог
Наш Люцифер, великий Бог!
Хор Ангелов.
Песнь:
О, для чего так злобно
Разросся грозный ков:
И тысячи полков
Войною межусобной
Повергнуты во тьму;
К чему мечи подъемлют,
И долгу своему
Они зачем не внемлют?
1300 Какой они успех
Снискать мечтают бранью?
И знают ли, что всех
Присудит Бог к изгнанью?
Безжалостно жесток
К сим отщепенцам рок.
Ответная песнь:
Увы! Зачем в расколе
Решать подобный спор?
К чему они раздор
Чинят по доброй воле?
1310 Чему идут вразрез,
Остря для боя жало?
Роскошество Небес
Для них чрезмерно стало:
Неужто не дано
Войти потоку в русло?
Не завистью ль хмельно
Сего разброда сусло?
О верные сыны.
Как избежим войны?
Заключительная песнь:
1320 Если пламя не потушит
Беспощадная рука,
В мире все наверняка
Властолюбие порушит {53}.
Сгинут, пламенем горя,
Небо, земли и моря.
Бич властолюбивой страсти
Прочит гибель для всего.
Неизвестны жажде власти
Ни законы, ни родство.
Гавриил, Михаил.
Гавриил
1330 Весь небо свод огнем безжалостным объят,
Изменой и войной. Я, Господа легат,
В сей грозный час тебе повелеваю внятно:
Железом и огнем сотри позорны пятна
И славы Божией яви апофеоз:
Князь Люцифер восстал и свой штандарт вознес.
Михаил
Ужели изменил он долгу и законам?
Гавриил
Треть воинства Небес ушла к его знаменам.
Сейчас изменник сей ярит в себе кураж:
Он обоняет дым из фимиамных чаш,
1340 Бряцает в честь его безбожная музыка,
Его сообщники разнузданно и дико
Пытаются взломать ворота в арсенал
И в них тараном бьют. Неистовствует шквал,
Дрожа, колеблются небесны окоемы,
Безумствует гроза. То молнии, то громы
Клокочут яростью, что всюду верх взяла,
И серафимская немотствует хвала.
Во мгле, низлившейся на Божий просторы,
То ляжет тишина, то вдруг восплачут хоры,
1350 Во сострадании моля смиренно за
Собратий, мраком чьи заволоклись глаза,
В безумстве кто отпал от Ангельского рода.
Так обнажи свой меч, Господень воевода,
На грани молнии {54} принесена тобой
Присяга Господу. Гряди!
Михаил
К чему сей бой
Наместнику Небес? К чему он долг отринул,
Встал бунта во главе и меч из ножен вынул?
Гавриил
Лишь Богу ведомо, сколь мне ужасно несть
Известья горькие. Заслуженная месть
1360 Сих отщепенцев ждет. Помочь уже не можно
Слепцам злосчастным сим, что возгордились ложно,
Презрели долг, в себе копя злотворный пыл.
Я радость Божию объяту скорбью зрил.
Поскольку, прежде чем обречь неверных карам,
Ответив на удар решительным ударом
И высшей силою остановить раздор,
Меж Милосердием и Правосудьем спор,
Я слышал, в вышних шел; повсюду были зримы
Склонившиеся ниц благие Херувимы,
1370 Его молившие: безумцев пощади,
Виновных не карай! Казалось, позади
Раздор, Господь простит мятущихся упрямо;
Однако внятен стал дымок от фимиама,
Хвала безбожная, бряцание музык
Перед наместником. И Бог сокрыл Свой лик
От неразумных, тех, кем сей воздвигнут идол,
И головою их тебе, Архангел, выдал.
Нет милосердия. Да совершится суд
Для тех, что на Творца в безумстве восстают,
1380 Да уготовят казнь твои войска, воспрянув,
Для Бегемотов сих, для сих Левиафанов.
Михаил
Где молния моя? Да вострепещет враг!
Мой верный Уриил, неси Господень стяг,
Подай кирасу, щит и шлем. От сей напасти
Очистим небосвод! Престолы, Силы, Власти -
Смелей к оружию - и, верные, вперед!
По зову Неба, зрю, за рядом ряд встает.
Чу! Слышен барабан! Пусть вражья рать бессчетна -
Диаволов к суду востребую поротно
1390 Вооруженными, чтоб казни их обречь.
На Божью честь борясь, я обнажаю меч.
Гавриил
Дождался Божий стяг решительного часа.
Непробиваема твоя да будь кираса,
Ты солнцем осиян, - тебе, я вижу, шлют
Десятки тысяцких свой боевой салют, -
Под Божьим знаменем стоят бойцы геройски,
Смелей, князь Михаил, ты - первый в Божьем войске!
Михаил
Итак, бойцы, вперед за боевой трубой!
Гавриил
Молитвою тебя мы провожаем в бой.
Люцифер, Вельзевул, Люциферисты.
Люцифер
1400 Несколько велика готовность боевая?
Вельзевул
На мудрость гордого владыки уповая,
Войска сигнала ждут: настал великий час.
Люциферисты
Едва лишь Люцифер нам ниспошлет приказ,
Мы, развернув крыла, рвануться в бой готовы,
Чтоб окружить враги и заковать и оковы,
Как только дрогнет он, как только он падет.
Люцифер
Надеюсь, наших войск произведен подсчет?
Вельзевул
Они бесчисленны: подобно грозной лаве
Стекаются бойцы к твоей, владыка, славе.
1410 Считай, что третья часть примкнула к нам бойцов {65},
Всех, что на небе суть, - и, мню, в конце концов
Нас будет поровну: из армий Михаила
Уходит, что ни миг, воительская сила;
Из Иерархий всех, из Горних Орденов
Нам лучших отдают они своих сынов:
К нам Херувимы мчат, Архангелы, Господства;
Штандарты множатся: небесный сад в сиротство
Впадает, зелень в нем утрачивает цвет,
Повсюду знаменья неотвратимых бед,
1420 Все ярче молнии, все тяжелее тучи -
Предуказание победы неминучей.
Венец Небес готов твое чело облечь.
Люцифер
Весть эта радостней, чем Гавриила речь.
Я говорю сейчас и воинству, и свите:
Внемлите, рыцари, полковники, внемлите.
Задачи главные я кратко изложу:
К последнему пришли мы ныне рубежу,
Ждет проигравшего жестокая расплата -
Война объявлена, и к миру нот возврата;
1430 Раздора нашего уже не смыть пятно,
Пощады никому найти не суждено;
Должна законом стать преступность ретирады,
Недопустимыми - потупленные взгляды;
В едином отстоять вы призваны ряду
Державу Ангелов и с ней - мою звезду.
Согласно плану все идет, - внемлите, братья:
Не должно допускать преступного отъятья
Того, что отдано нам раз и навсегда.
Когда рука твоя останется тверда,
1440 И вражеского ты щадить не станешь стана,
То укротится власть небесного тирана,
Не повелит Адам потомству своему
Вас, Духов, подчинить позорному ярму,
Он свите никогда не повелит победной
Вас обратить в рабов, сковать колодкой медной,
И кнут не занесет над вами страшный свой.
Свободных войск меня кто признает главой,
Кто верен моему блистательному стягу,
Тот Утренней Звезде да повторит присягу,
1450 Чтоб ни один не смел отречься маловер.
Люцифористы
Равно клянемся вам, Господь и Люцифер.
Вельзевул
Смотри! Гонца Небес вдали я прозреваю!
То Рафаил спешит, божественную вайю
В деснице зрю его: он мир тебе несет.
Рафаил, Люцифер.
Рафаил
Наместник, ты, кому доверен небосвод,
К чему изменою ты наше сердце ранишь?
Ужель создателю противиться ты станешь?
Ужель неверностью ты осквернишь себя?
Надеюсь, что не так. Спешу к тебе, скорбя,
1460 Об участи твоей гнетет меня досада.
Люцифер
О честный Рафаил!..
Рафаил
Мой друг, моя отрада.
Молю тебя, внемли.
Люцифер
Поведай скорбь твою.
Рафаил
Пощады, Люцифер! Не уповай в бою
Сразить меня, того, кто не таит коварства,
Того, кто принести тебе спешит лекарство,
Бальзам, почерпнутый из лона Божества,
Была первичная Чья воля такова:
Над тысячью Господств незыблемо поставить
Тебя, чтоб ими стал ты, как наместник, правит
1470 Что за безумие - сей странный спор начать?
Зрю на челе твоем Создателя печать,
Ты не был обделен, властитель яснолицый,
Решительно ничем: тебя Своей десницей
Создатель в высшее достоинство вознес;
Ты лучшей воссиял среди Господних роз {56},
Ты облачением отличен многочудным,
Сафирным, лаловым, алмазным, изумрудным,
Жестка фелонь твоя, вся - злато и жемчуг.
Дал главный скиптр Господь главнейшему из слуг;
1480 В мгновенье твоего средь Неба появленья
Дрожали, трепеща, созвездья и каменья, -
К чему сей хочешь трон ты у себя отнять
И благости Небес вовек не обонять?
Неужто прежний блеск, отраду наших взглядов,
Обличью предпочтешь всемерзостнейших гадов,
Ужели в будущем не чаешь ты, увы,
Трифоновых когтей, драконьей головы,
Что прирастут к тебе? Небесну должно ль хору
Свидетелем служить бесславью и позору
1490 Того, кто нам сиял в наместничьем венце?
Знай: отвратит Господь от падшего лице,
Что зримо только нам, кто святы семикраты.
Не постигаешь ты размеров сей утраты:
Не повелит Господь сиянью Своему
Навек пожравшую тебя рассеять тьму.
Постигни сердцем, ты, о господин наместник,
Я - Сострадания благого провозвестник;
Сними свой гордый шлем, секиру отшвырни,
Вовеки более не одевай брони:
1500 Безмерна пагуба воинственных усилий
Для оперения блистательных воскрылий
Твоих, - склони чело и усмири войска,
С престола Бог тебя не сверг еще пока
И не смешал тебя ни с прахом, ни с известкой,
Под корень не извел своей рукою жесткой,
Из памяти Небес пока не сгинул ты,
Не впал во пропасти скорбей и нищеты,
Червя бессонного, отчаянья, распада,
Зубовна скрежета и ненасытна глада.
1510 Смирись! Восстанови свою былую честь!
Ветвь мира восприми, покуда время есть.
Люцифер
Любезный Рафаил, прошу, прими на веру:
Клялись мои войска но только Люциферу,
Но также Господу - Он это знает Сам.
Мы в бой хотим идти во благо Небесам,
В защиту Ангельства, в защиту Божьих хартий:
Присягу Небесам зря на моем штандарте,
Я охраняю их незыблемый покой, -
Да не восцарствует над Небом род людской,
1520 На выи ангелам не возложит ярема -
Иль солнце не взойдет над кущами Эдема;
Владыкой Ангелов не станет супостат.
Пусть бросит Небо нас в пучину жарких блат,
Туда же с нами пасть и скиптрам, и коронам,
Что Божьим навсегда дарованы законом
И неотъемлемы. Прияв судьбу сию,
В защиту вечных прав я ныне восстаю;
Будь даже я смирен, - восстать мне надлежало б,
Вняв плачу скорбному и сотням тысяч жалоб.
1530 Речь доведи мою до сведенья Отца,
Слугой которому я буду до конца.
Рафаил
Словами действия прикрашивать не стоит.
Их истинную суть Творец ли не откроет?
От взоров Господа укрыться ли алчбе
И властолюбию, гнездящимся в тебе,
Сим порождениям недоброго рассудка.
Лишь их воображу - как страшно мне, как жутко!
Денница блудная, смири в себе порок!
Ты Господу грозишь - сие тебе не впрок.
Люцифер
1540 Как - властолюбие? Я ль не слуга владыке?
Рафаил
К себе прислушайся - твои слова двулики.
Что в сердце ты речешь {67}? Превыше всех взойду,
Превыше Божьих звезд свою взнесу звезду,
Подобно Господу, от края и до края
Стопами Небеса жестоко попирая,
Не зная жалости и каждого казня,
Кто скипетр получить посмел не от меня.
Склони свое лицо, разгладь воскрылий перья,
Безумством не скверни Господнего доверья.
Люцифер
1550 Я так и делаю - иль не наместник я?
Рафаил
На Небе - первый ты, лишь Бог тебе судья,
Он именно тебя облек подобной властью.
Люцифер
Увы, надолго ли? Для Ангельства к несчастью,
Стать равным Господу назначен князь Адам:
Но как бестрепетно мой скиптр ему отдам?
Рафаил
Монарх решает сам, кого приблизить к трону.
И даже высшую Адаму дать корону
Он волен, восхотев: Его решает власть,
Кто - должен вознестись, а кто - обязан пасть.
1560 Все то, что Бог дает, прими, наместник, с миром.
Люцифер
Точило боевым даруется секирам!
Рафаил
Для шеи ты своей готовишь острие!
Позволить может ли Господне бытие
На Небе зависти цвести высокомерной?
Да будет краток суд над сей постыдной скверной!
В притворстве пользы нет. Ты встал на страшный путь.
Зеницу Вещую возможно ль обмануть?
Поведай, где твой блеск? О, как ты пал, Денница!
Люцифер
Мой блеск приял Адам, и ныне им гордится.
1570 Мой упразднила сан божественная высь.
Я Господу чужой.
Рафаил
Князь Люцифер, смирись,
Себя остерегись постыдно обесславить;
Благоволи со мной известие направить
К престолу Господа - об утишенье толп;
Молю тебя, Небес краса и гордый столп,
Во имя Божие, не обещай защиту
Строптивцам, что к тебе влекутся, как к магниту.
Неужто, сих Небес отринув этикет,
Где до сих пор сиял лишь изначальный свет,
1580 Ты двинешь армию, грозя насильем грубым,
Штандарты вознесешь, греметь прикажешь трубам
Противу Господа: борец ли есть сильней?
Люцифер
Пусть распря начата - мы не виновны в ней.
Превознесение Адамова потомства -
Непостижимое для Духов вероломство;
Пожары множатся везде, куда ни глянь, -
Позорно Ангелам платить Адаму дань:
Коль скоро мы пришли к подобному итогу -
Ну, что ж, приходится не подчиниться Богу.
1590 Уж если Он, идя в обход своих же вех,
Унизил тех, кого поставил выше всех;
Тот, кто доселе был на царствие помазан.
В угоду низшему безжалостно наказан,
Лишен владычества; Небесному Царю
Угодно развенчать рассветную зарю,
Денницу низложить и свергнуть в бездны мрака,
В безвидное Ничто преобразить, - однако
Ничто - почтеннее, чем рабства горький срам.
Рафаил
Власть можно ль причислять к пожизненным дарам?
Люцифер
1600 Дар, выданный взаймы, не нужен мне задаром!
Рафаил
Наместника ли сан блюдешь ты ныне с жаром?
Он дан тебе затем, чтоб твердою рукой
В обители Небес ты утверждал покой, -
Как против Бога ты посмел одеть кирасу?
Иль внять разумному уже не в силах гласу?
Люцифер
Нам по нужде пришлось облечься в сталь кирас:
Столь незначителен был спор сперва меж нас!
Пусть разум не велит вставать на бой с оружьем, -
Прав наших торжество иначе как заслужим?
Рафаил
1610 Во межусобице - грош торжеству цена,
Коль армия сама собой побеждена,
Коль полегли в бою, заведомо неправом,
Те, кто объединен единым был уставом.
Люцифер
Прозри возмездие карающей руки,
Наместник, усмири восставшие полни,
В них нрав установи почтительный ц кроткий.
Ужасно слышать мне, как тяжкие колодки
Готовятся тебе, чтоб, к вящему стыду,
Ты был закован в них у Сонмов на виду.
1620 Уже Архистратиг свой строй расставил грозно -
Молю, остановись, пока еще не поздно!
Люцифер
Войска к сражению готовы с двух сторон,
На мир надежды нет.
Рафаил
Смирись - и ты прощен,
Посредником считай меня и аманатом.
Люцифер
Порабощенну быть своим врагом заклятым?
Швырнуть звезду во мрак? Склонить, смирясь, чело?
Рафаил
О Люцифер, кипит разверстое жерло
Болота серного, где ты пребудешь, пленный.
Ужель тебе, кто был всех краше во Вселенной,
1630 Назначена судьба в пучину пекла пасть,
Ненасытимую сию насытить пасть?
Бог милосерд к тебе; не медли нарочито,
И, ветвь прияв сию, считай, что все забыто.
Люцифер
Злосчастьем равный мне - найдется ли в мирах?
Надежда теплится, но кое же тлеет страх,
Лишь поражения мы ждать, однако, можем,
В сомнениях идя сражаться с войском Божьим.
Противу Божьего взнести военный стяг?
Признать, что Ангельству Господь отныне враг?
1640 Войска, взроптавшие на Господа, возглавить
И против Божьего закона - свой восставить?
Неблагодарственно подстроить гнусный ков
Тому, кто в милости неслыханной таков,
Что всех готов простить, отпавших от присяги,
Кто до сих пор готов радеть о нашем благе?
Что ж, надо отвечать - по собственной вине.
Днесь от Создателя отречься должно мне!
Надменность, клевету - под маской ли укрою?
Нет отступления воинственному строю.
1650 Где выход? Кто подаст спасительный совет?
На размышления уж ни мгновенья нет,
Коль малый сей зазор могу мгновеньем звать я
Меж вечной радостью и вечностью проклятья.
Достойной кары нет неверному рабу.
Чу! Слышен Божий глас - внемлю Его трубу.
Аполлион, Люцифер, Рафаил.
Аполлион
Наместник доблестный, не можно медлить боле.
Расставил Михаил полки в небесном поле
И посылает нам надменный вызов свой.
Построй скорее нас в порядок боевой.
1660 Мы зрим уже сейчас - за нами поле брани.
Люцифер
Уже? Иль повод есть, чтоб ликовать заране?
Возможно множество в сраженье перемен.
Аполлион
Я видел - Михаил и мрачен, и смятен,
А воины его решимостью нетверды.
Мы уничтожим их, мы сломим эти орды!
Со стягами сюда полковники идут.
Люцифер
Трубою дан сигнал - бойцы на ратный труд
Готовы ринуться по первому же знаку.
Аполлион
Ты лишь его подай.
Люцифер
Ну что ж, тогда - в атаку!
Рафаил
1670 Увы, сомнением он был уже объят,
Но впал в безумие. Сколь горек сей разлад!
Твоя, Архангел, рать погибнет от гордыни {58}!
Путь в Небеса тебе закроется отныне,
На смену жалости должна придти вражда.
О хоры Ангелов, придите же сюда,
Быть может, помешать сумеем хоть мольбою
Сему жестокому и пагубному бою!
Хор Ангелов, Рафаил.
Хор
Отец, чей слух давно устал
От прославлений и похвал,
1680 Тебе никто не ценен боле,
Чем сын смиренномудрый тот,
Кто видит радость и оплот
Во исполненьи Божьей воли;
Ты зришь, о Всех Отстволий Ствол,
Как впал в преступный произвол
Светлейший властелин Денницы,
Как обезумел сей смутьян,
Как, властолюбьем обуян,
Он шлет угрозы с колесницы.
1690 Противоборствуй этой лжи!
Собратий наших удержи
От действий, гибелью чреватых!
Их усмири и не брани,
Обманом созваны, они
Стоят сейчас в блестящих латах,
Рафаил
Прости того, кто рвется в бой,
Кто алчет восседать с Тобой
На одинаковых престолах
Владыкой Неба и Земли, -
1700 Прости его и обели
От преступлений сих тяжелых!
Хор
Спасти Архангелу в бою
Дай душу падшую свою, -
Твое да не постигнет мщенье
Неблагодарного сего:
Пусть милосердья торжество
Пошлет безумному прощенье!
Рафаил, Уриил.
Рафаил
Ликуют Небеса: настал великий миг,
В победную трубу трубит Архистратиг,
1710 Да возвещает нам о битве, об успехе;
Сверканием слепят хоругви и доспехи
Врага повергнувших, Господних Бранных Сил;
Я зрю, сюда идет могучий Уриил,
Оружничий, кто в сем бою благополучном
Отваги чудеса творил мечом двуручным,
На щит алмазный чей наложен Божий герб,
Кто все, чем угрожал коварный лунный серп {59},
Громил безжалостно, не ведая боязни.
Кому доверено Всевышним право казни
1720 Предерзких бунтарей, - кто, сей приявши дар,
Нанес неправоте решительный удар.
Блаженны воины победного отряда,
Оборонившие честь Ангельского града,
И все, что Небела хранили искони.
Повествование пред нами разверни
О битве славной сой, - рассказ заране сладок.
Уриил
Повествовательный легко ли дать порядок
Тому, как Хаос нас пытался обороть?
Но счастливы бойцы, с которыми - Господь.
1730 Архангел Михаил, который в ратном стане
Посланником Небес был упрежден заране,
Что битва предстоит, поскольку Люцифер
Дерзнул противостать приказу высших сфер, -
Что предстоит урок подать глупцам упрямым,
Почтившим ложного владыку фимиамом. -
По настоянию Глашатая Небес
В наборном панцире, с копьем наперевес
Возглавил армии, - приказом воеводским
Велел построиться и тысяцким, и сотским,
1740 От мерзкой накипи очистить Небосвод
И в бездну сошвырнуть клятвопреступный сброд,
Смести сих призраков безжалостно, покуда
Внезапный их порыв нам не содеял худа.
Как стрелы вержутся послушной тетивой -
Поспешно так спешил в порядок боевой
Уже с оружьем стать Господень каждый воин;
Был треугольником наш грозный сонм построен {60}:
На лицах можно зрить подобное у нас -
Троесогласие сверкает, как алмаз,
1750 Втройне огранкою небесной превосходен.
Вершиной войска был Архистратиг Господен,
Хоругви Божией он одесную встал,
Воздетой молнией преяростно блистал -
Затем, что ставшему главой над ратным строем
Уместно смелость всю собрать в себе пред боем.
Рафаил
Как выстроились те, что начали войну?
Уриил
Они, у дерзости завистливой в плену,
Собрались ринуться на нас, забыв о чести,
Одной ведомые злотворной жаждой мести.
1760 Как месяц молодой, взрастала рать врага,
Наставя по бокам на нас свои рога, -
Рога златые так Телец небесный в яри
И все подобные чудовищные твари
Встопорщить норовят. На правой стороне
Князь Вельзевул стоял в сверкающей броне,
Князь Велиал стоял меж тем на фланге левом
И смелость горячил в себе неправым гневом.
Наместник - в центре встал, в зените торжества,
Богопротивных войск фельдмаршал и глава
1770 Над армией, - держа всечасно под надзором
Штандарт, рассветная Денница на котором
Кичливо реяла, - со стягом сим древко
Вздымал Аполлион настолько высоко,
Насколько мог взнести, предерзостно и круто.
Рафаил
Архангел, о, зачем тебе вся эта смута?
Будь я усерднее - не статься бы войне!..
Первоначальную картину битвы мне
Ты все же нарисуй подробней и скорее.
Уриил
Подручные Врага, в зеленые ливреи
1780 Одеты, вкруг него содвинулись. Потом
Он выступил вперед в мундире золотом,
На колесницу встал, вконец осумасбродев,
Блеснуло золото и яхонты ободьев;
Он ринулся вперед, разгорячив сперва
Дракона злобного и дерзостного Льва,
Что были впряжены перед его повозкой,
Сверкая сбруею, от маргарита жесткой.
Он мчал с копьем в руке, а также при щите,
Звездою Утренней сверкавшем на локте
1790 Врага, что попытать в бою дерзнул удачи.
Рафаил
Гордыню, Люцифер, оплачешь наипаче!
Ты фениксом сиял с небесной высоты,
Летя пред армией, как был прекрасен ты,
Сколь красили тебя одетые впервые
Великолепные доспехи боевые!
Прости, оружничий: я мыслью вновь с тобой.
Уриил
Застыла армия пред тем, как вспыхнул бой,
Мятежные полки стояли ряд за рядом,
Военачальники окидывали взглядом
1800 Расположонье войск, - труба и барабан
Взгремели бешено; сигнал к сраженью дан;
В просторы вечные возреял огнь могучий,
Запели тетивы и стрелы взмыли тучей,
В потоках пламени весь окоем исчез,
Дрожат, колеблются столпы дворца Небес,
Светилам несть числа, с дороги вечной сбитым,
По неизведанным они скользят орбитам,
Не знает ни одно, куда полет стремит:
На запад, на восток, в надир или в зенит.
1810 Видны лишь молнии, слышны одни лишь громы,
Основы сущего непрочны, невесомы.
Лишь замер в воздухе атаки первой рев,
Настала очередь двуострых топоров,
Взблеснули палицы, кинжалы, протазаны,
Мечи и палаши - все, что наносит раны,
Свой страшный труд вершит в безумстве толчеи,
Никто не знает, где чужие, где свои,
И рати собственной - не отличить от вражьей.
Мелькают тысячи истерзанных плюмажей,
1820 Сверкают в молниях губительной грозы
Обрывки жемчугов, обломки бирюзы,
Шишак за шишаком. кольчуга за кольчугой,
И крылья, стрелами пробитые, с натугой
Взмыть порываются. Еще грозит порой
Нам кличем яростным ливрей зеленый строй,
Но вот уже бегут, мы видим, супостаты.
Безумный Люцифер в атаку шел трикраты,
Противоборствуя бессилию полков
Своих, - морских стихий бесплодный гнев таков,
1830 Когда громаду волн крушит гранит прибрежный.
Рафаил
То был последний знак ему: смирись, мятежный.
Уриил
Архистратиг трубить велел: Господь за нас.
Бойцы отозвались на оный славный глас,
Воскрылья мощные нас вознесли в просторы,
Чтоб вражьим армиям не дать малейшей форы.
Теперь построились мятежные войска
Оборонительно. Так сокол в облака
Легко возносится, сверкая опереньем,
Пока узнать его сумеют слабым зреньем
1840 Коростели в полях и цапли на лугу -
Не им противостать подобному врагу!
Пусть цапли жалкие, собравши войско птичье,
Ждут битвы клювом в клюв, - но сверху вниз к добыче
Летит победный враг, как камень из пращи.
Рафаил
Спасенья, Люцифер, ты боле не ищи.
Сопротивление отныне бесполезно,
Нет пристани тебе: дымящаяся бездна
Трясиной жадною зияет пред тобой.
Уриил
Под нами вражий строй округлою скобой
1850 Иль полумесяцем лежал, остря оружье;
Все было зримо нам сие полуокружье,
Прегордо реяли над коим знамена:
Враг был величествен, как некая стена,
В броню отдетая, - открытый нашим взорам,
Вися над воздухом, невидимым упором, -
Сияли шишаки, кирасы и мечи;
Враг был как облако, в которое лучи,
Рождая радугу, вонзаются светилом.
Господень строй летит орлом золотокрылым
1860 Над лютым ястребом, - орлу недорога
Честь истребления надменного врага,
Который жмется вниз в безумной обороне, -
Орла ярит мечта о горестном уроне,
Что когти нанесут его, и верный клюв,
Султан с главы врага безжалостно рванув.
И вот черед настал - трехгранною горою
С высот низринуться божественному строю:
Так водопад крушит скалы полночных стран,
Чудовищем ревет, отвагой обуян,
1870 В ущелье клокоча кремнистом и глубоком;
Каменья и стволы свергаются потоком,
Трепещут берега: воистину страшны
Несомые водой стволы и валуны
Всему недвижному. Наш вождь секирой верной
Над полумесяцем взмахнул - и жижей серной
Растекся строй врага, кроваво-голубой.
Вопль в воздухе повис, и мы рванулись в бой.
Все менее основ у вражеской гордыни,
Разломлен лунный серп, разрезан посредине;
1880 Он перенапряжен, - столь согнут каждый рог,
И будет через миг ему ничто не впрок,
Коль помощь не придет в сей схватке рукопашной
Прегордый Люцифер на колеснице страшной
Старался каждый миг явиться всем, везде,
Чтоб утешение подать бойцам в беде.
Их убедить, что есть надежда, и большая,
Победу одержать. Рубя и сокрушая,
Несется он, - грызут поводья, осмолов,
И голубой дракон, и беспощадный лев.
1890 Которыми рука бестрепетная движет;
Один, рыча, когтит, другой же - ядом брызжет,
Язык раздвоенный шлет гибель и чуму,
Все там, где он дохнет, скрывается в дыму.
Рафаил
Уместно б вам тогда удвоить мощь удара.
Уриил
Господне знамя враг повергнуть хочет яро,
Его слепящее сиянием, - оно
Господним именем недаром почтено.
Сверканью оного завидуя, быть может,
Он рубит и крушит, кромсает и ничтожит,
1900 И надо всем висит его ужасный клик.
Но на его пути встает Архистратиг,
Подобно Божеству, - и слышится над миром:
Утишься, Люцифер, штандартам и секирам
Пасть предо мной во прах немедля прикажи,
Уйми приверженцев богопротивной лжи
И дальше ни на шаг зайти уже не пробуй.
Однако Архивраг с удвоенною злобой
Секирой продолжал греметь в алмаз щита
Господнего, не вняв, сколь велика тщета
1910 На Бога восставать, - трикраты шел к бесчестью,
Покуда Божией настигнут но был местью.
Секира страшная распалась на куски,
И прогремел удар карающей руки:
Сверкнула молния небесного закала,
Слепя мятежника сквозь шлем и сквозь забрало;
Его безжалостно разит Господень гнев,
Повозка рушится, а с ней - Дракон и Лев,
И сам хозяин их с позором в бездну кинут;
Мой меч пылающий из ножен тоже вынут,
1920 Чуть видит над собой его Аполлион -
Штандарт с Денницею тотчас бросает он;
Но адских полчищ тьмы сбегаются по клику,
Пытаясь оберечь сраженного владыку;
Здесь - грозен Вельзевул, там - страшен Велиал;
Хоть сломлен лунный серп, Наместник в бездну пал.
Но в том паденье нет мятежникам науки:
Берет Аполлион командованье в руки,
Встают чудовища когортой боевой:
Безбожный Орион {61} изрыгивает вой
1930 Несносный и грозит дубиною, воспрянув;
Вокруг него - толпы ужасных великанов,
Медведицы Небес, восставши на дыбы,
Не собираются сдаваться без борьбы;
Во пятьдесят голов зияет Гидра ядом!..
Плодились ужасы в бою со мною рядом
Такие, что о них повествовать невмочь.
Рафаил
Хвалите Господа, величьте день и ночь!..
О как ты страшно пал, злосчастная Денница!
Каким тебя узреть мне, может быть, случится?
1940 Где красота твоя, которой ты сиял?
Уриил
Полярный, мнилось, мрак сиянье дня объял, -
Как по велению магического жезла
По низвержении - краса Врага исчезла:
Он грязью смрадною покрылся в краткий миг,
Ужасной мордою стал светозарный лик,
Уста ощерились клыкастой пастью зверской,
Конечность каждая предстала лапой мерзкой,
Щетиной черною вся кожа обросла,
Взметнулись жуткий драконовы крыла;
1950 Он тот, кто властвовал столь гордо, столь надменно,
Собою семь зверей явил одновременно {62}:
Сейчас казался он в обличье таковом
Прожорливой свиньей; высокомерным львом;
Ослом во лености; драконом в злобе рьяной;
Горящей похотью двуснастной обезьяной;
Гневливый носорог здесь был, и, наконец,
Еще виднелся волк, безжалостный скупец.
Былой владыка стал мишенью для проклятий
И Бога, и людей, и Ангелов - собратий,
1960 И жуткий лик того, кто падал в пустоту,
Был весь в испарине, в дымящемся поту.
Рафаил
Навек наука тем, в ком нет Господня страха.
А что Аполлион?
Уриил
Он был свидетель краха
И в бегство ринулся, как загнанная дичь, -
Но всех спасавшихся карал Господень бич.
Бежать могли они, но лишь небезвозмездны:
Чудовищами став, они летели в бездны,
И все быстрее был позорный их полет.
О, что творилось там! Какой водоворот
1970 Свергался с вышних сфер! Господних ратей сила
Сопротивление мятежников сломила;
Круженье, бешенство, и гром, и стон, и гам;
Премену внешности свергаемым врагам
В себе ужасно зрить: все ревом, лаем, рыком
Наполнено вокруг. Каким ужасным ликом
Но нас смотрели те, кто с Неба твержен был
Во преисподнюю. Могучий Михаил
Победу возвестил, - и вот уже несется
Песнь Божьих Ангелов во славу Полководца,
1980 Кимвалы грянули - чаруя слух и взор,
Качая вайями, задел небесный хор.
Хор Ангелов, Михаил.
Хор Ангелов
Прославлен будь, герой,
Сломивший вражий строй,
Кто, свою мощь в бою приумножа,
Низверг бесовский строй.
Сразил того, кто власть
Решил бесстыдно скрасть,
Глас Небес наотрез кто отринул,
От Бога смел отпасть.
1990 Властитель бранных сил,
Могучий Михаил,
Ты позор властно стер с лика Неба,
Огнь битвы укротил.
Низринут мерзкий враг,
Сверкает Божий стяг,
О, какой вновь покой в Эмпирее,
Сколь мир наставший благ!
В знак пораженья зла
Да преклоним чела, -
2000 В честь Творца из дворца сил Небесных
Да возлетит хвала!
Михаил
Хвала Всевышнему, мир в Ангельстве возможен;
Повержен Архивраг, его штандарт низложен,
И самый знак его, рассветная Звезда,
Во чистый прах Небес впечатан навсегда.
Все, нами взятое у Духов непокорных,
Взнесем трофеями, - и славу на валторнах
И трубах возгремим победе над врагом,
Что мнил слабейшего найти во Всеблагом
2010 Подателе Всего, - Истоке и Основе,
Кто полон к сущему отеческой любови,
Не будет более Господен небосклон
Неблагодарностью коварной затемнен;
Непокорившимся - в глубинах безотрадных
Отныне суждено, прияв чудовищ смрадных
Обличия, - уйти в первоначальный мрак.
С грозящим Господу да будет с каждым так.
Хор
Да будет с каждым так отныне и вовеки,
Кто Божья облика не зрит во человеке [63}.
Гавриил, Михаил, Хор.
Гавриил
2020 Увы, увы, увы, о чем ликуют здесь?
Да смолкнут похвалы: испорчен праздник весь,
Уместней бы не петь, а возрыдать от срама.
Михаил
В чем дело, Гавриил?
Гавриил
В падении Адама.
Сей первый человек, людского рода ствол,
Себя во скверну вверг, во грех преступно ввел
Потомков собственных.
Михаил
Сие подобно грому,
Рождает эта весть печаль неизрекому.
Фельдмаршал угрожал ужели и Земле?
Гавриил
Он армию собрал, блуждавшую во мгле;
2030 Своих полковников, подав левых глубоко,
И стан расположил, страшась Господня Ока,
Ко облаке пустом, в пещере жуткой, где
Выл взор его незрим, пылавший во стыде.
И возопил, совет собравши преисподний,
С престола, не смирен победою Господней:
Ты, кто не укротил, но лишь осилил нас {64}!
Отмщенья нашего приходит грозный час,
И отвратить его потуги будут тщетны.
Я Небу нанести готов удар ответный,
2040 Их отражение земное оскверни:
Сместить Адамов род есть планы у меня
С престола, что ему дарован в колыбели,
И погубить его: иной не знаю цели.
Коль дан ему запрет - уже немудрено
Навеки положить на род его пятно,
Чтоб, телом и душой загублен и отравлен,
От милости Небес, он был навек отставлен,
Днесь отнятой у пас, - да мыслимо ужли,
Чтоб малочисленный, ничтожный червь Земли
2050 В страданьях и трудах заполучил державу,
Что нам принадлежать обязана по праву?
Провижу загодя: Адамовы сыны
По свету мечутся, блаженства лишены;
Природа, не стерпев позорища такого,
В безвиднее Ничто вернуться жаждет снова:
Адама также зрю: падение вослед,
Божественных зениц он утеряет свет,
Он, прозябающий в безрадостной юдоли,
Подобьем Божиим не сможет зваться доле;
2060 Пусть в лоне матери сегодня зреет плод -
Назавтра, знаю, Смерть легко его пожрет, -
С престола я тогда сойти велю Тирану:
Тогда пропойте мне на Небесах осанну,
Мои соратники, друзья и сыновья, -
Вам жертвы щедрые сулю в грядущем я;
Поскольку на Земле все люди, без изъяты;,
Обречены тавру Адамова проклятья,
Зло множить новым алом - им участь суждена.
Вот моего вецна разбитого цена.
Михаил
2070 Хулитель дерзостный в пылу противства жгучем!
Уж погоди, тебя от клеветы отучим.
Гавриил
Так молвит Люцифер, и Велиала шлет {65},
Чтоб спешно совращен был человечий род.
Зло - самый лютый зверь меж остальными всеми.
Познанья древо змей легко нашел в Эдеме,
Стал за людьми следить из веток - чтоб сперва
Приманку облачить в приятные слова,
И скоро нашептал жене Адама, Еве:
О, несравненны сколь плоды на этом древе!
2080 Того не может быть, чтоб уж настолько строг
Был прикасаться к ним запрет, который Бог
Зачем-то наложил. О сем но вспоминая,
Как лаком этот плод, изведай, дщерь земная,
Отравы не таит чудесный сок плода:
Вкуси его, вкуси - о, как он спел! - тогда
Ты знанье обретешь. Не бойся святотатства:
Вкусив его, опричь великого приятства,
Ты станешь Господу величием равна -
И зависть в Нем возжжешь. Вот какова цена
2090 Господней мудрости, - вкуси же то, что манит!
Невесту дивную слова такие ранят,
Ее влечет плода познанья красота,
Глаза пленяются, за ними вслед - уста,
Они - возжаждали, желанье движет пястью,
Срывает, пробует - к великому несчастью -
С Адамом делит плод, - и тотчас же, впервой
Зрят наготу свою они, и вот - листвой
Сокрыть пытаются срам обнаженных чресел,
Взыскуют, чтобы лес их тенью занавесил.
2100 Но от возмездия сокрыться ли в тени!
Темнеет Небосвод. Зрят радугу они,
Предвестье близкое карающему року.
Рыдает Эмпирей. Что в оправданьях проку!
Прощенья людям нет и быть не может за
Их преслушание. Уже гремит гроза,
Повсюду страх и стон царят в пучине мрака;
И прочь бегут они, - куда бежать, однако,
От вечного червя, от жгучего стыда?
Бегут, идут, ползут, не ведая, куда.
2110 Им смерть предвещана. Раскаяньем пылая,
Рыдают падшие. Где гордость их былая!
Смятенные, стоят, понуривши главы:
И шорох ручейка, и легкий шум листвы -
Им страшно в мире все; но происходит чудо:
Гряда чреватых туч вскрывается, оттуда
Им предстает Господь {66}, печалуясь вельми,
И глас Его гремит над миром и людьми.
Хор
Несчастный род, что был столь Господом возлюблен!
Всего глоток один - и ты уже погублен.
Гавриил
2120 Адам! - гремит Господь, - явись пред Божий зрак.
Не смею, Господи, ничтожен есмь и наг.
О наготе своей отколе ты проведал?
Единственный ты мой запрет ужели предал?
Противостать жене мне не достало сил.
Она речет; меня змей люто искусил.
Проступок на себя никто приять не хочет.
Хор
Пощады! Что ж Господь за преслушанье прочит?
Гавриил
Бог покарал жену, что долг презрела свой,
Мужепослушествум и болью родовой;
2130 Стал наказанием убогий труд - мужчине,
Он землю тощую мотыжит пусть отныне,
Волчцы и терние на коей возрастут;
Над змеем, наконец, свершился правый суд:
Ему, ползучему, прах да пребудет пищей.
Но, чтобы род людской, нагой теперь и нищий,
Утешен был, Госнодь послал благую весть:
От семени людей он обещал возвесть
Того, кто голову отсечь Дракону сможет,
Когда Землею век еще не будет прожит.
2140 Хотя жестокий Зверь язвит людей в пяту,
Триумф Героя ждет, всхожденье в высоту.
К вам послан Господом я с вестью сей пречудной.
Постройтесь же теперь: вам путь назначен трудный.
Михаил
К Земле, мой Уриил, твой должен путь пролечь:
Яви преслушникам пылающий свой меч,
Покинут пусть Эдом: им доле жить невместно
Там, где закон она попрали столь бесчестно.
Ты в оскверненный рай стеречь поставлен вход,
Не то вкусят они со древа жизни плод
2150 И станут вечно жить. Усердствуй, услужап:
Небесного не дай расхитить урожая!
Отныне райских врат ты - вечный часовой,
И да влачит Адам убогий жребий свой,
Оплакивая рай, который им утерян.
Озия {67}, коему алмазный млат доверен,
И звенья тяжкие рубиновых цепей -
Во преисподнюю немедленно поспей,
Поймай, свяжи, закуй в незыблемые скрепы
Исчадий, что досель столь яростно свирепы,
2160 Дракону дерзкому и мерзостному льву
Железа наложи на когти, на главу.
Авария, тебе доверено ключарство
Над бездной жуткою, где сковано коварство:
Да будут замкнуты в затворе сем враги.
Македа, пламенник приемли и зажги
Во глубине земной - болот ужасных серу:
Да станет пыткою сей пламень Люциферу,
И пыткою другой - неукротимый хлад;
Там Ужас, Жажда, Глад и скорбь да воцарят,
2170 Да водворится там Отчаянье отныне
Во наказание противству и гордыне;
Не будет Божий блеск зрим в страшном том дыму
Закованному там вовек ни одному,
Пока от семени взрасти черед наступит
Тому, в любови кто Адамов грех искупит.
Хор
Спаситель, будет кем оборон Змей, гряди,
Адамов от греха ты род освободи,
Потомкам Евы вновь, прощая, не карая,
Затворы отомкни потерянного рая;
2180 Мы числим каждый век, и год, и день, и час,
Ждем этой милости: гремит Природы глас,
Прославленной опять в блаженстве и любови, -
Трон, древле Ангельский, да воссияет внове!
Трилогия Йоста ван ден Вондела - "Люцифер" (1654), - "Адам в изгнании"
(1664), "Ной" (1667) - впервые соединена в настоящем издании под одной
обложкой со своим главным нидерландским (хотя и написанным на латыни)
прототипом, драмой Гуго Гроция "Адам изгнанный" (1601). Таким образом,
русскому читателю предоставляется возможность не только ознакомиться с
текстом трилогии, но и сопоставить ранее изданный на русском языке
"Потерянный рай" Джона Мильтона с трагедиями Вондела и Гроция, послужившими
главными источниками для поэмы.
Перевод трилогии Вондела выполнен по изданию: Joost van den Vondel.
Volledige dichtwerken en oorspronkelijk proza. Verzorgd en ingeleid door
Albert Verwey. MCMXXXVII, H. J. W. Becht, Amsterdam. Издание это, выпущенное
к 350-летию со дня рождения Вондела, по сей день остается наиболее
достоверным источником текстов Вондела; оно, однако, практически лишено
справочного аппарата. Для контроля при переводе первых двух драм ограниченно
привлекалось авторитетное французское издание трагедий Вондела: Joost van
den Vondel. Cinq tragedies. Notice biographique et notes traduction vers par
vers dans les rythmes originaux par Jean Stals. Didier, Paris, 1969
(Collection Unesco d'oevres representatives, Serie Europeenne).Был
просмотрен также прежний перевод "Люцифера" на французский язык: J. van den
Vondel. Lucifer. Tr. par Ch. Simond. Paris, 1889; а также известный перевод
"Люцифера" на немецкий язык: Joost van den Vondel. Lucifer. Trauerspiel.
Leipzig, Brockhaus, 1869. В работе над переводом и справочным аппаратом
критически использованы многочисленные работы, начиная с комментариев ван
Леннепа в тридцатитомном варианте изданного им "полного Вондела" (Joost van
den Vondel. De werken. Uitg. door J. van Lennep. Deel 1-30. Leiden,
Sijthoff, 1888-1893) и до наших дней. Следует отметить, что в любом отдельно
взятом комментарии к драмам из числа изданных за последнее столетие, в
частности, крайне слабо до сих пор прослеживались древнегреческие и
византийские корни творчества Вондела, так что во многом комментарий в
настоящем издании содержит сведения, на родине поэта почти не известные.
Отдельного издания каких бы то ни было произведений Вондела на русском
языке до сего дня не существовало. Книга П. А. Корсакова "Йоост фон ден
Фондель" (СПб., 1838) давала крайне искаженный портрет "главного" писателя
Нидерландов. Свои переводческие усилия Корсаков был склонен направить на то,
что казалось ему "переводимым". К его немногочисленным удачам можно отнести
переводы стихотворений лучшего ученика Вондела, Иеремиаса де Деккера,
которые мы находим на страницах его "Опыта нидерландской антологии" (СПб.,
1844). Удачны были и его переводы некоторых басен Якоба Катса, но из Вондела
Корсаков перевел только два коротких и незначительных стихотворения.
В 1974 г. на страницах тома Библиотеки Всемирной Литературы "Поэзия
Возрождения" был опубликован перевод оды Вондела "Рейн", воспроизводящийся в
дополнениях к нашей книге. В 1983 г. на страницах антологического издания
"Из поэзии Нидерландов XVII века" (Художественная Литература, Ленинград)
"Рейн" был переиздан, к нему добавлены пять стихотворений, все они
воспроизводятся в нашем издании: "Молитва гезов", "Скребница", "Развратники
в курятнике", "Оливковая ветвь Густаву Адольфу" и "Счастливое мореплавание".
Переводчик трилогии Вондела пользуется возможностью сердечно
поблагодарить проф. Яна-Паула Хинрихса (университет в Лейдене),
предоставившего ряд труднодоступных материалов и неизменно
консультировавшего все спорные вопросы, возникавшие в процессе работы над
переводом, а также проф. Уильяма Федера (университет в Неймегене), любезно
предоставившего видеозаписи постановок "Люцифера" и "Адама в изгнании" на
сценах современных нидерландских театров, что разрешило ряд сомнений чисто
сценического характера.
Русский перевод монументальной драматической трилогии Йоста ван ден
Вондела переводчик считает долгой посвятить памяти своего учителя, поэта
Аркадия Акимовича Штейнберга (1907-1984), чей перевод "Потерянного рая"
Джона Мильтона был одной из побудительных причин создания публикуемой ныне
первой русской версии "Люцифера" вместе с последующими частями трилогии.
ИМЕНА ПЕРСОНАЖЕЙ ТРИЛОГИИ
Три драмы Вондела на "космогонические" сюжеты - одновременно вершина и
финал его творчества. Представляется необходимым рассмотреть персонажей
каждой драмы, разобрать этимологию их имен и проследить эволюцию их образов
в процессе сценического действа.
ЛЮЦИФЕР. Основные источники легенды о Люцифере приводит сам Вондел в
"Обращении ко всем друзьям искусства и сценического действа", предваряющем
текст драмы. В действительности число источников неизмеримо больше, и часть
из них в настоящее время уже не может быть прослежена. Вондел указывает на
трагедию Гуго Греция "Страдающий Христос", но при этом без видимой логики
обходит его же "Адама изгнанного"; между тем достаточно сравнить
вступительный монолог Сатаны в этой драив (см. с. 335 наст, изд.) со всом
происходящим на сцене у Воадела - как в "Люцифере", так и в "Адаме в
изгнании", чтобы убедиться в преемственности. Несомненно также то, что на
Вондела оказали влияние поэмы "Неделя, или Сотворение мира" (1578) и "Вторая
неделя" (1584-1590) французского поэта Гийома дю Бартаса (1544-1590).
"Сочинения г-на дю Бартаса в переводе Захариаса Хейнса" вышли в 1621 г. в
нидерландском переводе уже четвертым изданием, - по поводу этой книги
имеется сонет Вондела (1622), а также подпись под изображение Хейнса. Сам
Захериас Хейнс был на 27 лет старше Вондела и принадлежал к "старшему
поколению" поэтов нидерландского "Золотого века", которое до истинного
расцвета национальной литературы не дожило. На драмы Вондела повлияли многие
теологические источники, частью восходящие к древней апокрифической
литературе; к примеру, произведения Оригена, изданные в 1536 г. в Базеле
Эразмом Роттердамским (об Оригене см. подробнее в примечаниях на с. 528
наст, изд.); возможно, что ому был известен и какой-то пересказ апокрифа
"Книга Еноха", полный текст которого был обнаружен лишь в конце XIX в.;
Вондел местами цитирует этот апокриф почти дословно. Можно предположить, что
Вондел пользовался каким-то греческим источником; он знал греческий язык и
переводил греческих классиков, а также изучал труды "восточных" отцов
церкви, писавших по-гречески (в отличие от "западных", писавших на латыни),
что для Нидерландов было относительной редкостью.
По Вонделу, причина отпадения Люцифера от Небес - нежелание признать
Человека вторым после Бога в Небесах, - ибо вторым в Небесах Люцифер считал
самого себя. Здесь Вондел неожиданно использует концепцию, принятую в
исламе, традицию, объясняющую низвержение Иблиса (т. е. опять-таки Люцифера)
с Небес наказанием за его нежелание поклониться новосотворенному существу -
Адаму; кстати, традиция эта служит доказательством того, что христианский
миф о низвержении Люцифера ко времени создания Корана полностью
сформировался. Истинная причина водворения на Небеса человека, предвещанного
устами Гавриила в I же действии драмы - т. е. грядущее явление Христа в
человеческой плоти, воскресение и вознесение - эта причина у Вондела
остается непонятной для Люцифера; Гавриил облекает свои слова в I и II
действиях в смутную форму пророчеств, понятных зрителю и туманных не только
для Люцифера, но и для всех Ангелов на сцене, которые, по Вонделу, лишены и
всеведения, и бессмертия. Кажется, непонятной причина "воцарения Человека"
остается и для самого Гавриила - во всяком случае, между "верными" и
"неверными" Ангелами разница лишь в том, что "неверные" считают возможным
обсуждать данный свыше приказ, а "верные" - повинуются, не пытаясь вникнуть
в смысл. Здесь - несомненный выпад против Реформации, и - как можно
истолковать, если не вникать в частности несколько путаной космогонии
Вондела, - довод в защиту Рима и католической церкви, "в лоне" которой
Вондел к моменту создания "Люцифера" пребывал уже около пятнадцати лет.
Поэтому толкование образа Люцифера как аллюзию к личности статхаудера (нем.
штатгальтера) Вильгельма Оранского Молчаливого, которого придерживались
русские исследователи творчества Вондела в XIX в., среди них А. И.
Кирпичников, не обосновано, ибо предполагало бы сочувствие Вондела к
Люциферу и "люциферистам", - если же нечто подобное у Вондела и есть, то это
только жалость и "моление за душу врага", подобное тому, какое воссылает
Рафаил в конце IV действия. Правда, мотив "сочувствия к люциферистам" сильно
подчеркнут в немецком переводе "Люцифера", появившемся в 1869 г. и шедшем на
сцене: надо думать, что исследователи этот перевод знали лучше, чем
оригинал. Толкование Люцифера как намек на Оливера Кромвеля обосновано еще
слабее: хотя известна ненависть Вондела к нему (ср. стихотворение "Протектор
Вервольф"), но в момент опубликования "Люцифера" Кромвель был еще жив, и
окончательную его судьбу никто с уверенностью предсказать не взялся бы.
Несколько обоснованнее точка зрения, что образ Люцифера - намек на
статхаудера Маурица Оранского, но еще вероятнее предположить прямую аллюзию
к личности Мартина Лютера, вождя и основателя Реформации, - может быть,
именно сходное звучание имен "Лютер" и "Люцифер" повлияло на выбор имени для
главного падшего Ангела: по различным версиям, он мог бы носить имя Самаил,
Шемихазай, Сатанаил и др. Имя "Люцифер" взято Вонделом из "Вульгаты"
(латинского перевода Библии, где оно служит эквивалентом "Утренней звезды",
или, по-русски, Денницы); им же воспользуется в "Потерянном рае" Джон
Мильтон.
"Потерянный рай" начинается в том самом месте, где "Люцифер"
заканчивается: после низвержения с Небес. Мильтон трактует различно с
Вонделом из числа важных вопросов, кажется, только пункт о (сотворении
Человека и Эдема. Герой Мильтона везде носит имя "Сатана", но о том, что это
не его подлинное имя, есть прямое указание в V книге "Потерянного рая", в
рассказе Рафаила:
Не спал и Сатана. Отныне так
Врага зови: на Небе не слыхать
Его былого имени теперь {*}.
{* Здесь и далее "Потерянный рай"
в переводе Арк. Штейнберга.}
О настоящем имени Сатаны Рафаил, рассказывающий у Мильтона Адаму и Еве
историю небесной битвы, едва ли не проговаривается:
Пройдя все эти области, они
Достигли Полночи - а Сатана -
Своей твердыни, вдалеке с горы
Сиявшей на огромной вышине,
Вздымались башни, грани пирамид
Из глыб алмазных, золотых кубов;
Сие звалось чертогом Люцифера
Великого на языке людей.
То же подтверждается уже прямо в песни X:
...Столицы горделивой Люцифера
(Так Сатану прозвали в честь звезды
Блестящей, сходной с ним).
Далеко не ясным остается у Вондела вопрос об ангельском чине, каким был
наделен Люцифер до отпадения. В I действии драмы, в монологе Гавриила,
изложена иерархия "девяти чинов ангельских" в полном согласии с трактатом
Псевдо-Дионисия Ареопагита (V-VI вв.), где чин Архангела оказывается
предпоследним, восьмым по счету, ниже коего стоят только простые Ангелы,
"духи грубые", по Вонделу. Вондел в "Обращении ко всем друзьям искусства и
ценителям сценического действа" (предваряющем драму, но написанном
несомненно позже нее), а также с конца IV действия и тексте самой драмы
называет Люцифера Архангелом, хотя по цитируемому Вонделом тексту из книги
пророка Иеэекииля Люцифер мог бы с тем же успехом числиться и Херувимом, т.
е. вторым чином из девяти. В то же время Вонделов Люцифер, наместник Небес,
"лишь перед Господом склоняющий главу", явно не чувствует над собой никакой
другой высшей силы. Вондел вводит на Небесах раздельную "исполнительную"
власть, отличную от титулатуры, вероятно, также и от духовной власти и от
воинской: небесное воинство возглавляет Михаил, Люциферу явно не
подчиненный.
Вплоть до конца IV действия Вондел, видимо, сам еще колеблется насчет
титула Люцифера, настойчиво именуя его "наместником", "статхаудером", что у
читателя и зрителя в Нидерландах немедленно вызывала ассоциацию со своими
собственными статхаудерами, последовательно сменявшими друг друга до 1650 г.
(и снова возникшими в 1672 г., еще при жизни Вондела, после кровавой
расправы над Яном де Виттом), в частности, с глубоко ненавистным Вонделу
Маурицем Оранским. С. С. Аверинцев пишет, что "Люцифер Вондела умеет быть
импозантным в своем тщеславии и рассуждает о необходимости исправить ошибку
Бога на пользу самому Богу". Однако в критике позиций протестантизма Вондел
стоит не на позициях ортодоксального католицизма, а скорее на позициях
"гроцианства", рассматривающего католическую церковь как наибольшую и
поэтому наиболее правомочную христианскую <секту.
В первой части трилогии принимают участие, помимо Люцифера, "верные" и
"неверные" Ангелы, во второй - те же персонажи с некоторыми переменами,
кроме того еще Адам и Ева, чьи имена самоочевидны; в третьей части, помимо
перешедших из первых двух драм трилогии Аполлиона и Уриила, фигурируют Ной с
сыновьями, ряд безымянных персонажей (нареченных "по должностям"), а также
князь Ахиман и княгиня Урания (о них см. ниже). Имена "верных" и "неверных"
Ангелов Вондел выбрал относительно произвольно; у Гроция в "Адаме изгнанном"
ангелы имен не носят. Гавриил, Рафаил и прочие персонажи данного мифа, как и
демонические имена Вельзевула, Аполлиона и т. д., взяты главным образом из
апокрифических книг и немногих упоминаний в каноническом тексте Библии.
Европейская драматургия знала подобные попытки и до Вондела - скажем, в
"Действе о Хананеянке" португальского драматурга Жила Висенте, появившемся
на сцене за 120 лет до "Люцифера", Сатана фигурировал у Люцифера в качестве
подручного! Однако строгая иерархия, особенно "адская", видимо, попала на
сцену у Вондеда впервые. Почти все персонажи перешли впоследствии в
"Потерянный рай" к Мильтону, где их количество, впрочем, было еще умножено.
У Вондела в драме "Самсон" (1660) также фигурирует еще один демон - "князь
бездны Дагон", а также и "Фадиил, ангел-хранитель Самсона".
ВЕЛЬЗЕВУЛ: "Баал-Зебуб", буквально - повелитель мух", имя божества
Филистимского Аккарона (4 Царств, I, 2). Вельзевул носит титул "князя бесов"
еще в синоптических Евангелиях, где эпизодически упоминается в бранном
смысле; отсюда и титул "князя", который получил Вельзевул у Вондела. Этот
"полковник" ("оверсте") Люциферова воинства, один из важнейших персонажей
драмы, постоянно провоцирующий самого Люцифера (которому иной раз
свойственно сомневаться в целесообразности и возможном успехе мятежа) -
фигурирует как действующее лицо только в первой части трилогии. Вельзевул
несомненно занимает у Вондела второе место после Люцифера в иерархии
мятежного воинства; в такой же роли появится он позднее в первой главе
"Потерянного рая":
...А рядом сверстника, что был вторым
По рангу и злодейству, а поздней
Был в Палестине чтим, как Вельзевул.
Здесь мы находим еще одно из весьма многочисленных подтверждений того
факта, что "Люцифер" Вондела - один из главных источников поэмы Мильтона. У
Вондела Вельзевул - "серый кардинал" при Люцифере, решительно не желающий
самолично возглавлять восстание; в III действии люциферисты с восторгом
готовы признать его своим главой, еще и не помышляя, что столь значительный
небесный вельможа, как "статхаудер" Люцифер, может возглавить их ряды.
Вельзевул несомненно стоит по рангу выше Аполлиона и Велиала, он наименован
"великой власти бог" (см. примеч. к ст. 715 "Люцифера"), именно он во многом
направляет тактику мятежного воинства, ловко подбрасывая Люциферу идеи,
которые тот немедленно и с охотой выдает за свои собственные. У Мильтона
подобной трактовки образа Вельзевула нет, это снизило бы монументальность
образа Сатаны; у Вондела же эта трактовка служит целям дополнительной
драматизации действия. Любопытно, что имя "Вельзевул" вошло в русский язык в
восточной традиции: в то время как западноевропейские языки восприняли
основную форму имени - "Беель-зебуб", т. е. "бог мух", в русский язык через
греческий вошла "оскорбительная форма", придуманная евреями, чтобы еще
сильнее унизить аккаронского идола, - "Беель-зевул", т. е. "бог навоза".
ВЕЛИАЛ: иначе "Велиар", т. е. "нечестивец", или же "зло, безбожие";
упоминается в книге Иова (XXXIV, 18), в Библии упоминаются также "дети
Велиала" (Суд. XIX, 22), а также сын, дочь Велиала; иногда этим словом
обозначаются смерть и погибель. В дохристианской литературе это слово -
скорее термин, чем имя собственное; в Новом завете оно превращается в имя
собственное: "Какое согласив между Христом и Велиалом?" (I Коринф., VI, 15).
Именно "нечестивец" Велиал Искушает во второй части трилогии Еву, приняв
образ змея, в первой же драме (во II действии) Люцифер дает ему
примечательную характеристику: "Сей верный лицемер, снуя меж ратыо Божьей,
// Обманет хоть кого лоснящеюся рожей", - предваряя будущие события в "Адаме
в изгнании". Нечто очень близкое встречаем мы затем у Мильтона во второй
песни "Потерянного рая", где Велиалу дается характеристика:
...сотворен
Для высшей славы и достойных дел,
Но лжив и пуст, хоть речь его сладка,
Подобно манне; ловкий словоблудец
За правду выдать мог любую ложь,
Мог исказить любой совет благой,
Столь мысли низменны его...
Велиал у Вондела - именно нечестивец, и образ его соответствует прямому
значению имени; из всех появляющихся в трилогии демонов несомненно именно
этот - низший по рангу (хотя тоже носит титул "князя"), что
продемонстрировано многократно: в "Люцифере" ему поручается наиболее черная
работа по совращению колеблющихся Ангелов в Ангельском Совете, во второй
части он совращает Еву в образе змея, - однако же с Люцифером он нигде лично
не общается, ему лишь передают от статхаудера поручения - Вельзевул в первой
части трилогии, Асмодей во второй; в последнем случае Асмодею как раз и
достаются все награды за работу Велиала; в начале "Люцифера" у Велиала
вообще положение "слуги слуги" - Вельзевул посылает его поглядеть, не
возвращается ли из своего путешествия па Землю Аполлион, занимающий в
иерархии Духов положение более высокое. Образ Велиала у Вондела - одна из
наиболее необычных трактовок библейской темы: вместо ультраразвратного духа,
мелкого и злого божка, символизирующего в обычном понимании некую злую
пустоту, - мы находим у Вондела трактовку образа Велиала как "адского
чернорабочего", по отсутствии персоны более значительной возглавляет он один
из флангов строя падших Ангелов во время генерального сражения.
АПОЛЛИОН: "Царем над собой имела она ангела бездны, имя ему по-еврейски
Аваддон, а по-гречески АПОЛЛИОН" ("Губитель") (Откр., IX, 14). В
ветхозаветной традиции АПОЛЛИОН-Аваддон, как и Велиал, еще скорей
нарицательное олицетворение пропасти преисподней, чем персонифицированный
образ, он - как бы "погибель сама по себе" (в новозаветной традиции, в
Откровении, он предстает царем саранчи, выходящей из преисподней). По
Вонделу, этот образ занимает в иерархии падших Ангелов третье место, за
Люцифером и Вельзевулом, именно его отправляет Люцифер "в разведку" на
Землю, в новосозданный мир для составления доклада; именно его призывает
Люцифер во II действии для принятия мер по совращению колеблющегося рядового
Ангельства, именно он отзывает Люцифера от решающей беседы с Рафаилом в IV
действии, имеппо он (см. рассказ Урии-ла в V действии первой драмы) "берет
командованье в руки" после низвержения Люцифера; наконец, именно ему - надо
думать, из-за того, что Люцифер пребывает в аду прикованным, - остается
царствование на Земле в последней части трилогии. То, что Люцифер
наличествует как действующее лицо во второй части трилогии, в данном случае
не имеет значения, ибо почти весь "Адам в изгнании" - кроме последнего
эпизода с появлением Уриила - хронологически размещается у Вондела прежде
эпилога "Люцифера". Хотя Аполлион и не фигурирует во второй части трилогии,
но в своем монологе в "Ное" вспоминает, как в эдемском саду "... стояли бы
биваком", т. е. в совращении человеческой четы он каким-то образом тоже
участвовал. Есть основания предполагать, что в "Адаме в изгнании" Аполлион
просто носит имя "Асмодей": именно Аполлион, летавший на Землю прежде всех
других демонов, в большей степени мог быть для Люцифера "экспертом" по
человеческой породе, о возможных заменах имей Ангелов см. примечание к ст.
2155 "Люцифера". Мильтон этого падшего ангела в "Потерянный рай" не допустил
(единственного из всех персонажей "Люцифера"), но он встречается в "Мастере
и Маргарите" М. А. Булгакова (Абадонна), куда, видимо, попал из сочинений
Сведенборга (1688-1782).
АСМОДЕЙ: этот демон появляется в Ветхом завете только в неканонической
"Книге Товита" в качестве специального противодеятеля браку людей; он не
дает совершиться свадьбе иудейской девицы Сарры, последовательно умерщвлял
се женихов (см, примеч. к ст. 1422 "Адама в изгнании"). Там же - и только
там в Ветхом завете - упоминается и Рафаил, исцеляющий и утешающий Ангел,
помогающий Товиту одолеть Асмодея. Именно Асмодея привлекает Люцифер па
предмет возможной порчи и совращения человеческого рода; возможно, что этим
именем здесь просто назван Аполлион (см. выше), но в данном случае демон
специально обозначен тем из имен, в котором содержится намек на его
губительную для человеческого брака природу. В поздней еврейской литературе
(в Талмуде) Асмодей - похотливый дьявол. ГАВРИИЛ: "сила Божья" (евр.) - один
из старших архангелов в христианской мифологии, "его назначение - раскрывать
смысл пророческих видений и ход событий" (С. С. Аверинцев). У Вондела
Гавриил - официальный Глашатай Божьих Тайн, герольд, сообщающий Ангелам не
больше и не меньше того, что им следует знать: он, однако, не возвещает
приговоров (тут его функции переходят к Уриилу, см. ниже). В Евангелии
Гавриил возвещает Марии будущее рождение Христа. Иные функции Гавриил
исполняет сравнительно редко даже в апокрифической литературе: в "Книге
Еноха" Гавриил повелевает раем; Ориген ("О началах", кн. 1, гл. 8)
предполагает, что Гавриилу доверено "наблюдение за войнами". Вондел берет
для этого образа традиционную трактовку. Если противобор Люцифера - Михаил
(сам Люцифер предполагает таковым Бога, но это лишь заблуждение его
гордыни), то противобор Гавриила - отчасти Вельзевул (именно он все время
возвещает зло как таковое), отчасти - Аполлион (ср. описание Эдема в I
действии "Люцифера", вложенное в уста Аполлиона, и описание Эдема во II
действии "Адама в изгнании", вложенное в уста Гавриила). Один из важнейших
персонажей "Люцифера", довольно сухой и жесткий Гавриил в "Адаме в изгнании"
выполняет функции уже второстепенного персонажа, на его долю выпадает
немногое: от имени Бога совершить формальное венчание Адама и Евы: он
присутствует только во II действии и дальше лишь упоминается. В третьей
части трилогии от имени Бога говорит уже Ной: налицо несомненное измельчание
"добрых" и "злых" персонажей: там, где вначале был Люцифер - в конце лишь
ничтожный Ахиман, игрушка в руках своего собственного "Вельзевула" (Урании);
там, где вначале Гавриил, вещающий от имени Бога впрямую, там в конце - Ной,
к которому слово божие приходит явно через посредника, не то через Архангела
(если так, то менее высокопоставленного Уриила), не то через "метатрона"
Еноха, что, исходя из текста, более вероятно. Однако сухость возвещаемых
Гавриилом и Ноем пророчеств и приказов во многом роднит эти два персонажа.
Архангел Гавриил, кстати, появляется на сцене у Вондела еще в ранней драме
"Разрушенный Иерусалим" (1620), где он в финале произносит один из самых
длинных в Вонделовой драматургии монологов.
МИХАИЛ: смысл этого имени не до конца понятен, народная этимология
объясняет его "кто как Бог" (евр.): архангел-воитель, за коим христианская
традиция стойко закрепила эпитет "архистратиг", широко использованный в
данном переводе как смысловой эквивалент нидерландскому "фелдхер". В
качестве предводителя небесного воинства неоднократно упоминается в Библии,
однако главную основу для образа Михаила в трилогии Вондел берет из
Откровения (XII, 7-10): "И произошла в небе война: Михаил и ангелы его
воевали против дракона, а дракон и ангелы его воевали против них, но не
устояли, и не нашлось для них места на небе". Кроме воеводительства, Михаил
несет в христианской традиции также функции "попечителя о молитвах и
прошениях со стороны смертных" (см. Ориген, указ, соч.), функции Ангела
милосердия, предстоятеля за людей перед Богом, кроме того, он - проводник
душ в небесный рай, что недвусмысленно зафиксировано в каноническом тексте
заупокойной мессы, принятом согласно постановлениям Тридентского собора
(середина XVI в.): "И да представит их святой знаменосец Михаил в обитель
горнего света", - обратим внимание, что и здесь Михаил - знаменосец. Все эти
функции Вондел отсекает: из людей никто еще не умер, отношений со смертными
у Михаила нет. Исходя из таких предпосылок, Вондел создает чрезвычайно
выпуклый и необычный для традиции образ: Михаил изъясняется в "Люцифере" и в
"Адаме в изгнании" несравненно грубее других ангелов, говорит меньше, делает
больше и скорее отдает приказы, чем ведет диспуты (см. III действие
"Люцифера"). Чисто текстуально образ Михаила занимает у Вондела сравнительно
немного места, но он как руководитель Божьего воинства во время решающей
небесной битвы монументальней, чем подобный же образ в "Потерянном рае" у
Мильтона: у последнего воительская роль Михаила умалена тем, что во главе
небесного воинства становится лично Бог-сын, второе лицо небесной троицы.
Михаил, поражающий Люцифера во время небесной битвы, - один из излюбленных
сюжетов живописи Рубенса (одноименные картины - в Королевском музее изящных
искусств в Брюсселе, в частном собрании в Лугано, Швейцария, и т. д.).
Вероятно, эти картины оказали влияние на Вондела в описании битвы в V акте
"Люцифера". Михаил Вондела - один из его наиболее оригинальных персонажей,
"дух грубый", ангел-солдат.
РАФАИЛ: "исцели, Боже!" (евр.) - упоминается в Библии лишь в
неканонической "Книге Товита" как ангел-исцелитель, ангел-утешитель, как
антипод Асмодея, демона противобрачия; апокрифическая "Книга Еноха" признает
его вторым (после Михаила) в небесной иерархии не отпадавших от Бога
ангелов, - однако в "Книге Еноха" Рафаил участвует и в военных действиях - в
наказании сошедших на Землю и совокупившихся с земными женами ангелов
Шемихазая; у Вондела образ Рафаила (принципиально невоенный, как и образ
Гавриила) взят целиком из "Книги Товита", именно как образ утешителя - и
даже парламентария. Позднее у Мильтона Рафаил станет просветителем Адама и
Евы, повествующим им о небесной битве, - надо полагать, подобное построение
сюжета у Мильтона - след влияния Вондела, у которого в V акте "Люцифера"
Рафаил сам выслушивает рассказ Уриила об этой битве.
IV акт "Люцифера", основную часть которого составляет диалог Люцифера и
Рафаила, предлагающего уже отпавшему "статхаудеру" прекратить военные
действия и получить назад все свои привилегии без какого бы то ни было
наказания, - вершина драматической мысли Вондела и одна из вершин
европейской драматургии, не имеющая равноценных параллелей во всей
литературе нового времени, а хоры IV действия, где Рафаил молится о спасении
души Люцифера, - не отклик ли на учение Оригена об Апокатастасисе (конечном
всепрощении для всех, включая Сатану), весьма далеко уводящий католика
Вондела от ортодоксальной доктрины? Архангел (точней, один из семи верховных
Ангелов) Рафаил появляется также в финале главной патриотической драмы
Вондела "Гейсбрехт ван Амстед" (1637), См. также примеч. к ст. 2155
"Люцифера".
УРИИЛ: "пламя Божие" (евр.) - связующий персонаж всех трех частей
трилогии, в первой драме - оруженосец Михаила; в эпилоге Михаил направляет
Уриила для изгнания провинившейся четы из Эдема, каковое действие и обретает
сценическое воплощение во второй части трилогии (где, правда, Уриилу отчасти
достаются реплики, по Библии, а также по "Адаму изгнанному" Гроция
долженствующие исходить от самого Бога, но, следуя сценическим законам
своего времени, Вондел ни Бога, ни даже Гроциев "Глас Божий" вводить в
действие не смеет); во второй и третьей части трилогии Уриил -
"Ангел-судия", исполнитель приговоров. Из четырех участвующих в трилогии
"главных архангелов" (поименно совпадающих с "главными архангелами" все той
же "Книги Еноха", кстати) Уриил, при всей своей монументальности, его образ
- это образ "ангела с карающим мечом", - все же наименее высокопоставленный,
это своего рода чернорабочий Небес, так же, как Велиал - чернорабочий Ада.
Необходимо отметить, что в Библии и даже в неканонических книгах имя "Уриил"
отсутствует, оно, помимо упомянутой "Книги Еноха", наличествует в известном
апокрифе "Третья книга Ездры". Издатель тридцатитомного Вондела ван Леннеп в
середине прошлого века недоумевал в своих примечаниях, откуда Вондел взял
это имя, - знание греческого языка открывало автодидакту Вонделу пласты
культуры, чуть ли по сей день не известные на его родине. Драматический
образ Уриида у Вондела предельно статичен, это именно "Ангел-судия",
приводящий в исполнение приговоры, вынесенные свыше, - а больше того ему
ничего не ведомо, и споры с нам бесполезны ("больше мне ничего не ведомо" -
говорит в конце "Епифанских шлюзов" А. Платонова безымянный дьяк, возвещая
смертный приговор инженеру Бертрану). Позднее предание называет Уриила
четвертым в числе семи ангелов, предстоящих Богу: отсюда "святы семикраты",
несколько раз встречающееся в текстах Вондела выражение; имена других
ангелов (Архангелов), Вонделом не использованные, по разным текстам
варьируются: Савафиил, Иегудиил, Варахиил, Йеремиил, Анаил и т. д. У
Мильтона в "Потерянном рае" Сатана успешно обманывает Уриила, пробираясь в
земной рай.
АХИМАН: это имя фигурирует в Библии как имя одного из исполинов, сынов
Енаковых (Числа, ХТТ, 23): "Ахиман, Сесай и Фалмай, дети Енаковы", -
изгнанных из Хеврона во времена Моисея; однако в качестве имени верховного
князя живших до потопа Исполинов имя это выбрано Вонделом вполне
произвольно.
УРАНИЯ: несмотря на утверждение Вондела в письме к Иоахиму Аудану (см.
наст, изд., с. 257), что имя это - производное от "ур" (евр. "огонь"), т. е.
от того же корня, что и "Уриил", и не имеет ничего общего с греческими
корнями, в подобной этимологии есть большие сомнения. Греческая Урания,
"Небесная", одна из девяти олимпийских муз, не раз привлекала внимание
Вондела (ср., к примеру, ст. 35 публикуемой в нашем издании "Похвалы
мореходству"), а также и Джона Мильтона, который начинает седьмую песнь
"Потерянного рая" именно с обращения к "Урании"; "Ной" и "Потерянный рай"
были опубликованы практически одновременно, но между Англией и Голландией
как раз шла война. Подчеркнуто земной, властный и сладострастный образ
Урании в "Ное" как раз являет собою полную антитезу "Урании Небесной", т. о.
и самое имя ее - кощунство.
1 Praecipitemque immani turbine adegit, - Вергилий, Энеида, VI, ст.
594: "...С колесницы низверг, и спалил его в пламенном вихре (пер. С. А.
Ошерова).
2 Фердинанд III (1608-1657) - король Богемии с 1625 г., Венгрии с 1627
г., Германский император Священной Римской Империи - с 1637 г. Omne genus
scripti gravitate Tragoedia vincit. - Овидий. Скорбные элегии, II, ст. 381;
"Строем и слогом своим трагедия все превосходит" (пер. З. Морозкиной).
Верный принятым канонам, Вондел приводит цитаты из античных авторов в своем
рифмованном переводе (по большей части александринами) и считает правомерным
свой рифмованный перевод помещать прямо под оригиналом.
4 ... в руках наследника, Фердинанда Четвертого... После смерти
Фердинанда III (1657) на престол Священной Римской Империи взошел Леопольд I
(1640-1705), младший сын Фердинанда III, король Венгрии с 1655 г., император
с 1658 г. О судьбе старшего наследника престола (Фердинанда Четвертого) см.
в ст. 15 стихотворения Вондела "Чудовища нашего века" (наст. изд., с. 318).
5 Иоахим фон Сандрарт (1606-1688) - немецкий гравер, художник, историк
искусства; друг Вондела.
6 Deus nobis haec otia fecit. - Вергилий. Буколики, I, 6: "...Нам бог
спокойствие это доставил" (пер. С. В. Шервинского).
7 Внося в тревожный мир спокойствия основы. - При Фердинанде III
Вестфальским миром был положен конец Тридцатилетней войне.
8 Салмоней. - Историю Салмонея, царя Элидского, рассказывает Вергилий в
VI песни "Энеиды", из которой взят эпиграф к драме. Возгордившись, царь
элидского города Сэлмоны Салмоней объявил себя новым Зевсом, стал
присваивать жертвы, приносимые богу, всенародно имитировать гром и молнии,
бросая в небо зажженные факелы и волоча за колесницей шкуры с полыми медными
кувшинами. Зевс покарал Салмонея. История эта, отчасти похожая на историю
Люцифера, использована Вонделом тремя годами позднее как сюжет драмы
"Салмоней, царь Элидский" (1657).
9 "...в глубины преисподней". - Исайя, XIV, 12-15. Здесь принятый в
Нидерландах перевод текста Ветхого завета несколько отличается от русского
синодального, вместо "в сонме богов" в нидерландском тексте - как и в
английском - упоминается "Гора Союза". Именно здесь единственный раз в
Библии упомянут Люцифер ("Денница").
10 "... в тебе беззакония". - Иезекииль, XXVIII, 12-15. Здесь также
нидерландский текст расходится с русским; в нидерландской Библии вместо
"искусно усаженное у тебя в гнездышках" стоит: "В день твоего сотворения
свирели были искусны".
11 "...с неба, как молнию". - Лука, X, 18.
12 "...на суд великого дня". - Посл. Иуды, 6. Между текстом из
Евангелия от Луки и текстом послания Иуды Фаддея (современная традиция
приписывает авторство этого послания не Иуде Фаддею, одному из апостолов, а
так называемому "Иуде, брату Господню") Вондел позднее вписывает следующее:
"Также и Св. Петр говорит: "Бог ангелов согрешивших не пощадил, но, связав
узами адского мрака, передал блюсти на суд для наказания"" (Второе Посл.
Петра, 4). Таким образом, падение Ангелов для Вондела зафиксировано как
Ветхим заветом, так и Новым, но, строго говоря, об отпадении Архангела
Люцифера там все-таки нет ни слова. Окончательно легенду о Люцифере
формулируют отцы церкви и средневековые теологи, на часть из коих Вондел
ссылается ниже.
13 Св. Киприан (ок. 200-258) - собств. Фасций Цецилий, епископ и
мученик Карфагенский, один из наиболее знаменитых отцов церкви. Обезглавлен
при императоре Валериане.
14 "...проникся злотворной завистью..." - Именно отсюда взят Вонделом
последовательно разработанный мотив зависти Люцифера как основной
побудительной силы мятежа.
15 Григорий Великий - в данном случае папа римский Григорий I (ок.
540-604 гг., папа с 590 г.).
18 Медоточивый Бернард - Бернард Клервосский (1091-1153), знаменитый
деятель католицизма, одновременно известный как гонитель Пьера Абеляра, как
покровитель ордена Храмовников (Тамплиеров), в котором, видимо, берет свое
начало масонство; в "Божественной комедии" - последний (третий) проводник
Данте.
17 Блаженный Августин (354-430) - собств. Аврелий Августин, один из
главных отцов церкви.
18 ...бросились в море... - Матф., VIII, 30-32.
19 "...также упоминаемыми Пророками". - Например, в Книге Иова (IX, 9):
"... сотворил Медведицу, Орион и Плеяды", а также в гл. XXXVIII.
20 ...третью часть звезд... - Откровение, I, 4: "Хвост его увлек с неба
третью часть звезд и поверг на землю".
21 ...следующими словами... - Против обычая, Вондел не приводит здесь
латинского оригинала Горация, приводит лишь свой, как обычно, рифмованный
перевод - двустишие александрийского стиха, притом в эти строки вложено
драматическое кредо Вондела в отношении обращения с библейскими и
апокрифическими текстами. Соответственное место в "Науке поэзии" у Горация
звучит следующим образом:
Мне возразят: "Художникам, как и поэтам,
Издавна право дано дерзать на все, что угодно!"
Знаю и сам я беру и даю эту вольность охотно -
Только с умом, а не так, чтоб недоброе путалось с добрым,
Чтобы дружили с ягнятами львы, а со змеями пташки.
(Наука поэзии, ст. 9-13, пер. М. Л. Гаспарова).
Иначе говоря, Вондел по приводит латинского оригинала сознательно, ибо
выводит свое "поэтическое кредо" не из собственной речи Горация, а из слов
воображаемых "оппонентов". Подобных "передергиваний" у Вондела, впрочем,
единичные случаи.
22 ...в роду Авраамовом завещанный. - Здесь Вондел пересказывает первую
главу послания к Евреям, которое считает принадлежащим перу апостола Павла,
- хотя еще Ориген говорил: "Кто написал это послание - знает только Бог". В
этой главе, в частности, сказано, что "сын (Божий) превосходнее ангелов".
23 ...поэт Иезекииль. - Имеется в виду не библейский пророк, а иудеи,
согласно одним источникам, шивший ок. 40 г. до н. э., согласно другим - при
императорах Траяне и Адриане. Он писал стихи по-гречески; в основном они
утрачены. То стихотворение, о котором говорит Вондел, увидело свет в Париже
в 1609 г. в переводе Мореля.
24 Григорий Назианзин (ок. 329-390) - патриарх константинопольский,
выдающийся византийский писатель, поэт, отец церкви.
25 ...королевским послом Гуго Гроцием... - Хейг де Грот с 1634 г. по
1644 г. был послом Швеции во Франции; здесь имеется в виду его латинская
драма "Страдающий Христос" (1608).
26 Ричард Бейкер (1568?-1645) - английский историк, автор широко
известной в XVII в. "Хроники английских королей", а также ряда теологических
сочинений.
27 Скалигер - в данном случае Жюст-Жозеф Скалигер (1540-1609), филолог
и критик, идеолог Реформации (гугенот), с 1593 г. занимал кафедру в Лейдене,
где и умер. Ярый противник католицизма.
28 Генезий (ум. 286?) и Ардалион (ум. 309) - актеры, христианские
мученики, согласно католическим традициям, святые покровители лицедейского
искусства.
29 ...и с игрой десятиструнного псалтериона... - Псалтерион -
музыкальный инструмент наподобие арфы, на котором играли с помощью палочки.
Название инструмента введено в текст перевода по смыслу, в оригинале просто
- "и с игрою десяти струн".
30 ...препоручил сойти с небесных сфер... - Вондел, как до него Данте,
а после него Мильтон, последовательно придерживается птолемеевой концепции
мироздания.
31 Где твердь удвоена лазурью хрусталя. - Девятое небо, хрустальная
сфера по системе Птолемея.
32 ...с ним совокупно - вайю... - Вайя - пальмовая ветвь.
38 Чтоб разом обозреть блаженный край Востока... - "И насадил Господь
Бог рай в Эдеме на Востоке, к поместил таи человека, которого создал"
(Бытие, II, 8).
34 Струями четырьмя равнины орошая... - Вондел повторяет описание
Эдема, данное во II гл. библейской Книги Бытия. Однако названия рек (вторая
и третья части трилогии) у Вондела совпадают с Библией лишь частично.
85 ... ониксы и каменные смолы... - "оникс и бдолах" по Библии (Бытие,
II, 13); бдолах - камедь.
36 ... настал и свадьбы час... - Здесь разработан мотив плотской любви
в Эдеме до грехопадения.
37 Зверь пола женского пленил тебя вполне. - О теме ангелов,
пленяющихся смертными женами, см. примеч. к ст. 454 драмы "Ной".
88 ... верней, девятисложен (и далее до ст. 256) - Вондел
последовательно пересказывает иерархию "девяти чинов ангельских" в согласии
с трактатом Псевдо-Дионисия Ареопагита.
38 Покорствуй, Люцифер... - Характерно, что Гавриил вводит в свою речь
специальную инструкцию о покорстве, предназначенную наместнику Люциферу:
намек на то, что Богу известно о замыслах Люцифера прежде, нежели сам
Люцифер появится на сцене, прежде, нежели самые замыслы непокорства у
Люцифера возникнут.
40 Но подлежали бы Адама грозной воле... - Мотив человеческого
поведения ангелов - евангельский и восходит к сцене искушения Христа в
пустыне (Матф. IV, 6).
41 Небес Небесных цитадель... - По мнению Вондела, Эмпирей и все, что
есть на Небесах, сотворено уже после того, как были завершены основные
"шесть дней творения" (ср. хоры I действия "Адама в изгнании"), отчего
"Небес Небесных цитадель", дворец собственно Бога, и именуется здесь венцом
всех деяний, - однако сами ангелы сотворены раньше, и раньше человека - в
частности; отсюда их уверенность в первородстве, утрату которого они
оплакивают в III действии и дальше.
42 Из серафимова крыла? - Т. е. пером из крыла ангела, принадлежащего к
высшему ангельскому чину. Заметим, что как здесь, так и в предшествовавшем
рассказе Лполлиопа Вовдел рассматривает ангельские перья очень материально:
у них можно опалить маховые перья, их перьями можно даже писать.
43 В конечном нашем бытие... - Вондел дает понять, что Ангелам
непостижима природа Бога, они, в отличие от него, не всеведущи и не
бессмертны.
44 Над всеми сферами, над звездами вздыму... - Изложение цитаты из
Книги пророка Исайи (см. вступительный текст трагедии), главного источника
легенды о Люцифере.
45 Да пребывает он внизу, среди зверья... - Возможно, свободная
обработка отрывка из "Энеиды" Вергилия (VI, 848 и далее).
46 ... великой власти бог... - Традиция именовать богами иные существа,
нежели самого Бога - в частности, Ангелов (отпадающих или нет - в данном
случае безразлично) коренится в Ветхом завете, сохранившем множественные
следы древнего политеизма: от множественного числа в имени "Элоим" (т. е.
"элоимы") - до известного отрывка из 96 псалма: "Поклонитесь перед Ним, все
боги", и далее там же: "Ибо Ты, Господи, высок над всею землею, превознесен
над всеми богами". Ср. также ст. 1159.
47 Явилась Зависти змея. - Здесь появляется Зависть - первейший и
главный мотив восстания Ангелов. Люцифер Вондела - не носитель зла сам по
себе, он отчасти как бы даже соблазнен Завистью, почти персонифицированной
здесь в образе Змеи, а также в образе непрерывно провоцирующего Вельзевула.
В "Адаме в изгнании" змеей, между тем, оборачивается наиболее ничтожный из
демонов, Велиал.
48 Гордыня здесь видна. - Гордыня - второй важный мотив отпадения
Ангелов.
49 Я сторону принять не в силах здесь ничью, - Хотя Вельзевул и
окажется вскоре одним из вождей восстания, здесь уместно вспомнить о
дантовских ангелах в первом круге ада, не взявших во время небесной битвы ни
сторону Бога, ни сторону Люцифера. То, что такая реплика вложена в уста едва
ли не самого отрицательного из всех персонажей трилогии, - еще одно
доказательство того, что Вондел считал нейтральную позицию чистой
демагогией. Об этом он многократно писал в своих сатирах (см. "Скребница",
"Гарпун" и т. д.).
50 На власть виновную. - Вельзевул коварно подменяет словосочетание
"власть верховную", явно не оставляя надежды перевербовать на сторону
мятежников даже и Михаила, а если не выйдет - хотя бы липший раз напомнить
люциферистам о "виновности" власти.
51 В защиту прав святых... - Демонстративное кощунство люциферистов.
См. об этом подробнее в статье Н. И. Балашова, наст. изд., с. 419.
52 Равно клянемся вам, Господь и Люцифер. - То же в ст. 1450 - клятва,
которую произносят отпавшие Ангелы и которую они повторяют в IV действии
("чтоб ни один не смел отречься маловер"), по всей вероятности, заимствована
из апокрифической "Книги Еноха" (VI, 1-6): "И Шемихазай, вождь их, сказал:
"Боюсь, что вы не посмеете этого сделать, и я один буду повинен в великом
грехе". И сказали Ангелы: "Поклянемся великой клятвой, что сделаем то и не
отступим"". Правда, в "Книге Еноха" Ангелы собираются не воевать с Богом, а
всего лишь сойти с Небес и "познать" земных дочерей; см. примеч. 38 к ст.
454 "Ноя", где Вондел от этого апокрифа отмежевывается.
53 Властолюбие порушит. - Мотив властолюбия целиком совпадает у Вондела
с мотивом зависти - первейшей причины восстания Ангелов.
54 На грани молнии принесена тобой... - Как и в примеч. 42 к ст. 308
данной трагедии, обращаем внимание читателя на резкую "материализацию"
небесных предметов у Вондела: Михаил приносит клятву "на грани молнии". В
чисто барочных образах Вондел достигает здесь вершин своего поэтического
мастерства.
55 Считай, что третья часть примкнула к нам бойцов... - Откровение,
XII, 4.
56 Ты лучшей воссиял среди Господних роз... - Изложение цитаты из Книги
пророка Иезекииля, второго из важнейших ветхозаветных источников легенды о
Люцифере.
57 Что в сердце ты речешь... - У пророка Исайи (XIV, 13): "А говорил в
сердце своем"; основополагающая цитата снова и снова варьируется Вонделом,
но каждый раз в новом аспекте.
58 Твоя, Архангел, рать погибнет от гордыни! - Здесь впервые в тексте
драмы Люцифер назван Архангелом.
59 ... чем угрожал коварный лунный серп... - По Вонделу, Люцифер
выстраивает свои войска в форме полумесяца. Основным политическим
противником Священной Римской Империи (императору которой Вондел посвятил
драму) была Османская Империя, и здесь прочитывается еще один возможный
прототип Люцифера как собирательного образа - Ислам, как-никак отколовшийся
в свое время именно от христианства; не исключено, что именно этим и
объясняется "коранический" мотив отпадения Люцифера.
60 Был треугольником наш грозный сонм построен... - Строй войск Михаила
- треугольный, намек на христианскую Троицу, в противоположность
диавольскому (и исламскому) полумесяцу: Ислам настойчиво повторяет, что
пророк Магомет получил от Бога подтверждение лживости христианского догмата
Троицы.
61 Безбожный Орион - Орион, Гидра, Медведицы - Вондел дает демонам
имена созвездий.
62 Собою семь зверей явил одновременно... - Превращение Люцифера
символизирует в семи зверях - семь смертных грехов.
63 Кто Божья облика не зрит во человеке. - По мнению ряда специалистов,
сюжет и действие собственно "Люцифера" здесь заканчиваются, здесь же
исчерпывается разработка материала, почерпнутого Вонделом из вступительного
монолога Сатаны в "Адаме изгнанном" Гроция. Не следует забывать, однако,
что, отсылая еще в самом начале действия Аполлиона составить доклад об
Эдеме, Люцифер проявил интерес именно к человеку - к объекту его последующих
происков. Таким образом, вместе с падением Ангелов тема для Вондела еще
далеко не была исчерпана. Однако шестидесятисемилетний поэт, видимо, не был
уверен, что ему хватит сил написать еще одну трагедию, поэтому весь
дальнейший текст в "Люцифере" представляет собою конспект будущей драмы
"Адам в изгнании", где те же самые события развернутся в широкое сценическое
полотно.
64 Ты, кто не укротил, но лишь осилил нас! - Ср. в I песни "Потеряного
рая" Мильтона слова Сатаны:
...пройдя
Горнило битв, не ослабели мы,
Но закалились и теперь верней
Мы вправе на победу уповать:
В грядущей схватке, хитрость применив,
Напружив силы, низложить Тирана,
Который нынче, празднуя триумф,
Ликует в небесах самодержавно!
Ср. также со вступительным монологом Люцифера в "Адаме в изгнании"
(наст. изд., с. 122) и со вступительным монологом Сатаны в "Адаме изгнанном"
Гроция (наст, изд., с. 339).
65 Так молвит Люцифер, и Велиала шлет... - Люцифер в написанной спустя
десять лет второй части трилогии пошлет совращать человеческую чету не
Велиала, а Асмодея, "демона противобрачия", лишь тот уже, в свою очередь,
пошлет своего оруженосца Велиала; одобрение по поводу удачного совращения от
Люцифера тоже целиком достанется Асмодею. Между тем в рассказе Гавриила нет
противоречия с дальнейшим текстом: в конечном счете, Гавриил лишь не
сообщает Ангелам о посредничестве Асмодея, в остальном его рассказ точно
следует будущему тексту "Адама в изгнании".
66 Им предстает Господь... - по Библии, в этот момент Адаму и Еве
действительно является сам Бог; по Гроцию - над сценой звучит "Глас Божий".
См. выше, примеч. к имени "Уриил".
67 Озия... Авария... Македа (и далее до ст. 1265). Все три имени
встречаются в Библии, но не как имена Ангелов. Почему Вондел назвал именно
эти три имени - по сей день остается причиной споров в нидерландистике. Ключ
к пониманию, возможно, содержится все в той же неканонической "Книге
Товита", где Рафаил говорит о себе: "Я - Азария, сын Анания Великого". Если
Азария - просто второе имя Рафаила, то, возможно, Озия и Македа - просто
вторые имена прочих главных Архангелов (Гавриила и Уриила).
Е. Витковский