пьеса в двух действиях

     перевод с английского Сергея Волынца


     ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
     О Ф И Ц Е Р Ы:
     Капитан Артур ФИЛЛИП - Генерал-губернатор штата
     Новый Южный Уэльс
     Майор Робби РОСС
     Капитан Дэвид КОЛЛИНЗ - судья колонии
     Капитан Уоткин ТЕНЧ
     Капитан Джемми КЭМПБЕЛЛ
     Преподобный ДЖОНСОН
     Лейтенант Уильям ДОУЗ
     Лейтенант Джордж ДЖОНСТОН
     Младший лейтенант Ральф КЛАРК
     Младший лейтенант Уильям ФЭДДИ
     Мичман Гарри БРЮЕР - шериф колонии
     Одинокий абориген
     К А Т О Р Ж Н И К И :
     Джон АРСКОТТ
     Джон ВАЙЗЕНХЭММЕР
     Роберт САЙДВЭЙ
     Джеймс ФРИМЕН по кличке "Палач"
     Черный ЦЕЗАРЬ
     К А Т О Р Ж Н И Ц Ы :
     Дэбби БРАЙАНТ
     Мэри БРЕНЭМ
     Мэг ЛОНГ
     Лиз МОРДЕН
     Даклинг СМИТ

     ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
     СЦЕНА 1.
     П Л А В А Н И Е
     1789 год.
     Тюремный  отсек  судна, на  котором  преступников  везут  на  каторгу в
Австралию. В полумраке каторжники жмутся друг к другу.
     На  палубе  Роберт  САЙДВЭЙ  подвергается  наказанию  плетьми.  Младший
лейтенант Ральф КЛАРК еле слышным монотонным голосом отсчитывает удары.
     РАЛЬФ. Сорок четыре, сорок пять, сорок шесть, сорок семь, сорок восемь,
сорок девять, пятьдесят...
     Сайдвэя освобождают от веревок  и бросают вниз к остальным каторжникам.
Он лежит без сознания. никто не двигается. тишина...
     ДЖОН  ВАЙЗЕНХЭММЕР.  А ночью... Борт корабля  трещит под ударами  волн.
Страх шепчет,  заходится  криком, рвется  наружу  и,  задушенный,  умолкает.
Отвергнутые отчизной, всеми забытые, мы уносимся в темноту, куда-то на самый
край света. Ночью остается одно - залезть под юбку доброй  английской шлюхи,
зарыться, спрятаться, забыться, и слиться... с Англией. Не важно, кто ты.  У
тебя нет имени. Ты тоже  одинока. Тебе  страшно.  Ты заживо погребена в этом
зловонном аду. Дай мне войти в тебя, моя радость, впусти меня, утешь меня, и
мы вместе вспомним... Англию...
     СЦЕНА 2.
     ОДИНОКИЙ АБОРИГЕН
     РАССКАЗЫВАЕТ
     О ПРИБЫТИИ ПЕРВОГО КОРАБЛЯ С КАТОРЖНИКАМИ В  АВСТРАЛИЙСКИЙ ЗАЛИВ БОТАНИ
БЭЙ
     20 ЯНВАРЯ 1788 ГОДА.
     АБОРИГЕН. Одинокая лодка скользит по морю, над высоко поднятыми веслами
вздымаются облака. Это заблудившийся сон. Лучше держаться от него подальше.
     СЦЕНА 3.
     Н А К А З А Н И Е
     Бухта  Сидней.  Губернатор  Артур ФИЛЛИП,  судья Дэвид КОЛЛИНЗ, капитан
Уоткин ТЕНЧ, мичман Гарри БРЮЕР охотятся на птиц.
     ФИЛЛИП. Неужели стоило  плыть пятнадцать тысяч миль через  океан только
для  того, чтобы построить еще одно место для публичных экзекуций, наподобие
лондонского Тайбэрна?
     ТЕНЧ. Надо полагать, это избавит каторжников от тоски по родине.
     КОЛЛИНЗ. На этой земле действуют  законы Англии. Суд признал этих людей
виновными и вынес им приговор. Вон, смотрите - белолобая корелла.
     ФИЛЛИП. Да, но вешать...
     КОЛЛИНЗ. Только  тех троих,  что совершили  кражу с продуктового склада
колонии.  А вон  на эвкалипте  целая  стая  "какатуа  галерита" - серогрудых
австралийский какаду. Артур, вы губернатор настоящего птичьего рая.
     ФИЛЛИП. Надеюсь, что не человеческого ада, дорогой Дэйви.
     УОТКИН прицеливается.
     Не стреляйте  пока, Уоткин, дайте немного полюбоваться ими. Где же наша
гуманность, господа?
     ТЕНЧ. Правосудие и гуманность - две вещи несовместные. Закон это вам не
сентиментальная комедия.
     ФИЛЛИП. Я не  говорю, что этих  людей вообще не надо наказывать. Я лишь
против  превращения  казни  в  зрелище.  Каторжники  решат,  что  ничего  не
изменилось и снова предадутся своим преступным наклонностям.
     ТЕНЧ.  Они  никогда  не  переставали  предаваться  этим   наклонностям,
губернатор, и смею вас уверить, никогда не перестанут.
     ФИЛЛИП.  Как знать.  Три месяца  - слишком малый срок,  чтобы судить об
этом. И не надо так кричать, Уоткин.
     КОЛЛИНЗ.   Поверьте,  мне  по  душе  ваше  стремление  противопоставить
губительному воздействию порока благотворное влияние благородных  поступков.
Но губернатор, боюсь, что без раствора, название которому страх, ваше здание
рухнет.
     ФИЛЛИП. Разве эти люди больше не боятся плетей?
     КОЛЛИНЗ. Джон Арскотт уже получил  сто пятьдесят плетей за нападение на
офицера.
     ТЕНЧ. После ста плетей обнажаются кости лопаток. А где-то между двумя с
половиной и пятью сотнями вы, можно сказать, приводите в исполнение смертный
приговор.
     КОЛЛИНЗ.  Недостаток такой казни  состоит  в  том,  что  это  медленная
смерть,  момент  ее  наступления неуловим,  и,  следовательно, она  не может
служить устрашающим примером для каторжников.
     ФИЛЛИП. Гарри?
     БРЮЕР.  Каторжники  смеются  во   время   казни.  Они  их  уже  столько
перевидали.
     ТЕНЧ. Я бы сказал, это их любимая потеха.
     ФИЛЛИП. Возможно потому, что ничего лучшего мы им предложить не смогли.
     ТЕНЧ. Возможно, нам следует построить для каторжников оперный театр.
     ФИЛЛИП. Для нас с вам опера - привычное удовольствие. Все эти вещи были
доступны  нам  с детства. Ведь людей  образованных и сведущих от природы  не
бывает. Дайте-ка мне ружье.
     КОЛЛИНЗ. У  нас и книг-то здесь нет,  не  считая  нескольких  Библий  и
парочки каких-то пьес. А посему вернемся лучше к нашим  прямым обязанностям,
которые состоят в том, чтобы наказывать преступников, а не просвещать их.
     ФИЛЛИП. Кто эти приговоренные, Гарри?
     БРЮЕР. Томас Баррет, семнадцати лет, сослан на семь лет за кражу овцы.
     ФИЛЛИП. Семнадцать лет!
     ТЕНЧ.  Это  лишний раз доказывает, что  преступные  наклонности  БЫВАЮТ
врожденными.
     ФИЛЛИП. Ничего это не доказывает.
     ГАРРИ.  Джеймс   Фримэн,  двадцати  пяти   лет,   ирландец,  сослан  на
четырнадцать лет за убийство моряка на верфи Шедвэлл.
     КОЛЛИНЗ. Удивительно, что его не вздернули за это еще в Англии.
     ГАРРИ. Хэнди Бэйкер, солдат морской пехоты и главарь  всей  этой шайки,
что обчистила склад.
     КОЛЛИНЗ.   На  суде  утверждал,  что  несправедливо  держать  солдат  и
каторжников  на одинаковом пайке. Говорил,  что при такой  кормежке не может
нести службу. Ему почти удалось нас переубедить.
     ТЕНЧ.  Я тоже думаю, что это было не лучшее  ваше  решение, губернатор.
Учтите, среди моих людей зреет недовольство.
     КОЛЛИНЗ.  Наш генерал-губернатор сказал  бы  вам на это, Тенч, что  это
было СПРАВЕДЛИВОЕ решение. Но СПРАВЕДЛИВОСТЬ также требует, чтобы этих людей
повесили.
     ТЕНЧ. И чем скорее, тем лучше. В колонии ждут не дождутся  этой  казни.
Для них это театр.
     ФИЛЛИП. Я  бы предпочел,  чтобы они смотрели настоящие пьесы, где  слог
изящен, а чувства исполнены благородства.
     ТЕНЧ. Не сомневаюсь, великий Гаррик пришел бы  в восторг от предложения
совершить  восьмимесячный  вояж через  океан, чтобы  выступить  перед толпой
висельников и кучкой дикарей.
     ФИЛЛИП.  Я никогда  не  был  поклонником  Гаррика.  Мне больше нравился
Маклин.
     КОЛЛИНЗ. Нет, нет, Кэмбл! Только Кэмбл! Кстати, нам понадобится палач.
     ФИЛЛИП.  Гарри,   вам  придется  заняться  организацией  казни.  Заодно
подыщите кого-нибудь, кто согласится исполнить эту отвратительную работу.
     ФИЛЛИП стреляет.
     КОЛЛИНЗ. Попал.
     ТЕНЧ. Попал.
     ГАРРИ. Вы попали, сэр.
     КОЛЛИНЗ. Считаю, казнь следует назначить на  завтра. Быстрое исполнение
правосудия, губернатор, послужит благу колонии.
     ФИЛЛИП. Благу колонии? О, смотрите, мы спугнули кенгуру.
     ВСЕ (смотрят). А-а-ах...
     ГАРРИ. В  списке приговоренных есть  еще Дороти  Хэндлэнд, восьмидесяти
двух лет. Она украла сухарь у Роберта Сайдвэя.
     ФИЛЛИП. Неужели мы повесим восьмидесятидвухлетнюю старуху?
     КОЛЛИНЗ.  В  этом  нет  необходимости.  Сегодня утром  Дороти  Хэндлэнд
повесилась.
     СЦЕНА 4.
     ОДИНОЧЕСТВО МУЖЧИН.
     Поздняя ночь.
     Палатка Ральфа  Кларка.  РАЛЬФ,  стоя, делает записи в  дневник и вслух
читает написанное.
     РАЛЬФ. Снилось  мне, возлюбленная моя Алисия, что мы  гуляем с тобой, и
ты одета в амазонку. Любимая, когда же придет мне весточка от тебя...
     Сегодня все офицеры обедали у губернатора. Впервые  вижу человека,  чья
должность - генерал-губернатор штата Новый  Южный Уэльс  - сопряжена с такой
огромной  властью...  В  основном  были  холодные  закуски,  а мясо  барана,
подстреленного накануне,  уже кишело червями. В этой жуткой стране  ни  один
продукт не сохраняется дольше суток...
     После завтрака ходил  охотиться...  подстрелил  одного  какаду... какие
красивые птицы...
     Майор Росс приказал одному из своих капралов высечь веревкой Лиз Морден
за грубость, допущенную в отношение  капитана Кэмпбелла...  капрал взялся за
нее не на шутку  и выдрал от души, чему я был весьма рад... Лиз Морден давно
нарывалась на неприятности...
     В  Воскресенье,  как  обычно,  тысячу  раз целовал твой портрет...  был
сильно напуган  молнией, которая  ударила прямо  рядом  с  моей  палаткой...
несколько каторжников бежали.
     Подходит к столу и делает запись.
     Если меня скоро не произведут в старшие лейтенанты...
     Входит Гарри БРЮЕР.
     РАЛЬФ. Гарри?..
     ГАРРИ. Я увидел свет в вашей палатке и...
     РАЛЬФ. Я тут кое-что записывал в дневник.
     М о л ч а н и е.
     Что-нибудь случилось?
     ГАРРИ. Нет.
     П а у з а .
     Я просто так зашел. Поговорить... Уж  если бы я писал дневник, то вышло
бы томов десять, не меньше. Да, десять... Как мы путешествовали с Капитаном,
а нынче его превосходительством генерал-губернатором... Вот так, ни  больше,
ни меньше.  Он  теперь  армиями командует, города возводит. Я-то по-прежнему
зову его  просто  "капитан  Филлип". И ему это нравится. Да, Ральф...  А еще
война в Америке. А  до этого  - моя жизнь в Лондоне. Не скажу, что это  была
жизнь праведника, Ральф.
     П а у з а.
     Смотрю я на этих бедолаг  каторжников и говорю  себе: "Ты, Гарри Брюер,
мог бы  оказаться среди них,  если бы вовремя не подался во флот". Офицеры и
так поглядывают на меня свысока, а узнай они, что я был казнокрадом...
     РАЛЬФ. Гарри, о таких вещах лучше не говорить вслух.
     ГАРРИ. Ваша правда, Ральф.
     П а у з а .
     Капитан,  конечно, кое о чем догадывается,  но он  хороший человек, и в
людях он ценит совсем не то, что все остальные.
     РАЛЬФ. Что вы имеете в виду?
     ГАРРИ. Трудно сказать. Ему  нравятся необычные люди. Ральф, вчера ночью
я видел Хэнди Бэйкера.
     РАЛЬФ. Гарри, вы ведь его уж месяц как повесили.
     ГАРРИ. У него на шее болталась веревка. Ральф, он вернулся.
     РАЛЬФ. Все это вам померещилось. Мне самому иногда привидится что-то, а
потом кажется, что это было на самом деле... Но это только кажется.
     ГАРРИ. На корабле мы слышали, как вы во сне зовете свою Бетси Алисию.
     РАЛЬФ. Не смейте произносить ее имя в этом Богом проклятом краю!
     ГАРРИ. Даклинг опять от меня нос воротит. Это все Хэнди Бэйкер, я знаю.
Я его видел так же ясно, как сейчас вижу вас. Он  говорит: "Ты меня повесил,
а  Даклинг все равно хочет  только  меня". Я говорю:  "Ну что же, по крайней
мере  твой дрючок повеселился напоследок".  А он мне: "По крайней  мере  мой
дрючок  молодой и  крепкий,  и ей  это нравится". Я кинулся  на него,  но он
исчез. Только он вернется, я знаю. Я не хотел вешать его, Ральф, не хотел...
     РАЛЬФ. Но он похитил продукты со склада.
     П а у з а .
     Я вместе  с другими членами суда  проголосовал  за то,  чтобы отправить
этих людей  на виселицу. Откуда я мог знать, что  его превосходительство был
против?!
     ГАРРИ. Даклинг  говорит,  что со  мной она ничего не чувствует, что она
вообще никогда ничего не чувствует.  А с Хэнди Бэйкером  чувствовала?  Как я
могу  проверить?  Она  уверена,  что  я  повесил  его, чтобы  избавиться  от
соперника. Но это не так, Ральф.
     П а у з а .
     А  знаете, я ведь спас ей жизнь. Ее должны  были повесить. Еще в тюрьме
Нью-Гейт. За кражу двух подсвечников. Но мне удалось вписать ее имя в список
тех,  кого отправляли на  каторгу в Австралию. Но  стоит мне напомнить ей об
этом, она говорит, что ей было  плевать. В восемнадцать лет ей было плевать,
наденут ей удавку на шею или нет!
     П а у з а .
     Этих девчонок продают, когда им нет еще десяти лет. Капитан говорит, их
нужно жалеть.
     РАЛЬФ. Как можно  жалеть  таких  женщин?!  Он  что,  действительно  так
считает?
     ГАРРИ. Не все офицеры такие брезгливые, Ральф. Вам разве самому никогда
не хотелось?
     РАЛЬФ. Никогда!
     П а у з а .
     Его превосходительство, кажется, совсем не обращает на меня внимания.
     П а у з а .
     А вот для  Дэйви Коллинза или лейтенанта Доуза  у него всегда находится
время.
     ГАРРИ.  Судья Коллинз  собирается  написать  книгу  об обычаях  местных
дикарей. А лейтенант Доуз составляет карту звездного неба Южного полушария.
     РАЛЬФ. Про дикарей и я мог бы написать.
     ГАРРИ. Вообще-то губернатор тут  говорил капитану Тенчу,  что не мешало
бы заняться просвещением каторжников. Поставить там пьесу  или что-то в этом
роде. Тенч только рассмеялся в ответ. Капитан не любит Тенча.
     РАЛЬФ. Пьесу? Но кто же в ней будет играть?
     ГАРРИ.  Каторжники,  кто  ж  еще.  Сдается   мне,  капитан   собирается
поговорить  об этом с  лейтенантом Джонстоном,  но Джонстона, похоже, больше
интересует жизнь растений.
     РАЛЬФ. На  корабле я читал "Печальную  историю леди  Джейн Грей". Такая
трогательная пьеса  - бальзам для  души.  Но  как может  шлюха  сыграть леди
Джейн?
     ГАРРИ. Среди  них есть хорошие  женщины, Ральф. Даклинг  моя - хорошая.
Она же ни в чем  не виновата. Если  бы  она взглянула  на  меня хоть  разок,
застонала, вскрикнула, а то  как неживая. Со  мной в постели  труп! Холодный
труп!
     М о л ч а н и е.
     Простите...  Я  не хотел... Вам это, должно  быть,  неприятно  слышать.
Пойду я...
     РАЛЬФ.  А его  превосходительство  действительно  хочет,  чтобы  кто-то
поставил пьесу?
     ГАРРИ. Раз капитан что-то решил, значит так тому и быть.
     РАЛЬФ.  А что  если мне...  Нет. Лучше,  если это сделаете  вы,  Гарри.
Скажите ему, что я очень люблю театр.
     ГАРРИ. Вот никогда бы не подумал. Хорошо, я скажу капитану.
     РАЛЬФ. Для Даклинг тоже найдется роль, если конечно, вы не против.
     ГАРРИ. Я не хочу, чтобы на нее пялились все мужчины.
     РАЛЬФ. Если  его  превосходительству  не нравится "Леди  Джейн",  можно
подыскать что-нибудь другое.
     П а у з а .
     Может быть, комедию...
     ГАРРИ. Я поговорю с ним, Ральф. Ты славный малый.
     П а у з а .
     Хоть выговорился.
     п а у з а .
     Ты ведь не считаешь, что я убил его?
     РАЛЬФ. Кого?
     ГАРРИ. Хэнди Бэйкера.
     РАЛЬФ. Нет, Гарри, ты не убивал Хэнди Бэйкера.
     ГАРРИ. Спасибо, Ральф.
     РАЛЬФ.   Гарри,    ты    ведь   не    забудешь    поговорить   с    его
превосходительством...

     СЦЕНА 5.
     ПРОСЛУШИВАНИЕ
     РАЛЬФ КЛАРК и МЕГ ЛОНГ.
     МЕГ  очень  старая, и  от нее по-видимому,  дурно  пахнет.  она  так  и
крутится вокруг Ральфа.
     МЕГ. Тут у нас слушок прошел, лейтенант, что вам нужны женщины.  Ну вот
и я!
     РАЛЬФ. Мне действительно нужны женщины для исполнения ролей...
     МЕГ (перебивает). Я вам исполню, лейтенант, я вам так исполню! Все, что
пожелаете. Мег не брезглива. Недаром меня зовут Вонючка Мег.
     РАЛЬФ. В пьесе всего четыре женщины, и все они молодые.
     МЕГ.  Э, лейтенант,  для такого как вы, молодые девки не  годятся. Чего
они  понимают-то?  Закройте глаза, лейтенант, и  я вам так  исполню -  будет
лучше, чем с девственницей.
     РАЛЬФ.   Вы   не   понимаете,   Лонг.   Вот   пьеса,   она   называется
"Офицер-вербовщик"...
     МЕГ. Это я тоже могу.
     РАЛЬФ. Что?
     МЕГ. Ну эту самую, вербовку. Я вам таких завербую.
     З а г о в о р ч е с к и.
     Вам нужна девка - обращайтесь к Мег. Кого желаете?
     РАЛЬФ. Мне нужно попробовать нескольких...
     МЕГ. И правильно, лейтенант, вот это дело! Ха-ха-ха!
     РАЛЬФ. Простите, но я должен...
     МЕГ не двигается.
     Лонг!
     МЕГ испугана, но продолжает упорствовать.
     МЕГ. А мы тут было подумали, что вы "петух". Ха-ха!
     РАЛЬФ. Что?
     МЕГ. Ну "петух"... "пупсик"... Ну педрила, одним словом.
     У к о р и з н е н н о.
     На корабле-то  всю дорогу без девки, а? Да и тут. Ну на  корабле ладно,
могла морская болезнь скрутить... Но здесь-то, столько месяцев и ни к  одной
не подрулили. Да. А теперь, говорят, много женщин  ему подавай. И  чтоб всех
сразу! Очень  за  вас  рада, лейтенант, оч-чень. Когда Мег -  Вонючка Мег  (
понадобится, только свистните, и я тут как тут. Ха-ха!
     МЕГ торопливо уходит.
     Появляется Роберт САЙДВЭЙ.
     САЙДВЭЙ. А, мистер Кларк!
     Отвешивает церемонный поклон.
     САЙДВЭЙ.  Я  говорю вам  "мистер  Кларк", как мистеру  Гаррику  говорят
"мистер Гаррик". К сожалению, мы не были представлены друг другу.
     РАЛЬФ. Я видел вас на корабле.
     САЙДВЭЙ. О, то были совсем иные обстоятельства.  Не будем вспоминать об
этом.  Я ведь когда-то был  джентельменом. Но жизнь распорядилась иначе. Как
говорится, колесо  фортуны... Говорят,  вы собираетесь ставить  пьесу... Ах,
театр! Ах, "Друри Лэйн"! Мистер Гаррик. Божественная Пегги Уоффингтон.
     Как посвященный посвященному.
     Он поступил с ней жестоко. Бедняжка была так бледна и...
     РАЛЬФ. Так, говорите, вы были джентельменом, Сайдвэй?
     САЙДВЭЙ.  В  моей  профессии,  мистер  Кларк,  мне  не  было  равных. Я
карманный вор, родился и  вырос в трущобах Бермондзи. Вы знаете Лондон, сэр?
Скучаете? В  эти самые мрачные дни моей жизни я  вспоминаю  счастливые годы,
прожитые  в  этом великом городе. Рассвет  на Лондонском мосту,  дотронуться
рукой до холодного железа - на счастье - вниз  по Чипсайду, где уже толпятся
уличные  торговцы.  Ах  какие у них были пироги с требухой!  Потом  к Собору
Святого Павла - у  меня  слабость к  красивым  церквям. И  на  Бонд  Стрит (
работать. Вот она, вижу, стоит, богатая толстушка, не высший класс, конечно,
стоит перед входом в лавку, никак не решится  войти.  А я уже решился, и вот
ее пожитки весят ровно на один  кошелек меньше. Теперь время выпить кофе, до
пяти часов,  а  там -  венец  всему,  апофеоз  дня  -  театр  "Друри  Лэйн".
Съезжаются  экипажи,  актеры  спешат,  джентельмены  глазеют  на  дам,  дамы
хихикают, духи, туалеты, платки...
     Вручает Ральфу платок, который только что у него украл.
     Оцените класс, мистер Кларк.  Ах, мистер Кларк, я умоляю вас, прошу как
о высшей милости,  позвольте мне играть на вашей  сцене, позвольте еще разок
испытать  этот трепет  перед  началом спектакля.  А вот и  дамы  идут,  наши
будущие Уоффингтон и Сиддонс.
     Появляется Дэбби БРАЙАНТ. За ней неуверенно следует Мэри БРЕНЭМ.
     Милые дамы!  Мистер  Кларк,  я буду  в кулисах, ждать  ваших дальнейших
распоряжений.
     Порхающей походкой САЙДВЭЙ удаляется.
     ДЭББИ. Вы хотели видеть Мэри Бренэм, лейтенант? Вот она.
     РАЛЬФ. Да, да... Губернатор попросил меня поставить пьесу.
     К Мэри.
     Что такое пьеса, вы знаете?
     ДЭББИ. Мы с Мэри, лейтенант, каких только пьес не видали!
     РАЛЬФ. В самом деле, Бренэм?
     МЭРИ (еле слышно). Да.
     РАЛЬФ. А какие именно пьесы вы видели? Можете припомнить?
     МЭРИ (еле слышно). Нет.
     ДЭББИ.  Названий я тоже  не помню. Но  если  конец плохой,  я это сразу
чувствовала. А у этой пьесы какой конец, лейтенант?
     РАЛЬФ. Хороший. Она называется "Офицер-вербовщик".
     ДЭББИ. Лейтенант, мы с Мэри хотим играть в вашей пьесе.
     РАЛЬФ. У вас есть актерские способности, Бренэм?
     ДЭББИ. Конечно, у нас  с Мэри есть способности. Я хочу  играть подружку
Мэри.
     РАЛЬФ. Вам знакома пьеса "Офицер-вербовщик", Брайант?
     ДЭББИ. Нет, но во всех этих пьесах у девушки обязательно есть подружка.
Девушке же надо с кем-то посекретничать. А с кем еще, как не с  подружкой. Я
буду подружкой Мэри.
     РАЛЬФ. У  Сильвии... Это роль, на которую я хочу попробовать  Бренэм. У
Сильвии нет подруги. У нее есть кузина. Правда они недолюбливают друг друга.
     ДЭББИ. Ого! Мы с Мэри иногда еще как недолюбливаем друг друга.
     РАЛЬФ. Преподобный Джонсон сказал мне, что вы, Бренэм, обучены грамоте.
     ДЭББИ. До десяти лет она ходила в школу. А на  корабле она  нам читала.
Очень было хорошо - под чтение легче заснуть.
     РАЛЬФ. Ну что же, тогда давайте немного почитаем из пьесы.
     РАЛЬФ протягивает Мэри книжку. Та читает, неслышно шевеля губами.
     Я имел в виду  почитать вслух. Как вы  это делали  на корабле. Я помогу
вам и прочту за судью Бэлэнса. Это ваш отец.
     ДЭББИ. А возлюбленный у нее есть?
     РАЛЬФ. Есть, но в этой сцене они вдвоем с отцом.
     ДЭББИ. А как зовут ее милого?
     РАЛЬФ. Капитан Плюм.
     ДЭББИ. Капитан! Мэри!!!
     РАЛЬФ. Начинайте, Бренэм. Вот с этого места.
     МЭРИ.  "Пока  есть  жизнь, есть  и  надежда,  сударь.  Брат  может  еще
поправиться".
     ДЭББИ. Здорово, лейтенант! Сразу видно, хорошая пьеса.
     РАЛЬФ.  Ш-ш... Она еще  не  закончила. Начните  сначала. У  вас  хорошо
получается.
     МЭРИ.  "Пока  есть  жизнь,  есть  и надежда,  сударь.  Брат  может  еще
поправиться".
     РАЛЬФ.  Отлично,  Бренэм!  Вы  очень хорошо читаете.  Только  чуть-чуть
погромче.  Теперь моя реплика. "На это трудно рассчитывать. Бедный Оуэн! Вот
она - кара Господня. Я был рад, что мой отец умер, потому что он оставил мне
состояние, и теперь я наказан смертью того, кто был бы моим наследником".
     П а у з а.
     РАЛЬФ тихо смеется.
     РАЛЬФ. Это  комедия.  И все это  не всерьез, а  так,  чтобы  рассмешить
зрителя.  "Со смертью  брата ты становишься  единственной  наследницей моего
имения, которое приносит тысячу двести фунтов в год...".
     ДЭББИ. Тысячу двести фунтов в год! Ну точно, комедия!
     МЭРИ. "Я готова  во  всем повиноваться  вам, сударь,  объясните только,
каковы ваши желания".
     ДЭББИ. Правильно говоришь, Мэри. В самую точку.
     РАЛЬФ. Думаю, для начала достаточно. Вы  превосходно читаете, Бренэм. А
вот смогли бы вы переписать пьесу? А то у нас всего два экземпляра.
     ДЭББИ.  Перепишет,  лейтенант.  А в  каком месте  появляюсь я, то  есть
кузина?
     РАЛЬФ. Вы умеете читать, Брайант?
     ДЭББИ.  Вот  все  эти  закорючки  в книжке - нет, не  умею. Зато я умею
кое-что другое. Читать сны, например.
     РАЛЬФ. Боюсь,  вы не подходите на роль Мелинды. К  тому же, у меня есть
кое-кто другой на примете. А раз вы не умеете читать...
     ДЭББИ. Мэри прочтет мне мою роль, лейтенант.
     РАЛЬФ. В пьесе есть еще роль Розы.
     ДЭББИ.  Роза? Мне  нравится  это  имя. Хорошо, я буду Розой. А кто  она
такая?
     РАЛЬФ. Роза - деревенская девушка...
     ДЭББИ. Я выросла в Девоншире, лейтенант. Лучшей Розы, чем я, вам  вовек
не сыскать. А что она делает?
     РАЛЬФ. Она... Э-э... Трудно объяснить... Она влюбляется в Сильвию.
     МЭРИ начинает хихикать, но тут же сдерживает себя.
     Она думает, что Сильвия мужчина. И  она... они... она спит с ней. Роза.
С Сильвией. То есть... Уф! Сильвия с ней. С Розой. Но ничего не происходит.
     ДЭББИ. Как же так ничего не происходит?
     С м е е т с я .
     РАЛЬФ.  Сильвия ведь  только притворяется мужчиной.  И конечно, она  не
может...
     ДЭББИ. Понятно. У нас это называется "играть на  флейте". Ха! Ну тут  у
нас еще кое-кто не может. Ладно, я буду розой.
     РАЛЬФ. Я должен сначала прослушать вас.
     ДЭББИ.  Я еще  не знаю своих  слов,  лейтенант. Вот как  выучу, тогда и
прослушаете. Пошли, Мэри.
     РАЛЬФ. Я еще не сказал  "да"... Я  не  уверен, что вы годитесь для этой
роли. Брайант, я вообще не уверен, что вы мне понадобитесь в пьесе...
     ДЭББИ. Понадоблюсь, лейтенант.  Мэри  будет читать  мне мою роль, а  я,
лейтенант, буду читать вам ваши сны.
     Раздается грубый смех. Это Лиз МОРДЕН.
     РАЛЬФ. А! Вот и ваша кузина.
     П А У З А .
     МЭРИ  съеживается. ЛИЗ И ДЭББИ  смотрят друг на друга,  готовые в любой
момент сцепиться.
     Мелинда. Кузина Сильвии.
     ДЭББИ. Она у вас в пьесе играть не сможет, лейтенант.
     РАЛЬФ. Почему?
     ДЭББИ. Не  нужно быть  пророком, чтобы предсказать:  Лиз  Морден  будет
повешена.
     ЛИЗ  смотрит на Дэбби. Кажется, сейчас они набросятся друг на друга, но
в последний момент ЛИЗ передумывает.
     ЛИЗ. Вы хотите,  чтобы я  играла в  у вас в пьесе, лейтенант?  Так  мне
сказали. Вот эта что ли?
     Вырывает у Ральфа книгу.
     Я просмотрю и дам вам знать.
     У х о д и т .
     СЦЕНА 6.
     НАЧАЛЬСТВО ОБСУЖДАЕТ ДОСТОИНСТВА ТЕАТРА.
     Поздний вечер.
     Губернатор Артур ФИЛЛИП, майор Робби РОСС, судья Дэвид КОЛЛИНЗ, капитан
Уоткин ТЕНЧ, капитан Джемми КЭМПБЕЛЛ, преподобный ДЖОНСОН, младший лейтенант
Джордж  ДЖОНСТОН,  младший лейтенант  Ральф КЛАРК, младший  лейтенант Уильям
ФЭДДИ.  Мужчины  разгорячены  выпивкой, возбужденно  спорят, перебивая  друг
друга  и  вместе с тем отдаваясь дискуссии  со всей  страстью,  свойственной
людям восемнадцатого века.
     РОСС. Пьеса!
     ПРЕПОДОБНЫЙ ДЖОНСОН. Мда-а-а...
     РОСС. Пьеска! Пустышка! Дешевка!
     КЭМПБЕЛЛ. Ага... нам-то для чего? Здесь-то...
     РАЛЬФ (робко).  В ознаменование дня рождения Его  Величества четвертого
июня.
     РОСС.  Если этот кораблядский корабль не  придет в ближайшее время, тут
такой голод грянет, что с голодухи мы... А вы... Пьеса!
     КОЛЛИНЗ. Ну  не будет  пьесы, Робби.  Что, от этого ускорится  прибытие
корабля с продовольствием?
     РОСС.  А  по-вашему  так  пусть  эти бессовестно-бесчестные  каторжники
играют в пьесе! Нет, вы только подумайте - каторжники!
     КЭМПБЕЛЛ. Э-э... Хм... Это самое, значит... дисциплинка не того, совсем
не того...
     РАЛЬФ. В пьесе несколько женских ролей. Других женщин, кроме каторжниц,
здесь нет.
     КОЛЛИНЗ. Супруга его преподобия, разумеется, не в счет.
     ПРЕПОДОБНЫЙ ДЖОНСОН. Моя  супруга питает  глубокое отвращение  к  вещам
подобного рода. Актрисы никогда не отличались высоконравственным поведением.
     КОЛЛИНЗ. Не говоря уже о наших каторжницах.
     ПРЕПОДОБНЫЙ ДЖОНСОН. То-то и оно! А меж тем кое-кто из офицеров  завели
себе любовниц.
     Многозначительный взгляд в сторону лейтенанта Джонстона.
     РОСС. Грязные, лживые,  подлые шлюхи будут показывать, какой у них  там
товар под юбкой. А мы на это смотреть!
     ФИЛЛИП. Полагаю, никто не обязан смотреть пьесу, если не захочет.
     ДОУЗ. Если  я не ошибаюсь, четвертого  июня ожидается частичное  лунное
затмение. Я должен это видеть. Небо южного полушария изобилует чудесами.  Вы
видели, какие здесь созвездия!
     Небольшая п а у з а .
     РОСС. Созвездия!  Пьесы! Здесь колония  для преступников. Они  отбывают
наказание, и наш долг следить за тем, чтобы они были наказаны в полной мере.
Созвездия! Нет, Джемми, ты слышал, созвездия!
     Оборачивается к Кэмпбеллу, ища у него поддержки.
     КЭМПБЕЛЛ.  Пш-пш...  Морская...  э-э... пехота. Война,  пфу! Дисциплина
того. А? А служба... Его Величество...
     ФИЛЛИП.    Действительно,   наша   обязанность   здесь   надзирать   за
каторжниками, которые,  кстати сказать, уже наказаны тем, что  отправлены  в
далекую ссылку. Но полагаю, с нашей помощью они могут исправится.
     ТЕНЧ.  Мы говорим  о  преступниках, закоренелых  преступниках.  Порок и
преступление стали частью их  натуры. Многие такими уродились. Природа у них
такая.
     ФИЛЛИП. Руссо сказал бы, что это мы сделали их такими, Уоткин. "Человек
рожден, чтобы быть свободным, но его повсюду держат в цепях".
     ПРЕПОДОБНЫЙ ДЖОНСОН. Руссо ведь был французом.
     РОСС.  Француз!  Только проповедей какого-то лягушатника  нам здесь  не
хватало!
     КОЛЛИНЗ. Вообще-то Руссо был швейцарцем.
     ФИЛЛИП.  Но  вы, ваше  преподобие, надеюсь, верите.  что человек  может
искупить свои грехи.
     ПРЕПОДОБНЫЙ  ДЖОНСОН.  Милостью Божьей  и  с  помощью  веры в  истинную
церковь. Но Иисус Христос не предлагал своим последователям играть в пьесах.
Впрочем, он этого и не запрещал. Смотря какая пьеса.
     ДЖОНСТОН. Но Он говорил,  что к  грешникам нужно проявлять сострадание.
Большинство  здешних  женщин  осуждены  за  мелкие  преступления,  карманные
кражи...
     КОЛЛИНЗ. Нам известно, Джордж, как вы  проявляете сострадание к местным
грешницам.
     ТЕНЧ. Преступление  есть преступление.  Человек либо  преступает закон,
либо не  преступает.  Если  преступил,  значит, он преступник. все  логично.
Возьмите, к примеру,  здешних  дикарей. Дикарь  он и есть дикарь,  потом что
ведет  себя диким образом. И было бы глупо  ожидать от него чего-либо иного.
Они даже лодку толком смастерить не умеют.
     ФИЛЛИП. Их можно обучить.
     КОЛЛИНЗ. А зачем? По-моему они и  так вполне  счастливы, и нет у них ни
малейшего  желания строить  лодки или дома.  Им незнакомы  ни  жадность,  ни
тщеславие.
     ФЭДДИ (глядя на Ральфа). Чего не скажешь о некоторых.
     ТЕНЧ.  Да, про наших  каторжников этого  не  скажешь.  Но  причем здесь
пьеса? Речь  может идти  самое большее  о  том,  чтобы  немного  развлечься,
заполнить, так сказать, часы досуга.
     КЭМПБЕЛЛ.  Пш-кхм...  Это...  Каторжники...  Бездельники  до  мозга   и
костей... Время-то впустую...
     ДОУЗ. По-моему, мы  как раз  занимаемся тем,  что  тратим  впустую наше
драгоценное время. Будет пьеса, не будет пьесы - мир от этого не изменится.
     РАЛЬФ. Но нравы местного общества могут измениться.
     ФЭДДИ.  Младший  лейтенант  Кларк  вознамерился  изменить  общественные
нравы!
     ФИЛЛИП. Уильям!
     ТЕНЧ. Мой дорогой Ральф, кучка валяющих дурака каторжников,  даже  если
они смогут выговорить слова, написанные каким-то  придурком из Лондона, вряд
ли способны что-либо изменить.
     РАЛЬФ. Джордж Фаркер не придурок. К тому же, он ирландец.
     РОСС. Ирландец! Буду я еще слушать, что там написал какой-то ирландец!
     КЭМПБЕЛЛ. Пш-кхм... Ирландцы... Дикий народ... Дикий...
     ПРЕПОДОБНЫЙ ДЖОНСОН. Надеюсь, Ральф, там нет католической ереси.
     РАЛЬФ. Джордж Фаркер был офицером, как и мы.
     ФЭДДИ. Который спал и видел, как его повысят в звании.
     РАЛЬФ. Из гренадеров.
     КЭМПБЕЛЛ.  Э...  Хм... Гренадеры... Наберут гранат... Швырк!  Швырк!  И
бегом назад.
     РАЛЬФ. Пьеса называется "Офицер-вербовщик".
     КОЛЛИНЗ.  Сдается мне, я ее видел в  Лондоне. Да,  да! Точно видел. Там
еще был такой сержант, как его? Сержант Кайт! Уж как он только не изгилялся,
чтобы угодить своему капитану.
     ФЭДДИ. Роль прямо для вас, Ральф.
     КОЛЛИНЗ.  Уильям,  если  вам  нечего сказать по  существу  дела,  лучше
помалкивайте.
     М о л ч а н и е .
     ПРЕПОДОБНЫЙ ДЖОНСОН. Так о чем пьеса, Ральф?
     РАЛЬФ. Офицер-вербовщик и его друг влюблены в двух дам из Шрусберри. На
их  пути  возникают  разные преграды, но  они их с успехом преодолевают, и в
финале две девицы становятся их женами.
     ПРЕПОДОБНЫЙ ДЖОНСОН. То есть пьеса утверждает священность брачных уз.
     РАЛЬФ. Да, да, именно это она утверждает.
     ПРЕПОДОБНЫЙ ДЖОНСОН. Пожалуй,  вреда такая пьеса не принесет. А, может,
будет и польза. Мне никак не удается убедить каторжников вступать в законный
брак и отказаться от преступного сожительства в пороке.
     РОСС. Узы! Пьесы! Может, нам еще бал закатить для каторжников?!
     КЭМПБЕЛЛ. Угу-угу... Кулачные бои...
     ФИЛЛИП.  У некоторых из них срок каторги  истекает через несколько лет.
Они  будут  восстановлены в правах и  примут участие в строительстве  нового
общества  в  этой  колонии.  Их  надо  поощрять  в  стремлении   мыслить   и
действовать, как подобает свободным и сознательным членам общества.
     ТЕНЧ. Не  понимаю, Артур, как вы собираетесь преуспеть в этом с помощью
комедии о похождениях двух влюбленных офицеров?
     ФИЛЛИП. Театр  это зеркало цивилизации. Наша  страна  дала миру великих
авторов: Шекспир, Марло, Джонсон. А в наше время - Шеридан. Каторжники будут
изъясняться  высоким, изящным  слогом, способным выразить тончайшие и доселе
неведомые  им чувства.  Вся колония,  а  нас  здесь  несколько  сотен, будет
смотреть спектакль, и пусть хоть на  несколько часов мы перестанем  делиться
на  презренных каторжников и ненавистных тюремщиков. Кто-то будет  смеяться,
кто-то будет  растроган,  а  кто-то,  может,  задумается. Вы, Уоткин, знаете
другой способ добиться всего этого?
     ТЕНЧ. Каторжники  будут смеяться  над офицерами.  Я не уверен, что  это
здорово, Артур.
     КОЛЛИНЗ. Смеяться будут только над сержантом Кайтом.
     РАЛЬФ. Что касается главного героя, то этот молодой человек  благороден
и хорош собою.
     ПРЕПОДОБНЫЙ ДЖОНСОН.  Надеюсь, Ральф, он не развратник? Слышал  я,  что
герои нынешних  пьес все как один  повесы и  поощряют распущенность нравов в
женщинах. Так,  говорите, они  женятся? Но до  этого  они... м-м-м... ничего
такого? Это не вынужденный брак?
     РАЛЬФ. Они женятся по любви и ради приумножения достатка.
     ПРЕПОДОБНЫЙ ДЖОНСОН. Тогда все в порядке.
     ТЕНЧ. Чтобы строить новую цивилизацию,  есть  вещи поважнее, чем пьесы.
Если уж учить  чему-то каторжников, то строительству домов, обработке земли.
Привейте  им  уважение  к   чужой   собственности.   Наконец,   научите   их
бережливости, а то они недельный  запас проедают за один вечер. Но главное (
научите  каторжников трудиться. Это важнее и  полезнее, чем просто  сидеть и
потешаться над комедией.
     ФИЛЛИП. Греки  считали, что посещение театра - долг каждого гражданина.
Считалось, что это тоже труд, требующий внимания, терпения и умения выносить
справедливые суждения.
     ТЕНЧ. Однако, Артур, греков завоевали более практичные римляне.
     ФИЛЛИП.  Действительно, римляне лучше  умели строить мосты и дороги, но
при этом они из века  в век жалели, что они не греки. К тому же, Рим пал под
натиском  варваров. Но еще до того, он стал жертвой собственной мелочности и
бездуховности.
     ТЕНЧ. Вы  хотите сказать, что будь у римлян театр получше, Рим стоял бы
и поныне?
     РАЛЬФ (громко). А почему мы нет?
     Все смотрят на него. РАЛЬФ продолжает быстро и взволнованно.
     У меня был совсем небольшой опыт. Всего несколько часов. Но даже за это
время  я почувствовал,  как  что-то  стало  меняться. Я попросил  нескольких
женщин почитать текст пьесы.  Вы знаете, что это за женщины.  Многие из  них
ведут себя хуже животных. Так вот, мне показалось, что одна или две, не все,
конечно, но  одна или две,  произнося  отточенные фразы, сочиненные мистером
Фаркером,  обрели  какое-то достоинство.  Мне показалось... показалось,  что
грязи, которая покрывает их души, стало меньше. Вот Мэри Бренэм, она чудесно
читала. И кто  знает, может,  именно благодаря этой  пьесе она не побежит за
первым встречным матросом, который поманит ее куском хлеба.
     ФЭДДИ (сквозь зубы). Уж лучше она побежит за тобой.
     РОСС. Так вот откуда дует ветер.
     КЭМПБЕЛЛ. У-у-у... Буря... У-у-у...
     РАЛЬФ (стараясь  перекричать их). Я говорю о Мэри Бренэм,  но это может
принести пользу, пусть малую, всем каторжникам, да и нам тоже. Хоть на время
мы  забудем о запасах продовольствия, о виселицах,  о плетях.  Мы представим
себе, что мы в театре, в Лондоне, и что  наши жены и дети  рядом с нами,  то
есть мы... мы сможем...
     ФИЛЛИП. Возвыситься.
     РАЛЬФ. Возвыситься над тьмой... над...
     ДЖОНСТОН. Над жестокой...
     РАЛЬФ. Над жестокостью... и вспомним,  что в каждом из нас есть крупица
добра... и вспомним...
     КОЛЛИНЗ. Англию.
     РАЛЬФ. Англию.
     П а у з а .
     РОСС. Где это наш лейтенантик научился так складно говорить?
     ФЭДДИ. Не иначе ему опять кто-то приснился.
     ТЕНЧ.  Ваши утверждения, Ральф,  голословны.  Два часа  представления (
может, будет весело,  а может, скучно. Дело не в этом. Дело в том, что когда
каторжники  репетируют,  они  не работают. Это  расточительство.  Никому  не
нужное расточительство!
     ПРЕПОДОБНЫЙ ДЖОНСОН. Меня по-прежнему беспокоит содержание...
     ТЕНЧ. Причем здесь содержание?
     РОСС. А если эта пьеса учит  неповиновению? Неподчинению офицерам?  Тут
один шаг до революции.
     КОЛЛИНЗ.  Поскольку  мы все  согласны, что вреда  от  пьесы не будет, а
возможно, она даже  принесет  пользу,  поскольку никто  не возражает,  кроме
майора  Росса,  хотя  он сам толком  не  может  объяснить,  чем  вызваны его
возражения, предлагаю разрешить Ральфу  приступить к репетициям.  Кто-нибудь
против?
     РОСС. Я, я...
     КОЛЛИНЗ. Мы приняли ваши возражения к сведению, Робби.
     КЭМПБЕЛЛ. А вот я... я...
     У м о л к а е т .
     КОЛЛИНЗ.  Благодарю  вас,  капитан  Кэмпбелл.  Доуз?  Доуз,  вернитесь,
пожалуйста, на землю и удостойте нас вашим вниманием.
     ДОУЗ.  Что? Нет?.. Почему  нет?  При  условии,  что  я  не  обязан  это
смотреть...
     КОЛЛИНЗ. Джонстон?
     ДЖОНСТОН. Я за.
     КОЛЛИНЗ. Фэдди?
     ФЭДДИ. Я против.
     КОЛЛИНЗ. Можно узнать, почему?
     ФЭДДИ. Режиссер не вызывает у меня доверия.
     КОЛЛИНЗ. Тенч?
     ТЕНЧ. А, пустая трата времени.
     КОЛЛИНЗ. Его преподобие, наш духовный пастырь, не возражает.
     ПРЕПОДОБНЫЙ ДЖОНСОН. Я, конечно, пьесу не читал...
     ТЕНЧ.   Дэйви,   вы   передергиваете,  так  нельзя.   С   присущим  вам
высокомерием...
     КОЛЛИНЗ.  Не думаю,  Уоткин,  что  вам  пристало обвинять  кого-либо  в
высокомерии.
     ФИЛЛИП. Джентельмены, прошу вас.
     КОЛЛИНЗ. Его превосходительство, насколько я понимаю, поддерживает идею
пьесы.  Я  же  со  своей  стороны убежден, что это  будет  весьма интересный
эксперимент. Итак, нам остается только пожелать Ральфу удачи.
     РОСС. Я категорически против. Все эти ваши словечки заумные.  Фа-фа-фа!
Му-му-му!  Греки, римляне,  эксперимент!  Вам  лишь бы  своего добиться. Все
значительно  серьезнее,  чем  вы  думаете.  Я знаю  одно:  эта пьеса...  эта
пьеса... порядку конец. Начнется бардак. Театр распространяет крамолу. А вы,
господин  губернатор,  уполномочены   Его  Величеством  возводить  крепости,
строить  города,  создавать   армию,  а   в  колонии  поддерживать  железную
дисциплину.  Вместо этого  вы тут собираетесь  устроить  балаган  с какой-то
развратной пьеской. Я буду вынужден писать об этом в Адмиралтейство.
     У х о д и т .
     ФИЛЛИП. Сейчас не ваша очередь писать донос, Робби.
     КЭМПБЕЛЛ. А... Э-э... непорядок...
     У х о д и т .
     ДОУЗ. Не понимаю, чего это Робби так разволновался. Столько  шуму из-за
какой-то пьесы.
     ДЖОНСТОН. Майор Росс никогда не простит вам этого, Ральф.
     КОЛЛИНЗ. Полагаю,  общее настроение  присутствующих ясно.  Но последнее
слово за вами, Артур.
     ФИЛЛИП. Джентельмены, я думаю, последнее слово будет за спектаклем.

     СЦЕНА 7.
     ГАРРИ И ДАКЛИНГ КАТАЮТСЯ НА ЛОДКЕ.
     ГАРРИ гребет. ДАКЛИНГ сидит насупившись.
     ГАРРИ. Уже похоже на город. Даклинг, смотри, вон дом Капитана. А вот он
и сам возится в саду.
     ГАРРИ машет рукой, ДАКЛИНГ не поворачивает головы.
     Сидней.  Мог  бы  придумать  название получше.  Порт  Придурков.  Приют
Кандальников. Бухта Даклинг, а?
     ГАРРИ смеется, ДАКЛИНГ продолжает хмуриться.
     Капитан говорит,  город пришлось  назвать  в  честь Министра внутренних
дел.  Вон  здание   суда.  Внушительно  выглядит.   Кирпичное.   А  вон  там
обсерватория лейтенанта Доуза. Ну посмотри же, Даклинг.
     ДАКЛИНГ смотрит, потом снова отворачивается.
     А  отсюда деревья кажутся не такими уродливыми. Ты знаешь, что эвкалипт
больше  нигде  не  растет?  Мне  судья Коллинз  сказал.  Интересно,  правда?
Лейтенант  Кларк  говорит, что  три апельсиновых дерева хорошо  прижились на
острове. А вот репу у него  постоянно воруют. Лейтенант  Кларк слишком занят
своей  пьесой,  чтобы   присматривать   за  грядками.  Хочешь  взглянуть  на
апельсиновые деревья? Даклинг?
     ДАКЛИНГ смотрит.
     Я думал, тебя позабавит  прогулка на  лодке к острову Ральфа,  напомнит
тебе катание  по  Темзе.  Посмотри,  какая здесь  синяя  вода.  Ну  скажи же
что-нибудь. Даклинг!
     ДАКЛИНГ. Будь это Темза, я была бы свободна.
     ГАРРИ. Но все же здесь получше, чем в тюрьме Нью-Гейт.
     ДАКЛИНГ. Уж лучше тюрьма.
     ГАРРИ. Даклинг!
     ДАКЛИНГ. Там по крайней мере тюремщик ко мне не приставал. И можно было
поговорить с людьми.
     ГАРРИ. Кто мешаете тебе разговаривать с женщинами.
     ДАКЛИНГ (презрительно). Это  с кем же? С  Эстер  Абрахамс?  Или  с Мэри
Бренэм?
     ГАРРИ. Они славные женщины.
     ДАКЛИНГ. Мне не о чем говорить  с  ними,  Гарри. Мои  подруги в женском
лагере.
     ГАРРИ.  Не подруги там тебя  ждут,  а солдаты,  которым охота подержать
кого-нибудь за задницу. Уж я-то  тебя знаю. На кого ты теперь глаз положила?
Говори, кто он? Солдат? Или еще один морской пехотинец? Капрал? Говори, кто?
     П а у з а .
     Уже подцепила  себе кого-нибудь? Ну и  где  ты  с ним встречаешься?  На
берегу?  Или  в моей палатке,  как с  Хэнди  Бейкером. Где?  Под деревьями в
кустах?
     ДАКЛИНГ. Ты же знаешь, что меня тошнит от одного  вида этих деревьев. И
перестань говорить мерзости.
     ГАРРИ. Мерзости? Это ты мерзкая! Мерзкая шлюха!
     П а у з а .
     Прости, Даклинг. Прости меня. Почему ты не можешь просто быть  со мной?
Не сердись. Я все готов для тебя сделать,  и ты это  знаешь. Чего ты хочешь,
Даклинг?
     ДАКЛИНГ. Я хочу, чтобы ты перестал следить за  мною. Я просыпаюсь среди
ночи  и вижу, что ты смотришь на меня. Что я такого могу  сделать во сне? А,
Гарри? Все следишь, следишь, следишь. ПРЕКРАТИ СЛЕДИТЬ ЗА МНОЙ!
     ГАРРИ. Бросить  меня хочешь?  Ладно. Иди! Возвращайся в женский лагерь.
Можешь там спать  с каторжниками за пару сухарей.  Дрянь!  Готова раздвинуть
ноги перед первым попавшимся матросом.
     ДАКЛИНГ.  Зачем  ты  сердишься на свою  Даклинг, Гарри?  Разве тебе  не
нравится, когда  я раздвигаю  ноги для  тебя? Обхватываю твои  бедра, как ты
любишь? Что ты будешь делать без  своей маленькой Даклинг? Кто будет ласкать
тебя  нежными  пальчиками?  Все,  как ты любишь. Сначала левый  сосок, потом
правый. Гарри, твоя Даклинг не бросит тебя.
     ГАРРИ. Даклинг...
     ДАКЛИНГ. Но иногда мне нужна свобода, Гарри.
     ГАРРИ. Свободу можно заслужить хорошим поведением.
     ГАРРИ. Зря ты не дал им  повесить меня, Гарри. Ты мог бы увезти с собой
мой труп и держать  его  при себе на цепи. Жаль,  что я не  умерла.  Мертвые
свободны.
     М о л ч а н и е .
     ГАРРИ. Ты слышала про пьесу лейтенанта Кларка?
     ДАКЛИНГ не отвечает.
     Хочешь играть в ней?
     ДАКЛИНГ смеется.
     Дэбби Брайант уже получила роль. И Лиз Морден тоже. Ну  как, хочешь? Ты
могла бы репетировать вечерами с лейтенантом Кларком.
     ДАКЛИНГ. Чтобы он следил за мной вместо тебя?
     ГАРРИ.  Я  стараюсь, как лучше,  чтобы  ты была счастлива.  Но  если не
хочешь...
     ДАКЛИНГ. Хочу. Я буду играть в пьесе.
     П а у з а .
     Интересно, как лейтенант Кларк собирается усмирять Лиз Морден?
     ГАРРИ. Это Капитан просил дать ей роль.
     ДАКЛИНГ. Помню, на корабле мы спорили, кто быстрее заставит  лейтенанта
Кларка покраснеть. Долго ждать не приходилось. Ха-ха!
     ГАРРИ.   Даклинг,  ты  ведь  не  будешь  ничего  такого  с  лейтенантом
Кларком?..
     ДАКЛИНГ. С этим телком? Ну уж нет!
     ГАРРИ.  Ты  снова разговариваешь со мной, Даклинг. Ну поцелуй же своего
Гарри.
     Ц е л у ю т с я .
     Я приду посмотреть, как ты репетируешь.
     СЦЕНА 8.
     ЖЕНЩИНЫ РАЗУЧИВАЮТ РОЛИ.
     Дэбби БРАЙАНТ Сидит на  земле и что-то сосредоточенно бормочет себе под
нос.
     Появляется Мэри БРЕНЭМ.
     МЭРИ. Повторяешь слова, Дэбби?
     ДЭББИ. Что?  Какие слова? Нет, я вспоминала Девоншир. Как раз добралась
до Бигберри Бей.
     МЭРИ. Ты же обещала лейтенанту Кларку, что выучишь роль.
     ДЭББИ. Я  хочу домой. Хочу снова увидеть каменную стену. Хочу услышать,
как океан врывается в  дельту. Я могу привести лодку в любую гавань  в любую
погоду. Да, могу, не хуже нашего губернатора.
     МЭРИ. Дэбби, тебе нужно учить роль.
     ДЭББИ.  Я не  собираюсь  провести всю оставшуюся жизнь в этой  мертвой,
выжженной пустыне. Английский дождь, где ты?
     МЭРИ. Здесь тоже идут дожди.
     ДЭББИ. Это  не то. Английский дождь  я ни с чем  не спутаю.  А дождь  в
Девоншире,  Мэри, самый нежный  дождь  в Англии. нежный, как твоя грудь. Как
щечки в ямочках лейтенанта Кларка.
     МЭРИ. Перестань, Дэбби!
     ДЭББИ:, Ты зря теряешь время, девочка. Он уже созрел. По мужчине всегда
видно, когда он созрел. Он начинает ходить как-то боком. И если ты...
     МЭРИ. Не заводись. Я тебя уже послушалась однажды.
     ДЭББИ. Ты должна благодарить судьбу, что тот долговязый матрос втюрился
в тебя.
     МЭРИ. За что? За то, что я стала шлюхой?
     ДЭББИ. Послушай,  дорогуша, невинность дается  только один  раз. Нельзя
прийти к мужчине и  сказать:  знаешь,  я  невинна,  если  не считать  одного
любовника,  который  у меня  был.  После  того как  согрешишь раз,  не имеет
значения, сколько мужчин ты через себя пропустишь.
     МЭРИ. Этот грех мне никогда не смыть.
     ДЭББИ. Если  Бог не хочет, чтобы  женщины  становились шлюхами, не надо
было создавать  мужчин,  готовых платить за  наши прелести. Пока  ты  там на
палубе миловалась со своим матросиком, в трюме,  в этом  зловонном пекле, на
некоторых женщин наваливались по три  мужика сразу. Мужики с оспой, мужики с
кровавым поносом, мужики, готовые грызть твое тело, как волки.
     МЭРИ. Но  если  ты отдаешься  не по своей воле,  тогда ты  не  шлюха, а
мученица.
     ДЭББИ. Чтобы стать мученицей, Мэри,  надо быть девственницей. А  ты  на
наш корабль не девственницей пришла. "А.Г. Люблю  тебя  всем сердцем". Ну-ка
где там наша наколочка.
     ДЭББИ  приподнимает  юбку  Мэри,  обнажая  татуировку  на  бедре.  МЭРИ
отскакивает от нее.
     МЭРИ. То было другое. То была любовь.
     ДЭББИ.  С  мученицами есть  еще  одна сложность.  Чтобы  заслужить  это
звание, нужно  по меньшей  мере  подохнуть. Ты  выжила,  благодаря мне и тем
лишним трем фунтам говядины и двум унциям сыра, которые получала...
     МЭРИ. И которые ты с удовольствием съедала.
     ДЭББИ. Мы, женщины, должны помогать друг дружке. Давай учить слова.
     МЭРИ. Ты продала меня в первый же день, чтобы заработать на хлеб себе и
своему мужику.
     ДЭББИ. Ты хочешь, чтоб я выучила роль или нет?
     МЭРИ. Как я могу играть Сильвию? Она сильная и смелая. И она никогда бы
не сделала то, что сделала я.
     ДЭББИ.  Ей  не пришлось  плыть восемь месяцев и одну  неделю на корабле
каторжников. В конце концов, сделай вид, что ты - это она.
     МЭРИ. Нет, я должна стать ею.
     ДЭББИ. Зачем?
     МЭРИ. Чтобы сыграть, нужно стать.
     ДЭББИ. Лично я Розой ни за что не стану, она же полная идиотка.
     МЭРИ. У тебя роль небольшая, для тебя это не так важно.
     ДЭББИ. Раньше ты мне этого не говорила.
     МЭРИ. Я тогда еще не прочла пьесу внимательно. Ладно, давай  начнем  со
сцены Сильвии и Розы.
     Ч и т а е т .
     "Ну и скверно же я провела ночь. Боюсь,  что моя подруга чувствует себя
не лучше. Бедная Роза. А вот и она!..".
     ДЭББИ. Уж я бы  знала,  как доставить  удовольствие  этой Розе. Сильвию
должна бы играть я!
     МЭРИ. "Здравствуй, душенька! Как ты себя чувствуешь нынче утром"? Здесь
ты говоришь: "Так же, как и прошлой ночью. Ни хуже, ни лучше. Вам ли того не
знать"!
     Появляется Лиз МОРДЕН.
     ЛИЗ.  Что  это вы  тут репетируете без  меня? У  меня  тоже  роль.  Где
лейтенант?
     ДЭББИ. Она помогает мне выучить слова.
     ЛИЗ. А мне кто будет помогать слова учить?
     МЭРИ. Мы репетируем не твою сцену.
     ЛИЗ. Давайте репетировать мою.
     ДЭББИ. Ты умеешь читать. Учи свои слова сама.
     ЛИЗ. Одна я ничего учить не буду.
     ЛИЗ отталкивает Дэбби и усаживается рядом с Мэри.
     Ну? Я жду.
     ДЭББИ. Чего ты ждешь,  Лиз Морден? Слепого,  который соблазнится  твоим
товаром?
     МЭРИ (торопливо). Давайте прочтем первую сцену с Сильвией и Мелиндой.
     ЛИЗ. Ага. Давай первую.
     МЭРИ протягивает Лиз книгу.
     МЭРИ. Ты начинаешь.
     ЛИЗ рассматривает книгу.
     МЭРИ. Начинай: "С приездом, кузина Сильвия".
     ЛИЗ. "С приездом, кузина Сильвия".
     МЭРИ. Давай дальше: "Ах, как бы мне тоже хотелось..".
     ЛИЗ. "Ах, как бы мне тоже хотелось..". Читай сперва ты.
     МЭРИ. Зачем?
     ЛИЗ. Послушаю, как у тебя получится.
     МЭРИ. Но для чего?
     ЛИЗ. Послушаю, как ты, а потом прочту по-своему.
     МЭРИ.  "Ах,  как  бы  мне  тоже  хотелось  пожить  в  деревне.  Жить  в
каком-нибудь  провинциальном  городке,  вроде нашего  Шрусберри,  совершенно
невыносимо".
     ДЭББИ. А чего ты сама не читаешь? Не умеешь ты читать!
     ЛИЗ. Что?!
     Бросается на Дэбби.
     МЭРИ. Лиз, я помогу тебе выучить твои слова.
     ДЭББИ.  Значит,  теперь  она твоя лучшая подруга,  да? Ах, Мэри, святая
невинность, сучка воровская!
     ЛИЗ и ДЭББИ дерутся.
     Появляется Джеймс ФРИМЭН по кличке "Палач". Он нервничает, но старается
быть любезным.
     ФРИМЭН.  Утро доброе, милые дамы. А что так? Почему вместо того,  чтобы
взяться за работу, вы решили взять друг друга за глотки?
     ЛИЗ и ДЭББИ накидываются на него.
     ЛИЗ. На твоем месте,  господин палач Фримэн, я  не стала бы упоминать о
глотках.
     ДЭББИ. Говноед!
     ЛИЗ. Козел! Душегуб!
     МЭРИ. Вешатель!
     ФРИМЭН.   Я   только   хотел  справиться,  чем   вы  тут   занимаетесь?
По-свойски...
     ЛИЗ. Иди плети свои удавки, паук! Не смей мешать актрисам.
     ФРИМЭН. Актрисам? Вы пьесу репетируете, да?
     ЛИЗ. Ага. Это поинтереснее, чем плясать джигу  с  твоей петлей  на шее.
Чего ты тут вынюхиваешь?
     ФРИМЭН. А может, я тебя вынюхиваю. Попридержи язык.
     ЛИЗ. Я лучше  сама в ящик сыграю, чем соглашусь своих же вешать. Ладно,
хватит нам тут мозолить глаза. Вали отсюда и не мешай нам учить роли.
     ФРИМЭН торопливо уходит. ЛИЗ и ДЭББИ плюют ему в след.
     ДЭББИ.  Эй, палач, не вешай слишком много народу. А то  мы без зрителей
останемся.
     МЭРИ. "С приездом,  кузина Сильвия...". Тут  написано, что  ты  делаешь
приветственный жест.
     ЛИЗ. "С приездом, кузина Сильвия...".
     Салютует по-военному.
     СЦЕНА 9.
     РАЛЬФ КЛАРК ПЫТАЕТСЯ ПОЦЕЛОВАТЬ ПОРТРЕТ СВОЕЙ ОБОЖАЕМОЙ ЖЕНЫ.
     Палатка Ральфа. Горит свеча. РАЛЬФ ходит взад-вперед по палатке.
     РАЛЬФ. Снилось мне, возлюбленная моя  Бетси, что мы снова вместе и еще,
что я почему-то жду ареста.
     Смотрит на часы.
     Я  не  устаю молить Бога,  чтобы  ничего дурного не  случилось с тобой,
нежная моя Алисия, и с нашим дорогим мальчиком...
     Снова смотрит на часы.
     Милая,  нежная моя жена,  я перечитываю  Притчи Соломоновны в  ожидании
полуночи,  когда наступит Божий  день воскресенье,  и я  смогу, как  обычно,
поцеловать твой милый образ.
     Берет Библию, становится на колени, смотрит на часы.
     Патрульные задержали трех матросов и одного мальчишку в женском лагере.
     Ч и т а е т .
     "Источник твой, да будет благословен; и утешайся женою юности твоей".
     Боже, что за вертеп этот женский лагерь!
     Смотрит на часы, встает с колен и принимается расхаживать по палатке.
     Какая душная ночь.
     Капитан  Шей  сегодня  подстрелил  кенгуру.   Никогда  не  видел  более
причудливого животного.
     Смотрит на часы.
     Полночь, моя Бетси, сейчас наступит воскресенье.
     Ч и т а е т .
     "И вот навстречу к нему женщина в наряде блудницы, с коварным сердцем".
     "Схватила его, целовала его и с бесстыдным лицом..".
     Сегодня, дорогая моя жена, разболелся зуб. Боже, что за боль!
     Ч и т а е т .
     "Схватила его, целовала его, и с бесстыдным лицом говорила ему"
     П а у з а .
     "Спальню моя надушил я миррой, алоэ и корицей...".
     Сару Маккормик выпороли сегодня за то, что она обозвала доктора жо...
     Сегодня  воскресенье, я извлекаю твой портрет  из его заточения и целую
его. Родная моя, жена моя, храни тебя Господь.
     Встает на колени, подносит портрет к лицу.
     В это время входит Джеймс ФРИМЭН.
     ФРИМЭН. Простите, сэр, Бога ради,  простите. Я  не хотел помешать вашей
молитве. Я сам каждую ночь по пятьдесят раз читаю "Аве  Мария", и еще двести
раз в те дни, когда... Я подожду на улице, сэр.
     РАЛЬФ. Что вам надо?
     ФРИМЭН. Я посижу тихо, как мышь, сэр. Считайте, что меня нет.
     РАЛЬФ. Почему в такой час вы не в лагере?
     ФРИМЭН. Знаю, знаю, Господи, прости меня, я  должен  быть в лагере. Да,
должен. Но я здесь. Сэр, мне очень нужно поговорить с вами.
     РАЛЬФ.  Немедленно  возвращайтесь   в  лагерь,   палач  Фримэн.  Завтра
поговорим.
     ФРИМЭН.  Не называйте меня этим именем, сэр, умоляю, не называйте  меня
так. Собственно, за этим я к вам и пришел.
     РАЛЬФ. Послушайте, я ложусь спать.
     ФРИМЭН. Понял, сэр. Мне недолго. Я коротко.
     РАЛЬФ. Ну?
     ФРИМЭН. Нет, вы сначала закончите вашу молитву. Помню, мать моя, упокой
Господи ее душу, тоже все молилась на ночь, а я  смотрел и  не мешал. Каждую
ночь.
     РАЛЬФ. Ближе к делу.
     ФРИМЭН. Когда я молюсь, меня  все время  мучит сомнение. Откуда я знаю,
простил меня  Господь, или еще нет? Когда-нибудь Он меня,  конечно, простит.
Но  пока еще наверное  не  простил. Поэтому я  боюсь умереть, сэр. Не могу я
умереть, пока не буду уверен, что Господь меня простил. Вот вы уверены?
     РАЛЬФ. Я не преступник, Фримэн. И я стараюсь не грешить.
     ФРИМЭН.  Да-да, разумеется,  сэр,  простите меня. Но если  на  все воля
Божья,  значит, это  Ему  угодно, чтобы мы грешили.  У меня с  рождения  был
ангел-хранитель,   как   у  всякого   доброго   католика.   Почему  же   мой
ангел-хранитель не уберег меня  от  греха?  Наверное, он не захотел покинуть
Ирландию. Мать моя перебралась в Лондон, поддавшись искушению дьявола. Мы  с
ней уехали,  а наши ангелы-хранители  остались  в Ирландии.  Вы когда-нибудь
бывали в Ирландии, сэр? Ах, какая это прекрасная страна! Будь я ангел, ни за
что бы  не променял ее  на Лондон. Мы  еще не добрались до  Вестминстера,  а
дьявол  уже начал  плести свои козни. Но  боюсь-то я Божьего суда. А  еще  я
боюсь этих женщин. Почему они такие?
     РАЛЬФ. Зачем вы пришли?
     ФРИМЭН. Сейчас, сейчас, сэр.
     РАЛЬФ. Поторопитесь.
     ФРИМЭН. Я и так говорю слишком быстро...
     РАЛЬФ. Послушайте, палач...
     ФРИМЭН. Джеймс, сэр, Джеймс Дэниэл Патрик. Тройным именем я обязан трем
моим дядюшкам. Хорошие были люди,  и в Лондон они не  поехали.  Ведь если бы
моя мать, упокой Господи ее душу и вдохни сострадание в сердца этих жестоких
женщин, если бы только она не привезла меня в Лондон, в Лондоне ведь доки, я
не стал бы  грузчиком на верфи Шедвэлл. Да, и не оказался бы там в тот самый
день  23 мая 1785 года, помните, сэр? Если бы я только не уехал из Ирландии,
меня бы там не было, и ничего бы не случилось. Меня бы там не  было 23  мая,
когда мы отказались разгружать судно с углем. Да как же не отказаться, когда
платили  такие  гроши. Только меня и рядом  не было с тем матросом, которого
убили. Зря они взялись  разгружать  уголь вместо нас. Не матросское это дело
уголь  разгружать. Но я  его не  убивал. Ну,  может, стукнул один раз, чтобы
показать, что я не хуже других. Но я его не убивал. Они схватили первых, кто
под руку попался, и меня  в  том  числе. Нашли у меня дубинку, а я ее просто
так носил, для форсу. Вот и все. Мне сказали: "Либо  ты назовешь имена, либо
отправишься  на  виселицу". Как тут быть? Что  бы вы сделали  на моем месте,
сэр?
     РАЛЬФ. Я никогда бы не оказался на вашем месте, сэр.
     ФРИМЭН.  Да, да, конечно, простите, сэр. Я ничего не придумывал. Назвал
имена только тех, кого сам видел. Смерть так ужасна, сэр. Бедняга матрос...
     РАЛЬФ. Фримэн, я хочу спать.
     ФРИМЭН.  Я понимаю, сэр, понимаю. А когда это случилось здесь... Я ведь
думал, что начну новую жизнь. Но вся беда в том, что я хочу со всеми ладить,
понимаете, хочу быть вместе со всеми. И я  же всегда попадаюсь. Эта кража...
Я не крал. Просто стоял на  стреме. Друзьям  хотел  помочь.  А мне  говорят:
"Либо ты повесишь, либо  тебя  повесят".  Как тут  быть? Кому-то  все  равно
пришлось бы это сделать. А я это сделал добросовестно. Господь ведь  простил
и шлюху, и вора, и хромого калеку. Что же Он, палача не простит? Простит. Но
вот женщины.  Они беспощадны, не то  что вы или  я, сэр, мужчины. Я что хочу
сказать, сэр, они говорили про пьесу.
     П а у з а .
     Однажды у нас в деревне выступали актеры. Ими все так любовались, будто
они  ангелы  небесные.  Ангелы. И глаза женщин, когда они на  них  смотрели,
светились ярче, чем рассветное солнце.
     Лейтенант... Я хочу быть актером.

     СЦЕНА 10.
     РАЗГОВОР ДЖОНА ВАЙЗЕНХЭММЕРА И МЭРИ БРЕНЭМ.
     МЭРИ переписывает пьесу. ВАЙЗЕНХЭММЕР носит кирпичи и складывает  их  в
одну кучу. при этом он старается держаться поближе к Мэри.
     МЭРИ. "Но то, что я хочу сказать тебе, скорее совет,  чем приказание. Я
говорю с тобой не как отец, а как заботливый друг...".
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Друг... Это хорошее слово. Короткое и многообещающее.
     МЭРИ. "Сию же минуту садись в карету и поезжай в деревню".
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. В английском языке одно и то же слово  означает "деревня"
и  "страна".  Первое обещает  отдохновение  среди трав  и  деревьев.  Второе
означает жестокую, не знающую пощады власть. Можно умереть за свою страну. А
можно стать ненужным своей стране. Или быть изгнанным из нее.
     П а у з а .
     Мне нравятся всякие слова...
     Мой отец собирал вещи в домах, хозяева которых умерли, а потом продавал
их беднякам, жившим вдоль берега Темзы.  Однажды он нашел  словарь Джонсона.
Это  была книга размером  с Библию, и в ней  были все слова от "А" до "Л". Я
начал читать с буквы "А": "Азбука - алфавит или основы литературного языка".
"Адам - первый человек..". "Безутешный - человек, утративший надежду..".
     МЭРИ. Что значит слово "невзыскательный"?
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Как оно употребляется?
     МЭРИ. "Вы так меня баловали, всегда были так невзыскательны ко мне..".
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Это значит не замечать чужие недостатки.
     П а у з а .
     Нужно быть очень осторожным со словами, которые начинаются на "не". Это
"не" все  ставит с ног на  голову. Вот  "несправедливость" -  большая  часть
этого слова связана со справедливостью. Но вот это "не" все переиначивает, и
получается самое гнусное слово в английском языке.
     МЭРИ. Есть еще одно гнусное слово - "виновен".
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. "Невиновен" должно бы быть хорошим словом. Но это не так.
В нем слишком много скорби, отчаяния, страдания.
     МЭРИ снова принимается писать.
     МЭРИ. У меня мало времени. Через пару дней начнутся репетиции.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР смотрит поверх ее плеча.
     У меня самая большая роль.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. У тебя прекрасный почерк.
     МЭРИ. Тут столько работы. Так много слов.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Я тоже умею писать.
     МЭРИ.  Почему ты не скажешь  об этом лейтенанту  Кларку? Ему приходится
самому...
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Нет, нет... Я...
     МЭРИ. Боишься?
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Стесняюсь.
     МЭРИ.  Я сама  скажу  ему. Или нет, лучше  не я. Пусть это сделает  моя
подруга Дэбби. Она...
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Решительная.
     П а у з а .
     Хорошее слово "застенчивая". Звучит мягко.
     МЭРИ. А "стыд" жестко?
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Хуже всего слова с двумя "л": "разлюбила", "опостылели".
     МЭРИ. "Любовь" хорошее слово.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Это потому что в нем только одно "л". Мне нравятся  слова
с одним "л": "ласка", "леонинский".
     МЭРИ улыбается.
     Улыбка...
     СЦЕНА 11.
     ПЕРВАЯ РЕПЕТИЦИЯ.
     Ральф  КЛАРК,  Роберт  САЙДВЭЙ,  Джон  ВАЙЗЕНХЭММЕР,  Мэри  БРЕНЭМ, Лиз
МОРДЕН, Дэбби БРАЙАНТ, Даклинг СМИТ, Палач ФРИМЭН.
     РАЛЬФ. Добрый день, Леди и джентельмены.
     ДЭББИ. Слыхали  -  мы теперь  леди! То-то мой муженек обрадуется, когда
узнает, что я стала леди.
     МЭРИ. Ш-ш...
     РАЛЬФ. Я счастлив приветствовать вас...
     САЙДВЭЙ. Это мы счастливы, мистер Кларк, мы счастливы.
     РАЛЬФ. Нам предстоит долгая и трудная работа...
     ЛИЗ. Работа?! И слышать ничего не хочу. Я сюда играть пришла.
     РАЛЬФ. Позвольте мне представить труппу.
     ДЭББИ. Да  мы  и так знаем  друг  друга как  облупленных.  В темноте не
спутаем.
     САЙДВЭЙ.  Таков   театральный  обычай,   миссис   Брайант,-  официально
представлять членов труппы друг другу.
     ДЭББИ. Миссис Брайант? Кто это здесь миссис Брайант?
     САЙДВЭЙ.  В театре,  мадам, так  принято  обращаться друг  к  другу. Вы
можете называть меня мистер Сайдвэй.
     РАЛЬФ. Если позволите, я продолжу...
     ФРИМЭН. Тише! Вы перебиваете режиссера.
     ДЭББИ. А тебе-то что, палач?!
     Женщины злобно шипят и плюют во Фримэна.
     РАЛЬФ. Первыми я представлю дам.  Мэри Бренэм будет играть Сильвию. Лиз
Морден будет Мелиндой. Даклинг Смит будет играть Люси, служанку Мелинды.
     ДАКЛИНГ. Я не буду играть служанку Лиз Морден.
     РАЛЬФ. Почему?
     ДАКЛИНГ. Я живу с офицером. Ему это может не понравиться.
     ДЭББИ. Подумаешь! Старый вонючий хрен держит ее на цепи, как...
     ДАКЛИНГ. Заткнись, а то гляделки выцарапаю.
     РАЛЬФ. Вы  будете  играть служанку Мелинды, а  не Лиз  Морден. Наконец,
Дэбби Брайант - деревенская девушка по имени Роза.
     ДЭББИ. Родом из Девоншира.
     ДАКЛИНГ. Потаскуха паршивая!
     ДЭББИ. Грязная сука!
     РАЛЬФ. Это были  дамы. Теперь дальше. Капитана Плюма будет играть Генри
Кэйбл.
     О г л я д ы в а е т с я .
     Который,  похоже,  запаздывает.  Странно.  Я видел  его час назад, и он
сказал, что направляется  к вам, Вайзенхэммер, чтобы вы помогли  ему выучить
роль.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР ничего не отвечает.
     Сержанта Кайта будет играть Джон Арскотт, который предупредил меня, что
сегодня его на час задержат на работах.
     ДЭББИ. Час! Так он вам и явится через час. Ждите!
     РАЛЬФ. Роль мистера Уорди будет играть Роберт Сайдвэй.
     САЙДВЭЙ отвешивает галантный поклон.
     САЙДВЭЙ. К вашим услугам.
     РАЛЬФ. Судья Бэланс - Джеймс Фримэн.
     ДАКЛИНГ. Что?! Мне  играть вместе с  этим душегубом?!  Да  у меня слова
застрянут в глотке!
     Шипение и плевки в сторону Фримэна. Тот весь сжимается.
     РАЛЬФ. У  вас с  ним  не будет  общих  сцен,  Смит. И,  наконец, в роли
капитана Брейзена  будет Джон Вайзенхэммер. На маленькие роли еще  предстоит
найти исполнителей. Так... Мы  не можем начать первую сцену,  пока не придет
Джон Арскотт.
     ДЭББИ. Значит, первой сцены вообще не будет.
     РАЛЬФ.  Брайант, я вас попрошу сидеть тихо. Сцена вторая. Вайзенхэммер,
почитайте за Плюма.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР с готовностью выходит вперед.
     Впрочем,  нет. Я  сам прочту  за  Плюма. Итак, действие  первое,  сцена
вторая. Капитан Плюм и мистер Уорди.
     САЙДВЭЙ. Это я. Жду ваших распоряжений.
     РАЛЬФ.  Остальные  смотрят и  ждут своего выхода.  Пожалуй, для  начала
можно работать с текстом в руках.
     САЙДВЭЙ. Мне, мистер Кларк, текст не нужен. Свою роль я знаю наизусть.
     РАЛЬФ. Боюсь, что мне без текста не обойтись.
     САЙДВЭЙ. Я и вашу роль знаю. Хотите, сыграю обе?
     РАЛЬФ. Нет.  Лучше я  сам. Начнем. Сержант Кайт, которого  будет играть
Арскотт, только что удалился.
     БРАЙАНТ. Только его и видели.
     РАЛЬФ. Брайант! Я прочту реплику перед появлением Уорди. "Да разве  это
Уорди, это его тень..". Сайдвэй! куда он делся?
     САЙДВЭЙ (кричит  из-за  "кулис"). Я  готовлю свой выход,  мистер Кларк.
Одну секунду. Начните еще раз и если можно, помедленнее.
     РАЛЬФ.  "Да разве  это  Уорди, это  его тень! Что  ты  скрестил руки на
груди, Уорди"?
     САЙДВЭЙ выходит боком, обратив лицо к зрителям и откину руки,  имитируя
грандиозный театральный выход. Неожиданно он останавливается.
     САЙДВЭЙ. Ах да,  "скрестил руки на груди"... Забыл. Мне придется начать
снова.
     Уходит "за кулисы", оттуда кричит.
     Прочтите, пожалуйста, еще раз и погромче.
     РАЛЬФ. "Что ты скрестил руки на груди, Уорди"?
     Вбегает САЙДВЭЙ.
     САЙДВЭЙ.  Утиральник! Кто  подрезал  мой  утиральник?!  Мистер Кларк, в
нашей шобле завелся щипач.
     КЛАРК. Что?
     САЙДВЭЙ. Я говорю, в нашей труппе есть карманный вор.
     ДЭББИ. Чья бы корова мычала...
     С угрожающим видом САЙДВЭЙ обходит всю труппу.
     САЙДВЭЙ. Какая паскуда потырила мой носовой платок?
     РАЛЬФ. Сайдвэй, я уверен, платок найдется. Давайте продолжать.
     САЙДВЭЙ. Я не могу выйти на сцену без носового платка.
     В ярости.
     Я всю ночь тренировался! Ну ничего, я этой суке кишки повыпущу!
     Бросается на Лиз МОРДЕН. Та яростно отбивается. они  прыгают друг перед
другом, принимая угрожающие позы. РАЛЬФ торопится вмешаться.
     РАЛЬФ.  Будем считать,  что Уорди уже вышел на сцену, Сайдвэй. Теперь я
говорю: "Что ты стоишь, скрестив руки на груди, Уорди? Открой  свои объятия,
ведь перед тобой друг... Видно, у него сплин перекинулся на уши. Я вышибу из
него эту чертову меланхолию".
     САЙДВЭЙ падает на колени и принимает позу глубочайшего отчаяния.
     РАЛЬФ. Что вы делаете, Сайдвэй?
     САЙДВЭЙ. Играю меланхолию. Я однажды видел, как мистер Гаррик изображал
меланхолию. Вот именно так он ее изображал. кажется, в "Гамлете".
     Вытянув руки, с пафосом.
     "О  тяжкий  груз  из мяса  и  костей...".  "О тяжкий  груз  из  мяса  и
костей...". "О тяжкий груз из мяса и костей...".
     РАЛЬФ. Это  комедия,  Сайдвэй.  В комедии  главное  - легкость.  Просто
изобразите легкую грусть, вот и все. Я еще раз повторю свою реплику.
     САЙДВЭЙ продолжает громко всхлипывать.
     Если вы будете так громко всхлипывать, зрители не услышат слов капитана
Плюма.
     САЙДВЭЙ. Я пытаюсь вызвать в себе легкую грусть.
     РАЛЬФ. В  комедии не должно  быть долгих пауз. Я  думаю, мы  уберем эту
реплику и две последующие. Начнем сразу с приветственных слов Уорди.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Хорошее слово - "меланхолия".
     САЙДВЭЙ.  Приветственные слова,  да, приветственные слова... Это должно
выглядеть так...
     Широко раскрывает объятия.
     "Плюм"! Сейчас  я сменю позу, чтобы произнести следующую  реплику. "Мой
дорогой капитан"!... Я стараюсь выразить чувство  искренней симпатии.  Я вот
так  прикладываю  руку к  сердцу...  Теперь:  "Добро пожаловать"! Может, это
"добро пожаловать" сказать как-нибудь по-другому?
     РАЛЬФ. Просто скажите свою реплику.
     САЙДВЭЙ. Понял. Отлично. Теперь...
     Начинает ощупывать Ральфа.
     РАЛЬФ. Сайдвэй! Что вы делаете?!
     САЙДВЭЙ. Я хочу удостовериться, что вы целы и невредимы. У меня реплика
такая: "Цел и невредим"?
     РАЛЬФ. Но зачем трогать Плюма руками? У вас же есть глаза.
     САЙДВЭЙ.  Да,  да,  я  сделаю это  глазами.  Сейчас  я  его  хорошенько
рассмотрю,  все  ли у него  там  на месте...  Так. Ну а  теперь я скажу  всю
реплику: "Плюм! Мой дорогой капитан! Добро пожаловать! Цел и невредим"?
     Все это сопровождается соответствующими жестами.
     РАЛЬФ. Сайдвэй... Для начала неплохо. Очень театрально. Вот  если бы вы
попробовали держать себя... э-э-э... более естественно.
     САЙДВЭЙ. Естественно?! На сцене?! Но мистер Кларк...
     РАЛЬФ.  Зритель  должен...  э-э-э...  поверить  вам.  В  конце  концов,
Гарриком восхищались именно потому, что он все делал естественно.
     САЙДВЭЙ. Конечно.  Я, правда, думал, что  все  делаю, как мистер Гарри.
Естественно.  Но  ничего. Все в  порядке. Вы  режиссер,  мистер  Кларк,  вам
решать.
     РАЛЬФ. И еще: когда вы произносите ваши реплики, смотрите на меня.
     САЙДВЭЙ. Но тогда зрители не увидят моего лица.
     РАЛЬФ.  Но вы обращаетесь к капитану Плюму, а не к зрителям. Продолжим.
Плюм  говорит: "Как видишь,  я уцелел в Германии...".  Может, лучше  сказать
"уцелел в Америке"? Так будет более современно.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Слова автора менять нельзя.
     РАЛЬФ. М-м... Значит, так: "... и не пострадал в  Лондоне. Руки,  ноги,
нос..".
     Вбегает ЧЕРНЫЙ ЦЕЗАРЬ.
     РАЛЬФ. Цезарь, мы репетируем. Не могли бы вы...
     ЦЕЗАРЬ. Я вижу, месье лейтенант, я вижу. У вас здесь театр. Я много раз
бывал в театре на моем чудесном  острове  Мадагаскар.  И я  решил,  что буду
играть в вашем театре.
     РАЛЬФ. Но у меня для вас нет роли.
     ЦЕЗАРЬ. Для Цезаря всегда найдется роль.
     РАЛЬФ. Все роли уже распределены.
     ЦЕЗАРЬ. Цезарь будет играть его слугу.
     Становится рядом с Сайдвэем.
     РАЛЬФ. В пьесе Фаркера у мистера Уорди нет слуги.
     ДАКЛИНГ. Пусть берет мою роль. Я хочу другую.
     ЦЕЗАРЬ. Месье лейтенант, в  любой пьесе всегда должен  быть слуга-негр.
Этим слугой будет Цезарь. Вот я сейчас встану позади него и буду его слугой.
     РАЛЬФ. Но тогда это будет роль без слов, Цезарь.
     ЦЕЗАРЬ. Я буду говорить по-французски.  С таким слугой он будет  совсем
благородным господином. Tres chic!
     РАЛЬФ. Ладно, я подумаю. Теперь я хотел бы порепетировать с дамами. Они
терпеливо  ждали. К тому же у  нас  осталось  совсем  мало  времени. Фримэн,
узнайте пожалуйста, что случилось с Арскоттом. Сайдвэй, к вашей сцене мы еще
вернемся, но вообще хорошо. Только немного... э-э-э... А так очень хорошо.
     САЙДВЭЙ с поклоном отходит. ЦЕЗАРЬ не отстает от него ни на шаг.
     Возьмем  первую  сцену с Сильвией  и Мелиндой. Морден и Бренэм, станьте
сюда, пожалуйста. Сцена  происходит в доме Мелинды. Сильвия  уже здесь. Так,
встаньте, пожалуйста, сюда, Морден. Бренэм, а вы повернитесь к ней лицом.
     ЛИЗ (очень  быстро). "С приездом кузина Сильвия ах как бы я тоже хотела
пожить  в  деревне  жить в каком-нибудь провинциальном городе  вроде  нашего
Шрусберри совершенно невыносимо..".
     РАЛЬФ. Э-э... Морден...
     ЛИЗ.  Я еще не кончила. "Вечно сутолока  сплетни притворство ни слова в
простоте и при этом  никаких развлечений прямо с тоски умрешь а воздух здесь
какой дышать нечем...".
     РАЛЬФ. Вы хорошо выучили роль, Морден.
     ЛИЗ. Спасибо, лейтенант Кларк.
     РАЛЬФ. А теперь постарайтесь вашу роль сыграть.
     П а у з а .
     Итак,  вы богатая леди.  Вы у себя  дома. Богатая леди должна держаться
определенным образом. И смотрите на Сильвию более самоуверенно.
     ЛИЗ. Самоуверенно?
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Это значит больше уверенности в себе.
     РАЛЬФ. Именно! Вам доводилось видеть богатых леди?
     ЛИЗ. Грабить доводилось.
     РАЛЬФ. И как они себя вели?
     ЛИЗ. Орали благим матом.
     РАЛЬФ. Я имею в виду до того, как... Как вы их... это... грабили?
     ЛИЗ. Не знаю. Я все больше за их кошелками следила.
     РАЛЬФ. А богатую леди в ее собственном доме вы когда-нибудь видели?
     ЛИЗ. Когда  я была маленькой, я  забиралась  в богатые дома и смотрела.
Ничего там не трогала. Просто смотрела. Вот так.
     РАЛЬФ.  Будь вы  хозяйкой  этого  дома,  такая  жизнь  казалась  бы вам
нормальной.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Нормальной! Когда одним все, а другим ничего. Нормальной!
     РАЛЬФ. Актер  должен уметь представлять себя  совсем другим  человеком,
чем  он  есть  на  самом  деле.  Вот  вы  представьте  себе богатую леди.  И
вообразите, что вы - это она.
     ЛИЗ начинает быстро жевать.
     Что вы делаете?
     ЛИЗ. Будь я богачкой, я набила бы себе брюхо до тошноты.
     ДЭББИ. Я бы тоже. Картошкой.
     Каторжники начинают быстро говорить, перебивая друг друга.
     САЙДВЭЙ. Ростбиф и йоркширский пудинг.
     ЦЕЗАРЬ. Плод кокоса.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Яичница и четырех яиц, из шести яиц, из восьми...
     ЛИЗ. Угорь, устрицы...
     РАЛЬФ. Давайте  репетировать сцену  дальше.  Пожалуйста,  Бренэм,  ваша
реплика.
     МЭРИ. "А я слышала, кузина, что Шрусберри славится своим воздухом".
     ЛИЗ. "Ты забываешь, Сильвия, что я здесь уже целую вечность".
     РАЛЬФ (к Лиз). Когда говорите это, смотрите на нее.
     ЛИЗ. "Поверь, для женщины  деликатного сложения любой воздух становится
вреден  через  пол-года.  По-моему,  всего  полезнее  для  организма  менять
атмосферу".
     МЭРИ. "Вот что, дорогая Мелинда, перестаньте напускать туман".
     РАЛЬФ. Отлично, Бренэм. Чуть усильте слово "перестаньте".
     МЭРИ. "Перестаньте...".
     Пробует несколько жестов.
     "Воспитание мы  с тобой  получили одинаковое.  Было время,  когда  мы с
тобой и  думать  не думали  о  воздухе, разве что  он  был слишком студеный.
Помнишь,  в  пансионе  по утрам, когда  ветер дул  с Уэльских гор, как у нас
начинало течь из носу"?
     РАЛЬФ. Отлично, просто отлично! Морден?
     ЛИЗ.  "Воспитывали  нас  одинаково,  кузина,  да  по  природе своей  мы
разные".
     РАЛЬФ. Лучше, Морден,  намного  лучше. Но не будьте с  ней так сердиты.
Дальше, Бренэм.
     ЛИЗ. Я еще не кончила.
     РАЛЬФ. Да, вы правы, Морден, простите меня.
     ЛИЗ (смущенно). Ну  что вы, лейтенант, не извиняйтесь. Я только... Если
нужно, я могу помолчать.
     РАЛЬФ. Нет, нет, продолжайте, прошу вас.
     ЛИЗ. "Ты, например, здорова, как лошадь".
     РАЛЬФ.  Очень хорошо,  Морден. Только прошу вас, все время помните, что
вы леди. Что бы вам такое дать в помощь? Люси!
     МЭРИ. Даклинг, это тебя.
     РАЛЬФ. Видите, там валяется деревяшка?  Подайте ее Мелинде.  Это  будет
веер.
     ДАКЛИНГ. Пусть Лиз Морден сама себя обслуживает.
     РАЛЬФ. Она не Лиз Морден. Она  - Мелинда, ваша госпожа. А вы  Люси - ее
служанка. В этой сцене вы тоже, кстати, присутствуете. Подайте ей веер.
     ДАКЛИНГ подает Лиз деревяшку.
     ЛИЗ. Благодарю тебя, Люси, мне нравится, как ты мне прислуживаешь.
     РАЛЬФ. Не надо ничего говорить. Просто кивните головой.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Нельзя вставлять в пьесу лишние слова.
     РАЛЬФ. Теперь, Люси, станьте позади Морден.
     ДАКЛИНГ. Я должна что-нибудь говорить?
     РАЛЬФ. Ничего.
     ДАКЛИНГ. Почему  ей  достались все слова? Так не честно.  Надо поделить
поровну.
     РАЛЬФ. Ваша реплика, Бренэм.
     МЭРИ.  "Уж  по крайней мере не  страдаю ни от скуки, ни от колик, ни от
разных капризов...".
     Появляется майор РОСС. За ним следует капитан КЭМПБЕЛЛ.
     Каторжники сразу делаются как-то меньше ростом.
     РАЛЬФ. Майор Росс, капитан Кэмпбелл, у меня репетиция.
     РОСС. Репетиция! У него репетиция!
     КЭМПБЕЛЛ. Эх-ма... Репетиция...
     РОСС. Лейтенант  Кларк  изволит репетировать. Лейтенант  Кларк  просил,
чтобы  каторжников  на  час раньше  отпускали  с  работ.  И чего же  добился
лейтенант Кларк? Чего, я спрашиваю!
     КЭМПБЕЛЛ. Э-э... Чего-то не того...
     РОСС. Лейтенант, где каторжники Кэйбл и Арскотт?
     КЭМПБЕЛЛ. Да-да, где?
     РАЛЬФ. Они запаздывают.
     РОСС. Пока  вы тут репетировали,  Арскотт, Кэйбл и  еще  трое  бежали в
леса. Пять человек совершили побег, и все из-за вашей  чертовой пьесы, из-за
этих  ваших  комиков. Эти  ваши  артисты  не  просто сбежали.  Они  похитили
продукты со склада. Хорошая у вас пьеса, нечего сказать!
     РАЛЬФ. Я не понимаю, какое пьеса имеет...
     РОСС. Я  с  самого начала знал  -  мы еще всей колонией  хлебнем горя с
вашей пьесой.
     РАЛЬФ. Я не понимаю.
     РОСС. Безделье и пустая болтовня - вот что такое ваша пьеса. Безделье и
болтовня - источник всех несчастий.
     РАЛЬФ. Майор Росс, я не могу согласиться...
     РОСС.  Ну вот  что, юноша,  вы всего  лишь  младший лейтенант, и не вам
соглашаться или не соглашаться с майором Россом.
     КЭМПБЕЛЛ. Дисциплинка не того... Це-це-це...
     РОСС мерит каторжников тяжелым взглядом.
     РОСС. Цезарь. Сначала он бежал вместе со всеми, но потом вернулся.
     РАЛЬФ. Допустим. Но он не занят в пьесе.
     ЦЕЗАРЬ. Я занят! Занят! Я играю слугу. Лейтенант, скажите ему...
     РОСС. Джон Вайзенхэммер.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Я здесь ни при чем.
     РОСС. Ты ведь еврей, не так ли? Ты виноват. Последний раз Кэйбла видели
возле  твоей хижины.  Лиз  Морден! Вчера поздно  вечером ее  видели  рядом с
продуктовым  складом  в  обществе Кэйбла,  который якобы  чинил  дверь.  Лиз
Морден, ты пойдешь под суд  за ограбление  склада.  Знаешь, что тебе  за это
будет? Виселица!
     П а у з а.
     Ну а теперь, лейтенант, продолжайте вашу репетицию.
     РОСС уходит, КЭМПБЕЛЛ задерживается, чтобы прочесть название пьесы.
     КЭМПБЕЛЛ. Хе-хе...  "Офицер-вербовщик".  Хорошее  название.  Жаль,  что
пьеса. Пьеса! Ха-ха!
     У х о д и т .
     РАЛЬФ и АКТЕРЫ подавленно молчат.



     КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ
























     ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
     СЦЕНА 1.
     ВРЕМЯ ДЛЯ СВИДАНИЙ.
     Лиз  МОРДЕН, Джон ВАЙЗЕНХЭММЕР,  Джон АРСКОТТ, ЦЕЗАРЬ  - все закованы в
кандалы.  АРСКОТТ сидит  низко согнувшись,  уставившись  в стену неподвижным
взглядом.
     ЛИЗ. Удача? Что за слово такое? Ко мне так всегда  задом оборачивается.
под дерьмовой  звездой я  уродилась.  Папаша ворюга,  шмонается по притонам.
Мамаша   усвистала.  Нас  пятеро  братьев,   да  я  малолетка.  Постирушками
подрабатывала. Ну вот. А тут  родной папаша стибрил у дамочки  платок. Та  в
крик. Его сцапали, а он  на  меня тычет:  не я  это,  сэр,  это  Лиззи,  вот
смотрите, она сперла!  Тут с меня одежонку посрывали и  отметелили  при всем
честном народе. Той же ночью чуть не порешила папашу - его  же дубинкой. Все
его шмотки  прихватила  и к брату. Он  меня гонит: Лиз, говорит,  чего  тебе
ходить побираться,  когда  есть  чего толкнуть по бабской части. Я,  говорю,
рожей не вышла. А он  мне:  сестрица, кому нужна  твоя рожа! Была бы  дырка,
куда сунуть  можно.  Ну  и пустила  я  свою  святую  невинность в оборот.  А
по-крупному подфартило, когда на того кобеля богатого нарвалась.  Такой весь
из себя - не хухры-мухры, каждый день в чистый утиральник сморкается. Он мне
и растолковал: на  одном твоем мохнатом товаре  не разживешься. Научил меня,
как  хахалей богатых щипать. Проще  некуда. Хахаль меня облапит, а  у самого
цепочка от часов из кармана торчит. Тут я ее и потырю. Только раз облажалась
я, замешалась. Хахаль орет, как  резанный, легавые тут  как  тут.  Повязали.
Стою я перед этим в мантии, который всем нам будущее предсказывает, и думаю:
все,  крышка,  вздернут  как  миленькую.  Только  судья  не  зверь  попался.
Обломилось мне Высочайшее помилование и семь лет  в раю на том берегу пруда,
где вода соленая и селедки. А на судне... Господи Иисусе! С голодухи чуть не
окочурилась. Матросы от меня  морды воротят. А  порядок такой: не ляжешь под
матроса - не  пожрешь.  А  здесь... Губернатор обещает: новая  жизнь. А что,
думаю, Лиззи, чем тебе не житуха? Губернатор мужик не вредный, пьеса эта вся
из  себя  такая, про  любовь-морковь.  Работа не  бей лежачего,  и  компания
подобралась подходящая -  все свои в доску: Кэйбл,  Арскотт...  Так  нет же,
майору Россу, видно,  рожа моя не глянулась. Опять повязали. Теперь уж точно
крышка мне - вздернут. Вот вам и вся жизнь Лиззи Морден. А ты, Вайзенхэммер,
как сюда попал.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Измена. Чудовищная несправедливость. Ложь. Произвол.
     ЛИЗ. Говори по-английски, Вайзенхэммер.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР.  Я не виноват. Я не воровал и буду повторять  это столько
раз, сколько понадобится.
     ЛИЗ. Плевать  им на твои слова. Раз они  говорят, что ты вор, значит ты
вор.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Я не вор. Я вернусь  в Англию, в табачную лавку "Рикетт и
Лоудз". Я скажу: я вернулся. Я ни в чем не виноват.
     ЛИЗ. Никто тебя слушать не станет.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Если так думать, то и жить незачем.
     П а у з а.
     Прости, Лиз. Через семь лет я вернусь.
     ЛИЗ. А чего тебе делать в Англии? Ты же не англичанин.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР.  Я родился в Англии.  Значит, я англичанин. Что я  должен
сделать, чтобы все поверили, что я англичанин?
     ЛИЗ. Надо чтоб мозги были английские. Я вот ненавижу Англию, но мозги у
меня английские. Или вот Арскотт. Он с  тех пор, как его сюда притащили,  ни
слова не сказал. Но у него мозги английские, это сразу видно.
     ЦЕЗАРЬ. А мне  английские мозги не нужны.  С английскими мозгами  я  бы
давно умер. А я хочу умереть на Мадагаскаре и встретиться с праотцами.
     ЛИЗ. Какая разница? Когда подохнешь, уже не важно, где это случилось.
     ЦЕЗАРЬ. Если я умру здесь, мой дух умрет вместе со мной.  Я хочу домой.
Я опять убегу.
     АРСКОТТ. Отсюда не убежишь.
     ЦЕЗАРЬ. В  этот  раз я просто испугался. В следующий раз  я обращусь за
помощью к праотцам, они помогут мне убежать.
     АРСКОТТ (кричит). Отсюда не убежишь!
     ЛИЗ. Слыхал? Вот, что значит английские мозги.
     ЦЕЗАРЬ. Праотцы мне помогут.
     АРСКОТТ. Говорю тебе, отсюда не убежишь.
     П а у з а .
     Здесь тебя все время  водит по  кругу. Можно идти, идти, идти, но так и
не  дойти до Китая.  Сам не  заметишь,  как  вернешься назад. По собственным
следам. Если,  конечно,  дикари не доберутся  до тебя раньше.  В  этой дикой
пустыне  все шиворот-навыворот,  даже компас здесь не работает. Вот, смотри,
ты же умеешь читать. Почему он не сработал? Что он показывает?
     Достает   тщательно   сложенный   листок  бумаги   и  протягивает   его
Вайзенхэммеру.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Здесь написано "Север".
     АРСКОТТ. Почему  же  тогда  он не  сработал.  Если двигаться  строго на
Север, можно дойти до Китая. Почему же я ходил по кругу?
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Потому что это не компас.
     АРСКОТТ. Я отдал за него матросу последний шиллинг. Он  сказал, что это
компас.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Это просто листок бумаги, на котором написано "Север". Он
солгал тебе. Обманул. предал.
     Появляются САЙДВЭЙ, МЭРИ И ДАКЛИНГ.
     САЙДВЭЙ. Леди и джентельмены, собратья-актеры, мы пришли навестить вас,
выразить  вам глубокое сострадание  и смиренно спросить, не можем ли мы  вам
чем-нибудь помочь?
     ЛИЗ. Убирайтесь!
     МЭРИ. Лиз, мы пришли репетировать пьесу.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Репетировать?!
     ДАКЛИНГ. Лейтенант пошел просить за вас губернатора. Гарри разрешил нам
навестить вас.
     МЭРИ.  Лейтенант  просил  меня  подменить его сегодня, чтобы  не терять
время. Давайте начнем со сцены Мелинды и Брейзена.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Как я могу играть капитана Брейзена в кандалах?
     МЭРИ. Это театр. Мы поверим, что ты капитан Брейзен.
     АРСКОТТ. А когда появляется сержант Кайт?
     САЙДВЭЙ (кланяется Лиз). Мадам, я принес вам ваш веер.
     Протягивает "веер". ЛИЗ берет его.
     СЦЕНА 2.
     ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО НАСТАВЛЯЕТ РАЛЬФА.
     ФИЛЛИП, РАЛЬФ
     ФИЛЛИП. Мне сказали, лейтенант, вы собираетесь прервать репетиции.
     РАЛЬФ. Половина моих актеров в кандалах, сэр.
     ФИЛЛИП. Это, конечно, неприятность, но ее можно преодолеть. Но скажите,
лейтенант, это единственная причина?
     РАЛЬФ. Слишком многим не по душе эта затея, сэр.
     ФИЛЛИП. Боитесь?
     РАЛЬФ. Нет, сэр, но я не хочу вызвать неудовольствие старших по званию.
     ФИЛЛИП.  Нарушать  условности,  лейтенант,  это  значит  наживать  себе
врагов. Эта пьеса многих раздражает.
     РАЛЬФ. То-то и оно...
     ФИЛЛИП. Сократ раздражал жителей Афин, и это стоило ему жизни.
     РАЛЬФ. Сэр...
     ФИЛЛИП. Могли бы вы представить себе мир без Сократа?
     РАЛЬФ. Сэр, я...
     ФИЛЛИП. В  диалоге  Платона "Менон"  Сократ  доказывает, что  сын  раба
способен  усвоить законы  геометрии не хуже, чем сын его  господина. Помните
этот диалог? Иными словами, Сократ доказывает, что разум человека не зависит
от обстоятельств его рождения.
     РАЛЬФ. Сэр, я...
     ФИЛЛИП. Присядьте, лейтенант. Просто нужно напомнить рабу,  что у  него
есть разум. А разум предполагает наличие таланта и добродетели...
     РАЛЬФ. Я понимаю, сэр...
     ФИЛЛИП. Если  обращаться с  рабом,  как с человеком,  он  избавится  от
страха  и  станет хорошим  математиком.  Еще  немного поддержки, и  из  него
получится выдающийся математик. Разве нельзя  применить  эту истину к  вашим
актерам?
     РАЛЬФ. К некоторым из них да, сэр. Но другие... Джон Арскотт...
     ФИЛЛИП.  Он  получил двести  ударов плетьми за попытку бежать.  Пройдет
время, прежде чем он снова почувствует себя человеком.
     РАЛЬФ. Лиз Морден...
     ФИЛЛИП. Лиз Морден...
     П а у з а .
     У меня  были  свои причины,  когда я просил  вас  поставить ее на  роль
Мелинды. Морден одна из самых трудных женщин в колонии.
     РАЛЬФ. Воистину так, сэр.
     ФИЛЛИП.  Она пала так низко,  что стала ничтожнее последнего раба: всех
ненавидит, ни во что не верит, говорит одни непристойности.
     РАЛЬФ. К тому же временами она делается буйной.
     ФИЛЛИП. Да, да. Она послужит хорошим примером.
     РАЛЬФ. Когда ее повесят?
     ФИЛЛИП. Нет, лейтенант, если ее удастся спасти.
     РАЛЬФ. Его преподобие говорит, что давно махнул на нее рукой...
     ФИЛЛИП.  Его   преподобие  -  осел,  лейтенант.  Я  говорю  о  спасении
человеческого в ней.
     РАЛЬФ. Боюсь, там уже нечего спасать, сэр.
     ФИЛЛИП.  Кто  знает,  какая  душа  сокрыта  под  грязью   и  лохмотьями
изуродованной  жизни?  Я  видел,  как солдаты,  считавшиеся безнадежными,  с
оторванными руками и ногами, с раскроенными черепами умудрялись выжить...
     РАЛЬФ. Ее все-таки повесят, сэр?
     ФИЛЛИП.  Я  не  хочу,  чтобы   эту  женщину  повесили,  и  мне,  Ральф,
потребуется ваша помощь.
     РАЛЬФ. Сэр?
     ФИЛЛИП. Я оставил службу его  величества, занялся земледелием. Не знаю,
почему именно  мне предложили возглавить  эту колонию, это  царство окаянных
душ. Но я исполню свой долг до конца.
     РАЛЬФ. Я не совсем понимаю, сэр...
     ФИЛЛИП. В чем долг  государственного мужа? В утверждении власти закона.
Но  граждан  надо  приучать к добровольному подчинению закону. Я предпочитаю
управлять сознательными людьми, а не тиранить стадо животных.
     РАЛЬФ. Так точно, сэр. Но пьеса...
     ФИЛЛИП. Пьеса  мало  что изменит, но подобно рисунку на песке она может
напомнить... всего лишь напомнить сыну раба... Вы понимаете, о чем я говорю?
     РАЛЬФ. Кажется, понимаю.
     ФИЛЛИП. Возможно,  у  нас  ничего не  выйдет.  Возможно,  дело кончится
бунтом. Кое-кто уже пытается убедить Адмиралтейство, что я сошел с ума.
     РАЛЬФ. Сэр!
     ФИЛЛИП. Вам тоже будут угрожать. Вы ведь не хотите всю жизнь прослужить
в чине младшего лейтенанта?
     РАЛЬФ. Нет, сэр.
     ФИЛЛИП. И я не могу повысить вас в звании через голову майора Росса.
     РАЛЬФ. Понимаю.
     ФИЛЛИП. Раз уж мы  вышли в море, Ральф, и подняли парус, надо во что бы
то ни стало удержаться на  плаву. Есть  более серьезная  опасность,  которая
может  опрокинуть  наш  корабль.  Если транспорт  с провиантом  не придет  в
течение трех  месяцев,  у нас начнется голод.  Через месяц я  вынужден  буду
вновь уменьшить рацион...
     П а у з а .
     Гарри  не здоров... Вы бы навестили  его.  Желаю вам  успеха с  пьесой,
лейтенант.
     РАЛЬФ. Спасибо, сэр. Это замечательная пьеса. В начале,  как вы знаете,
я не был в этом уверен, но теперь.
     ФИЛЛИП. Хорошо. Очень  хорошо. Я буду с нетерпением ждать премьеры.  Не
сомневаюсь, вас ждет успех.
     РАЛЬФ. Благодарю вас, сэр, благодарю.
     СЦЕНА 3.
     ГАРРИ БРЮЕР ВИДИТ МЕРТВЫХ.
     Палатка Гарри Брюера.
     ГАРРИ  пьет  и  разговаривает  разными  голосами,  принадлежащими   его
мучителям-призракам, отвечая им собственным голосом.
     ГАРРИ. Даклинг! Даклинг!
     Она на берегу, Гарри, ждет своего юного Хэнди Бэйкера.
     Уйди, Хэнди, сгинь!
     Мертвые никогда не уходят, Гарри.
     Я не вешал тебя.
     Ты хотел моей смерти.
     Нет!
     Ты хотел, чтобы меня повесили.
     Хорошо, я этого хотел, а теперь убирайся!
     П а у з а .
     Смерть ужасна, мистер Брюер. Там ничего нет, только тьма.
     Томас Баррет! Тебя повесили за кражу продуктов со склада.
     Мне было семнадцать лет, мистер Брюер.
     Ты скверно их прожил.
     Нет.
     Это  ведь твои слова, ты  сам говорил  тогда утром: "Я  прожил скверную
жизнь".
     Я должен был сказать что-то, чтобы оправдать свою смерть. Я слышал, его
преподобие  говорил,  что  все  мы  погрязли в скверне. Но это так ужасно  (
болтаться на веревке, с вывалившимся языком.
     Зачем ты крал продукты?
     Я  хотел  жить.  Хотел вернуться  в  Англию. Мне  было бы  тогда  всего
двадцать четыре года. Я ничего не успел, даже не попробовал женщин.
     Даклинг!
     У меня были планы. Я хотел  завести  свою  ферму, выпивать с друзьями и
любить женщин с крепкими ногами и широкими бедрами.
     Не нужно было красть.
     А вы сами разве никогда не крали, мистер Брюер?
     Я - нет... То есть да, но там все было иначе. Даклинг!
     Но вас не повесили. Вы живы. Почему вы живы?
     Даклинг! Даклинг!
     Вбегает ДАКЛИНГ.
     ДАКЛИНГ. Гарри, что случилось?
     ГАРРИ. Я их вижу.
     ДАКЛИНГ. Кого?
     ГАРРИ. Мертвецов. Помоги мне.
     ДАКЛИНГ.  Я  была на берегу и слышала, как ты кричал. Тебе просто опять
приснился страшный сон.
     ГАРРИ. Нет, я их вижу...
     П а у з а .
     Я хочу тебя... Дай мне... Дай мне...
     ДАКЛИНГ. Сейчас?
     ГАРРИ. Пожалуйста.
     ДАКЛИНГ. И тогда ты забудешь про свои кошмары?
     ГАРРИ. Да.
     ДАКЛИНГ. Иди ко мне.
     ГАРРИ. Даклинг...
     ОНА ложится, задирает юбку.
     ГАРРИ опускается на нее, потом вдруг резко отстраняется.
     ГАРРИ.  Что ты делала на берегу? Ты была с ним - он  сам мне сказал. Ты
была с Хэнди Бэйкером!
     СЦЕНА 4.
     АБОРИГЕН РАЗМЫШЛЯЕТ О СУЩНОСТИ СНОВИДЕНИЙ.
     АБОРИГЕН. Бывает, что сон сбивается с пути и начинает бесцельно бродить
по  земле,  как неприкаянный. Но от него  нельзя избавиться. Он здесь, среди
нас. Как можно подружиться с этим многолюдным, голодным, безумным сном.
     СЦЕНА 5.
     ВТОРАЯ РЕПЕТИЦИЯ.
     РАЛЬФ, МЭРИ, САЙДВЭЙ, ДЭББИ ждут.
     Майор  РОСС  и  капитан  КЭМПБЕЛЛ  приводят троих преступников  -  ЛИЗ,
ВАЙЗЕНХЭММЕРА И ЦЕЗАРЯ.
     Они по-прежнему в кандалах. РОСС подталкивает их.
     РОСС. Вот,  лейтенант,  еще  трое  мерзавцев из вашей шайки. То есть  я
хотел сказать, из вашей труппы.
     КЭМПБЕЛЛ. Губернатор... говорит... это самое... освободить... Ай-ай-ай!
Преступников... Да уж...
     РОСС.  Капитан  Кэмпбелл,  снимите  кандалы с Вайзенхэммера  и  с этого
дикаря.
     Показывает на Лиз.
     Она останется в цепях. Ее будут судить, и нам бы не хотелось, чтобы она
в последний момент улизнула.
     РАЛЬФ.  Я  не могу  репетировать,  когда хоть  один  из  моих актеров в
кандалах, майор.
     РОСС. Хорошо. Мы скажем губернатору, что она вам не понадобилась. Пусть
отправляется назад в тюрьму.
     РАЛЬФ. Нет, пусть  останется. Мы как-нибудь справимся. Сайдвэй, начните
со сцены, которую вы репетировали с Мелиндой в тюрьме. Прошу вас...
     ЦЕЗАРЬ. Я тоже занят в этой сцене, лейтенант.
     РАЛЬФ. Нет.
     ЛИЗ и САЙДВЭЙ. Он занят, занят.
     САЙДВЭЙ. Он играет моего слугу.
     РАЛЬФ согласно кивает.
     ЛИЗ,  САЙДВЭЙ  И ЦЕЗАРЬ  отходят  в  сторону, жмутся друг к  другу. они
готовы начать, но чего-то ждут.
     РАЛЬФ. Остальные начнут с выхода  Сильвии, переодетой  Джеком Уилфилом.
Где Арскотт?
     КЭМПБЕЛЛ. Э-э... Наказание...  За побег... В  отключке... Еще пятьдесят
три удара. Э-хе-хе...
     РОСС (показывая на Цезаря). Следующим будет он. После суда над Морден.
     ЦЕЗАРЬ съеживается от страха.
     РАЛЬФ. Вы готовы, Бренэм? Вайзенхэммер? Я буду капитаном Плюмом.
     РОСС. Лейтенантик тоже  хочет играть в пьесе.  Может, стоит  произвести
его в каторжники, а?  Эй, мистер Кларк,  как насчет того, чтобы записаться в
кандальную бригаду? Ха-ха-ха!
     П а у з а.
     РОСС и КЭМПБЕЛЛ не уходят.
     РАЛЬФ. Майор, мы начинаем репетировать.
     П а у з а.
     Никто не двигается с места.
     Нам пора начинать репетицию.
     РОСС. Вам никто не мешает, лейтенант, начинайте.
     РАЛЬФ.  Майор,  репетиции  должны  проходить в  атмосфере  абсолютно...
интимной. Актеры еще не готовы предстать перед публикой.
     РОСС. Не готовы! Вот как!
     РАЛЬФ.  Это   творческий  процесс.  В  присутствии  посторонних  актеры
стесняются. Нужно уважать их чувства.
     РОСС. Стесняются? Ах они стесняются! Сайдвэй, а ну пойди сюда!
     РАЛЬФ. Майор... Сайдвэй, стойте.
     РОСС. На вашем месте, лейтенант, я не стал бы отменять приказы старшего
по званию.
     КЭМПБЕЛЛ. Э-э-э... Субординация... Первое правило...
     РОСС. Сайдвэй!
     САЙДВЭЙ подходит к Россу.
     Сними рубаху!
     САЙДВЭЙ выполняет приказ.
     Сто  ударов  плетью на  "Сириусе"  за пререкания  с офицером.  Помнишь,
Сайдвэй? Еще триста плетей за попытку  ударить того же офицера. Я видел, как
обнажились  кости этого  животного.  Он все  вокруг загадил  своей  паршивой
кровью, обмочился мне на сапоги. А теперь он, значит, стесняется.
     Отталкивает САЙДВЭЯ.
     РОСС. Брайант, ко мне! На четвереньки!
     ДЭББИ становится на четвереньки.
     А теперь тяфкай и виляй хвостом - получишь сухарь.  Что?  Забыла? Разве
не таким способом ты добывала себе еду на корабле. Виляй хвостом  и  тяфкай.
Мы подождем. Бренэм!
     МЭРИ выходит вперед.
     Где твоя наколка, Бренэм? Я не вижу. Покажи!
     МЭРИ слегка приподнимает юбку.
     Давай! Сама не можешь, так я помогу!
     МЭРИ приподнимает юбку чуть выше.
     Не вижу!
     В этот момент  САЙДВЭЙ поворачивается к Лиз и начинает произносить свой
текст, громко,  с вызовом, перекрывая все другие голоса, заполняя собой  все
пространство.
     САЙДВЭЙ. "Я тоже  не уверен,  что получу особое  удовольствие  от этого
путешествия. Одно  несомненно  -  даже среди дикарей  не  встречал  я  такой
жестокости, какую видел здесь"!
     ЛИЗ.  "Сударь,  мы  доставили друг другу  немало  огорчений. Давайте же
выложим все начистоту и положим конец нашим раздорам".
     САЙДВЭЙ. "Вы, конечно,  признаете, сударыня, что  вы у  меня  в  долгу.
Сколько у  меня  за  год накопилось  неоплаченных вздохов, обещаний,  клятв,
нежданных  слов,  вожделений, ревнивых  дум. Вы  до  сих пор  этот  счет  не
покрыли...".
     КЭМПБЕЛЛ.   Мда...   Хорошо...   вот   это...   Вздохи...   Обещания...
Вожделения... Мда-а...
     РОСС. Капитан, займитесь Арскоттом.
     КЭМПБЕЛЛ уходит.
     ЛИЗ.  "Но  то, что вы задолжали  мне,  не искупят и семь  лет  рабства,
мистер Уорди. Вспомните, как вы держались со мной год назад...".
     Доносятся крики Арскотта.
     "...Как вы держались со мной год назад...".
     ОНА не может вспомнить слова.
     САЙДВЭЙ (подсказывает). "...Когда пользуясь моей неопытностью...".
     ЛИЗ. "...Когда пользуясь моей неопытностью...".
     Падает на сцену, не в силах продолжать.
     Т и ш и н а .
     Доносятся только удары плети и крики Арскотта.
     СЦЕНА 6.
     НАУКА ВЕШАТЬ.
     ГАРРИ, ФРИМЭН, ЛИЗ.
     ЛИЗ сидит молча, уставившись в стену.
     ФРИМЭН. Я не хочу, не хочу...
     ГАРРИ. Давай, Фримэн, кончай скорее.
     ФРИМЭН (к Лиз). Мне придется обмерить тебя.
     П а у з а .
     Извини.
     ЛИЗ не двигается.
     Тебе придется встать, Лиз.
     ЛИЗ не двигается.
     Пожалуйста...
     П а у з а .
     Не  бойся,  я  не сделаю  тебе больно. Сейчас... Если  я все  правильно
замерю, то все будет очень быстро. Пожалуйста...
     ЛИЗ не двигается.
     Она не встает, мистер Брюер. Я прийду попозже.
     ГАРРИ. Поторопись!
     ФРИМЭН. Я не могу.  Не  могу,  пока она  не встанет. Мне  нужно сделать
замеры, чтобы рассчитать силу падения. Если  веревка будет слишком короткой,
она ее не задушит. А если слишком длинной, то свернет ей голову. Это сложное
дело, мистер Брюер. Я всегда старался делать свое дело хорошо.
     П а у з а .
     Но вешать женщину мне еще ни разу не доводилось.
     ГАРРИ (голосом Тома Баррета). Ты повесил мальчика.
     Ф р и м э н у.
     Ты повесил мальчика.
     ФРИМЭН. Да, мистер  Брюер, и было  это ужасно. Вы помните, да? Он висел
целых  двадцать минут, и  все  еще был жив. Помните,  как он дергался, а все
смеялись? Я не хочу, чтобы повторилось что-нибудь подобное. Пришлось кому-то
схватить его за ноги и потянуть вниз. Только тогда...
     ГАРРИ. Делай свои замеры, Фримэн!
     ФРИМЭН. Слушаюсь, сэр. Только прикажите ей встать. Вас она послушает.
     ГАРРИ (кричит). А ну встань, сука!
     ЛИЗ не двигается.
     ГАРРИ. Встать!!!
     Поднимает ее силой.
     Давай, замеряй.
     ФРИМЭН (делает  замеры).  Лиз,  лейтенант  опять  пошел к  губернатору.
Может, он еще передумает.  На  худой  конец, ведь  можно отложить  казнь, до
того, как мы сыграем пьесу.
     П а у з а .
     Я  знаю,  ты  думаешь, что на  моем месте никогда бы не  согласилась на
такое дело. Но  не я, так  другой  кто-нибудь.  А  я  буду все  делать очень
осторожно,  и  тебе не придется  мучиться.  Это несправедливо, мистер Брюер,
несправедливо.
     ГАРРИ (голосом Тома Баррета). Это несправедливо. Смерть ужасна.
     В  колонии почти  не  осталось  еды. А  она  украла  со  склада,  чтобы
снарядить в побег Кэйбла.
     ФРИМЭН. Да,  Лиз,  он прав.  Не  нужно  было красть продукты. Тем более
лейтенант  нам доверял. Напрасно ты, Лиз. Актеры  не должны вести себя,  как
обычные люди, даже как обычные преступники, не должны. Но мне все равно жаль
тебя, Лиз. Я уж для тебя постараюсь... Мне надо приподнять тебя. Можно, Лиз?
     Приподнимает ее.
     Такая  легонькая.  Понадобится  длинная веревка. И  лучше  использовать
фиговое дерево - оно самое высокое. Пора бы уж построить настоящие виселицы,
мистер  Брюер, давно пора. Никто не  будет смеяться над тобой, Лиз. Тебе  не
будет стыдно. Об этом я позабочусь.
     ГАРРИ. Тогда надо было повеситься самому
     Ф р и м э н у .
     Ладно, пошли!
     ФРИМЭН. До  свидания, Лиз.  Ты была  замечательной  Мелиндой.  Никто не
сыграет эту роль лучше тебя.
     ЛИЗ. Мистер Брюер.
     ГАРРИ. Ты хотел моей смерти.
     Нет! Не нужно было красть!
     ФРИМЭН. Ответьте ей, мистер Брюер, пожалуйста.
     ГАРРИ. Чего тебе?
     ЛИЗ. Скажите лейтенанту  Кларку, что я не крала продукты.  Скажите ему,
но только после... Я хочу, чтобы он знал.
     ГАРРИ. Почему ты не сказала об этом раньше?
     ЛИЗ. Скажите лейтенанту.
     ГАРРИ. Еще одна твоя жертва. еще один труп.  мне было так  страшно, так
одиноко.
     ФРИМЭН. Мистер Брюер...
     ГАРРИ. Там темно. Там ничего нет.
     Пошел вон! Сгинь!
     ЛИЗ. Пожалуйста, скажите лейтенанту.
     ГАРРИ. Сначала страх. Потом боль в шее. Потом пустота.
     Я ничего не вижу. Темно! Темно!
     С воплем ГАРРИ падает.
     СЦЕНА 7.
     ЗНАЧЕНИЕ ПЬЕС.
     АБОРИГЕН.  Сон  извергнул  из  себя множество призраков. Кто они?  Тени
праотцов, явившиеся сквозь  незаделанные  щели  в небосводе? Если утолить их
желания, они уйдут обратно. Но как утолить их желания?
     МЭРИ, РАЛЬФ, ВАЙЗЕНХЭММЕР, АРСКОТТ.  МЭРИ и РАЛЬФ репетируют. Остальные
смотрят.
     РАЛЬФ. "Ибо  клянусь  честью солдата, сударыня,  я шел  навстречу любой
опасности, чтобы  быть достойным  вашего уважения. А если я мечтал вернуться
живым, то единственно ради счастья умереть у ваших ног".
     МЭРИ. "Можете умереть  у моих ног или где вам захочется, сударь, только
раньше позаботьтесь о завещании"... Я не понимаю, зачем Сильвия просит Плюма
позаботиться о завещании?
     ДЭББИ. Чтобы доказать свою любовь, он хочет позаботиться о ее будущем.
     МЭРИ. Оставить завещание - значит доказать любовь?
     ВАЙЗЕНХЭММЕР.  Нет, слово "завещание" употребляется в другом смысле. Он
хочет дать ей понять, что готов на ней жениться.
     РАЛЬФ. А точнее, что отныне он берет заботу о ней на себя.
     ДЭББИ.  Ваша  правда, лейтенант. Женитьба - ерунда. Вот станете  ли  вы
заботиться о ней - это вопрос.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. У  Плюма  слишком большие виды  на будущее, чтобы вот так
взять и жениться на Сильвии.
     МЭРИ. Будь я Сильвия, я бы доверилась Плюму.
     ДЭББИ. Прежде, чем с мужчиной дело иметь, надо обо всем уговориться.
     МЭРИ. А разве любовь это не уговор?
     ДЭББИ. Любовь  - это обмен скоро портящимися товарами: слово мужчины  в
обмен на тело женщины.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Дэбби права. Если мужчина любит женщину, он должен на ней
жениться.
     РАЛЬФ. Иногда мужчина не может сделать этого.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Тогда женщине лучше найти себе такого, который может.
     ДЭББИ. Если женщина сама  о себе  не позаботится,  никто это за нее  не
сделает.
     МЭРИ. Какие еще заботы у женщины? Любовь - вот ее единственная забота.
     ДЭББИ.  Девица  любит того, кто первый смог залезть ей под  юбку. Потом
ее, конечно,  назовут  шлюхой,  и она кончит жизнь  на  каторге, как  все мы
здесь. Я, лейтенант, могла бы такие пьесы написать  за жизнь - про настоящих
женщин, а не этих скромниц из Шрусберри.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Кстати,  я тут кое-что сочинил. В пьесе  есть пролог. Как
там...  "В те  дни,  когда из-за  Елены к  Трое  враждой прониклись  древние
герои...". Ну и так далее. Для каторжников это пустой звук. Я написал другой
пролог. Посмотрите, лейтенант.
     Протягивает Ральфу лист бумаги. Пока РАЛЬФ  читает ВАЙЗЕНХЭММЕР отводит
Мэри в сторону.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Зачем ты связываешься  с людьми, которые тебе не чета? Мы
с тобой  могли бы начать новую  жизнь. Ты и  я.  Я готов  жениться  на тебе.
Подумай, Мэри, подумай  хорошенько.  У нас с  тобой будет свой  дом.  А этот
поселит  тебя  в какой-нибудь хибаре на краю  своего сада  и будет на  людях
называть тебя своей служанкой,  а попросту  своей  шлюхой. Не  делай  этого,
Мэри.
     ДЭББИ. Лейтенант, мы будем репетировать  или нет? Я и Арскотт уже битый
час сидим без дела.
     РАЛЬФ. А  что, интересно, очень  интересно. Я прочту более внимательно.
Потом.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Вам не понравилось?
     РАЛЬФ.  Понравилось. Но нужно еще поработать.  Это  все-таки  не Джордж
Фаркер.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Зато это затронет струны в душе каждого каторжника.
     РАЛЬФ. Мы еще поговорим об этом. В другой раз.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Может сделать пролог длиннее?
     РАЛЬФ. Я подумаю.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. А  может, короче? Вам понравились две последние  строчки?
Мне их Мэри помогла сочинить.
     РАЛЬФ. Вот как?
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. А над первыми строчками мы бились несколько дней. Правда,
Мэри?
     РАЛЬФ.  Начнем  в  выхода  Сильвии,  переодетой  Джеком  Уилфилом.  Вы,
Вайзенхэммер,  тоже заняты  в  этой  сцене.  Бренэм, помните,  я  вам  вчера
показывал? Какой должна быть походка джентельмена.  Я  приказал сделать  вам
бриджи. Завтра вы сможете репетировать в них.
     МЭРИ. Я подоткну юбку. Вот так.
     Принимает мужественную позу.
     "Привет вам, господа"!
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. "Ваш слуга, мой милый"!
     Целует ее.
     РАЛЬФ (сердито). В ремарке ничего не сказано о том,  что Брэйзен целует
Сильвию.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Плюм же ее целует. И еще там есть слова, что у  мужчин  в
армии принято  целовать друг  друга.  Вот  я  и решил, что Брэйзен  сразу ее
поцелует.
     РАЛЬФ. Это совершенно неправильно.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Зато совершенно в духе Брэйзена.
     РАЛЬФ. Нет. Я режиссер, и мне луче знать.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Но ведь играть эту  роль мне, а не  вам. Чем Брэйзен хуже
Плюма? И тот, и другой капитаны.  Оба  соперничают  из-за нее. А кто  кстати
будет играть Плюма в нашем спектакле?
     РАЛЬФ. Придется мне, поскольку Кэйбл не вернулся. Ваша реплика.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. А шпагу мне дадут?
     РАЛЬФ.  Сомневаюсь. Давайте начнем с  выхода Кайта, а то  Арскотт у нас
совсем заждался.
     АРСКОТТ (ужасно доволен,  сразу  включается). "Можно  мне  вас  на  два
слова, капитан"?
     РАЛЬФ.  Отлично, Арскотт, только  подождите, когда вам подадут реплику.
Вайзенхэммер?
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. "Он не из драчунов".
     РАЛЬФ. Вот теперь ваша реплика.
     АРСКОТТ. "Можно вас на два слова, капитан"?
     ДЭББИ. А  я? Мне тоже надоело ждать.  Почему  вы  все время репетируете
сцены с Сильвией?
     РАЛЬФ.  Хорошо,  давайте  сцену,  где  Роза  приходит  со своим  братом
Буллоком. Вы эту сцену помните, Арскотт?
     АРСКОТТ. Да.
     РАЛЬФ. Отлично. Вайзенхэммер, вам придется быть Буллоком.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Что? Играть две роли?
     РАЛЬФ. Майор Росс больше никого не освобождает от  работ. Некоторым  из
вас придется играть по несколько ролей.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Но зрители будут сбиты с толку. Они решат, что Буллок это
Брэйзен, а Брэйзен это Буллок.
     РАЛЬФ.   Чепуха!  Если  они  будут   внимательны,  то  смогут  отличить
армейского капитана Брэйзена от деревенского увальня Буллока.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. А если не будут?
     РАЛЬФ. Тогда им и в театр ходить незачем.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Это разрушит мой выход в образе капитана Брэйзена.
     РАЛЬФ. Все. У  нас нет другого выхода. Обратим это неудобство нам же на
пользу. Вы сыграете  двух совершенно разных  людей и тем  самым проявите все
грани вашего таланта.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР.    Вы   полагаете,    наши   зрители   будут   достаточно
проницательны, чтобы это оценить?
     РАЛЬФ. Поживем - увидим. Начинаем сцену. Брайант!
     ДЭББИ. Спросите  меня, так это глупая  пьеса - ваш  "Офицер-вербовщик".
Неужели нет пьес, где люди поинтереснее?
     МЭРИ. А мне нравится играть  Сильвию. Она смелая и  ничего не стыдится,
не боится нарушать заведенный порядок ради любви к своему капитану.
     ДЭББИ. Она  не  росла в  нищете, и не  знает,  что такое драться, чтобы
выжить. Ее папаша - мировой судья. Лучше бы мне саму себя сыграть.
     АРСКОТТ. А я  бы не хотел играть себя. Когда я произношу слова сержанта
Кайта, я обо всем забываю. Я забываю слова  судьи, который сказал мне, что я
проведу  остаток  земной  жизни здесь, среди этой  выжженной  травы, получая
побои в награду за рабский труд. Я  забываю, что здесь полно змей  и пауков,
один укус  которых  смертелен.  Я даже не  думаю, что сталось с  Кэйблом.  Я
забываю о том, что я совершил. Я  - Кайт. А это - Шрусберри. И вообще хватит
разговоров, лейтенант. Давайте репетировать.
     ДЭББИ. Хоть бы кто-нибудь написал пьесу,  где жизнь такая, как на самом
деле.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Пьеса должна  нам открывать что-то новое. Если в ней  все
знакомо, то посмотрев ее, знаешь так же мало, как и прежде.
     ДЭББИ. Но почему все это не может происходить в наше время?
     ВАЙЗЕНХЭММЕР.  Время  действия не имеет значения. Лучше,  когда пьеса о
прошлом.  Мне  легче  понять Плюма  и  Брэйзена,  чем  кое-кого  из  здешних
офицеров.
     РАЛЬФ. Давайте все начнем. Арскотт...
     АРСКОТТ. "Поглядите, сэр, какая идет милашечка, эдакий цыпленок".
     РАЛЬФ. Теперь Уорди. Он тоже в этой сцене. Где Сайдвэй?
     МЭРИ. Он так расстроен из-за Лиз, что отказывается репетировать.
     РАЛЬФ.  Я пытаюсь поговорить с  губернатором, но  это не  повод,  чтобы
пропускать  репетиции.  Мы  должны сыграть, что бы ни случилось. Мы уже пять
месяцев репетируем! Дальше! "Видишь эту девчонку? А что с ней за битюг"?
     АРСКОТТ. "Не знаю, сэр".
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Вообще-то я не похож на деревенщину...
     РАЛЬФ.  Вы  же актер,  Вайзенхэммер.  Вот  и сделайте так,  чтобы  было
похоже.
     ДЭББИ. "Цыплята, цыплята. Молодые и нежные". Дурацкие слова! Не буду их
говорить.
     РАЛЬФ. Как у автора написано, так и говорите. "Сюда, цыплята"!
     ДЭББИ. "Кому цыплят"?
     РАЛЬФ. Брайант,  вы  играете  миловидную деревенскую  кокетку,  которой
очень  хочется понравиться капитану. Вы должны  очаровать его  и при этом...
э-э-э... немного покраснеть.
     ДЭББИ. Вот уж чего никогда не умела, так это краснеть.
     РАЛЬФ. Я не могу репетировать эту сцену без Сайдвэя... Арскотт, давайте
поработаем над  вашими длинными монологами. Я  их еще не слышал...  И вообще
мне нужен Сайдвэй. Это безответственно,  в конце концов! Кто-нибудь, найдите
его.
     Никто не двигается.
     АРСКОТТ. Сэр, я и без него могу прочесть первый  монолог:  "Разумеется,
сударь, я свое дело знаю. Да будет вам известно, сударь, что я из цыган и до
десяти лет бродил с табором. Там я научился врать и лицемерить".
     ДЭББИ. Ну прямо про меня написано.
     АРСКОТТ. "Потом  меня  отняли  от матери, которую  звали  Клеопатрой, и
продали  за три  пистоля  одному вельможе. Я ему полюбился за красоту,  и он
взял меня в пажи".
     ДЭББИ. Точно про меня. Вместо этой дуры-молочницы я лучше сыграю Кайта.
     МЭРИ. Ты не можешь играть мужчину, Дэбби.
     ДЭББИ. Ты же играешь мужчину - этого, как его, Джека Уилфила.
     МЭРИ. Да, но по пьесе я  знаю, что я  женщина.  А  тебе,  чтобы сыграть
Кайта, нужно стать мужчиной.
     ДЭББИ.  Если  уж Вайзенхэммер может стать деревенским  увальнем, то мне
себя представить мужчиной - как два пальца...
     РАЛЬФ. Довольно, Брайант!
     ДЭББИ. Я поняла, что хочу быть Кайтом.
     АРСКОТТ. Нет! Кайта играю я. Не трожь мою роль!
     РАЛЬФ. Возможно, вам придется играть еще и Мелинду.
     ДЭББИ.  Подумаешь!  Всех  делов-то,  что  она потом  выходит  замуж  за
Сайдвэя. Неинтересно.
     ДЭББИ уходит.
     Появляется ФРИМЭН.
     ФРИМЭН.  Простите,  лейтенант,  я опоздал, но все слова свои  я  выучил
наизусть.
     РАЛЬФ. Давайте первую сцену. Сильвия и Судья Бэланс. Бренэм...
     АРСКОТТ,  возмущенный, что  ему  так и не  дали порепетировать, уходит,
сердито топая ногами.
     МЭРИ.  "Пока  есть  жизнь,  есть  и  надежда,  сударь.  Брат  может еще
поправиться".
     ФРИМЭН. "На это трудно рассчитывать".
     МЭРИ. Нет, не могу... С ним... Когда Лиз... Нет!
     У б е г а е т .
     РАЛЬФ. Актер должен преодолевать личные чувства...
     ВАЙЗЕНХЭММЕР бежит вслед за Мэри.
     РАЛЬФ. Сегодня мы не очень продвинулись. Конец репетиции...

     СЦЕНА 8.
     ДАКЛИНГ ДАЕТ КЛЯТВЫ.
     Н о ч ь .
     ГАРРИ болен. ДАКЛИНГ рядом.
     ДАКЛИНГ. Только  не умирай,  и я никогда не буду мучить тебя молчанием.
Только не умирай, и я никогда не отверну лица от тебя. Только не умирай, и я
никогда не буду думать  о другом  мужчине, когда ты ласкаешь меня. Только не
умирай, и я всегда буду заботиться о тебе. Только не умирай, и я буду мокрой
и трепещущей от каждой  твоей ласки. Только  не умирай, и  я  буду  смотреть
всегда только а тебя одного. Только не умирай, и я буду любить тебя.
     П а у з а .
     Если ты умрешь, я тебя никогда не прощу.
     Склоняется над ним, прислушивается, дотрагивается до него. ГАРРИ мертв.
     ДАКЛИНГ. Я ненавижу тебя! Нет! Я люблю тебя!
     Свернувшись рядом с Гарри калачиком, кричит:
     Как ты мог?
     СЦЕНА 9.
     ЛЮБОВЬ.
     Берег океана. МЭРИ. Потом РАЛЬФ.
     МЭРИ.  "Мне  не  нужны ваши деньги, капитан.  Я  иду на военную  службу
только  ради любви...  Ради любви к этой девице, я хотел сказать. Скажу  вам
без утайки...". Ну и так далее.  "Значит,  вы просто отложили дело  до более
удобного случая"? "Что  ж,  сударь,  будем считать,  что вы ответили на  мой
вопрос. А теперь забудьте на минутку,  что  вы  вербовщик, и честно  скажите
мне, какого обращения мне следует ждать от вас, если я завербуюсь"?
     ОНА несколько  раз повторяет  последнюю фразу, стараясь говорить  более
низким, грубым голосом.
     Появляется РАЛЬФ, замечает МЭРИ. Она тоже видит его, но продолжает.
     МЭРИ.  "А  мне  сердце подсказывает, что если  вы меня  выгоните, это и
будет  самым  тяжким  для  меня наказанием. Мне легче пойти с  вами в  самое
пекло,  чем  отпустить  вас одного.  Дайте вашу  руку  - так мы скрепим наше
обязательство. Отныне вы мой капитан".
     РАЛЬФ (за Плюма). "Твой друг".
     Целует ее.
     "Ну чем этот мальчишка меня приворожил"?
     МЭРИ. "Я хочу  попросить вас  об  одной  услуге.  Мой  поступок, боюсь,
вызовет толки в городе...".
     РАЛЬФ. Сильвия...
     Снова целует ее.
     МЭРИ.  "Пусть они считают, что я попал в армию согласно  Парламентскому
акту...".
     РАЛЬФ.  "Можешь  на  меня положиться.  Ты поселишься  на моей квартире?
Будешь спать со мной вместе"? Сильвия... Мэри...
     МЭРИ.  Ну  как  у  меня получается? Трудно  играть  мужчину. Дело не  в
походке,  а в  том, как держишь голову. Мужчина  никогда не наклоняет голову
слишком низко... Я  должна смотреть на вас,  не  опуская  глаз. Давайте  еще
попробуем.
     РАЛЬФ.  "Можешь на меня  положиться.  Ты поселишься  на моей  квартире?
Будешь спать со мной вместе". Мэри... Будешь?
     МЭРИ. Да...
     Ц е л у ю т с я .
     РАЛЬФ. Не опускай голову. Будь, как Сильвия.
     МЭРИ начинает раздеваться.
     РАЛЬФ. Никогда раньше я не смотрел на тело женщины.
     МЭРИ. А твоя жена?
     РАЛЬФ.  Мне  казалось,  это дурно  смотреть на  нее.  Но тебя... Я хочу
видеть...
     МЭРИ. А я тебя...
     СЦЕНА 10.
     ДЕЛО ЛИЗ МОРДЕН.
     РАЛЬФ, РОСС, ФИЛЛИП, КОЛЛИНЗ, КЭМПБЕЛЛ.
     КОЛЛИНЗ. На суде она отказалась сказать что-либо в свое оправдание. Суд
воспринял это, как косвенное признание  вины  и приговорил ее к  казни через
повешенье. Впрочем, свидетельства против нее не очень убедительные.
     РОСС. Ее видели  вместе с  Кэйблом недалеко от склада. Доказательнее не
докажешь.
     КОЛЛИНЗ.  Ее  видел  пьяный  солдат. К  тому  же,  было  темно.  Солдат
признался, что был пьян и видел ее издалека. Загвоздка в том, что она молчит
и не говорит, где была на самом деле.
     РОСС. Молчит, потому что виновна.
     ФИЛЛИП. Молчать, Робби, можно по разным причинам.
     РАЛЬФ. Ваше  превосходительство, она молчит,  потому что у  каторжников
есть свой кодекс чести. Она не будет просить, чтобы ей сохранили жизнь.
     РОСС. Кодекс чести?  У каторжников? Мне так  кажется, что от  всех этих
клюнутых Плюмов у нашего лейтенанта ум зашел за разум.
     КОЛЛИНЗ.  Боюсь,  ваше превосходительство,  она молчит потому,  что  не
верит в справедливость суда.
     ФИЛЛИП. Но к истине нельзя пробиться через молчание.
     РАЛЬФ. Она говорила с Гарри Брюером.
     ФИЛЛИП. К сожалению, Гарри Брюер умер, не приходя в сознание.
     РАЛЬФ. Джеймс Фримэн присутствовал при этом разговоре.
     КОЛЛИНЗ. Фримэн дал весьма сбивчивые показания. И  поскольку Лиз Морден
не подтвердила его слова, суд вынужден был оставить их без внимания.
     РОСС. Кто поверит этому палачу! Он с любого голоса петь готов.
     ФИЛЛИП. Почему она молчит?
     РОСС. Потому что виновна.
     ФИЛЛИП. Робби, впервые в этой колонии нам предстоит повесить женщину, и
я не  хочу, чтобы  первая женщина, казненная по нашему  приговору, оказалась
невиновной.
     РАЛЬФ. Мы должны узнать истину.
     РОСС.  Истину?!  Здесь восемь сотен воров,  лжесвидетелей, казнокрадов,
фальшивомонетчиков, убийц, насильников  и шлюх. Вот все, что мы имеем в этой
солнцем выжженной, Богом  забытой, кишащей дикарями  идиотской  колонии. Мои
матросы,  обученные военному искусству, превратились в  сторожей-охранников.
Их кормят хуже каторжников.
     ФИЛЛИП. Рацион одинаков для каторжников и солдат.
     РОСС. И вы считаете это  справедливым? Корабль с провиантом черт знает,
когда придет. Каторжники пьют, воруют,  бегут из колонии, а наш сердобольный
лейтенантик рассуждает об истине!
     ФИЛЛИП.  В самом деле, истина -  это роскошь, но  тот, кто откажется от
этой роскоши, будет обречен на самую чудовищную нищету.
     РОСС.  Мы все  сгнием  в этом проклятом аду!  И все из-за того,  что мы
проиграли войну в Америке. Край диких дикарей и сумчатых тварей. Ненавижу!
     КОЛЛИНЗ.  Я все  же  предлагаю  вернуться  к делу Лиз  Морден.  Капитан
Кэмпбелл, введите...
     КЭМПБЕЛЛ вводит Лиз.
     КОЛЛИНЗ. Морден, если вы будете молчать, вас повесят. Но если вам есть,
что  сказать  в  свое  оправдание,  его  превосходительство  может  отменить
приговор суда.
     Долгая п а у з а.
     РАЛЬФ. Дело в том, что она...
     КОЛЛИНЗ. Отвечать должна обвиняемая.
     ФИЛЛИП. Лиз Морден, вы должны сказать правду.
     КОЛЛИНЗ. Мы ждем...
     П а у з а.
     РАЛЬФ. Морден, вас никто не станет презирать, если вы скажете правду.
     ФИЛЛИП.  Нет,   вы  не  правы,  лейтенант.  Сказавшего   правду  всегда
презирают. Вас, Лиз, возможно, тоже будут  презирать,  но  я  надеюсь, у вас
достанет храбрости...
     РАЛЬФ. Если тот солдат солгал...
     РОСС. Вот! Он называет  моих солдат лжецами. А все эта треклятая пьеса.
Там  офицеры  все  представлены  лжецами  и  мошенниками, а  судьи, заметьте
Коллинз, все сплошь мздоимцы.
     КЭМПБЕЛЛ. Ой, это смешная сцена. Ха-ха-ха!.. Тс-с-с!
     КОЛЛИНЗ. И ты, Брут?
     КЭМПБЕЛЛ. Ась?  Да  я что... Да если он  такой меткий  стрелок, так его
можно и против французов. А что! Он же влет бьет! А?..
     РОСС. Кэмпбелл!
     ФИЛЛИП.  Пьеса,  похоже,  уже начинает  творить  чудеса. Неужели вам не
хочется сыграть в ней, Лиз?
     РАЛЬФ. Морден, говорите же!
     КОЛЛИНЗ. Вы должны. Ради нашей колонии.
     ФИЛЛИП. И ради пьесы...
     Долгая п а у з а .
     ЛИЗ. Я не крала.
     КОЛЛИНЗ. Но вы были возле склада, когда Кэйбл совершил кражу?
     ЛИЗ. Нет. Я была там раньше.
     РОСС. Но ты же знала, что он собирается очистить склад?
     ЛИЗ. Знала.
     РОСС. Знала и не донесла! Она виновна!
     КОЛЛИНЗ. Недоносительство не карается смертной казнью.
     РОСС. Да это заговор!
     КОЛЛИНЗ. Возможно, потребуется повторное заседание суда.
     ФИЛЛИП. Почему вы раньше молчали, Лиз?
     РОСС. Потому что не успела сочинить лживое оправдание.
     КОЛЛИНЗ. Майор, вы принижаете значение правосудия.
     ФИЛЛИП. Так почему же?
     ЛИЗ. Потому что тогда это было бессмысленно.
     ФИЛЛИП. Бессмысленно говорить правду?
     ЛИЗ. Бессмысленно говорить...
     РОСС. Слову воровки вы верите больше, чем слову солдата.
     КОЛЛИНЗ. Солдат был пьян.
     РОСС. Солдат есть  солдат.  И он имеет  право  на  уважение.  Смотрите,
губернатор, вы дождетесь бунта.
     ФИЛЛИП. Не сомневаюсь. Но прежде я надеюсь дождаться спектакля. И еще я
надеюсь, Лиз, что вам удастся ваша роль.
     ЛИЗ.  Ваше превосходительство, я  постараюсь, чтобы  в моих устах слова
мистера  Фаркера звучали  с  достоинством и изяществом, коих  они несомненно
заслуживают.
     СЦЕНА 11.
     ЗА КУЛИСАМИ
     Н о ч ь . АБОРИГЕН.
     АБОРИГЕН. Глядите:  гноящиеся раны  на моем теле, голова в огне. Мы все
ошибались. Это был не сон...
     Появляются АКТЕРЫ.
     Начинают переодеваться, накладывать грим. АБОРИГЕН исчезает.
     МЭРИ. Дикари тоже придут смотреть спектакль?
     ФРИМЭН. Они тянутся к лагерю, потому что умирают. У них оспа.
     САЙДВЭЙ.  Надеюсь,  своим  жутким  видом  они  не  испортят  настроения
зрителям.
     МЭРИ. Все пришли. И офицеры тоже все, как один.
     ЛИЗ (К Даклинг). Дэбби могла бы подменить тебя.
     ДАКЛИНГ. Нет, я сама. Я помню свою роль...
     МЭРИ. Я принесла тебе апельсин.
     ДАКЛИНГ. Они забрали все вещи Гарри...
     МЭРИ. Даклинг, я поговорю с лейтенантом.
     ЛИЗ. Давай, повторим роль.  Если  забудешь слово, толкни меня незаметно
ногой - я подскажу.
     САЙДВЭЙ. Между прочим, мы еще не отрепетировали выход на поклон. Мистер
Гаррик  обычно  кланяется так: сначала  взгляд на  амфитеатр, потом на ложи,
потом  вниз  на  партер. Вот так.  Каждый  зритель  должен  думать, что ваши
взгляды обращены лично к нему. Станьте в шеренгу.
     АКТЕРЫ встают.
     АРСКОТТ. Я стану в середине, потому что я самый высокий.
     ДЭББИ. Я кланяться не буду.
     САЙДВЭЙ. Если  каждый  будет капризничать, то  получится не  поклон,  а
полный кавардак.
     АКТЕРЫ пробуют поклон.
     ДЭББИ (вдруг). Ура! Ура! Ура!
     САЙДВЭЙ. Нет, нет, они будут кричать "браво"...
     ДЭББИ. Я видела Девоншир.  И там все кричали: "Ура, Дебби! Тебе удалось
бежать! Ты переплыла океан, тысячи миль по воде. Ты  вернулась в свой родной
Девоншир. Ура, Дебби! Ура"!
     МЭРИ. Ты собираешься бежать?
     ДЭББИ. Сегодня ночью.
     МЭРИ. Это невозможно.
     ДЭББИ. Я отыграю спектакль, а потом, в суматохе, можно будет  незаметно
улизнуть. Прилив. Ночь будет темная...
     МЭРИ. Они во всем обвинят лейтенанта. Я тебе не позволю.
     ДЭББИ. Только проболтайся лейтенанту, и я не буду играть.
     АРСКОТТ. Когда я  играю свою роль, я обо всем забываю. Почему бы вам не
сделать то же самое?
     ДЭББИ. Потому что спектакль  - это всего один вечер. Я хочу состариться
и умереть в Девоншире.
     МЭРИ. Нам из-за  тебя никогда  не  позволят поставить еще одну пьесу. Я
все скажу лейтенанту.
     ДЭББИ. Я хочу в Девоншир!
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. А я уже не хочу в Англию. Она слишком маленькая, и там не
любят евреев.  А здесь  никто  не назовет другого инородцем.  Я  хочу  стать
первым здешним великим писателем.
     МЭРИ. Чтобы стать великим, нужно умереть.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Совсем не обязательно, если других писателей просто нет.
     САЙДВЭЙ. А я создам театральную труппу.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР.  А я напишу для тебя пьесу. Это  будет пьеса  о борьбе за
справедливость.
     САЙДВЭЙ. Ничего не выйдет, друг мой. Мне нужны комедии, только комедии.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. А если это будет комедия об отвергнутой любви?
     ЛИЗ. Я согласна быть в вашей труппе, мистер Сайдвэй.
     ФРИМЭН. И я тоже.
     САЙДВЭЙ. Прослушивания с завтрашнего дня.
     Входит РАЛЬФ.
     РАЛЬФ. Помните, Арскотт,  когда  вы  говорите  о  вербовке,  вы  должны
обращаться к солдатам в  зале. Смотрите на них. И не забывайте делать паузы,
чтобы зрители успели посмеяться.
     АРСКОТТ. Пусть только попробуют смеяться надо мной. Убью!
     РАЛЬФ. Смеяться будут не  над вами, а над сержантом Кайтом. На комедиях
всегда смеются.
     МЭРИ.  И кстати, Арскотт, когда  будешь нести меня на руках,  делай это
осторожно.
     РАЛЬФ. Где Цезарь?
     ФРИМЭН. Я видел его на берегу. Он репетировал свою роль.
     АРСКОТТ. Цезарь, мать твою! Цезарь!
     У х о д и т .
     РАЛЬФ. Мне  очень  жаль, Даклинг.  Гарри  был моим другом. Может, пусть
тебя сегодня подменит Дэбби?
     ДАКЛИНГ. Нет, я сама. Я хочу сама.
     МЭРИ  (Ральфу). Мне  снилось,  что у  меня ожерелье  из  жемчуга и трое
детей.
     РАЛЬФ. Если будет мальчик, мы назовем его Гарри.
     МЭРИ. А если девочка?
     РАЛЬФ. Девочку мы назовем Бетси-Алисия.
     Входит  АРСКОТТ.  ОН  ведет  за собой ЦЕЗАРЯ,  который  пьян и выглядит
совершенно непотребно.
     АРСКОТТ. Валялся на берегу. Пьяный в стельку.
     ЦЕЗАРЬ (умоляюще). Я не могу... Столько людей. праотцы будут гневаться.
Им на понравится, что столько людей будут потешаться, глядя на Цезаря.
     РАЛЬФ. Вы сами напросились играть в пьесе. И вы будете в ней играть!
     ЦЕЗАРЬ. Праотцы покарают меня за это.
     АРСКОТТ. Испортишь мне первую сцену - убью!
     ЦЕЗАРЬ. Лейтенант, умоляю, спасите меня.
     РАЛЬФ. Цезарь, я ваш лейтенант, и я приказываю вам выйти на сцену. Если
вы ослушаетесь, вас будут судить и повесят за измену.
     ФРИМЭН.  А я  сделаю  тебе такую  петлю, что  ты в  ней будешь два часа
дрыгаться по уши в собственном дерьме.
     РАЛЬФ. Представляете, что о вас подумают праотцы?
     САЙДВЭЙ. Вот!
     ЛИЗ. Что это?
     САЙДВЭЙ. Соль. На счастье.
     РАЛЬФ. Откуда у вас столько соли?
     САЙДВЭЙ. Я копил. Специально. Тут каждому хватит по щепотке.
     ВСЕ берут по щепотке.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Лейтенант!
     РАЛЬФ. Да?
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Тут... вот это...
     МЭРИ. Его пролог.
     РАЛЬФ. Пролог? Я совсем про него забыл.
     П а у з а .
     Читайте, послушаем.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР:
     Был долог наш путь по дорогам морским
     Салют и фанфары наш слух не ласкали.
     Пусть будет отмечено мненьем людским,
     Что мы лишь Отечества славу искали.
     Родных берегов нам не видеть при жизни,
     Но все наши жертвы - для блага Отчизны.
     И мы уверены, что наша эмиграция
     Послужит благом для британской нации.
     РАЛЬФ. Когда майор Росс услышит, его хватит удар.
     МЭРИ. По-моему здорово.
     ДЭББИ. И мне нравится. Все - чистая правда.
     САЙДВЭЙ. Не сказал бы, что очень сценично.
     РАЛЬФ. Отлично,  Вайзенхэммер. Очень хорошо написано. Но  слишком много
политики. Могут подумать, что мы провоцируем зрителей.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Вы не хотите, чтобы я прочел этот пролог?
     РАЛЬФ. Не сегодня, Вайзенхэммер. Слишком многие здесь против нас.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Я бы мог сгладить пару острых углов. Например убрать, что
"все наши жертвы для блага отчизны"...
     ДЭББИ. Это лучшая строчка.
     САЙДВЭЙ. Не сомневайся, эти слова прогремят со сцены Театра Сайдвэй.
     РАЛЬФ. Не  расстраивайтесь, Вайзенхэммер. Роль  Брэйзена и так принесет
вам славу.
     ВАЙЗЕНХЭММЕР. Но это не будет слава писателя.
     П а у з а.
     РАЛЬФ. А  теперь, мои  актеры... Я хочу  сказать,  что  для  меня  было
счастьем работать с вами.  Сегодня вечером вы одни выходите  к зрителям. Так
пусть сидящие  в этом  зале  в полной  мере  насладятся  вашим искусством  и
навсегда запомнят этот вечер.
     ЛИЗ. Мы постараемся, мистер Кларк.
     РАЛЬФ. Арскотт!
     АРСКОТТ (Цезарю).  Идешь  на три  шага  впереди  меня.  Если  хоть  раз
споткнешься, сам знаешь, что с тобой будет. Пошли?
     РАЛЬФ. Ваш выход.
     АРСКОТТ делает шаг вперед, но тут же спохватывается.
     АРСКОТТ. Алебарда! Алебарда!
     Ему  дают алебарду,  и ОН выходит. Впереди ЦЕЗАРЬ, бьющий в барабан. За
сценой АКТЕРЫ с трепетом слушают первый монолог Кайта.
     АРСКОТТ. "Если кто из вас,  джентельмены, пусть  он  даже не ополченец,
желает  пойти на службу Ее Величества и посбить спеси с французского короля,
если  у  кого  из  вас,  подмастерья,  строгий  хозяин,  а  у  тебя,  сынок,
непочтительные  родители;  если какому  слуге  жрать нечего, а муж женою  по
горло  сыт,-  приходите все к  честному сержанту Кайту  в  таверну "Ворон" в
нашем славном  городе Шрусберри. Вас там угостят на славу и мигом избавят от
всех забот...".

     Под торжественные  звуки  Пятой  Симфонии Бетховена, под  аплодисменты,
хохот и свист офицеров  и  матросов  Первого Королевского  флота  начинается
первое в Австралии представление пьесы Джорджа Фаркера "Офицер-вербовщик".




     "Клуб(96" - Москва, тел. (095) 261-84-18

     переводчик - Сергей Маркович ВОЛЫНЕЦ,  Москва