Апрель 1916 года, на Цюрихском озере.

Здравствуй, Ниночка! У нас тут апрель. А у вас? Что ты сейчас делаешь? А я делаю вот что: сижу в траве, сочиняю тебе письмо. Голова моя идет кругом, и я никак не могу поверить, что в два часа пополудни я увижу тебя! И незачем писать теперь писем!

Ниночка! У нас тут апрель, как и у вас в России. Только у вас война, а здесь тихо. У нас тут апрель, Ниночка, и все сделалось совершенно зеленым, и скоро мы будем вместе. Я встал сегодня засветло. Нагрел на спиртовке воды, намылил щеки батончиком мыла, потому что пенный порошок весь вышел. И побрился. И пошел вдоль всего озера дальним путем до станции. Когда я приду на станцию, когда наступит два часа пополудни, когда встанет наконец твой паровоз, когда спрыгнешь ты на перрон┘ Я улыбнусь и спокойно поцелую тебя в щечку. И не выпрыгнет у меня сердце из груди, потому что я встал засветло, шел длинным путем и страшно устал! До свидания, Ниночка, я пошел.

Тысяча девятьсот шестнадцатый год. Апрель.

Твой Се - ре - жа. Точка.

Лисицын. ┘свой взгляд, кругом поля!

Крупа. Смотри! Корова.

Лисицын. Корова.

Крупа. Зачем она здесь?

Лисицын. Наверное, она пасется.

Крупа. Наверное.

Лисицын. Посмотри на эту корову. Она жует жвачку.

Увидела?

Крупа. Увидела.

Лисицын. Если ты думаешь, что у коровы желудок один, как у нас с тобою, то ты ошибаешься.

Крупа. Я так не думаю.

Лисицын. У нее четыре желудка, и это известно науке.

Крупа. Ах, вот оно что!

Лисицын. Корова основательно пережевывает пищу, как делают все благоразумные люди. Это и называется "жеванием жвачки". Теперь ты знаешь все.

Корова - полезное животное, ты не думай.

Крупа. Я не думаю.

Лисицын. Из ее шкуры выделывается кожа. Из ее волоса делают кисти или набивают матрацы. Из костей и рогов - шахматные фигуры и пуговицы. Из копыт варят клей. Размолотые кости разбрасывают по полям, чтобы помочь расти хлебам и плодам. Вот какая польза от коровы, если даже она сдохла.

О! Айн пферд! Лошадь. Лошади очень умные. Они любят своих хозяев и хозяек. Однажды один господин верхом возвращался домой поздно ночью, и его лошадь бросилась в сторону, испугавшись кучи белых камней на краю дороги. Лошади свойственно пугаться, лягаться и бросаться в сторону от страха. Так вот, лошадь, сбросивши своего седока, ускакала. А ее господин сломал себе ногу. Он лежал на том месте, где упал, и очень страдал.

Вдруг послышался топот копыт! Это возвращалась его лошадь. Она поскакала к своей конюшне и стала громко ржать, рассказывая всем о случившемся несчастье. И тогда пришли на помощь господину люди, которых лошадь навела на след. Вот такое свидетельство лошадиного ума!

(Крупе.) Ну! Давай!

(Радостно.) Валькирия! Вагнер!

(Радостно.) Позвольте-позвольте! Мальчик! Что это у вас?

Лисицын. Вот! Вот! Да ведь это же - Рифлер!

Сережа. Рифлер? Да, наверное. Я не знаю.

Лисицын. Смотри, смотри, Надя! У него Рифлер! Дайте сюда. Дайте немедленно, вам говорят! (Подбежал к Сереже, вырвал у него из рук часы.)

Разуй глаза, дура! Это Рифлер!

Крупа. Часы.

Лисицын. Господи, сколько ж я тебе рассказывал о таком Рифлере.

Крупа. А что такого? Ну, Рифлер. Мало ли. Вот у меня, например┘ (Порылась в сумочке и достала часики.) ┘у меня, например, Патек Филипп. А у этого (ткнула в Сережу толстым пальцем) - Рифлер. Никакой не вижу необычайности.

Лисицын. Потому что ты дура. (Возвратил Сереже часы.) Возьмите свой Рифлер, мальчик. (Крупе.) Ты дура. А для них нет необычайностей. (Глубоко задумался.) Или наоборот? Для дурака все необычайно? Эту мысль я продумаю. Как вы считаете, мальчик?

Сережа. Я не знаю.

Лисицын. Тугое место. (Понуро пошел к прибрежному кусточку.)

Сережа. Позвольте! Вы, должно быть, не знаете, но мне уже двадцать один.

Лисицын. И что?

Сережа. А вы говорите мне: мальчик.

Лисицын. А что?

Крупа. Это накатчик.

Лисицын. Неужели?

Крупа. Я трекнула. У меня нюх.

Лисицын. Какой же он накатчик? Это гольчик, лох.

Крупа. Накатчик. Я трекнула.

Лисицын. А мне-то что до этого?

Крупа. Как что?! Он за нами фигарить пришел.

Лисицын. А мы его на зыхер. Пуговку покрутим. Охота мне нынче пуговок покрутить.

Крупа. Но-но! Я на призет поставлена. Покоцать его надо!

Лисицын. Вот только без этого, без этого! Надоело-то как!

Крупа. Я овчарка. Ты скажи.

Лисицын. Что сказать-то?

Крупа. Либо - фас, либо - фу.

Лисицын. Как ты мне надоела. Фу, фу┘ Лежать.

Крупа. Барно. (Крупа ложится в траву.)

Лисицын. Черт! Сколько его ни тряси, а последняя капля в штаны. Зачем так сделано? Закон неизбежности.

Мальчик! Покажите мне еще раз вашего Рифлера!

Послушайте, мальчик, что я вам скажу! Когда я был маленьким, у моего отца был точно такой же Рифлер. Я тебе не раз рассказывал эту историю, Надя. Ты помнишь?

Крупа. Ты ее всем рассказывал. Все ее знают.

Лисицын. Послушайте, мальчик! Я был маленьким. У моего отца был Рифлер. Я, бывало, решу верно задачку про купцов, аршины, сукно и сумму в результате, а отец за это даст мне послушать Рифлера. Посадит, бывало, в глубокое кресло, чтоб ножки мои не доставали пола, достанет свой Рифлер и даст послушать. Маленький мальчик, что ему еще нужно? Весь, бывало, замру, одни ушки и останутся, а сердце так и стучит. У маленьких мальчиков ушки вот такие! (Сложил колечком указательный и большой пальцы.) Про сердечко маленьких мальчиков смешно даже и говорить. Заячье, тепленькое, вот такое. (Показывает полмизинца.) Что ж я вам объясняю, ведь вы, должно быть, и сами знаете. (Припадает к Сережиной груди, слушает.) Ага! Ага! Точь-в-точь! Надя, иди послушай! Точно ложечкой размешивают сахар в тонком стакане. Не стучит даже, а так вот легонько позванивает. Надя, иди послушай! (Растроганно.) Точь-в-точь вот таким манером отец размешивал в стакане сахар. Брови нахмурены. Недоволен. А я сижу напротив него, и в голове перебираю все мои проступки сегодняшнего дня. О, вы, должно быть, все знаете про это, ведь вы сам мальчик. Кто-то измазал клеем кошкину шерсть. Кто-то в кабинете перекусал пополам все карандаши. Кто-то проткнул на карте дырку у бедных киргизов. Целый список. И вот грязным испуганным пальчиком я тычу, гадая: нумер третий? Восьмой? Двенадцатый? Кто выдал? Как узнали?

Сережа. Я на карте мира закрасил Японию в синий цвет, чтоб утопить ее в Японском море.

Сережа. Нет. Принялись плакать. Там ведь мой дядя погиб, в японской войне.

Лисицын. И склеил я коробочку, и снес ее отцу, чтоб он положил туда свой Рифлер, ведь донышко в ней я специально выстелил ваткой, чтоб Рифлеру не жестко было. Отец посмотрел на меня с таким сожалением! Ну представьте, что может склеить маленький мальчик? Грязно, неаккуратно, кое-как. (Смахнул слезу.) Маленький мальчик сел на диванчик┘ (Вздохнул.) Я эту коробочку даже ночью вставал клеить, она мне снилась аккуратною такою.

Лисицын. А потом в мусоре я нашел ее выброшенною. Он ее тотчас же и выбросил в мусор.

Сережа. А я┘ (Разволновался.) А я один раз┘ Со мной вот что было. Отпросился я гулять в крестьянские поля. А сам, тем временем, ушел нечаянно к речке. Совсем в другую сторону, куда строго-настрого! И там увидел меня нечаянно дядя Василий Алексеевич. Дома меня и спрашивают: где был? Я сказал, что в крестьянских полях гулял.

Лисицын. А дядя и выдал.

Сережа. Дядя Василий Алексеевич удивился, посмотрел на меня. И промолчал.

Лисицын. Как раскрылось? Видно, вы сами и проговорились? Или, все-таки, дядя?

Сережа. Дядя в японской войне погиб, никому ничего не сказал. Так никто там, в России, и не знает, что я к речке ходил. Мои все там, в России, остались. (Вдруг Сережа удивился, уставился на Лисицына.) Позвольте! (Достал часы и протянул их Лисицыну.) Позвольте! Да ведь это же вовсе не Рифлер. Почему вы говорите - Рифлер? Это Мозер. Вот посмотрите, здесь написано мелкими буквами: обыкновенный Мозер и компания, а вовсе не┘

Лисицын. Точно. Мозер. Я забыл. (Хлопнул себя по лбу.) Конечно же. Обыкновенный Мозер. Забыл┘

Сережа. А вы откуда? Из Цюриха?

Крупа. А что?

Сережа. А куда? В Люцерн?

Лисицын. Нет.

Крупа. Нет, не в Люцерн.

Сережа. А куда?

Лисицын. А откуда?

Сережа. Из Цюриха.

Лисицын. А в России - откуда?

Сережа. А вы?

Лисицын. Послушайте, мальчик! Смешной какой┘ Нельзя отвечать вопросом на вопрос.

Сережа. Но ведь вы и сами так же отвечаете.

Лисицын. А вы, все-таки, откуда будете?

Сережа. Из Темникова. А вы?

Лисицын. Из Темникова? Это что же за город такой? Ты, Надя, знаешь этого Темникова?

Крупа. Такого я не знаю. Не знаю, и не слыхала. Какой губернии?

Сережа. Тамбовской.

Лисицын. Хм┘ Не знаем, не слыхали. Что за город?

Сережа. Уездный. На реке Мoкша.

Лисицын. Что за река? Не слыхал, не знаю.

Сережа. Приток Оки. Оку знаете? Да сами-то вы откуда?

Крупа. Темников. Хм┘ Задворки? Татары?

Лисицын. Темников? Это по фамилии? Как ваша фамилия?

Это от темника название. У татар десять тысяч тьмою называлось. А темник - начальник над тьмою. Мамай был темником, и Ногай тоже, его хан Тохта побил. Это в русской истории написано. Не читали про Мамая и Ногая?

Лисицын. Паршивый городишко?

Сережа. Тихий. Там красиво. У Мoкши - приток Сaтис с речками Пуштoю и Сарoвкою. В Мoкшу впадает Сармa и Варнaва, Шoкша и Ерeмша с Мeрдушем. Левый приток - Aксель с Ужёвкою, Юзгoю и Вaдом.

Лисицын. Господи, где вы этого набрались?! Послушайте, мальчик! Раз уж так получилось┘ Послушай, Надя! Раз уж так вышло┘ что встретились мы здесь, на берегу Цюрихерзее┘ То почему бы нам не позавтракать? Фрюшюк, а?

Крупа. Кэзе. Шмальц.

Лисицын. Сыр. Сало.

Крупа. Унд айне фляше мильх.

Лисицын. И бутылка молока. (Потирает руки.) Ну-с! А у вас что, батенька? Чем нас порадуете?

Лисицын. Всего-то? Долька шоколада и цвай апфеля? Не смущайтесь, мы вас, мальчик, накормим!

Крупа. Вы обратили внимание на эту иву? (Указывает куриной ножкой.) Дура какая!

Сережа. А что?

Крупа. Странно! Она меняет цвет, обратили внимание?

Лисицын. Элементарно. На ивовых листьях нижняя подкладка светлее, чем верхняя. Стало быть, когда они выворачиваются наизнанку, то вся ива светлеет.

Крупа. Умный какой выискался. Не с чего ей наизнанку. Я следила - ветра не было. Если б ветер, то - нет вопросов. Но его не было, это отслежено.

Сережа. А отчего, по вашему мнению, это происходит? Ведь не само же по себе?

Крупа. Я не люблю странностей. Жизнь учит искать за этим умысел. (Тычет пальцем в иву.) Глядите!

Лисицын. Нда-с! Ветра не было. С чего бы это? Что ей неймется?

Крупа. А вы говорите: ива. Гляди в оба. Глаз да глаз.

Лисицын подкрался к дереву и быстро, одним резким движением сломал прут. Вертит в руках.

Лисицын. Розга себе и розга. Веточка. Ничего больше. (Обмахнулся ею и бросил наземь.)

Что это вы все апфели едите? Хотите, мальчик, конфетку? Не стесняйтесь. Есть у нас, Надюша, конфетка?

Крупа. Нету.

Сережа. Я уж говорил вам, да вы, видно, не обратили внимания. Зачем вы меня мальчиком называете? Мне уж двадцать один, и меня зовут Сережей.

Я - Володя. А она вот - Крупа.

Сережа. Крупа? Это фамилия такая?

Крупа. Это прозвище. А зовут меня Надеждою.

Сережа. Прозвище?

Лисицын. Что ж вы в гимназии не учились? Прозвищ не слыхали? Вот у вас, к примеру, какое прозвище было в классах?

Сережа. Шурупчик.

Сам не понимаю - отчего? Как это глупо: шурупчик!

Лисицын. У меня тоже было гимназическое прозвище. Я за него сразу в зубы бил. И не спрашивайте, не скажу! Еще меня картавым дразнили.

Сережа. Да разве вы картавите?

Крупа. У меня еще прозвища есть. Минога - раз. Рыба - два.

Сережа. Но ведь прозвища - это ж совсем детское дело. А вы┘

Лисицын. Так надо, чтоб прозвище.

Сережа (осторожно). Вы революционэры?

Лисицын. Зачем вы в это слово поставили букву "э"? Ее там вовсе нет! И к чему этот ваш вопрос вообще?

Крупа. За стол посадили. Накормили-напоили. Приветили. А он? Того и гляди, спросит: а что это у вас, мол, такие странные глаза? Что это, мол, с ними такое?

Сережа. А что у вас с глазами?

Крупа. Почему они у вас, мол, навыкате?

Сережа. Почему?

Крупа. Ага! Все глядел, все спросить хотел, крепился из последних сил! Спросил-таки!

Сережа. Да ведь вы же сами┘ Я вовсе ничего и не спрашивал!

Лисицын. Спрашивал! Спрашивал!

Крупа. Теперь отпирается, отнекивается. А с глазами у меня вот что┘

Крупа. Болезнь Трейвса. Болезнь Парри. "Гневный взгляд". Вот у меня что!

Сережа. Мне это все равно! У меня, допустим, гланды! Чуть что, воспаление. Ну и что?

Сережа. Почему вы со мной разговариваете так, как будто я в чем-то провинился перед вами? Я ничего вам не должен, я не знаю, кто вы, я вас знать не знаю! (Собирает вещи.) Простите, но я должен идти.

Лисицын. Постойте.

Сережа. Нет-нет.

Лисицын. Зачем вы сердитесь?

Сережа. Мне некогда. В два часа мне нужно быть на станции. Сейчас у нас что? (Смотрит на часы.) Мне пора. До станции еще идти.

Сережа. Я вовсе не сержусь на вас. Но я должен идти. Только и всего.

Крупа. Почему? Почему?

Лисицын. Послушай, Надюша, перестань! Мальчик посидит с нами четверть часика. Он больше на нас не дуется. (Делает ему знаки, просит не противоречить Крупе.)

Сережа. Четверть часа? Хорошо. Но не больше. Я не могу, честное слово. (Опускает саквояж, садится.)

Лисицын. Мальчик снова с нами. Все хорошо. Утрись.

Сережа. Послушайте, вы меня совсем не знаете. Я вас тоже. Зачем? Зачем я вам нужен?

Крупа. Я к вам привыкла. Привязалась.

Лисицын. Не отпирайтесь, вы теперь наш, наш!

Сережа. Но┘

Лисицын. Зачем ты такая нервная? Он никуда не уйдет, он передумал. Он останется с нами. Правда, мальчик?

Сережа. Но в два часа┘

Лисицын. Поезд? Будто вы поездов не видели? Как придет, так и уйдет. Свистнет, дыму напустит и - поминай как звали!

Сережа. Но я не могу┘

Сережа. Я встречаю. То есть я сначала встречаю, а потом уезжаю. На том же поезде. Мы так договорились.

Крупа. С кем? Кто она?

Сережа. Ниночка.

Крупа. Ах, Ниночка! Что это еще за Ниночка?

Крупа. Хорошенькая?

Лисицын. Девочка с соседской дачи. Боже мой, это что-то забытое, милое. Ах, эти дачные романы! Лягушки, купание голышом, земляника и кузнечики!

Крупа. Целовались? Вы с нею целовались?

Крупа. В Италию. Жениться станете?

Лисицын. Верст пять, поди. Недалеко!

Сережа. А по левую - Шoтылево и Кaдом. А потом уж и Ниночкина дача, называется Черемныя┘

Сережа. Разве это возможно?

Крупа. Возможно все. Вы, мальчик, привыкайте к этой мысли.

Лисицын. Как грустно мне вдруг сделалось от этих слов, от таких деревень! А мы в опере были. Послушайте, как звали коней валькирий: Глад, Глер, Скейдбримир, Сильвринтопп, Фальхофнир, Леттфети┘ Кони крылатые, восьминогие. Четыре копыта спереди, четыре сзади. Они скачут по кремнистому пути, и ястреб указывает им путь! Мой отец собирал часы. От ходиков до брегетов. Одни даже играли "Мессию", точь-в-точь как в вестминтерском Биг Бене. Меня к часам он вообще не допускал┘ Еще он собирал птичьи чучела, у него целая коллекция была: зяблики, ястребки, перепела, синички и малиновки. К нему приходил специальный мастер по чучелам! Он потрошил для отца птах, высушивал их шкурки, втыкал в них обратно перышки, а вместо глаз вставлял пуговки. Получались как живые.

Крупа. Искусник какой!

Лисицын. Папа-папа, мой бедный папа! Одного не пойму всю свою жизнь. За что ты меня так не любил? (Через паузу.) Вот была морока - все часы останавливать! Когда он умер.

Сережа. А Василий Алексеевич, дядя мой, он меня любил. Когда я нечаянно пошел гулять к речке┘ Я вас рассказывал, как он меня не выдал┘ Так вот, там купались крестьянские девки. И почему-то они, дуры, разделись догола. Так и ныряли.

Лисицын. Подглядывал? Подглядывал?

Крупа. Фуй!

Сережа. Да ведь я же не знал тогда, что они на нас непохожи. На мужчин.

Лисицын. И что? И что?

Сережа. Они раздвинули кусты и нашли меня. Подумали, что я за ними подглядывать пришел. Завизжали, погнались за мной. Я бежал по полю, пока не увидел дядю Василия Алексеевича. Тогда они только и отстали. Дядя меня не выдал, он погиб при Мукдене, в японскую войну. Мне тогда было десять лет.

Лисицын. А мне? А мне тридцать пять. (К Крупе.) А тебе?

Крупа. Молчи. Не говори.

Сережа. Вы, должно быть, слыхали про Мукден? Как нашего Куропаткина побил японский генерал Ноги? Бедный, бедный Куропаткин.

Крупа. Не умеешь - не берись! Делай ноги!

Сережа. Он - герой! Генерал Куропаткин!

Крупа. Герой крикнул "ой"!

Лисицын. Герой командовал козой!

Сережа. Зачем вы так говорите? Разве так можно говорить?

Крупа. Смотрите! Смотрите!

Сережа. Хоть бы ветерок подул.

Лисицын. Осина, например! Она и без ветра дрожит, это известно науке.

Крупа. Осине так положено. Это не пример. Осина есть осина, а это ива.

Бауэр. Гутен таг! Гутен морген! Дер фрюлинг! Дас ист дас глюк!

Сережа. Здравствуйте.

Крупа. Гутен таг.

Бауэр. О! Здравствуйте? Значит, вы - русские?

Лисицын. А что?

Бауэр. Русские. Там идет война, а вы здесь.

Лисицын. Вы хорошо говорите по-русски.

Бауэр. Мой фатер всю жизнь прожил в России. Я родился в России. Вы русские? Значит, хотите шнапса? (Смеется.) Русский спрашивает: шнапс есть? Бауэр отвечает: а как же!

Лисицын. Что? Не выпить ли нам теперь ерофеича?

Крупа. Сколько мы должны вам, любезный?

Бауэр. Вы русские. Я вам рад. Я буду угощать.

Лисицын. Тогда присаживайтесь!

Так говорите, батюшка ваш жил в России?

Бауэр. Он говорил: я люблю эту дикую страну.

Лисицын. Где же он жил?

Бауэр. Маленький город. Город Лебедянь.

Лисицын. Никогда не слыхал.

Крупа. Не знаем. Не слыхали.

Сережа. Лебедянь! Это же все знают. На берегу Дона стоит Лебедянь.

Бауэр. Там много оврагов. Они очень глубоки и каменисты. Там много болот. Они вредно отражаются на здоровье жителей. (Достает из мешка железную кружку, разливает.)

Сережа. Господа! Господа, я пить не стану.

Крупа. Никто вам и не предлагает.

Сережа. Нет-нет, я не пью. То есть и не пил никогда. И не стану.

Бауэр. Жаль, что не мороз.

Крупа. Зачем?

Бауэр. Как ударит мороз, так русские пить. Жаль, что не мороз. (Тычет пальцем в Крупу.) Вы жена. (В Лисицына.) Вы муж.

Крупа. Кто сказал?

Бауэр. Русские муж и жена в разные стороны глядят. Молчат. С другими разговаривают, а между собою нет.

Бауэр. Мой фатер жил в России. Научил кнацать.

(Вдруг рассердился.) Ну! Где песни? Где слезы? Где ссора? Драка! (С тоской.) Не мороз.

Крупа. Скажите, любезный, а что это за дерево тут растет? Ива, наверное?

Лисицын. Раз так, то пора и шнапсу.

Сережа. Нет-нет, я не пью. То есть вы пейте, господа. Только без меня.

Лисицын. Бьюсь об заклад, вы никогда не пробовали шнапса. Вы же еще мальчик. Вот теперь и попробуйте. (Бауэру.) Разливайте ерофеича!

Крупа. Дайте сначала даме, а то у меня в горле высохло.

Крупа выпивает, не закусывая. Она и Лисицын пьют так, как будто им налили обыкновенной воды, не моргнув глазом.

Сережа. Позвольте и мне глоточек.

Только глоточек. И потом: шнапса я никогда я пробовал, вы же сами говорили. (Выпивает, машет руками.)

Бауэр. Трепещет? Что такое?

Лисицын. Дрожь. Волнение. Трепет.

Сережа. Поле героев?

Бауэр. Вильгельм Телль.

Лисицын. А мы только что были в опере, слушали Россини, Вильгельма вашего, Телля!

Сережа. Здесь был Вильгельм Телль?

Бауэр. И Баум здесь был всегда.

Крупа. Погодите, не тарахтите! Вильгельм Телль - это про что?

Сережа. Как?! Видьгельм Телль! Геслер велел ему стрелять из арбалета в яблоко, которое было на голове его сына. И Телль сбил это яблоко, не поранив мальчика. "А зачем ты приготовил две стрелы?" - спросил Геслер. "Чтобы убить тебя, если б я убил своего сына!" - отвечал Вильгельм. И была буря, и он победил Геслера, и началось народное восстание. Вильгельм Телль - герой!

Лисицын. По второй!

Лисицын. И муттер ваша, конечно же, хочет победы для Германии?

Бауэр. Я. Я! А фатер - для России. Что мне делать? Бедный я.

Лисицын. Нужно сделать так, чтобы не победили ни те, ни другие.

Сережа. Так не бывает. Либо мы, либо они.

Лисицын. Надо подумать. (Хлопнул себя по лбу.) Придумал! Пускай внешняя война перерастет во внутреннюю. Отечественная в гражданскую.

Сережа. Глупости! Зачем вы записываете в блокнот такие глупости?

Бауэр. Да, да! Пускай русские друг в друга бах-бах: пушка, винтовка.

Лисицын. Правильно схваченная мысль.

Сережа. Не будут русские стрелять друг в дружку!

Лисицын. Будут. Почему не будут? Будут.

Сережа. Но так не делается. Друг в друга не стреляют!

Сережа. Господа, что вы говорите?! Как вам не стыдно?

Сережа. Так вы птицелов?

Лисицын. Мы недавно были в опере. "Волшебная флейта". Папагено. (Поет.) "Известный всем я птицелов┘"

Крупа. Взирайте на птицы небесныя! Ни жнут, ни сеют┘ Вино в голову ударило.

Лисицын. В детстве у меня был один знакомый птицелов. Он поймал однажды перепела. Перепел, как вы знаете, не поет, а лишь только кричит. Вавакает. После ваваканья у него три коленца боя со степовым хрипцом!

Сережа. Как вы сказали? Что это значит?

Лисицын. Это не я сказал. Так птицелов сказал мне в детстве. И вот прошла целая жизнь, а я никак не могу понять смысла этих слов!.. Перепелу он свернул голову и выпотрошил его. Потом воткнул обратно перышки, пришил пуговицы вместо глаз. Получилось славное чучело, которое купил у него мой отец.

Крупа. Не возьму я в толк! Что за глупая история с яблоком на голове сына? Ведь важно что? Кто кого убил. К чему подробности?

Сережа. Но с подробностями эта история делается живою! Ведь кто кого убил, это нам уже известно.

Крупа. Подробности - это мелочь. Только раздражают.

Сережа. Это потому, что вы не знаете конца. А когда он уже известен, то становятся важными подробности.

Крупа. Конец знать нельзя.

Лисицын. А в опере можно! Его знают валькирии. Когда мы были в опере┘

Сережа. Знаю-знаю! Девы-воительницы. Они решают, кому погибнуть, а кому победить. Они уводят павших через поля мрака, через ворота мертвых в Вальгаллу, где прислуживают им. Подносят питье в чашах.

Лисицын. Стало быть, вы любите птичек? Зачем же вы их ловите?

Бауэр. Я делаю чучела.

Лисицын. Доходное дело?

Бауэр. Имеет спрос.

Лисицын. Дело есть дело.

Уходите?

Бауэр. Дело есть дело. Прощайте.

Лисицын. Рады были встрече. Может, встретимся еще.

Бауэр. Прощайте.

Лисицын. Ты бы спела, Наденька!

Сережа. Я рассказывал вам о моем дяде, Василии Алексеевиче. А еще у меня был старший брат. Он тоже погиб, только совсем недавно. Он служил мичманом на крейсере "Паллада". Вы, должно быть, читали "Фрегат "Паллада"? Когда я был маленьким, мой старший брат - его Николаем звали - читал мне вслух "Фрегата "Палладу". Крейсер "Паллада" потопила в Балтийском море подводная лодка. Он взорвался и затонул. Там был мой брат Никоша.

Лисицын. Как грустно! Оттого, что все забывается. А жизнь идет, часы стучат, а тебе делается все грустнее и грустнее. Но кое-что помню. (Поворачивает голову к Сереже.) Например, только что вылупившийся птенец называется - слепыш. Из него он превращается в пискаленка. Потом в пенчука, это когда у него дни перьев идут. Пенчук становится гнездарем, а уж гнездарь┘ Забыл. Обидно. В конце концов получается слеток.

Сережа. Водоизмещение - семь с половиной тонн. Длина корпуса четыреста сорок два фута. Ширина пятьдесят восемь футов. Осадка двадцать один фут. Мой старший брат Никоша, - у него были такие смешные острые усики. Он - герой!

Лисицын. Пенчук, гнездарь, слепыш, слеток. Смешные слова. Как вы, мальчик, говорили недавно: Шокша-Мокша? Смешно и некрасиво. Господи, как нам обустроить Россию? (Через паузу.) Мой старший брат тоже погиб. Как? Разве это важно. Подробности раздражают. Я много плакал в те дни. А потом подумал: у меня все будет иначе! Мой брат, он - тоже герой!..

Вот что, мальчик. А ведь вы тоже - герой.

Лисицын. Не отпирайтесь. Я это сразу понял, как только увидел вас. Это на лице написано.

Сережа. Я вас не понимаю.

Сережа. Какие слова?

Лисицын. Вы, наверное, участвовали в любительских спектаклях? На даче, летом? Угадал?

Сережа. Да.

Лисицын. Какие же роли вы играли там?

Сережа. Разные. Однажды я даже Гамлета играл.

Лисицын. О! Принц Датский! Это я наперед знал, могли б и не говорить. А эта ваша расхорошенькая Ниночка? Она была Офелией?

Сережа. Откуда вы знаете?

Сережа. Александр Ипполитович, он у нас за рэжиссера был. Вообще-то он агрономический инженер, интеллигентнейший человек.

Лисицын. Зачем вы снова ставите букву "э"? Ее нет в этом слове. Сволочь ваш агроном! Какого черта он в режиссеры лезет? Роли раздает?

Сережа. Отчего вы так рассердились? Я не понимаю, о чем у нас речь.

Лисицын. Каждый провизор - любитель и знаток сцены. Каждая барышня, запудрив нос, идет страдать в актрисы. А доктора пишут пьесы. Дикая, гиблая страна! Доктор должен лечить животы, аптекарь толочь порошок, а барышня - беременеть по недосмотру!

Сережа. Но ведь это прекрасно! Жизнь скучна, мелочна и утомительна, особенно в небольших городках. Так хочется чего-то значительного, высокого. Разве это плохо? Когда распахивается занавес, когда керосиновые лампы слепят тебе глаза┘

Лисицын. Зачем вы мне это рассказываете? Знаю! Эти глупейшие дачные спектакли!

Сережа. Кого же вы играли? Какие роли?

Сережа. Послушайте┘ Вдруг вы стали говорить со мной так, как будто я опять в чем-то виноват перед вами. Я не очень понял суть разговора, но я┘ Пожалуй, мне пора. Я засиделся. Мне на станцию. (Приподнимается. Вновь садится.) Голова закружилась. Это шнапс?

Лисицын. Никто вас задерживать не станет. Уговаривать, просить.

Сережа. Меня немножко качает. В голове шум. Меня тошнит.

Лисицын. Тошнит?!.. Уж не собираетесь ли вы здесь блевать? Это невозможно. Вы же герой. Героя никогда вы вытошнит. Скажу больше: он даже чихать не должен. И кашлять тоже. А так же он никогда не ходит в уборную, это замечено! Каким образом он испражняется, не известно!

Сережа. Мне нехорошо.

Сережа. Я слушаю вас, но в голове моей вертится один вопрос, и он никак не дает мне сосредоточиться. Что за роли вы играли в дачных постановках? Ведь вы ж играли?

Лисицын. Вот каков ваш вопрос? Вы думаете, что все дело в этом. (Через паузу.) Хорошо. Я скажу. Все дело в том, что никогда и ни в каких любительских спектаклях я не участвовал. Вы огорчены? (Смеется.) А вы, наверное, решили, что меня всегда обижали при раздаче ролей? Картавый, мол, и невысок! Кого ж ему дать? Кто там в списке ролей? Начнем с самого низа. Озрик. Первый могильщик. Второй. Гонцы и другие слуги┘ Нет! В игре никогда не участвовал, меня обошло это стороною.

Крупа. А мы в классах ставили спектакли, и мне всегда доставались первые роли! Где благородство, где со слезами, где Сандрильона, - все это играла я! Вера Карловна, наш режиссер, она┘

Господа! Наденьте чистое белье! А главное, дорогие мои, не ешьте ни луку, ни чесноку! И тогда ваши роли┘

Сережа. Боюсь, господа, что придется мне вытошнить.

Лисицын. Дело поправимое. (Подает кружку.) Осталось немного шнапсу. Выпейте, и вам станет лучше.

Сережа. Нет-нет! Я не могу!

Лисицын. Русский народ говорит: клин клином. И он прав. (Подносит кружку. Сережа пьет.) Теперь ждите улучшения!

Меня, слава богу, не коснулась вся эта ваша чепуха с приклеиванием бороды и чернением углем глаз. Я любил часы и часики. Брегеты, луковицы, ходики, с репетиром, с будильным боем, настенные и напольные. До сих пор не могу понять: как это так происходит, как они ходят? Колесики, пружинки - это понятно. Но ведь и дураку ясно, что не в них все дело, в зубчиках и анкерах. И что такое - вечно будущее время? Знаете, в немецком: ди цукунфт? Ни один немец не мог мне этого объяснить. Они врут, что понимают, понять этого нельзя! Отец часов мне в руки не давал, потому что знал: окажись они хоть на миг в моих детских пальчиках┘ Они будут сломаны, пружинки полопаются, зубчики обломаются, стелолышко треснет, а стрелки повиснут. Что такое ди цукунфт, мальчик?.. Вечно будущее время, вы не знаете?

Сережа. Зачем? Зачем вы мне дали ерофеича?

Лисицын. Который теперь час? Дайте ваши часы!

(Смеется.) Теперь никто не знает, который час. Неопределенное время. Знаете, что это такое?

Лисицын. Кто? Дядя или брат? Оба герои? Который из них?

Сережа. Вы поступили ужасно! Эти часы, они дороги мне┘

Лисицын. Глупости! Я прожил целую жизнь в неопределенном времени. Часы ваши - мелочь, и я пропускаю подробности. Они раздражают, хотя мне и не известен конец. Вот недавно мы были в опере, и там пела фройляйн Лискен┘

Крупа. Фигарил? Фигарил?

Сережа. Что-что?

Крупа. То! Умный какой выискался. Я тебя сразу узнала. Уж если я кого увижу раз┘ Зачем ты пялил на нас глаза в опере? Зачем пальцем тыкал?

Сережа. Ваша фройляйн Лискен ужасно фальшивила, а вы этого и не заметили. Вы сидели прямо передо мной и закрывали мне полсцены лысиной! Я знаю вас! Мой друг Левочка Бунтман, он показал мне вас, он сказал - кто вы!

Крупа. Узнаем. (Быстро открывает сумочку, достает блокнот и карандаш. Пишет.) Бунтман. Узнать кто. Решить вопрос.

Сережа. Зачем вы пишете в блоктнотик? Для чего это вам? Неужели┘ Да-да, я знаю! У вас есть специальные люди. Кажется, они называются ликвидаторами? Неужели это правда? Левочка Бунтман┘

Лисицын. Вы сами решили его судьбу.

Сережа. Неужели все, что говорят о вас, все правда? (Через паузу.) Когда я был маленьким, в Мокше утонул один мальчик, мой приятель по детским играм. А вы? Там, где вы были еще мальчиком, там была река? Почему вы в ней не утонули?

Лисицын. Потому, что решаю это не я. Мы вот в опере были. Там дело решали валькирии. При чем здесь я?

Крупа. Нам пора! (Собирает вещи.)

Лисицын. Фу, как неприятно, Надюша! Он пьян. Мы с ним, как с приличным молодым человеком, а он? Почему вы, говорит, не утонули? Потому, что я никогда не плавал.

Сережа. Я должен успеть к двум на станцию. (Покачнулся, осел на землю.)

Лисицын. Цу шпет! Поздно! Сейчас ровно два.

Сережа. Два? Как два? Что же мне делать?

Лисицын. Поздно. Впрочем, если вы пойдете быстрым шагом┘ А еще лучше - побежите┘ То, может быть, и успеете. Ты все собрала, Надюша?

Крупа. Я готова.

Лисицын. Поехали, пусик. А то промокнем! (Присел на корточки перед Сережей.) Ай-яй-яй! Такой аккуратный мальчик. Валяется на траве, мокнет под дождем. А потом - что? Известно. Простуда, жар, кашель. Зачем?

По коням!

Хороший велосипед - "Роллей олл стил"! Скорость будоражит веловсадника!

Напряжение пройдет после первых верст, и дорога покажется легкий, а велосипед крылатым! Велоконь, он приводится в движение самым простым двигателем - человеческим сердцем!

Пг'ощайте, мы были г'ады пг'овести с вами вг'емя!

Сережа. Здравствуй, Ниночка! А у нас тут дождь пошел. Погода испортилась. А у вас? У нас тут, Ниночка, осень наступила, все никнет и вянет теперь.

Зачем, Ниночка, все так вертится вокруг? Зачем так быстро? И совершенно неправильно: против часовой стрелки. Жаль, Ниночка, что так быстро наступила осень. А был апрель. Куда он делся? Кто решил его судьбу? (Зажал рот руками.) Я знаю кто. Только я, Ниночка, не хочу произносить их имена. До свидания, Ниночка. Счастливого тебе. Дай Бог удачи. Твой Сережа.

Темнеет. Наверное, сейчас дадут занавес. Что ж они медлят? Разве это не конец? (Машет руками.) Все! Конец! Занавес! (Пошатнулся, чуть не упал.) Как мне пройти на станцию? Как мне пройти на станцию?