САМОЛЕТЫ

С Т А Р У Ш К А. И такая у них славная семья, что дай Бог каждому. Сам-то, Иван Иванович, - образованный человек. На работу на машине ездит. Ну, и с работы, конечно. Я сама не видела, но люди говорят, что живут они дружно и весело. Потому и дом у них, как полный холодильник. И Леночка, жена Ивана Ивановича, ну чисто тебе пчëлка домашняя. Сразу видать, что от порядочных родителей и правильного воспитания. А девочка ихняя, Алиса, так просто ласточка, похожая на лисичку. Всегда весëлая такая, вежливая: "Здравствуйте, бабушка. Добрый вечер, бабушка...". На певичку она у них учится - голосок-то, чистый, словно колокольчик. Очень, очень приличная семья, бывает вместе как выйдут, так люди смотрят-смотрят и никак не нарадуются. Завидуют, но по-доброму. А чего завидовать? Дай Бог каждому такой жизни. А я пойду, у меня тесто подходит. На пончики. Вы не пробовали мои пончики? Ой, ну приходите завтра, я вас угощу. Я каждую субботу всех угощаю, и всем так нравится. Приходите. Может, и у Моцартовых кого застанете...

У Моцартовых. Стол, три стула. Телефон. За столом Моцартов, Алиса, Паша. Ужинают.

М О Ц А Р Т О В. Я не понимаю, почему я должен тебя уговаривать? Есть обычай, есть элементарные приличия, есть любовь и память, если кто об этом не знает...

А Л И С А. Я знаю.

М О Ц А Р Т О В. В конце концов, существует что-то, кроме наших прихотей и капризов. И с этим, чëрт побери, нужно считаться!

А Л И С А. Но это не каприз, папа. Это необходимость.

М О Ц А Р Т О В. Необходимость? Да тебе просто на всë наплевать! Я не прав? Тебя не было в прошлый раз...

А Л И С А. У меня была запись!

М О Ц А Р Т О В. Конечно. У тебя была запись. Что может быть интереснее похорон собственной матери? Только запись!

А Л И С А. Но я два месяца ждала этого! И если бы я не пришла, мне бы сказали "Гуд бай", и всë! Понимаешь - и всë!

П А Ш А. Старик, она права. Ситуация, согласен, идиотская. Но это бизнес. Пока ты в нëм никто, тебя не будут ждать ни одной лишней секунды. Это жизнь, старик.

М О Ц А Р Т О В. Помолчи. Я разговариваю со своей дочерью. Которая в день похорон собственной матери отправилась распевать песни неизвестно с кем!

А Л И С А. Это неправда!

П А Ш А. Старик, ты передëргиваешь. Как это - неизвестно с кем? Она была со мной.

М О Ц А Р Т О В. Заткнись! Я тебя сюда звал? Нет. Так какого ты сидишь и вякаешь под руку?

А Л И С А. Папа, перестань.

М О Ц А Р Т О В. Почему - перестань? Я опять не прав? Или восемь лет за одной партой дают право приходить в мой дом, хлопать меня по плечу и называть стариком?

П А Ш А. Я думал, что дают.

М О Ц А Р Т О В. А ты не думай. Это мешает видеть. Даже через очки. Или, может, я вообще здесь никто? Может, мне уйти?

А Л И С А. Папа, зачем ты так?

М О Ц А Р Т О В. А как?

П А Ш А. Пардон, старик. Я не знал, что ты ТАК воспринимаешь... Ладно. Хозяин - барин. Ты сказал - я понял. Не буду вам мешать. Тем более, что у меня ещë масса дел...

М О Ц А Р Т О В. Давай-давай, массовик-затейник...

А Л И С А. Папа, я тоже пойду. У меня выступление.

М О Ц А Р Т О В. Но сегодня сорок дней!

А Л И С А. Я знаю!

М О Ц А Р Т О В. И это всë, что ты можешь сказать? Это всë, что осталось от любви к матери?

А Л И С А. Да. Я люблю маму не меньше, чем ты. А может, и больше. Именно поэтому я не хочу пить водку, а хочу заниматься тем, чему мама была бы рада.

М О Ц А Р Т О В. (после паузы) Логично. Хорошо. Иди. Развлекайтесь, пойте, танцуйте... Идите-идите. Гуд бай...

Алиса порывается ответить, но сдерживается и выходит. Паша молча удаляется вслед за ней. Моцартов раскрывает лежащую на столе папку, читает вслух.

М О Ц А Р Т О В. "Вот тут-то и объявилась проблемка. Та часть человечества, которую Иван Иванович полушутя называл своей супружеской половиной султана (близкие и друзья), внезапно выстроилась перед внутренним зрением изобретателя, как выставка товаров в магазинном окне. И все смотрели с укором. Конечно, в космическом смысле, эти люди были ещë более чуждыми обновлëнному Ивану Ивановичу, чем лунный грунт - его башмакам. Но. С некоторым смущением Иван Иванович обнаружил, что не может позволить себе огорчать этих людей известием о своëм уходе из жизни. Большое сердце не могло допустить, чтобы из любимых глаз выкатилась хоть одна частичка росы... Изобретатель стиля оказался бессилен перед домоганиями совести, по ночам давившей на его мышечную перегородку (отделяющую брюшную полость от грудной) с упрямством жмущего на газ рокера. Звуки восточного струнного инструмента, заготовленного, чтобы возвестить о переходе от бытия к небытию, временно обесценились до стоимости мелкой древнегреческой серебряной монеты. Проблемку нужно было решать...".

Моцартов захлопывает папку, идëт к телефону, набирает номер.

М О Ц А Р Т О В. Кто это? Трофим, ты что ли? Не понял я... По-моему, в твои обязанности не входит... Что? Ещë раз. Прекрасно. Молодцы. А ну, дай-ка мне сюда Лизетту. Да. Лизетта, детка, что это значит? Чего не хватает? Уверенности? А Трофим, конечно... Собирались сказать? Ну да, ну да. А тебе не кажется, Лизетта, что нам нужно поговорить? Да, сейчас. Нет, если я говорю - сейчас - это значит, сейчас. Тем более, что у меня для тебя сюрприз. Разве у меня бывают плохие сюрпризы? Конечно. Целую... (кладëт трубку) Ладно, так даже лучше... (выходит)

У Лизы. Лиза, Трофим. Стол, три стула.

Т Р О Ф И М. Ну что - он приедет?

Л И З А. Так даже лучше. Сразу и расставим всë по своим полочкам. Лишь бы он чудить не начал.

Т Р О Ф И М. Не начнëт. Он тихий. Он всегда был тихим.

Л И З А. Ой, не сказала бы я, что Моцартов тихий. Бывало, такое вытворял...

Т Р О Ф И М. Какое?

Л И З А. Не важно. Всë это в прошлом и ничего этого сейчас нет. Сейчас есть ты. Есть мы. И будет ещë кто-то...

Т Р О Ф И М. Ну да. Моцартов приедет.

Л И З А. Тьфу на тебя с твоим Моцартовым. Что он нам может сделать? Ну что, что?

Т Р О Ф И М. Всë-таки, не стоило вот так - сразу. Неудобно. Только недавно на поминках гуляли...

Л И З А. И нам теперь из-за этого во всëм себе отказывать?

Т Р О Ф И М. Он мне столько хорошего сделал... Не нравится мне это.

Л И З А. И мне он много чего сделал. И хорошего тоже. Но мы же решили: то, что было, - было. А то, что есть, - есть. У него своя жизнь, а у нас своя. Наша...

Т Р О Ф И М. Хотя, с другой стороны, если не нравится, значит, так и должно быть. Он сам по себе, мы сами по себе.

Л И З А. Умница. За что я тебя и люблю - за то, что ты не выпендриваешься, как некоторые. Поцелуй меня.

Т Р О Ф И М. Что - прямо сейчас? А Моцартов?

Л И З А. Ну вот - перехвалила... Где ты видишь Моцартова? Нет его. Может, и вообще не будет. Сообразит-таки, что ему здесь делать нечего и не приедет.

Т Р О Ф И М. Приедет.

Л И З А. Ну и пусть. Ты же от этого не станешь любить меня меньше?

Т Р О Ф И М. Не стану. (целует Лизу)

Л И З А. Что это было? Так температуру у детей проверяют. Но у меня нет температуры, и я не ребëнок. Это не считается. Давай, целуй по-настоящему...

Трофим целует Лизу по-настоящему. Разумеется, именно в этот момент раздаëтся звонок от входной двери. Трофим неохотно отрывается от Лизы и выходит, чтобы тут же вернуться с Моцартовым.

М О Ц А Р Т О В. Всем добрый вечер. Надеюсь, ничему не помешал?

Л И З А. И не надейся.

М О Ц А Р Т О В. Я конечно, помню - незваный гость хуже татарина. Но поскольку татаринов здесь нет, может, у вас хоть стаканы найдутся? (ставит на стол бутылку)

Л И З А. Мы пить не будем.

М О Ц А Р Т О В. Что такое? У вас горе?

Т Р О Ф И М. Не у нас.

М О Ц А Р Т О В. А у кого?

Т Р О Ф И М. У тебя.

М О Ц А Р Т О В. Так это мои проблемы. А вы почему такие... неразговорчивые? Ну, Трофиму простительно. А ты, Лизетта, что - совсем гостю не рада?

Л И З А. Почему не рада? Будь как дома...

М О Ц А Р Т О В. Спасибо. Это так важно - когда тебе рады. Ну, рассказывайте.

Л И З А. Нам нечего рассказывать.

М О Ц А Р Т О В. Так уж и нечего. Выкладывайте. Разберëмся.

Т Р О Ф И М. А не в чëм разбираться. Всë и так ясно.

М О Ц А Р Т О В. А мне не ясно. То есть, я понимаю - с одной стороны. Такова селяви, и тому подобное. Но с другой стороны - мне не безразлично, где вы, например, собираетесь жить? На что вы собираетесь жить? Детей заведëте, или собачку отловите? Вы ведь для меня не чужие. Вы, может, для меня сейчас роднее всех на свете...

Л И З А. Не надо об этом. Мы потому и не хотели именно сейчас...

М О Ц А Р Т О В. Только не надо меня жалеть. Ладно? Моей Елене повезло - мы запомнили еë молодой и красивой. Как в песне поëтся. Разве это горе? Нет. Моë горе - это вы. Вот ты, Лизетта, - помнишь, как мы познакомились? Ах, какой был прекрасный вечер... И ты была почти уверена, что тебе ничего не светит... Но ведь засветило - я приласкал тебя, обогрел, накормил, денег дал...

Л И З А. Давай не будем об этом. Мне не интересно.

М О Ц А Р Т О В. А что интересно? Как я встретил Трофима? Как он выколупывал бутылку из сугроба? Как у него в носу сосульки звенели? А я его накормил, напоил, в бане помыл, тоже денег, между прочим, дал...

Л И З А. Ты что-то говорил о сюрпризе?

М О Ц А Р Т О В. А сюрприз простой. Я, знаете ли, поиздержался. Говоря языком математики, бабки у меня резко стремятся к нулю. Поэтому квартиру я снимать больше не в состоянии. И к следующему месяцу еë придëтся освободить.

Т Р О Ф И М. А мы куда?

М О Ц А Р Т О В. Придумайте что-нибудь. Вы же теперь - семья. Соображайте на две головы.

Л И З А. Но ты говорил, что сюрприз приятный...

М О Ц А Р Т О В. Я и сейчас говорю. Вы настроились на самостоятельную жизнь, правильно? Но если вас буду содержать я, ничего с самостоятельностью не нарисуется. Я ещë и окажусь виноват - за то, что был добрым. А так вы сразу будете готовыми ко всему. И в жизни вам это пригодится. Так что, как ни крути, а выходит, что мой сюрприз не только приятный, но и полезный.

Т Р О Ф И М. Ни хрена себе полезность. Да мы без крыши останемся...

М О Ц А Р Т О В. Лишь бы не без башни... Шучу. Но у меня, действительно, сейчас полный завал. Я даже издательство вынужден закрыть...

Л И З А. Как закрыть? А моя работа?

М О Ц А Р Т О В. И шофëр мне теперь тоже не по карману.

Т Р О Ф И М. Опять шутишь?

М О Ц А Р Т О В. Какие шутки? Лафа закончилась. Пришли тугие времена.

Л И З А. Мне это не нравится.

М О Ц А Р Т О В. Мне тоже не нравится. Да вы не переживайте, чего-чего, а денег на наш век хватит. И работы вокруг навалом. Ты, Трофим, например, мог бы пойти в киллеры. А что - профессия востребованная... А у тебя, Лизетта, вообще проблем нет - симпатичной женщине в наше время не сложно заработать на кусок батона себе и своей половине. Да перед вами, ребята, все дороги нараспашку! Вдумайтесь и обрадуйтесь!

Л И З А. Спасибо. Мы обрадовались.

М О Ц А Р Т О В. Вот видите - вы уже благодарны! А что будет потом? Эх, завидую я вам - как захотите, так и заживëте. Сами для себя. А если что будет нужно, приходите за советом.

Т Р О Ф И М. На кой нам советы? Нам бабло нужно!

М О Ц А Р Т О В. Понимаю. Но нет его у меня. Впрочем... Слушай, Трофим, а ведь ты можешь и себе помочь, и мне подсобить. Мелочь, в принципе, но за наличные - из последней заначки. Глядишь, и не придëтся от крыши отказываться.

Т Р О Ф И М. Что за мелочь?

М О Ц А Р Т О В. Простейшая, как инфузория. С одним гражданином побеседовать. Не сильно, но убедительно.

Т Р О Ф И М. Кто такой?

М О Ц А Р Т О В. Ты не знаешь. Хотя, помнишь Пашку Очкарика? Со мной за одной партой сидел. Он теперь у нас продюсер... В общем, нормальный был человек, пока крутые очки не завëл...

ТРОФИМ. У него что - проблемы со зрением?

МОЦАРТОВ. Не со зрением. Об этом и поговорим.

Л И З А. Что-то мне ваш разговор не нравится...

М О Ц А Р Т О В. А никакого разговора и нет. Чисто моральная поддержка. Но прямо сейчас. Так уж вышло. К сожалению, вы, как я понимаю, заняты...

Т Р О Ф И М. Никто не занят.

Л И З А. Никто никуда не пойдëт.

М О Ц А Р Т О В. Ладно, я-то всë равно пойду. А то гляди, Трофим, максимум на рассвете впорхнул бы ты в пылкие объятия с наличкой в зубах...

Л И З А. Что это значит - вот так, вдруг, на ночь, куда-то идти? Моцартов?

М О Ц А Р Т О В. А кто сказал - идти? Приехали, пообщались, уехали. Античный принцип. Полный комфорт за мой счëт.

Т Р О Ф И М. Я согласен.

М О Ц А Р Т О В. Тогда - вперëд. И мы нечаянно нагрянем, когда никто совсем не ждëт... А пузырëк сохрани - пригодится.

Моцартов и Трофим уходят. Лиза удаляется с бутылкой.

Глубокая ночь. Стена. В стене двери. Из-за дверей доносится музыка - там клуб. Выходят Паша и Алиса. Оба навеселе, но Паша конкретнее. Вместе поют:

Любовь и свобода - не просто слова! Любовь и свобода качают права! Любовь и свобода не всем по плечу! Люби меня крепче, а то улечу!

П А Ш А. Ты видела, как они колбасились? Да мы их теперь в порошок сотрëм и одной левой занюхаем... Теперь пойдëт жара! А мы в плавках... Короче, детка, пока ещë прохладно, это дело надо зафиксировать. А значит, мы немедленно, то есть, быстро-быстро едем ко мне. Любовь и свобода-а-а-а... Ля-ля-ля-ля-ля...

А Л И С А. Мы никуда не едем. Мы остаëмся, и я буду петь. Я хочу петь!

П А Ш А. Будешь. Обязательно и не даром. Но не сейчас. О, нас начнут искать, нас найдут и будут разводить. И мы грамотно сделаем вид, что согласны на определëнные условия... Но потом, детка, потом! Через два-три-четыре дня. А сейчас нужно отдыхать. Бай-бай. Пися в писю хорошо... Помнишь? Иди ко мне, киска-Алиска... Иди сюда.

А Л И С А. Перестань, Паша... Какая пися? Я хочу петь!

П А Ш А. Я тоже хочу. Что такое? Я не понял? Кто вообще всë это сделал? Ты чего?

А Л И С А. Отпусти...Паша! Убери руки!

П А Ш А. Люби меня крепче, а то... Ах, ты сучка! Да я теперь точно - отдеру тебя прямо здесь! И хрен кто нас увидит! Сучка-кусючка...

А Л И С А. Не дыши на меня! Я отцу расскажу!

П А Ш А. Ой-ой-ой! Ты ещë своей откинувшейся мамаше доложи о том, как залезла ко мне в ширинку на еë дне рождения! Ах, Паша, какой вы умный, какой вы такой настойчивый... Не дëргайся, дура!

Открываются двери. Выходит Витамин.

П А Ш А. А будешь много тявкать, я и твоему Моцартову доложу, чем его лапочка-дочка топчет дорожку в шоу-бизнес!

В И Т А М И Н. Слышь, баклан, отпусти девчëнку.

П А Ш А. Не понял? Это ещë что за хрен? Гуляй, мальчик...

В И Т А М И Н. Неправильный ответ...

Витамин с ноги достаëт Пашу в промежность. Алиса всхлипывает и сползает по стене.

П А Ш А. Сука! Ну теперь тебе пиз...

Удар в лицо. Паша валится на землю. Витамин делает из него отбивную. Хрустят Пашины очки.

А Л И С А. Не надо... Не надо!

П А Ш А. Сука-а-а-а...

В И Т А М И Н. Ничего с этим дятлом не сделается. Воздухом подышит, мозги проветрит. Он кто тебе?

А Л И С А. Никто.

В И Т А М И Н. Таких сразу мочить надо. Мамкиной сиськой по голове... Ну что, пойдëм попоëм?

А Л И С А. Пойдëм...

Алиса и Витамин уходят в клуб. Паша стонет, с трудом встаëт.

П А Ш А. Уроды...Ай! Вы у меня кровью срать будете...Ой! Ничего, завтра по-другому побазарим... Уй! Завтра с каждым по-другому побазарим...

Паша поднимается, шатаясь уходит направо. Оттуда слышен глухой удар, сдавленный крик, шум удаляющегося автомобиля.

Утро у Моцартовых. Музыка. На столе танцует Алиса. Витамин забивает папиросу.

В И Т А М И Н. Ну и что?

А Л И С А. Потом он устроил мне пару выступлений в ресторане, но денег, гад, так и не заплатил.

В И Т А М И Н. А ты что?

А Л И С А. А что я? Мне нужно светиться, раскручиваться... Чем больше, тем лучше. Чем быстрее, тем круче. Я петь хочу, понимаешь, - хочу пе-е-еть. А ты?

В И Т А М И Н. А я пою.

А Л И С А. Ни фига ты не понимаешь.

В И Т А М И Н. А чего понимать? Он тебя трахал, а ты ему пела. Ништяк. Иди сюда.

А Л И С А. Тебе хорошо говорить. Ты всегда можешь сесть в самолëт и улететь... А у меня папик пришибленный. Думает, что он один умный, а все ему должны. Книжки издаëт. Такие же припудренные, как и он сам. А помогать не хочет. Вот и приходится самой на себя работать. (спрыгивает со стола) Ой!

В И Т А М И Н. ("взрывает" косяк) Все так делают. Или ты, или тебя. Закон жизни. Но ты тоже можешь сесть в самолëт и улететь. И вообще, прикол не в самолëте. И даже не в направлении. Прикол в том, что если ты реально захочешь улететь, ты улетишь. И никто тебя не остановит. Держи. Вдыхай глубже, и не дыши.

А Л И С А. (кашляет) Гадость!

В И Т А М И Н. Факт. Всë, что вставляет, - гадость. Трава - гадость. Бабло - дерьмо. Музыка - фуфло. Держи.

А Л И С А. А секс? Ой, я больше не могу...

В И Т А М И Н. Палка о двух концах. С одной стороны, весь этот мир, данный нам в конкретных ощущениях, - жопа, в которую вогнали космический болт. А с другой стороны, другой жопы у нас нет. Вот тебе и секс.

А Л И С А. (снова взбирается на стол) А я?

В И Т А М И Н. (присоединяется к Алисе) Ты? Ты - чудо природы. Со всех сторон. Ты - ангел, сорвавшийся в штопор и летящий вниз со скоростью света! Ты - программа, вышедшая из под контроля! Ты - самолëт! И я - самолëт! Полетаем?

А Л И С А. Полетаем!

Алиса и Витамин спрыгивают со стола и "летают" по комнате.

А Л И С А. Кому-то покажется наша работа такой же смешной, как полëты во сне!

В И Т А М И Н. Но падает с неба не пепел, а снег, пока в этом небе живут самолëты!

В М Е С Т Е. Любовь и свобода не всем по плечу! Люби меня крепче, а то улечу! Люби меня крепче, а то...

"Самолëты" сталкиваются в объятиях. Губы находят губы. Руки всë делают правильно. Но распахиваются двери, и в комнату вваливаются Моцартов и Трофим. Видно, что эту ночь они провели не перед экранами мониторов...

М О Ц А Р Т О В. Оба на! Картина Шишкина "Белые медведи на мопеде"! И что означает эта скульптурная группа? Трофим, ты как думаешь?

Т Р О Ф И М. Головой.

М О Ц А Р Т О В. Логично. Алиса, кто это... дитя?

А Л И С А. Это Витамин.

М О Ц А Р Т О В. Какой - А, Бэ, или Цэ?

Т Р О Ф И М. Мультитабс...

М О Ц А Р Т О В. Ну?

В И Т А М И Н. Баранки гну. Стучаться надо, дядя.

М О Ц А Р Т О В. Не понял? Это кто дядя? Трофим, ты где-нибудь дядю видишь?

Т Р О Ф И М. Ни одной штуки.

М О Ц А Р Т О В. Логично. Зато я вижу одну штуку сопляка, который распаковал мою дочь и грубит взрослым.

А Л И С А. Папа, я всë объясню.

М О Ц А Р Т О В. Конечно, объяснишь. Но сперва я хотел бы знать, что делает этот мультитабс в моëм доме, в... А который час?

Т Р О Ф И М. Уже светло.

М О Ц А Р Т О В. Ë-моë! Уже светло! Ну?

А Л И С А. Папа, перестань.

М О Ц А Р Т О В. Молчать! Вон из моего дома! На панель! На плантацию! На все четыре стороны!

А Л И С А. Папа...

В И Т А М И Н. Дегенераты. (уходит)

М О Ц А Р Т О В. Что уставилась? Давай, вали за своим мультитабсом! И чтобы духу не было!

Алиса мгновение смотрит на отца, затем выбегает вслед за Витамином.

Т Р О Ф И М. Ты чего? Это ж твоя дочь.

М О Ц А Р Т О В. Нормально. Воспитательный момент. Пе-да-го-ги-ка. Слово из десяти букв.

Т Р О Ф И М. Ну, ты просто Карнеги какой-то.

М О Ц А Р Т О В. Мы все Карнеги понемногу... А что? Что ты понимаешь в воспитании детей? Что ты вообще понимаешь?

Т Р О Ф И М. Всë понимаю.

М О Ц А Р Т О В. Всë... Пиво где?

Т Р О Ф И М. Тут оно.

М О Ц А Р Т О В. Так что ж ты молчишь? Доставай. Наливай.

Моцартов и Трофим располагаются за столом.

М О Ц А Р Т О В. Значит, всë понимаешь? Хорошо. Тогда вот тебе вопрос из репертуара детского сада - что такое любовь?

Т Р О Ф И М. То, что надо.

М О Ц А Р Т О В. Садись - двойка. Но поскольку ты мне друг и одноклассник, я тебе подскажу: любовь - это фигня из шести букв. А точнее, фигура из трëх пальцев. И вообще - нету никакой любви.

Т Р О Ф И М. Как это нету?

М О Ц А Р Т О В. А вот так. Я есть. Ты есть. Пиво есть. Наливай. А любви нету.

Т Р О Ф И М. Не понял я - почему это пиво есть, а любви нету?

М О Ц А Р Т О В. Ты пиво видишь?

Т Р О Ф И М. Вижу.

М О Ц А Р Т О В. А любовь - где она? Какая она?

Т Р О Ф И М. Ну, разная: большая, маленькая, всякая...

М О Ц А Р Т О В. Ага. Это у вас с Лизеттой всякая... Ну-ну. Я посмотрю на ваше высокое чувство, когда вы останетесь без работы и без бабла...

Т Р О Ф И М. Чего ты опять гонишь? Ты же обещал!

М О Ц А Р Т О В. Спокойно. Как сказал, так и будет. Я о другом. Чисто, например. Вот останетесь вы без куска хлеба и глотка пива - где ваша любовь будет? В жопе она застрянет!

Т Р О Ф И М. Не застрянет.

М О Ц А Р Т О В. Значит, просвистит. Какая разница? Любовь - это конфета, которую сожрал, высрал, подтëрся фантиком и порулил дальше. Или остался на месте - потому что конфета просроченная попалась. Но если ты заранее знаешь, что всë это - полная туфта, ничего такого с тобой случиться не может. Потому что любовь - это всего лишь слово, придуманное мудаками, которые этим словом маскируют желание трахнуться. А чего маскировать? Хочешь долбаться - долбись! И не дрочи себе мозги, для этого есть другие части тела. Проще говоря, люби членом, а мозгами оставайся свободен. Вот и вся любовь. Как в песне поëтся. Понял?

Т Р О Ф И М. Не понял. Если я люблю свою мать, или там Родину, я же не собираюсь их трахать.

М О Ц А Р Т О В. И зря! Ведь они все реально трахают тебя - и твоя мать, и твоя Родина!

Т Р О Ф И М. Ты чего - совсем угорел? Моя мать давно померла!

М О Ц А Р Т О В. Ну и что? Ты вот бутылки собирал, в тире на пузырь стрелял, а всë почему? Потому что отлюбили тебя по полной программе! Сперва в школе, затем в армии, ещë где-нибудь - все тебя дрючили, и получали свой кайф. Я имею в виду - в переносном смысле. Что ещë хуже, чем в прямом. Иначе ты бы тоже имел свой кайф - какой-никакой, но свой. А так имеют тебя. Все. Кроме меня. Я вон тебе даже Лизетту уступаю. И мне не жалко - я так хочу. Потому что я - свободный человек!

Т Р О Ф И М. Нет.

М О Ц А Р Т О В. Что - нет?

Т Р О Ф И М. Ты не свободный. Никто не свободный.

М О Ц А Р Т О В. Ой, не надо мне вот этого - никто не свободен, никто не забыт... Лучше плесни ещë.

Т Р О Ф И М. Я серьëзно. Откуда ты знаешь, чего ты хочешь? Кто тебе сказал, что ты хочешь именно того, чего ты хочешь?

М О Ц А Р Т О В. Хочу и знаю.

Т Р О Ф И М. Это тебе кажется. А на самом деле ни хрена ты не знаешь, не хочешь и не можешь.

М О Ц А Р Т О В. Нормальный ход... Как это я не знаю и не хочу? А кто?

Т Р О Ф И М. Я тебе скажу.

М О Ц А Р Т О В. Скажи, скажи.

Т Р О Ф И М. Ты - мутант.

М О Ц А Р Т О В. Сам ты мутант.

Т Р О Ф И М. И я мутант. Все мутанты. Никто об этом не знает, а я догадался.

М О Ц А Р Т О В. Да ну?

Т Р О Ф И М. Я увидел разницу. Сквозь прицел. Когда человек думает, что он живой, он ведëт себя по-одному: пьëт, курит, книжки читает, в телевизор втыкает... Но когда эту мысль из него неожиданно вышибают, он начинает вести себя по-другому.

М О Ц А Р Т О В. Логично. Хороший способ бросить курить.

Т Р О Ф И М. Я ещë понимаю, если человеку оторвало башку, или вообще его на дороге в паштет развезло. Тут всë ясно. Полная непригодность к строевой. Но когда делаешь какому-нибудь кексу в голове малюсенькую дырочку, и он тут же перестаëт соображать, что с ним происходит, в этом ничего логичного нет! А почему?

М О Ц А Р Т О В. А почему?

Т Р О Ф И М. А потому что люди - не то, что они о себе думают. Люди вообще не думают. За нас это делают другие.

М О Ц А Р Т О В. Кто?

Т Р О Ф И М. Конь в пальто. Я сам хотел бы знать. Получается как? Тебе кажется, что ты хочешь пива, и ты берëшь пиво. Или тебе кажется, что ты хочешь бабу, и ты берëшь бабу. А на деле, это кто-то, кто живëт внутри тебя, хочет твоë пиво и твою бабу!

М О Ц А Р Т О В. Глисты, что ли?

Т Р О Ф И М. Тут покруче... Этому кому-то зачем-то нужно, чтобы ты ел, пил, срал... Чтобы баба, которую ты отодрал, родила ещë одного мутанта. А тот ещë одного, и так до полного финиша. Понимаешь? Люди - это чехлы. Чемоданы, коробки, гондоны... От самого рождения до самой смерти. А смерть - это вовсе и не смерть, а знаешь что?

М О Ц А Р Т О В. Слово из шести букв.

Т Р О Ф И М. Сам ты... из шести букв. Смерть - это полная распаковка. Переход из товарного вида в нетоварный. Конфискация жизни. Дальше ты можешь быть полезен только по частям, и то не всегда. Кто-то вынимает себя из человека, и тот остаëтся валяться на хрен никому не нужный. Потому что ни фига не умеет делать сам - лично для себя. Его никто этому не учил, его просто использовали и выкинули.

М О Ц А Р Т О В. Ну, ты загнул...

Т Р О Ф И М. Не загнул, а понял. Но я знаю, как с этим бороться - нужно делать не то, что хочешь, а наоборот. Ты думаешь, я пива хочу? Да я его терпеть не могу! Ты думаешь, я хотел ехать с тобой и ломать рëбра Очкарику? Нет. Или ты думаешь, я Лизку люблю? На кой она мне сдалась? Но я пью и трахаюсь только потому, что от этого та сука, которая сидит в моей голове, просто в шоке!

М О Ц А Р Т О В. Да... Нелегко тебе приходится. Наперекор себе ради себя. Так можно и набекрень съехать...

Т Р О Ф И М. А ты думал.

М О Ц А Р Т О В. И что совсем пива не любишь?

Т Р О Ф И М. Ненавижу. У меня от него отрыжка. И базарить пробивает.

М О Ц А Р Т О В. Молодец. Ну, тогда наливай - выпьем за твою силу воли!

Т Р О Ф И М. А нету. Всë выпили.

М О Ц А Р Т О В. Да? Тогда поехали к Лизетте.

Т Р О Ф И М. Зачем?

М О Ц А Р Т О В. Затем, что ты еë не любишь. А по дороге ещë пива возьмëм - для тренировки. Блин, а я чувствовал - что-то вокруг не так, что-то не по-настоящему... Знаешь, это как тени в окне: руками размахивают, а что происходит - неизвестно. Ну, теперь пусть гады мучаются! А мы за ценой не постоим. Как в песне поëтся...

Моцартов прихватывает со стола папку и они с Трофимом уходят.

Дома у Лизы. День. За столом Лиза, Трофим, Моцартов.

М О Ц А Р Т О В. Эх, Лизетта... Ты думаешь, мы ловим кайф оттого, что сидим здесь и достаëм тебя своим присутствием? Да? Нет. Мы не какие-нибудь. Мы сопротивляемся.

Л И З А. Любопытно. И кому же?

М О Ц А Р Т О В. Трофим, а скажи ей. Пусть знает.

Т Р О Ф И М. Мутантам.

Л И З А. Кому? Вы сколько выпили?

М О Ц А Р Т О В. Это к делу не относится. Лучше приготовила бы нам поесть - тебе это в жизни пригодится. А вообще, на войне, как на войне, Лизетта. Пока мы здесь сидим в засаде, мир, может быть, катится в пропасть.

Л И З А. Я не знаю, куда катится мир, но вы у меня сейчас укатитесь к чëртовой бабушке.

М О Ц А Р Т О В. Не сердись, Лизетта. Просто, положа руку на левую грудь, отвечай, ты за кого - за нас, или за мутантов?

Т Р О Ф И М. Так мы же и есть мутанты.

М О Ц А Р Т О В. Логично. Не понял? Мы что - сопротивляемся сами себе?

Т Р О Ф И М. Ну да.

М О Ц А Р Т О В. Хорошо. Тогда поставим вопрос ребром: ты за кого - за нас, или против?

Л И З А. Как вы меня достали... Трофим, ты же поклялся, что больше ни капли.

Т Р О Ф И М. А я и не отказываюсь.

Л И З А. Моцартов, а ты? Зачем вот это всë? Что я тебе плохого сделала?

М О Ц А Р Т О В. Знаешь, Лизетта, в чëм твоя главная проблема?

Л И З А. Знаю. В том, что у меня в доме сидят два алкаша.

М О Ц А Р Т О В. Это не проблема. Это клевета. А проблема в том, что ты нас не любишь.

Л И З А. А за что вас любить?

М О Ц А Р Т О В. Я понимаю, о чëм ты говоришь. Ладно я - отрезанный ломоть. Но если я вдруг неожиданно загнусь, надеюсь, одну слезинку ты по мне прольëшь. А может, и не одну. А может, и ни одной. Нормально. Я не обижаюсь. Потому что, во-первых, не умею обижаться. А, во-вторых, знаю - любви нету. Как в анекдоте: нету ножек - нету мультиков. Но обо мне не будем. Ты лучше скажи - за что ты не любишь Трофима?

Л И З А. Люблю - когда он трезвый.

М О Ц А Р Т О В. Вот все вы такие - когда мужик тащит в дом мамонтов, холодильники и зелень, вы его любите. А чуть только он расслабился - сразу пошëл на хер.

Л И З А. Я такого не говорила.

М О Ц А Р Т О В. Говорила, не говорила... К чему слова, когда вот он - человек - сидит и сопротивляется. А ты ему - пошëл на хер...

Л И З А. Я не говорила этого!

М О Ц А Р Т О В. Значит, подумала. Вслух.

Л И З А. Трофим, посмотри на меня. Всë хорошо? Трофим?

Т Р О Ф И М. Я слышу.

М О Ц А Р Т О В. Ну, блин, Лизетта, ты меня удивляешь. Кто ж так любит? Ты делом докажи! Ты же умеешь!

Л И З А. Что ты мелешь, Моцартов? Каким делом?

М О Ц А Р Т О В. Вот видишь, Трофим? Видишь?

Т Р О Ф И М. Я вижу.

Л И З А. Да ну вас всех...

Т Р О Ф И М. Поцелуй меня.

Л И З А. Куда?

Т Р О Ф И М. Прямо сейчас.

Л И З А. (после паузы) Хорошо... (целует Трофима)

М О Ц А Р Т О В. И вот это чмоканье называется любовью? Этот стон у вас песней зовëтся? Лизетта, я тебя не узнаю.

Л И З А. Я не поняла - может мне ещë изобразить стриптиз?

М О Ц А Р Т О В. А что - слабо? Ради любимого человека? Нет, Трофим, не любит она тебя.

Л И З А. Да идите вы оба знаете куда!

Т Р О Ф И М. Поцелуй меня. По-настоящему.

Л И З А. (после паузы) Ладно... (целует Трофима по-настоящему) Доволен?.. Или ещë?

Т Р О Ф И М. Ещë.

Лиза смотрит Трофиму в глаза, усаживается к нему на колени - лицом к лицу. Целует его. Трофим возбуждается.

М О Ц А Р Т О В. Вот это похоже на правду. Но при чëм тут любовь?

Л И З А. Моцартов, тебе не кажется, что ты - лишний?

М О Ц А Р Т О В. Это почему?

Т Р О Ф И М. Ещë...

Лиза целует. Трофим наглеет.

Л И З А. Ты что делаешь? Перестань... Здесь Моцартов. Я не могу так!

М О Ц А Р Т О В. Настоящая любовь не взирает на лица. Не обращайте на меня внимания.

Л И З А. Ты с ума сошëл, Трофим. Отпусти меня...

Т Р О Ф И М. Я хочу тебя.

М О Ц А Р Т О В. Вот-вот. Это всë они. Держись, Трофим, не поддавайся!

Т Р О Ф И М. А мне плевать! Я хочу!

Л И З А. Отпусти! Я не буду сейчас!

Т Р О Ф И М. Будешь! (хватает Лизу за шею) Будешь!

М О Ц А Р Т О В. Ради твоей же пользы, Лизетта. Не хочется, а надо. Не хочется, а надо! Но пасаран!

Л И З А. Трофим! Больно!

Трофим заваливает Лизу на стол, одной рукой душит еë, другой расстëгивает брюки.

Л И З А. Трофим... Я прошу тебя... Не надо!

Т Р О Ф И М. Надо! Надо...

Моцартов берëт со стола бутылку и лупит ею Трофима по голове. Трофим вырубается. Лиза кашляет. Моцартов сталкивает Трофима с Лизы.

М О Ц А Р Т О В. Вот и вся любовь. Ну что, Лизетта, пива хочешь? Или ещë любви? Мне для тебя ничего не жалко.

Лиза пытается встать, но Моцартов толкает еë обратно на стол, накидывает ей на голову подол платья и... додушивает Лизу. Та почти не сопротивляется.

М О Ц А Р Т О В. Расслабься, Лизетта. Успокойся. Теперь ты по-настоящему свободна - от людей, мутантов, любви, денег и прочих проблем... Теперь можно не притворяться и ни о чëм не беспокоиться. Расслабься. Я могу помочь тебе чем-нибудь ещë?

Раздаëтся стон - это приходит в себя Трофим. Моцартов отпускает окончательно успокоившуюся Лизу, берëт ещë одну бутылку и разбивает еë о череп Трофима. Тот отключается повторно.

М О Ц А Р Т О В. Скажу тебе честно, Трофим, достал ты меня. Но ты же знаешь - я зла не держу. Да я всë могу сделать, лишь бы друзьям и любимым было хорошо! Эх, я бы всем помог, но ведь не поймут, да и кто они мне - эти все? А ты мне, всë-таки, друг и бывший товарищ. И с мутантами ты здорово намутил. Только нету их. Понимаешь? Никто с нами ничего не делает. Это мы сами ни хрена с собой не делаем. А надо. Потому что свобода есть - странная такая, законспирированная, дикая... Но есть. И я тебе это продемонстрирую.

Говоря всë это, Моцартов достаëт припасëнную заранее верëвку, залазит на стул и привязывает еë. Затем Моцартов втаскивает Трофима на стол и попадает его головой в петлю. После чего ему остаëтся только спрыгнуть со стола и отодвинуть его. Трофим зависает.

М О Ц А Р Т О В. Они думают, что я книги издаю. Я сам так думаю... Но разве это книги? Это прогрессирующая шиза! Иногда такой бред попадается, что ни в какие ворота. То ли дело кроссворды... Всë логично. Всë понятно. Колбаса - это мясопродукт. Человек - это млекопитающее. Деньги - это зло... Когда их мало. А что не понятно, можно в словаре посмотреть. Главное, что никого не жалко. Потому что слово из пяти букв "жизнь" никогда не пересекается со словом из шести букв "смерть". Разве что в самом конце. Когда уже всë и так сложилось. И по горизонтали, и по вертикали. А они как наворотят... И ведь кто-то всë это воображает, какие-то мысли пытается впарить другим. И впаривает! Может, это и есть мутанты? Те, которых нет. А? Я тебе сейчас одну штуку покажу - обосцишься...

Моцартов раскрывает папку, прихваченную из дому, берëт листок, читает вслух.

М О Ц А Р Т О В. "Гангстер Иван сидел на палубе небольшого парового, моторного или вëсельного судна и наслаждался сортом крымского вина. Только что Иван еле живым ушëл от забрасывания пулями и снарядами и дал себе клятвенное обещание впредь более внимательно относиться к собственному здоровью. Тут Иван с любовью взглянул на блестевшее на безымянном пальце левой руки старинное название изумруда и сапфира. Отражение света на шлифованной поверхности камня утешило душу Ивана, как кристаллическое вещество, содержащееся в эфирном масле перечной мяты - его дыхание. Внезапно что-то просвистело мимо правого уха гангстера. Краем глаза Иван успел заметить чëрную руку с металлической пластинкой с отверстиями, надеваемой на пальцы. "Неполучившийся выстрел" - подумал Иван, схватил стоявший на палубе горшок с многолетним растением с мясистым стеблем, покрытым иглами и швырнул его в нападавшего. Горшок попал в грудь здоровенного негра и смялся как плотная бумага. Негр взвился, будто туго натянутая проволока для музыкального инструмента и пообещал растоптать Ивана, словно детëныша насекомого. При этом негр громко задышал и застучал ногой по палубе как сказочный конь по фамилии Бурка. Иван не растерялся, выхватил из кармана аркан американских пастухов, набросил его на негра и резко дëрнул. Негр не удержался на ногах и упал в воду. На него тут же набросились пираньи. Ивану даже показалось, будто в воде начался процесс самоперемешивания воды при температуре не менее 100 градусов по Цельсию. "Счастливого пути, герой русских сказок, совершивший путешествие к морскому царю" - подумал Иван и легко вздохнул, словно тысяча тысяч граммов свалились с его плеч... Когда негр, которого, кстати, звали Билл, не вернулся с задания по убийству гангстера Ивана, всë негритянское помещение для проживания солдат переполошилось. Личный состав выстроился на плацу и чëрный полковник в головном уборе народов мусульманского Востока зачитал приказ в манере архитектурного стиля начала 18 века. Полковник был неплохим специалистом, владеющим искусством стиля. После зачтения приказа негры разбежались. Каждый был зол на Ивана и похож на сердитую чернильную каплю, упавшую на бумагу. Начиналась операция под кодовым названием "Игра, в которой каждый игрок ударами деревянного молотка старается первым провести свой шар через ряд проволочных ворот"... Ничего не подозревавший Иван продолжал потягивать крымское вино из сосуда в форме груши с отведëнной в сторону длинной трубкой. От выпитого его голова напоминала одну из форм монополий. Прядь волос дерзко свешивалась и накрывала левый глаз Ивана. Наклюкавшемуся гангстеру казалось, что он сидит в школьной комнате для учебных занятий и учитель, похожий на спутника бога вина и веселья Диониса, ласково гладит его по голове... Поэтому, когда на палубе показались сердитые негры, Иван посмотрел на них с изрядным сомнением и недоверием. И понял, что надеяться на равенство и одинаковое положение не приходится. Иван достал из кармана крупнокалиберный пулемëт и излохматил сердитых негров в декоративный край ткани, состоящий из отдельных ниточек, верëвочек или кисточек. "Вот такое у нас будет расторжение брака" - подумал Иван, спрятал пулемëт в карман и посмотрел на небо, где медленно проплывало кучерявое атмосферное явление. От избытка переполнивших его чувств, Иван тут же посетил гальюн типа сортир, затем вернулся, уселся на палубе и продолжил дегустацию крымского вина, находясь в полном созвучии с окружающей средой...". Полная шиза, правда? Елена тоже так говорила. Дура. За что и поплатилась. Но ведь что-то в этом есть, что-то есть во всëм. Не потому что люди - чехлы. Нет. Люди - это одиночные камеры, внутри которых отбывают пожизненный срок мечты и желания... Или глисты - у кого как. Но есть варианты. Читал "Монте-Кристо"? То-то же. Я это не к тому, что на что-то претендую, хотя, конечно, претендую. Но даже не это главное. Главное в том, что если раньше я больше всего хотел никого не расстроить, то теперь больше всего я хочу понять. Лично я. И уже почти понимаю! Вот так-то, други и подруги. Хотите бесплатной музыки? Отдыхайте на кладбище. В полном, так сказать, созвучии... Ладно. Может, ещë увидимся.

Моцартов уходит.

Около полуночи. Дома у Моцартовых. Перед Моцартовым на столе непочатая бутылка водки и пара стаканов. Моцартов берëт бутылку, распечатывает, но ставит обратно. Открываются двери - на пороге Алиса. Одежда на ней разодрана, лицо в кровоподтëках. Алиса подходит к столу, берëт бутылку, наливает немного в стакан, залпом пьëт. Кашляет, падает на стул, истерически смеëтся. Моцартов наливает себе, пьëт. Затем встаëт и бьëт Алису по лицу. Алиса опрокидывается навзничь вместе со стулом и переключается на рыдание. Моцартов опускается перед ней на колени, обнимает, гладит по голове.

М О Ц А Р Т О В. Доченька. Алисочка-кисочка. Прости меня, солнышко. Я ведь не со зла, что ты... Маленькая моя, родная. Что-то у тебя не так, да? И у меня что-то не так, у всех что-то не так... Не плачь, Алисочка, вот увидишь - всë у нас будет прекрасно: ты станешь петь, я буду тебе радоваться, и мы заживëм лучше всех. Лучше всех, лисичка моя! Хочешь - поедем на море? Помнишь море?

А Л И С А. Нет.

М О Ц А Р Т О В. И я не помню... А хочешь, сядем в самолëт и просто улетим? Туда, где всегда солнце! Или туда, где луна. Тебе нравится луна?

А Л И С А. Нет.

М О Ц А Р Т О В. Почему?

А Л И С А. Она высоко... И потрогать нельзя...

М О Ц А Р Т О В. Нельзя. Ничего нельзя потрогать. А так хочется! Назло людям и мутантам! Ты веришь мне, Алисочка? Ты не сердишься на меня? Кто тебя обидел? Где у тебя болит? Скажи мне, доченька, скажи папе. Не надо плакать... Вот, возьми. (достаëт из кармана упаковку таблеток, высыпает на руку, кладëт таблетки в рот Алисе) Скушай и тебе станет легче. Вот так. И ещë. А теперь запей. (вливает Алисе в рот водку, Алиса кашляет) Так надо, солнышко. А теперь ещë скушай. И ещë. Так будет лучше. Так будет правильно.

А Л И С А. Я не могу... Я не хочу, папа...

М О Ц А Р Т О В. Боль пройдëт, ранки затянутся, плохое забудется, мутное и злое рассосëтся, останется только светлое и доброе. Скушай ещë. Скушай, доченька. Светлое и доброе...

А Л И С А. Мне плохо...

М О Ц А Р Т О В. Я знаю, доченька, я знаю. Всем плохо. А теперь ещë запей. Вот так...

А Л И С А. Помоги мне, папа! Сделай что-нибудь...

М О Ц А Р Т О В. Конечно, Алисочка, конечно, кисочка моя. Кому же и помогать, если не тебе? Логично? Потерпи немножко и я всë для тебя сделаю, слышишь? Всë! Всë. Всë пройдëт... Как в песне поëтся.

Моцартов отпускает Алису, которая валится на пол и затихает, что-то шепча о том, как ей плохо и больно... Моцартов целует дочь, аккуратно берëт еë на руки, встаëт и выходит вместе с Алисой. Возвращается сам. Наливает в стакан остатки водки, выпивает. Раскрывает папку. Читает вслух.

М О Ц А Р Т О В. "И наступил день. И раздавил прошлое. Теперь ничто не мешало Ивану Ивановичу завершить начатое. Именно в этот день Иван Иванович понял, что утверждение "Весь мир - вид искусства, и люди в нëм - актëры" к нему отношения не имеет. Иван Иванович был автором, режиссëром, гением и магом кулинарии. Он бросал в горячую варëную воду бытия отдельные ингредиенты человеческих имëн и судеб и, путëм известного только ему приготовления, получал удивительное блюдо - божественное злободневное произведение, высмеивающее какое-либо лицо или явление. Иван Иванович признал в себе Демиурга. Следует отдать ему должное - он был скромным Демиургом, готовым, если нужно, поставить подпись на любом листке бумаги, предназначенном для составления документов по определëнной форме, или запросто сходить в магазин за кисломолочным продуктом. Именно своей скромности Иван Иванович был обязан тем, что наконец-то сумел избавить всех близких ему людей от необходимости расстраиваться. Именно ей он был благодарен за то, что наконец-то ощутил себя свободным и мог заниматься всем: написать стихотворение из четырнадцати строк, накопить денег и уехать на далëкий латиноамериканский хутор, просто сидеть и с аппетитом есть сочный украинский арбуз... Но главное оставалось позади - стиль был изобретëн и существовал. Иван Иванович заткнул рот совести. Стиль утверждал: люди - это особым образом начертанные слова, которые утрачивают первоначальные значения и смысл, едва лишь их заменяют определения. Всë, что в дальнейшем происходит с физическими оболочками, - не более, чем суета определений. Это и было решение. Миссия Ивана Ивановича финишировала... В прекрасную, летнюю, глупую, лунную ночь Иван Иванович взошел на вершину своего тридцатишестиэтажного дома и совершил акт прерывания беременности мира. Не вдаваясь в детали, скажем, что он, допустим, улетел. Направление и скорость пожелали остаться неизвестными...".

Моцартов достаëт из кармана спички, поджигает листки - один за другим - и смотрит, как они вспыхивают и ярко горят на столе. Улыбается. Уходит.

С Т А Р У Ш К А. Такая была славная семья... А тут, словно сглазил кто. Сам-то, Иван Иванович, чудить начал. То на Леночку накричит, то на Алису наругается, то мимо людей пройдëт и так посмотрит, будто знает о них что... А то опять успокоится, всем улыбается, насвистывает. Книжку мне подарил, кулинарную. А на своей работе, говорят, праздник устроил - поминки. Будто бы Леночка у него умерла. И не просто сама умерла, а мол, убили еë. Представляете? А людям что? У людей праздников мало, вот они и не отказываются. Это уже потом узнали, что никто не умирал, и никто никого не убивал, прости Господи. А перед этим Иван Иванович совсем шальной стал. Выпивать начал. Как сейчас помню - из окна высунулся, и давай деньгами швыряться. И кричать, что никого не боится, всех любит и всем поможет... Люди сперва деньги собирали, думали - шутит. Выпил - и балуется. А он начал вещи выкидывать... Люди хотели к нему зайти - не открывает. Начали "Скорую помощь" вызывать. И милицию - на всякий случай. А Иван Иванович, как увидел в окошко машины, сразу из квартиры выскочил, и на крышу побежал. И давай оттуда слова кричать. За ним, конечно, пошли, но что там, на крыше, было, люди снизу не видели. Но вернулись доктора и милиция без Ивана Ивановича. Не нашли его! Вот, что самое удивительное - среди белого дня человек пропал, и никто не знает, куда. Леночка потом сама в милицию ходила, на розыск подавала, но кто ж его станет искать, если он будто сквозь крышу провалился? Люди говорят, нечистое это дело... А книжку я сохранила. Я из неë теперь новые пончики делаю. Вкусные... Вы приходите в субботу. Может, и у Моцартовых кого застанете. Такая хорошая семья была...