Ребенок для отчима

Владимир Щепак (идея)
Юлия Гусейнова (диалоги и мизансцены)

Действующие лица:
       Борис, преуспевающий бизнесмен, 40 лет
       Людмила, его жена, преподаватель, 45 лет
       Тина, его падчерица, 20 лет




Действие первое

Кабинет Бориса. Подчеркнутая простота, ничего лишнего, но скромность этой обстановки -- из той, что обходится дороже аляповатой вычурности. Тина сидит в кресле у окна, бродит грезами где-то далеко, мечтательно улыбается. Борис за столом перебирает бумаги, но и его мысли тоже далеки от работы. Однако они вовсе не так безоблачны, как грезы падчерицы...
       Борис хмурится и кусает губы.

Данный текст является частью коллекции сайта "Раскрытая книга. Библиотека творчества малоизвестных авторов" -- http://lim.lib.ru/


       Тина (поглаживая живот, тихо, как бы размышляя вслух): Если это девочка, то назовем ее Люсей, как маму, а если мальчик -- Борей, как тебя.

       Борис долго не отвечает, внимательно разглядывая Тину, словно впервые ее увидел. Наконец, со вздохом констатирует.

       Борис: Ты выглядишь такой счастливой...
       Тина: А ты разве не рад? Ты же сам этого хотел.
       Борис: Хотеть-то хотел, да вот только вопросов сложных сразу много возникло.
       Тина: Каких вопросов?
       Борис: Ну, например, как твою свадьбу устроить.
       Тина (ошарашенно): Зачем мою свадьбу?.. Разве я не останусь жить здесь, с тобой и с мамой?
       Борис (вскакивая и нервно меря шагами кабинет): Боже, какой ты у меня еще ребенок наивный! А ты о маме подумала? Как она должна себя чувствовать?!
       Тина: Вопрос о маме, мягко говоря, запоздал... И сильно. Мы с тобой оба о ней не думали.

       Она встает, подходит к Борису, останавливает его бег и произносит раздельно, четко, упираясь прямыми вытянутыми руками в его плечи, а глазами -- в его глаза.

       Тина: И потом, ты неправильно говоришь. Это не я у тебя ребенок, а у меня -- твой ребенок,.. па-поч-ка!

       Борис стряхивает ее руки, сам хватает ее за плечи, сильно сжимает, наливаясь гневом.

       Борис: Это что за издевка в голосе? Ты что себе позволяешь! Да я еще мягко выразился -- ты не дитя несмышленое, а идиотка безмозглая!! Ты же разваливаешь семью!..

       Тина остается непробиваемо спокойной, лишь слегка приподнимает брови, выражая лицом: "Ой ли?.." И Борис остывает, отпускает ее, возвращается к столу и падает на стул.

       Борис: А я-то хорош!.. Греховодник старый, пошел у тебя на поводу. Я и в мыслях не держал, что это лично твоя, так сказать, инициатива! К тому же, Люся так удачно уехала на курорт... Я решил, что вы сговорились, и отпустил тормоза... И вот -- здравствуйте! Оказывается, мама о проделках дочки ничего не знает.
       Тина: О НАШИХ проделках, папа.
       Борис: Нет уж, доченька. Проделки были именно твои! Я просто поддался слабости, прости меня Господи. Ты сама толкнула меня на это, ты угадала мои запретные желания и разожгла их. И только попробуй отрицать!

       Тина подвигает себе стул для посетителей, усаживается и подается вперед, чтобы уменьшить разделяющее ее и Бориса пространство стола.

       Тина: Ничего я отрицать не собираюсь. Но и ты не можешь не признать, что я бы не пошла на это, если бы ты не изводил маму.
       Борис: Так ты еще и подслушивать мастерица!
       Тина: Труда особого не надо подслушивать, труба иерихонская! Хорошо, что весь дом -- наш, а то бы и соседи узнали, как ты шантажируешь бедную больную женщину.

       Борис резко бледнеет, потом краснеет. В ярости хватает пепельницу и бросает в Тину. Она без тени эмоций уклоняется.

       Тина: Осторожнее, папуля. Не убей ненароком -- я же ношу твоего ребенка...
       Борис (тяжело дыша, сквозь зубы): Ну и змею я пригрел на груди!.. Меня в шантаже обвинять! Да не твое свинячье дело, о чем я с женой разговариваю!
       Тина (спокойно, хотя и дрогнувшим голосом): От свина и слышу. Твоя жена, между прочим, в первую очередь -- моя мама, и кому как не мне есть дело до ее слез. Ты же знаешь, что она не может больше иметь детей -- так почему требовал ребенка? Почему грозил оставить нас?
       Борис: Я воспитывал тебя, как родную дочь. Мне сорок лет, мне нужен наследник. Или наследница, на худой конец. Ты моими делами не интересуешься, своих детей у меня нет. Значит, нужно, чтоб были!
       Тина: Вот я тебе это и устроила -- что же ты недоволен?

       Борис хватается за голову, морщась, словно от сильной боли.

       Борис: О-ой... Ну ты действительно совсем дурочка или прикидываешься?! Такие вещи так не делаются! Эти вопросы так не решаются! Уж если ты решила, так сказать, пожертвовать собой -- то могла бы, по крайней мере, согласовать все с матерью! Еще неизвестно, что бы она сказала. Ведь все равно от разговора с ней никуда не уйти. Только теперь, по твоей милости, этот разговор будет таким сложным, что я даже не представляю... не представляю! -- как к нему подступиться.

       Тина слушает молча, глядя в стол, но вдруг поднимает глаза, и в них проскакивает искорка.

       Тина: А по-моему, папочка, не стоит так убиваться. Все вполне решаемо, хотя и недешево обойдется. Ты переводишь меня учиться подальше -- не обязательно за границу, можно просто в другой город, -- там рождается наш ребенок, ты его привозишь сюда. Говоришь маме, что изменил свою твердолобую позицию и согласен на усыновленного ребенка, а не обязательно на своего. И -- дитя законным образом возвращается к любящим родителям. Ну, как?
       Борис: Складно говоришь... Вот только дела сейчас не ахти как идут. На всех счетах пусто.
       Тина: А ты не торопись. Месяца три -- два с половиной спокойно можно ждать, пока ничего не видно. Но только помни: хоть одна мамина слезинка, хоть один твой масляный взгляд в мою сторону -- и я уничтожу свой план так же легко, как создала. Ну а теперь я пойду. Да и тебе пора. До вечера, папочка!

       Посылает Борису воздушный поцелуй и уходит.
       У Бориса звонит сотовый.

       Борис: Да!.. Да, я спускаюсь. Ждите.

       Уходит.

       Конец первого действия.




Действие второе

Столовая в доме. Утро. Потрескивает камин, на стенах охотничьи натюрморты. Стол накрыт на троих, посуда Бориса уже пуста, и его за столом нет. Людмила пьет кофе. Тина к своей тарелке и чашке не притрагивается, у нее в руке платочек, она периодически закрывается им от запаха еды.

       Тина: Мама...

       Людмила ставит чашку, вопросительно смотрит на дочь.

       Тина: Почему ты плакала вчера?
       Людмила: С чего ты взяла? Я просто резала лук.
       Тина: Ма-ма!.. Ты давно уже сама не готовишь. И вечером на кухне, и ночью на балконе -- там тоже был лук?.. Что случилось?
       Людмила: Вообще-то, детям ночью полагается спать...

       Тина виновато улыбается, пожимает плечами -- мол, так получилось, -- но вопрошающих глаз с лица матери не сводит.

       Людмила: Ну да ладно. Видишь ли, папа хочет, чтобы у тебя появился братик или сестричка.
       Тина: Что ж -- раз хочет, значит... получит!
       Людмила: В том-то вся и загвоздка! Я не смогу, здоровье уже не то.
       Тина: Зато он здоров, как бык!
       Людмила: Ты могла бы поуважительнее отзываться об отце.
       Тина: Ну, положим, он мне не отец, а отчим... И потом -- ну как же он не бык: у него ведь так хорошо получается делать детей!..

       Тут же в ужасе зажимает себе рот, но жест получается нарочитым, картинным. У Людмилы округляются глаза.

       Людмила: Что ты такое говоришь?!
       Тина (медленно, через силу): Мама... прости. Я это на себе проверяла.
       Людмила (со страхом и недоверием): Ты хочешь сказать, что...
       Тина: Да, мама. У нас будет ребенок.

       Людмила каменеет, и лишь беззвучно шевелит губами.

       Тина: Мамочка, милая, прости -- я не подумала! Я решила, что так для нас всех будет лучше... Мы же -- родная кровь, я -- твоя часть, и мне показалось, что все очень просто -- раз ты не можешь, я смогу!.. Только не молчи, мама, пожалуйста!! Ругай меня, бей, но не молчи!
       Людмила (с трудом сглотнув комок в горле): Бедная моя девочка... Что же ты наделала! А он-то каков...

       Она замолкает, на лице ее отражается смена противоречивых чувств. Отчаяние, гнев, жалость... Оскорбленное достоинство берет верх. Людмила встает, подходит к Тине, тянет ее за руку.

       Людмила: Вставай! Пойдем собирать вещи. Мы больше не останемся в этом доме ни минуты!

       Тина падает со стула на колени, в глазах сверкают слезы.

       Тина: Мамочка! Пожалуйста, не надо... Куда мы пойдем?! Ты же сама меня учила ничего не делать сгоряча!..
       Людмила: Ты что, встань скорее!

       Помогает дочери подняться. Обе плачут, обнимая друг друга.

       Людмила (вытирая Тине слезы): Зайчонок, успокойся... Тебе сейчас нельзя волноваться...
       Тина (изо всех сил сдерживаясь): Я знаю... Я уже все. Видишь, я уже улыбаюсь!..

       Людмила отпускает ее, садится за ее стул. Покачивает головой.

       Людмила: Нет, у меня все-таки в голове не укладывается... Ладно, ты -- наивная девочка, а он ведь взрослый мужик! Как он допустил такое, почему не отшлепал тебя как следует и не отправил в твою спальню?!
       Тина: А он сначала так и сделал. Но я же настойчивая, вся в папу!
       Людмила: Тинка, ты уж выбирай выражения... Ты у меня добрая, но сейчас, уж извини, твои слова звучат издевательски.
       Тина (прижимая руку к груди): Честное слово, мама, и в мыслях не было!
       Людмила: И что же... ты, получается, любишь его?
       Тина: Мама, я люблю его -- но я и тебя люблю! Я люблю вас вместе!

       Людмила все так же покачивает головой.

       Тина (с жаром): Мамочка, родная, я понимаю, как это странно звучит, особенно после того, что мы с ним сделали -- но это правда! Я люблю вас, я не хочу, чтобы вы ссорились, чтобы папа Боря бросал нас!.. Я ошиблась, я совершила преступление -- сейчас я понимаю... я предала тебя, мама!.. Если ты можешь, если ты в силах -- прости меня! Прости... нас... Мы больше не будем!..
       Людмила: Девочка моя, о чем речь... Я не держу на тебя никакого зла. Ты ошиблась, поторопилась... Знаешь что, давай мы сейчас с тобой ничего решать не будем. Я поговорю с ним, и там видно будет. Ты только не переживай -- тебе же вредно!
       Тина: Хорошо, мама, я не буду. Только... пожалуйста -- не говори с ним слишком строго! Ты же у меня самая понимающая, самая сильная, самая лучшая мама на свете!
       Людмила (пытаясь улыбаться): Хорошо, солнышко... Не будем слишком сурово судить слабых мужчин.

       Тина облегченно вздыхает и улыбается в ответ. Забывшись, отхлебывает из чашки -- и, зажав рот платком, стремительно выбегает.
       Встревоженная Людмила бежит за ней.

       Конец второго действия.




Действие третье

Домашняя библиотека. Плотные шторы, мягкие, глушащие звук шагов ковры, ряды книг на стеллажах. У низкого журнального столика Людмила в кресле просматривает диссертации. Следы слез на лице тщательно запудрены, губы плотно сжаты.

       Входит Борис, ходит вокруг да около, покашливает, чтобы обратить на себя внимание. Улучив момент, когда Людмила бросает на него взгляд, восклицает.

       Борис: Надо же, как Тина быстро выросла! Кажется, еще вчера была сопливой девчонкой...
       Людмила: К чему ты это говоришь?
       Борис: Совсем стала девица на выданье! Нет ли среди твоих аспирантов подходящего жениха для нее?
       Людмила: Не знаю, я никогда их в этом качестве не рассматривала... А с чего это ты вдруг решил Тину замуж выдать?
       Борис: Ну как... время пришло. Ей двадцать уже. Пора!
       Людмила: По-хорошему, надо было бы у нее самой спросить, собирается ли она замуж.
       Борис: Вот будем ее с возможным женихом знакомить -- тогда и узнаем.
       Людмила (разглядывает его, прищурившись): Да что ты так торопишься?..

       Борис весь напрягается в нехорошем предчувствии.

       Людмила: Не суетись, Боря. Она мне уже все рассказала.

       Борис вздрагивает и испускает свистящий вздох -- с трудом подавленное "Вот с...", но быстро овладевает собой.

       Борис (почти беззаботно): И что же тебе поведала милая Тинушка?
       Людмила: Все без утайки. И о своем решении. И о твоей борьбе с самим собой -- увы, недолгой... И о будущем ребенке. И о вашем с ней уговоре -- который ты нарушил.
       Борис: Вот как! Интересно... что же за уговор? Я что-то не припомню.
       Людмила (резко швырнув диссертации на столик): Не строй из себя святую простоту! Она пошла на то, на что пошла, при условии, что ты перестанешь требовать от меня невозможного и что она снова станет для тебя неприкосновенной, как только будет зачат ребенок! Мы оба с тобой знаем, что первое условие ты не выполнил. Неужели ты был настолько низок, что нарушил и второе?!

       Борис, потемнев лицом, с грохотом отодвигает кресло...

       Борис: Ты как со мной разговариваешь? Ты, кажется, забыла, кто в доме хозяин!.. Да стоит мне пальцем пошевелить, как ты со своей девчонкой на улице окажешься!

       Людмила бледнеет и поднимается на ноги, гордо откинув голову, прекрасная в гневе.

       Людмила: Ах, испугал. Ну, давай, пошевели пальцем, что же ты?

       Несколько секунд Борис и Людмила ведут дуэль взглядов, потом Борис встряхивает головой.

       Борис: А ты чертовски хороша, когда злишься! Тебя нельзя сломать, за это я тебя и люблю.

       Гнев в глазах Людмилы сменяется недоверием.

       Борис: Да, люблю!.. Прости, погорячился. Но и ты меня пойми! Договора, о котором ты упоминала, действительно не было. Это был просто ультиматум: вот то-то и то-то, а не то мама все узнает! Ты безусловно оправдываешь свою дочь и осуждаешь меня -- но ты задумайся: может быть, ты не видишь, не хочешь видеть, что Тинка играет нами обоими!

       Людмила протестующе мотает головой, приоткрывает рот, но Борис жестом останавливает ее.

       Борис: Нет, ты подумай! Жаль, что ты уехала -- не видела, как она изощрялась, чтобы заполучить меня себе в постель! Если бы ей самой это было не нужно, стала бы она так стараться? По крайней мере, посоветовалась бы с тобой, как это дико ни звучит. Хотя, я не сомневаюсь, твой ответ был бы однозначным.

       Пока он говорит, выражение протеста не сходит с лица Людмилы, и в то же время заметно, что она что-то упорно пытается вспомнить. И вот -- ей это удается.

       Людмила: Постой-постой... Нет, дорогой, ты все-таки не прав. Не стоит делать из Тины расчетливое чудовище. Я сейчас припоминаю, что разговор у нас действительно был...

       Борис поражен, он не ожидал такого поворота событий.

       Людмила: Нет, не ужасайся, не договор, а именно разговор. Она однажды застала меня в слезах, стала выпытывать, что случилось. Я ответила -- вот, вижу из окна, как дети на улице бегают, и так мне грустно, что она такая большая, а я такая старая, да и папа хотел бы еще ребеночка. Тут она и говорит мне -- а давай, мол, я ему рожу. Я, конечно, возмутилась, ты же в отцы ей годишься, а она как-то странно засмеялась и перевела все в шутку. Давно это было -- я и запамятовала уже...
       Борис (потерянно): А она, как оказалось, -- нет...

       Оба замолкают, глядя в пол. Каждый борется со своими сомнениями, обидами, растерянностью.
       Борис первым расправляет плечи и вдыхает полной грудью.

       Борис: Люсенька... Твоя -- нет, наша девочка принесла себя в жертву нашему счастью. Она сделала это наивно, неумело, чуть наоборот все не испортила -- но мы не должны с тобой думать, что это ей далось легко. Мы оба с тобой виноваты перед ней -- да, оба! Мои грехи и так напоказ -- но если бы я задумывался перед тем, как получить желаемое, то не добился бы в жизни ничего!.. А ты виновата в том, что замкнулась в своих страданиях. Ведь наверняка же какой-то выход был! И мы нашли бы его... если бы не были оба такими эгоистами. А Тинка -- вся в нас! Такая же эгоистка, как мы оба, напористая, как я -- и добрая, сердобольная, как ты. Она наломала дров, пусть так -- но мы сделаем еще хуже, если после этого расстанемся. Прости меня, прости ее, и попробуем быть счастливы... все вместе!
       Людмила: Вот уж не думала, что окажусь в роли старшей жены... а все когда-нибудь в жизни случается в первый раз... (Перехватывает недоуменный взгляд Бориса) Да шучу я, не дергайся. Юмор у меня такой...

       Входит Тина с опухшим от слез лицом. Видит родителей обнявшимися и бросается к ним, обнимает обоих.

       Тина: Господи... вы улыбаетесь! Как хорошо!! Я же чувствовала, что все обойдется, я так надеялась! Боже мой, если б вы только знали, как я вас всех люблю!..

       Занавес