Вильямъ Шекспиръ. Гамлетъ, принцъ датскiй
Переводъ съ изданiя 1623 г. Д. В. Аверкiева. Москва, Университетская типографiя, Страстной бульваръ, 1895 г. OCR Бычков М.Н. В связи с отсутствием некоторых букв старого русского алфавита используются следующие замены: буква "и десятиричное" заменена на латинскую i; буква "ять" заменена на е. буква "ижица" заменена на и. буква "фита" заменена на ф.
Отъ переводчика. На русскомъ языке существуетъ до десяти переводовъ Гамлета, и не только возможенъ, но и вполне законенъ вопросъ, съ какой целью и въ какихъ видахъ предпринятъ новый. На такой вопросъ, будь онъ предложенъ мне, я отвечалъ бы съ полной откровенностью, что взялся за трудъ, имея по преимуществу въ виду нужды русской сцены. Въ самомъ деле, изо всехъ переводовъ Гамлета доселе полнымъ правомъ гражданства пользуется переводъ Полеваго, сделанный уже более пятидесяти летъ назадъ, при литературныхъ обстоятельствахъ, далеко не похожихъ на наши, при иномъ взгляде на Шекспира, при иномъ его пониманiи и при иныхъ задачахъ театра. Были попытки вытеснить переводъ Полеваго со сцены, но оне никогда не увенчивалась полнымъ и прочнымъ успехомъ; театръ черезъ более или менее значительный промежутокъ снова возвращался къ Полевому. Недостатки перевода Полеваго общеизвестны: онъ часто не точенъ, съ произвольными сокращенiями, добавленiями и даже переделками (особенно въ IV акте); все роли, кроме Гамлета, значительно обезцвечены и сокращены, - обстоятельство, свидетельствующее о дурной привычке нашего театра обращать вниманiе не на пьесу, а на одну главную роль. В чемъ-же, не смотря на значительные недостатки, тайна привлекательности этого перевода для артистовъ? Высказывалось мненiе, что на немъ отразилось влiянiе романтизма; но входя въ разборъ основательности такого взгляда, заметимъ, что подобное обстоятельство въ свое время, конечно, могло способствовать предпочтенiю перевода Полеваго более точному и литературному переводу Вронченка; но Гамлетъ Полеваго пережилъ время романтизма, и если онъ все-таки первенствуетъ на сцене, то тому должна быть иная причина. Кажется, мы не ошибемся, сказавъ, что она заключается, сверхъ положительной удачи въ передаче некоторыхъ местъ, преимущественно въ роли Гамлета (что врядъ-ли будутъ отрицать самые ярые противники Полеваго), въ более живомъ языке перевода. Именно, эта живость языка, столь существенная при передаче драмъ Шекспира, и должна была прельщать наиболее талантливыхъ артистовъ, не желавшихъ ограничиваться одной более или менее условной декламацiей, (что неизбежно въ переводахъ, сделанныхъ условнымъ книжнымъ языкомъ), а желавшихъ говорить въ роли Гамлета, желавшихъ изобразить не условную трагическую фигуру, а живого человека. Эта живость языка побеждала и малую литературность перевода, сказывающуюся особенно въ стихахъ. Полевой, безъ сомненiя, былъ даровитый самоучка, но ухо у него не было достаточно развито: отсюда ошибки противъ стихосложенiя; онъ то не чувствуетъ, что переноситъ ударенiе въ имени героя пьесы со второго слога на первый, то пишетъ хореемъ вместо ямба (обычно, когда предыдущiй стихъ имеетъ женское окончанiе), то, наконецъ, вовсе не соблюдаетъ размера. Въ последнiе двадцать пять летъ, въ театре кроме указанныхъ опытовъ заменить переводъ Полеваго другимъ, более точнымъ, были сделаны попытки дополнить и улучшить текстъ Полеваго. Делается это весьма просто: артисты, сверяя переводъ Полеваго съ текстомъ другихъ переводовъ, вставляютъ изъ нихъ пропущенныя Полевымъ места, или заменяютъ его стихи выраженiями изъ другихъ переводовъ, кажущимися имъ более удачными. {Нельзя не заметить, что тоже практикуется въ нашемъ театре и относительно другихъ пiесъ Шекспира. Афиша уверяетъ, что пiеса дается в переводе такого-то, а въ сущности текстъ ея составной, изъ двухъ, или трехъ переводовъ. Всякiй переводъ, какими бы достоинствами и недостатками онъ ни обладалъ, все же представляетъ нечто целое, отражающее въ себе и талантъ, и пониманiе переводчика, а потому составные переводы, съ точки зренiя здраваго литературнаго вкуса, являются некотораго рода варварствомъ и свидетельствуютъ объ упадке литературности въ нашемъ театре. Въ соответствiе съ этимъ, и исполненiе часто бываетъ также составнымъ, то есть сложеннымъ изъ отдельныхъ кусочковъ, исполненiя другихъ, более талантливыхъ и самостоятельныхъ артистовъ.} Такое обстоятельство указываетъ однако, что театръ уже не довольствуется "вольнымъ" переводомъ Полеваго, и требуетъ новаго, более точнаго и полнаго. Отсюда ясно, что переводъ, имеющiй въ виду сцену, долженъ удовлетворять двумъ условiямъ: 1) быть по возможности точнымъ и 2) отличаться живымъ языкомъ. Такую именно задачу имелъ я въ виду, приступая къ переводу Гамлета. На сколько я достигъ цели - судить не мне. Я не на столько самонадеянъ, чтобъ утверждать, будто мною ничего не упущено и все передано съ безусловной точностью; но не боясь обвиненiя въ излишней хвастливости, смею заметить, что мною ничего не прибавлено къ Шекспировскому тексту отъ себя, ради красоты или звучности речи, или ради пополненiя недостающихъ стопъ въ стихе. Настоящiй переводъ есть плодъ многолетняго труда; оконченный еще въ 1889 году, онъ въ последнее время снова пересмотренъ и исправленъ мною. За долгую работу, незаметно для меня самого, у меня выработалась известная метода перевода, изъ опыта мною выведены некоторыя правила, которыя, можетъ быть, оказались бы небезполезными и для другихъ; мне также хотелось высказать соображенiя о трехъ редакцiяхъ, въ которыхъ дошелъ до насъ Шекспировскiй Гамлетъ и уяснить почему я предпочтительно предъ другимя выбралъ для перевода редакцiю изданiя 1623 года; я думалъ также сделать замечанiя о характере действующихъ лицъ и о постановке пiесы на сцену. Все это должно было составить родъ предисловiя къ переводу. Къ сожаленiю, состоянiе моего здоровья не позволяетъ мне мечтать о скоромъ окончанiи предположенной работы, и не желая задерживать печатанiе перевода на неопределенное время, я ограничиваюсь этими немногими строками, предоставляя себе впоследствiи изложить упомянутыя соображенiя, мненiя и взгляды въ особой статье, которая составитъ послесловiе къ труду, предлагаемому ныне читателю. Считаю долгомъ выразить чувства благодарной признательности академику К. Н. Бестужеву-Рюмину, который былъ столь добръ и внимателенъ, что сверилъ мой переводъ съ подлинникомъ и указалъ мне на неточности и недосмотры, которые безъ того остались бы неисправленными.С.-Петербургъ. 11-го февраля, 1894. Д. А.
----- Трагедiя въ пяти действiяхъ, В. Шекспира. Переводъ съ изданiя 1623 г Д. В. Аверкiева. ----- ДЕЙСТВУЮЩIЯ ЛИЦА: Клавдiй, король Датскiй Гамлетъ, сынъ бывшаго и племянникъ нынешняго короля. Полонiй, оберъ-камергеръ. Горацiо, другъ Гамлета. Лаэртъ, сынъ Полонiя. Духъ отца Гамлета. Вольтимандъ | Корнелiй | Розенкранцъ } придворные. Гильденштернъ | Осрикъ. | Марцеллъ | } офицеры. Бернардо | Франциско, солдатъ. Рейнальдо, слуга Полонiя. Дворянинъ. Патеръ. Капитанъ. Посланникъ 1-й | 2-й } актеры. 3-й | 1-й | } могильщики. 2-й | Матросъ. Гонецъ. Фортинбрасъ, принцъ Норвежскiй. Служитель. Гертруда, королева Датская, мать Гамлета. Офелiя, дочь Полонiя. Придворные кавалеры и дамы, офицеры, солдаты, актеры, служители. Действiе въ Эльсиноре. ----- ДЕЙСТВIЕ ПЕРВОЕ. ГАМЛЕТЪ, ПРИНЦЪ ДАТСКIЙ
Платформа передъ замкомъ. Франциско на часахъ. Входитъ Бернардо. Бернардо. Кто здесь? Франциско. Ты отвечай мне: стой И объявись. Бернардо. Да здравствуетъ король! Франциско. Бернардо? Бернардо. Онъ. Франциско. Вы во-время, какъ разъ, Пришли на смену. Бернардо. Пробило двенадцать: Ступай-ка спать, Франциско. Франциско. Вотъ, за смену Великое спасибо: страшный холодъ И мне не по себе. Бернардо. Все тихо было? Франциско. И мышь не шевельнулася. Бернардо. Прекрасно; Покойной ночи. Если повстречаешь Марцелла и Горацiо, моихъ Товарищей по караулу, - скажешь, Чтобъ торопилися. Входятъ: Горацiо и Марцеллъ. Франциско. Да, вотъ, никакъ Они. Стой: кто идетъ? Горацiо. Друзья земли. Марцеллъ. Присяжные вассалы короля. Франциско. Покойной ночи вамъ. Марцеллъ. Прощай, служивый. А кто сменилъ? Франциско. Бернардо въ карауле. Покойной ночи. Марцеллъ. Эй, Бернардо! Бернардо. Слушай: Горацiо съ тобой? Горацiо. Я за него. Бернардо, Горацiо. Ну, здравствуйте. - И ты, Марцеллъ... Марцеллъ. Ну, что, Являлось нынче снова? Бернардо. Я не виделъ. Марцеллъ (указывая на Горацiо). Онъ все считаетъ нашею мечтой, И веры не даетъ ужасному виденью, Что дважды намъ являлось. Потому-то Я настоялъ, чтобъ нынче въ карауле Онъ съ нами простоялъ всю ночь. И если призракъ Придетъ опять, то и виденье наше Онъ подтвердитъ, и съ нимъ заговоритъ. Горацiо. И, полно! не придетъ. Бернардо. Пока присядемъ И станемъ снова штурмовать вашъ слухъ, Что такъ вооруженъ противъ разсказа О томъ, что мы две ночи къ ряду Видали. Горацiо. Ладно, сядемъ И пусть Бернардо поразскажетъ намъ. Бернардо. Вчерашней ночью, Когда вотъ эта самая звезда, Что къ западу отъ полюса, взошла, Чтобъ осветить частицу неба, где Сейчасъ она горитъ. - Марцеллъ и я... Тутъ колоколъ ударилъ часъ... Входитъ: Духъ. Марцеллъ. Тс! тише. Гляди: опять идетъ. Бернардо. И въ томъ же виде: Король покойный. Марцеллъ. Ты ученый, Горацiо: заговори же съ нимъ. Бернардо. Заметь, - Горацiо: похожъ на короля? Горацiо. Весьма. Меня всего перевернуло Отъ изумленiя и страха. Бернардо. Онъ желаетъ, Чтобъ говорили съ нимъ. Марцеллъ. Спроси его, Горацiо. Горацiо. Кто ты, Что смеешь похищать въ полночный часъ Воинственный и чудный образъ, Въ которомъ некогда ходилъ Покойный нашъ король? О, небесами Тебя я заклинаю: говори! Марцеллъ. Онъ оскорбленъ. Бернардо. Гляди! уходитъ! Горацiо. Стой! Стой, говори: тебя я заклинаю. (Уходитъ Духъ). Марцеллъ. Ушелъ, не хочетъ отвечать. Бернардо. Ну, что-жъ, Горацiо?.. дрожите вы, бледны... И что же это, наша лишь мечта? Что скажете? Горацiо. Какъ передъ Богомъ, Я не поверилъ бы, не будь прямого И яснаго свидетельства очей. Бернардо. Похожъ на короля? Горацiо. Какъ ты На самого себя. Такая же броня Была на немъ, когда онъ победилъ Честолюбиваго Норвежца; также Насупился, когда въ переговорахъ Онъ гневно бердышемъ хватилъ объ ледъ. Какъ странно! Марцеллъ. Раньше, точно также, дважды И въ тотъ же мертвый часъ, предъ нами Онъ проходилъ воинственной походкой. Горацiо. Что же именно подумать, я не знаю; Но вообще, на сколько умъ предвидитъ, Оно бедою Данiи грозитъ. Марцеллъ. Ну, сядемте. И пусть, кто знаетъ, скажетъ: Зачемъ насъ всехъ томитъ такъ по ночамъ И строгая, и бдительная стража? И что ни день отливка медныхъ пушекъ? И скупка боевыхъ снарядовъ заграницей? И силой корабельныхъ мастеровъ Берутъ въ наборъ, и тяжкою работой Ихъ мучатъ въ воскресенье, какъ и въ будни? Къ чему готовятся, что въ потной спешке И ночь ужъ стала страдною порой, Какъ день? Кто объяснитъ мне это? Горацiо. СЦЕНА I.
Вотъ что, по крайности, другъ дружке шепчатъ. Покойный нашъ король, чей образъ намъ Сейчасъ являлся, вызванъ былъ на бой, Какъ знаете, Норвежскимъ Фортинбрасомъ, Уязвленнымъ завистливой гордыней. Въ единоборстве, доблестнымъ Гамлетомъ (Такимъ онъ признанъ нашей частью света) Убитъ былъ Фортинбрасъ. А побежденный, Лишался съ жизнью и своихъ владенiй, Согласно договору за печатью, Законно утвержденному судомъ И рыцарской герольдiей. Равно Представленъ былъ и нашимъ королемъ Залогъ такой же ценности, который И сделался бъ наследьемъ Фортинбраса, Когда ему бы выпала победа. Итакъ, по силе договора и по смыслу Указанныхъ статей, его владенья Досталися покойному Гамлету - Теперь же, сударь, юный Фортинбрасъ, Неопытной отвагою пылая, Для замысловъ какихъ-то ненасытныхъ, Повсюду на окраинахъ норвежскихъ Набралъ толпу бездомныхъ удальцовъ, Ихъ поманивъ кускомъ. А цель его (Какъ нашему правительству известно) Принудить насъ вооруженной силой Къ возврату вышесказанныхъ земель, Утраченныхъ его отцомъ. И вотъ, По моему, въ чемъ главная причина Вооруженiй; тутъ же и источникъ Всехъ нашихъ карауловъ, и основа Всей этой спешки и гоньбы. Снова входитъ: Духъ. Но тише! Гляди: идетъ! Хотя бъ онъ опалилъ Меня, - ему я заступлю дорогу. Стой, привиденье! И если у тебя есть звукъ какой, иль голосъ, То говори! Потребно-ль сделать некое добро Тебе на пользу, во спасенье мне, - То объяви! Грозятъ ли родине беда, ее же, Узнавъ, по счастью можно упредить,- То объяви! Иль ты при жизни скрылъ въ земной утробе Сокровище неправонажитое?.. Какъ говорятъ, вы духи изъ-за клада Слоняетесь нередко после смерти... (Петухъ поетъ.) Стой, отвечай! Держи его, Марцеллъ! Марцеллъ. Ударить бердышемъ? Горацiо. Ударь, когда Не остановится. Бернардо. Онъ здесь, Горацiо. Онъ тутъ. (Уходитъ: Духъ.) Марцеллъ. Ушелъ. - Онъ такъ величественъ, и дурно Мы поступили, оказавъ ему Безвредное насилiе: ведь онъ Неуязвимъ, какъ воздухъ. И наши тщетные удары оказались Лишь злостною насмешкой. Бернардо. Онъ хотелъ Заговорить, какъ вдругъ запелъ петухъ. Горацiо. И вздрогнулъ онъ при этомъ, какъ виновный, Котораго на грозный судъ зовутъ. Я слышалъ, что петухъ, Трубачъ передразсветный, будитъ Своимъ пронзительнымъ и громкимъ крикомъ Дневнаго бога. При такой тревоге Все духи что слоняются и бродятъ, Где бъ ни были они, въ огне, въ земле, Въ воде, иль въ воздухе, - спешатъ вернуться Въ свои места. И вотъ, поверье это Сейчасъ лишь оправдалось передъ нами. Марцеллъ. И онъ исчезъ при крике петуха. Еще есть слухъ, что какъ приходитъ время Намъ славословить Рождество Христово, Всю ночь поетъ певунъ передразсветный,- И духи ужъ тогда бродить не смеютъ: И ночи те - здоровыя: тогда Безвредны звезды, чары не берутъ И ведовство становится безсильно, - Такъ благостны и святы эти ночи. Горацiо. Я тоже слышалъ, и отчасти верю. Но поглядите: вонъ, въ плаще пурпурномъ, Идетъ ужъ утро по росе холма, Тамъ, на востоке. Конченъ караулъ, И мой советъ: объ этомъ обо всемъ Пересказать Гамлету молодому. Клянуся жизнью, этотъ духъ - немой Для насъ - съ нимъ станетъ говорить. Согласны-ль, Что намъ ему объ этомъ разсказать И долгъ велитъ, и чувство дружбы? Марцеллъ. Да. Мы такъ и сделаемъ. Я кстати знаю Где нынче мы его найдемъ наверно. (Уходятъ.) Я.
Тамъ же. Тронная зала въ замке. Входятъ: Король, Королева, Гамлетъ, Полонiй, Лаэртъ, Вольтимандъ, Корнелiй и придворные кавалеры. Король. Хотя еще свежо воспоминанье О смерти нашего возлюбленнаго брата, И намъ прилично въ скорби укреплять Сердца, а подданнымъ всемъ нашимъ - слиться Въ одинъ печальный обликъ; но разсудокъ На столько въ насъ ужъ победилъ природу, Что съ мудрой грустью думая о немъ, Мы и самихъ себя не забываемъ А потому-то: бывшую сестру, А ныне королеву нашу, - съ кемъ Мы разделяемъ дарственную власть Надъ этою воинственной землею, - Съ весельемъ, такъ-сказать, разбитымъ горемъ, Съ слезой въ глазу, съ надеждою въ другомъ, Со свадебнымъ припевомъ на поминкахъ, Съ заплачкой похоронною на свадьбе... Уравновесивъ и печаль, и радость, Мы положили взять себе въ супруги. И тутъ мы не перечили ни мало Высокой вашей мудрости: свободна Она была въ семъ деле. И за все Благодаримъ васъ. - (Общiй поклонъ.) А теперь о томъ, Что юный Фортинбрасъ, какъ вамъ известно, О нашей доблести въ сужденьи низкомъ, Мечтая о своемъ надъ нами превосходстве, Иль думая, что наше государство По смерти намъ любезнейшаго брата, Въ основахъ шатко и готово пасть, - Намъ надоелъ посланцами своими, Все требуя возврата техъ земель Что отъ его отца вполне законно Себе присвоилъ доблестный нашъ братъ. О немъ я кончилъ. Что до насъ самихъ И цели настоящаго собранья, То вотъ въ чемъ дело: королю Норвежскому и дяде Фортинбраса (Онъ хилъ и боленъ, и едва ли знаетъ О замыслахъ племянника), - мы пишемъ Вотъ въ этой грамоте, чтобъ онъ пресекъ Дальнейшiй ходъ всехъ этихъ начинанiй: Его же подданныхъ берутъ въ наборъ И съ нихъ же тянутъ всякiе поборы. Вамъ, добрый Вольтимандъ, и вамъ, Корнелiй, Мы поручаемъ отвезти приветъ нашъ Маститому Норвежцу, не давая Для полнаго улаженiя дела Иныхъ дальнейшихъ полномочiй, кроме Подробно обозначенныхъ въ наказе. Счастливый путь! Пусть ваша быстрота Намъ дастъ свидетельство о вашемъ долге. Корнелiй и Вольтимандъ. И въ этомъ, какъ во всемъ, мы, государь, Исполнимъ долгъ. Король. Мы веримъ вамъ вполне. Счастливаго пути! (Уходятъ: Вольтимандъ и Корнелiй.) Ну, что, Лаэртъ? Вы толковали о какой-то просьбе... Что тамъ еще? Въ чемъ дело? Вы, Лаэртъ, Резонно говоря съ монархомъ Датскимъ, Не можете напрасно тратить словъ. О чемъ бы могъ ты попросить, что было бъ Твоею просьбой, не моимъ желаньемъ? Рука не такъ послушлива устамъ И сердце голове не такъ единокровно, Какъ твоему родителю, - тронъ Датскiй. Чего ты хочешь? Лаэртъ. Грозный государь,- Какъ милости, прошу о дозволеньи Во Францiю вернуться; я оттуда Ко дню венчанья вашего спешилъ, Исполнивъ долгъ, теперь я сознаюся Что мысли и желанiя влекутъ Меня назадъ во Фравцiю; я ихъ Предъ вашей милостью покорно повергаю. Король. А есть ли позволенiе отца? Согласенъ ли Полонiй? Полонiй. Государь,- И я прошу васъ отпустить его. Король. Такъ въ добрый часъ! И временемъ твоимъ Располагай, какъ только пожелаешь. Теперь, Гамлетъ, нашъ родственникъ и сынъ. Гамлетъ, про себя. Хоть и родня, но не одной породы. Король. Надъ вами все еще нависли тучи? Гамлетъ. Нетъ, я ничемъ не защищенъ отъ солнца. Королева. Сбрось, милый мой Гамлетъ, ночныя тени, И дружески взгляни на короля. Не вечно жъ благороднаго отца Искать во прахе, опустивъ ресницы. Ты знаешь: такова людская доля, Что все живые умереть должны, Чрезъ естество переселяясь въ вечность. Гамлетъ. Да, государыня: ужъ такова Людская доля. Королева. Отчего жъ она Тебе лишь кажется необычайной? Гамлетъ. Какъ кажется? Нетъ, такова и есть. Я этихъ "кажется" не знаю вовсе. Нетъ, матушка: ни этотъ черный плащъ, Ни то, что я ношу обычный полный трауръ, Ни шумный стонъ насильственнаго вздоха, Нетъ, ни обильные ручьи изъ глазъ, Ни выраженiе убитости въ лице, Ни все обычаи и образы печали Не могутъ выразить меня правдиво. Все это, точно можетъ и казаться, Все это люди могутъ и представить, - Но для того, что у меня въ груди, Нетъ выраженiя. А остальное Лишь украшенья и уборы горя. Король. Гамлетъ! и мило намъ, и вашимъ чувствамъ Приноситъ честь, что вы, согласно долгу, Грустите по отце. Но надо помнить, Что вашъ родитель схоронилъ отца, А тотъ покойный своего лишился. И пережившiй, после погребенья, По долгу сыновства, на данный срокъ Обязанъ посвятить себя печали. Но пребывать въ упорномъ сокрушеньи Есть дело нечестиваго упрямства. Такая скорбь - мущины недостойна, Въ ней непокорство воли небесамъ, Нетерпеливость духа, слабость сердца, Необразованный и пошлый умъ. Къ чему же намъ, въ строптивомъ противленьи, То къ сердцу принимать, что неизбежно Какъ знаемъ мы; что наконецъ обычно, Какъ самая пустая вещь на свете. О, стыдъ! Ведь это грехъ на небо, грехъ Противъ усопшихъ и природы, грехъ Противный разуму: иль смерть отцовъ Не стала темой общихъ разсужденiй? Иль разумъ не твердитъ намъ непрестанно Отъ трупа перваго до человека, Что умеръ нынче утромъ: "да, иначе И быть не можетъ". И мы просимъ васъ, Отбросьте эту тщетную печаль, Считайте насъ отцомъ, и пусть все знаютъ, Что вы ближайшiй человекъ къ престолу. Я васъ люблю съ неменьшимъ благородствомъ, Чемъ чувствуетъ отецъ дрожайшiй къ сыну - Что до желанья вашего уехать снова Учиться въ Виттенбергъ, - оно весьма Противно нашему. Мы умоляемъ, Принудьте же себя, останьтесь здесь На радость и утеху нашимъ взорамъ, Какъ первый при дворе, какъ нашъ племянникъ, Какъ сынъ. Королева. Гамлетъ, не допусти, чтобъ мать Просила по пустому. Согласись, Останься здесь, не езди въ Виттенбергъ. Гамлетъ. Я повинуюсь вамъ отъ всей души. Король. Вотъ это славный, дружескiй ответъ! И будьте въ Данiи, какъ сами мы. - Пойдемте, государыня. О, это Непринужденно-милое согласье Отозвалось улыбкой въ нашемъ сердце. А потому-то нынче что ни кубокъ За здравье выпьетъ весело король, То облакамъ о немъ разскажутъ пушки, И небеса, въ ответъ земнымъ громамъ, О нашей чаше возгремятъ. Пойдемте. (Уходятъ: все, кроме Гамлета). Гамлетъ. О, если бъ это тело, черезчуръ Ужъ плотное, могло растаять, Расплавиться и разрешиться въ росу! Иль если бы не возбранилъ Предвечный Самоубiйства?.. Боже, Боже! Какъ Изношено, потерто, безполезно И плоско кажется мне все на свете! Фу, мерзость! фу!.. Мiръ - садъ неполотый, где все растетъ На семена; въ немъ место только Дебелому да грубому. Могло же До того дойти! Всего-то на-все Два месяца какъ умеръ онъ, - нетъ, меньше И двухъ-то нетъ!.. Король такой великiй,- Въ сравненьи съ этимъ самъ Гиперiонъ Передъ сатиромъ. Къ матери моей Такъ неженъ былъ что радъ былъ запретить Небеснымъ ветрамъ слишкомъ грубо Ей дуть въ лицо. О, небо и земля! Ужъ вспоминать ли мне? Она къ нему Такъ льнула, будто, насыщаясь, Желанiе росло. И черезъ месяцъ - Нетъ, лучше и не думать! Хрупкость И женщина - одно и тоже слово Не больше месяца... Еще не износились Те башмаки, въ которыхъ шла она За теломъ, вся въ слезахъ, какъ Нiобея. И вотъ она, она сама - о Боже! Зверь, не умеющiй связать двухъ мыслей, Грустилъ бы долее - ужъ вышла за-мужъ За дядю, брата моего отца, Который также на отца похожъ, Какъ я на Геркулеса!.. Черезъ месяцъ... И соль обманныхъ слезъ еще блеститъ Въ ея натертыхъ до-красна глазахъ, А замужемъ... О, гнусная поспешность! Стремительно такъ броситься въ объятья Прелюбодея... Нетъ, не хорошо, Не поведетъ къ добру... Но, сердце, разорвись: Мне надо придержать языкъ. Входятъ: Горацiо, Марцеллъ, Бернардо. Горацiо. Примите Приветъ нашъ, государь. Гамлетъ. Какъ радъ я вамъ! Здоровы ль вы?.. Горацiо, иль память Слаба становится... Горацiо. Онъ самый, принцъ. Всегдашнiй вашъ слуга. Гамлетъ. Нетъ: добрый другъ, Горацiо: ведь съ вами мы друзья. Но чемъ же вамъ наскучилъ Виттенбергъ?.. Марцеллъ?.. Марцеллъ. Мой добрый принцъ!.. Гамлетъ. Какъ радъ я вамъ!.. Бернардо. И вамъ... Но чемъ же, такъ, по правде Вамъ Виттенбергъ наскучилъ? Горацiо. Добрый принцъ, Лень одолела. Гамлетъ. Да такихъ речей Отъ вашего врага я не желалъ бы слышать. Такъ не насилуйте жъ моихъ ушей, Ихъ верить заставляя обвиненьямъ Что на себя вы взводите. Я знаю Вы не ленивы... Въ Эльзиноръ зачемъ? Что тутъ у васъ за дело? До отъезда Мы васъ научимъ пьянствовать. Горацiо. Я ехалъ На погребенье вашего отца. Гамлетъ. Пожалуйста, товарищъ, надо мною Не надсмехайся такъ... Верней, чтобъ быть На свадьбе матери моей. Горацiо. Одно Вследъ за другимъ случилося такъ скоро. Гамлетъ. Разсчетъ, Горацiо, разсчетъ. Жаркое Съ поминокъ - пригодилося холоднымъ На свадебный обедъ. Мне легче бъ было Увидеть злейшаго врага въ раю, Чемъ этотъ день... Отецъ!.. Какъ будто Его я вижу... Горацiо. Где, принцъ? Гамлетъ. Предъ очами Души моей, Горацiо. Горацiо. И я Видалъ его: онъ истый былъ король. Гамлетъ. Всегда во всемъ онъ человекомъ былъ Ему подобнаго ужъ мне не видеть... Горацiо. А мне вотъ кажется, что прошлой ночью Его я виделъ. Гамлетъ. Виделъ ты?.. Кого? Горацiо. Принцъ, вашего отца. Гамлетъ. Какъ моего отца? Горацiо. Умерьте ваше удивленье, принцъ, И слушайте внимательно, пока Я вамъ не разскажу объ этомъ чуде Свидетели - вотъ эти господа. Гамлетъ. О, ради Бога! Горацiо. Эти господа, Бернардо и Марцеллъ, две ночи кряду Держали караулъ, и вотъ чему Въ полночный, мертвый и пустынный часъ Они свидетелями были. Образъ, На вашего отца похожiй, въ полномъ Вооруженьи, съ головы до пятъ, Явился вдругъ, и важною походкой Прошелъ предъ ними тихо, величаво. И трижды проходилъ онъ передъ ихъ Отъ страха неподвижными очами, На разстояньи своего жезла; И обливаяся холоднымъ потомъ, Они молчали, говорить не смея; И подъ строжайшей тайною потомъ Все разсказали мне. На третью ночь Я съ ними вместе въ караулъ пошелъ. Тутъ, ихъ разсказъ до слова подтверждая, И въ тотъ же часъ, и въ томъ же самомъ виде, Явилось привиденiе; я зналъ Покойнаго: похоже на него... Какъ эти две руки. Гамлетъ. Где жъ это было? Марцеллъ. А на площадке, принцъ, где караулъ Мы держимъ. Гамлетъ. Съ нимъ не говорили вы? Горацiо. Я говорилъ, но онъ не отвечалъ. И только разъ, какъ показалось мне, Онъ, голову поднявъ, зашевелился, Какъ будто говорить хотелъ. Но тутъ Петухъ запелъ передъ разсветомъ громко. При звуке, онъ, издрогнувъ, заспешилъ. И вдругъ исчезъ изъ вида. Гамлетъ. Очень странно. Горацiо. И такъ же верно, принцъ, какъ то, что я Живу. И мы сочли, что долгъ повелеваетъ Васъ известить объ этомъ, государь. Гамлетъ. Конечно, господа, конечно. Только это Меня тревожитъ. Вы въ карауле нынче? Все. Да, государь. Гамлетъ. Вооруженъ, сказали вы? Все. Да, государь. Гамлетъ. Вполне? Все. Отъ головы до пятъ. Гамлетъ. Такъ вы лица не видели? Горацiо. Напротивъ: Наличникъ поднятъ былъ. Гамлетъ. Что-жъ, хмуро На васъ гляделъ? Горацiо. Нетъ, государь, скорее Печальное, чемъ гневное лицо. Гамлетъ. И бледенъ, иль румянъ? Горацiо. Нетъ, очень бледенъ. Гамлетъ. И пристально гляделъ на васъ? Горацiо. Глазъ не сводилъ. Гамлетъ. О, будь тогда я съ вами! Горацiо. Вы были бы весьма поражены. Гамлетъ. Весьма, весьма возможно... Долго пробылъ? Горацiо. Не торопяся можно сотню счесть. Марцеллъ, Бернардо. Нетъ, дольше, дольше. Горацiо. Только не при мне. Гамлетъ. А борода седая? Горацiо. Какъ при жизни: Чернь съ серебромъ. Гамлетъ. Я нынче въ карауле. Быть-можетъ, явится опять. Горацiо. Наверно. Гамлетъ. И только приметъ благородный образъ Покойнаго - я съ нимъ заговорю, Хотя бъ самъ адъ своею пастью мне Велелъ молчать. И я прошу васъ всехъ, Когда объ этомъ вы пока молчали, Храните тайну. Что бы ни случилось Сегодня ночью, - понимайте только, Но языкомъ ни слова. Я въ долгу У васъ за дружбу. И затемъ, прощайте. Въ двенадцатомъ часу къ вамъ на площадку Я выйду. Все. Ваши слуги, государь. Гамлетъ. Нетъ, нетъ: друзья. Какъ я вашъ другъ. Прощайте. (Уходятъ: Горацiо, Марцеллъ, Бернардо). Гамлетъ (одинъ) Духъ моего отца! Вооруженный! Не ладно что-то. Чуется мне что-то Тутъ гнусное. Скорей бы ночь! Пока же Покойна будь душа. Зло станетъ явно, Хотя бы вся земля его скрывала. (Уходитъ.) СЦЕНА II.
Комната въ доме Полонiя. (Входятъ: Офелiя и Лаэртъ.) Лаэртъ. Вся кладь моя на корабле; прощай. И какъ услышишь, что попутный ветеръ И случай есть, то не зевай, сестрица, И о себе дай весточку. Офелiя. А ты Могъ сомневаться въ томъ? Лаэртъ. Что до Гамлета И легкомысленной его любви, Считай ее - причудой, жаромъ крови, Фiалкой вешней юности: и ранней, Но далеко не прочной; и душистой Да не на векъ; мгновенною забавой, Не более. Офелiя. Не более? Лаэртъ. Поверь, Не более. Въ природномъ нашемъ росте Не только мускулы и остовъ крепнутъ, Но, вместе съ храмомъ ширяся, растетъ Служенiе и духа, и души. Онъ, можетъ-быть, теперь тебя и любитъ, И сила воли никакимъ лукавствомъ Въ немъ не запятнана. Но бойся: Какъ у великихъ мiра, у него Своей нетъ воли, будучи рабомъ Рожденья своего, - не властенъ онъ, Какъ частное лицо, решить свой выборъ. Ведь отъ него зависитъ И святость, и здоровье государства. А потому онъ долженъ подчинить Свой выборъ голосу и мненью тела, Котораго онъ будетъ головой. И если скажетъ онъ тебе что любитъ, То будь умна и верь ему настолько, Насколько санъ и власть дозволить могутъ Ему исполнить слово. То-есть, помни: Что голосъ Данiи тутъ самый важный. И взвесь теперь, какъ пострадаетъ честь, Когда доверчиво ты станешь слушать Его любезности: иль сердце сгубишь, Иль чистое сокровище свое Откроешь для неистовыхъ исканiй. Страшись, Офелiя, страшись, сестрица, Свою привязанность держи подальше, Вне выстреловъ опаснаго желанья, И самая невинная девица Уже грешитъ, когда свои красы Откроетъ месяцу; и добродетель Подвержена ударамъ клеветы. Червь часто губитъ первенцовъ весны, Когда они еще не распустились. На утре юности, когда роса влажна, Прилипчивей дыханiе заразы. Будь осторожна: безопасность въ страхе. Где и соблазна нетъ, бунтуетъ юность. Офелiя. Я наставленья добрыя твои Поставлю сторожемъ у сердца моего. Но, милый брать, и ты не подражай Темъ злымъ священникамъ что, указуя Тернистый и тяжелый путь на небо, Отважно и безстыдно идутъ сами По первой же тропинке наслажденiй, Забывъ урокъ. Лаэртъ. Не бойся за меня. Но я замешкался... Вотъ и отецъ. Входитъ: Полонiй. Лаэртъ. Въ двойномъ благословеньи, Двойная благость. Случаю угодно Чтобъ дважды мы простились съ вами. Полонiй. Ты здесь еще, Лаэртъ? Стыдись! Спеши: Уселся ветер парусамъ на плечи, И ждутъ тебя. (Возлагаетъ руки ему на голову.) Прими благословенье И въ памяти своей запечатлей Вотъ эти правила. Не выражай Словами думъ, не превращай въ дела Несоразмерныхъ мыслей. Ласковъ будь, Но никогда ни съ кемъ за панибрата. Найдя друзей, ихъ дружбу испытавъ, Стальными крючьями къ себе ихъ притяни, Но рукъ не пачкай, угащая новыхъ, Неоперившихся, чуть изъ яйца, друзей. Остерегайся ссоры, а случится - То такъ себя веди, чтобъ твой противникъ Тебя остерегался. Слушай всехъ, Но говори съ немногими. Советы Отъ всехъ бери, храня свое сужденье По кошельку одежду покупай, Но чтобъ безъ вычуръ; дорого, но скромно: Одежда можетъ выдать человека. На этотъ счетъ французскiе вельможи Изящества и роскоши примеръ. Въ долгъ не бери, и не давай въ займы: Мы съ долгомъ часто и друзей теряемъ, Заемъ же притупляетъ бережливость. А главное, Лаэртъ: будь веренъ Ты самому себе; отсюда Последуетъ, какъ ночь за днемъ, что ты Ни передъ кемъ обманщикомъ не будешь. Прощай. Да укрепитъ въ тебе Мое благословенье эти мысли. Лаэртъ. Покорнейше прощаюсь, государь. Полонiй. Не терпитъ время, люди ждутъ: спеши. Лаэртъ. Прощай, Офелiя, и твердо помни Что я сказалъ. Офелiя. Я въ памяти замкну Твои слова, а ключъ возьми съ собою. Лаэртъ. Счастливо оставаться. (Уходитъ: Лаэртъ.) Полонiй. А о чемъ, Офелiя, онъ говорилъ съ тобою? Офелiя. Будь не во гневъ вамъ, государь, о принце. Полонiй. Марiя Дева! онъ напомнилъ кстати. Мне говорили, что съ недавнихъ поръ Онъ часто говоритъ наедине Съ тобой; что на свиданья ты сама Весьма щедра. И если это правда (Какъ мне, остерегая, говорили), То я вамъ принужденъ сказать, что вы Не ясно понимаете себя; не такъ, Какъ подобаетъ дочери моей И вашей чести. Что тамъ между вами? Всю правду говори. Офелiя. Онъ, государь, Недавно мне представилъ не одинъ Залогъ своей симпатiи. Полонiй. Скажите!.. Симпатiи!.. Ты судишь, какъ девчонка, Которая опасности не знаетъ Въ такихъ делахъ. Ну, что-жъ ты, веришь Всемъ этимъ, какъ зовешь ты ихъ, залогамъ? Офелiя. Я и сама не знаю, государь, Что думать мне о нихъ. Полонiй. Марiя Дева! Я научу тебя: ты поступила, Какъ малое дитя, и приняла Не ценные залоги за наличность. Цени себя дороже, а иначе (Чтобъ мне въ конецъ не заморить, гоняя, Несчастной фразы), при такой оценке, Ты примешь и меня за дурака. Офелiя. Онъ часто о любви мне говорилъ, Но въ благородномъ тоне, государь. Полонiй. Настраивалъ тебя; но дальше, дальше. Офелiя. Свои слова и речи, государь, Онъ клятвами святыми подтверждалъ. Полонiй. Силки на глухарей! Когда въ насъ кровь Кипитъ, то сердце языку обильно Подсказываетъ клятвы. Эти блестки И светятъ, да не греютъ, быстро гаснутъ И въ обещаньи, какъ въ произношеньи. Не принимай ихъ за огонь. Отныне Будь поскупее на свиданья, дочка. Считай свою беседу поважнее Простаго приказанья говорить. О принце же Гамлете можешь думать, Что молодъ онъ; что поводъ у него Куда длиннее твоего. А кратко, Офелiя: не верь ты этимъ клятвамъ; Они - барышники, и цветъ у нихъ Совсемъ не тотъ, чемъ кажется снаружи. Они ходатаи нечистыхъ мыслей; Ихъ произносятъ, какъ обетъ священный, Чтобъ обмануть верней. Разъ навсегда: Я прямо говорю, что съ этихъ поръ Такъ ограничу твой досугъ, что вамъ Не будетъ времени болтать съ Гамлетомъ. Гляди же, помни; ну, ступай себе. Офелiя. Я буду вамъ послушна, государь. (Уходятъ.) СЦЕНА III.
Платформа. Входятъ: Гамлетъ, Горацiо и Марцеллъ. Гамлетъ. Какой жестокiй холодъ: такъ и щиплетъ. Горацiо. Пронзительный и резкiй ветеръ. Гамлетъ. Который часъ? Горацiо. Да скоро и двенадцать. Марцеллъ. Ужъ пробило. Горацiо. Неужто? Я не слышалъ. Такъ близится ужъ часъ, когда обычно Духъ появляется. (За сценой трубы и пушечный выстрелъ). Что это значитъ? Гамлетъ. Король всю ночь кутитъ, пьетъ полной чашей И спотыкаяся, въ припрыжку шумно пляшетъ. И только вытянетъ стопу рейнвейна, - Заголосятъ и трубы и литавры Его победу надъ заздравной чашей. Горацiо. Таковъ обычай? Гамлетъ. Да, но, право, Хоть мне онъ и родной, и я рожденъ Чтобъ соблюдать его, а больше чести, По моему, такой обычай бросить, Чемъ сохранять. Входитъ: Духъ. Горацiо. Взгляните, принцъ: идетъ. Гамлетъ. Господни ангелы и слуги, защитите! Кто бъ ни былъ ты: духъ добрый, или кобальдъ, Несешь ли ты съ собой дыханье неба, Иль адскiй вихрь, и къ благу или злу Твои явленiя, но до того Заманчивъ образъ твой, что я хочу И говорить съ тобой, и звать тебя Гамлетомъ, королемъ, отцомъ... Владыко Датскiй! О, отвечай, не дай мне истомиться Въ неведеньи! Скажи: зачемъ отпетый И погребенный прахъ твой разорвалъ Свой навощенный саванъ?.. Зачемъ тотъ склепъ, Куда тебя мы съ миромъ опустили, Раскрылъ свой мраморный тяжелый зевъ И выбросилъ тебя на светъ? Зачемъ Ты, мертвый трупъ, одетый сталью, Сiянье месяца увиделъ снова, И безобразишь ночь? А мы, шуты природы, Зачемъ въ душе потрясены такъ страшно Неразрешимымъ для ума вопросомъ? Скажи-жъ, зачемъ? И что должны мы делать? Горацiо. Онъ вамъ киваетъ, чтобъ вы шли за нимъ, Какъ будто хочетъ что-то вамъ сказать Наедине. Марцеллъ. Взгляните, государь, Какъ онъ приветливо заманиваетъ васъ, Но не ходите съ нимъ. Горацiо. Нетъ, ни за что. Гамлетъ. Онъ говорить не хочетъ: я иду. Горацiо. Нетъ, государь. Гамлетъ. Но почему? Въ чемъ страхъ? Я жизнь свою ценю никакъ не свыше Булавки. А душа? Что онъ надъ нею? Она безсмертна, какъ онъ самъ. Опять Онъ манитъ, - я иду за нимъ. Горацiо. А если Онъ въ реку завлечетъ васъ, государь? Иль на вершину грознаго утеса, Что свесился надъ моремъ? Если тамъ Онъ приметъ вдругъ иной ужасный образъ, И васъ, лишивъ владенiя разсудкомъ, Въ безумiе повергнетъ? Что тогда? Гамлетъ. Онъ манитъ все. Иди: я за тобой. Горацiо. Вы не пойдете, государь. Гамлетъ. Прочь руки! Марцеллъ. Послушайтесь, и не ходите съ нимъ. Гамлетъ. Меня судьба зоветъ. И въ этомъ теле Малейшая артерiя окрепла, Какъ жилы льва немейскаго. (Духъ киваетъ головой.) Опять Зоветъ меня. Пустите, господа! Иль въ призракъ обращу того, клянуся! Кто помешаетъ. Прочь же, говорятъ! Иди: я за тобой. (Уходятъ: Духъ и Гамлетъ). Горацiо. Воображенье Въ отчаянье его повергло. Марцеллъ. Намъ Не следуетъ тутъ слушаться. Пойдемъ За нимъ. Горацiо. Идемъ. Чемъ кончится все это? Марцеллъ. Гниль завелася въ Датскомъ королевстве. Горацiо. Спаси насъ, Господи! Марцеллъ. Идемте же, идемъ. СЦЕНА IV.
Более отдаленная часть площадки. (Входятъ Духъ и Гамлетъ.) Гамлетъ. Куда меня ведешь ты? Говори: Я дальше не пойду. Духъ. Такъ слушай Внимательно. Гамлетъ. Я слушаю. Духъ. Ужъ близокъ Тотъ часъ, когда я долженъ возвратиться Въ горючую мучительную серу. Гамлетъ. О, бедный духъ! Духъ. Не сожалей меня, Но выслушай, что я тебе открою. Гамлетъ. Я выслушать обязанъ: говори, Духъ. И, выслушавъ, обязанъ отомстить. Гамлетъ. Какъ ты сказалъ? Духъ. Передъ тобою Духъ твоего отца. На время Я осужденъ скитаться по ночамъ, А днемъ поститься въ огненной темнице, Пока грехи, въ чемъ провинился я Въ дни естества, не выгорятъ до тла И не очистятся. И если бъ мне Запрета не было поведать тайны Моей тюрьмы, - я могъ бы разсказать Такую повесть, что малейшимъ словомъ Въ тебе перевернулъ бы душу И заморозилъ молодую кровь; Изъ орбитъ выбросилъ твои глаза, Какъ две звезды, и въ мигъ расправилъ Твои узлами спутанныя кудри И каждый волосъ твой поставилъ дыбомъ, Какъ иглы на свирепомъ дикобразе. Но откровенье этихъ вечныхъ тайнъ Не для ушей изъ плоти и изъ крови. О, слушай, слушай же, Гамлетъ! и если Когда-нибудь любилъ отца... Гамлетъ. О, небо! Духъ. То отомсти его Безчеловечное и гнусное убiйство. Гамлетъ. Убiйство? Духъ. Всякое убiйство, Безъ исключенья, гнусно; но мое Гнуснее, злей, безчеловечней всехъ. Гамлетъ. Спеши жъ мне разсказать, чтобъ могъ я Лететь на месть на крыльяхъ столь же быстрыхъ, Какъ дума, иль любовная мечта. Духъ. Тебя я бодрымъ застаю. Но былъ бы ты Сонливей камыша, что мирно Гнiетъ у пристани стоячей Леты, Когда бъ при этой вести не воспрянулъ. Теперь, Гамлетъ, прислушайся. - Молва Распущена, что сонный я въ саду Змеей ужаленъ. Грубо этой сказкой Слухъ целаго народа былъ обманутъ. Узнай же, благородный юноша, что змей Меня ужалившiй на смерть - теперь Венецъ мой носитъ. Гамлетъ. О, моя душа Пророчица! Мой дядя? Духъ. Онъ. И этотъ Прелюбодейный и распутный зверь Ума волшебствомъ и коварства даромъ (Будь прокляты и умъ, и даръ, что могутъ Такъ соблазнять) склонилъ мою Наружно непорочную супругу Къ безстыдному разврату. О, Гамлетъ! Что за паденiе то было! Какъ, Забыть мою высокую любовь, Которая шла объ-руку съ обетомъ, Что далъ я при венчаньи, и склониться Къ убогому, который предо мною По дарованiямъ - ничто. Но добродетель Не поколеблется, хотя бъ распутство Ее пленяло красотой небесной, - И если бъ даже светоносный ангелъ Соединился съ похотью, - она Творила бъ грехъ и на небесномъ ложе, Въ нечистоте ища себе добычи... Но, чу! ужъ утромъ потянуло. Кратко Я доскажу. Въ саду после обеда Я по привычке отдыхалъ; твой дядя Подкрался въ этотъ безопасный часъ Со стклянкой сока белены проклятой И влилъ въ отверстiе моихъ ушей Проказу пораждающiй настой. Онъ вредоносенъ человечьей крови: Быстрее ртути проникаетъ всюду, Чрезъ все ворота, по дорожкамъ тела; Съ внезапной силой заставляетъ нашу Здоровую живую кровь свернуться И скиснуть, какъ садится молоко Отъ капли кислоты. Такъ и со мною. Какъ Лазарь, я отъ струпьевъ окорявелъ И тело гладкое мое покрылось Поганой и вонючей кожурой. И такъ я, сонный, братнею рукою Заразъ лишенъ жены, венца и жизни. Я срезанъ былъ во цвете беззаконiй, Не причащенъ запасными Дарами, Не исповеданъ, не помазанъ миромъ; Не приготовленъ посланъ былъ на судъ Съ отяжелевшей отъ греховъ главою. Ужасно! О, ужасно! какъ ужасно! {*} И если у тебя есть сердце - не снеси, Не допусти, чтобъ царственное ложе Постелью стало подлому разврату. Но какъ бы ни свершилъ ты это, Да духъ твой незапятнанъ остается, И пусть душа твоя не замышляетъ Зла противъ матери: оставь ее суду И тернiямъ, что у нея въ груди Язвятъ и колятъ. И затемъ - прощай! Светлякъ ужъ говоритъ, что близко утро И гаситъ свой нежгучiй огонекъ. Прощай, прощай, Гамлетъ! не забывай меня. (Уходитъ.) {* Этотъ стихъ во всехъ изданiяхъ находится въ роли Духа; но онъ всегда произносился Гаррикомъ въ роли Гамлета, какъ принадлежащiй ей по театральнымъ преданiямъ Найтъ. Съ своей стороны полагаю, что въ сценическомъ отношенiи Гаррикъ былъ правъ. Этотъ стихъ весьма удачно прерываетъ вообще плавный и въ глубине спокойный разсказъ Духа. Д. А.} Гамлетъ (одинъ). О, воинства небесныя! земля! И что еще? Иль къ аду мне воззвать? Нетъ, нетъ! Держися, сердце! Вы же, мышцы, О, не старейте ни одно мгновенье, Чтобъ былъ я бодръ... Не забывать тебя? Да, бедный духъ, пока есть память Въ смущенномъ черепе. Не забывать тебя? Да я со свитка памяти сотру Все пошлыя и глупыя заметки, Все выборки изъ книгъ, все впечатленья Что наблюдательность и молодость вписали, И въ целой книге моего ума Жить будетъ только заповедь твоя Безъ низкой примеси. Да, да, клянуся! О, самая лукавая изъ женщинъ! О, мерзскiй негодяй! И улыбается еще, проклятый! Где, где мои заметки? Запишу я, Что можно улыбаться, улыбаться, И быть мерзавцемъ. Да, возможно; По крайней мере, въ Данiи у насъ. (Пишетъ.) Вы, дядя, здесь. Теперь мой лозунгъ: "Прощай, прощай! Не забывай меня!" Я поклялся. Горацiо (за сценой). Принцъ! Марцеллъ (также). Принцъ Гамлетъ! Горацiо (также). Боже! Спаси его!.. Марцеллъ (также). Аминь. Горацiо (также). Где вы? Го, го! Гамлетъ. Го, го! сюда!.. Го, го, соколикъ мой! Входятъ: Горацiо и Марцеллъ. Марцеллъ. Что съ вами, государь? Горацiо. Что съ вами было? Гамлетъ. О, чудеса!.. Горацiо. Такъ разскажите-жъ... Гамлетъ. Нетъ, Вы пронесете. Горацiо. Ужъ никакъ не я; Клянуся, государь. Марцеллъ. Никакъ не я. Гамлетъ. Ну, что-жъ вы скажете? Кто бъ могъ подумать?.. Но вы ведь не разскажете? Горацiо, Марцеллъ. Клянемся. Гамлетъ. Что ни мерзавецъ въ Данiи у насъ, То плутъ отпетый. Горацiо. Для такого слова Не стоило изъ гроба подыматься. Гамлетъ. Что-жъ, правда; ваша правда. И затемъ, Безъ дальнихъ околичностей, пожмемте Другъ другу руки, и... разойдемтесь. Пойдете вы, куда укажутъ вамъ Желанiе и дело. Ведь у всехъ, Какiя бъ ни были, а все жъ найдутся, Желанья и дела. А я, беднякъ, Я, видите-ль, пойду молиться... Горацiо. Принцъ, Все это дикiя, безсвязныя слова. Гамлетъ. И грустно мне, что вамъ они обидны, Сердечно жаль. Горацiо. Тутъ нетъ обиды, принцъ. Гамлетъ. Святой Патрикъ свидетель! есть обида: Обиженъ и жестоко этотъ призракъ, А я скажу вамъ: это духъ честной. Что до желанья вашего узнать Что было между нами - справтесь съ нимъ, Какъ знаете. Ну, а теперь, друзья, - Ведь мы друзья по школе и оружью - Не откажите въ просьбишке. Горацiо. Извольте. Гамлетъ. Не открывать во векъ, что нынче ночью Вы видели. Горацiо, Марцеллъ. Не станемъ, государь. Гамлетъ. Нетъ, поклянитеся. Горацiо. Клянусь, что нетъ. Марцеллъ. Клянусь, что нетъ. Гамлетъ. А на моемъ мече? Марцеллъ. Мы поклялись сейчасъ лишь, государь. Гамлетъ. Нетъ, непременно на моемъ мече. Духъ (снизу). Клянитесь! Гамлетъ. А, а, голубчикъ! И ты, дружокъ, о томъ же?.. Отойдемте - Вы слышали, что онъ изъ подземелья - Клянитесь же! Горацiо. Произносите клятву! Гамлетъ. О томъ, что видели, во векъ ни слова, - Клянитесь на мече. Духъ (снизу). Клянитесь! Гамлетъ. Hic et ubique! Отойдемъ опять. Сюда идите, господа! И снова руки На мечъ кладите. Никогда о томъ, Что вы сегодня слышали ни слова, - Клянитесь на мече! Духъ (внизу). Клянитесь! Гамлетъ. Верно, Такъ, старый кротъ... И роешь ты такъ быстро? Чудесный землекопъ!.. Но отойдемъ Опять. Горацiо. О, день и ночь! Какъ все чудесно странно. Гамлетъ. Какъ страннаго, примите же его Въ свой домъ. Горацiо, - на небе И на земле есть более вещей, Чемъ нашей философiи мечталось. Но отойдемъ. И здесь опять, какъ прежде, дайте клятву, - И да поможетъ Милосердый вамъ! - Что какъ бы ни были мои поступки Чудны и странны, - я, весьма возможно, Дурачество накину на себя - Вы никогда, меня такимъ увидя, Не скрестите такъ рукъ, и головой Не покачаете вотъ этакъ, или Какой-нибудь двусмысленною фразой, Какъ напримеръ: "ну да, мы знаемъ," или "Могли бы, только захоти мы", или "Когда бъ желали говорить мы", или "Да было бы, когда бъ", или подобнымъ Какимъ обинякомъ, не намекнете Что обо мне вамъ кое-что известно... Не делать этого, - и да поможетъ Вамъ въ тяжкiй часъ Спаситель Милосердый! - Клянитеся. Духъ (снизу). Клянитесь. Гамлетъ. О, успокойся! О, успокойся, возмущенный духъ! Итакъ, любовно, господа, себя Я поручаю вамъ. И все, что нищiй, Какъ вашъ Гамлетъ, способенъ только делать, Чтобъ выразить свою любовь и дружбу, - Все, дастъ Господь, онъ сделаетъ для васъ. - Войдемте вместе. Палецъ на уста, Пожалуйста, прошу васъ. Наше время Сорвалось съ петель. - Подлое коварство! О, лучше бы мне вовсе не родиться, Чемъ исправлять тебя. - Ну, что жъ, пойдемте! Идемте вместе. (Уходятъ.) (Продолженiе следуетъ.) Д. Аверкiевъ. ДЕЙСТВIЕ ВТОРОЕ. СЦЕНА V.
Комната въ доме Полонiя. Входятъ: Полонiй и Рейнальдо. Полонiй. Ему вы отдадите эти деньги И письма. Рейнальдо. Слушаю. Полонiй. И вы, Рейнальдо, Поступите чудесно какъ умно, Когда предъ темъ, чтобъ посетить его, Разспросите, какъ онъ ведетъ себя. Рейнальдо. И самъ я думалъ, государь. Полонiй. Прекрасно; Отлично сказано, Марiя Дева! Сперва поразспросите: кто изъ Датчанъ Теперь въ Париже; где стоятъ, Съ кемъ водятся и много-ль тратятъ. Вотъ, Узнавъ при помощи такихъ окольныхъ И косвенныхъ вопросовъ, что мой сынъ Не безызвестенъ имъ, подвиньтесь ближе, Но не касайтесь прямо до него Въ разспросахъ. А представьтесь, будто это Такъ, дальнее знакомство. Напримеръ: "Знакомъ съ его отцомъ, съ его родными И съ нимъ отчасти". Поняли, Рейнальдо? Рейнальдо. Отлично, государь. Полонiй. "И съ нимъ отчасти", Но - можете прибавить, - не весьма, И если это тотъ, о комъ я говорю, То очень онъ распущенъ, и подверженъ Тому-то и тому". И на него Взвалите тутъ, что только вамъ угодно, Но ничего столь гнуснаго, чтобъ честь Могло пятнать: запомните же это. А разныя безчинства и безпутства Что, какъ замечено и всемъ известно, Обычные товарищи у всей Живущей на свободе молодежи. Рейнальдо. Играетъ, государь? Полонiй. Ну да, иль пьетъ. Дерется, божится, на ссору лезетъ, Иль за девчонками - все это можно. Рейнальдо. Но это ужъ безчеститъ, государь. Полонiй. Ничуть, ей-ей, когда вы обвиненье Съумеете искусно подсластить; Но вамъ не следуетъ его злословить, Что будто онъ открыто непотребенъ. Не этого хочу я; вы его грешки Такъ выставьте умненько, чтобъ они Казались заблужденьями свободы, Порывомъ, вспышкой пылкаго ума, Иль дикостью неукрощенной крови, Какъ и у всехъ. Рейнальдо. Но, добрый государь... Полонiй. Къ чему все это? Рейнальдо. Точно, государь, Объ этомъ-то я и хотелъ спросить. Полонiй. Марiя Дева! я къ тому клоню - И это ужъ испытанная хитрость: Вы, сына моего слегка запачкавъ, Какъ будто онъ вещица, что немного Въ работе загрязнилася, - заметьте: Сейчасъ вашъ собеседникъ, тотъ кого Зондируете вы, - чуть только Онъ замечалъ за юношей, о комъ Вы говорили, эти все грешки, - То, ужъ поверьте, онъ закончитъ темъ, Что съ вами совпадетъ такимъ манеромъ: "Мой добрый государь, иль такъ, иль другъ, Иль господинъ, смотря какое слово, Или присловье принято у нихъ И какъ онъ самъ привыкъ... Рейнальдо. Отлично. Полонiй Итакъ, чуть скажетъ онъ... Онъ скажетъ... О чемъ же я хотелъ сказать? Я что-то Хотелъ сказать вамъ.. Да на чемъ же, бишь, Остановился я? Рейнальдо. На "совпадетъ" На другъ, иль такъ, иль господинъ"... Полонiй. На томъ, Что совпадетъ онъ?.. Да, Марiя Дева!.. А съ вами совпадетъ онъ такъ: я знаю Его; вчера его видалъ я, или Въ такой-то день, тогда-то, иль тогда; Съ такимъ-то, иль такимъ. И онъ - игралъ, Иль выпилъ лишнее, иль онъ вспылилъ, Играя въ мячъ; иль можетъ быть, какъ онъ Входилъ въ такой-то непотребный домъ (Вы понимаете въ какой). "Теперь Глядите: ваша лживая привадка Ужъ изловила эту рыбку правды; Вотъ такъ-то мы, кто поумней и ловче, При помощи отводовъ и обходовъ, Доходимъ криво до прямаго дела. Такъ вотъ и вы, при помощи сейчасъ Преподанныхъ уроковъ и советовъ, Дойдете до Лаэрта. - Что жъ, схватили? Все поняли? Рейнальдо. Все, государь. Полонiй. Прощайте, И помоги вамъ Богъ. Рейнальдо. Мой добрый государь!.. Полонiй. Понаблюдите-ка за нимъ и сами. Рейнальдо. Покойны будьте, государь. Полонiй. Пусть онъ Споетъ намъ песенку свою. Рейнальдо. Такъ точно, Мой государь. (Уходитъ.) Полонiй. Счастливаго пути. Входитъ Офелiя. Полонiй. Ну, что, Офелiя? что тамъ такое? Офелiя. Ахъ, государь, я такъ перепугалась,. Полонiй. Чего же? ради Бога. Офелiя. Государь, - Я шила въ комнате своей, какъ вдругъ Вошелъ Гамлетъ: - камзолъ разстегнутъ, На голове нетъ шляпы; безъ подвязокъ Чулки; въ грязи, до щиколки спустились. Одно колено бьется о другое; Самъ бледенъ, какъ его рубашка; взглядъ При этомъ жалостный такой, какъ будто Онъ выпущенъ изъ ада для того, Что-бъ разсказать объ ужасахъ. Полонiй. Влюбясь Въ тебя, сошелъ съ ума? Офелiя. Не знаю, государь; Но, правду говоря, боюсь что такъ. Полонiй. Что-жъ онъ сказалъ тебе? Офелiя. Меня Онъ за запястье взялъ, и крепко сжалъ, И отступивъ на всю длину руки - Другою онъ держалъ вотъ-такъ надъ бровью - Онъ сталъ разсматривать мое лицо, Какъ будто срисовать его хотелъ. Онъ простоялъ такъ долго; наконецъ, Слегка пожавъ мне руку, головою Онъ покачалъ три раза сверху внизъ, И такъ глубоко, жалостно вздохнулъ, Какъ будто грудь его на части распадалась И смерть ему пришла. Затемъ меня Онъ отпустилъ и, глядя чрезъ плечо, Какъ будто могъ найти безъ глазъ дорогу, Пошелъ, и вышелъ изъ дверей, но светъ Его очей все на меня былъ устремленъ До самаго конца. Полонiй. Пойдемъ со мною; Намъ надо къ королю... Все это Прямое сумасбродство отъ любви. Терзаетъ самое себя ея Жестокость, понуждая волю Къ отчаяннымъ поступкамъ столь же часто, Какъ и любая страсть подъ небесами, Что мучитъ нашу плоть... Мне жаль... Скажи: Ты съ нимъ на дняхъ не говорила жестко? Офелiя. Нетъ, добрый государь, но я, какъ вы Мне приказали, отсылала письма И запретила приходить ко мне. Полонiй. Вотъ отчего онъ и сошелъ съ ума! Мне жаль, что я не наблюдалъ его Поосмотрительней и съ большимъ разуменьемъ.. Боялся я, что онъ забавы ищетъ И хочетъ посадить тебя на мель. Будь проклята моя ретивость къ делу! Но, видно, свойственно намъ, старикамъ, Въ своихъ сужденьяхъ черезъ край хватать, Какъ людямъ помоложе за обычай Неразсудительность. Идемъ же къ королю. Онъ долженъ все узнать. Держа въ секрете, Скорей въ немилость попадешь за скрытность, Чемъ прогневишь, открывъ, что онъ влюбленъ. СЦЕНА I.
Комната въ замке. Входятъ король, королева, Розенкранцъ, Гильденштернъ и свита. Король. Добро пожаловать, и Розенкранцъ, И Гильденштернъ. Хотя мы ужъ давно Желали видеть васъ, но поспешили Послать за вами потому, что намъ Нужны услуги ваши. Вы кой-что Ужъ слышали о превращеньи съ принцемъ, Я выражаюсь такъ въ виду того, что въ немъ Ни внутреннiй, ни внешнiй человекъ На то, что было, вовсе не похожи. Что именно могло бы, кроме смерти Его отца, его повергнуть въ это Непониманье самого себя, - Я не берусь решить. Вы оба съ детства Воспитывались съ нимъ, и съ юныхъ летъ Такъ свыклися съ характеромъ Гамлета, Что я васъ умоляю: соизвольте Остаться ненадолго при дворе; Такъ, ваше общество его могло бы Вновь къ развлеченiямъ привлечь, а вы, Случайно подбирая наблюденья, Найдете, то, что, будучи открыто, Поддастся нашему леченью. Королева. Онъ Такъ много говорилъ о васъ, что я Уверена, что двухъ другихъ и нетъ, Къ кому бы больше васъ онъ былъ привязанъ. И если вамъ угодно, оказавъ Намъ благосклонность и любезность, съ нами Пробыть немного, чтобы намъ помочь При исполненiи надежды нашей, - То мы, за ваше пребыванье здесь, Благодарить васъ будемъ такъ, какъ только Прилично королю. Розенкранцъ. Вы оба, Ваши Величества, могли-бъ верховной властью, Которую имеете надъ нами, Свое желанье грозное скорей Намъ приказать, чемъ насъ просить о томъ. Гильденштернъ. Мы оба повинуемся, и ныне Мы съ полною готовностью желаемъ Повергнуть добровольно нашу службу, По вашему распоряженью, къ вашимъ Стопамъ. Король. Благодарю васъ, Розенкранцъ, И милый Гильденштернъ. Королева. Благодарю Васъ, Гильденштернъ и милый Розенкранцъ, И я васъ умоляю посетить Сейчасъ же сына нашего, который Такъ сильно изменился. (Къ свите) Пусть кто-нибудь проводитъ этихъ Господъ къ Гамлету. Гильденштернъ. Да поможетъ небо, Чтобъ нашъ прiездъ, какъ и услуги наши Ему прiятны были и на пользу. Королева. Аминь. (Уходятъ Розенкранцъ, Гильденштернъ и некоторые изъ свиты). Входитъ Полонiй. Полонiй. Мой добрый государь, послы Съ успехомъ изъ Норвегiи вернулись. Король. Ты былъ всегда отцомъ благихъ вестей. Полонiй. Не правда-ль, государь? Поверьте, я, Мой добрый повелитель, посвятилъ Мои и долгъ, и душу, - оба Богу, А первый королю. И полагаю (Иль мозгъ мой ужъ не можетъ, какъ бывало, По следу дела гнаться безъ ошибки), Что я открылъ, на чемъ Гамлетъ помешанъ. Король. Скажи-жъ скорей: я такъ хочу узнать... Полонiй. Сперва пословъ примите, а мое Открытiе, - пускай дессертомъ будетъ На этомъ пиршестве. Король. Иди-жъ на встречу И самъ введи ихъ. (Уходитъ Полонiй.) Король. Милая Гертруда, Онъ говоритъ, что отыскалъ причину И поводъ къ помешательству Гамлета. Королева. Я думаю, что вся причина въ смерти Его отца и нашей спешной свадьбе. Входятъ: Полонiй, Вольтимандъ, Корнелiй. Король (королеве). Ну, хорошо, мы разберемъ. - Добро Пожаловать, любезные друзья! Что, Вольтемандъ, намъ шлетъ Норвежскiй братъ? Вольтимандъ. Полнейшую отдачу всехъ приветствiй И пожеланiй. Съ перваго-жъ свиданья Онъ приказалъ племяннику пресечь Наборъ, который самъ считалъ приготовленьемъ Къ войне съ Поляками, но, разсмотревъ Внимательней, нашелъ, что онъ безспорно Былъ противъ вашего величества направленъ. И огорченный, что его болезнь, Безсилiе и старость были такъ Обойдены, - онъ подъ арестъ велелъ Взять Фортинбраса; тотъ повиновался. Король ему далъ выговоръ, и онъ Поклялся дяде никогда отныне Не подымать оружiя на васъ. Исполнясь радости, старикъ ему Назначилъ содержанiе въ размере Трехъ тысячъ кронъ, и поручилъ Ужъ набранныхъ солдатъ вести на Польшу. (Подавая грамоту.) И въ этой грамоте, онъ проситъ васъ, Чтобъ вы благоизволили дать пропускъ Чрезъ ваши земли сказаннымъ войскамъ. Здесь включены условiя, а также Ручательство за безопасность. Король. Мы довольны, И въ более удобный часъ прочтемъ, Обсудимъ дело и дадимъ ответъ. Благодаримъ, межъ темъ, за вашъ успешный трудъ; Идите отдохнуть, а въ вечеру - Пируемъ вместе. Милости прошу! (Уходятъ: Вольтимандъ и Корнелiй). Полонiй. Все кончилось отлично. - Государь И государыня, распространяться Чемъ быть должно величество, въ чемъ долгъ, Зачемъ день - день, ночь - ночь, и время - время, - Была бы только трата дня и ночи, И времени. Въ виду того, что краткость - Душа ума, а многословье - члены И внешнiя прикрасы, - буду кратокъ. Вашъ благородный сынъ помешанъ; - такъ Я выражаюсь, ибо если станемъ Мы помешательство определять, То впасть въ него и значитъ помешаться. Но это мимо. Королева. Менее искусства, Побольше дела. Полонiй. Тутъ, клянусь, искусства Совсемъ нетъ, государыня. Итакъ, Что онъ помешанъ, правда; правда, жаль; И жаль, что правда (глупый оборотъ! Но Богъ ужъ съ нимъ: забудемъ объ искусстве.) Итакъ помешаннымъ онъ признанъ вами, - Теперь намъ остается отыскать Причину этого эффекта; или Вернее: этого деффекта; ибо Эффектъ-то этотъ, будучи деффектнымъ, Не безъ причины; это намъ осталось, А вотъ вамъ и остатокъ: взвесьте. Я Имею дочь; пока она моя, Ее имею я; по долгу послушанья, Она мне отдала вотъ это. Ну-съ, Извольте разсудить и заключайте. (Читаетъ). "Небесной и кумиру моей души, всемъ украшенной Офелiи", Дурное выраженiе, пошлое выраженiе; "всемъ украшенной - пошлое выраженiе; но прислушайтесь, (Читаетъ) "Эти строки къ ея великолепной белой груди. Эти строки"... Королева. Какъ? это ей писалъ Гамлетъ? Полонiй. Вниманье: Я буду, государыня, правдивъ. (Читаетъ). Не верь, что солнце не стоитъ И что огонь въ звездахъ горитъ, И ложью истину зови, Но твердо верь моей любви! "Офелiя, я плохо владею размеромъ; я не умею скандировать свои стоны; но верь тому, что я въ тебя влюбленъ совершенно, о совершеннейшая! "Твой на всегда, дражайшая девушка, пока душа въ теле, - Гамлетъ". Мне дочь покорно показала это И сверхъ того мне разсказала все Его искательства: когда и где И какъ онъ делалъ ихъ. Король. Какъ приняла Она его любовь? Полонiй. Какого мненья Вы обо мне? Король. Тебя считаю я И вернымъ, и почтеннымъ человекомъ. Полонiй. Я радъ вамъ это доказать. Но что бы Могли подумать вы, когда бы я, увидя, Что пылкая любовь ужъ распустила крылья (А надо вамъ сказать, что я заметилъ Все это раньше, чемъ созналась дочь); Что-бъ вы могли, иль ваша королева И дорогая государыня моя, Подумать, если-бъ я взялся за родъ Конторки, иль альбома, иль, глухъ и немъ, Имъ въ сердце потакалъ, иль посмотрелъ На ихъ любовь сквозь пальцы? Что бы вы Подумали? Нетъ, я за дело круто Взялся, и барышне моей сказалъ: "Гамлетъ - нашъ принцъ, и вне твоей планеты: Не сметь впередъ!" И далъ ей наставленье Чтобъ отъ его визитовъ запиралась, Посольствъ не принимала, не брала Подарковъ отъ него. И вследъ она вкусила Плодъ отъ моихъ советовъ, а Гамлетъ, Отверженный (я сокращу разсказъ) Впалъ въ грусть; затем] лишился аппетита, Затемъ безсонница; за нею слабость; За ней разсеянность, а постепенно И помешательство, что заставляетъ Его безумствовать, а насъ - грустить. Король. (Королеве). Что, какъ по вашему? Королева. Весьма возможно. Полонiй. Желалъ бы знать я, было ли хоть разъ, Когда я положительно скажу, Что это такъ, а вышло бы иначе? Король. Ни разу, сколько помню. Полонiй. (Указывая на голову и плечи.) Снимите это съ этого, коль это Иначе выйдетъ. Я открою правду, - Пусть только обстоятельства помогутъ - Где-бъ ни скрывалася она, хотя бы Она скрывалась въ самомъ центре. Король. Какъ же Проверить намъ? Полонiй. Какъ знаете, онъ часто Гуляетъ здесь, по этой галлерее, Часа четыре кряду. Королева. Правда. Полонiй. СЦЕНА II.
Дочь выпущу къ нему, а вы и я, Мы станемъ за ковромъ, и разговоръ Подслушаемъ. И если спятилъ онъ Не отъ любви, то мне отныне впредь Сидеть не въ государственномъ совете, А мызу и извощиковъ держать. Король. Попробуемъ. (Входитъ Гамлетъ, читая книгу.) Королева. Взгляните, какъ онъ грустно Идетъ, бедняжка, съ книгою въ рукахъ. Полонiй. Уйдите оба; умоляю васъ. Сейчасъ къ нему причалю... Уходите-жъ. (Уходятъ: Король, Королева и свита.) Полонiй. Какъ поживаеть, мой добрый принцъ Гамлетъ? Гамлетъ. Хорошо; слава Богу. Полонiй. Вы знаете меня, государь? Гамлетъ. Превосходно; вы рыбный торговецъ. Полонiй. Никакъ нетъ, государь. Гамлетъ. Такъ я желалъ бы, чтобы вы были такимъ же честнымъ человекомъ. Полонiй. Честнымъ, государь? Гамлетъ. Да, сударь; быть честнымъ человекомъ, по нынешнимъ временамъ, значитъ быть выщипнутымъ изъ двухъ тысячъ. Полонiй. Вотъ сущая правда, государь. Гамлетъ. И если солнце порождаетъ червей въ дохлой собаке, въ этой сладостной для целованiя падали... У васъ есть дочь? Полонiй. Есть, государь. Гамлетъ. Не пускайте ея гулять по солнцу: урожай - благодать, но не въ томъ смысле, какъ это можетъ касаться вашей дочери... Другъ, сообразите это. Полонiй. Что вы хотите сказать этимъ? (Про себя). Нетъ, нетъ, и вернется къ моей дочери. А сначала онъ не узналъ меня, сказалъ будто я рыбный торговецъ. Далеко зашелъ, далеко зашелъ! По правде, и я въ молодости до крайности страдалъ отъ любви; весьма недалеко отъ этого. Заговорю съ нимъ опять. (Вслухъ). Что вы читаете, государь? Гамлетъ. Слова, слова, слова! Полонiй. В чемъ же дело, государь? Гамлетъ. Чье дело, съ кемъ? Полонiй. Я разумею дело, о которомъ вы читаете, государь, Гамлетъ. Злословiе, сударь. Этотъ мерзавецъ-сатирикъ говоритъ, что у стариковъ седыя бороды; что у нихъ лица въ морщинахъ; что у нихъ изъ глазъ сочится густая амбра или сливный клей, и что они обладаютъ полнымъ отсутствiемъ ума, равно какъ и слабыми икрами. Хотя я и верю всему этому сильнейшимъ и полнейшимъ образомъ, но считаю безчестнымъ писать объ этомъ; ведь вы сами, сударь, могли бы стать такимъ же старикомъ, какъ я, если-бы сумели пятиться какъ крабъ. Полонiй (въ сторону). Хотя это и помешательство, но въ немъ есть метода. (Громко.) Не угодно ли вамъ выйти, государь? Гамлетъ. Въ могилу? Полонiй. Действительно, это значило бы вполне выйти. (Про себя.) Какъ порой его ответы полны смысла! Такое счастье часто выпадаетъ на долю сумасшествiя, а здравому уму не легко разрешиться такъ благополучно. Оставлю его и мигомъ придумаю, какъ устроить его встречу съ моею дочерью. (Вслухъ.) Досточтимый принцъ, беру смелость всепокорнейше разстаться съ вами. Гамлетъ. Вы ничего не могли бы взять у меня, съ чемъ бы я разстался также охотно, кроме моей жизни, моей жизни. Полонiй. Счастливо оставаться, государь. (Идетъ.) Гамлетъ. Ахъ, эти скучные старые шуты! Входятъ: Розенкранцъ и Гильденштернъ. Полонiй. Вы ищите принца Гамлета? Вотъ где онъ! Розенкранцъ. Полонiю. Спаси васъ Господи! (Уходитъ Полонiй) Гильденштернъ. Достопочтенный принцъ! Розенкранцъ. Мой дражайшiй принцъ! Гамлетъ. Превосходнейшiе друзья мои! Какъ поживаешь, Гильденштернъ? А, Розенкранцъ! Какъ вы оба поживаете, ребята? Розенкранцъ. Какъ дюжинныя дети земли. Гильденштернъ. Темъ счастливы, что нетъ избытка счастья: Мы не верхушка колпака Фортуны. Гамлетъ. До и не подошва ея башмаковъ? Розенкранцъ. Ни то, ни другое, государь. Гамлетъ. Значитъ, вы живете около ея пояса, или въ средоточiи ея милости?.. Гильденштернъ. Право же, мы ея рядовые... Гамлетъ. О, сущая правда!.. Она готова любить всехъ подъ рядъ... Что новаго? Розенкранцъ. Ничего, государь; разве то, что люди становятся честнее. Гамлетъ. Значитъ, скоро страшный судъ. Но ваша новость не верна. Позвольте разспросить васъ подробнее: чемъ вы провинились предъ Фортуной, что она отправила васъ сюда въ тюрьму. Гильденштернъ. Въ тюрьму, государь? Гамлетъ. Данiя, - тюрьма. Розенкранцъ. Значитъ, и весь светъ тюрьма. Гамлетъ. Превосходная; въ ней много келiй, коморокъ и ямъ. Данiя одна изъ худшихъ. Розенкранцъ. Мы не того мненiя, государь. Гамлетъ. Что-жъ? значитъ, она и не тюрьма для васъ; ведь все хорошо или худо, глядя по нашему пониманiю; для меня она тюрьма. Розенкранцъ. Въ такомъ случае ваше честолюбiе представляетъ ее тюрьмою она слишкомъ тесна для вашего духа. Гамлетъ. О, Боже! меня могли бы заключить въ орешную скорлупу, и я считалъ бы себя королемъ безконечнаго пространства; еслибы только не дурные сны. Гильденштернъ. А эти сны, конечно, честолюбiе; ведь самое существо честолюбца просто тень сна. Гамлетъ. Самъ сонъ только тень. Розенкранцъ. Правда; и я считаю честолюбiе столь воздушнымъ и легковеснымъ, что оно только тень тени. Гамлетъ. Значитъ наши нищiе - тела, а наши государи и напыщенные герои - тени нищихъ. Не пойти ли намъ ко двору? честное слово, я не въ силахъ разсуждать. Розенкранцъ и Гильденштернъ. Мы къ вашимъ услугамъ. Гамлетъ. Этого не требуется: я не хочу смешивать васъ съ остальными моими слугами, потому что, говоря какъ честный человекъ, мне ужасно прислуживаютъ. Но, - по старой дружбе, - что васъ подвигло въ Эльзиноръ? Розенкранцъ. Прiехали навестить васъ, государь; другаго дела нетъ. Гамлетъ. Я нищiй, а потому беденъ даже на благодарность; но я благодарю васъ, и право же, дорогiе друзья, моя благодарность весьма дорога - стоитъ полушку. За вами не посылали? Вы по собственному влеченiю? Вы прiехали по воле? Ну-же! будьте правдивы со мною; ну-же, ну, да говорите же. Гильденштернъ. Что мы должны сказать, государь? Гамлетъ. Хоть что-нибудь. Но только къ делу. За вами посылали; въ вашихъ взглядахъ есть что-то въ роде признанiя, но у вашей скромности не хватаетъ силы дать ему цветъ. Я знаю, добрые король и королева посылали за вами. Розенкранцъ. Съ какою целью, государь? Гамлетъ. Это вы должны объяснить мне. Но заклинаю васъ правами товарищества, симпатiей нашей юности, долгомъ никогда не прерывавшейся любви нашей, и всемъ более дорогимъ, чемъ бы могъ заклясть васъ лучшiй, чемъ я, ораторъ, - будьте просты и прямы со мною: посылали за вами или нетъ? Розенкранцъ, Гильденштерну. Что скажете? Гамлетъ, (про себя). Э! я гляжу на васъ въ оба. (Вслухъ.) Если любите меня, не скрывайте. Гильденштернъ. Государь, - за нами посылали. Гамлетъ. Я скажу вамъ зачемъ; такимъ образомъ моя предупредительность избавитъ васъ отъ открытiя обещанной королю и королеве тайны. Не меняйте перьевъ. Съ недавнихъ поръ (но отчего не знаю) я лишился всякой веселости, забылъ все обычныя упражненiя; и въ самомъ деле я въ такомъ тяжеломъ расположенiи духа, что это чудное зданiе, земля, мне кажется безплоднымъ мысомъ; этотъ великолепнейшiй пологъ, небо, - этотъ смелый навесъ, - этотъ величественный сводъ съ резною работой изъ золотистаго огня, - ну, а мне онъ кажется скопленiемъ гнилыхъ и заразительныхъ паровъ. Что за созданiе человекъ! Какъ благороденъ по уму, какъ безконеченъ по способностямъ! Какъ выразителенъ и удивителенъ по образу и движенiю! По деламъ какъ похожъ на ангела, по пониманiю, - на Бога! краса мiра! образецъ живыхъ тварей! А что же для меня эта квинтъэссенцiя праха? Мужчины не приводятъ меня въ восторгъ, и женщины также; хотя, судя по вашей улыбке, - вы хотели сказать это. Розенкранцъ. У меня и въ мысляхъ не было ничего подобнаго, государь. Гамлетъ. Отчего-жъ вы усмехнулись, когда я сказалъ, что мущины не приводятъ меня въ восторгъ. Розенкранцъ. Я подумалъ, государь, что если мужчины не приводятъ васъ въ восторгъ, то какое постное угощенiе ждетъ актеровъ: мы обогнали ихъ по дороге; они направлялись сюда, чтобы предложить вамъ свои услуги. Гамлетъ. Играющаго короля - милости прошу пожаловать; его величество получитъ отъ меня подать; странствующiй рыцарь найдетъ дело для рапиры и щита; любовникъ не станетъ вздыхать даромъ; забiяка мирно окончитъ свою роль; шутъ заставитъ смеяться техъ, у кого щекотка въ глотке, и дама объяснитъ свободно свое намеренiе: иначе белымъ стихамъ придется хромать. Что это за актеры? Розенкранцъ. Те самые, которыми вы часто восхищались, столичные трагики. Гамлетъ. Какъ же случилось, что они странствуютъ? Постоянное местожительство было бы полезнее и для ихъ известности, и для ихъ доходовъ. Розенкранцъ. Кажется, имъ пришлось уехать вследствiе недавняго нововведенiя. Гамлетъ. Пользуются ли они темъ же уваженiемъ, какъ въ то время, когда я былъ въ столице? Много-ль у нихъ бываетъ публики? Розенкранцъ. Говоря правду, - нетъ. Гамлетъ. Отчего же это? Или они позаржавели? Розенкранцъ. Нетъ, они относятся къ делу попрежнему; но завелось гнездо детей, маленькихъ коршунятъ, которые кричатъ словно на пытке. И за это имъ хлопаютъ самымъ жестокимъ образомъ. Они теперь въ моде и такъ вопятъ противъ обыкновенныхъ (какъ они ихъ называютъ) театровъ, что многiе изъ имеющихъ право носить шпагу до того испугались гусиныхъ перьевъ, что почти не смеютъ ходить въ театръ. Гамлетъ. Какъ, они дети? Кто-жъ ихъ содержитъ? что имъ платятъ? Или они будутъ продолжать свои занятiя только до техъ поръ, пока будутъ певчими? Разве имъ не придется сказать впоследствiи, когда они сами выростутъ и станутъ такими же, какъ все, актерами (а это весьма вероятно, если у нихъ нетъ лучшихъ средствъ къ существованiю), что ихъ писатели принесли имъ вредъ, заставивъ ихъ кричать противъ ихъ же будущихъ занятiй. Розенкранцъ. Говоря правду, много было шуму съ обеихъ сторонъ, и публика не считаетъ грехомъ стравливать ихъ; одно время пiесы не делали сбора, если въ нихъ поэты и актеры недоходили до кулачекъ изъ-за спорнаго пункта. Гамлетъ. Неужто? Гильденштернъ. О, тутъ порядочно пришлось шевелить мозгами. Гамлетъ. И мальчики победили? Розенкранцъ. Да, государь, и Геркулеса, и его ношу. Гамлетъ. Въ этомъ нетъ ничего удивительнаго; мой дядя сталъ датскимъ королемъ, и те, что при жизни моего отца морщились при встрече съ нимъ, даютъ теперь, каждый въ свою очередь, двадцать, сорокъ, сотню дукатовъ за его минiатюрный портретъ. Въ этомъ есть что-то сверхъестественное, еслибы философiя сумела до него добраться. (За сценой трубы). Гильденштернъ. Вотъ и актеры. Гамлетъ. Добро пожаловать въ Эльзиноръ, господа. Ваши руки, ну же! Видите ли, мода и церемонiя - принадлежности приветствiя, - позвольте же мне оказать вамъ вежливость по всемъ правиламъ; иначе, мое обращенiе съ актерами, - которое, предупреждаю васъ, со стороны покажется любезнымъ, - будетъ более похоже на учтивость, чемъ обращенiе съ вами. Добро пожаловать; но мой дядя-отецъ и тетка-мать ошибаются. Гильденштернъ. Въ чемъ, дорогой принцъ? Гамлетъ. Я помешанъ только при нордъ-нордъ-весте; когда ветеръ южный, я отличу кречета отъ... ручной пилы. (Входитъ Полонiй). Полонiй. Желаю вамъ всего хорошаго, господа! Гамлетъ. Слушайте, Гильденштернъ, и вы также - на каждое ухо по слушателю; этотъ большой ребенокъ еще не вышелъ изъ пеленокъ. Розенкранцъ. Можетъ-быть, онъ вторично попалъ въ нихъ; говорятъ же, что старикъ вдвойне дитя. Гамлетъ. Я предсказываю: - онъ пришелъ сказать мне объ актерахъ; заметьте. Ваша правда, сударь; въ понедельникъ утромъ; действительно, такъ оно и было. Полонiй. Государь, я имею сообщить вамъ новость. Гамлетъ. И я имею сообщить вамъ новость. Когда Росцiй, римскiй актеръ... Полонiй. Къ намъ прiехали актеры, государь. Гамлетъ. Подите!... Полонiй. Честью... Гамлетъ. Итакъ, - Прiехали актеры на ослахъ. Полонiй. Лучшiе актеры въ свете для трагедiи, комедiи, хроники, пасторали, пасторальной комедiи, исторической пасторали, исторической трагедiи, трагико-комико-исторической пасторали; для пiесъ съ единствомъ места и неограниченныхъ поэмъ. Для нихъ и Сенека не черезъ-чуръ печаленъ, и Плавтъ не черезъ-чуръ веселъ. Это единственные исполнители, какъ правильныхъ, такъ и свободныхъ драмъ. Гамлетъ. О, Iеффай, судья Израильскiй! какимъ сокровищемъ ты обладалъ. Полонiй. Какимъ-же сокровищемъ онъ обладалъ, государь? Гамлетъ. Какъ? Прекрасной дочерью единой, Ее-жъ отменно онъ любилъ. Полонiй (въ сторону). Все о моей дочери. Гамлетъ. - Не правда-ли, старый Iеффай? Полонiй. Если вы зовете меня Iеффаемъ, государь, та у меня есть дочь, которую я люблю отменно. Гамлетъ. Нетъ, это не следуетъ. Полонiй. Такъ что же следуетъ, сударь? Гамлетъ. Ну, - Богъ зналъ, какъ жребiй палъ, И затемъ, вы знаете: Какъ гадалось, такъ и сталось. Первая строчка духовнаго канта скажетъ вамъ больше... Но вотъ идутъ коротатели моего времени. (Входятъ: четыре, или пять актеровъ). Гамлетъ. Добро пожаловать, господа! всехъ милости прошу. Радъ, что вижу тебя здоровымъ; добро пожаловать, добрые друзья. - О, старый другъ! твое лицо возмужало съ техъ поръ, какъ я виделъ тебя въ последнiй разъ; ты явился въ Данiю, чтобы показать мне свою бороду? А! молодая дама и госпожа! Клянусь Богородицей, съ техъ поръ, какъ я виделъ васъ, вы стали ближе къ небесамъ на целый каблукъ. Дай Богъ, чтобъ голосъ вашъ не надтреснулъ съ краю, какъ червонецъ, котораго ужъ не берутъ. Добро пожаловать, господа. Мы, какъ французскiе сокольничьи, бросимся на первое что попадется. Ну, представьте же намъ образчикъ вашего искусства; что-жъ, трогательный монологъ. Первый актеръ. Какой монологъ, государь? Гамлетъ. Ты разъ читалъ мне монологъ, но пiесы никогда не играли, а если и играли, то не больше раза; она, какъ помнится, не понравилась толпе: для нея она оказалась слишкомъ тонкимъ блюдомъ. Но, по моему, и по мненiю техъ, чье сужденье въ подобныхъ вещахъ беретъ верхъ надъ моимъ, - то была превосходная пiеса: сцены были расположены прекрасно, и написаны и скромно, и умело. Я помню, кто-то заметилъ, что въ стихахъ не было неприличныхъ выходокъ, въ виде приправы къ содержанiю, но зато и въ выраженiяхъ ничего такого что обличало бы въ авторе аффектацiю; онъ назвалъ ее честнымъ произведенiемъ, столь-же здоровымъ, какъ прiятнымъ, и гораздо более милымъ, чемъ тонкимъ. Мне особенно нравился одинъ монологъ, именно разсказъ Энея Дидоне, и въ немъ особенно то место, где онъ говоритъ объ убiйстве Прiама; если оно живо въ вашей памяти, то начните съ этой строчки... Позвольте, позвольте... Жестокiй Пирръ, какъ зверь Гирканскiй... Нетъ, не такъ; но начинается Пирромъ... Жестокiй Пирръ, - чье темное оружье, Черно какъ цель его, напоминало Ту ночь, какъ въ роковомъ коне лежалъ онъ, Теперь свой черный и ужасный обликъ Окрасилъ въ более зловещiй цветъ: Теперь багровъ онъ съ головы до ногъ; Онъ весь въ крови отцовъ и матерей, Сыновъ и дочерей: она на немъ Сгустела въ тесто, и спеклась отъ жара Горящихъ улицъ, кои озаряли Своимъ жестокимъ и проклятымъ светомъ Ихъ подлыя убiйства. Опаленный И яростью, и пламенемъ, - и весь Запекшейся сукровицей покрытый, Съ глазами, какъ рубины, - адскiй Пирръ Глядитъ где праотецъ Прiамъ... Полонiй. Какъ передъ Богомъ, отлично прочитано, государь; въ должномъ тоне, съ надлежащимъ выраженiемъ. Первый актеръ. Вскоре Его находитъ: непосильно бьется Онъ съ Греками; его старинный мечъ Не повинуется, мятежный, приказанью Его руки: где поднятъ, тамъ и палъ. Пирръ бросился въ неравный поединокъ Съ Прiамомъ; въ ярости онъ промахнулся, Но одряхлевшiй старецъ палъ отъ ветра, Отъ дуновенiя разящаго меча. Казалось, самъ бездушный Иллiонъ Почувствовалъ ударъ, и долу палъ Горящею вершиной; страшнымъ трескомъ Какъ будто въ пленъ слухъ Пярра захватилъ. Взгляни! вотъ мечъ его, что занесенъ былъ Надъ млечно-белой головой Прiама, - Какъ будто въ воздухе застылъ. И Пирръ Стоитъ, какъ нарисованный тиранъ, Нейтральный между волею и целью И ничего не делаетъ. - Подобно, Нередко видимъ мы, что предъ грозою Тишь въ небесахъ, стоитъ недвижно туча, Безгласенъ смелый ветеръ, шаръ земной Молчитъ, какъ смерть: вдругъ страшный громъ разрежетъ Небесный сводъ; такъ, после остановки, Проснувшись, месть влечетъ на дело Пирра, - И молоты Циклоповъ никогда Не ударяли съ меньшимъ сожаленьемъ По латамъ Марса, что они ковали Для вечнаго ношенiя, - какъ ныне Ударилъ Пирръ мечомъ своимъ кровавымъ Прiама-старца. Прочь, прочь, долой, развратница Фортуна! Вы, боги все, ее на общемъ сейме Лишите власти; въ колесе ея Сломайте ободъ и все спицы; сбросьте Кругъ ступицы съ небеснаго холма Внизъ, ко врагу. Полонiй. Очень длинно. Гамлетъ. А мы его къ цирюльнику, вместе съ твоей бородой. - Пожалуста, продолжайте. - Ему бы веселую песенку, или скоромный разсказъ, - иначе онъ заснетъ, - Продолжайте, переходите къ Гекубе. Первый актеръ. Но кто, о кто, при виде Окутанной царицы... Гамлетъ. Окутанной царицы? Полонiй. Прекрасно; "окутанной царицы", - прекрасно. Первый актеръ. ....какъ она Бродила босоногая, грозя Залить пожаръ слепящими слезами; На голове, где былъ венецъ недавно, Какой-то лоскутокъ; вкругъ изнуренныхъ И тощихъ бедръ, - не царская одежда, А покрывало, что она схватила Въ тревожномъ страхе... Кто-бъ ее увиделъ, Тотъ ядомъ напоеннымъ языкомъ Фортуну осудилъ бы за измену. И если-бъ сами боги услыхали Ея мгновенный резкiй вскрикъ, при виде Какъ, злобно издеваясь, Пирръ дробилъ На части трупъ Прiама, - о тогда бы (Иль все земное чуждо для боговъ) Горящiе глаза небесъ залились, И боги бы страдали... Полонiй. Взгляните, разве онъ не побледнелъ, и слезы на глазахъ. Пожалуста, довольно. Гамлетъ. Прекрасно. Вы вскоре прочтете мне остальное. (Полонiю). Не распорядитесь-ли вы, чтобъ актерамъ отвели хорошее помещенiе? Слышите-ли, чтобъ съ ними хорошо обращались: ведь они минiатюры и краткiя летописи нашего времени. Вамъ лучше заслужить после смерти дурную эпитафiю, чемъ злой отъ нихъ отзывъ при жизни. Полонiй. Государь, я буду обращаться съ ними соответственно ихъ заслугамъ. Гамлетъ. Лучше, чудакъ человечекъ! Обращайся съ каждымъ по заслугамъ, и кто уйдетъ отъ порки! Обращайтесь съ ними соответственно вашей чести и сану: чемъ меньше они заслуживаютъ, темъ больше достоинства будетъ въ вашей доброте. Ведите ихъ. Полонiй. Пойдемте, господа. Гамлетъ. Идите за нимъ, друзья: завтра мы посмотримъ пiесу. (Уходятъ: Полонiй и все актеры кроме перваго). Послушай, старый другъ, можете ли вы сыграть Убiйство Гонзаго? Первый актеръ. Да, сударь. Гамлетъ. Такъ мы посмотримъ ее завтра. А въ случае нужды, можете вы выучить двенадцать, или шестнадцать строкъ, которыя я напишу и хочу вставить? Ведь можно? Первый актеръ. Да, государь. Гамлетъ. Прекрасно. - Идите за этимъ господиномъ, но, глядите, не смейтесь надъ нимъ. (Актеръ уходитъ; къ Гильденштерну и Розенкранцу). Я отпускаю васъ до вечера. Очень радъ, что вы въ Эльзиноре. Розенкранцъ. Добрый принцъ... (Уходятъ: Резенкранцъ и Гильденштернъ). Гамлетъ (Одинъ.) Ну, и Богъ съ вами!.. Я теперь одинъ... Какой я подлый крепостной холопъ!... Не дико ли, что этотъ вотъ актеръ Въ какомъ-то вымысле, въ мечте страданья, Могъ собственной своей-же мысли Такъ душу подчинить, что отъ ея работы Лицо бледнеетъ, слезы на глазахъ, Растерянность въ чертахъ, надтреснутъ голосъ, И все движенiя души и тела По выраженью съ замысломъ согласны? И все изъ ничего! Изъ-за Гекубы!.. Что для него Гекуба? или онъ Что для нея? съ чего о ней онъ плачетъ? Что-бъ сделалъ онъ, имей онъ для страданья Такiя-жъ побужденье и причину, Какъ у меня? Онъ затопилъ бы сцену Слезами, и своей ужасной речью Онъ истерзалъ бы слухъ у всехъ. Онъ свелъ бы Виновнаго съ ума; того, чья совесть Чиста - заставилъ бы дрожать; смутилъ бы Неведенье.... Онъ верно ужаснулъ бы До самой глубины и слухъ, и зренье. А я, Бездушная и мешкотная дрань, Какъ увалень я кисну; не отзывчивъ На оскорбленье; не могу сказать Ни слова, да!.. и даже за него, За короля, лишеннаго такъ подло И достоянья, и дражайшей жизни. Или я трусъ? Но кто же назоветъ Меня мерзавцемъ, мне башку проломитъ? Кто вырветъ клокъ изъ бороды моей И мне его швырнетъ въ лицо? Кто за-носъ Меня рванетъ? Кто ложь вобьетъ мне въ глотку? Кто смеетъ?.. Гм... И что-жъ, я все Снесу; сомненья нетъ, что у меня И печень голубя, и желчи нетъ, Чтобъ растравить обиду, - иль давно ужъ Я откормилъ бы тушею мерзавца Окрестныхъ коршуновъ. Кровавый, Развратный негодяй! Коварный, Безсовестный, распутный, безсердечный! О, мщенье! Что за оселъ я! Впрямь, чего-жъ храбрее: Я сынъ его, убитаго; на месть Меня и небеса, и адъ торопятъ, - Такъ мне-ль не облегчать словами сердца, Мне-ль не ругаться, какъ последней девке, Какъ судомойке! Фу, мерзость! Встрепенися, умъ! Я слышалъ, Виновные бывали столь глубоко Поражены сценическимъ искусствомъ, Что тутъ же сознавались въ преступленьи. Убiйство, будь оно безъ языка, Отыщетъ органъ, более чудесный... Я прикажу, чтобъ эти вотъ актеры Предъ дядею сыграли сцену, въ роде Убiйства моего отца. Следить я стану за его глазами, Я вскрою рану до живаго мяса, И только онъ вздрогнетъ, - ужъ я пойму Что делать. Духъ, котораго я виделъ, Могъ быть и дьяволомъ. И дьяволъ властенъ Принять намъ милый образъ; да, быть можетъ, Онъ потому, что я унылъ и слабъ (А надъ такими демоны всесильны), Меня прельщаетъ, чтобъ сгубить на векъ, Мне нужны доказательства прямее: Я совесть дяди сценой уловлю. ----- ДЕЙСТВIЕ ТРЕТЬЕ. Я
Комната во дворце. Входятъ: король, королева, Полонiй, Офелiя, Розенкранцъ и Гильденштернъ. Король. И вы окольными путями не добились, Зачемъ онъ поощряетъ то разстройство, Что гложетъ такъ жестоко дни его Безчиннымъ и опаснымъ сумасбродствомъ? Розенкранцъ. Онъ сознается, что въ уме разстроенъ, Но отчего - никакъ сказать не хочетъ. Гильденштернъ. Нетъ также въ немъ желанья допустить Себя зондировать; когда его Мы навести хотели на призванье, Онъ ускользалъ съ лукавствомъ сумашедшихъ. Королева. Какъ васъ онъ принялъ? Розенкранцъ. Чисто по-дворянски, Гильденштернъ. Но съ сильной принужденностiю въ чувствахъ. Розенкранцъ. Скупъ на вопросы; отвечалъ же намъ Весьма охотно. Королева. Вы не соблазняли Его на развлеченья? Розенкранцъ. Мы случайно Актеровъ обогнали по дороге. Мы, государыня, ему сказали О нихъ, и онъ, узнавъ о томъ, казалось, Повеселелъ; они ужъ здесь, и если Не ошибаюсь, и приказъ имъ данъ Играть сегодня. Полонiй. Правда. И меня Просилъ онъ пригласить и ваши Величества смотреть и слушать пьесу. Король. Съ великимъ удовольствiемъ. И я Весьма доволенъ, услыхавъ, что онъ Въ подобномъ настроеньи. Господа, Вы, подстрекнувъ еще, его направьте На развлеченiя. Розенкранцъ. Исполнимъ, государь. Уходятъ: Розенкранцъ и Гильденштернъ. Король. И ты оставь насъ, милая Гертруда: Мы подъ рукой послали за Гамлетомъ, Чтобъ онъ, какъ бы случайно, встретилъ здесь Офелiю. А мы съ ея отцомъ (Легальные шпiоны) поместимся Такъ, чтобъ незримые могли все видеть, И встречу ихъ свободно обсудить. По поведенiю его решимъ мы, Чемъ боленъ онъ: тоскою отъ любви, Иль чемъ другимъ. Королева. Я повинуюсь вамъ. А ради васъ, Офелiя, желаю Чтобъ ваша красота была счастливой Причиною безумiя Гамлета. Надеюся, что ваша добродетель, Для чести васъ обоихъ, возвратитъ Его на прежнiй путь. Офелiя. И я того же Желаю, государыня. (Уходитъ: Королева). Полонiй. Ходите здесь, Офелiя. А мы, милостивейшiй, - Да будетъ вамъ угодно - станемъ тутъ. (Офелiи). Читайте эту книгу. Видъ такого Занятiя поможетъ скрасить ваше Уединенiе. Мы часто этимъ Грешны. Доказано, и черезъ чуръ, Что набожнымъ лицомъ и благочестьемъ, Мы подсластимъ и чорта самого. Король, (самъ съ собою.) Какая правда! Больно, какъ бичемъ, Она по совести моей хлестнула! Искусно размалеванныя щеки Развратницы подъ темъ, что краситъ ихъ, Не такъ противны, какъ мои дела Подъ самыми цветистыми словами. О, бремя тяжкое! Полонiй. Я слышу Его шаги. Уйдемте, государь. (Уходятъ: Король и Полонiй.) Входитъ Гамлетъ. Гамлетъ, (самъ съ собою.) Жизнь, или смерть - таковъ вопросъ. Что благородней для души: сносить ли И пращу, и стрелу судьбы свирепой, Иль, вставъ съ оружьемъ противъ моря золъ, Борьбой покончить съ ними? - Умереть, - Уснуть, - не больше... И подумать только Что сномъ окончатся и скорби сердца, И тысячи страданiй прирожденныхъ, Наследье плоти!.. Вотъ исходъ, достойный Благоговейнаго желанья!... Умереть, - Уснуть... Уснуть!... Быть можетъ, видеть сны... Вотъ въ чемъ препятствiе. Что мы, избавясь Отъ этихъ преходящихъ бедъ, увидимъ Въ томъ мертвомъ сне, - не можетъ не заставить - Остановиться насъ. По этой-то причине Мы терпимъ бедствiе столь долгой жизни, - Кто снесъ бы бичеванье и насмешки Людской толпы, презренье къ бедняку, Неправду притеснителя, томленье Отверженной любви, безсилье права, Нахальство власть имущихъ и пинки, Что терпеливая заслуга сноситъ Отъ недостойнаго, - когда онъ можетъ Покончить съ жизнью счеты Простымъ стилетомъ? Кто бы сталъ таскать Все эти ноши и потеть, и охать Подъ тягостною жизнью, если бъ страхъ Чего-то после смерти, той страны Неведомой, изъ-за границъ которой Не возвращаются, - не путалъ воли, Уча что лучше намъ сносить земныя беды, Чемъ броситься къ другимъ, намъ неизвестнымъ. - Такъ въ трусовъ превращаетъ насъ сознанье; Такъ и решимости природный цветъ Отъ бледнаго оттенка мысли тускнетъ. И оттого-то также предпрiятья, Великiя по силе и значенью, Сбиваясь въ сторону въ своемъ теченьи, Не переходятъ въ дело. - Успокойся!.. Прекрасная Офелiя!... О, нимфа, Въ своихъ святыхъ молитвахъ помяни Мои грехи. Офелiя. Мой добрый государь, Какъ поживали вы все это время? Гамлетъ. Благодарю покорно: я здоровъ; Здоровъ, здоровъ. Офелiя. Принцъ, у меня отъ васъ Подарки есть на память; я давно Хотела возвратить ихъ, государь. Пожалуста, примите ихъ теперь. Гамлетъ. Нетъ, нетъ! Я ничего вамъ не дарилъ. Офелiя. Вы мне наверно ихъ дарили, принцъ. И ваша речь такъ сладостно дышала, Что возвышала цену имъ. Теперь Тотъ ароматъ исчезъ, - возмите жъ вещи. Для благородныхъ душъ, когда дарившiй Перестаетъ быть нежнымъ, и подарки Бедны становятся.... Вотъ, государь. Гамлетъ. Ха, ха! вы честная девушка? Офелiя. Принцъ! Гамлетъ. И красивая! Офелiя. - Что вы хотите сказать? Гамлетъ. Что если вы честная и красивая девушка, то вашей честности не следуетъ вступать въ сношенiя съ вашей красотой. Офелiя. Но, государь, разве у красоты можетъ быть лучшее общенiе, чемъ съ честностью? Гамлетъ. Да, правда; ведь власть красоты скорее превратятъ честность въ распутство, чемъ сила честности сделаетъ красоту своимъ подобiемъ. Въ старину это было парадоксомъ, но наше время представило тому примеры. Я любилъ васъ когда-то. Офелiя. Въ самомъ деле, государь, вы заставляли меня верить этому. Гамлетъ. Вамъ не следовало бы мне верить; ведь добродетель не въ силахъ настолько привиться къ нашему старому пню, чтобъ передать ему свой вкусъ: я не любилъ васъ. Офелiя. Темъ сильнее я была обманута. Гамлетъ. Поступай въ монастырь. Къ чему тебе быть матерью грешниковъ? Я еще сносно честенъ, а все же я могъ бы обвинить себя въ такихъ делахъ, что лучше бъ моей матери не родить меня: я очень гордъ, мстителенъ, честолюбивъ; подъ моей командой больше греховъ, чемъ мыслей, чтобъ ихъ вместить, воображенiя - чтобъ дать имъ образъ, и времени, чтобъ ихъ выполнить. Что делать такимъ какъ я молодцамъ, пресмыкаясь между небомъ и землей? Все мы отпетые плуты; не верь ни одному изъ насъ. Иди своей дорогой въ монастырь... Где вашъ отецъ? Офелiя. Дома, государь. Гамлетъ. Пусть за нимъ запрутъ двери, чтобъ онъ нигде, кроме дома, не разыгрывалъ шута. Прощай. Офелiя. О, помогите ему, святыя небеса! Гамлетъ. Если ты выйдешь замужъ, я дамъ тебе въ приданое такую беду: будь чиста, какъ ледъ, будь бела, какъ снегъ, - ты не избегнешь клеветы, Поступай въ монастырь; иди, прощай. Или, если ты непременно хочешь замужъ, выходи за дурака; ведь умные очень хорошо знаютъ, какихъ чудовищъ вы изъ нихъ делаете. Въ монастырь; поступай, и скорее. Прощай. Офелiя. О, исцелите его, небесныя власти! Гамлетъ. Слышалъ я также о вашей болтовне; очень хорошо. Богъ вамъ далъ походку, а вы делаете изъ нея другую; вы прискакиваете, ломаетесь и лепечете и даете прозвища Божьему созданiю и выдаете распущенность за неведенье. Ступай, я больше не хочу объ этомъ; оно свело меня съ ума. Слышишь, у насъ больше не будетъ свадебъ; те, что женились, пусть живутъ все, кроме одного; а остальные - останутся такими, какъ были. Въ монастырь; ступай. (Уходитъ: Гамлетъ.) Офелiя, одна О, что за благородный умъ низвергнутъ! Придворный и военный, и ученый, - Ихъ взглядъ и мечъ, и слово!.. Онъ - надежда И роза нашей родины прекрасной; Онъ - образецъ манеръ и зеркало уменья Держать себя, - за кемъ следили Все знатоки... Вполне, вполне погибъ!.. И между женщинъ нетъ меня печальней И жалче: я впивала медъ его Обетовъ сладкозвучныхъ, - я теперь Передо мною этотъ благородный, Верховный умъ, какъ колоколъ разбитый, Звучитъ и резко и фальшиво!.. Этотъ Себе соперниковъ не знавшiй образъ Цветущей юности - поблекъ въ бреду!.. О, горе мне! Я видела, что было И ныне вижу то, что есть... Снова входятъ: Король и Полонiй. Король. Любовь? Нетъ, страсть его не въ этомъ направленьи... Хоть безпорядочность заметна въ томъ, Что говорилъ онъ, - не похоже это На сумашествiе. Въ его душе есть что-то Надъ чемъ его тоска сидитъ, какъ птица Въ гнезде, - и выводокъ, боюсь я, будетъ Не безопасенъ. - Упреждая это, Я на-скоро решаю такъ: его, За недоплаченною данью, спешно Отправить въ Англiю. Быть можетъ, море, Иныя страны, перемена местъ, Изгонятъ то, что въ сердце у него Укоренилося; надъ чемъ такъ бьется И умъ его, и отъ чего онъ сталъ Такъ не похожъ на самого себя. - Какъ ваше мненье? Полонiй. Ваша мысль прекрасна; Но все-жъ, по-моему, происхожденье И самое начало этой грусти - Въ отверженной любви. - А! это ты, Офелiя?.. что говорилъ вамъ принцъ Мы слышали и повторять не надо. - Какъ вамъ угодно, государь, такъ вы И делайте; но, можетъ быть, не дурно, Чтобъ королева, после представленья, Поговорила съ нимъ наедине, Чтобъ выведать его болезнь; и пусть Она покруче будетъ съ нимъ. А я - Да будетъ вамъ угодно - помещуся Какъ будто въ ухе ихъ беседы; если Ей не удастся, - то его тогда Отправьте въ Англiю, иль заключите Куда найдетъ удобней ваша мудрость. Король. Быть по сему. Безумство сильныхъ мiра Не должно оставаться безъ надзора. (Уходятъ.) СЦЕНА I
Залъ въ замке. Входятъ: Гамлетъ и несколько актеровъ. Гамлетъ. Пожалуста, читайте монологъ, какъ я читалъ его вамъ, - чтобы слова легко сходили съ языка; если-жъ вы его проорете, какъ то делаютъ многiе актеры, то мне все равно, когда-бъ мои стихи прокричалъ бирючъ. Не пилите черезъ чуръ воздуха рукою - вотъ такъ; но будьте во всемъ трезвены, потому что вамъ следуетъ прiобрести и иметь настолько мерности, чтобы въ самомъ порыве, буре и (смею сказать) урагане страсти, вы могли смягчить ея резкость. О, мне оскорбительно до глубины души, когда я слышу, какъ здоровенный парень съ парикомъ на башке, рветъ страсть въ лоскутки и клочья, ради того, чтобъ оглушить раекъ, - который, по большей части, неспособенъ ничего понять, кроме безсмысленной пантомимы да шума. Я могъ бы приказать выпороть такого молодца за то что онъ переигрываетъ самого Термаганта, и иродствуетъ пуще самаго Ирода; пожалуста, избегайте этого. Первый актеръ. - Ручаюсь вашей чести... Гамлетъ. Не будьте также черезъ-чуръ вялы; пусть вашъ умъ будетъ вашимъ наставникомъ; согласуйте движенiе со словомъ и слово съ движенiемъ, особенно наблюдая, чтобы не переступить скромности самой природы; ведь всякое переигрыванье вне цели, представленiя, котораго назначенiе, какъ прежде, такъ и ныне, и было, и есть, такъ-сказать, держать зеркало передъ природой; показывать добродетели ея собственныя черты, и презренному его собственный обликъ, а равно всякому возрасту и состоянiю его образъ и подобiе. Потому-то переигрыванье, или недоигрыванье, хотя и заставляютъ смеяться невеждъ, только печалятъ знатоковъ, а сужденье одного изъ нихъ въ вашемъ пониманiи должно перевешивать мненiе полнаго театра другихъ. О, есть актеры, и я видалъ ихъ игру, и слышалъ, какъ другiе ценили ее, и притомъ высоко, - а они, чтобъ не выразиться кощунственно, не имея ни голоса, ни походки христiанъ, язычниковъ и людей вообще, такъ выступали и ревели, что я думалъ: видно какiе-нибудь поденьщики природы творили людей, и вдобавокъ плохо: до того отвратительно подражали они человечеству. Первый актеръ. Въ нашей труппе, надеюсь, это устранено уже въ достаточной степени. Гамлетъ. О, устраните это вовсе. И пусть играющiе шутовъ не говорятъ того, чего нетъ въ роли; между ними есть и такiе, что готовы хохотать сами, только-бъ разсмешить несколькихъ пустоголовыхъ зрителей, хотя бы въ это время вниманiе должно быть обращено на важное место въ пiесе; это пошлость, и обнаруживаетъ въ шутахъ, прибегающихъ къ ней, самое жалкое самолюбiе. Ступайте, приготовтесь. (Уходятъ: актеры). Входятъ: Полонiй, Розенкранцъ и Гильденштернъ. Гамлетъ, Полонiю. Ну, что? угодно королю прослушать пьесу? Полонiй. И королеве также, и немедленно. Гамлетъ. Попросите актеровъ поторопиться. (Полонiй уходитъ, Розенкранцу и Гильденштерну). Не поможете ли и вы поторопить ихъ? Розенкранцъ, Гильденштернъ. - Идемъ, государь. (Уходятъ: Гильденштернъ и Розенкранцъ). Гамлетъ. Эй, Горацiо! Входитъ: Горацiо. Горацiо. Здесь, милый государь, къ услугамъ вашимъ. Гамлетъ. Горацiо, - изъ всехъ, съ кемъ въ жизни случай Меня сводилъ, - ты истый человекъ. Горацiо. О, дорогой мой государь!.. Гамлетъ. Не думай, Я льщу тебе. Какого повышенья Мне отъ тебя надеяться, когда Весь твой доходъ, чемъ ты одетъ и сытъ. Твой добрый умъ? Къ чему льстить бедняку? Нетъ, пусть языкъ слащавый лижетъ роскошь Безумную, и пусть искусно гнутся Колени тамъ, где выгода идетъ Вследъ за ласкательствомъ. Ты слушаешь? Съ техъ поръ Какъ стала властна въ выборе моемъ Моя душа живая, и людей Сумела различать, - она тебя Своимъ избранiемъ запечатлела. Ведь ты одинъ изъ техъ, кто, все снося, Какъ будто ничего не терпятъ; ты Равно благодаришь, какъ за толчки, Такъ и за милости судьбы. Блаженны, Въ комъ кровь и умъ такъ хорошо смешались Что ужъ не издадутъ они, какъ флейта, Подъ пальцами судьбы ту ноту, Какую ей угодно. Укажи мне На человека, кто не рабъ страстей, И, какъ тебя, его я заключу Въ сердечной глубине; да, въ сердце сердца. Но я распространился. Нынче будетъ Предъ королемъ представлена пiеса... Одна изъ сценъ весьма напоминаетъ Подробности, которыя ты знаешь, Убiйства моего отца. Когда ее Начнутъ, - пожалуста, следи за дядей Согласно съ думами моей души. И если скрытое его злодейство Себя не выдастъ ни единымъ словомъ, То духъ, что мы видали, былъ проклятый, И все мои мечтанiя черны, Какъ кузница Вулкана. Наблюдай За нимъ внимательно; что до меня, - Я взоръ свой пригвоздю къ его лицу. Потомъ мы наблюденiя свои Другъ другу сообщимъ, и все обсудимъ. Горацiо. Покойны будьте. Если онъ украдетъ Хоть что-нибудь во время представленья И ускользнетъ отъ наблюденья, - я Плачу за кражу. Гамлетъ. Вотъ они идутъ Въ спектакль; начать дурачества я долженъ... Займи же место. (Входятъ: Король, Королева, Полонiй, Офелiя, Розенкранцъ, Гильденштернъ и другiе свитскiе господа; стража вноситъ факелы. Датскiй маршъ. Трубы. Король. Какъ поживаетъ нашъ родственникъ, Гамлетъ? Гамлетъ. Превосходно? право; на пище хамелеона: емъ воздухъ, начиненный обещанiями. Каплуновъ этимъ вамъ не откормить. Король. Мне нечего делать съ подобнымъ ответомъ, Гамлетъ; эти слова не на моемъ языке. Гамлетъ. Теперь и не на моемъ. (Полонiю) Вы говорили, что когда-то играли въ университете? Полонiй. Игралъ, государь, и считался хорошимъ актеромъ. Гамлетъ. Кого жъ вы представляли? Полонiй. Я представлялъ Юлiя Цезаря; я былъ убитъ въ Капитолiи, Брутъ убилъ меня. Гамлетъ. Убить такого телка! Капитальное злодейство! - Актеры готовы? Розенкранцъ. Да, государь; они ждутъ вашего позволенiя. Королева. Поди сюда, дорогой Гамлетъ; сядь подле меня. Гамлетъ. Нетъ, добрая матушка, здесь имеется более заманчивый металлъ Полонiй - Королю. Ого! слышите ли? Гамлетъ (ложась у ногъ Офелiи). Можно ли прилечь на вашемъ лоне? Офелiя. Нетъ, государь. Гамлетъ. Я разумелъ: прилечь головой къ вашему лону? Офелiя. Да, государь. Гамлетъ. А вы ужъ подумали, что у меня дурныя мысли? Офелiя. Я ничего не думала, государь. Гамлетъ. Прiятно подумать, что лежишь у девушки между коленъ! Офелiя. Что такое, принцъ? Гамлетъ. Ничего. Офелiя. Вы веселы? Гамлетъ. Кто? я? Офелiя. Да, государь, Гамлетъ. О, Боже! вашъ единственный сочинитель веселыхъ песенъ. Да и что делать человеку какъ не быть веселымъ? вотъ посмотрите, какъ радостно глядитъ моя мать, а мой отецъ умеръ всего два часа назадъ. Офелiя. Нетъ, ужъ дважды два месяца, государь. Гамлетъ. Такъ давно? Пусть же дьяволъ носитъ трауръ, а я стану ходить въ черныхъ соболяхъ. О, небеса! Умереть два месяца назадъ, и не быть забытымъ! Итакъ, есть надежда что память о великомъ человеке переживетъ его на полгода. Но для этого, клянусь Владычицей, онъ долженъ настроить церквей; иначе ему придется стерпеть, что о немъ и не вспомнятъ, какъ о какой- нибудь запрещенной игре. (Гобои. Входитъ: пантомима). Входятъ весьма любезно король и королева. Королева обняла его. Она становится на колени, и изображаетъ жестами, что даетъ ему торжественныя обещанiя. Онъ ее подымаетъ, и преклоняетъ свою голову къ ея шее; затемъ ложится на цветочную скамью и засыпаетъ; она, видя что онъ уснулъ, уходитъ. Вскоре входитъ некто, снимаетъ съ него корону, целуетъ ее, и вливаетъ въ уши короля ядъ, и уходитъ, Королева возвращается; видитъ, что король умеръ и жестами изображаетъ страданiя. Снова входитъ отравитель съ двумя или тремя статистами, и повидимому сокрушается съ нею. Трупъ уносятъ. Отравителъ соблазняетъ королеву подарками; она сначала выражаетъ отвращенiе и нежеланiе, но въ конце соглашается на его любовь. Уходятъ. Офелiя. Что это значитъ. государь? Гамлетъ. Марiя Дева! это подкравшееся mallecho, - что значитъ злодейство. Офелiя. Вероятно, эта пантомима изображаетъ содержанiе пьесы. (Входитъ: Прологъ.) Гамлетъ. Мы узнаемъ о томъ отъ этого молодца; актеры не могутъ хранить тайны; они все разскажутъ. Офелiя. Онъ намъ скажетъ, что значитъ эта пантомима? Гамлетъ. Да, или любая, какую вы только покажите ему. Только не стыдитесь ему показать, онъ ужъ не постыдится сказать вамъ, что оно значитъ. Офелiя. Какой вы не хорошiй, какой вы не хорошiй! Я стану следить за пьесой. Прологъ. Для насъ и для трагедiи, Предъ вашей милостью въ моленiи, Васъ просимъ слушать мы въ терпенiи. Гамлетъ. Что это? прологъ, или стишки съ кольца? Офелiя. Какъ коротко! Гамлетъ. Какъ женская любовь! (Входятъ: театральные король и королева). Театр. Король. Фебъ полныхъ тридцать разъ Нептуновъ токъ соленый И Теллуса уделъ объехалъ безъ препоны, И месяцъ тридцатью двенадцать полныхъ разъ Заемный светъ свой лилъ, вокругъ земля вертясь, - Какъ руки Гиминей, сердца-жъ любови сила Намъ неразрывными цепями съединила. Театр. Королева. Пусть солнце и луна дадутъ намъ случай вновь Счесть сколько-жъ ихъ путинъ, пока прейдетъ любовь. Но горе, горе мне! съ недавнихъ поръ ты боленъ; Не тотъ что прежде былъ, не веселъ, не доволенъ, И я тревожуся. Но хоть тревожусь я, Ты этимъ, государь, не огорчай себя. Въ тревоге и любви у женщинъ только крайность: Иль полное ничто, иль та же чрезвычайность. Доказана любовь моя въ твоихъ очахъ: Сколь велика любовь, таковъ же и мой страхъ. Театр. Король. Тебя, и скоро, я оставлю, другъ мой милый, Ужъ въ действiи мои весьма, ослабли силы. Въ прекрасномъ мiре семъ останешься вдовой, Въ почете и любви, и можетъ быть иной, Достойнейшiй супругъ... Театр. Королева. Умолкни о дальнейшемъ! То посягательствомъ явилось бы гнуснейшимъ. Въ томъ муже на меня проклятье пусть падетъ: Та замужъ вновь пойдетъ, кто перваго убьетъ. Гамлетъ. Полынь! полынь! Театр. Королева. Влечетъ насъ замужъ вновь презренная забота: То дело не любви, а низкаго расчета, И мужа перваго вторично я убью, Когда на ложе я другаго полюблю. Театр. Король. Я верю, искренне теперь твое желанье, Но нарушаемъ мы нередко обещанье. Обетъ является лишь памяти рабомъ: Родится быстро онъ, но мало жизни въ немъ. На древе онъ виситъ, какъ плодъ еще неспелый Но прочь онъ отпадетъ, какъ плодъ вполне созрелый. Мы забывать, мой другъ, всегда принуждены То уплатить себе, что сами мы должны. Что въ страсти исполнять себе мы обещаемъ, Какъ скоро страсть пройдетъ, обетъ позабываемъ. Какъ радость, такъ и скорбь въ жестокостяхъ своихъ Своимъ же действiемъ разятъ себя самихъ. Тамъ радость веселей, где скорбь была жестока; Сменяются оне въ одно мгновенье ока. Не веченъ здешнiй мiръ; не мудрено, другъ мой, Что и сама любовь меняется cъ судьбой. - И самъ я разрешить вопроса не сумею: Любовь ведетъ судьбу, иль движется за нею. Прислужники бегутъ, какъ сильный мужъ падетъ, Беднякъ, разбогатевъ, друзей въ врагахъ найдетъ. У счастiя всегда была любовь на службе; Где нетъ нужды, тамъ нетъ и недостатка въ дружбе. Въ несчастьи испытай, надеженъ ли твой другъ, - Увидишь, какъ въ врага онъ превратится вдругъ... Но, чтобъ согласовать съ началомъ заключенье: У воли и судьбы столь разное теченье, Что наши планы все крушенью подлежатъ; Намъ мысли, не дела, поверь, принадлежатъ: Вновь замужъ не идти теперь даешь ты слово, Со мной оно умретъ, и выйдешь за другаго. Театр. Королева. Пусть у меня возьмутъ: светъ - небо, хлебъ - земля, Пусть день и ночь утехъ всю жизнь не знаю я! И пусть превратности, что радость отравляютъ, Все что задумаю, во зло мне обращаютъ! Мученье здесь в тамъ да будетъ жребiй мой, Коль выйду замужъ я, оставшися вдовой! Гамлетъ. А если она да нарушитъ слово!.. Театр. Король. Ты сильно поклялась. Супруга дорогая, Уйди, мой духъ ослабъ, и скуку избывая, День сномъ я обману. Театр. Королева. Пусть сонъ твой умъ долитъ, А горе насъ съ тобой во векъ не посетитъ. Гамлетъ. Государыня, какъ вамъ нравится пьеса? Королева. Дама, кажется, наобещала ужъ слишкомъ много. Гамлетъ. О! - но ведь она сдержитъ слово. Король. Знаете ли вы сюжетъ? Нетъ ли въ немъ чего оскорбительнаго? Гамлетъ. Нетъ, нетъ; они только шутятъ; отравляютъ шутя; решительно ничего оскорбительнаго. Король. Какъ называется пьеса? Гамлетъ. Мышеловка. Но, Боже мой! въ какомъ смысле? Фигурально. Пiеса изображаетъ убiйство, случившееся въ Вене; герцога зовутъ Гонзаго; его жену - Баптиста; вы сейчасъ увидите; мошенническое дело. Но что изъ того? У вашего величества и у меня совесть чиста; оно до насъ не касается. Пусть брыкается кляченка съ ссадиной: у насъ загривокъ целъ. (Входитъ Луцiанъ.) Гамлетъ. Это Луцiанъ, племянникъ короля. Офелiя. Вы отлично заменяете хоръ, государь. Гамлетъ. Я могъ бы быть посредникомъ между вами и вашимъ возлюбленнымъ, если-бъ только могъ подглядеть, кто прыгаетъ у васъ въ глазахъ. Офелiя. Вы остры, государь, вы остры. Гамлетъ. Чтобъ притупить мое острiе, вамъ пришлось бы постонать. Офелiя. Чемъ дальше, темъ хуже. Гамлетъ. Такъ вы выбираете мужей. - Начинай, убiйца! Полно корчить гнусныя хари, чума! начинай. Ну,- "Ужъ воронъ, грая, Прокаркалъ мщенья часъ!.." Луцiанъ. Мысль зла, рука смела, ядъ есть, удобенъ часъ; Сообщникъ случай мне; ничей не видитъ глазъ. Полночныхъ вредныхъ травъ, о ты, смешенье злое, Гекаты клятвою отравленное втрое, - Природно волшебство и страшный твой составъ Немедленно сразятъ того, кто живъ и здравъ. Гамлетъ. Онъ отравляетъ его въ саду, чтобъ овладеть его государствомъ. Его зовутъ Гонзаго; исторiя невымышленная и написана по-итальянски отличнымъ языкомъ. Вы сейчасъ увидите, какъ убiйца добьется любви жены Гонзаго. Офелiя. Король встаетъ. Гамлетъ. Какъ? испугался холостыхъ выстреловъ? Королева. Какъ ваше здоровье, государь? Полонiй. Прекратить представленье! Король. Посветите мне; идемъ... Все. Светите, светите, светите! (Уходятъ: все, кроме Гамлета и Горацiо. Гамлетъ. Ну, что-жъ? Пусть раненый олень рыдаетъ, Лань невредимая играетъ; И спитъ одинъ, на страже стой другой! На этомъ светъ стоитъ, другъ мой. Что жъ, сударь, разве эти стихи да лесъ перьевъ (если въ остальномъ судьба распорядится со мною по-турецки) да две провенскiя розы на башмакахъ съ разрезомъ не доставятъ мне сударь, пая въ актерской артели? Горацiо. Полъ пая. Гамлетъ. Целый одинъ. Ты знаешь, милый мой Дамонъ, Что этотъ опустевшiй тронъ Былъ Зевса тронъ; но часъ пришелъ, И вотъ сидитъ на немъ... павлинъ. Горацiо. Вы могли бы срифмовать. Гамлетъ. О, добрый Горацiо, каждое слово духа я ценю въ тысячу фунтовъ. Заметилъ? Горацiо. Очень хорошо, государь. Гамлетъ. При словахъ объ отравленiи?.. Горацiо. Я пристально следилъ за нимъ. Гамлетъ. Ха, ха! Эй, музыку! эй, флейтъ! Ведь если королю пiеса не по вкусу,- Она не нравится ему, о Iисусе! Входятъ Розенкранцъ и Гильденштернъ. Гамлетъ. Эй, музыку!.. Гильденштернъ. Добрый государь, соблагоизвольте ко мне на одно слово. Гамлетъ. На целую исторiю, сударь... Гильденштернъ. Король, сударь... Гамлетъ. Ну, сударь, что жъ съ нимъ? Гильденштернъ. Онъ, по своемъ отсюда удаленiи, страшно разстроенъ, Гамлетъ. Отъ вина, сударь? Гильденштернъ. Нетъ, государь, скорей отъ желчи. Гамлетъ. Ваша мудрость обнаружилась бы сильнее въ сообщенiи объ этомъ его доктору; ведь если я пропишу ему чистительное, то, можетъ быть, онъ еще больше погрузится въ желчное настроенiе. Гильденштернъ. Добрый государь, положите известные пределы вашей мысли, и не бросайтесь такъ дико въ сторону отъ моего дела. Гамлетъ. Я присмирелъ, сударь; вещайте. Гильденштернъ. Королева, ваша мать, въ величайшемъ душевномъ волненiи, послала меня къ вамъ. Гамлетъ. Добро пожаловать. Гильденштернъ. Нетъ, добрый мой государь, эта вежливость незаконнорожденная. Если вамъ угодно отвечать мне здраво, я передамъ вамъ приказанiе вашей матушки; если нетъ, то данное мне порученiе окончится извиненiемъ передъ вами и уходомъ. Гамлетъ. Не могу я, сударь... Гильденштернъ. Чего, государь? Гамлетъ. Отвечать вамъ здраво: мой умъ боленъ; но приказывайте мне, сударь, отвечать такъ, какъ я умею вамъ или, вернее, какъ вы сказали, моей матери. И затемъ, - ни о чемъ, кроме дела. Мать моя, говорите вы... Розенкранцъ. Она выразилась такъ: ваше поведенiе повергло ее въ смущенiе и удивленiе. Гамлетъ. Что за удивительный сынъ, смогшiй такъ поразить свою мать! Но не следуетъ ли еще что-нибудь по пятамъ этого материнскаго удивленiя? Розенкранцъ. Она желаетъ поговорить съ вами въ своей комнате, раньше чемъ вы пойдете спать. Гамлетъ, Мы повинуемся ей, какъ еслибъ она была десять разъ нашей матерью. Не имеете ли вы еще какого-нибудь дела къ намъ? Розенкранцъ. Государь, вы когда-то любили меня... Гамлетъ. И теперь люблю, клянусь (показывая свои пальцы) этими ворами и мошенниками. Розенкранцъ. Добрый государь, въ чемъ причина вашего разстройства? Вы добровольно запираете дверь своей свободы, скрывая свои скорби отъ вашего друга. Гамлетъ. Мне не достаетъ повышенiя. Розенкранцъ. Какъ это можетъ быть, когда голосъ самого короля за ваш престолонаследiе въ Данiи? Гамлетъ. Да; но "пока травка подрастетъ", - пословица несколько заплесневела... Входитъ статистъ съ флейтою. Гамлетъ. А, флейта! Покажите-ка. (Розенкранцу и Гильденштерну, которые жестами просятъ идти за ними).. Идти за вами? Что вы мечетесь изъ стороны въ сторону, обнюхивая мой следъ, точно хотите загнать меня въ тенета? Гильденштернъ. О, государь! если мой долгъ черезчуръ смелъ, то и любовь моя черезчуръ безцеремонна. Гамлетъ. Я не совсемъ понялъ это. Не сыграете ли на этой дудке? Гильденштернъ. Не умею, государь. Гамлетъ. Пожалуста. Гильденштернъ. Поверьте, не умею. Гамлетъ. Умоляю васъ. Гильденштернъ. Я не знаю, какъ за нее взяться, государь. Гамлетъ. А это такъ же легко, какъ лгать. Нажимайте эти отверстiя большимъ пальцемъ и остальными, дуйте въ нея ртомъ, и раздастся отличная музыка. Взгляните, вотъ лады. Гильденштернъ. Но я не сумею приказать имъ издать какую-либо гармонiю; мне не достаетъ уменья. Гамлетъ. Ну, подумайте же теперь, какой негодной вещью считаете вы меня. Вы хотите играть на мне; вы делаете видъ, что знаете все мои лады; вы хотите выщипнуть самую сердцевину моей тайны; вы хотите заставить меня звучать отъ самой низкой до самой высокой ноты моего дiапазона, - а въ этомъ небольшомъ инструменте заключается музыка, чудный голосъ, и вы не умеете заставить его говорить. Что-жъ, или по вашему на мне легче играть, чемъ на какой-нибудь дудке? Зовите меня какимъ вамъ угодно инструментомъ, вы можете раздражить меня, но не играть на мне. Входитъ: Полонiй. Гамлетъ. Благослови васъ Господь, государь. Полонiй. Королева, государь, желаетъ говорить съ вами, и немедленно. Гамлетъ. Видите ли вы это облако, которое по форме почти-что верблюдъ? Полонiй. Клянусь обедней, и въ самомъ деле, оно похоже на верблюда. Гамлетъ Мне кажется, оно похоже на ласку. Полонiй. Спинка совершенно какъ у ласки. Гамлетъ. Или на кита? Полонiй. Очень похоже на кита. Гамлетъ. Значитъ, я сейчасъ же пойду къ матушке. - Они задурачатъ меня до того, что я надорвусь. - Я приду сейчасъ же. Полонiй. Я такъ и скажу. (Уходитъ Полонiй). Гамлетъ. "Сейчасъ же", сказать легко... - Оставьте меня друзья. (Уходятъ все, кроме Гамлета). Гамлетъ, одинъ. Насталъ часъ ночи, посвященный чарамъ! Кладбища разверзаются, и адъ Поветрiя на землю выдыхаетъ. Я-бъ могъ теперь горячую пить кровь И совершить такое злое дело, Что день бы вздрогнулъ, глядя на него... Довольно... Къ матушке теперь... О, сердце! Не изменяй природе. Не пускай Въ грудь крепкую мою души Нерона... И пусть жестокъ я буду, но не извергъ. Кинжалами я стану говорить, Но въ дело не пущу. Моя душа И мой языкъ притворщиками будутъ. И какъ бы я словами ни кололъ Ее, - запечатлеть ихъ деломъ Моя душа во векъ не согласится. (Уходитъ.). СЦЕНА II.
Комната тамъ же. Входятъ: Король, Розенкранцъ, Гильденштернъ. Король. Я не люблю его; притомъ, опасно Его безумство оставлять на воле, А потому - готовьтесь: съ порученьемъ Немедленно я отправляю васъ, И съ вами въ Англiю и онъ поедетъ. Нельзя, по государственнымъ причинамъ, Потворствовать случайностямъ опаснымъ, Что ежечасно можетъ породить Его безумiе. Гильденштернъ. Мы соберемся мигомъ. - Религiозно-святъ тотъ страхъ, который Опасность удаляетъ отъ народа Что и живетъ, и дышитъ королемъ. Розенкранцъ. И единичный, частный человекъ Обязанъ защищаться отъ невзгоды Всей силой и оружiемъ ума. Темъ паче духъ тотъ, отъ чьего дыханья Зависитъ и покоится на немъ Существованье всехъ. Смерть государя Не одинокая кончина; увлекаетъ Она, какъ омутъ, все что близко къ ней, Сравню ее съ огромнымъ колесомъ, Стоящимъ на вершине высочайшей. Въ громадныя же спицы колеса И вделаны, и къ нимъ прикреплены Десятки тысячъ небольшихъ вещицъ. Лишь упадетъ, - и все приспособленья Ничтожныя, и мелкiя все части Ждетъ гибель бурная. Вздохъ короля Всегда сопровождаетъ общiй стонъ. Король. Пожалуста, прошу васъ, снарядитесь Къ поспешному отъезду. Кандалы Наденемъ мы на пугало, что бродитъ Ужъ черезчуръ по воле. Гильденштернъ, Розенкранцъ. Мы готовы будемъ. Входитъ: Полонiй. Полонiй. Онъ къ королеве въ комнату сейчасъ Придетъ. Я спрячусь за ковромъ, чтобъ слышать Ихъ разговоръ. Ручаюсь вамъ, она Его приструнитъ. И, какъ вы сказали, - И это было сказано умно, - Удобнее, чтобъ къ матери въ придачу (Все матери пристрастны по природе) Такiя речи слышалъ и другой. Я, государь, зайду еще предъ темъ Какъ вамъ въ постель ложиться, и тогда Все разскажу. (Уходитъ). Король (одинъ). Благодарю васъ. - О! Мой грехъ смердитъ и вопiетъ на небо. На немъ лежитъ древнейшее проклятье, - Братоубiйство. - Не могу молиться... Какъ ни сильны желанiе и воля, Ихъ побеждаетъ мой сильнейшiй грехъ. Какъ тотъ, кому поручены два дела, Я мешкаю, не зная что начать И упускаю оба. О, когда бы Моя проклятая рука была На толщину свою покрыта кровью брата, То разве въ небесахъ святыхъ не хватитъ Дождя, чтобъ убелить ее, какъ снегъ? - И разве милосердiе не въ томъ, Чтобъ прямо стать противъ лица греха? И что въ молитве, если не двойная Та сила что и охраняетъ Насъ до паденья, и даетъ прощенье, Когда мы ницъ?.. О, подыми же очи!.. Мой грехъ свершенъ. Какая же молитва Приличествуетъ мне?.. О, отпусти Мне гнусное мое убiйство! Нетъ, это невозможно: я владею Всемъ темъ, изъ-за чего свершилъ убiйство: И королевой, и венцомъ, и трономъ. Какъ заслужить прощенье, удержавъ Грехъ при себе? Въ порочномъ здешнемъ мiре Грехъ позолоченной своей рукою Дерзаетъ правосудье отстранять. Мы часто видимъ, что сама добыча Греховная идетъ на то, чтобъ подкупить Законъ. Не такъ горе. Тамъ нетъ увертокъ, Тамъ все дела являются въ своемъ Природномъ виде. Тамъ принуждены мы Дать показанье передъ обнаженнымъ Лицомъ греха. Что жъ делать мне? О, что?.. Испробовать что сможетъ покаянье? Чего оно не сможетъ, и что значитъ, Когда раскаяться не въ силахъ грешникъ? О, доля горькая! Грудь, черная какъ смерть! О ты, душа погрязшая! чемъ больше На волю рвешься ты, - темъ глубже загрязаешь О, ангелы! поборниками будьте. Согнитеся, упрямыя колени! Ты, сердце съ жилами стальными, размягчись, Какъ нервъ новорожденнаго младенца. Еще возможность есть... (Отходитъ въ сторону и становится на колени). Входитъ: Гамлетъ. Гамлетъ. Теперь его, - теперь онъ на молитве. Теперь его я... и пойдетъ на небо, И отомщенъ я буду? Поразмыслить Объ этомъ надо. Моего отца Убилъ мерзавецъ, и за это я, Я сынъ его единственный, мерзавца Пошлю на небеса. - О, нетъ! То плата, награжденье, а не месть. Отца онъ грубо, въ сытости телесной, Подсторожилъ; когда его грехи Все распустилися, свежи, какъ май. И какъ ему за то отдать отчетъ Придется - знаетъ Богъ одинъ. Но судя По человеческимъ деламъ и мыслямъ, Ему тамъ тяжело. - И отомщу я, Убивъ его, когда онъ очищаетъ Молитвой душу, и вполне готовъ, Чтобъ перейти въ тотъ мiръ? О, нетъ! Стой, мечъ мой! И себя побереги Для более ужаснаго удара... Когда онъ будетъ пьянъ, во сне, во гневе, Иль въ нечестивыхъ наслажденьяхъ ложа, Играть, божиться, или делать то, Въ чемъ нетъ намека даже на спасенье, - Тогда хвати его: пусть полетитъ Внизъ головой, съ душой проклятой И черною, какъ адъ, куда она Пойдетъ. - Мать ждетъ меня. - Лекарство это Протянетъ только жизнь твою больную. (Уходитъ). Король встаетъ и подходитъ къ авансцене. Король, одинъ. Слова взлетаютъ, мысли на земле. Слова безъ мысли не взойдутъ на небо. (Уходитъ). СЦЕНА III.
Другая комната тамъ же. Входятъ: Королева и Полонiй. Полонiй. Сейчасъ онъ явится. Глядите-жъ, будьте Какъ можно строже съ нимъ. Скажите прямо, Что выходки его зашли Такъ далеко, что ихъ сносить нельзя; Что ваша милость лично заслонили Его отъ гнева тяжкаго. Но время Мне замолчать. Пожалуста же, будьте Покруче съ нимъ. Гамлетъ за сценой. Матушка, матушка, матушка! Королева. О, я ручаюсь вамъ, Не бойтеся... Его шаги, - уйдите. (Полонiй прячется). Входитъ: Гамлетъ. Ну-съ, матушка, что скажете? Королева. Гамлетъ, - Отецъ твой сильно оскорбленъ тобою. Гамлетъ. Отецъ мой вами сильно оскорбленъ. Королева. Довольно! твой ответъ - пустыя речи. Гамлетъ. И полно! вашъ вопросъ - пустыя речи. Королева. Гамлетъ, что это значитъ? Гамлетъ. Въ чемъ же дело? Королева. Иль ты забылъ, кто я? Гамлетъ. О, нетъ! клянусь Крестомъ, что не забылъ. Вы - королева, Вы брата мужа вашего жена, - Когда-бъ вы ею не были! - Вы мать Моя. Королева. О, если такъ, я позову Людей, что съ вами говорить сумеютъ. Гамлетъ. Нетъ, нетъ, садитесь; не уйдете вы, Не шевельнетеся, пока предъ вами Я не поставлю зеркала, где вы Увидите все скрытое въ душе. Королева. Что хочешь делать ты? Ведь не убьешь же Меня?.. Эй, помогите! Полонiй, за ковромъ. Эй, сюда! На помощь! эй, сюда!.. Гамлетъ обнажаетъ шпагу. А! кто тамъ? Крыса? (Бьетъ сквозь коверъ). Убилъ! червонецъ объ закладъ, убилъ! Полонiй, за ковромъ. О, я убитъ! (Падаетъ и умираетъ). Королева. О Боже! что ты сделалъ? Гамлетъ. Не знаю самъ... Король? (подымаетъ коверъ и вытаскиваетъ тело Полонiя. Королева. Какое - ахъ! - Кровавое и бешеное дело. Гамлетъ. Кровавое; - да, матушка, почти Такое-жъ скверное, какъ короля Убить, и следомъ повенчаться съ братомъ Убитаго. Королева, Какъ короля убить? Гамлетъ. Такъ, государыня; мои слова (Полонiю): А ты, - прощай, несчастный, суетливый, Везде совавшiйся глупецъ. Я принялъ Тебя за лучшаго... Что-жъ? Такова Твоя судьба. Быть слишкомъ хлопотливымъ, Какъ самъ ты видишь, несколько опасно. (Королеве): Да будетъ же ломать вамъ руки. Тс! Садитесь, и позвольте мне сломать Вамъ сердце, а его сломлю я, Когда въ него возможность есть проникнуть, Когда проклятая привычка до того Его не закалила, что для чувства Оно, какъ крепость, стало неприступно. Королева. Но что-жъ я сделала, что съ грубымъ крикомъ Ты смеешь бичевать меня словами? Гамлетъ. Такое дело, что грязнитъ румянецъ И прелесть скромности; зоветъ Притворствомъ нравственность; срываетъ розу Съ прекраснаго чела любви невинной И насаждаетъ тамъ нарывъ; оно Обеты при венчаньи превращаетъ Въ такую-жъ ложъ, какъ клятвы игрока, Такое дело - о! - что вырываетъ Изъ договора самый смыслъ, и веру Сладчайшую способно сделать Наборомъ словъ. - Побагровело небо И твердая, матерая земля, Какъ въ ожиданьи Страшнаго суда, Глядитъ печально и душой болеетъ Объ этомъ деле. Королева. Боже! что за дело, Что въ этомъ предисловiи гремитъ Съ такимъ раскатомъ? Гамлетъ. О, сюда взгляните: На эту вотъ картину и на ту, На эти верные портреты братьевъ. - О, что за прелесть у него въ лице! Гиперiона кудри, лобъ Зевеса, Глядитъ какъ Марсъ: властительно я грозно; Стоитъ онъ, какъ Меркурiй боговестникъ, Едва коснувшiйся заоблачной вершины. И целое, и обликъ таковы, По истине, что кажется все боги Къ нему свои печати приложили, Чтобъ мiру дать обращикъ человека. Онъ былъ вашъ мужъ. Теперь сюда глядите: Вотъ нынешнiй вашъ мужъ; какъ ржавый колосъ, Здороваго онъ брата отравилъ. Иль слепы вы? Какъ вы могли оставить Нагорный лугъ, чтобъ жиру нагулять Въ трясине? А? Иль слепы вы? Не говорите о любви... Да, въ ваши годы Ужъ укротилася горячка крови: Она смирна и слушаетъ разсудка. Какой же умъ способенъ перейти Отъ этого къ тому? И что за дьяволъ Такъ обморочилъ васъ, играя въ жмурки? О, стыдъ! где твой румянецъ? Адъ мятежный, Коль ты бунтуешь такъ въ костяхъ матроны, То пусть же добродетель станетъ воскомъ Для пылкой юности, и таетъ Въ ея огне. Къ чему кричать: "ахъ, срамъ!" Когда невольная горячность увлекаетъ Съ техъ поръ, какъ и морозъ горитъ такъ жарко, И разумъ сводничаетъ волю. Королева. СЦЕНА IV.
О, замолчи, Гамлетъ. Ты въ глубь души Меня заставилъ заглянуть, и тамъ Я вижу застарелыя такiя И черныя места, что прежнiй цветъ Не возвратится къ нимъ. Гамлетъ. Все такъ, но жить Въ вонючемъ поте мерзостной постели; Купаться въ гнили; на навозной куче Любить и ластиться!.. Королева. О, замолчи же. Твои слова, какъ бы кинжалы, Мне входятъ въ уши. Милый мой Гамлетъ, Довольно ужъ... Гамлетъ. Убiйца и мерзавецъ! Холопъ, не стоящiй двухсотой доли Властителя; паяцъ межъ королей; Карманный воръ правительства и власти; Стянулъ онъ съ полки дорогой венецъ, И положилъ его въ карманъ... Королева. Довольно. Входитъ Духъ. Гамлетъ. Король изъ тряпокъ и лоскутьевъ!.. Стражи Небесные! спасите, и меня Покройте вашими крылами!.. Чего ты хочешь, милый образъ? Королева. Боже! Онъ помешался... Гамлетъ. Ты пришелъ затемъ, Чтобъ пожурить медлительнаго сына, Что страсть и время тратилъ и не шелъ На дело важное по грозному приказу? О, говори! Духъ. Запомни: я явился Лишь для того, чтобъ отточить твою Почти совсемъ притупленную волю, Но мать твоя, взгляни, объята страхомъ; Вступись въ ея борьбу съ ея душою, Мысль въ слабомъ теле действуетъ сильнее. Скажи ей слово. Гамлетъ. Что съ вами, государыня? Королева. О, Боже! Нетъ, съ вами что? Зачемъ вы устремили Взоръ въ пустоту и съ воздухомъ безплотнымъ Ведете речь? Изъ вашихъ глазъ украдкой, Испугано глядитъ душа, - и ваши Все волосы, ожившiе покровы, Какъ сонные солдаты при тревоге, Вскочили на-ноги, и стали дыбомъ... О, милый сынъ! Терпенiемъ холоднымъ окропите И жаръ, и пламя вашего безумства. На что вы смотрите? Гамлетъ. О, на него! Вотъ онъ! Взгляните, какъ лицомъ онъ бледенъ Когда-бъ съ такимъ лицомъ, онъ камнямъ Сталъ о своей обиде говорить, - Они бы поняли. - О, не гляди же Ты на меня: отъ жалости шатнется Неколебимая моя решимость, И то, что сделать долженъ я, - утратитъ Свой настоящiй цветъ; не кровь польется, А слезы. Королева. Съ кемъ вы говорили? Гамлетъ. Здесь никого не видите? Королева. Не вижу; Хотя и вижу все что здесь. Гамлетъ. Но разве Вы ничего не слышали? Королева. Ни слова, За исключеньемъ насъ самихъ. Гамлетъ. Глядите-жъ: Вотъ онъ украдкою уходитъ. Онъ, Отецъ мой, въ томъ же платье, какъ живой. Вотъ въ двери онъ теперь сейчасъ уходитъ. (Уходитъ: Духъ). Королева. Все эти выдумки - у васъ въ мозгу. Въ бреду намъ грезятся легко такiя Безплотныя созданiя. Гамлетъ. Въ бреду? Но пульсъ мой бьется ровно, какъ у васъ, Въ здоровомъ темпе. Что я говорилъ, То вовсе не безумство. Прикажите, Я все сначала, слово въ слово, вамъ Перескажу. Уклонится безумный Отъ этого. Ахъ, матушка! не лейте Того обманнаго бальзама въ сердце, Что говоритъ сейчасъ не вашъ проступокъ, А сумасшествiе мое. Онъ только Закроетъ и затянетъ язву, А гнойный ядъ, прорвавшись внутрь, незримо Все заразитъ. О! примиритесь съ небомъ, Покайтесь въ прошломъ, и воздержны станьте. Не расточайте удобренiя на то, Чтобъ сорная трава росла сочнее. - Простите мне вы эту добродетель; Въ нашъ ожиревшiй до одышки векъ Должна и добродетель у порока Просить прощенья. Да, предъ нимъ склоняться И умолять о позволеньи сделать Добро ему же. Королева. О, Гамлетъ! Ты сердце Разбилъ мне на-двое. Гамлетъ. О, бросьте же его Дурную половину, и живите Съ другою въ чистоте. Покойной ночи. - Но не ходите нынче въ спальню къ дяде, - И если добродетели въ васъ нетъ, - То притворитесь. Воздержитесь нынче, И это облегчитъ вамъ воздержанье На следующiй разъ. Покойной ночи... И если дорого для васъ благословенье, Пожалуйста, меня благословите (Указывая на Полонiя). А что до этого, то каюсь я. Но небесамъ угодно было наказать Его при помощи моей, меня же При помощи его, я принужденъ былъ Стать ихъ кнутомъ и палачомъ. Его я спрячу и сумею дать ответъ Въ томъ, что убилъ его. Итакъ, еще разъ Покойной ночи. Принужденъ я быть Жестокимъ исключительно затемъ, Чтобъ добрымъ быть. Такъ началось худое, А худшее осталось. Королева. Что мне делать? Гамлетъ. Никакъ не то, о чемъ я васъ просилъ. И пусть король, опухшiй отъ распутства, Васъ снова увлечетъ, и сладострастно. Васъ за щеку щипнетъ, и назоветъ Своею мышкою. И пусть за пару Вонючихъ поцелуевъ, иль за то, Что пальцами проклятыми своими За шейкою у васъ онъ пощекочетъ, - Онъ васъ принудитъ все себе открыть: Что дело въ томъ, что въ сущности я вовсе Не сумасшедшiй; что мое безумство Простая хитрость. И отлично будетъ, Когда вы все разскажете ему... Кому же, кроме васъ-то, королевы, Красивой и воздержной, и премудрой, Скрывать такiе важные секреты Отъ этого кота, нетопыря, Отъ этой жабы? Кто жъ на то решится? Нетъ, вопреки и скрытности, и смыслу Откройте клетку, что на крыше дома И выпустите птицъ; а сами вы, Въ примеръ другимъ, какъ обезьяна въ басне, Залезьте въ клетку и сломите шею. Королева. О, будь покоенъ, если наше слово - Дыханье, а дыханье - жизнь, То жизни нетъ во мне, чтобъ продышать Что говорилъ ты мне. Гамлетъ. Меня Ссылаютъ въ Англiю, - известно вамъ? Королева. Ахъ! я забыла, - это решено. Гамлетъ, указывая на Полонiя. Съ него начну сбираться я въ дорогу: Въ ту комнату я потрохи стащу. Покойной ночи, матушка. А этотъ Советникъ сталъ и молчаливъ, и тихъ, И важенъ, - а всю жизнь свою Онъ былъ шутомъ, негоднымъ и болтливымъ. Ну, сударь, время намъ покончить съ вами... Покойной ночи, матушка. Уходятъ въ разныя стороны; Гамлетъ тащитъ трупъ Полонiя. ДЕЙСТВIЕ ЧЕТВЕРТОЕ. О!..
Тамъ же. Входятъ: король и королева. Король. Нетъ, эти вздохи тяжкiе и стоны Не безъ причины; объясните ихъ; Намъ следуетъ понять ихъ. Где Гамлетъ? Королева. Ахъ, добрый государь. что нынче ночью Видала я! Король. Гертруда, что такое? Что съ вашимъ сыномъ? Королева. Бешенный какъ ветеръ, И море, въ споре кто-изъ нихъ сильней, Заметилъ онъ, что кто-то за ковромъ Зашевелился, и въ припадке безобразномъ Онъ шпагу выхватилъ, и съ крикомъ "крыса!" Въ бреду, не видя кто тамъ, закололъ Несчастнаго Полонiя. Король. Охъ, тяжко! И будь мы тамъ, и съ нами было-бъ тоже. Его свобода угрожаетъ всемъ: И вамъ самимъ, и намъ, и прочимъ... Ахъ! намъ же отвечать за эту кровь. - Насъ станутъ осуждать за то, что мы Оставили безумца на свободе, Не заперли, не удалили; но любовь Къ нему такъ велика у насъ, Что мы не поняли, что следовало сделать. Мы, какъ больной заразною болезнью, Ее скрывая, самымъ сокомъ жизни Дозволили питаться ей. - Куда Пошелъ онъ? Королева. Спрятать трупъ. Но блещетъ онъ И въ сумашествiи, какъ самородокъ Межъ низкою рудой: онъ плачетъ самъ Надъ темъ, что сделалъ. Король. О, Гертруда! - Пойдемте. Раньше чемъ успеетъ солнце Коснуться горъ, его мы удалимъ. Мы это дело гнусное должны, При помощи высокой нашей власти И ловкости, и скрыть, и извинить. Эй, Гильденштернъ! Входятъ: Гильденштернъ и Розенкранцъ. Король. Друзья, - Возьмите кой-кого себе на помощь: Гамлетъ Полонiя убилъ въ припадке И трупъ изъ спальни матери унесъ; Идите и сыщите. Обращайтесь Съ нимъ ласково, а тело отнесете Въ часовню. И, пожалуста, скорее. (Уходятъ: Гильденштернъ и Розенкранцъ.) Король. Пойдемъ, Гертруда, соберемъ мудрейшихъ Друзей; объявимъ имъ, какъ оба мы Предполагаемъ поступить, а также О томъ, что такъ безвременно случилось... Въ моей душе разстройство и тревога. СЦЕНА I.
Другая комната тамъ же. Входитъ: Гамлетъ. Гамлетъ. Хорошо спрятанъ!.. Розенкранцъ и другiе, за сценой. Гамлетъ! принцъ Гамлетъ! Гамлетъ. Что за шумъ? Кто зоветъ Гамлета? О, да они идутъ сюда. Входятъ: Розенкранцъ и Гильденштернъ. Розенкранцъ. Что вы сделали съ трупомъ, принцъ? Гамлетъ. Смешалъ его съ прахомъ, которому онъ съ родни. Розенкранцъ. Скажите где онъ; мы должны взять его оттуда и перенести въ часовню: Гамлетъ. И не думайте! Розенкранцъ. Чего не думать? Гамлетъ. Что я сохраню вашу тайну, а не свою. Притомъ, когда спрашиваетъ губка, - какой ответъ можетъ дать королевскiй сынъ? Розенкранцъ. Вы принимаете меня за губку, государь? Гамлетъ. Да, сударь, за такую, которая всасываетъ королевскiя милости, доходы, власть. Но такiе чиновники оказываютъ королю самую важную услугу въ конце: онъ, какъ обезьяна, держитъ ихъ въ углу челюсти; раньше всехъ они попадаютъ въ ротъ, а проглатываются последними; когда ему понадобится то, что вы всосали, стоитъ только пожать васъ, и вы, губка, станете сухи по прежнему. Розенкранцъ. Я не понимаю васъ, государь. Гамлетъ. Радуюсь этому: лукавое словцо не щекочетъ глупаго уха. Розенкранцъ. Принцъ, вы должны сказать намъ, где тело, и идти съ нами къ королю. Гамлетъ. Тело съ королемъ, но король не съ теломъ. Король есть нечто... Гильденштернъ. Нечто, принцъ? Гамлетъ. Отъ ничего. Ведите меня къ нему. Давайте играть въ прятки. (Уходятъ.) СЦЕНА II.
Другая комната тамъ же. Входитъ: Король со свитой. Король. Я приказалъ сыскать его и тело. Грозитъ опасностью, что этотъ человекъ Не въ заключенiи. Но намъ нельзя Съ нимъ поступить по строгости закона: Онъ такъ любимъ безумною толпой, Которая боготворитъ глазами, А не умомъ. А въ случаяхъ подобныхъ, Не преступленiе берутъ въ разсчетъ, А строгость наказанiя. Чтобъ все Устроилось и гладко, и спокойно, Необходимо что-бъ его изгнанье Казалося обдуманнымъ решеньемъ. Въ отчаянныхъ болезняхъ помогаютъ Отчаянныя средства, иль ничто. Входитъ: Розенкранцъ. Король. Ну, что? что тамъ случилось? Розенкранцъ. Государь, - Мы не могли добиться отъ него, Куда онъ спряталъ трупъ. Король. Но где онъ самъ? Розенкранцъ. Здесь, за дверьми; подъ стражей, государь, И ждетъ приказа вашего. Король. Ввести. Розенкранцъ. Сюда. Эй, Гильденштернъ! введите принца. Входятъ: Гамлетъ и Гильденштернъ, Король. Ну, Гамлетъ, где Полонiй? Гамлетъ. На ужине. Король. На ужине? где? Гамлетъ. Не тамъ где онъ естъ, а где его едятъ. Вокругъ него собралась целая дипломатическая конференцiя червей. А ведь червякъ единственный повелитель по части угощенiя: мы откармливаемъ другихъ тварей, чтобъ откормить себя, а себя откармливаемъ для гробовыхъ червей. И жирный король, и тощiй нищiй только два различныя блюда, две перемены за однимъ столомъ. И вотъ въ чемъ конецъ. Король. Что ты хочешь сказать этимъ? Гамлетъ. Только показать, какъ король можетъ пройтись по кишкамъ нищаго. Король. Где Полонiй? Гамлетъ. На небесахъ; пошлите туда справиться; если вашъ гонецъ не найдетъ его тамъ, поищите сами въ другомъ месте. Но, по правде, если вы не найдете его въ теченiе месяца, то вынюхаете когда будете всходить по лестнице въ галлерею. Король (некоторымъ изъ свиты). Поищите его тамъ. Гамлетъ. Онъ подождетъ, пока вы придете. (Уходятъ: некоторые изъ свиты). Король. Гамлетъ, - за твой проступокъ, о которомъ Мы сожалеемъ глубоко, а также Для безопасности твоей, которой Мы дорожимъ, - тебя отсюда Со скоростью огня должны мы выслать. А потому: - сбирайся въ путь сейчасъ же: Корабль готовъ, благопрiятенъ ветеръ, Ждутъ спутники и все, чтобъ въ Англiю Отчалить... Гамлетъ. Въ Англiю? Король. Ну, да, Гамлетъ. Гамлетъ. Прекрасно. Король. Ты сказалъ бы то же, Когда бы зналъ намеренiя наши. Гамлетъ. Я вижу херувима, который его видитъ. - Но едемъ; въ Англiю! Счастливо оставаться, дорогая матушка. Король. Твой любящiй отецъ, Гамлетъ. Гамлетъ. Мать моя. Отецъ и мать - мужъ и жена; мужъ и жена - плоть едина; и такъ, мать моя. Едемъ; въ Англiю. (Уходитъ). Король. Не отставайте отъ него; на бортъ Его скорее заманите; нынче жъ, Безъ отлагательствъ, долженъ онъ уехать. Идите. Все что надлежитъ до дела Сдано и запечатано. Спешите жъ Пожалуйста. (Уходятъ: Розенкранцъ и Гильденштернъ). Король. О, Англiя, когда Мою любовь во что-нибудь ты ценишь (А этому должно бы научить Тебя мое могущество, зане Еще красна, не зажила та рана Что Датскiй мечъ нанесъ тебе, и твой Непринужденный ужасъ платитъ намъ Дань уваженiя), - ты не посмеешь Отвергнуть холодно верховный мой Приказъ, - а онъ повелеваетъ прямо, Въ торжественныхъ и сильныхъ выраженьяхъ: Убить Гамлета. Соверши-же это, О, Англiя! и исцели меня: Какъ лютая болезнь онъ кровь мою Терзаетъ. И пока я не узнаю, Что это сделано, - то пусть и счастье Мне выпадетъ, я радости не буду знать. СЦЕНА III.
Равнина въ Данiи. Входитъ: Фортинбрасъ; проходятъ войска. Фортинбрасъ. Идите къ королю, и отъ меня Его приветствуйте; скажите, капитанъ, Что Фортинбрасъ, съ его соизволенья, Ждетъ пропуска для войска чрезъ его Владенiя. Скажите также, что когда Его величеству угодно видеть насъ, То мы готовы выразить свой долгъ Передъ его очами. Капитанъ. Исполню, государь. Фортинбрасъ. Впередъ, но тихимъ шагомъ. (Уходятъ). СЦЕНА IV.
Эльзиноръ. Комната въ замке. Королева. Я не хочу съ ней говорить. Горацiо. Она Настойчива; притомъ же вне себя. Ея нельзя не пожалеть. Королева. Но что же Угодно ей? Горацiо. Она толкуетъ объ отце И говоритъ, что знаетъ, что на свете Есть плутни; и вздыхаетъ, и себя Бьетъ въ грудь; изъ пустяковъ съ досадой Ногою топаетъ безъ цели; говоритъ Такiя вещи, что на-половину Понять нельзя; вся речь ея - ничто; Но техъ, кто слушаетъ, ея безсвязность И подстрекаетъ къ выводамъ; они Пускаются въ догадки и сшиваютъ Слова, какъ лоскутки, своею мыслью. Притомъ, ея движенiя, миганья, Качанья головою, чемъ она Сопровождаетъ речь, - и заставляютъ Предполагать, что въ самомъ деле въ ней Есть смыслъ, хотя неясный, но печальный. Королева. Съ ней следуетъ поговорить. Она Въ расположенныхъ къ злу посеять можетъ Опасныя догадки. Позовите Ее сюда. (Уходитъ Горацiо). Королева (одна). Ужъ такова природа Греха, что для моей души больной Любой пустякъ является предвестьемъ Огромнаго несчастья. Преступленье Такъ полно безпричинныхъ подозренiй, Что изъ боязни испытать терзанья Терзаетъ самого себя. Снова входитъ Горацiо съ Офелiей. Офелiя. Где прекрасная Датская королева? Королева. Что съ вами, Офелiя? Офелiя (поетъ). О, скажи мне, кто милей Всехъ въ твоихъ глазахъ? Онъ въ сандалiяхъ и шляпе, Съ посохомъ въ рукахъ. Королева. Ахъ, милая девушка, что значитъ эта песня? Офелiя. Что вы сказали? Нетъ, пожалуйста слушайте (поетъ) Умеръ онъ и погребенъ; Онъ въ земле сырой. У него въ ногахъ гранитъ, Мохъ надъ головой. Королева. Но, Офелiя... Офелiя. Слушайте, пожалуйста. (Поетъ.) Саванъ белъ, какъ снегъ нагорный... Входитъ: Король. Королева. Ахъ, взгляните сюда, государь. Офелiя (поетъ). Весь покрытъ цветами. Ахъ, не лила милая надъ нимъ Слезъ ручьями. Король. Какъ поживаете, прелестная девушка? Офелiя. Хорошо, да воздастъ вамъ Богъ!.. Говорятъ, сова была дочерью хлебопека... Господи! мы знаемъ, что мы теперь, но не знаемъ что съ нами будетъ. Благослови, Боже, вашъ обедъ. Король. Думаетъ о своемъ отце. Офелiя. Пожалуйста, ни слова объ этомъ; но если спросятъ, что это значитъ, то говорите: (Поетъ). Все въ Валентиновъ день съ зарею Проснутся завтра, милый; Я стану подъ твоимъ окномъ Твоею Валентиной. * * * Онъ услыхалъ, онъ мигомъ всталъ, И дверь толкнулъ рукою; Она домой пошла иной: Не съ прежней чистотою. Король. Прелестная Офелiя! Офелiя. Въ самомъ деле, да, и я кончу объ этомъ безъ проклятья: (Поетъ). Спаситель и любовь святая! Ахъ, сжальтесь! обижаютъ! У всехъ мущинъ ответъ одинъ: Они стыда не знаютъ. * * * Она ему: - ты обещалъ Со мною обвенчаться? - "Зачемъ же было до венца Со мною обниматься?" Король. Давно-ли это съ ней? Офелiя. Надеюсь, все будетъ хорошо. Надо быть терпеливымъ; но мне остается только плакать, какъ подумаю что они опустятъ его въ холодную землю. Мой братъ узнаетъ объ этомъ, и затемъ благодарю васъ за добрый советъ. Эй, карету мне! Покойной ночи, дамы; покойной ночи, милыя дамы; покойной ночи, покойной ночи. (Уходитъ). Король. Не отставайте отъ нея; следите, Пожалуйста, за нею хорошенько. (Уходитъ: Горацiо). Король. О, это ядъ глубокой скорби. Смерть Ея отца - тотъ ключъ, откуда онъ Бежитъ. Гертруда, о Гертруда! Беды, Не какъ лазутчики, идутъ на насъ, Не въ одиночку, целыми полками. Убитъ ея отецъ; вашъ сынъ уехалъ, - Запальчивый виновникъ своего Вполне законнаго изгнанья. Дальше, Чернь замутилась; тупоголова, Болезненна въ догадкахъ шепотливыхъ На счетъ Полонiя; мы поступили По-детски, схоронивъ его украдкой. И бедная Офелiя!.. погибъ Твой светлый умъ... А безъ него Мы иль картины, или просто звери... И наконецъ, - и это превосходитъ Все наши беды - братъ ея вернулся Изъ Францiи секретно; упиваясь Необычайностью, какъ въ тучу онъ закутанъ... И шептуны найдутся, и отравятъ Заразными речами слухъ его На счетъ убiйства старика; они, За неименьемъ фактовъ, по неволе Усердно, шепоткомъ винятъ особу нашу. О, милая Гертруда! это, Какъ бомба, мне наноситъ слишкомъ много Смертельныхъ ранъ (За сценой шумъ.) Королева. О, Боже! что за шумъ? Входитъ: Дворянинъ. Король. Эй, где мои швейцарцы? Ихъ на стражу! Что тамъ за шумъ? Дворянинъ. Спасайтесь, государь. И океанъ, переступивъ границы, Не пожираетъ плоскихъ береговъ Съ такою быстротой неумолимой, - Какъ молодой Лаэртъ, съ толпой мятежной, Сметаетъ вашихъ офицеровъ. Шайка Его зоветъ ужъ королемъ. Какъ будто Мiръ только начинаетъ жить, Какъ будто древность и обычай, - эти Столпы и утвердители всехъ званiй, - Забыты иль неведомы, - они Кричатъ: "Мы въ праве избирать! Лаэрта Поставимъ въ короли!" И шапки, руки И языки до облаковъ доносятъ: "Лаэрта въ короли! Лаэртъ король!" Королева. Какъ весело по ложному следу Они погнали. Нетъ, ошиблись вы, Собаки-Датчане. (Шумъ за сценой.) Король. Взломали двери. Входитъ Лаэртъ, вооруженный; за нимъ Датчане. Лаэртъ. Где онъ, король?.. Останьтесь за дверьми. Датчане. Нетъ, мы войдемъ. Лаэртъ. Прошу васъ, господа. Ужъ предоставьте мне. Датчане. Ну, ладно, ладно. (Они отступаютъ за дверь.) Лаэртъ. Благодарю васъ. Охраняйте двери. - А ты, король презренный! Возврати Мне моего отца. Король. Спокойнее, Лаэртъ... Лаэртъ. Та капля крови, что во мне спокойна, При всехъ зоветъ меня побочнымъ сыномъ И рогоносцемъ моего отца; Она клеймо распутства выжигаетъ У верной матери моей, вотъ-тутъ, На чистомъ незапятнаномъ челе. Король. Но почему же твой мятежъ, Лаэртъ, Глядитъ такимъ гигантомъ? Нетъ, Гертруда, Пусть онъ... Не бойтесь за особу нашу. Охрана короля - такое божество, Что лишь украдкою измена можетъ Глядеть на замыслы свои; а воля Ея бездействуетъ. - Скажи, Лаэртъ, Съ чего ты такъ безумствуешь!.. Пусть онъ. Гертруда... Говори же, другъ. Лаэртъ. Где мой Отецъ? Король. Онъ умеръ. Королева. Не его вина... Король. Пусть до конца ведетъ допросъ. Лаэртъ. Какъ умеръ онъ? Я передержекъ тутъ не допущу, Въ адъ верноподданство! присяга Къ чернейшему изъ демоновъ! И совесть, И благодать въ бездонную пучину! Я посягаю на свое спасенье, Я до того дошелъ, что презираю И здешнюю, и будущую жизнь. Что будетъ, то и будетъ. Только-бъ мне За смерть отца достойно отомстить. Король. Кто-жъ помешаетъ вамъ? Лаэртъ. Ни целый мiръ, Моя лишь воля. Что до средствъ, то я Сумею такъ распорядиться ими, Что съ малымъ до великаго достигну. Король. Но, добрый нашъ Лаэртъ, когда О смерти вашего дрожайшаго отца Вы истину желаете узнать, - То неужли же ваша месть предпишетъ Все ставки безъ разбора забирать, И у друзей, и у враговъ; у техъ Кто выигралъ, и техъ, кто проигралъ? Лаэртъ. Нетъ, у однихъ враговъ. Король. Такъ вы хотите, Конечно, ихъ узнать? Лаэртъ. А добрымъ Его друзьямъ, - широко я раскрою Свои объятiя; какъ пеликанъ. Любвеобильно жертвующiй жизнью, Своею кровью напитаю ихъ. Король. Ну вотъ, теперь заговорили вы, Какъ добрый сынъ, какъ истый дворянинъ. Что въ смерти вашего отца я не виновенъ, Что я о ней чувствительно грущу, Для вашего ума такъ станетъ ясно, Какъ светъ для вашихъ глазъ. Датчане, за сценой. Впустить ее! Лаэртъ. Что тамъ за шумъ? Входитъ: Офелiя, причудливо убранная соломой и цветами. Лаэртъ. Жаръ, изсуши мой мозгъ! Вы, слезы, вы, соленыя седмижды, О, выжгите изъ глазъ моихъ все чувство И все способности... Клянуся небомъ, Я весомъ отплачу твое безумство, Пока и коромысла у весовъ Вполне не перетянетъ наша чаша. О, роза майская! о, дорогая Ты девушка, любимая сестра, Прелестная Офелiя! - О, небо! Иль умъ молоденькой девицы также Не долговеченъ, какъ и старца жизнь? Въ любви нежна природа, и везде, Где нежною является она, - Она свой драгоценный отпечатокъ Даетъ тому, что любитъ. Офелiя (поетъ). Въ гробу понесли съ непокрытымъ лицомъ, Траля-ля, траля-ля, траля-ля! И слезы лилися въ могилу дождемъ. Прощай, голубчикъ! Лаэртъ. О, будь ты въ разуме, то и тогда Ты къ мести не могла-бъ сильней подвигнуть. Офелiя. Вамъ надо петь: "все внизъ, да внизъ, да внизъ его!" Какъ подъ это ловко прясть на веретене! А дочь господина увезъ его лживый дворецкiй. Лаэртъ. Это "ничто" говоритъ больше дела. Офелiя. Вотъ размаринъ, - это для памяти; пожалуйста, милый, не забывай меня! А вотъ анютины глазки - это чтобъ думали. Лаэртъ. Безумная, и даетъ наставленiя; заботятся, чтобъ думали и помнили. Офелiя. Вотъ вамъ укропъ и голубки; вотъ рута для васъ, а вотъ и для меня; ее зовутъ также воскресной Божьей травкой... О, вы иначе, особенно должны носить свою руту... Вотъ маргаритки; хотелось бы вамъ дать фiалокъ, да оне все завяли, какъ умеръ мой отецъ. Говорятъ, хороша была его кончина, - А милый мой Робинъ вся радость моя! Лаэртъ Скорбь, горести, страданья, самый адъ Ты превращаешь въ прелесть и утеху! Офелiя, поетъ. И не вернется онъ къ намъ? И не вернется онъ къ намъ? Нетъ, нетъ! умеръ онъ... Умри же и ты: Онъ не вернется во векъ. * * * Съ белой, какъ снегъ бородой, Съ волосами, что ленъ, Умеръ онъ, умеръ онъ! Изъ груди рвется стонъ: "Со святыми упокой!" И души всехъ христiанъ. Молю Бога. Господь съ вами! (Уходитъ Офелiя). Лаэртъ. О, Господи, ты зришь ли это? Король. Лаэртъ, я съ вашею печалью долженъ Вступить въ переговоры; въ этомъ вы Мне отказать не въ праве. Отправляйтесь И избирите изъ своихъ мудрейшихъ Друзей кого угодно вамъ, и пусть Они, насъ выслушавъ, дадутъ решенье. Когда они найдутъ, что мы иль прямо, Иль косвенно прикосновенны къ делу, - То мы, чтобъ васъ вознаградить, готовы Отдать корону, жизнь, и все что мы Зовемъ своимъ; но если нетъ, то вы Благоволите предоставить ваше Терпенiе въ мое распоряженье, - И мы, въ союзе съ вашею душой, Начнемъ трудиться, чтобы васъ, какъ должно. Вознаградить. Лаэртъ. Да будетъ такъ. - И то. Какъ умеръ онъ, какъ погребенъ былъ тайно: - Не воздвигали надъ его могилой Трофея изъ оружiя, меча, Щита съ гербомъ, и не было при этомъ Ни установленныхъ обычныхъ церемонiй, Ни пышности, - все это вопiетъ Съ земли на небо, требуя чтобъ я Подвергнулъ розыску. Король. И будетъ такъ, И на виновнаго падетъ секира. Пойдемте же, пожалуста, со мной. (Уходятъ). СЦЕНА V.
Другая комната тамъ же. Входитъ: Горацiо и служитель. Горацiо. Что за люди меня желаютъ видеть? Служитель. Матросы, сударь. Говорятъ, что письма У нихъ есть къ вамъ. Горацiо. Пускай войдутъ. (Уходитъ: Служитель). Горацiо (одинъ). Не знаю, кто бы могъ мне въ целомъ свете Прислать приветъ, за исключеньемъ принца. Входятъ: Матросы. Первый матросъ. Благослови васъ, Господь, сударь. Горацiо. Благослови и тебя, Боже. Первый матросъ. Благословитъ, сударь, коль ему будетъ угодно. Вотъ вамъ письмо, сударь; оно отъ посланника, котораго посылали въ Англiю, если васъ зовутъ Горацiо, какъ мне сказали. Горацiо (читаетъ). "Горацiо, - прочтя письмо, доставь этимъ молодцамъ доступъ къ королю: у нихъ есть письма къ нему. На второй день, какъ мы вышли въ море, за нами погнался пиратъ весьма воинственнаго вида; находя что мы медленно идемъ подъ парусами, мы выказали вынужденную храбрость; при абордаже я перешелъ на ихъ бортъ; въ тотъ же мигъ они отчалили отъ нашего корабля и такимъ образомъ я одинъ сталъ ихъ пленникомъ. Они обращались со мной, какъ сострадательные воры, но они знали, что делали: я стану для нихъ доходной статьей. Постарайся, чтобъ король получилъ письма, которыя я послалъ, и явись ко мне съ такой поспешностью, съ какой бежалъ бы отъ смерти. Я шепну тебе кой-что на ушко, отчего ты онемеешь; но мои слова окажутся слишкомъ легкими по сравненiю съ деломъ. Эти молодцы проводятъ тебя туда, где я. Розенкранцъ и Гильденштернъ продолжаютъ свое путешествiе въ Англiю; о нихъ мне придется много разсказать тебе. Прощай. Тотъ, про кого ты знаешь, что онъ твой Гамлетъ. Пойдемте, васъ я провожу туда, Где следуетъ отдать вамъ ваши письма. И я потороплюсь, чтобъ вы скорее Меня свели къ тому, кто васъ послалъ. (Уходятъ). СЦЕНА VI.
Другая комната тамъ же. Входятъ: Король и Лаэртъ. Король. Теперь, Лаэртъ, и ваша совесть можетъ Къ моей уплате приложить печать, И въ сердце вы должны меня какъ друга Принять: вы слышали разумнымъ ухомъ, Что тотъ, кемъ былъ убитъ вашъ благородный Отецъ, - злоумышлялъ на жизнь мою. Лаэртъ. Да, это ясно. Но скажите мне, Зачемъ же не преследовали вы Такихъ и важныхъ, и вполне преступныхъ Деянiй, какъ къ тому должны бы васъ Всей силой понуждать и ваша мудрость, И безопасность, словомъ, все? Король. По двумъ Особеннымъ причинамъ. Вамъ оне Ничтожными покажутся, быть можетъ, Но важны для меня. Въ немъ королева, мать его, не чаетъ Души, а я - и въ этомъ, ужъ не знаю, Мое достоинство, или мое Проклятiе, - но съ ней душой и жизнью Такъ тесно связанъ я, что не могу Быть безъ нея, какъ вне своихъ пределовъ Не можетъ двигаться звезда. Второе: Я потому не могъ его открыто Предать суду, что чернью онъ любимъ. Она же, покрывая все его Вины своей любовью, - какъ источникъ Что превращаетъ дерево въ каменья, - Святыней бы почла, его оковы. А при такомъ жестокомъ ветре, слишкомъ Легка была-бъ моя стрела: ее Назадъ снесло бы къ луку, а не къ цели, Въ которую я метилъ. Лаэртъ. Такъ-то я Лишился благороднаго отца; Моя сестра страдаетъ безнадежно, - Она, чьи прелести (когда возможна, Обратная хвала), въ ихъ совершенстве, Стояли на вершине, и не знали Себе соперницъ. Но настанетъ часъ, И отомщу. Король О, не придется вамъ Безсонницей отъ этого страдать. Не думайте, что мы такъ пошло-глупы Что видя, какъ опасность ужъ коснулась До нашего лица, сочтемъ ее За пустяки. Узнаете вы вскоре Кой-что важнее. Вашего отца Любилъ я, и себя мы любимъ также, А это, какъ надеюсь, - вамъ покажетъ... (Входитъ Гонецъ). Король. Что тамъ такое? Гонецъ. Письма, государь, И къ вамъ, и къ королеве отъ Гамлета. Король. Отъ Гамлета? кто принесъ? Гонецъ. Матросы, государь, какъ мне сказали. Я ихъ не видалъ. Мне ихъ передалъ Клавдiо; онъ ихъ и принялъ. Король. Лаэртъ, я вамъ прочту. - А вы - идите. (Уходитъ Гонецъ). Король (читаетъ). "Высокiй и могущественный, - узнайте, что я нагимъ высадился въ вашемъ королевстве. Завтра я попрошу о дозволенiи видеть ваши королевскiя очи, и тогда, испрося за то прощенье, разскажу обстоятельства моего внезапнаго и весьма страннаго возвращенiя. Гамлетъ." Что это значитъ?.. Все ли воротились?.. Иль все обманъ, и ничего и нетъ? Лаэртъ. Его ли почеркъ? Король. Да, рука Гамлета. "Нагой!" И тутъ прибавлено, въ приписке: "Одинъ!.." Не разъясните-ли? Лаэртъ. Я самъ Теряюсь, государь. Но пусть вернется... О, сердце омертвелое мое Горитъ при мысли, что ему въ лицо Я, подойдя, скажу: "ты это сделалъ!" Король. Но если такъ, Лаэртъ, - то какъ же это Могло случиться?.. какъ иначе?.. Вы Мне позволяете руководить Собой? Лаэртъ. Вы не предпишите мне мира? Король. Миръ для души твоей. Такъ, если правда, Что встретилось препятствiе, и онъ, Вернувшись, не захочетъ ехать снова, - То я подговорю его на дело, Которое, созревъ сейчасъ въ моемъ Уме, его наверное погубитъ. При этомъ, не возбудитъ смерть его И легкаго дыханiя хулы, И даже мать его, злой умыселъ отвергнувъ, Ее случайностью простою назоветъ. Два месяца назадъ здесь былъ Нормандскiй дворянинъ, - я виделъ самъ, Былъ на войне съ французами, и знаю, Какiе молодцы они верхомъ, Но этотъ рыцарь - чародей; онъ точно Какъ вросъ въ седло; онъ заставлялъ коня Выделывать такiя чудеса, Какъ будто слился съ нимъ, сталъ за-одно Съ своею чудной лошадью; онъ делалъ Такiе повороты и скачки, Какихъ себе не могъ я и представить, И сталъ въ тупикъ. Лаэртъ. Онъ былъ Нормандецъ? Король. Да. Лаэртъ. Клянусь, Ламонъ. Король Онъ самый. Лаэртъ. Знаю я: Онъ въ самомъ деле драгоценность, перлъ Всей нацiи. Король. Онъ говорилъ о васъ И, какъ знатокъ, расхваливалъ онъ ваше Искусство и уменье защищаться, Особенно же драться на рапирахъ И вскрикнулъ, что желалъ бы видеть, Кто смогъ бы состязаться съ вами. Эта Его хвала въ Гамлете растравила Такую зависть, что ни за что Не могъ приняться онъ и только думалъ И ожидалъ, чтобъ вы скорей вернулись И съ нимъ пофехтовали. - И при этомъ... Лаэртъ. Но, что же, государь? Король. Лаэртъ, - вамъ дорогъ Былъ вашъ отецъ? Иль вы картина скорби, Лицо безъ сердца? Лаэртъ. Но къ чему такой Вопросъ? Король. Не потому, чтобъ думалъ я Что не любили вы отца. Но время, Какъ знаю я, родитъ любовь, и время, Какъ то я виделъ изъ былыхъ примеровъ, Определяетъ жаръ ея и пламя. Гамлетъ вернется, - что-жъ свершите вы, Чтобъ показать не словомъ, а на деле, Что сынъ вы своего отца? Лаэртъ. Я въ церкви Его зарежу. Король. Въ самомъ деле, место Не можетъ освящать убiйствъ, и мести Нельзя указывать границъ. Но если Мысль ваша такова, то мой советъ: Сидите дома, добрый нашъ Лаэртъ. Когда Гамлетъ вернется, и узнаетъ, Что вы прiехали, я подошлю Къ нему людей, которые начнутъ Ему твердить про ваше превосходство И такъ-сказать вдвойне покроютъ лакомъ Те похвалы, что делалъ вамъ французъ. Мы наконецъ сведемъ васъ и назначимъ За каждаго закладъ; Гамлетъ безпеченъ, Великодушенъ, хитрости не знаетъ; Не станетъ онъ осматривать рапиръ, И вамъ легко, съ ничтожной передержкой, Взять для себя отточенный клинокъ; Затемъ, при помощи привычнаго удара. Вы разочтетесь за отца. Лаэртъ. Согласенъ, И я при этомъ вспрысну мой клинокъ. Я у бродячаго врача купилъ Такой составъ смертельно ядовитый. Что стоитъ ножъ чуть обмакнуть въ него, И такъ кольнуть, чтобъ выступила кровь, - То никакой ужъ дорогой бальзамъ, Хотя бъ онъ былъ составленъ изо всехъ Целебныхъ травъ, что получаютъ свойства Отъ месячнаго света, - не спасетъ Того, кто будетъ только оцарапанъ. Я этимъ ядомъ острiе намажу. И стоитъ мне слегка задеть его, И смерть ему. Король. Подумаемъ еще Объ этомъ. Взвесимъ все, что можетъ намъ Способствовать при исполненьи плана По отношенью къ времени и месту; Когда онъ не удастся, или станетъ Заметенъ при неловкомъ исполненьи, - То лучше-бъ и не пробовать его. А потому-то надо въ подкрепленье, Иль въ помощь этому, другой составить, - Который уцелелъ бы, если первый При испытаньи лопнетъ... Погодите... Сейчасъ... Назначимъ мы для состязанья Великолепнейшiй закладъ... Такъ, такъ... Когда вамъ отъ движенья станетъ жарко И пить захочется, - а для того Вамъ надо будетъ выпадать сильней, - И онъ попроситъ пить, я приготовлю Ему какъ разъ на этотъ случай чашу, И только прихлебнетъ онъ, то хотя бы И избежалъ онъ ядовитой раны, - Достигнемъ цели мы. Входитъ королева. Король. Что съ вами королева? Королева. По пятамъ Одна беда вследъ за другой спешитъ. Лаэртъ, сестрица ваша утонула. Лаэртъ. Какъ утонула? Где? Королева. Вкось надъ ручьемъ склонясь, растетъ Верба, любуясь въ зеркале потока Своей белесоватою листвой: Туда съ своими странными венками Изъ маргаритокъ и глухой крапивы, Куриной слепоты и пурпурныхъ султановъ, (Они у своевольныхъ пастуховъ Иное носятъ, пошлое названье, Но скромныя девицы называютъ Ихъ мертвымъ пальцемъ {*}). И туда-то Она пошла, и стала по плакучимъ Ветвямъ взбираться, чтобъ повесить свой Венокъ изъ сорныхъ травъ, - какъ вдругъ подъ ней Сломилася завистливая ветвь, И внизъ она упала со своимъ Венкомъ надгробнымъ въ плачущiй ручей. Широко у нее раздулось платье, Пока оно держало, какъ русалка, Она плыла и въ это время пела Отрывки изъ старинныхъ песенъ, словно Не понимая своего несчастья, Какъ существо рожденное, чтобъ жить Въ воде. Недолго это длилось: платье Отяжелело, смокнувъ, и стащило Ее, бедняжку, въ мутную могилу Отъ звучныхъ песенъ. {* Пошлое названiе, которое королева не решается произнести по Мэлону, - rampornt widow, вьющаяся вдова.} Лаэртъ. Боже!... утонула. Королева. Да, утонула, утонула! Лаэртъ. Слишкомъ Ты, бедная, насытилась водою, - И потому я слезы удержу... (Плачетъ) Но вотъ она, привычка... Ахъ, природа Возьметъ свое, какъ ни стыди ее... Но слезы кончились, и съ ними вышло Все женское изъ сердца моего... Прощайте, государь... Во мне Есть огненное слово, и оно Охотно-бъ разгорелось... но угасло Отъ глупыхъ слезъ. Король. Пойдемъ за нимъ, Гертруда! Какъ трудно было успокоить гневъ Его, и снова, я боюсь, онъ вспыхнетъ... А потому - пойдемъ за нимъ. (Уходятъ). ДЕЙСТВIЕ ПЯТОЕ. СЦЕНА VII.
Кладбище. Входятъ: два могильщика съ лопатами, и т. п. Первый. Да разве ее станутъ хоронить по-христiански, когда она добровольно искала спасенiя? Второй. Говорятъ тебе, что станутъ, а потому: - копай-ка живее могилу; ужъ следственный судья заседалъ на ея счетъ и приговорилъ христiанское погребенье. Первый. Какъ же это могло статься, когда она утопилась не ради собственной защиты? Второй. Ну, ужъ такъ решено. Первый. Да надо, чтобъ было se offendendo иначе быть не можетъ. Вотъ въ чемъ суть: коли я топлюсь преднамеренно, то выходитъ действiе; а въ действiя три пункта: начинать, делать и совершать; ergo, она утопилась преднамеренно. Второй. Да слушай ты, кумъ-могильщикъ. Первый. Оставь ты меня. Вотъ тутъ вода - ладно; здесь стоитъ человекъ, ладно. Если человекъ пойдетъ къ воде и утопится, то ведь волей-неволей, а онъ пошелъ; замечаешь ты это? Ну, а если вода къ нему пойдетъ и утопитъ его, такъ онъ себя не утопилъ; ergo, кто въ своей смерти не виноватъ, тотъ своей жизни не сокращалъ. Второй. И это законъ? Первый. Вотъ тебе Богородица, законъ; следственный законъ. Второй. Хочешь, я скажу тебе на этотъ счетъ правду? Когда бы эта да не была дворянкой, такъ ее бы похоронили не по-христiански. Первый. Ну, вотъ ты и сказалъ. И большая жалость, что важнымъ господамъ на этомъ свете больше льготы и топиться, и вешаться, чемъ другимъ такимъ же христiанамъ. Ну-т-ка, лопатка! Нетъ старей дворянъ, Какъ садовники, землекопы да могильщики: Адамова ремесла придерживаются. Второй. А разве онъ дворянинъ былъ? Первый. А по твоему у него ни кола, ни двора не было? Второй. Да какже... Первый. Что, иль ты язычникъ и писанiя не разумеешь? Въ писанiи сказано. - Вотъ задамъ я тебе еще вопросъ, и коль ты не ответишь впопадъ, такъ сознайся... Второй. Задавай ужъ. Первый. А кто таковъ, что строитъ крепче, чемъ каменьщикъ и корабельщикъ, и плотникъ? Второй. А кто виселицы строитъ - тотъ: его срубъ тысячу жильцовъ переживетъ. Первый. И уменъ ты, ей-Богу, вижу; виселица добро делаетъ, а кому она добро-то делаетъ? Тому она добро делаетъ, кто делаетъ зло; ну, а ты зло сделалъ, какъ сказалъ, что виселица построена крепче церкви; ergo, виселице надо тебе добро сделать. Вернись-ка назадъ; ну! Второй. Кто строитъ крепче, чемъ каменьщикъ, корабельщикъ и плотникъ? Первый. Да, сказывай, и шабашъ. Второй. Вотъ тебе Богородица, сейчасъ скажу. Первый. Ну-же! Второй. Вотъ тебе обедня, не знаю. Входятъ: Гамлетъ и Горацiо, въ отдаленiи. Первый. Не колоти больше объ это мозговъ; отъ битья ленивый оселъ шагу не прибавитъ. А когда тебя станутъ въ другой разъ спрашивать этотъ вопросъ, говори: могильщикъ; его дома до страшнаго суда простоятъ. Ну-ка, - сбегай къ Йогану да притащи мне стопку водки. (Уходитъ второй могильщикъ.) Первый, роетъ и поетъ. Я въ младости любилъ, любилъ И чудно, думалъ я притомъ, Ахъ! Свое я время, - охъ! - проводилъ, И все - охъ! - мне было ни почемъ. Гамлетъ. Или этотъ молодецъ не чувствуетъ, чемъ онъ занятъ, что можетъ петь, копая могилу? Горацiо. Отъ привычки онъ сталъ равнодушенъ къ этому. Гамлетъ. Такъ бываетъ всегда; чемъ меньше работаетъ рука, темъ разборчивее чувства. Первый могильщикъ. Но старость подошла тайкомъ, Схватила, какъ клешней, меня, И въ землю сунула потомъ, Какъ будто юнъ и не былъ я. (Выбрасываетъ черепъ.) Гамлетъ. Въ этомъ черепе былъ когда-то языкъ, и онъ когда-то могъ петь. Какъ этотъ плутъ швырнулъ его о-земь, точно то челюсть Каина-первоубiйцы. Можетъ быть, это черепъ дипломата, котораго этотъ оселъ обогналъ теперь по службе, - и такого еще что могъ обойти самого Бога; не такъ ли? Горацiо. Возможно, государь. Гамлетъ. Или придворнаго, который умелъ говорить: "Добраго утра, милый мой лордъ? Какъ поживаешь, добрый лордъ?" То могъ быть лордъ такой-то, который выхвалялъ лошадь лорда такого-то, думая выпросить ее у него; разве нетъ? Горацiо. Да, государь. Гамлетъ. Да такъ и есть; а теперь онъ собственность лорда Червяка, челюсть отвалилась, и пономарь бьетъ его лопатой по башке; Удивительное превращенье, еслибъ мы сумели подглядеть его. Иль все питанiе этихъ костей для того только и происходило, чтобъ ими можно было играть въ городки. Мои кости ноютъ, какъ подумаю объ этомъ. Первый могильщикъ. Возьмутъ на саванъ полотна, Лопата да кирка, кирка; Охъ! Да яма вотъ еще нужна Для дорогаго гостенька. (Выбрасываетъ черепъ.) Гамлетъ. Вотъ и другой! Отчего ему не быть черепомъ законоведа? Где теперь его тонкости, произвольныя толкованiя, ссылки и плутни? Зачемъ онъ терпитъ, что этотъ грубый плутъ бьетъ его по башке грязной лопатой, и не кричитъ объ оскорбленiи действiемъ? Гм. Этотъ молодецъ могъ быть въ свое время великимъ скупщикомъ земель съ закладными, долговыми обязательствами, отступными, двойными поручительствами, недоимками, - и въ томъ ли конецъ всемъ отступнымъ и недоимкамъ, что его башку набили грязью? И все его поручительства, вдобавокъ двойныя, только и укрепили за нимъ изо всехъ его покупокъ, что клочекъ земли шириной и длиной въ две купчiя крепости? Одни акты на его земли врядъ ли уместились-бы въ такомъ ящике, а теперь и у владельца ничего больше не осталось? а? Горацiо. Ни крошки больше, государь. Гамлетъ. Пергаментъ делаютъ ведь изъ бараньей кожи? Горацiо. Да, государь, и изъ телячей тоже. Гамлетъ. Бараны и телята те, которые видятъ въ немъ ручательство. Поговорю съ этимъ молодцомъ. Чья эта могила? Первый могильщикъ. Моя, сударь. Охъ! Да яма вотъ еще нужна Для дорогого гостенька. Гамлетъ. Въ самомъ деле, должно быть твоя: но хотя ты въ ней, а все-жъ ты лжешь. Первый могильщикъ. Ваша ложъ, сударь, не въ ней, а потому она и не ваша; а хоть я и не лгу, что въ ней лягу, а все-жъ она моя. Гамлетъ. Хоть ты и не лжешь, что въ ней ляжешь, а все-жъ она не твоя; она не для живаго, для мертваго; и хоть ты въ ней и не ляжешь, а все-таки лжешь. Первый могильщикъ. Ну, это живая ложъ, сударь; отъ меня опять къ вамъ перескочитъ. Гамлетъ. Для кого-жъ ты ее копаешь? Первый могильщикъ. Для никого. Гамлетъ. Но кого-нибудь въ нея да положатъ же. Первый могильщикъ. Того, кто теперь ужъ никто, а верней ту, упокой ее душу! что умерла. Гамлетъ. Что за точность у этого плута! Съ нимъ надо говорить ощупью: малейшая двусмысленность можетъ насъ выдать. Ей-Богу, Горацiо, какъ я заметилъ, за последнiе три года нашъ векъ до того заострился, и носокъ мужика на столько ужъ приблизился къ пятке придворнаго, что бередитъ на ней ссадину. Давно ли ты могильщикомъ? Первый могильщикъ. Изо всехъ дней въ году, я сталъ могильщикомъ въ тотъ самый, какъ нашъ покойный король Гамлетъ победилъ Фортинбраса. Гамлетъ. А давно это было? Первый могильщикъ. Неужто вы не знаете? Это всякiй дуракъ знаетъ. То было въ тотъ самый день, какъ родился молодой Гамлетъ; тотъ что сошелъ съ ума и сосланъ въ Англiю. Гамлетъ. Ахъ, Марiя Дева! зачемъ же его сослали въ Англiю? Первый могильщикъ. Да затемъ, что съума сошелъ; тамъ его опять на умъ наведутъ; а нетъ, такъ тамъ это не важность. Гамлетъ. Отчего? Первый могильщикъ. Тамъ этого не заметятъ; тамъ все такiе-жъ сумашедшiе, какъ онъ. Гамлетъ. Какъ же онъ сошелъ съ ума? Первый могильщикъ. Да престранно, говорятъ. Гамлетъ. Какъ странно? Первый могильщикъ. Ей-Богу, самый то разумъ и потерялъ. Гамлетъ. На чемъ? Первый могильщикъ. На нашей датской земле. Я здесь пономаремъ и мальчишкой, и взрослымъ, вотъ ужъ тридцать летъ. Гамлетъ. Долго ли пролежитъ человекъ прежде чемъ сгнiетъ? Первый могильщикъ. Ей-Богу, если не сгнiетъ раньше смерти (а теперь много такихъ гнилыхъ труповъ, что едва дождутся погребенья), такъ пролежитъ летъ восемь, или и девять; кожевникъ выдержитъ девять. Гамлетъ. Отчего-жъ онъ дольше другихъ? Первый могильщикъ. Да потому, сударь, что у него шкура такъ выдубилась отъ ремесла, что долго выдержитъ воду; а вода самый злой разрушитель этихъ побочныхъ детей труповъ. Вотъ вамъ черепъ; онъ пролежалъ въ земле двадцать три года. Гамлетъ. Чей онъ? Первый могильщикъ. Собачiй онъ сынъ былъ, помешанный. Чей бы вы думали? Гамлетъ. Нетъ, не знаю. Первый могильщикъ. Чтобъ его, сумашедшаго плута, чума взяла! Разъ онъ мне вылилъ на голову фляшку рейнскаго. Этотъ самый черепъ, сударь; вотъ этотъ самый, сударь, былъ черепомъ Йорика, королевскаго шута. Гамлетъ. Этотъ? Первый могильщикъ. Этотъ самый. Гамлетъ Покажи мне его! Ахъ, бедный Йорикъ. - Я зналъ его, Горацiо: что за неистощимость въ шуткахъ, что за удивительная фантазiя! Онъ тысячу разъ носилъ меня на спине, - а теперь какъ онъ претитъ моему воображенiю!.. Меня тошнитъ. Тутъ были губы, что я целовалъ часто, часто! Где теперь твои насмешки? прыжки? песенки? эти вспышки веселости, отъ которыхъ хохотъ стоялъ за столомъ? Нынче и одной нетъ, чтобъ осмеять твою собственную усмешку? совсемъ челюсть отвалилась? Ступай-ка теперь въ комнату дамы, и скажи ей, пусть она наложитъ хоть на дюймъ краски, все-жъ и у нея будетъ такая же физiономiя; заставь ее посмеяться надъ этимъ. - Пожалуйста, скажи мне, Горацiо... Горацiо. Что такое, государь? Гамлетъ. Какъ ты думаешь, и Александръ въ земле сталъ такимъ же на видъ? Горацiо. Совершенно такимъ же. Гамлетъ. И онъ также воняетъ? Тьфу! (бросаетъ черепъ.) Горацiо Совершенно также, государь. Гамлетъ. На какое низкое употребленiе мы можемъ пойти, Горацiо! Почему воображенiе не можетъ проследить за благороднымъ прахомъ Александра, пока онъ не пойдетъ на затычку дырки въ бочке? Горацiо. То было бы ужъ черезчуръ точное изследованiе. Гамлетъ. Нетъ, ничуть, право. Мы можемъ проследить за нимъ безъ всякаго преувеличенiя, руководствуясь вероятностью. Напримеръ, такъ: Александръ умеръ, Александръ погребенъ, Александръ сталъ прахомъ; прахъ - земля, изъ земли мы делаемъ известь. И почему же той извести, въ которую онъ превращенъ, не заткнуть пивной бочки? И Цезарь царственный, какъ превратился въ прахъ, Въ стене замазалъ щель, чтобъ не несло снаружи; Земля, что всей земле внушала грозный страхъ, Днесь хижину хранитъ отъ лютой зимней стужи. Но тише! отойдемъ! Тс! - Вотъ король Входятъ: патеры и т. п. въ процессiи, тело Офелiи; за нимъ Лаэртъ и родственники въ трауре; король, королева, ихъ свиты, и т. д. Гамлетъ. И королева, и весь дворъ. Кого Они хоронятъ?.. И обрядъ неполный!.. То знакъ, что тотъ кого они Въ могилу провожаютъ, посягнулъ На жизнь свою отчаянной рукою... Онъ былъ изъ знатныхъ... Отойдемъ немного И станемъ наблюдать. Лаэртъ. Какъ, служба темъ И кончится? Гамлетъ. Вотъ этотъ молодой, - Лаэртъ. Онъ благородный человекъ Вполне: запомни. Лаэртъ. Что же, служба темъ И кончится? Патеръ. Мы допустили службу, Насколько было можно при ея Похоронахъ. Сомнительна была Ея кончина; еслибъ повеленье Не пересилило церковныхъ правилъ, - То до последней бы трубы она Лежала неотпетая въ земле; Надъ ней бы не молилися съ любовью, А просто забросали бы ее Кремнями, гальками и черепками; Теперь ее хоронятъ, какъ девицу, Украшенъ гробъ цветами и венками, И провожаютъ съ колокольнымъ звономъ. Лаэртъ. И больше ничего? Первый патеръ. Нетъ, ничего. Когда-бъ надъ ней мы "упокой" пропели, Иль важный "Requiem", какъ надъ душами, Скончавшимися въ мире, - мы бы службу Заупокойную темъ осквернили. Лаэртъ. Что-жъ, опускайте въ землю. Изъ ея Неоскверненной и прекрасной плоти Фiалки вырастутъ! А ты, послушай, Что я скажу: ты, грубый патеръ, будешь Вопить въ могиле, а моя сестра Предъ Господомъ служить, какъ ангелъ. Гамлетъ. Что? Прекрасная Офелiя? Королева, бросая цветы въ могилу. Цветы - Цветку. Прощай. А я Надеялась когда-то, что ты станешь Женою моего Гамлета. Я Мечтала брачную твою постель Убрать цветами, милая девица, И вотъ бросаю ихъ въ твою могилу. Лаэртъ. Пусть тридцать разъ падетъ тройное горе На голову проклятую того, Чье злодеянье светлаго ума Тебя лишило. - О, не засыпайте, Пока еще не обниму ее! (Бросается въ могилу.) Теперь на мертвую и на живаго Валите прахъ, пока вы эту плоскость Не превратите въ гору, что превыситъ И древнiй Пелiонъ, и голубого Олимпа поднебесную вершину! Гамлетъ. Кто тотъ, что выражатъ скорбь съ такой Эмфазою? чье горестное слово Блуждающiя звезды заклинаетъ И заставляетъ ихъ остановиться, Какъ чудомъ пораженную толпу? Я здесь: Гамлетъ, король. (Бросается въ могилу). Лаэртъ. Чтобъ въ адъ пошла Твоя душа! Гамлетъ. Плоха твоя молитва. Пожалуйста, отъ горла пальцы Скорее отыми. Хоть я не вспыльчивъ И разсудителенъ, но есть во мне Кой-что опасное, чего твой умъ Страшиться долженъ. Убери же руки! Король. Скорее разнимите ихъ! Королева. Гамлетъ! Гамлетъ! Все. Ахъ, господа!.. Горацiо. О, успокойтесь, Мой добрый государь. (Придворные разнимаютъ ихъ, и они выходятъ изъ могилы). Гамлетъ. О, я готовъ Съ нимъ биться изъ-за этого, пока Глаза глядятъ. Королева. Изъ-за чего, мой сынъ? Гамлетъ. Ее любилъ я; сорокъ тысячъ братьевъ Со всей громадою своей любви Со мною не сравняются. - Что хочешь Ты сделать для нея? Король. Онъ сумасшедшiй, Лаэртъ. Королева. О, ради Бога, удержите Его. Гамлетъ. Что-жъ, объяви, что хочешь сделать? Рыдать? иль биться? Или разорвешь Ты самого себя въ куски? Иль станешь Пить оцетъ, крокодиловъ есть? Я тоже Самъ сделаю. - Иль ты пришелъ сюда, Чтобъ хныкать и меня унизить Прыжкомъ въ могилу? Прикажи себя Зарыть живого съ ней, - и я готовъ. Что ты болталъ тутъ о горахъ? чтожъ, пусть На насъ навалятъ миллiоны акровъ, Пока курганъ не опалитъ макушки Въ горящемъ поясе, и Осса Предъ нимъ не станетъ бородавкой! - Нетъ, Чтобъ ни оралъ ты, - я сумею также Высокопарщину нести. Король. О, это Прямое сумашествiе. Немного Еще его припадокъ будетъ мучить; Затемъ онъ станетъ смиренъ, какъ голубка, Когда она выводитъ золотистыхъ Своихъ птенцовъ, и снова погрузится Въ молчанiе. Гамлетъ. Послушайте вы, сударь, Съ чего вы такъ со мною обошлись? Я васъ всегда любилъ... Но, - все равно!.. И Геркулесъ то делаетъ, что можетъ... Придется кошке попищать, и будетъ И для собаки праздникъ. (Уходитъ). Король. Приглядите, Пожалуйста, Горацiо, за нимъ. (Уходитъ: Горацiо). Король (Лаэрту). А вы свое терпенье подкрепите Вчерашнимъ разговоромъ. И мы къ делу Немедленно приступимъ (Королеве) Прикажите, Чтобъ приглядели, добрая Гертруда, За вашимъ сыномъ. (Про себя) Памятникъ живой Воздвигнемъ мы надъ этою могилой. Для насъ настанетъ скоро часъ покоя, - Пока же будемъ терпеливо ждать. (Уходятъ) СЦЕНА I
Галлерея въ замке. Входятъ: Гамлетъ и Горацiо. Гамлетъ. Довольно ужъ объ этомъ, и позвольте Къ другому перейти. Вы не забыли Всехъ обстоятельствъ. Горацiо. Можно ль ихъ забыть! Гамлетъ. Въ моей душе была борьба; она Уснуть мне не давала. Мне казалось, Что я попался хуже чемъ матросы, Которыхъ заковали за мятежъ. Незапно - и хвала незапности за то! - Приходится сознаться, что порой, Когда все наши дорогiе планы Готовы рухнуть, - тутъ-то выручаетъ Насъ необдуманность, и это учитъ насъ, Что мы лишь грубо намечаемъ цели, А образъ придаетъ имъ - божество. Горацiо. Наверное. Гамлетъ. Накинувъ плащъ, во тьме Я изъ каюты пробираться сталъ, Чтобъ ихъ найти; я сделалъ, что хотелъ, Схватилъ пакетъ, и наконецъ Добрался снова до своей каюты. Тутъ страхъ меня заставилъ позабыть Все правила, - я смело распечаталъ Ихъ грамоту, Горацiо, - и въ ней - О, царственная подлость! - я нашелъ Прямой приказъ, конечно начиненный Причинами возможнейшихъ сортовъ: - И безопасность Данiи, равно Какъ Англiи, - и где такимъ я, - уфъ! - Страшилищемъ и демономъ представленъ, Что въ тотъ же мигъ, при самомъ предъявленьи, Безъ отлагательства, - ни, ни! ниже И для того, чтобъ наточить секиру, - Мне голову долой. Горацiо. Возможно-ль? Гамлетъ. Вотъ грамота, прочти, какъ будетъ время. Но хочешь знать, какъ поступилъ я? Горацiо. Да. И умоляю васъ... Гамлетъ. Мерзавцами, какъ сетью окруженный, Я не успелъ и пролога составить, Какъ ужъ мои мозги взялись за драму, Я селъ и грамоту составилъ, и красиво Ее переписалъ; когда-то я Красивый почеркъ почиталъ за низость, Какъ наша знать, и много потрудился, Чтобъ позабыть чему меня учили. Но тутъ оно мне службу сослужило. Желаешь знать, что написалъ я въ ней? Горацiо. Да, государь. Гамлетъ. Суровое заклятье Отъ короля: какъ Англiя была Его вернейшей данницей, и какъ Межъ ними пальмой процвести должна Любовь; какъ между ними миръ украшенъ Гирляндой изъ колосьевъ и стоитъ, Какъ запятая между дружбой ихъ, - И много полновесныхъ, какъ я вставилъ - То и должно тотчасъ по предъявленьи И безо всякихъ дальнихъ размышленiй, Не медля предъявителей казнить, Не давъ имъ времени на покаянье. Горацiо. Но чемъ вы запечатали? Гамлетъ. И тутъ Былъ промыселъ небесный: въ кошельке Былъ у меня отцовскiй перстень; онъ Служилъ моделью для большой печати. Я грамоту, какъ прежнюю, сложилъ, И подписалъ, и приложилъ печать. Я осторожно подложилъ ее, - Подмена не заметили; на утро - Морская битва; что затемъ случилось Ты знаешь, другъ. Горацiо. Итакъ, и Розенкранцъ, И Гильденштернъ плывутъ... Гамлетъ. А не они ли За этимъ порученьемъ волочились? Ихъ смерть мне совести не тяготитъ; Они погибнутъ чрезъ свое пронырство. Когда разгоряченное оружье Могучiе соперники скрестятъ, - То мелкоте соваться между ними Опасно. Горацiо. О! что за король! Гамлетъ. И разве, По твоему, не долженъ я его, Кто у меня убилъ отца и мать Втянулъ въ распутство; втиснулся насильно Между избраньемъ и моей надеждой; Кто съ подлой хитростью закинулъ сеть На жизнь мою, - иль я не долженъ, съ полнымъ Сознанiемъ, разсчесться съ нимъ своей Рукой? И не проклятое ли дело Дозволить, чтобы червь, глодающiй людей, И впредь злодействовалъ? Горацiо. Но скоро Изъ Англiи къ нему придетъ известье, Какъ разыгралось дело. Гамлетъ. Скоро, да; Но промежутокъ - мой. А наша жизнь - Разъ сосчитать, и кончено. Но я Глубоко опечаленъ, добрый мой Горацiо, темъ что забылся такъ Предъ Лаэртомъ. Въ образе моей судьбы Я вижу повторенiе его, И я ценю его расположенье. Но, право же, напыщенность его Печали подняла во мне всю страсть. Горацiо. Но, тс! сюда идутъ. Входитъ: Осрикъ. Осрикъ. Добро пожаловать вашему высочеству обратно въ Данiю. Гамлетъ. Покорно васъ благодарю, сударь (Горацiо). Знаешь ты эту стрекозу? Горацiо. Нетъ, добрый государь. Гамлетъ. Благослови же свое положенiе; ведь знать его - грехъ. У него много земли, и плодородной; поставь скота господиномъ скотовъ, и его ясли очутятся за королевскимъ столомъ; это галка, но у нея во владенiи, какъ я сказалъ, много грязи. Осрикъ. Милый государь, если-бъ ваша дружба была свободна, то я сообщилъ бы вамъ нечто отъ его величества. Гамлетъ. Я готовъ васъ выслушать со всею услужливостью мысли; но употребите вашу шляпу по назначенiю: она для головы. Осрикъ. Благодарю васъ, ваше высочество, но очень жарко. Гамлетъ. Нетъ, поверьте, очень холодно; северный ветеръ. Осрикъ. Да, въ самомъ деле, довольно холодно, государь. Гамлетъ. По-моему, очень душно и жарко; по крайней мере, по моему положенiю. Осрикъ. Чрезмерно, государь; очень душно, какъ... право, не знаю, какъ сказать... Но, государь, его величество поручилъ мне засвидетельствовать вамъ, что держалъ за васъ большой закладъ. И вотъ въ чемъ дело, принцъ... Гамлетъ. Умоляю васъ, не забудьте... (Делаетъ знакъ, чтобъ онъ наделъ шляпу). Осрикъ. Нетъ, право же; по истинной правде, для моего собственнаго спокойствiя... Вамъ не безызвестно превосходство Лаэрта по части оружiя. Гамлетъ. Какое-жъ у него оружiе? Осрикъ. Рапира и кинжалъ. Гамлетъ. Вотъ ужъ два оружiя; но продолжайте. Осрикъ. Король, принцъ, бился съ нимъ о закладъ и поставилъ шесть арабскихъ коней, а онъ выставилъ противъ этого шесть французскихъ шпагъ и кинжаловъ со всемъ къ нимъ относящимся, какъ-то: поясами, перевязами и тому подобныя. Три принадлежности, право, драгоценность для знатока; чрезвыйно подходятъ къ рукояткамъ; деликатнейшiя принадлежности и самаго изысканнаго вкуса. Гамлетъ. Что вы называете принадлежностями? Осрикъ. Но принадлежности, принцъ, это перевязи. Гамлетъ. Ваше названiе было бы уместно, если бы мы носили на боку пушки, а до техъ поръ станемъ ихъ звать перевязями. Но къ делу: шесть арабскихъ коней противъ французскихъ шпагъ и трехъ самаго изысканнаго вкуса принадлежностей; французскiй закладъ противъ датскаго. А съ какою целью онъ выставленъ, какъ вы выражаетесь? Осрикъ. Король, принцъ, бьется, что если вы сойдетесь съ нимъ двенадцать разъ, то онъ сделаетъ не свыше трехъ ударовъ, а онъ бьется, что девять изъ двенадцати; и последуетъ немедленно состязанiе, если ваше высочество удостоите ответомъ. Гамлетъ. А если я отвечу "нетъ"? Осрикъ. Я разумею, государь, что если вы предстанете на состязанiе собственною особой. Гамлетъ. Я буду гулять здесь по галлерее, сударь; если его величеству угодно, то у меня теперь вполне свободное время; пусть принесутъ рапиры, придутъ желающiе изъ придворныхъ, и если король упорствуетъ въ своемъ намеренiи, то я выиграю для него, если смогу; если нетъ, то получу только срамъ и удары въ придачу. Осрикъ. И я могу передать это именно такъ? Гамлетъ. По существу; но украсить можете согласно личному расположенiю. Осрикъ. Рекомендую вашему высочеству мою преданность. (Уходитъ: Осрикъ.) Гамлетъ. Вашъ слуга, вашъ слуга. - Хорошо что онъ самъ ее рекомендовалъ; другаго языка не нашлось бы для этого. Горацiо. Пигалица убежала со скорлупкой на голове {*}. {* Это замечанiе Горацiо, надо думать, относится къ тому, что Осрикъ откланявшись, наделъ наконецъ шляпу.} Гамлетъ. Онъ наговорилъ комплиментовъ соску передъ темъ, какъ сталъ сосать. Онъ, какъ и многiе другiе изъ той же стаи, которая, я знаю, такъ любима въ нашъ пустой векъ, только схватилъ современный тонъ и внешнюю манеру обращенiя, - родъ умственной пены, которая носитъ ихъ по самымъ пошлымъ и отборнымъ мненiямъ; но ради испытанiя, подуй на нихъ, и пузыри лопнутъ. Горацiо. Вы проиграете закладъ, государь. Гамлетъ. Не думаю; съ техъ поръ, какъ онъ уехалъ во Францiю, я постоянно упражнялся; я выиграю на томъ, что онъ далъ впередъ. Но ты не можешь представить, какъ мне дурно тутъ, около сердца; впрочемъ, это пустяки... Горацiо. Нетъ, добрый государь. Гамлетъ. Чистая глупость; родъ предчувствiя, которое, можетъ быть, испугало бы женщину. Горацiо. Если вамъ что-нибудь не по душе, то повинуйтесь внушенiю я предупрежу ихъ приходъ, и скажу, что вы не расположены, Гамлетъ. Отнюдь не надо; мы отвергаемъ предзнаменованiя. Безъ особаго провиденiя, и воробей не умретъ. Что будетъ сейчасъ, то не случится потомъ; чему не быть потомъ, то случится сейчасъ; если сейчасъ этого и не случится, то все же оно придетъ потомъ. Все дело въ готовности. Ни одинъ человекъ ничего неудержитъ изъ того что оставитъ после себя, а потому: что въ томъ, если онъ оставитъ его рано? Входятъ: Король, Королева, вельможи, Осрикъ, и придворные, съ рапирами и т. п. Король. Ну, подойди-жъ, Гамлетъ, и эту руку Прими отъ насъ. (Кладетъ руку Лаэрта на руку Гамлета). Гамлетъ. Прошу прощенья. Я Васъ оскорбилъ; но вы, какъ дворянинъ, Меня простите. Всемъ, что здесь, известно И вы наверно слышали, что я Страдаю горько умственнымъ растройствомъ. Я объявляю здесь что если чемъ нибудь Заделъ я грубо вашу личность, честь Иль самолюбiе, - тому виною Моя болезнь. Гамлетъ ли оскорбилъ Лаэрта? - нетъ, не онъ. Когда Гамлетъ Не сознавая самого себя, Не будучи самимъ собой, Лаэрту Нанесъ обиду, - то не онъ то сделалъ, Ее онъ отрицаетъ. Кто-жъ виновенъ? Его безумiе. Но если такъ,. То самъ Гамлетъ случившимся обиженъ, И тутъ врагомъ несчастнаго Гамлета, - Его безумство. Пусть же отрицанье Умышленной вины предъ всемъ собраньемъ Заслужитъ мне прощенье вашихъ Великодушныхъ чувствъ; какъ еслибъ, Пустивъ стрелу надъ домомъ, я нечайно Поранилъ брата. Лаэртъ. Больше ничего Я и не требую, хотя меня И побуждали къ мести, въ этомъ деле Всего сильнее личныя причины. Но что до чести, - то вопросъ особый. Я примирюсь въ томъ случае, когда То будетъ решено, на основаньи Былыхъ примеровъ, старыми мужами Съ испытанною честью, - чтобъ мой родъ Остался незапятнаннымъ. Пока же Любовь что предлагаете вы мне Приму я за любовь, и я ее Не оскорблю. Гамлетъ. Согласенъ отъ души. Съ спокойной совестью теперь, Лаэртъ, Мы разыграемъ братскiй нашъ закладъ. Рапиры намъ! Скорей! Лаэртъ. И мне. Гамлетъ. Лаэртъ, - Я стану вашею оправой; ваше Искусство, какъ звезда во тьме ночной Въ моемъ неведеньи огнями заиграетъ. Лаэртъ Смеетесь вы... Гамлетъ. Клянусь рукою, нетъ! Король. Подайте имъ рапиры, Осрикъ. Вамъ, Кузенъ Гамлетъ, известно что въ закладе? Гамлетъ. Прекрасно, государь; но ваша милость Держали за слабейшаго. Король. Я виделъ Обоихъ васъ, и не боюсь; онъ сделалъ Успехи, но за то и далъ впередъ. Лаэртъ. Перемените, - эта тяжела. Гамлетъ. А мне такъ по руке. А что, они Все одинаковой длины? (Приготавливаются къ фехтованiю) Осрикъ. Да, добрый принцъ. Король. Поставьте мне вина сюда на столъ. Когда они сойдутся въ первый разъ, Иль во второй, и принцъ его заденетъ, Иль отобьетъ ударъ при третьемъ разе, - То пусть палятъ тогда изъ всехъ орудiй; Король осушитъ кубокъ, чтобъ Гамлету Легко дышалось; въ кубокъ мы опустимъ Жемчужину, - дороже чемъ въ короне У четырехъ последнихъ королей. Подайте кубки мне, - и пусть литавры Звучатъ трубе, труба же канониру, И пушки небесамъ, и небеса Земле о томъ, что за Гамлета пьетъ Король. - Что жъ, начинайте. - Вы же, судьи, Внимательно следите. Гамлетъ. Что жъ, начнемъ. Лаэртъ. Начнемте. (Фехтуютъ) Гамлетъ. Разъ. Лаэртъ. Нетъ. Гамлетъ. Судъ. Осрикъ. Заделъ, заделъ Весьма значительно. Лаэртъ. Прекрасно, - снова. Король. Позвольте: дайте выпить мне. - Гамлетъ, Жемчужина твоя. - Пью за здоровье Гамлета. Дайте кубокъ принцу. (Труба звучитъ; за сценой выстрелъ) Гамлетъ. Нетъ, Отставьте кубокъ. Мы сперва еще Сойдемся. Что жъ, начнемъ. (Фехтуютъ) Опять... иль нетъ? Лаэртъ. Да, да, согласенъ. Король. О, Гамлетъ возьметъ! Королева. Онъ толстъ и у него одышка. - Вотъ Платокъ, Гамлетъ, возьми и лобъ себе Отри. - Гамлетъ, пью за твою удачу. Гамлетъ. Спасибо, государыня. Король. Не пей, Гертруда. Королева. Извините, государь, Я выпью. (Пьетъ и затемъ предлагаетъ кубокъ Гамлету.) Король (въ сторону). Въ кубке ядъ... Я опоздалъ... Гамлетъ. Нетъ, государыня; мне пить еще Нельзя; потомъ. Королева. Позволь, Мне отереть твое лицо. Лаэртъ. Теперь И я его задену, государь. Король. Не думаю. Лаэртъ (въ сторону). Хотя меня тревожить И начинаетъ совесть. Гамлетъ. Въ третiй разъ, Лаэртъ. Вы все шутя. Нетъ, выпадайте, Пожалуйста, какъ можете сильней. Я начинаю думать, что меня Вы неженкой считаете. Лаэртъ. А!.. Такъ-то... Начнемте. (Фехтуютъ.) Осрикъ. Ничего ни у кого. Лаэртъ. Вотъ, получите! (Лаэртъ ранитъ Гамлета; потомъ, во время схватки, они обмениваются рапирами, и Гамлетъ ранитъ Лаэрта). Король. Разнимите ихъ! Они разгорячились. Гамлетъ. Нетъ, еще! (Королева падаетъ). Осрикъ. Что съ королевою? взгляните, эй! Горацiо. И у того, и у другого кровь... Что это значитъ, государь? Осрикъ. Лаэртъ, - Что это значитъ? Лаэртъ. Какъ глупецъ, попалъ я Въ свой собственный силокъ. Я за свое Коварство долженъ умереть. Гамлетъ. Что съ королевой? Король. Въ обморокъ упала, Увидевъ кровь. Королева. Нетъ, нетъ!.. вино, вино... О, милый мой Гамлетъ!.. въ вине, въ вине Былъ ядъ... (Умираетъ.) Гамлетъ. О, подлость!.. Эй, заприте двери! (Лаэртъ падаетъ.) Сыскать изменника! Лаэртъ. Онъ здесь, Гамлетъ. Гамлетъ, ты раненъ на-смерть; нетъ лекарства Которое тебе бы помогло; Тебе лишь полчаса осталось жить... Оружье преступленья у тебя Въ руке, - оно отточено, оно Отравлено; злой умыселъ меня же И погубилъ; взгляни, - ужъ я лежу, И никогда не встану... Мать твоя Отравлена... Нетъ силъ... Король, король... Во всемъ виновенъ. Гамлетъ А! такъ острiе Отравлено!.. Ядъ, сослужи-же службу! (Колетъ короля.) Все. Измена! Король. О, защитите-же меня, Друзья! Я только раненъ... Гамлетъ. А, проклятый Король! развратникъ и убiйца! пей же Свое питье... Что, тутъ ли Твоя жемчужина?.. Иди же вследъ За матерью моей. Лаэртъ. Онъ по-деломъ Наказанъ; ядъ былъ приготовленъ имъ... Затемъ, простимъ другъ другу, благородный Гамлетъ, - пусть кровь моя и моего Отца не будетъ на тебе, твоя же На мне. (Умираетъ.) Гамлетъ. Пусть небеса твой грехъ отпустятъ Я за тобой... Горацiо, мне смерть... Ты, королева жалкая, прощай!.. А вы что смотрите на этотъ случай, Дрожа и побледневъ; вы этой сцены Статисты, или зрители, - о, будь Мне время, - но суровый приставъ, смерть, Со строгостью арестъ свой налагаетъ, - То я сказалъ бы вамъ... но, - все равно!.. Горацiо, мне смерть; но ты живешь, Такъ разскажи же обо мне правдиво Незнающимъ... Горацiо. Нетъ, этого не будетъ! Я древнiй римлянинъ скорей, Чемъ датчанинъ... Еще осталось тутъ Питья немного... Гамлетъ. Если ты мущина, Отдай мне кубокъ; дай же! Небесами Клянусь, его я вырву... О, мой добрый Горацiо когда все это дело Останется вполне неразъясненнымъ,- Какое опозоренное имя Переживетъ меня. Когда любилъ Меня ты сердцемъ, - воздержись еще Немного отъ блаженства, протяни Еще, страдая въ этомъ грубомъ мiре; Дыши, чтобъ разказать мою судьбу. (Вдали звуки марша и выстрелы). Что за воинственные звуки? Осрикъ. Это Изъ Польши Фортинбрасъ идетъ съ победой И салютуетъ англiйскихъ пословъ. Гамлетъ. Горацiо, я умираю, - о! Могучiй ядъ ужъ победилъ мой духъ... Вестей изъ Англiи я не услышу... Но выборъ, какъ пророчу я, падетъ На Фортинбраса; за него и я Свой полумертвый голосъ подаю... Скажи.. и сообщи, насколько хочешь, Ему, что заставляло... Смерть - молчанье. (Умираетъ). Горацiо. О, сердце благородное разбилось! Покойной ночи, милый принцъ. И песней Пусть ангелы баюкаютъ тебя. (За сценой музыка). Кто съ барабанами идетъ сюда? Входятъ: Фортинбрасъ, англiйскiе послы и прочiе. Фортинбрасъ. Где это зрелище? Горацiо. Когда хотите Вы увидать и бедствiе и чудо, - То бросьте поиски. Фортинбрасъ. О, эта груда Вопитъ: "побоище!" Какой же пиръ Готовишь ты, смерть гордая, въ своей Несокрушимой келье что кроваво Повергла столько царственныхъ особъ Однимъ ударомъ? Первый посолъ. Зрелище - ужасно. Мы опоздали съ нашимъ порученьемъ Изъ Англiи; безчувственно то ухо, Которому сказали-бъ мы: приказъ Твой выполненъ, скончались Розенкранцъ И Гильденштернъ. Кто-жъ скажетъ намъ за то "Благодарю"? Горацiо Хотя-бъ его уста И обладали жизненною силой, Чтобъ васъ благодарить, - онъ не сказалъ бы: Онъ не давалъ приказа ихъ казнить. Но если вы изъ Англiи и вы Съ войны съ Поляками сюда поспели, Чтобъ увидать кровавую развязку, - То прикажите, чтобы эти трупы Высоко, такъ чтобъ было видно всемъ, Сложили на помосте. И позвольте Мне разсказать незнающему мiру, Какъ все произошло. И вы тогда Услышите о плотскихъ и кровавыхъ, Безчеловечныхъ действiяхъ, о казняхъ Случайныхъ, неумышленныхъ убiйствахъ, О смерти чрезъ коварство и насилье, О замыслахъ обманчивыхъ, что пали, При этой катастрофе, на того, Кто замышлялъ ихъ, - я могу правдиво Все это разъяснить. Фортинбрасъ. Мы поспешимъ Васъ выслушать. Пусть созовутъ вельможъ. Что до меня, то я встречаю съ грустью Свое же счастье; въ этомъ королевстве Имею я старинныя права, - Теперь же я съ надеждой на успехъ Могу ихъ предъявить. Горацiо. На этотъ счетъ При случае я вамъ скажу кой-что Отъ имени того, чей голосъ сильно Поможетъ вамъ; но кончимъ прежде это, Пока умы взволнованы; иначе Ошибка или умыселъ способны Накликатъ новую беду. Фортинбрасъ. Пусть трупъ Гамлета, какъ военнаго, взнесутъ Четыре капитана на помостъ; Когда-бъ ему пришлось, то, вероятно Онъ показалъ бы царственную доблесть. При шествiи, пусть въ честь его гремятъ И музыка военная, и залпы. Возьмите тело; зрелище такое Прилично битве, здесь же неуместно, Велите же стрелять. (Уходятъ, маршируя; следомъ слышны залпы). СЦЕНА II.
КОНЕЦЪ.