Миленький, рыженький

радиопьеса

OCR Журнал "Театр", ╧8 август 1992

Действующие лица

Наташа В а н ю ш к и н а.

Бабка.

Писклявый голос.

Кот (на кошачьем языке).

Педагог, он же Ж е н и х.

Бабка (у нее басок). Кушай, девочка, наложь себе, наложь сама.

Наташа. Ага. Спасибо. Есть дико хочется!

Бабка. А мне не жалко, раз ты худенькая. Главно, учись. Главно, учись!

Наташа. Вкусно жарите, бабушка. Спасибо вам.

Бабка (грозно). Ладно, ешь уж!

Наташа (помолчав, рассказывает). Вот... в общем, бабка оказалась странная. Даже слишком. Например, в какие-нибудь месяцы она квартплату с меня не брала. Я ей говорю, вы чо, бабушка, забыли? (Сдерживая раздражение, Бабке.) Вы чо, бабушка, забыли? Я же не платила еще за сентябрь!

Бабка (кричит). Не платила она! Не платила! Не платила она! Не платила!

Наташа. Так нате, вот все пятнадцать рубликов!

Бабка (кричит с надрывом). Все пятнадцать, а она не платила! Нет, не платила она, ах, да не платила!

Наташа. Вы что деньги разбрасываете? Если на вас находит, то я их себе лучше возьму! Зачем в форточку?!

Грохот посуды.

Вы что, совсем, да? Что вы теперь свою же кухню бомбите? Муку, муку же просыпали!

Пауза. Шарканье ног и сопенье.

Вы же ее по всей кухне растащили...

Бабка. Ты меня под локоть толкнула, я муку просыпа╜ла. Неосторожная ты.

Наташа. Что вы вре... ошибаетесь-то?! Я вон где стояла, а мука ваша вон где... а что это вы ее в комнату поволокли-то? Да по дорожкам, по ковровым... мама моя, как снегу навалило. Фиг теперь выметешь.

Бабка. Девочка, ты мне все тут вымети, я безобразиев не люблю. У меня всю дорогу чисто было, пока ты не вселилася.

Наташа (в слезной обиде). Красивенько получилось! Вам ≈ рассыпать, а мне ≈ подметать!

Бабка. Ты жиличка. Мне жировать.

Шарканье веника, слезное сопенье. Взмяукал кот.

Наташа (тихо). Мурзик, хоть ты под ноги не лезь. Да отойди ты, не цапай веник. Ну и дура она у тебя, ну и дурища! Как ты с ней живешь? Да не лезь же ты, и так на карачках тут ползаю. Господи, ну что ты мне щеки лижешь, ну щекотно же! (Чихает.)

Чихает и кот.

Это мука.

Вновь оба чихают.

Ну ты что, Мурзик, совсем, да? Что ты в муке катаешься? И так чихаем!

Чихают

(Рассказывает.) Короче, такая вот бабка. А в другой раз та же самая бабка деньги хапнет, пересчитает сто раз и еще бубнит, что мало. (С пониманием.) Нормальная, жадная старух (Помолчав.) Через раз нормальная. Все знают, что в жизни вокруг нас роятся разные приметы. Но мало кто их замечает. Бабка замечала. Вот, например, вещь какая-нибудь покосится на полке, бабка моя подходит и спрашивает эту вещь: ╚К добру или к худу?╩ Однажды таз грохнулся в ванной, я аж подскочила с испугу...

Грохот таза.

Я подбегаю, а бабка уже стоит над этим тазом и говорит ему:

Бабка. К добру или к худу?

Наташа (прыснув). Чего вы, бабушка? Таз лежит себе смирненько, а вы с ним заговариваете!

Бабка. Цыть! Цыть! Глупа девка! Не гневись, круглый! Не сердись, белый!

Наташа. Ну я не могу! Таз ≈ сердится! Он же пустой! Хоть бы кувшинчик с крышечкой!

Бабка. Ой, не слышу, не слышу! Не моя девка, пришлая! Ничо не знаю, не слушаю ее! Не мигай, зерцало. Не гуди, крантик.

Наташа (осуждающе). Так посмотришь, у вас все вещи живые!

Бабка. Цыть! Цыть! Девка жива, мягонька. Не гнись дерево, не сердись, олово...

Наташа (рассказывает). В общем, маразм. Теперь насчет кота. В принципе ничего особенного, обычный серенький Мурзик. Даже не черный. Шлялся неделями, а приходил в форточку. Морда изодранная, сам грязный, смотреть страш╜но. Нормальный гулящий кот. Сворует сосиску и смотрит, что будет. Сам не признается, но и на меня не покажет. Бабка аж заходится от злости. Я-то знаю, кошки вообще такие: они воровать любят, так ты не оставляй на виду, положи в холодильник. Но Мурзик все же по справедливости, он на меня не давал думать, видел, что я бездомная в принципе. Так вот этот самый Мурзик на бабку воздействовал. Я заметила, что когда кота дома нет, бабка берет деньги за квартиру. А когда кот дома, то не берет. И вообще, при коте у бабки другой характер. При коте она как-то собраннее, злее, работает больше. Бабка шустрая была, спекулянтка, здоровая. (Бабке, льстиво.) Бабушка, мне к завтрему к училищу учить много надо.

Бабка. Учи, девочка, учи, Наташа. Я не училась, хоть ты выучися. Сядь на стул и учи, учи, учи, учи.

Наташа (перебивает). Зачем, я на тахту сяду, вы же мне ее выделили.

Бабка (хмуро). Сядь на тахту. Мое дело кухня.

Грохот посуды.

Наташа. Как у нее посуда целая остается?

Бабка (издалека). Мы на тахтах не сиживали. Белых наук не учивали! В черноте, в темноте мыкались! А ты, сволочь, брысь, ну как брысь с-под-ног!

Наташа. С кем это она?

Заурчал кот.

Мурзик, иди сюда. Да не на учебник садись, балда! Лезь сюда, тепло будет.

Мурзик запел, слабо мявкая.

Бабка (издалека, завистливо). Мы в белых домах не живали, мы сладкой кашки не едали, мы доброй бабушки не видали...

Наташа. Во дает. Это она, что ли, добрая? Мурзик, слышишь? Твоя карга добрая.

Мурзик мяукнул.

Ну да, как же, самая добрая!

Бабка (издалека, в тоске). Кость глодали горькую, кость глодали голую, голую берцовую...

Мурзик поет громче.

Наташа (сонно). Мурзик, чего она там ноет? Котик, спой мне русскую народную, а то учить скучно...

Урчание кота разгорается, жарко тарахтит. Сквозь эту древнюю кошачью песню голос Бабки.

Бабка. Ну што приперся? Што вылупился? Моргает тут! Сопелкой шмыгает. Шмыгун. А нету тебе косточки! И нету тебе сахарной! Так вот! (Вопит.) Куда полез? Куда карабкаесся! (Хны╜чет.) Слезай с чашечки моей, слезай давай. Молочко мое не булькай ноженками своими. (Осуждающе.) Они у тебя поганенькие, ножен╜ки-то! Не бей молочко, не брызгай, слезай, говорю, ведь плюхнешься, утопнешь! (Разнюнилась.) Скисл ил молочко мое, что я кушать буду ≈ кислое?! Ты будешь ≈ кислое? А стара бабка кушай, да? (Ее заклинило на молочке.) Я молоч╜ка хотела, думала сяду, стара бабушка у окош╜ка, молочка покушаю, радио послушаю! Ты мне его скислил ножонками, ножонками своими, я ду╜мала, вот дела переделаю и пойду, молочка попью, а оно - кислое с-под-пяток твоих... (Распаляясь: -у, хулиганишка, ну, поганенький, ну, погоди, маленький, я вот рубашонку тебе порву! Изгвоздал в молочке в моем рубашонку-то! Стой - говорю, ах, забегал, ах, забегал, ах ты, ах ты, ах ты, тьфу!

Неясный отдаленный писклявый голос отругивается, но слов не разобрать, их заглушает тракторное урчание Мурзика.

Наташа. Мурзик... кто там... пришел... пискля- (зевает) -явый. Сплю...

Сонное сопение. Шлепанье босых ног. Тихий смех. Тонкий милый голос, дразнясь, зовет легонько: ╚Сплюшка. Спит. Сплюшка.╩ Мурзик слабенько мявкает.

Голос (дразнится Наташиным голосом). Бабусенька, я в училиссе учуся в белокаменном, мне охота книжку почитати... (Бабкиным баском.) Садись на стульчик, девочка, читай, читай, читай! (Наташиным голосом.) Бабусенька, я на тахту сяду, мне лучше читать будет, я выучусся, и тебе, бабуська, денюжку красненькую подарю, а тебе, рыженький, миленький, рубаху нову подарю! А тебе, серый хвост, усы оборву...

Кот взмяукал и зашипел.

Я ж ≈ ничо! Я ж не щекочуся! Или я ≈ чо?! Сам-то облапил, облапил... на грудку ей улегся, жирняй. Чо хвостищем хлопаешь? Ты ей дыхалку сдавил, не я! Ладной, пойду стару бабку щекотати, она мне рубашонку порвала! (Изда╜лека.) Эй, морда пушистая! Я твое молочко скушал!

Кот гадко взвыл.

Жирняй, жирняй, хвостатый! Твое скушал, бабкино ≈ скислил.

Хихиканье. Легкий топоток тает. Шипит кот. Звенит будильник.

Наташа. Мама моя! Проспала! Где конспекты мои! Что у нас сегодня? Трудное! А я не учила! Да где же тетрадки мои! (Рассказывает.) И так каждую ночь ≈ у бабки за занавеской кто-то пищал. И бабка ругалась или совещалась с этими писклявыми голосами. А я каждую ночь умирала от страха. Утром бабка ко мне присматривалась, слышала я что-нибудь или нeт. Конечно, она прекрасно знала, что я все слышала, но ей нужно было, чтоб я себя не выдала. И я придумала! Мне одна девчонка дала таблетки ╚Тазепам╩, я выпью три раза и вырубаюсь. Только они все время действовали, и я стала круглосуточно сонная, как будто ночь просочилась в день и я вместе с ночью. Мне даже в училище кликуху повесили ╚сплюшка╩. Зато эти разговорчики ночные я слышать перестала, мне все до лампочки, хоть заоритесь вы за занавеской своей! Но бабка моя, хоть и в маразме, но хитрая...

Бабка. Девочка, девочка.

Наташа, (сонно). Что, бабушка?

Бабка. А куда ты смотришь?

Наташа. А на вас.

Бабка (хмуро). Видишь, бабушка добренькая,

беленькая?

Наташа (тупо). Вижу.

Бабка. Ага, видишь ты! А я вижу, чего ты видишь!

В бесчувствии-то! (Льстиво.) Девочка, девочка? Наташа. Что, бабушка?

Бабка. А покушай кашки?

Наташа. Не хочу.

Б а б к а. А ты через ╚не хочу╩. Ты начни и разохотишься. Кашка сахарна.

Наташа. Да ничего не сахарна. Манная каша и все. Бабка. И пускай! А я тебе узюму туда сыпану.

Во, во, разбежалися как глазки!

Наташа. Я, правда, есть не хочу. Вы зря изюм переводите.

Бабка (обличая). А это вот, что такое?

Наташа. Которое?

Бабка. В коробочке?

Наташа. Где вы это взяли?!

Бабка. В сумочке твоей.

Наташа. Шарились?!

Бабка, Выпало!

Наташа. Ага, выпало! Ну вы даете! Нельзя же

шариться в чужом!

Бабка. А вот это ≈ что это? Буквы нерусские. Витамины?

Наташа. Это лекарство такое, ╚Тазепам╩.

Бабка. Хорошо лечит?

Наташа. Да от простуды это, отдайте.

Бабка. Чтоб не кашлять?

Наташа. Вроде того, ну отдайте!

Бабка (зарычала). Врешь все! Сон души это!

Бесовская дрянь!

Хлопнула форточка.

Наташа. Опять в форточку? Зачем вы мои таблетки выбросили? Вы права не имеете! Вы вечно в форточку все мое выбрасываете!

Бабка (гремит посудой). Сыпется и сыпется, ну сыпется и сыпется, или дырка где?

Наташа (в отчаянии). Опять муку сыплете? Я не могу больше! Я вам не раб! Если на вас находит сыпать, сами и выметайте! Муку вымести это вообще полдня надо потратить!

Бабка (удовлетворенно). Белым-бело. И-эх! (Вы╜плеснула воду.)

Вначале бурно, а потом по капле замирает звук воды.

Наташа (с нервическим смешком, шепотом). Тесто получилось.

Бабка. Тили-тили тесто, жених и невеста.

Наташа (рассказывает). Ну это вообще! Муку я хоть выметала, а это было такое... Я вся слиплась, как пельмень. И еще Мурзик прилипал все время то ко мне, то к мебели, и еще спать же хотелось все время. Но я знала, что если я хоть на миг задремлю, то я навсегда прилипну к буфету или к столу, поэтому я ползала беспрерывно и Мурзик ползал, и мы с ним были, как две мухи в меду, а когда я устала бороться, я заползала под стол и ≈ пусть я приклеюсь навеки, закачусь в щель под батарею, и Мурзик будет мне из своего блюдца носить, а я буду лежать на батарее, склеенная сама с собой навеки, навеки... мне все равно, я больше не могу! Но тут Мурзик вдруг ни с того ни с сего завопил прямо в ухо мне, да так мерзко, что я мгно╜венно отклеилась и выкатилась из-под стола. И я снова ползала, скоблила и чистила и отлеплялась от вещей и отлепляла Мурзика от вещей и от себя, от вещей и от себя, а квартира расползалась, как квашня, взбухала, пу╜зырилась, вздувалась живым бродящим сырым тестом и втягивала меня глубже, глубже, глубже, я даже удивилась, какие глубины бывают у теста, ага, вот оно где ≈ сердце хлеба! Не-е-т, еще не-ет, еще глубже всосет тебя, девочка! Как важно чавкают сырые недра, а квашня уже до неба и поднимается, вздыхая, выше неба! И вот ведь ≈ я даже не знала,≈ а хорошо, весело ведь быть маленькой изюминкой-начинкой, кровинкой... ой, не изюмкой никакой, а я сама важная становлюсь и сама чавкаю губищами и расползаюсь необъятно, бесконечно, выше неба, ниже земли, я взбухаю, сдобная. Вдруг Мурзик, как дурак, плюхнулся на меня и царапнул мне щеку ≈ до крови! Я вскрикнула и тут ≈ бабах! ≈ все опять чисто. Плоско, просто, часики тикают... Оказывается, я прибралась и не заметила как. А бабка (ядовито) бегает бодрая, как спортсменка. Дверями хлопает, песни поет. Мы с Мурзиком посмотрели, да только плечами пожали ≈ что с нее взять? Маразм! И вот мы ложимся в эту октябрьскую ночь. Лил дождь, с ветром. Гремел карниз...

Шум бурного дождя, вой ветра. Жестяной грохот, стеклянный дребезг, скрежет, рев воды.

Я погасила свет и побежала к своей тахте. Половики еще не просохли от уборки, ногам было мокро, за окном было мокро, а моя постелька была сухая в целом мире. (Сонно.) Дождь лил, лил, лил...

Звук ревущей воды постепенно переходит в тихий шелест ровного дождя

Вокруг было темно, как у меня под одеялом, и так тихо, что я слышала свое сердце. А, нет! Это будильник на комоде! Не важно. Стучит и ладно. Я лежала и ждала.

Невнятный пищит голосок. Бабка невнятно и сон╜но отругивается басом Звенят пружины кровати, это бабка ворочается.

Дождь то сильнее, то тише, словно танцуя, отступает и подступает к окну.

Бабка (ноет). Спать охота мне, ой, спать-то охота мне-то!

Голос. Не охота, не охота тебе-то!

Бабка. Одеялко мне дергаешь! Пускай ровно лежит. Мерзну я!

Голос. Пускай не ровно лежит! Пускай падает! На полу валяется!

Бабка. Што ж ты делаешь! Бешеный ты! Древняк ты древний, а все бесишься, мне, старенькой, спать не даешь!

Голос. Не старенька! Не старенька!

Бабка. Ни покоя, ни счастья, одно мучение мне. И где моя прыть-то, тебя поймати! И где мой гнев-то, тебя наругати!

Голос. А нету. Нетушки. Не прыткая ты. Не гневная. Бабка (разговорилась). Ой, я была горяча, молода бы╜ла. (Мечтательно.) Хорошая была.

Голос. Плохая. А я хороший. А ты плохая. А я хороший.

Бабка (не слушая, мечтает). Коса до полу. Лицо белое. Щеки красные.

Голос. Вруша.

Бабка. А ты иди, молодую попугай. Иди, а?

Далеко взвизгнула Наташа.

Вон, боится. Покрикивает. Иди, щекоти. Голос. Пойду щекотати.

Злобно взмяукал кот.

Бабка. Мурзик, пускай он идет Наташку щекотит, пускай одеялко ей дергает, а то мне спать надо.

Возня, пыхтение, возгласы борьбы.

(Сдавленно.) Ух ты! Ух ты! Лапами-то, лапами не бей! Кто твою Наташку трогает? Дура твоя Наташка! Мышку поймай иди! Идите, обои уходите!

Кот ворчит.

Голос. Жирняй, айда Наташку пугати? Пятки щекотати?

Кот тихонько и яростно подвывает. Ай, ай, я боюся! (Хихикает.)

Возня. Шипит и взвизгивает кот. Бабка (сонно). Што вы по мне-то бегаете! Бесятся и бесятся! (Ворочается, звенят пружины.)

Голос. Жирняй, а я иду пугати! Я иду пугати!

Беготня и хихиканье.

Ладно тебе! Жиркомбинат! Задавил! Убил! Как дам сейчас!

Голоса растворяются, становятся невнятными, стираются ровным тихим шумом дождя.

Наташа (рассказывает). Я их слушала, а сама сидела в постели и тряслась. И вдруг чувствую ≈ у меня у самой глаза горят. Хочу лечь и не могу: сижу, лязгаю, глазами ворочаю. Может, я втянулась уже и мне самой охота? Мама моя, ехала в Москву в училище учиться, а на кого я выучусь в итоге? Я заплакала, а сама такая окостене╜лая, что слезы вытереть не могу. Хочу туда, за занавеску, тянет аж из живота, и вдруг вижу ≈ занавеска заколыхалась ≈ все, смерть моя! И оттуда ≈ прыг ≈ Мурзик на своих мягких лапах! Увидел меня и уставился, а я на него. (Мурзику.) Видишь, твоя бабка таблетки снотворные выбросила, теперь я сижу тут, как тумбочка. Вас боюсь. А мне вставать в семь утра! (Рассказывает.) А Мурзик оглянулся на занавеску, зевнул и ко мне пошел. Прыгнул на кровать, понюхал меня и запел. И я тут же, как он прыгнул, шевелиться опять смогла! Ну что такое! А Мурзик на занавеску оглядывается и хвостом стучит. У меня слезы текут, а ему смешно, он мне щеки нюхает. Потом ему надоело, он вырвался, потянулся и туда пошел, а я буквально рухнула в постель, вся взмокла и отключилась. Утром бабка смотрит как-то особо, глазами сигналит. Я прямо чувствую, что можно сказать ╚я слышала, я видела╩, а не хочу! Я связываться с ними не хотела, вот что! Я молодая, мне интересно со своими ровесниками, я хочу жить настоящей жизнью! И такая меня злость взяла! (Бабке.) Не буду я ваш чай!

Бабка (изумленно). С молоком?

Наташа (задохнувшись). С молоком? (В тихой ярости.) Я не терплю чай с молоком! Ясно вам?

Бабка (недоверчиво). С булкой, с белой?

Наташа. С булкой с белой тем более! (Значительно.) Знаю я эти булки! (Разоблачающе.) Их из теста делают!

Бабка. Булка хлебна, мягка. Покроши в чай, сытно будет.

Наташа. Не будет! Ясно вам? Теперь ясно? Или повторить еще раз?

Бабка (сама с собой). Девочка сердится. Сердится на бабушку, сердится на беленьку...

Наташа (рассказывает). ╚Беленька╩! Я думала, что лопну от злости. В ванной заперлась, водички попила из-под крана, немножко легче стало. А у нас в училище есть одна дисциплина: мы лепим всякие макеты, мелкие детали, вещицы. Я лично лепила лестницу для дома, умоталась и получила тройку. Там нужно было из спичек, картонок и проволоки сделать малюсенькую лестницу, как в настоящем подъезде, но для человечков ростом примерно с инфузорий. В общем, я получила тройку. А в этот раз задали задание пошить маленькие костюмчики, как будто для этих маленьких инфузориков, которые будут лазить по моей лесенке. Я пошила все, как надо: штаники, пиджачок, а сорочечку из носового платка. Красивенько получилось: рубашонка беленькая, в красную крапин╜ку. Мне самой понравилось, надо же было тройку исправлять. Я пришла в училище (пауза) и ее нету! Нету рубашоночки! Костюмчик есть, а ее нету! Мне такое было!

Педагог (голос низкий, гротескно учительский). Ванюшкина, я тебя оставлю на второй год!

Наташа. Мурзяй Тимофеич! Я делала, она куда-то делася!

Педагог. Я подниму вопрос на педсовете, Ванюшкина! Ты лесенку как сделала? На троячок еле-еле. А рубашоночку и вовсе посеяла? Нам такие студенты не нужны! Они позорят наше училище! Ты, Ванюшкина, не уважаешь педагогов! Ты учишься еле-еле. Сплюшка, ты не веришь, что есть такой предмет для изучения, как делание лесеночек и шитье рубашоночек для инфузориков! Не сметь перебивать педагога! (Гремит, утверж╜дая.) Ты думаешь, что таких училищ не бывает!!!

Наташа. Я не думаю! Я выучу! Я исправлюсь! В последний раз, ну, в последний раз поверьте, Мурзяй Тимофеич! У меня все конспекты записаны! Я выучу!

Педагог. Отвечай быстро, чем отличается мышление от думанья?! (Кричит.) Без запинки! На первом курсе проходили!

Наташа (кричит). Я помню! (Отвечает урок.) Мышление, это когда выше неба и ниже земли, а тебе видно. Думанье, это когда про обыкновенное.

Педагог (ревет). Пятерка!!!

Наташа (отдышавшись, рассказывает). Фу! Пронесло. А могли выгнать из училища. Могла остаться дура-дурой, ни образования, ничего. И вот наступила зима. Бабка на меня вообще не смотрит, а я домой хожу только спать. Я стала бегать. Чтоб уставать. После занятий сумку на плечо и ≈ потрусила спортивно часов до полдесятого. Снежок, мандарины, а у меня в глазах искры мерцают и красивые волнистые круги. Зато я прибегала и ≈ бултых ≈ в постель. Лучше всяких снотворных. Жить мы стали тихо. Мурзик загулял, бабка сама по себе, я сама. От бега я стала мускулистая и ужасно здоровая, плохо то, что я стала много есть, как мужик. По физре пятерки, в голове сплошное думанье. И я не заметила, как мой собственный организм подложил мне свинью. Он привык! Он, видите ли, привык к спортивному беганью, из-за этого я перестала уставать, а из-за этого я опять стала плохо засыпать... И вот однажды, как раз Мурзик вернулся... в общем, на╜ступила ночь, и мы легли спать: я, мускулистая, вшивый Мурзик и старая дура. Потушили свет. (Шепотом.) Началось.

Скрипят пружины. Сонно бурчит бабка. Мявкнул кот.

Голос. Ну чо вы спите-то? Чо вы спите-то?

Бабка хнычет. Кот подвывает.

Вот спят они и спят, вот спят они и спят. Годы-годочки пройдут ваши, помрете, я опять один остануся.

Бабка. Древняк ты, древняк, и что ж ты неугомонный-то? И чо ж ты щекотишься-то? Ложись на тряпочку, поспи хоть разик!

Голос. Играй со мной!

Бабка. Чо ж это делается-то! Чо же я буду, старая, играть с тобой!

Голос. Слушай сказку!

Бабка. Ну давай!

Голос. Жила-была девочка. Наташа Бабкина. Бабка Наташина. Был у ней жених богатый, шуба пышная, усы до плеч, хвост до неба.

Заорал кот.

Бабка. Ну чо ты, ну чо ты Мурзика скинул-то? Спал он и спал, нет, скинул... (Сонно.) Вот, скидает котов и скидает, скидает и скидает... они спят, коты, он сам не спит, уже сто лет не спит., древняк... ох, сплю я... (Храпит.)

Резкая тишина.

Наташа (шепотом). Что это затихло так? Занавеска танцует... сама, ну наглая! (Рассказывает.) Тогда я натянула на голову одеяло, подоткнула и лежу Раз я в темноте и в тишине, значит, ничего нет Ведь ничего же нет! Есть только думанье про спанье. Слонов посчитаю и спать. Но тут ≈ т╦п-т╦п-т╦п...

Легкий топоток.

(Шепотом.) Подбежал и стоит. Я чувствую ≈ стоит и даже заплакать не могу от страха.

Шмыгнул носом.

(Недоверчиво хмыкнув.) Еще шмыгает! Шмыгун. Я пальцы прикусила, чтоб не лязгать, и лежу, таращусь в темноту под одеялом. А этот стоит уже у меня в ногах! Бабка храпит, естественно, ей-то что!

Храпит Бабка.

А этот стоит! Тогда я ноги стала тихонько подтягивать, чтоб от него подальше, я решила, свернусь калачиком, как тогда, в маме, и пускай все будет от меня далеко-далеко... (Едко.) Ага! Свернулась! (Помолчав.) В общем, я ноги подтягиваю, хитрю, а он взял и потянул за одеяло, тихо-о-онеч-ко, но я-то почувствовала, оно на мне едет! Я вцепилась в свой край, не дай Бог, с лица стянет! Он к себе потягивает, а я к себе. Он посильнее дергает, а я не пускаю, он тогда совсем уж ≈ дерг-дерг! А я-то, зря, что ли, мускулы растила? Мне один смех удерживать. Я даже злиться начала, что такое, мне спать надо, завтра к семи вставать, а тут с меня одеяло дергают! Вдруг чувствую, рука затекла, сил нет, онемела. А он как дернет и одеяло у меня с лица сползло! Ну тогда, я думаю, ладно, тогда я посмотрю в ноги ≈ кто там меня дергает, раз так?! Чуть-чуть поднялась и вижу ≈ его! Непонятно кого! Масюсенький, личико у него было, а сам какой-то рыженький, грязненький, какой-то тряпочкой обмотанный. Я смотрю, что за тряпочка такая, бешено знакомая? Батюшки, это же моя рубашоночка, за ко╜торую меня чуть из училища не исключили. Рубашоночка ему большая, он из нее еле выглядывает, на груди уже порвано и рыжая шерстка торчит, как у мужичка. А сама рубашоночка уже ни на что не похожа, будто он под забором в ней пьяный валялся! Красивый! Главное, стоит, дергает меня за одеяло, насупился, губы оттопырил, а сам не видит, что я давно уже на него смотрю. Я рот разинула, а вздохнуть не могу. Вижу, что он на меня немножко похож, и что-то ласковое появилось в душе и в то же время страшно до кошмара какого-то. Только захотела дух перевести, вздохнула потихонечку, а он как вздрогнет, вскинулся, вылупился и ручонки опустил. И не уходит. Стоял, стоял, потом насупился, смотрит исподлобья, а мордочка, как моя: носик, бровки, все мое, только масюсенькое! Я не могу! Рубашоночка с плеча сползает, он ее назад натягивает, нервничает, почесывается, мнется, а я лежу, вся мускулистая, а ничего поделать не могу: рот разинула и глаза выпучила. И вдруг кто-то прямо в ухо мне шепчет.

Голос. Спрашивай, а то как дам!

Наташа (сиплым басом, с ужасом). К худу или к добру?

Голос (отвечает мгновенно, дождавшись ритуального вопроса). Маленько к добру.

Наташа (рассказывает). И тут кто-то как треснет меня по башке, я упала, глаза зажмурила, а когда открыла, никого уже не было, один Мурзик спал у меня под боком. Я и не заметила, как он залез ко мне. Естественно, выгонять я его не стала, все-таки хоть кто-то понятный. Утром бабка ходит злющая, как жаба. А был как раз день расчета. Я ей деньги даю, а она взяла и посчитала. Ну и ну! Мурзик же дома! Она при Мурзике не брала! А бабка еще и говорит.

Бабка. Мало.

Наташа. Здесь пятнадцать.

Бабка (кричит). Как я жить буду?!

Н а т а ш а. А как всегда жили? Я все время пятнадцать и дальше пятнадцать буду!

Бабка. Пятнадцать она будет! Ой, будет она, будет! Ой, будет она, будет! Ой, да не будет, да она!

Гремит посудой.

Наташа. Сейчас муку рассыплет. Рассыпала! (Бабке.) Дайте веник.

Бабка. Вот, вот, вот тебе веник! Вот!

Трещат прутья.

Наташа. Зачем вы веник ломаете? Во, и в форточку, как всегда! Что вам веник-то сделал?

Бабка. Ой, сделал ты, веник-выметальщик! Ой, так ведь и сам ты, веник, рассыпься, тьфу!

Заплакал кот.

Наташа (фыркнув). На кота наступила. (Рассказывает.) Так мы весь день шлепали по муке. Наследили по всей квартире, половики перепачкали, исчихались. Я уже не знала, что и думать. И буквально через два дня случается чудо! Один парень, Сережка Колосков, подходит ко мне как ни в чем не бывало и говорит.

Жених (голос Педагога, который неумело завышает свой голос, чтоб его не узнали). Наталка, будь моей женой! (Невнятно мявкнул.)

Наташа. И я говорю ему, Колосков, я согласна! Вот и все!

Конец