Михаил РЕЗАНОВ

ПОДЪЁМ ПЕРЕВОРОТОМ

Комедия-реквием в 3 действиях 8 картинах.

Действующие лица:

ФЁДОР ИВАНОВИЧ

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА

ЗИНАИДА

ЭДИК

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ (Удивительно похож на ЭДИКА)

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

Картина 1.

Где-то в Крыму. Тупиковая дача у подножия горы. Обычный вечер предвыходных дней.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ и ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА заняты дачными работами.

Эта пара чем-то напоминает крепость и осаду: на три «бух-бух-бух» своего неспокойного оппонента крепость отвечает ленивым «бух» своей единственной пушечки. Противостояние это началось лет двадцать назад.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Фёдор, я посеяла под парничком всякую мелочевку, сходи и полей, только не забудь: теплой водой, из лейки и аккуратно, чтобы не выбить семена, понял?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Понял. Вчера вечером полил.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. С лейки?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. С шайки.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Семена не выбил?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Выбил, но не все.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Теплой водой?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Кипятком.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Какой дерзкий! Тогда возьми в сарае тяпку и подрыхли под персиками.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Что значит «тогда»?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ах, ах! Извини, пожалуйста! Подрыхли под персиками, когда появится возможность! Корешки не потревожь, понял?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Рыхлить рано, только вчера залили.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А ты иди и сделай! Тебе нравится оспаривать очевидные вещи, да? И не забудь накинуть пленку на огурцы, кое-где лист начал желтеть.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Сетку натягиваю, как ты думаешь, для чего?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Чтобы пленку накинуть, - молодец, продолжай в том же духе.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Так что, под персиками рыхлить или огурцы накрывать?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Слушай, Фёдор, ты такой странный! Сначала подрыхли, это быстро, потом займись огурцами.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. В жизни бы не догадался!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. И переставь шланг в малинник, залей его хорошенько!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. И?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Огурцы обязательно сегодня накрой, а то опять без закаток останемся, - лист кое-где желтеет. Ну что ты стал, иди уже, куда шел! Господи, какой странный! И смотри, Фёдор, воду экономь, я заглядывала в бак… Опять он стал!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Так заливать хорошенько или экономить?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. В баке меньше половины, - заливай, но с умом, понял? О, слышишь, звонит – иди, поднимай ведро! Как с тобой тяжело, Федор! Счастливый ты человек, что не знаешь, как с тобой тяжело! Быстрее идти можешь?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Можно, я вприпрыжку? (Убегает, проносит ведро с землей, возвращается.) Значит, советуешь сначала персики подрыхлить, но не потревожить, - ясно. Потом накинуть сетку, вернее, натянуть сетку и накинуть пленку, - как бы не забыть очередность. Ведро я отнес. Залить малинник хорошенько, но с умом. Чувствую, ума не хватит. Кто-то из нас сумасшедший, иногда думаю, что я, иногда я так не думаю.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Если сомневаешься, спроси у того, кому доверяешь. Я отвечу. Как там, в колодце?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Правильнее было бы сказать: как там, на объекте? Пока не плещет и не блещет.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А как ты думаешь, хоть когда-нибудь заплещет?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Глина уже влажная, мезозой, Эдик говорит - метра три-четыре осталось.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Дай Бог, может, к концу лета доберемся. Фёдор, а если нет там воды, под что мы эту яму приспособим?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Проблема может возникнуть. Да, шахточка действительно удалась, прямо под скалой, к тому же изрядно глубокая. Ну что, поставим на скале фуникулер, лебедку приладим: ты крутишь - я взлетаю, я кручу - ты паришь! Гармонично вписывается в рельеф. (Раздается звонок.) Айн момент! Ты подумай, подумай (Уходит.)

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Клоун. Ну что за дача без воды! Земля как в Африке, скоро саксаул вырастет в таком пекле! Так, допустим. Саксаул вырастет, заведем пару верблюдов, крокодила выпишем, террариум откроем, народ повалит. А чем же эту пакость кормить? Они же, паразиты, вареную колбасу есть не станут. Господи, никакой перспективы в этой несчастной стране! За что ни возьмись - одни проблемы! Сколько у меня ума, предприимчивости, энергии - ни к чему их не приложить! Вот держава! Ну что, живой он там?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Живой, сигареты просит опустить.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Фёдор, вот я сижу и думаю: ну почему, почему мы так погано живем? Земля есть - воды нету, а в Каховке, помнишь, тоже пропадали, так наоборот, искусственное море создали - земли не стало!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Пошел я рыхлить.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Да не могу я жить без перспективы, пойми, не могу!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Воды у нас нет, перспектива тут не причем. Успокойся, добудем.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А если не добудете, как жить будем?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Подумать надо. Переведем сад на пустыню, саксаул вырастим.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Откроем верблюжарий, террариум, - нет, пустой номер, я просчитала. Ты мой принцип знаешь: тысяча обломков гораздо полезнее тихоходного парохода. Вот я смотрю, скала у нас на даче метров пятнадцать высотой, твердыня! Как ты считаешь, Фёдор, - она наша?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Соседи на нее не претендуют, значит, наша! Серьезная скала, между прочим, миллионы лет стоит - сносу нет, как новенькая! А еще над нашей дачей атмосферный столб воздуха километров двадцать - хоть сегодня осваивай! Дирижабль запустить - запросто, со скалы на дельтаплане стартовать - прямая выгода!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А все-таки, можно эту скалу уже сейчас хоть как-то использовать, что ж она без пользы торчит над нами? Что молчишь?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Думаю. Во-первых, флагшток можно установить. Всякие сигналы подавать - о-го-го! - далеко видно будет. Если привезти компрессор, отбойный молоток и высечь из этой скалы твою скульптуру (Примеряется.) Можно даже во весь рост, с граблями. На месте дачи сквер разбить, фуникулер завершить.  Люди отдыхают, верблюды саксаул жуют, размножаются, дети на фуникулере катаются, с дирижабля женщины платками машут - весело. Все на твою скульптуру смотрят, радуются. А то что ж я один твоим бюстом двадцать лет бесплатно любуюсь?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Какой у тебя ералаш в голове, Фёдор, удивляюсь. Но скучаешь, скучаешь по старым временам! Про духовой оркестр забыл, знаю твои мечты!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Елена, скажи конкретно: что ты хочешь от меня услышать? Сформулируй, я теряюсь в догадках! Ты спросила про скалу - я ответил, как мог! Ты вдумайся в свой вопрос, вдумайся!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Бесполезный разговор. Иди огурцы накрывай, опять без закаток останемся, лист желтеет. Фёдор, а вдруг получится? Я где-то читала, что именно у подножия гор бывает выход воды.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Бывает. Лермонтов описал целебный источник минеральной воды у горы Машук. Довольна? На скале Печорин и Грушницкий «пиф-паф» - и могилу делать не надо. У нас колодец под скалой - ансамбль. «Пиф-паф» - следующая пара!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ну, а вдруг и у нас минеральная ударит?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Минеральная хуже: соседи прознают - государству скажут, государство дачу отнимет. Пятигорск воздвигнет, лечебницу для правительства откроет, на скале площадку для дуэлей оборудует. Насчет скульптуры трудно сказать: наше государство любит основателей только в твердокаменном виде, живые его раздражают, - должны оставить скульптуру.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А если самим дело завести на воде, сейчас же сплошная приватизация?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Пустое. Стеклотары нет, не будет и не должно быть никогда - это раз! Транспорт есть, но нет горючего - это два! Горючее есть, но нет транспорта, чтобы его доставить, потому что у транспорта нет горючего - три!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Я бы все нашла, лишь бы вода была!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Все?! Держите меня, - а пробки?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Может, лечебные грязи организуем?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Вот это нам по силам, была бы вода, а уж грязищу разведем, на это ума хватит! Развивай, готовь вариант. Я пошел, что-то звонка давно не было. (Уходит, но вскоре возвращается, слегка растерянный.) Странно, там его почему-то нет.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Что, не откликается? Может, сознание потерял от курежки?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. В том-то и дело, что веревка с поясом наверху.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ты считаешь, что он мог подняться без твоей помощи?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Я считаю, что не мог он подняться без моей помощи, но он не знал моего мнения, поэтому взял и поднялся, раз веревка с поясом наверху!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Не понимаю, зачем же вы лебедку делали?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Помолчи, пожалуйста, дай подумать. В нормальном состоянии он выскочить оттуда не мог - это ясно. Значит?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Значит, его там засыпало!?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Пояс наверху, рядом с колодцем, я же сказал! По-яс!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А ты внутрь громко кричал?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Елена, я сейчас заплачу! Пояс! По-яс! С ве-рев-кой! Веревкой, понимаешь? На-вер-ху! Надеюсь, понятно?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Что я, дура? Слушай, а может он там заснул? Молчу.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Поищи на даче, я сейчас. (Уходит и вскоре возвращается с ведром. Высыпает землю, перебирает ее руками.) Принеси дуршлаг и тазик с водой.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Зачем? Молчу, молчу! (Уходит и приносит.)

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. На, держи. (Промывает землю через дуршлаг.)

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Понимаю, - Клондайк. Получается.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Принеси чистую тряпку.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. (Снимает фартук.) Вчера стирала. Что это?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. (Рассматривает на свет.) Минерал.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Удивляюсь, - все знаешь. Красивый. Может, он ценный? Интересно, как он называется?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Товарный знак где-то должен быть, и бирка с ценой.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А ты остроумный, я и не знала. А красивый какой!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Я?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Минерал. Каратов сто. Ты тоже ничего. (Тщательно вытирает.) Фёдор, ты глянь, как блестит!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Кстати, загляни в колодец, там действительно что-то блестит на дне!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Может, вода?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Какая-то жидкость. (Уходит и возвращается с ведром.)

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ты смотри, - вода! Вода, - ура!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Жидкость, в которой могут быть сопутствующие элементы.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Сопутствующие чему?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Этой хреновине, что блестит.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Слушай, и откуда ты все знаешь?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. В том-то и дело, что не знаю, а интересно бы узнать химический состав.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Может, попробуем?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. На, пробуй.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Давай что-нибудь капнем, на всякий случай?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Давай капнем.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А что?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Чего не жалко, на, капни.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Фёдор, не груби.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. А ты не тренди!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Самое верное дело - попробовать на язык.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Пробуй, может отвалится, - цены тебе не будет. Теперь тебе понятно, куда зятек наш дернул?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Еще бы!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Я тоже так считаю. Павлик Морозов. (Уходит. Елена Георгиевна окунает палец, пробует на язык, считает пульс.) Ага, попробовала все-таки?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Женщина я или нет?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Часы оставил, сигареты оставил, надо же так спешить!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Думаешь, заявит?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Сегодня у нас что, пятница? Сегодня уже не успеет.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Может, покопошимся немного, хоть что-нибудь для себя добудем, пока не накрыли?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Завтра с утра, уже темно. На всякий случай, договоримся - мы ничего не искали и не находили, понятно? Пойду, душ приму. Ты эту штуку пока спрячь. (Уходит.)

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Надо замаскировать, вдруг этот дуралей приведет кого-нибудь. (Набрасывает на яму ветки, сверху ставит ведро.) Вот так, и ничего не видно! (Достает добытый камень, примеряет к груди, к пальцам.) Баронесса, одно слово, умоляю, скажите «да»! Нет, никогда! Я не такая! Ах, как я устала, дайте вашу руку, виконт.

Картина 2.

Там же. Раннее утро. Входит ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Цып-цып-цып! Цыпа! Цыпа! Цыпа! Цып, цып, цып… Что, маленькие, не выпустил вас хозяин? Фёдор! Цып-цып-цып! Цыпа! Цыпа! Цыпа! Фёдор! Господи, куда он запропастился? Фёдор Иванович! Где ты? Я и не слыхала, как он встал. Вчера Эдька выпорхнул из колодца, сегодня Фёдор Иванович пропал - Бермудский треугольник какой-то, а не дача! Фёдор, цып-цып, - тьфу, заклинило! Фёдор Иванович, в конце концов, где ты? Не балуйся, я тебе не девчонка! Отзовись, кому сказано! (Ищет вокруг, уходит и возвращается.) Нету… Одежда на месте, сигареты на месте, а хозяина нет! Убиться можно! О, чей-то голос. Опять…   Тю! Фе-дор! Звонок… Фёдор Иванович! Не понимаю, ты что, в колодце, что ли? Нет, конечно, вот и пояс, и ве-рев-ка! Наверху… Откуда ж голос? Опять звонок. Как можно звонить снизу, если пояс и веревка на-вер-ху? Что за шутки? (Подходит к колодцу, ложится на землю, заглядывает вовнутрь.) Алло? Алло?.. Федя? Алло, кто звонит? Ты? А что ты там делаешь с утра? А почему ве-рев-ка наверху? Не понимаю, почему ты материшься?  Я прикрыла, а что? И ведро я поставила. Да. Конспирация, я же как лучше хотела. Не матерись, пожалуйста, я этого не люблю. Ты же должен был видеть! Ночью? Ты там с ночи? Упал? Бедняжка... Не поранился? А зачем, дурень, пришел ночью? Ты что, мокрый, Фёдор? Откуда? От какого верблюда? Не понимаю тебя. Федя, говори, пожалуйста, спокойно. Причем тут западня, что за глупости! Ну, хорошо, я подожду, пока ты иссякнешь. Слушай, тут так глубоко, я тебя совсем не вижу! А, теперь вижу! Это столько воды прибыло? Хорошо, надо же, как угадали! Я не это имела в виду! Что? Хорошо, сейчас подам. (Собирает веревку и пояс, подает вниз.) Я имела в виду, что Эдик угадал где искать. Это хорошо, я думаю. Под ноги надо смотреть, растяпа! Держи! Есть? Что дальше делать? Поняла. (Берется за ручку.) Ты готов? В эту сторону? Поднимаю! (Долго-долго вращает барабан.) Хорошенький фуникулерчик: я вращаю - ты паришь! Что это так долго? Фёдор, ты близко? (Пытается заглянуть в колодец, упираясь в рукоятку барабана, но срыв - ручка стремительно вращается в обратную сторону!) Ой! Что я наделала! Федя! Феденька, извини, ей-богу, я нечаянно! Боялась, что ты головой ударишься о барабан. Федя, ну не молчи, пожалуйста! Живой! Слава Богу! Не ушибся? Проверь, ощупай себя. Видишь, как хорошо, что там вода, я же говорила! Отдохни, соберись и попробуем еще раз. Я здесь рядом, в случае чего - звони! Господи, ну почему, почему мы такие несчастные? Что за рок повесил ты, Господи, над нашими бестолковыми головами? Правда, и жаловаться на тебя грех, воду помог найти. Камни какие-то послал, может они и драгоценные… Только подскажи, как с ними быть? Копали, копали, сил не жалели. (Звонок.) Что? Какая разница с кем, - ты его не знаешь! Но объясни мне, Господи, зачем я, дура, маскировала эту яму, на ночь глядя? Правильно Фёдор Иванович говорит - собственному мужу западню устроила! А еще скажи, Господи, - ну почему этот придурок ночью сюда приперся? Что, на даче нужду справить негде, или специально встал с теплой постели от любимой жены, чтобы плюхаться в эту яму! Я твоего замысла не понимаю! Ты всех так дуришь или только нас, неразумных? А если он там отсыреет, мне его лечить как-то надо? С другой стороны, и я не виновата! Как я могла не замаскировать, - любой бы замаскировал на моем месте! Да и Фёдора Ивановича за что осуждать: он, как настоящий воин, разве не должен встать ночью, покинуть меня, роскошную, и проверить, все ли на месте? Думаешь, мне не жалко, что он там, бедняга, страдает? (Звонок.) Слушаю?.. Вот пристал! Да, мужчина, вот именно, с бородой и усами! Сиди смирно, раз попался! Придет время - он и с тобой поговорит! А, вообще, Фёдор, вот что я тебе скажу: мне кажется, что жизнь - это совсем не то, что мы о ней думаем. Какое-то предчувствие у меня, что кто-то с нами играет. Да? Первый раз согласился за всю совместную жизнь! Что? Солнце? Да, поднялось, конечно. Не может быть? Звезды, прямо сейчас?! Не слышу, не слышу! Так, луна - и что? Висела ночью прямо над колодцем? Кратеры… Горы?.. Убиться можно! Представляю… Одну минуту! (Слышно объявление по радио.) Одну минуту, Фёдор, что-то по радио передают… Экстренное!  Тише. Плохо слышно. Серьезное что-то. Комитет... Чрезвычайное положение… Ничего не понимаю, плохо слышно. Думаю, будет повторение. Хорошо, пошла  в дом, жди. (Уходит. Большая пауза. Тихий звонок. Пауза. Снова звонок, более настойчивый.) Слушай, Фёдор, действительно по стране объявили какое-то чрезвычайное положение в связи о болезнью президента! Да, да, комитет создали. Да не кричу я!  А что тут такого? Нет, я не поняла. Давай подниму, - сам разберешься. Как хочешь, тебе видней. Ты что, спятил? Ну да, выходит, что ночью. Ой, что то будет?! Начнут палить - я сразу к тебе, понял? Транзистор? Где-то был, надо поискать. Хорошо, пойду, послушаю. Поищу. (Уходит. Большая пауза. Тихий звонок, потом еще один тихий и еще совсем нетерпеливый, но тихий.) Иду, иду, мой президент. (Привычно падает перед ямой.) Фёдор! Фёдор! Да выныривай же, это я! Значит так: транзистора нет, я все вспомнила, - Зинаида брала, когда на прополку ездила от института. Радио работает, но пока одна музыка. «Кипучая, могучая»? Нет, нет, не марш… Сдержанная такая, раздумчивая, но без слов, - что хочешь, то и думай. Но я бы не сказала, что очень пробирает. Включила, а как же! «Лебединое озеро», первый акт. На второй программе тоже первый акт. Может и бездарно, но, судя по заявлению… А что, я разве не сказала? Откуда я знаю, что во время путча главное - сделать хорошее заявление? Буду знать, это первый путч в моей жизни. Так вот, сначала сказали, что в связи с болезнью. Потом сказали, что урожай будет хорошим. Товары будут, откуда не сказали, но будут. Какая разница - лишь бы были! Землю поделят по пятнадцать соток, это мне понравилось, я уже прикинула. Удивляюсь, достаточно было одну ночь не поспать - и все проблемы решились. Насчет воды, правда, не сказали, но раз теперь у нас своя, это не злободневный вопрос. Что? Повтори, не расслышала! Самолет пролетел. А еще какие бывают? Значит, винтовой. Сейчас посмотрю. В сторону Михаила Ивановича голубятни. Сейчас. Примерно от резервуара, чуть правее. Что я, с рулеткой хожу, придумал тоже! Высоту ему дай! Жди, пойду, послушаю. Делать мне больше нечего, как вести наблюдение за воздушным пространством, ты, Фёдор, совсем! А, может, поднимешься все-таки? Ну, как хочешь!

(Уходит. Пауза и опять звонки. Входит ЗИНАИДА, направляется к дому. Услышав звонок, останавливается, медленно подходит к колодцу, заглядывает вовнутрь, трогает звонок.)

ЗИНАИДА. Эй, есть там кто-нибудь? Откуда взялась эта яма, не понимаю? Эй, кто там? Ку-ку! Эй, это вы звонили? Алло? Кажется, кто-то нырнул. (Входит ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА.) Здравствуй, мама! Что это значит, откуда взялась эта яма? По-моему, там кто-то есть, я слышала звонки.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Это не яма, это штаб, видишь, иду на доклад. (Ложится, трясет звонок.) Эй, внизу! Выныривай, свои! Докладываю, - ты меня слышишь? Это Зинаида пришла. Не слышу, обожди, пусть пролетит. Тот самый, только в обратную сторону. А может и реактивный, откуда я знаю? Не вижу на нем никаких винтов. Зин, скажи ты ему, - какой это был самолет, транспортный?

ЗИНАИДА. А вот это без меня! В эти игры играйте сами! Мне еще в психушку рано!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Транспортный, транспортный, отстань! Слушай, что сказали в сообщении. Из-за бугра реагируют, но сдержанно. Все, как один, предостерегают, чтобы не нарушали Конституцию. «Худого» я не люблю, ты это сам знаешь. Он, как всегда, и «да», и «нет», и нечего конкретного. Но выразил уверенность. Генеральный «перец» не одобряет, но тоже выразил уверенность. «Картавый» вообще воздержался, представляешь! Землю поделят по пятнадцать соток, - это хорошо. Про воду пока ни слова! Ну, это я тебе говорила. Да, в Москву ввели танки, это мне не понравилось, - что за дела! Ну, заболел президент, а танки причем? Тебе понятно, а мне кажется, что это уже лишнее. Газеты? Откуда? Зин, спрашивает, ты свежие газеты принесла? Слышишь, принесла! Да не ори, сейчас спущу. И чего орать на весь колодец? (Привязывает ведро, опускает вниз газеты.) Нет, видели, чуть что - сразу танки! Дайте человеку больничный, пусть посидит дома, как все нормальные люди. Взял? В случае чего - звони, мы тут рядом. Я там фонарик в ведро положила, нашел? А может, мы с Зиной поднимем, вдвоем все-таки легче? Ну, как знаешь, тебе виднее.

ЗИНАИДА. Штаб, говоришь? Звонки, донесения, курс, высота, пресса. Боезапас в надежном месте?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Да пошутила я, ты что, шуток не понимаешь? Весной еще твой Эдька каким-то способом определил, что здесь, под скалой, должен быть источник, вот они и решили вырыть колодец. Считай, все выходные тут проартачились. Ты же на дачу не заглядываешь, вот поэтому и не знаешь. Кстати, когда ты его видела?

ЗИНАИДА. Ну, как когда? Сегодня. Отправился на рыбалку. Вчера вечером поздно пришел, мы так волновались.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ну, и что он сказал интересного?

ЗИНАИДА. Не понимаю тебя… Хвостиком поюлил, чтобы на рыбалку отпустила.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Поругались, скажи честно?

ЗИНАИДА. По пятницам мы всегда ругаемся, ты же знаешь. В субботу он рвётся на рыбалку, а у меня стирка!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Мы так и поняли. Вчера работал, как бешеный, отец едва успевал ведра поднимать! Пять минут - звонок, пять минут - звонок! Потом вдруг слышим - ничего не слышно! Хватились, а там его нет! Ох, и перепугались же мы, такая глубина - не шутка! Одному же туда не спуститься и не подняться – только через барабан! Чего мы только ни передумали - нет, не получается! Уж на что я человек проницательный, а не пойму! И как это отец догадался, ума не приложу! Неси, говорит, дуршлаг, будем искать причину! Спятил, думаю, старый, но несу молча. Начали мы землю промывать, которую из колодца подняли, и что ты думаешь?.. (Остальное шёпотом.) Пойдем, покажу. Когда ты в последний раз удивлялась, Зин?

ЗИНАИДА. Вчера вечером. Никуда не ходи, - такой камень? (Показывает кулон на цепочке, которая висит на шее.)

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ой!  А в оправе как смотрится! Убиться можно, какая красота, - точно драгоценный! Значит, отец был прав: нашел камень - и как птичка выпорхнул из колодца! Он у тебя точно с приветом!

ЗИНАИДА. И мне, чудик, ничего не сказал! Прибежал грязный, запыленный, повесил на шею кулон и начал канючить, чтобы отпустила с Лехой на рыбалку. Рванули с утра на мотоцикле, с ночевкой. Откупился, значит.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Все правильно: побежал к Лехе в гараж, сделал оправу, цепочку где-то нашел - и бегом к тебе! А мы с отцом гадаем, не в милицию ли пошел заявлять? У него и на это ума хватит, ты это знаешь.

ЗИНАИДА. Так вы тут прииск открыли?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Да нет, это отец ночью туда врюхался. Я с вечера колодец замаскировала, а он не знал! Ой, как некстати ты Эдьку отпустила! Сколько раз тебе говорила: держи мужа возле бедра! И ему, гаду, приятно, и тебе спокойно: чуть что, хвать, - он рядом!

ЗИНАИДА. Ну, хватит, хватит, эту твою доктрину я давно вызубрила! Сама шпоры не снимаешь и меня научила!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Да не доктрина это, дочка, это жизнь! Слыхала, о чем он из ямы спрашивал? Куда самолет полетел, курс, высота, какой на нем пропеллер крутится? Представляешь, я ему только два слова про это чрезвычайное положение, а он мне обухом по голове - это путч! Неси транзистор, газеты, курево, докладывай, куда самолет полетел! Я ему все доложу и все принесу, только сиди в яме и не высовывайся! Это же твой рванул на мотоцикле и ничего не знает, что происходит в стране?

ЗИНАИДА. Не знает, конечно, и раньше воскресенья не вернется!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Видишь как рискуешь? Вот он где должен быть, и под контролем!

ЗИНАИДА. (В колодец.) Папа, здравствуй, это я! Как тебя угораздило?  Ну, вы клоуны, честное слово, настоящие клоуны! Эдик на рыбалку уехал с Лехой, приедет только в воскресенье. Я сама удивляюсь. Ничего, пусть проветрится. Ты считаешь, что это военный переворот? Серьезно? Мне тоже показалось странным, но я ничего такого не подумала. У тебя там что, пояс? Вяжись покрепче, мы тебя поднимем. Давай, давай, там сыро, еще простудишься. Готово? Держись! Ма, в какую сторону? Берись! Начали! (Пробуют вращать барабан, но, в отличие от первой попытки, сейчас никак!) Фу, не могу больше! Ма, почему так тяжело, не знаешь?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Утром я одна подняла его чуть ли не до самого верха, но уронила. Фёдор, что случилось? Да, хорошенькое ничего! Бриллиантов наглотался! Ну, как хочешь, сиди там.

ЗИНАИДА. Слушай, папа, вчера вечером Эдька подарил мне кулон на цепочке, он сейчас на мне, видишь? Такой камень - прелесть, мне кажется, что это бриллиант! А я-то удивилась: ну где он такой откопал? Вот в этой противной яме? Да, мать мне сказала. Ну, па, разбогатеем! А вы на него катите! Вообще-то, я смутно догадывалась, что не так его эксплуатирую, но меня маман сбивала: держи возле бедра, как ворошиловскую шашку!  Знаешь, этот камень оказывает на меня какое-то странное воздействие. Как бы это объяснить… Я как будто горизонт стала видеть, как будто тайну какую-то узнала, которая долго меня мучила. И вообще, мне кажется, что жизнь - это совсем не то, что мы о ней думаем!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А вот на это я молчу! Представь себе, стоя на этом месте я сказала отцу эти же слова, и он первый раз в жизни со мной согласился!

ЗИНАИДА. А я Эдьку на рыбалку отпустила, представляешь? С ночевкой, - ты в это можешь поверить?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Да, отмочила номер, ничего не скажешь!

ЗИНАИДА. Отпустила и не жалею! Это я с маман пикируюсь. Ладно, па, почитай газеты, потом нам расскажешь, не будем тебе мешать.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Привезет тебе завтра твой Эдька золотую рыбку - и фининспектора в придачу, яму описывать. Прошу тебя, Зина, сними этот камень, от греха подальше! На работе увидят, с расспросами полезут, оно тебе надо? Тем более, воздействие оказывает, горизонт видишь, еще взлетишь куда-нибудь!

ЗИНАИДА. А что, я бы полетать совсем не против! Все, что угодно, но об этом ты меня не проси, - я этот камень никогда не сниму!

Картина 3.

Там же. Воскресный вечер. Эдик чистит рыбу, ФЕДОР ИВАНОВИЧ

где-то в душевой. ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА, ЗИНАИДА.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Фёдор, сделай воду как можно горячее, сколько вытерпишь! Выйдешь - я тебя лекарством разотру! Зин, может тазик с горчицей приготовим?

ЭДИК. Народ, гляньте, какой лещара! Чуть удочку не утащил, зараза! Красавчик, красавчик, ничего не скажешь!

ЗИНАИДА. Эд, а ты знаешь, что у нас в стране произошло за эти дни?

ЭДИК. Не знаю и знать не хочу, - у меня от страны выходной. А почему такое выражение лица?

ЗИНАИДА. Мы так и думали, что ничего не знаешь.

ЭДИК. Что-то серьезное? Упала Останкинская башня и мы остались без теле-пеле?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Вот уровень твоего мужа, Зинаида!

ЗИНАИДА. Неправда, он дурачится. Подумай, муж!

ЭДИК. В стране?  Так, что мы еще имеем от страны?  Сгорел вагон, в котором везли купоны? Тоже не то? Ну, не знаю, не знаю. С нашим президентом что-то случилось?

ЗИНАИДА. Нет, вы такое видали? Видишь, маман, а ты говорила - уровень!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ты уверен, что он «наш»?

ЭДИК. Это правда? Что-то серьезное?

ЗИНАИДА. Не говорят, что именно - просто заболел. Создан комитет по чрезвычай-ному положению, - вот так-то, Эдя!

ЭДИК. Не понял, не понял: комитет медиков, чтобы его лечить?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Чтобы нас с тобой лечить от гласности, плюрализма и демократии! Говорят, работать надо, ра-бо-тать! В Москву эти вошли... (Изображает стволы танков.)

ЭДИК. Эти - это кто? Слоны из зоопарка?

ЗИНАИДА. Танки в Москву ввели, Эдик.

ЭДИК. Что-что?! Ой, держите меня!  Ну, идиоты, ну, дурачье! Какое дурачье! Неужели они не знают, что танков боятся умные, цивилизованные люди, а мы же герои, мы герои на генетическом уровне! У нас происхождение такое. Они что, не знают своего народа? Пиф-паф было? Будет! Танки не для того предназначены, чтобы бочки с квасом по городу развозить или клумбы распахивать!

ЗИНАИДА. Ну, нет, я не думаю, что дело зайдет так далеко. Ты прав, москвичей им уже не запугать, как-то подумала об этом, но потом засомневалась, - оружие все-таки. А ты молодец, Эдя, ты сразу вскипел!

ЭДИК. Зинаида, да ты пойми, меня сам факт бесит! Нашли время, сволочи! Я, понимаешь, собственными руками из-под земли в прямом смысле слова добыл для тебя бриллиант, я собственными руками сделал ему оправу и подарил тебе, Зинаида, этот бриллиант! А ты! Ты! Ты отпустила меня! Меня, представляешь! На рыбалку! С ночевкой! С Лехой, на мотоцикле, два дня свободного полета! Не дадут пожить, сволочи!

ЗИНАИДА. Эд, я тебя не понимаю.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А я его очень хорошо понимаю!

ЭДИК. Конечно, плохо, что без тебя, Зинаида, без тебя совсем не то... Чего-то не хватало.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Но мы говорили о военном перевороте в стране!

ЭДИК. О военном перевороте она говорила! Извиняюсь, вы что, политический обозреватель? Конечно, скучал, Зинаида, честно скучал! Пусть Леха скажет, сама спросишь! Возвращаемся с рыбаки, едем, газуем на всю катушку, тишина кругом, сумерки опускаются, птички чирикают, а я думаю: вот есть у нас дача, на даче колодец, а там, я тебя уверяю, там много кое-чего полезного, может и для Родины даже, если правильно поставить дело! И я, Зинаида, я готов рыть, рыть и рыть, чтобы приблизить светлое будущее! Честно скажу, я ещё все до конца не продумал, как это все осуществить на практике, но желание есть и перспектива есть - работать и отдыхать на благо всего, всех, ну, и на себя лично, конечно.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Убедительно. Выкрутился, как всегда, - это мое личное мнение.

ЗИНАИДА. Ну, я бы так не сказала. Выкрутился, конечно, но довольно изящно.

ЭДИК. Спасибо, Зинуля, ты одна меня понимаешь! Глянь, Зин, пескарище какой! Красавчик, красавчик, ничего не скажешь!

ЗИНАИДА. Чуть удочку не утащил, зараза!

ЭДИК. Вот именно! Как дернул!

ЗИНАИДА. Хоть и премудрый, хоть в последний раз, а все-таки дернул!

ЭДИК. Вижу, что намекаешь, а на что - не понимаю. Да не берите вы в голову, не надо! Где-то «сальто-мортале-оп» сделали, а мы нечаянно стали в колодцы сваливаться, цвет лица терять! Куда это годится?! Ничего у вас не выйдет, ребята! Только ослы могли это затеять! Танки они ввели! Значит, с перепою. Как мужчина, я это очень хорошо понимаю! Когда голова ва-ва, а ночевал не дома, утром почему-то очень хочется объявить комендантский час!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ты слышишь, нет, ты слышишь, что он несет? Успокой своего мужа, Зинаида, у этого человека ветер в голове, он принесет нам неприятности, вот увидишь!

ЗИНАИДА. Оставь, мама, я считаю, что он прав!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Да ты сошла с ума! И вообще, может он эту рыбу на рынке купил!

ЗИНАИДА. Эдя, умница, вода уже вскипела, пора рыбу бросать.

ЭДИК. Привыкли, понимаешь, своей тени бояться, чуть что, - сразу в колодцы!

ЗИНАИДА. Займись ухой, мой отважный.

ЭДИК. Спасибо тебе, Зина. Лук бросила?

ЗИНАИДА. Бросила, бросила.

ЭДИК. Целенький?

ЗИНАИДА. Целенький, целенький.

ЭДИК. Все перевороты в колодце не пересидишь! Картошку бросила?

ЗИНАИДА. Бросила, мой храбрый, бросила.

ЭДИК. Они на то и рассчитывают, что каждый считает свою хату с краю! Пока будем думать, что кто-то где-то чего-то не допустит, они свое дело, как «будь здоров - уха готова», сварят! Ну, что ты даешь морковку прямо с грядки, мы же не суп варим! Я сказал - не пойдет, ты мое слово знаешь! Чуть подвяленная есть? Пусть сморщенная, высохшая, мы же не суп варим! В ухе как в политике, от каждого овоща должна быть только идея, легкий намек! Хочу - воспринимаю, не хочу - не воспринимаю, это мое право, и не надо ничего навязывать! Мы всегда ошибаемся в дозах, а главное – навар. Вот ради чего в Москву танки ввели, а ты мне эту эротическую морковку подсовываешь! Нельзя же так! У этого пучеглазого и то есть выбор: попасть в уху или на сковородку, а у нас… У нас, гад... Что, не правда?

ЗИНАИДА. Эдя, прошу тебя, не импровизируй, это тебя истощает. У тебя самого всегда была угловая хата! Успокойся, я знаю, что ты очень хороший человек!

ЭДИК. Зин, ты действительно так считаешь?  Ну, ты меня подсекла, дорогуша! Вот это да! В данном случае мне есть что терять, вот что меня бесит!

ЗИНАИДА. А ну, наклонись! Чем это ты так пахнешь?

ЭДИК. Духи «Шерше ля фам авэк мезо»! В переводе - «Ищите женщину с квартирой»!

ЗИНАИДА. Ой, кому ты нужен такой безалаберный! (Принюхивается.) Лесом пахнешь, полем, сыростью какой-то, чуть-чуть бензином. А, поняла, - ты пахнешь свободой, дружок, вот в чем дело!

ЭДИК. Скажи отцу, чтобы выходил, я тоже хочу помыться! Слушай, а почему он в грязи по самую макушку?

ЗИНАИДА. А, поднять его не могли, срывался два раза!

ЭДИК. Да, грязное это дело добывать бриллианты. Странно, вдвоем и не могли поднять! Ладно, история разберется кто где был. Ну, и как тебе мой подарок?

ЗИНАИДА. Ты сделал меня счастливой, мой волшебник!

ЭДИК. Я серьезно спрашиваю!

ЗИНАИДА. Я ответила серьезно, как никогда.

ЭДИК. Ну, ты даешь сегодня! Ты, ты человек суровый, цветные пузыри пускать не любишь. В конце концов, это всего лишь красивый камень! Я тебя не узнаю!

ЗИНАИДА. Иди-ка сюда, иди, иди, я тебя поцелую!

ЭДИК. Зин, да ты что?  Ты что, температуришь? Обожди, у меня руки в рыбе.

ЗИНАИДА. Руки по швам! (Целует.)

ЭДИК. Действительно, военный переворот! Странно он на тебя подействовал!

ЗИНАИДА. Дурачок, - в Москве народ баррикады строит!

ЭДИК. Да я же говорил, не пройдет у них этот номер! Можно я тебя тоже поцелую?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. ( Входит с тазиком.) О, дожили! Давно я этого не видела!

ЗИНАИДА. Понимаешь, мама, шуты гороховые всегда говорят правду, к ним надо хоть иногда прислушиваться. Такая у нас страна.

ЭДИК. Это я - шут гороховый?

ЗИНАИДА. Ты, лапочка, ты, - с бубенчиком!

ЭДИК. Да, денек сегодня уникальный!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. (Входит, он из-под душа.) Фу-фу-фу-фу! Будто на свет заново родился!

(По мере того, как на него смотрит каждый из присутствующих, наступает странное оцепенение.)

ЗИНАИДА. Па… па... Что это с то… тобой? Ха, вы посмотрите. Посмотрите на него! Я тебя таким молодым и не помню!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Что такое - убиться можно! Фёдор, что с тобой? Ничего не понимаю.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Эй, в чем дело, что это с вами?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. С нами? Вы слыхали, - с нами!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Что вы меня осматриваете, как орловского рысака? Вы что, сговорились меня разыграть?

ЗИНАИДА. (ЭДИКУ.) Ты можешь объяснить, что это значит?

ЭДИК. А что такого, - нормалек, братан, завтра на танцы двинем! Шевелюрка закудрявилась, со лба морщины положительного опыта - фью-ть! - как ветром сдуло! Однако, недурно вы пересидели!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Я что, от грязи не отмылся? Ну так и скажите!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А ты в зеркало на себя взгляни, юноша!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. (Смотрит в зеркало.) Что за дела. Несерьезно. Как же я на работе покажусь в таком виде?

ЭДИК. Ума не добавилось, это можно зафиксировать. Впервые в мире решена проблема доктора Фауста. А действительно, что скажут на работе?

ЗИНАИДА. Папан, поздравляю, ты выглядишь моложе Эдика! Опытом поделишься?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Но это же глупо, глупо, глупо!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Это на него так переворот подействовал, - замаскировался!

ЗИНАИДА. Вообще-то, социальные потрясения здорово омолаживают кровь, - наукой доказано!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Омолаживают кровь нации, - если уж цитировать, то до конца!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Я знаю, что это значит. (Пытается одеть пояс, но он не сходится, тогда ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА становится в ведро, берётся за верёвку.) Фёдор, майна!

 ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

Картина 4.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА за столом странного кабинета,  в котором сочетаются предметы административного шика и дачные атрибуты. То и дело звонит телефон. Выслушав, дает лаконичный ответ, иногда просто поднимает и кладет трубку. Она работает над докладом и звонки ей мешают. ЗВОНОК.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Я так не считаю. Нет, не убедительно. (Кладет трубку. Звонок.) Действительно, погано. И совершенно напрасно! Принимайте решение. Шкуру? Конечно, спущу! (Кладет трубку. Звонок.) Вы меня убедили. (Кладет трубку. Звонок.) Я так не считаю. Нет, не убедительно. (Кладет трубку. Звонок.) Пожалуй. (Кладет трубку, нажимает кнопку.)

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. (Входит. В одной руке у него папка для доклада, в другой почему-то лейка.) Слушаю, патрон?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Извините, я вас не вызывала. Наверное, это было случайное нажатие. Впрочем, что-то я хотела вам сказать. Кстати, вы не забыли - сегодня у меня совещание? Сейчас половина четвертого, времени осталось немного, а мне надо поработать над докладом. Убедительная к вам просьба, Фёдор Иванович, - изолируйте меня от этой публики. Работнички…

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Хорошо, переключу связь на приемную. К нам обратилась «Демократическая газета», просят об интервью с вами, что им ответить?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Мягко, но твердо: нет! Может, им аккредитацию открыть в нашем концерне? Убиться можно! О нас и так слишком много пишут. Есть в цивилизованном обществе такое понятие как коммерческая тайна, - напомните им об этом. Помягче, но твердо, я знаю, вы умеете.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. (Делает пометку в папке.) Еще как умею, они надолго забудут сюда дорогу! Это все? Ведь я понимаю, у вас случайных нажатий не бывает.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Да? Разве? Не замечала. Сами никуда не уходите, если будет что-то важное, обращайтесь.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Не будет.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Вот и прекрасно, я вам вполне доверяю, хоть вы и супруг. Да, разыщите Августина Октябревича или свяжитесь с ним по телефону. Пусть подготовит справку по этим вопросам. (Протягивает листок.) Это для моего доклада.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Не хочу я с ним связываться, он авантюрист!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Это не служебное выражение, воздерживайтесь от дурных привычек! Если он будет готов, пусть войдет сразу. И прошу вас, не багровейте и не играйте желваками! Я ценю Августина Октябревича, как специалиста, и прекрасно знаю его слабости. Учитесь извлекать пользу даже из слабостей сотрудников, - это мой принцип. Рекомендую. Вижу, вы еще хотите мне что-то оказать?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. А для чего же вы сделали случайное нажатие? Как половина четвертого, так случайное нажатие!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ну, хорошо, хорошо, - какой вы у нас наблюдательный! Слушаю!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. (Открывает папку.) Хоть это и дело спецов, но я считаю своим долгом. Говорят, что в вертикальном стволе шахты Грушевка-1-бис сегодня обнаружена продольная трещина. Говорят, довольно-таки.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Хорошо, что обнаружена, слава Богу, что продольная, плохо, что трещина. Что еще слышно?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Подтвердилось, у Лисицыной - того.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Вот как! И сколько?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Три с половиной.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ну, и?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Мое дело факты, а не выводы! В сентябре Геннадий Иванович находился в спецкомандировке. Три с половиной – это весь сентябрь.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ах, вот как, это интересно. Дальше?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. В Малиновой-бис, кажется, окончены аварийные работы, начали откачивать грунтовые воды, сползание грунта, как будто, приостановлено.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Вот и прекрасно! Видите, можете и не огорчать, когда хотите! Еще что-нибудь, только, пожалуйста, не личного характера, ужасно не люблю!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Не знаю, не знаю как у других, но у нас это очень тесно переплетается! Ну, хорошо, не буду, если вы не хотите знать. Вообще-то, меня беспокоит ваша стратегия, Елена Георгиевна. Допустим, концерн расширяет зону разработок, это понятно. Но мы залезли черт знает куда! Горизонтальные разведочные штреки почти достигли жилого массива! Но ведь там коммуникации, трассы и прочая подземная требуха! Достаточно хоть что-нибудь зацепить - и заклинит вся система!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Но мы роем ниже, наши стволы идут глубже, разве вы не знаете об этом?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. То, что вы называете разведочными стволами...

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. В действительности и является разведочными стволами, раз мы их так назвали! Во-вторых, речь всегда будет идти об одном единственном стволе, так как предыдущий мы заваливаем выбираемой породой! А так как у нас радиальный способ разработки, а связи только горизонтальные… Да что я вам об этом рассказываю, как будто вы сами не знаете!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Да, горизонтальные! Вы лучше скажите, это разведка или уже добыча, – вас не поймешь!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. И то, и другое, - разведка боем!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Значит, обыкновенный грабеж! Имеем такие богатства, а снимаем одни верхушки! Подчеркиваю: у нас нет перспективного плана, у нас нет официального разрешения.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Обязательно надо испортить настроение, да? Вы без этого не можете! Да, вы правы, нам надо укрепить свой юридический статус, - вот этим я и хочу озадачить Августина Октябревича! Вызывайте, вызывайте его ко мне! Ну, я ему задам!

(ФЁДОР ИВАНОВИЧ выходит со смешанным чувством досады и удовлетворения.)

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Тоже хорош гусь! Когда всем руководит семья… (Звонок.) Да, слушаю? Хорошо, пусть войдет.

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. (Входит задом, отстреливаясь от амбразуры.) Бог не выдаст - свинья не съест! Разрешите, шеф?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Проскочили? Присаживайтесь. Во-первых, хочу похвалить за анкету, я отдала распоряжение на распечатку. Вы правы, зачем нам знать, женат ли наш будущий сотрудник и есть ли у него родственники за границей? Всего три пункта: девятнадцатое, двадцатое, двадцать первое августа - и человек как на ладони. Тут и политическое кредо, и социальный темперамент, - вот это знать надо. Вас отличает изящество решений, Августин Октябревич.

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Мерси бокур! «Кадры решают всё», - узурпаторы неплохо выражали суть проблемы. Кстати, два кандидата, ознакомившись с анкетой, сразу забрали свои заявления! Вот вам и дискриминация, только со знаком плюс! Я раздал некоторым нашим сотрудникам, сейчас занимаюсь анализом. Хочу вас обрадовать: самой безупречной оказалась у нашего уважаемого Фёдора Ивановича, - семьдесят два часа самоотверженной борьбы за выход из вынужденной изоляции. Рекорд, который, как говорится, нельзя побить! Это же оплот сопротивления: наладил связь, вел наблюдение за воздушным пространством, систематизировал информацию, - это правда? И одновременно там, в глубокой конспирации, вел разработки и создал основы будущего концерна!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Официально это подтверждаю.

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Вот уж воистину: герои среди нас! А как окреп, как помолодел в борьбе! Давид, настоящий Давид! Конечно, это не могло не сказаться:  некоторые странности в характере появились, впрочем, у кого их нет! У вас отличный вкус, патрон, отличный!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Августин Октябревич, а ведь вы прекрасно знаете, что я вас вызвала не для того, чтобы комплименты выслушивать! Ну, так что делать будем? Как же так, вы, опытный юрист, отпетый бестия, тонкий казуист, а я третий месяц слышу одни обещания - и ни одного документа, подтверждающего наши притязания на разработки! Что ж получается? Мы уже практически выстроили мощное здание концерна, а оно висит в воздушных потоках ваших обещаний! Августин Октябревич, уж не ошиблась ли я в своем выборе?

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Я согласен, согласен, Елена Георгиевна, что мы маленько забежали вперед паровоза, но ведь что творится в законах! Как будто на собаках продираешься к Северному полюсу: дикие нагромождения льдин, коварные торосы, шуга, трещины! Старые законы консервативны и не работают, в новых нестыковки и свистопляска! Совершенно невозможно вести созидательную работу!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Только, пожалуйста, не нагнетайте, я на собаках не езжу и что такое «шуга» не знаю и знать не хочу! Во-первых, это не мы забегаем, это вы очень сильно отстаете, любезный! Вообще-то, законы надо соблюдать, какими бы консервативными они ни были, это мой принцип, а все остальное - ваши проблемы! И не стыдно вам жаловаться, эх вы! Обождите, заработают и новые законы, и так заработают - еще стонать будем под ними! Но какая великолепная пауза, как это где-то все тонко продумано! Нет, вы вслушайтесь, вслушайтесь: «Мне, тебе, нам, снова мне, снова тебе, остатки - им!» Одни законы уже не работают, другие еще не работают, вы чувствуете, какой простор для созидательной деятельности, какая панорама! Это же Болдинская осень для мало-мальски творческого человека! Так творите же, творите! А мне сегодня докладывают, что зона наших разработок уже соприкасается с какими-то коммуникациями! Но нам во что бы то ни стало надо знать возможности этой горы, мы не можем снижать темпы проходки!

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Да не волнуйтесь, выкупим мы эту зону, выкупим со всеми потрохами! Еще осчастливим, в кавычках, этих аборигенов, тоже в кавычках, естественно, а уж дальше…

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А уж дальше договоримся говорить без кавычек! Знайте, я искренне люблю этот регион и готова пойти на самые радикальные преобразования его инфраструктуры! Я хочу, чтобы люди жили здесь счастливо! Ну, не здесь, так где-то в другом месте, в конце концов, но счастливо!

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. А счастье было так возможно, - как сказал поэт.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Я не склонна иронизировать, Августин Октябревич! Честно говоря, мне не нравятся ваши эпитеты: «с потрохами», «впереди паровоза», «аборигены», кавычки какие-то выдумали!

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Профессиональный цинизм, - виноват! С годами обрастаешь. А что касается документов, уверяю вас, они скоро будут лежать на вашем столе! Нельзя спешить, понимаете? «Прекрасное должно быть величаво!»

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Надеюсь, поэт не забудет вписать в поэму слово «недра».

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Что вы, что вы! Недра! Невозможно! Слово «недра» слишком серьезное, глубокое, можно сказать - государственное слово! В наших документах, - ну что вы. Это как в пломбире вместо изюма на зуб – «хряп»! - патрон от автомата Калашникова! Сразу настораживает! Что вы, что вы, - нет!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Не понимаю вас, Августин Октябревич. Пятнадцать гектаров невыразительного ландшафта мы обязуемся превратить в оазис культуры, безымянную Божедомку в райский уголок швейцарского кантона, - и что же еще надо? Неужели после такой преамбулы кто-то будет интересоваться пунктами «ж», «з» и «к»?

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Еще как будут, шеф! Мы, стряпчие, прекрасно знаем, что благотворительность - это тот же грабеж, только днем и красиво! А там, о-хо-хо, есть там один ньюфауленд. Вот уж, действительно, ошибка природы! Вот ему лапшу на уши не повесишь, у него и ушей-то нет, одни глазища. И в каждую букву он впивается клыками, клыками!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Не знаю, не знаю, кто у вас там есть, а я считаю, что у нас молодая автономная республика, у нас все молодо и ново, наша Конституция напечатана на машинке, а не вылита в бронзе! Чего вы боитесь, не понимаю? Что вас останавливает? Что? Ищите, действуйте, творите! И так далее.

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Когда вы говорите «и так далее», у меня голова идет кругом, патрон. Чуть определеннее, если можно.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Укрепляйте свой вестибулярный аппарат, Августин Октябревич! Крутиться надо, мой друг, крутиться! Уж не боитесь ли вы запачкать свои белые перчатки? Тогда вспомните, пожалуйста, против какой цифры вы ставите закорючку в ведомости?

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Пощадите, Елена Георгиевна, я ведь не скрываю, что эта цифра меня окрыляет!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Подумаешь, недра! Завуалируйте, если это такое тяжелое слово, придумайте достойный синоним, обложите его ватой или растворите в тексте! Ну что я вас учу, Августин Октябревич? Вот, скажите, атмосферный столб воздуха над нашим участком - он наш?

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Дайте подумать. Так, так. Опирается на наш участок, а уходит куда? Да, пожалуй, наш, но… Но до тех пор, пока мы на него не претендуем! Противная сторона… То есть… Вот, у нас все так! А, достаточно. Я понимаю, понимаю ход вашей мысли, более того, - я полностью с вами согласен! Лично я безвозмездно и на пожизненно подарил бы его вам, от всего сердца! Но есть там один сенбернар… Вот, кажется, спит, пес поганый, - будку украсть можно, к которой он прикован, а чуть комар зазвенит тонюсенько, сразу челюстями «ам», «ам»! И рыть, и рыть сразу! К сожалению, ключевая фигура! Седьмой кабинет. Ну, просто сволочь, честное слово! Душитель свободы, причем бескорыстный! Но умен, гад, умен. Уверяю, он сразу вычленит это слово! Моя байроновская репутация, мое сложное прошлое, наше давнее с ним противостояние… Нет, нет, традиционными методами здесь не обойтись! И так далее.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Что значит «и так далее»? Вот этого не надо! Это вам не Сицилия, любезный, оставьте ваши намеки! Я очень сожалею, что мои созидательные планы истолкованы вами так цинично! Я не знала про ваше противостояние, иначе этот сенбернар давно был бы на нашем дворе! И это еще не поздно сделать! Я требую: работайте в рамках допустимого, и никакой сырости! Но без чистоплюйства, я это не люблю.

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. (Неожиданно дерзко.) Поэтому и спросил вас, что такое «и так далее»? Вы так аккуратно выражаетесь, Елена Георгиевна, что невозможно определить свои полномочия!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А я прошу вас не обременять меня подробностями вашей хиромантии! Меня интересует результат! Кстати, об атмосферном столбе. Мне один человек пообещал запросто уладить этот вопрос. Собственный дирижабль в личном воздушном пространстве - и никакой канители! Что это у вас?

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Ах, это? Смета для внутреннего пользования по внешним неформальным расходам.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Вы тоже выражаетесь в стиле ро-ко-ко! Для внутреннего пользования по неформальным расходам! Так и говорите: взятки! Подписываю не глядя, потому, что тем самым мы наносим смертельный удар по бюрократии!

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Глубоко и лаконично! Если позволите, я вывешу этот лозунг на входе в административное помещение.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Это всего лишь импровизация! И, вообще, - никакой верноподданнической инициативы, я это не люблю! (Как бы между прочим, берет у Августина Октябревича смету, читает.) Четыре вазы - Хохлома, четыре коньяка - Армения. Господи, ничего не меняется в этой несчастной стране!  Десять килограммов сахара, десять килограммов гречки, зеленый горошек - десять банок. О, это уже перемены, и нулей побольше! Все ясно! Работайте с теми, кого послал нам Господь Бог и за кого проголосовали наши уважаемые избиратели.

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. То есть, аборигены! Хочу полюбопытствовать, патрон, - как выглядят наши перспективы на обозримое будущее?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Гора большая, больше ничего не могу добавить. Сделайте так, чтобы она уже в ближайшем будущем была нашей, - и все, что под ней! Я уверена в вашем таланте.

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Мерси. А я когда-то редиску у вас покупал, наша нотариальная контора была как раз напротив рынка. Я часто туда забегал... Ну, вы меня, конечно, не запомнили!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. О, напомнили мне былые времена! Ну, и как была редиска?

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. У нее был пикантный горьковатый привкус, - очень, очень.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Поливать бы ее почаще, да нечем было! Вот и начали рыть колодец. Вот так-то, любезный, ищем одно, а находим совсем другое! Да, когда начнется обсуждение доклада, выступите с какой-нибудь крайней позиции, - для плюрализма. Надеюсь, понимаете?

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Хорошо, но я не знаю, о чем будет ваш доклад.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А это и не важно! О преобразованиях, о стратегии. Концептуальный доклад: как жить дальше и куда двигаться.

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Как, куда двигаться? Вперед, и только вперед!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Вот видите, - это и есть крайне левая позиция! Фёдор Иванович вас недолюбливает и постарается занять крайне правую позицию, - вот вам и плюрализм!

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Ну, Елена Георгиевна, вы - наш вождь! Уж на что я, но вы! Да, и кто же победит, чья позиция?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Не прикидывайтесь, не прикидывайтесь, Августин Октябревич, как будто сами не понимаете, - центристская, конечно!

Картина 5.

Доклад. ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА - в зал.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Так вот, чуть не сказала «господа», но повременим. Так вот, друзья, проанализировав основные тенденции становления и развития нашего концерна, его место в общих структурах экономики и хозяйства региона, я пришла к следующим выводам. Нам надо перестать стесняться слова «бизнесс», с двумя «с». То, чем мы с вами занимаемся в нашем концерне, оказывается, и есть «бизнесс». А наш бывший огородный кооператив есть не что иное, как концерн. Да, да, концерн как концерн, не хуже, чем у людей. Что объективно мы имеем на настоящий момент? На настоящий момент мы имеем фантастическую сырьевую базу! Давайте постучим по дереву, чтобы это было, и было надолго! (Стучит по столу.) Второе: мы имеем научный потенциал, (Стучит по лбу.) который нам удалось собрать в нашем концерне. Уверяю, он очень высок! Одна я чего стою! Постучим еще раз, на всякий случай. (Стучит по столу.) И третье: мы имеем прекрасный рынок сбыта, а прекрасен он тем, что в нем ни черта нет, тут уж стучи - не стучи! Но вот вчера мне доложили наши службы, что у нас заканчиваются крепежные скобы, это меня очень встревожило!

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Извините, уважаемая Елена Георгиевна, что перебиваю вас, но причем тут крепежные скобы? Друзья! Коллеги! Из доклада нашего патрона совершенно очевидно вытекает, что мы поймали ветер удачи! Ветер, который вздует наши паруса! Я уверен, что вскоре мы получим свободу расти и развиваться фантастически и беспредельно! Ура! (Неожиданно поет.)    На земле весь род людской

                                               Чтит один кумир священный.

                                               Тот кумир - телец златой!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Может, и так, но, коллеги, я призываю вас быть более сдержанными в проявлении чувств.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. (Очень эффектно.) Одну минутку! У меня есть что возразить!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Пожалуйста, Фёдор Иванович, поделитесь с нами своими соображениями! В принципе, я закончила свой доклад и мне интересно узнать ваше мнение.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Я не разделяю оптимизма этого, Августина Октябревича. И, вообще, я считаю, я считаю, вообще…

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Говорите же, мы слушаем вас! Мне, например, нравится принципиальность вашей позиции. Итак, вы считаете…

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Я считаю, что мы должны пойти другим путем!

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. А как же практика? Бизнес интернационален. (Поет.)

                                               Люди разных адских стран

                                               Пляшут в круге бесконечном,

                                               Окружая пьедестал…

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Прошу не перебивать оратора, хоть он и супруг! Поясните, пожалуйста, - каким путем?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Я уже сказал, - другим!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ну, допустим, мы пойдем за вами другим путем. А вы гарантируете, что, пойдя другим путем, мы быстрее добьемся успеха в нашей деятельности?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Не надо меня ловить на слове, не надо! Я ничего не гарантирую! Ничего!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Да, но «ничего» - это слишком мало, чтобы менять курс, вы не находите?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. (Неожиданно запел что-то глубоко личное.)

                                               Ты одна, голубка-лада,

                                               Ты одна винить не станешь,

                                               Сердцем чутким все поймешь…

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Фёдор Иванович, что с вами? Потом, потом! Неужели вы не отличаете, где личное, а где частное? Кстати, вы огурцы пленкой накрыли?  А причем тут огурцы, я и сама не знаю... Что это за переворот с нами приключился?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Я бы не бросался такими словами.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Давайте раз и навсегда договоримся: не касаться политики! Постреляют и разойдутся!

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Да и вообще! Вообще, абсурдность этого сальто-мортале совершенно очевидна! Пусть там, наверху, кувыркаются сколько угодно!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. (Делает короткую запись и закрывает папку.) На данный момент очевидно только наличие гусеничного бронетранспорта на улицах столицы.

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. (Пустяшная запись ФЕДОРА ИВАНОВИЧА и его нелепые слова подействовали на АВГУСТИНА ОКТЯБРЕВИЧА парализующе.) Что это вы там записали?! Покажите! Вы не имеете права! У нас демократия, что хочу, то и говорю!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Успокойтесь, успокойтесь!

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. А что он на меня так смотрит! Я вас не боюсь, не то время. Нет, вы посмотрите, как на меня смотрит?  Я протестую! Я не боюсь. Это нарушение прав человека! Это дискриминация, венская конвенция, международная хартия, презумпция невиновности! Это не демократично. Я чувствую, чувствую, у меня краснеют глаза... уши становятся лохматыми... они, кажется, растут… Прорезается подлый хвостик! Какое он имеет право…

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Гражда… Друзья, друзья, не забывайте, где вы находитесь! А вы, Фёдор Иванович, действительно, уж очень посерьезнели! Вы сейчас на подхвате, что это вы вдруг рванули! Даже неприлично! Августин Октябревич, успокойтесь, пожалуйста, он больше не будет. Вот, выпейте пока водички. Пожалуйста. Что-то странное с нами происходит, - нехорошо! Фёдор Иванович, вы еще хотите что-то сказать? Только без этих ваших штук. Когда хотите, вы все можете, я знаю!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. А когда же я хочу?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А никогда! Кстати, вы огурцы накрыли?  Ну, да ладно. Говорить будете?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Да, несколько слов по докладу. Хочу предупредить и отмежеваться. А то так: и персики подрыхли, и огурцы накрой…

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Тезисно, самую суть.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. И так стараюсь. Так вот, будучи, в последнее время, как вы оригинально выразились, на подхвате, я, тем не менее, проводил наблюдения и систематизировал некоторые материалы. Фамилии назвать не могу, но скажу прямо: да, мне помогали верные люди! Вы все тут культурные, грамотные, про конвенцию знаете - куда там! Но я думаю, даже вы сумеете дать правильную оценку.

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Чему, извините? Что он нам шьет?!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. А тому самому, чем вы тут занимаетесь! Попрошу меня не  перебивать, я не люблю импровизации, я вам документ зачитаю. Служебная записка! От кого, естественно, назвать не могу, он такой же незаметный, как все, только с бородой. (Читает.) «В результате прокладки разведочных шурфов… - Разведочных! - в районе скальных образований были потревожены тектонические пласты большого геологического периода»... Так, все это чисто технические дела, псевдонаука. Ага! «…Имел место выход на поверхность ряда подземных ключевых источников».  Казалось бы, ничего особенного, родник как родник, - привет из недр. Но мы взяли этот факт на заметку, так, на всякий случай. Нас заинтересовало, как это так: не было, не было и вдруг - пожалуйста! Так, так, хуже нет - иметь дело со спецами, не умеют обобщать. (Скороговоркой.) «На месте источников образовалась зона стойкого увлажнения почвы», - так бы и писал: болото! Это уже кое-что, подумали мы! Свято место пусто не бывает, и действительно, вскоре в указанном болоте вдруг появился камыш и образовалась «плавневая зона с характерной для этой структуры флорой и фауной»! Так бы и писал: каждой твари по паре! Говоря научно, были созданы благоприятные условия для появления не только белоснежных лилий и кувшинок. Уж мы-то знаем, что рядом с аленьким цветочком всегда обретает чудище или какое-нибудь другое мнимосуществующее, неформальное, но аномальное явление! Я бы попросил некоторых товарищей не улыбаться так весело! У нас есть почти прямые доказательства того, что в указанной зоне появилось и нашло прекрасные условия для своего паразитического существования существо, которое, как нас предупреждали классики еще в прошлом веке, и обитает в таких, способствующих обитанию подобных социально преступных существ, благоприятных условиях! И это вам, товарищи, не барабашка, и не полтергейст, - это уже кое-что! Помните: «Призрак бродит по Европе»? А теперь подумайте, что это за призрак и не восточная ли Европа имелась в виду? А у меня вот в этой папке показания ряда товарищей, наблюдавших характерное шевеление камышового массива и слышавших сопровождающее это шевеление недвусмысленное сопение, чавканье и весьма красноречивое рычание! Ну, как? У меня даже сейчас мурашки по телу прошли!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Фёдор Иванович, не кажется ли вам, что вы несколько сгущаете краски?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Нет, не кажется! Я не Илья Ефимович Репин, и с красками дело не имею, зачитываю вам документ! Продолжаю! «Нами были использованы ряд методов…», - ну тут сплошные термины. Интерполяция, идентификация, не буду пудрить вам мозги спецтерминологией, тем более не нашей! Короче, в результате мы имеем приблизительно полное представление и антро… и амфро… - тут этот спец написал что-то непроизносимое… Одним словом, имеем портрет! Так что, друзья, приехали! Но и это не все! Извините, Августин Октябревич, я знаю, что кадровый вопрос - это ваша прерогатива, и все-таки мы провели самостоятельное исследование. Так вот, оказывается, что уже второй месяц отсутствует на работе экспедитор отдела материального снабжения Бездорожный Петр и третий месяц не появляется на рабочем месте Молчанов, тоже почему-то Петр! И если с Молчановым более или менее понятно, проходка дело такое, что можно так забуриться, что окажешься аж за рубежом, то исчезновение Бездорожного Петра явно указывает на обитание в плавневой зоне реального и кровожадного явления! У нас, в молодой автономной и демократической республике, люди просто так не исчезают! Не те времена!

АВГУСТИН ОКТЯБРЕВИЧ. Бред! Я предлагаю назначить расследование по материалам этого исследования!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Этой реплики я ждал, Августин Октябревич! Сейчас я вам представлю нечто реальное! Нашему оперу, то есть оператору, с риском для жизни, удалось сделать звукозапись в криминальной зоне. Правда, запись короткая, ограниченные технические возможности отечественной аппаратуры не позволили максимально приблизиться к интересующему нас объекту, но я думаю, что после прослушивания вы сделаете правильный вывод! Мне лично мой личный опыт подсказывает, что это далеко не олимпийский мишка и не крокодил Гена. Приятного вам прослушивания! Одну минутку, тут ко мне поступила записка. (Читает.) Да, документ. Почерк неразборчивый, ну, а про аргументацию я молчу. Речь идет о Бездорожном, помните, экспедитор? Читаю: «В мае месяце Бездорожный был командирован в тундру», - причем тут тундра, не понимаю. Ага «Чтобы достать по бартеру крепежный брусковый лес»! Интересно! «Перед самым отъездом…», - тут опять неразборчиво, но смысл такой: «Перед самым отъездом мы сидели и киряли на кухне». Ну, и автор записки обращается к Бездорожному: «Там, в тундре, Петро, вечная мерзлота, мхи и лишайники, там крепежный брус произрастать не должен, мы проходили по географии. На что Бездорожный Петр отвечает: «Ладно, на месте разберусь. Мне налили канистру шила, думаю, что договорюсь». С того вечера наш корреспондент Бездорожного не видел. Вот такой безграмотный документ. Ну что ж, приобщим к делу, как альтернативный материал. Сегодня же у нас плюрализм? Ну что, послушаем запись! Женя, ты готов? Сделай звук как положено, а то у нас здесь некоторые сомневаются! (Раздается дикий рев.)

Картина 6.

 ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА просыпается, вскакивает, разбуженная рёвом подъехавшего мотоцикла.  ФЕДОР ИВАНОВИЧ, ЭДИК, ЗИНАИДА изучают добытые бриллианты.

ЭДИК. О, Лёха приехал! Я попросил его, чтобы вечером подбросил домой.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Нет, нет, ни в коем случае! Он не должен меня видеть! Выйди к нему!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. (Обводит всех очумелым взглядом.) Значит, все это мне приснилось? Ну и сон, - убиться можно! И в кино ходить не надо! Камни, что, действительно драгоценные?

ЭДИК. Кто его знает, но крепкие - ужас! Никакая зараза не берет. Я хотел одну сторону отгранить, так половину наждачного круга в гараже содрал, и хоть бы на полмиллиметра! Во, крепкий, гад!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ну и красивые же, черти, в жизни таких не видела! Скажи, Фёдор, могла бы я быть патроном?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Ты больше похожа на гильзу с капсюлем.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А жаль, я бы тебя в приемной держала. В качестве референта. Согласен?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Лена, двадцать шесть лет ты мне задаешь вопросы, на которые нет цензурного ответа! Почему ты на меня так смотришь?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Просто так смотрю, понять тебя хочу. А что, нельзя?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Льзя! Пожалуйста, смотри, изучай, знакомься.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ага, странно! Что еще чувствуешь? У тебя краснеют глаза, уши становятся лохматыми, они растут, растут. Где-то прорезается хвостик. (Неожиданно жестко.) Как называется наша страна? Отвечать сразу!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Кажется, Союз суверенных государств.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Кто такой Августин Октябревич?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Церковный праздник?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Неправильно!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Римский император?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Неправильно!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Дальше!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Юридическое лицо, адвокат. Как называется наш концерн?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Не понимаю вопроса. Вот это, где мы сидим?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Допустим.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. «Фазенда Лимитед»!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ваша любимая песня?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. «Взвейтесь кострами синие ночи»!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ясно: крайне правый! Какой у нас общественный строй?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Сегодня или вообще?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Сегодня!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Надо думать. Уже не социалистический - появилась безработица. Еще не капиталистический - продуктов нету. (Ответ дается мучительно.) Хотя одни уже как при коммунизме, пенсионеры сами по себе. В селе совхозный, в городе комбинированный:  фабрично-заводской советско-рабовладельчес-кий!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Этого никто не знает, даже на Западе. Что это на столе?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Минералы.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А откуда?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. А добыл на личном огороде.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. В недрах? А что это так рычит?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Лёха на мотоцикле приехал.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Господи, как я устала! Дайте вашу руку, милорд.

ЗИНАИДА. Слушайте, а вы заигрались! Мама, что с тобой?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Я ничего не понимаю, Зина! Я его не понимаю!

ЗИНАИДА. Не удивляйся, в этой стране никто ничего понять не может. Почему ты не хотел, чтобы тебя подняли из колодца?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Мне надо было овладеть ситуацией. У нас так: сначала отобьют голову за то, что ты блондин, а потом признаются, что, в принципе, можно было и не отбивать, - блондины никому не мешали. А еще через некоторое время историки докажут, что отбивать нельзя было ни в коем случае, ибо блондины являлись здоровой оппозицией большинству брюнетов, но тогда об этом еще не знали! Ну и, конечно, возведут в жертву или героя! Вот поэтому и не захотел. Мне надо было разобраться. Историческая память, исторический опыт - это вам не трали-вали! Ведь я несу ответственность за собственную шкуру!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Другие от страха стареют, а этот сбросил двадцать лет!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Ну и представления у тебя, по-новому надо мыслить!

ЗИНАИДА. Все, что произошло с папой, - это приспособление организма к изменяющимся обстоятельствам! Значит, у него очень подвижная иммунная система!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Как дальше жить будем, что делать с теми сокровищами, которые у нас под ногами?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. На фига они нужны? Раньше как: ничего нет, зато есть чувство гордости за Родину! И хватало же!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ничего, вот штык тебе в задницу воткнет этот комитет - сразу почувствуешь, как глубоко сидит в тебе чувство Родины!

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.

Картина 7.

Страна утихла. Там же. Те же.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Сходить, что ли, укроп срезать?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Сходи и срежь, если охота.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Как же его резать: выше моего роста вымахал! Никогда у нас такого урожая не было, - вот что значит новая вода!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Как хочешь, так и режь, это мужское дело.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Черт его знает, - косой, что ли, скосить, или серпом?

ЗИНАИДА. Серпом и молотом.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Вот укроп, выше моего роста, настоящие джунгли!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Джунгли? Смотри, осторожнее, может, там зверь какой-либо завелся или чудище? Рычания не слышно? Или характерного шевеления?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Ты чего это, Лена, я тебе про укроп рассказываю!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Разные случаи бывают...

ЭДИК. Люди, а что это у нас урожай пропадает? Огурцов - миллион, деревья оплели и свисают!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. А я, кстати, трехлитровые бутыли перемыл, крышки приготовил. Укроп, правда, не срезал - как резать, черт его знает - выше моего роста вымахал! Вот укроп, так укроп!

ЭДИК. Выходит, все готово? Ну, так в чем дело, - на линию и вперед! Что нам, впервой?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Да вот мать команду не дает. Лен?

ЗИНАИДА. Ма, действительно, - урожай пропадает!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Бери руководство в свои руки, я не против.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. А я против! Зинаида не справится.

ЭДИК. А, отдыхать так отдыхать, не в огурцах счастье, в конце концов! Пойдемте, на перекладине посоревнуемся, в прошлый раз я проиграл - жажду реванша!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Пойдем лучше укроп резать - вызываю! Настоящие джунгли! Вот укроп!

ЗИНАИДА. Ма, пора тебе выходить из транса, слышишь?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Нет, не пора. Пока не пойму, что мы имеем и что с этим делать, ни за что браться не буду!

ЗИНАИДА. Да забудь ты про свой сон, - я же вижу, что тебя мучит! Эдик, хватит баловаться, спину потянешь! Перестань!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А ты действительно втюрилась в своего Эдика! Вот уж чего не ожидала, - ты всегда была гораздо серьёзнее его.

ЗИНАИДА. Ну и что, зато с ним легко и весело!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ты сильно изменилась за эти дни.

ЗИНАИДА. Нет. Это Эд стал другим. Послушай!

ЭДИК. Внимание! Внимание! Ахтунг! Ахтунг! Этенсьо! Этенсьо! Увага! Увага! Господа! Месье! Один раз, только один раз! Смертельный номер! Смертельный номер! Очень смертельный номер! Спешите видеть! Придет время, и вы будете рассказывать об этом своим внукам! Смертельный номер, господа! Подъём переворотом! (Барабанит напряженную дробь.) Дружно ахнули, господа: ах! Аплодисменты, цветы, теперь этот номер - уже история! Вы вляпались в историю, господа, - поздравляю!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Шут гороховый.

ЭДИК. (Ходит по кругу с протянутой шляпой и поёт.) Снова туда, где море огней, снова туда с тоскою моей…

ЗИНАИДА. (Целует его.) Спасибо. Браво! Мне понравилось. А почему именно подъем переворотом?

ЭДИК. Это единственное, что умеют делать в нашей стране.

ЗИНАИДА. Я знала, что ты скажешь что-нибудь в этом роде.

ЭДИК. Слушай, Зин, тебе действительно так нравятся мои хохмочки? Ты такая серьёзная.

ЗИНАИДА. А это была хохмочка?

ЭДИК. Нет, это был отчетный доклад генерального секретаря!

ЗИНАИДА. Эд, ты что, не знаешь, что партии больше нет?

ЭДИК. Ах, да! Ну, значит, это был самый последний отчетный доклад. Ты стала такой странной, Зин.

ЗИНАИДА. Ой, не знаю, не знаю, кто из нас стал странным. Так вот, птица моя небесная, нельзя тебя, оказывается, в клетке держать, - ты и петь не поешь, и занудой становишься.

ЭДИК. Что с тобой, Зин?

ЗИНАИДА. В твоих перышках, ненаглядный, запутался ветер свободы! Толку от тебя не много, но чирикаешь неплохо!

ЭДИК. Честно говоря, я сам себя всегда ощущал немного пернатым: клюнул - капнул, моргнул - порхнул, присел - чирикнул! Ничего?

ЗИНАИДА. Ничего.

ЭДИК. Да, Зин, что это с матерью творится? Ну, сделали нам противопутчевую прививку - гуляй Вася! Может, её камушки так загипнотизировали?

ЗИНАИДА. А может, нет?

ЭДИК. А может, да?

ЗИНАИДА. А может, нет?

ЭДИК. Сама знаешь, что да.

ЗИНАИДА. Знаю. Понимаешь, она не жадная, нет, просто ей нужно поле деятельности, и такое, чтобы дым коромыслом! У нее такой потенциал прокисает, ты не представляешь! Я же вижу, как она борется с собой, ей не до огурцов.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Фёдор, скажи: тебя вот это все устраивает?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Что именно?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ну, вот все вот это, что ты видишь: банки, склянки, купоросы.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Вполне. Вот закатаем огурцы, сварим варенье, деревья опрыскаем, землю удобрим.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Какой ты недалекий, Фёдор, даже обидно, честное слово.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Раньше ты жаловалась, что нет воды, ну вот, теперь есть вода, да еще какая! Чего тебе еще не хватает? Смотри, какой урожай поднялся, укроп выше моего роста - не знаешь, как к нему подступиться!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Дался тебе этот укроп! Там, в колодце, кроме воды еще кое-что блестит, что ж вы про это молчите? Почему молодые избегают говорить об этом? Объясни, - почему?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Потому, что они и так счастливы, зачем им бриллианты? А я, честно говоря, не верю, что из этого что-нибудь хорошее выгорит.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ну почему, почему не веришь?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Объективно?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Как хочешь, но чтобы понятно.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Объективно, Елена, все мы с большим набекрень в мозгах. Я, например, за собой это замечаю, особенно когда с тобой разговариваю. Мне кажется, что и ты не совсем адекватно воспринимаешь действительность. А если есть подозрение - за большие дела лучше не браться! Вспомни, когда я сидел в колодце, что ты мне сказала? А сказала ты мне очень мудрые слова. Фёдор, сказала ты, мне кажется, что жизнь - это совсем не то, что мы о ней думаем! Один раз тебя осенило! Было мирное солнечное утро, по Москве грохотали танки, я сидел в кимберлитовом колодце, под ногами у меня шуршали алмазы, над головой мерцали бледно-голубые звезды - и я с тобой немедленно согласился. Может быть, в интересах всего человечества, все придурки должны жить в одной стране. Не утверждаю, но вполне допускаю, что эта страна – наша. Тогда нам надо успокоиться на той высокой мысли, что мы выполняем какую-то важную вселенскую миссию.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Дальше можешь не продолжать, я тебя поняла!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Как хочешь, ты спросила - я ответил, как мог.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А я в себя верю! Верю! У меня есть ум, хватка, энергия, ты с этим согласен?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Согласен, конечно. Я не комикадзе.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Плюс колоссальные возможности, которые у нас появились. Ты же сам говоришь: алмазы шуршали у тебя под ногами, так или нет? Да тут такое можно закрутить, - небу жарко будет!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Может и так, а огурцы возьмут и пропадут! Жалко, - огурцы надежнее, а с этими бриллиантами мы обязательно куда-нибудь заедем не туда!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А, ну тебя, Фёдор, мне тошно слушать про твои огурцы! Ну, причем, причем тут огурцы, ведь мы поймали ветер удачи!  Стой, где-то я уже слышала про ветер удачи. Сейчас вспомню.

ЭДИК. (Выходит из душевой.) Ветер удачи, который вздует паруса нашей надежды!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ой… Ой… Так это же Августин Октябревич! Неужели? А я-то думаю, ну где я его встречала? Ишь, как замаскировался! (Жестко.) Крайне левый?

ЭДИК. (Пытается угадать.) По самому краешку… На грани срыва. Полузащита. Глубокая эшелонированная оппозиция… Нет?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А ты не гадай, не надо.

ЭДИК. Больше не буду, сразу не бросишь, если всю жизнь этим занимался. А вы изволили быть на правом фланге, если не ошибаюсь? Издали не разглядишь, но я вас тоже припоминаю.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. На правом, на правом. Вот, значит, откуда у тебя байроновская репутация, Августин Октябревич? «Здравствуй, племя молодое, незнакомое!»

ЭДИК. Прямое попадание: Буревестников, ваша честь!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Понятно, понятно, наслышана. Юрист, значит?

ЭДИК. Не изволили угадать: прежде всего, я ваш зять по линии жены, все остальное так, баловство, чик-чирик, для души отдохновение!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ничего, эта шелуха с тебя быстро слетит, когда дело дойдет до настоящего.

ЭДИК. Дела - изволили забыть!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Догадлив. (Обходит ЭДИКА, как бы изучая.) Понимаешь, Зина, когда мы, патроны, набираем команду, то берем самых умных, энергичных и преданных! Присматриваешься, присматриваешься, чтобы не ошибиться, - и обязательно ошибёшься! Проходит год, и эти самые-самые начинают делиться на анархистов и монархистов, либералов и радикалов, левых и правых, реформаторов и консерваторов, прозаиков и поэтов. И попробуй заранее предвидеть! Но этого чижика-пыжика я вижу насквозь, и даже глубже! Вот посмотришь, через год он станет ключевой фигурой, моей правой рукой!

ЭДИК. Как! Вы же только что сказали, что я крайне левый! Зин, скажи ей! Не хочу быть правым! Что вы меня, как резервиста, с фланга на фланг перебрасываете?!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Хорошо, хорошо, будешь левым. Ну что ж, теперь можно и помечтать.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Может быть, вы и мне роль обозначите в будущих структурах?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А как же! Ты, Фёдор, мог бы в приемной сидеть, держать в руках аппарат и иметь настоящую власть. Твоя сила – в мощном аппарате!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Елена, опять хулиганишь!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Укрепишь аппарат, внедришь его незаметно в нужное место - и дело пойдет как по маслу! Я тебя хорошо знаю, ты справишься!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Нет, вы послушайте, что она мелет? Какой аппарат?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Фёдор, не путай дар божий с яичницей.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Слушай, мать, а ведь ты поехала!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Терпи, Фёдор, терпи, супруг! Значит, так, - коалиция есть, оппозиция есть. Зинаида за демократию будет отвечать, она привлекательная.

ЗИНАИДА. (С интересом слушает Эдика, расхохоталась.) Ма, мне Эд интересную историю рассказал, поучительная, между прочим. Эд, расскажи еще раз!

ЭДИК. Не выдумывай!

ЗИНАИДА. Ну, я тебя прошу!

ЭДИК. Ладно, ради тебя. Из жизни обезьян. В старой зоологии нашел, с картинкой. Значит, так. Гуляют обезьяны. На свободе у них две проблемы: харч и секс. Гуляют они, значит, гуляют, а одна, самая добычливая, банку с орехами в кустах нашла. Естественно, лапой туда - хвать! До сэбэ - шиш! Кулак с орехом из банки не вылазит, ни в какую, - горлышко узкое! А тут еще оказывается, что банка на веревке к дереву привязана. Хоть караул кричи! Вот так их и отлавливают. Конец истории.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Неужели она такая дура, что не догадается разжать кулак?

ЭДИК. Да ни за что! Она считает, что ей круто повезло, - вот в чем гвоздь!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Это уж совсем идиоткой надо быть! Ну, и какая из этого мораль?

ЭДИК. Да никакой морали, это Зинаида во всем мораль любит искать! Более того, уже почти доказано, что эволюция человека к обезьянам никакого отношения не имеет. Это заблуждение дедушки Дарвина! Наши корни космического происхождения!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. «Более того!» Действительно, авантюрист, только и умеешь, что сбивать с толку! А я на него надеюсь!

ЭДИК. Очень жаль, что так получилось. Урок закончен, пошел я на турник!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Нет, с этой командой каши не сваришь! Фёдор, что ты стоишь с открытым ртом?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Хочу задать вопрос.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ты, кажется, укроп хотел резать? Вот иди и режь! Вопрос в другой раз задашь. Опять он стал! Ну, хорошо, хорошо, задавай свой вопрос!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Скажи, как я должен укреплять свой аппарат? Неужели ты не понимаешь, что ты меня уязвила?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Успокойся, он тебе больше не понадобится, иди и режь.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Не понял? 

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Фёдор, еще одно слово! Ты видишь, в каком я настроении!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Но там такой укроп, ты меня извини. Может, я серпом?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Валяй серпом, только осторожнее.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. А что осторожнее, - сама сказала.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Фёдор, постой! Сначала разожги плиту и поставь воду! Побольше, понял? Потом принесешь бутыли, которые ты приготовил.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Так что, укроп резать, воду греть или бутыли нести?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Нет, это невыносимо! Сначала поставь воду, не ты же ее будешь греть! Пока вода будет греться, принесешь бутыли. Потом иди и режь свой укроп! Повтори?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Ставь - неси - режь! Можно я вприпрыжку? (Уходит.)

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Зинаида! Бери плетенку, собирай огурцы!

ЗИНАИДА. Без проблем.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Эдик, ты что, каждый день будешь перевороты делать? Помогай жене собирать огурцы!

ЭДИК. Благодарю за доверие! Рад стараться!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Крупные не бери, мы их потом отдельно в засолку бросим!

ЭДИК. А мелкие брать? В кошелку?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А мелкие на закатку! Повтори!

ЭДИК. Дело рвачей: крупные в засолку, мелкие на закатку, - чистка рядов! А средние? А средние пусть живут?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Эх, Эдька, Эдька! А ведь ты умный, и сказать можешь, а пропадешь без дела!

ЭДИК. Ничего, дело мы еще заведем. Вы думаете, мне вот так, без дела, пропадать охота? (Уходит.)

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Фёдор, чем ты занимаешься?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Не мешай, сама не видишь, что ли, - бутыли несу!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А воду ты поставил? Ты воду греешь?!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Елы-палы, а я думаю: зачем на кухню шел?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Убиться можно! Все, Фёдор, извини, но я так больше не могу! Ты ничего не умеешь! Ничего!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Аппаратом могу работать. Сама сказала, что это у меня получатся!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Фёдор, посмотри на меня! Дело серьезное, - сможешь?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Я в своих возможностях не сомневаюсь!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Тогда вот что! Мы действительно разные люди, но выход есть. Я предлагаю разъединиться, а потом соединиться, но на другой платформе!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Это нашу полуторную ты называешь платформой, или я чего-то недопонимаю?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ты меньше про это говори, понял? Я предлагаю создать союз независимых, а уже на его основе концерн! И вот там проявишь себя! Как ты к этому относишься?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Я согласен, без концерна - это не жизнь. Что будем производить?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Бриллианты! Согласен?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Лады, бриллианты так бриллианты. А разъединяться будем?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Надо!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. А зачем?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Иначе не будет суверенитета. Союз независимых, догоняешь?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Дышу в затылок. А сходиться будем?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ну, а как же, Фёдор, мы что - чужие?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Когда?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Когда поймем, что вместе выгоднее. Интеграция.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. А что делать, если я это уже понял?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ну, ты даешь! Я тоже поняла, ну и что? То, что мы сейчас это понимаем - это неправильно! Вот когда историческая необходимость заставит - это будет пора! Кто ж через ступеньку перепрыгивает? Нельзя! Ты диалектику сдавал?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Я считаю, тут какая-то ошибка в теории. Ну, да ладно, начнем, а там видно будет. Да, а наши что скажут?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Так мы же их тоже в концерн возьмем! О, через год ты их не узнаешь! Эдик наш, конечно, путаник, но зато он искренний, а это многое значит! Была бы вера, было бы что менять! Эх, Фёдор, мы еще заставим о себе говорить, - весь мир на нас дивиться будет, вот увидишь!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Только ради тебя соглашаюсь, Елена. А пока, значит, горшок об горшок?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Так надо.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Ну что ж, надо значит надо, суверенитет так суверенитет. Когда в недрах барахтался и погружения совершал, я тоже кое-что выудил. (Достает из кармана мешочек.) Тридцать штук, - не много, зато собственные. Фонд.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Что?! Фёдор… Ну, Фёдор, этого я от тебя не ожидала! Ты меня предал, Фёдор, где твоя совесть?!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Все при мне, мой друг, - и ум, и честь, и совесть! И еще кое-что! Даешь концерн!

Картина 8.

Эпилог. ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА, ФЕДОР ИВАНОВИЧ играет на гармошке и поёт задушевно.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Бьется в тесной печурке огонь,

                                               На поленьях смола, как слеза,

                                               И поет мне в землянке гармонь

                                               Про улыбку твою и глаза…

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Так веко дергается - сил нет терпеть! Наверное, к бомбежке.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. К артобстрелу, а не к бомбежке.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. О, слыхал - бухнула? Сорокопятка или гаубица?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Свистит - значит, гаубица. (Продолжает петь.)

                                               Ты сейчас далеко-далеко,

                                               Между нами снега и снега.

                                               До тебя мне дойти нелегко,

                                               А до смерти четыре шага…

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Фёдор, я так и не пойму, - за кого мы? Сначала ты говорил, что восточная часть горы отстаивает своё историческое право. Теперь, смотрю, ты уже за южных?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Восточным надо научиться уважать новые политические реальности, мало ли что было при царе Горохе?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А мне кажется, ты слишком часто меняешь свои убеждения. Сорокопятка шарабахнет - ты за одних, гаубица бухает - за других! Послали Эдьку на гору узнать, в чем там дело, а он, говорят, уже бригадой командует! Надо сказать Зинаиде, чтобы отозвала, а то наломает там дров.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Пусть растет. Он свободолюбивый, - горным людям это нравится.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Слышишь, может надо приостановить добычу, пока там не утихомирятся?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Сиди смирно и делай вид, что руководишь, - там даром время не теряют!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Растаскивают?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Шуруют полным ходом.

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Хоть бы под нами не рухнуло. В недрах живого места, наверное, не осталось.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. А я предупреждал, - не туда заедем!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Потом же согласился! Чего соглашался?

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Я и сам не знаю, как это получилось, ты же как начала выступать, как начала!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Что поделаешь, мы так привыкли: если перемены, значит к лучшему! Надо было проявить твердость - ты у нас глава!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Не понял?  Я глава? С каких это пор? Столько лет живем, а я и не знал, что я глава!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ну вот, теперь знаешь. Бери бразды и принимай решения! Мне эта канонада надоела!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Не надо было начинать, мы что, плохо жили?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. А что, - хорошо? Вспомни, как без воды сидели.

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Когда воду добыли, бриллианты не надо было трогать!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. И кто бы это говорил! Ничего, Фёдор, жили плохо, сейчас живем совсем плохо, зато…

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Что зато?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Зато завтра будем жить очень хорошо!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Но как, как это сделать?

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Ты руководи, руководи, я тебе помогу, посоветую и направлю. Да, плохо, да, совсем плохо, а дальше что? Ты диалектику сдавал? Подъем! Ну!

ФЁДОР ИВАНОВИЧ. Но ведь там, там беспредел! И там, и там, тоже беспредел!! Это не подъем, это два оборота со стойки на ушах в сухой бассейн!

ЕЛЕНА ГЕОРГИЕВНА. Пойдем в кабинет, по дороге все тебе объясню. (Встают и идут.) Во-первых, установи беспределу разумные рамки, во-вторых… (Уходят.)

КОНЕЦ.

Октябрь 1991 г.

© РЕЗАНОВ Михаил Кирьякович

 г. Севастополь

 тел.:   (0692) 373-469

Е-mail:  mik-rezanov@narod.ru