Жан Расин. Британик

Перевод Э. Л. Линецкой
Jean Racine. Tragedies
Жан Расин. Трагедии
Серия "Литературные памятники"
Издание подготовили Н. А. Жирмунская, Ю. Б. Корнеев
Издательство "Наука", Сибирское отделение, Новосибирск, 1977
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru

Британик
(Britannicus)

ЕГО СВЕТЛОСТИ ГЕРЦОГУ ДЕ ШЕВРЕЗ {1}

Ваша светлость!
Вы, быть может, с удивлением увидите свое имя на первом листе этой книги; испроси я вашего согласия на то, чтобы посвятить ее вам, вы скорее всего отказали бы мне в моей просьбе. Но меня можно было бы обвинить в неблагодарности, если бы я и доле утаивал от света доброе отношение, которым вы всегда меня удостаивали. Какое зрелище являл бы собою тот, кто трудился бы только во имя славы и при этом умалчивал о покровительстве столь высоком, как ваше!
Нет, ваша светлость, я не откажусь от почетного права оповестить всех о том, что даже мои друзья вам не безразличны, что вы проявляете участие ко всем моим замыслам, что благодаря вам я имел честь читать это творение человеку, чья каждая минута драгоценна. {2} Вы были свидетелем тому, с какой проницательностью судил он о построении моей пиесы и насколько его понятия о трагедии истинно безупречной превышают все, что я в силах создать.
Не опасайтесь, ваша светлость, что я не ограничусь этим и, остерегаясь восхвалять его в глаза, буду и далее обращаться к вам, дабы возносить ему хвалу с большей непринужденностью. Мне ведомо - утомлять его внимание хвалою небезопасно, и, смею сказать, ка к раз эта скромность, присущая вам обоим, особенно крепко связывает вас друг с другом.
У человека с заурядными свойствами умеренность - добродетель весьма заурядная. Но когда вы, наделенный всеми достоинствами сердца и ума, глубиною суждений, дающейся обычно лишь многолетним опытом, блестящими и обширными познаниями, которых вам не скрыть от ваших близких друзей, когда этой, вызывающей всеобщее восхищение, мудрой сдержанностью обладаете вы, тогда она становится добродетелью поистине редчайшей, особенно в наш век мелочных тщеславий. Но, сам того не замечая, я не устоял перед искушением говорить о вас: как же оно должно быть сильно, если я поддался ему в послании, в котором собирался лишь почтительно засвидетельствовать, что я всегда

покорнейший и смиренный слуга
вашей светлости.
Расин

Первое предисловие

Ни одно творение, отданное мною на суд публики, не принесло мне таких похвал и не навлекло такой хулы, как эта трагедия. Я трудился над ней с особым тщанием, но, казалось, чем больше сил я в нее вкладывал, тем ожесточеннее рвали ее на части иные критики: каких только козней они не строили, каких только недостатков не находили! Кое-кто даже соизволил взять под защиту Нерона, утверждая, будто я изобразил его слишком жестоким. А я-то полагал, что самое имя Нерона уже означает нечто превосходящее обыкновенную жестокость! Впрочем, возможно, они хотели этим сказать, блеснув осведомленностью, что в первые годы правления Нерон еще ничем себя не запятнал. Но довольно прочитать Тацита, дабы убедиться: пусть вначале он был хорошим императором, но человеком он всегда был очень дурным. В этой трагедии я вовсе ни касаюсь дел политических: Нерон представлен мною в кругу своей семьи, в частной жизни, и, право, нет надобности приводить все цитаты, подтверждающие, что я не нанес оскорбления его чести.
Другие, напротив, пеняли на то, что я приукрасил Нерона. Должен признаться, я отнюдь не считаю его образцом прекрасного человека; он мне всегда казался чудовищем. Но у меня это чудовище только в зачатке - Нерон еще не поджег Рим, не убил свою мать, жену, своих наставников. За вычетом этого, он совершил достаточно злодеяний, чтобы истинная его натура всем была ясна.
Нашлись защитники и у Нарцисса: они поносили меня за то, что я изобразил его столь дурным человеком и к тому же наперсником Нерона. В качестве ответа этим людям удовольствуюсь единственной цитатой. "Нерон, - говорит Тацит, - был весьма разгневан смертью Нарцисса, ибо пороки этого вольноотпущенника были на редкость схожи с его собственными, пока еще скрытыми: "cujus abditis adhuc vitiis mire congruebat"". {Переводом этой и нескольких следующих цитат из Тацита являются предшествующие слова Расина. - Ред.} {3}
Иные возмущались тем, что героем трагедии я избрал столь юного годами Британика. В предисловии к "Андромахе" я уже приводил им суждение Аристотеля касательно героя трагедии: герой этот не должен быть совершенен, более того, пусть он будет отмечен какими-нибудь несовершенствами. Здесь я еще добавлю, что семнадцатилетний юноша, отпрыск императорского дома, наделенный великой отвагой, способностью к великой любви, прямодушием и доверчивостью - свойствами, вообще присущими юности, - безусловно может, на мой взгляд, вызвать к себе сочувствие. А большего мне и не надобно.
"Но Британик погиб, когда ему только исполнилось пятнадцать, - твердят эти критики, - меж тем как в трагедии ему, равно как и Нарциссу, подарено два лишних года жизни". Я не стал бы отвечать на подобное возражение, не выскажи его, да еще с таким жаром, человек, который позволил себе восьмилетнее царствование некоего императора превратить в двадцатилетнее {4}, а такая погрешность в хронологии куда серьезнее, ибо счет времени мы ведем по годам царствований.
Не обошли хулители и Юнию: они говорят, что старую кокетку по имени Юния Силана я превратил в молодую и добродетельную девушку. Каков был бы их ответ, скажи я им, что Юния - столь же вымышленное лицо, как Эмилия в "Цинне" и Сабина в "Горации"? {5} Но я скажу другое: будь они начитаннее в истории, им встретилось бы имя Юнии Кальвины из Дома Августа, сестры Силана, которому Клавдий обещал в жены Октавию. {6} Эта Юния была молода, красива и, как говорит Сенека, "festivissima omnium puellarum". {"приятнейшая среди юных дев" (лат.).} {7} Она нежно любила брата, и враги, утверждает Тацит, обвиняли их в кровосмесительстве, хотя повинны они были лишь в некоторой неосмотрительности. {8} Да, я изобразил ее более скромной, нежели она была в действительности, но с каких пор нам воспрещено исправлять нравы действующего лица, тем паче никому не известного!
Многие находят странным, что Юния появляется на сцене после смерти Британика. Как утонченны эти люди - им режут слух четыре строки, {9} к тому же не лишенные трогательности, в которых она только и говорит, что идет к Октавии! "Но ради этого не стоило возвращать ее на сцену", - настаивают они. Им неведомо одно из правил, обязательных для театральных пиес: передавать в рассказе лишь то, что не может быть показано. {10} Древние авторы нередко заставляют актеров выходить на сцену только для того, чтобы сообщить, откуда они пришли и куда направляются.
"Все это лишнее, - не унимаются мои критики. - Трагедия приходит к концу вместе с рассказом о смерти Британика, остальное уже не к чему и слушать". Однако все слушают - и с не меньшим напряжением, чем обычно в конце трагедии. А я меж тем всегда понимал, что поскольку трагедия воссоздает событие, уже полностью свершившееся и в котором приняло участие несколько действующих лиц, ее можно считать оконченной, лишь когда разъяснена судьба всех участников. Так чаще всего и поступает Софокл: например, в "Антигоне" он тратит столько же стихотворных строк {11} на описание ярости Гемона и наказания, постигшего Креонта после смерти Антигоны, сколько я - на проклятия Агриппины после смерти Британика, возвращение Юнии, кару, которую понес Нарцисс, и отчаяние Нерона.
Возможно ли угодить столь щекотливым судьям? Ну еще бы, и без особого труда, но для этого пришлось бы пожертвовать здравым смыслом, уклониться от правды и удариться в неправдоподобное. {12} Действие, простое по своей сути, не перегруженное событиями, каковым ему и следует быть, ибо оно ограничено пределами одного дня, действие, шаг за шагом продвигающееся к своему завершению и основанное лишь на желаниях, чувствах, страстях участников, надо было бы обременить множеством случайностей, которые не уложить и в целый месяц, бессчетными хитросплетениями, тем более поразительными, чем менее они вероятны, нескончаемыми тирадами, где актеры говорят как раз обратное тому, что им пристало бы говорить. Надо было бы, к примеру, вывести на подмостки героя, который пьян и шутки ради старается вселить ненависть к себе {13} в свою любовницу, спартанца сделать болтуном, {14} заставить завоевателя разглагольствовать лишь о любви, {15} а женщину - давать завоевателям уроки непреклонной гордости. {16} Вот бы возрадовались эти господа! Но каков был бы приговор тех немногочисленных разумных людей, чье одобрение я стараюсь заслужить? И как посмел бы я, так сказать, явиться на глаза великим мужам древности, которых взял себе за образец? Ибо, как говорит один из этих древних авторов, {17} вот те истинные зрители, которые неизменно должны быть перед нашим мысленным взором, и мы без устали должны спрашивать себя, что сказали бы Гомер и Вергилий, прочитай они эти стихи? Или Софокл, если бы увидел на театре эту сцену? Так или иначе, я никому не препятствовал бранить мои произведения - все равно это было бы бесполезно; "Quid de te alii loquantur ipsi videant, sed loquentur tamen", {"Пусть другие решают, что им говорить о тебе, но говорить они, несомненно, будут" (лат.).} - говорит Цицерон. {18}
Да простит мне читатель это маленькое предисловие, где я объясняю ему соображения, которыми руководствовался, когда писал трагедию. Что может быть натуральнее желания защититься, если на тебя нападают и, по твоему разумению, несправедливо? Я вижу, даже Теренций {19} писал прологи только, чтобы оборониться от хулы старого злокозненного поэта {19а} (malevoli veteris poetae), который ретиво собирал голоса против него и занимался этим до самого начала представления его комедий. {20}

... Occepta est agi:
Exclamat, etc. {*}
{* ... Не успели начать,
Он закричал, и т. д. {21} (лат.).}

Одного вполне основательного замечания мне все же не сделали. Однако, что ускользнуло от зрителей, то, быть может, заметят читатели: Юния у меня становится весталкой, меж тем Авл Геллий {22} сообщает, что в весталки принимали девочек не моложе шести лет и не старше десяти. Но в моей трагедии народ берет Юнию под свое покровительство, и, как мне кажется, приняв в расчет ее происхождение, добродетель и несчастную участь, он может пренебречь возрастом, предписанным по закону, как много раз пренебрегал узаконенным возрастом, когда избирал в консулы знаменитых людей, достойных этой почетной должности.
Короче говоря, я ничуть не сомневаюсь, что можно было бы сделать еще немало замечаний, притом такого рода, что я принужден был бы их принять и воспользоваться ими в будущих моих сочинениях. Но я от души жалею людей, пишущих только в угоду публике. Яснее всего видят наши недостатки как раз те люди, что охотнее всего закрывают на них глаза: они прощают нам то, что им не по душе, ради того, что доставило удовольствие. Напротив, всего несправедливее невежда: он уверен, что восхищаться способен только человек ничего не смыслящий; объявляет всю пиесу негодной, если ему хоть что-то в ней не понравилось; более того, обрушивается на самые удачные места, стараясь этим доказать свое остроумие, а если мы пытаемся его оспорить, обвиняет нас в зазнайстве, в нежелании считаться с кем бы то ни было, и ему невдомек, что порою он больше тщеславится дрянным критическим разбором, нежели мы - недурной театральной пиесой.

Homme imperito nunquam quidquam injustius. {*}
{* Нет ничего несправедливее невежды {23} (лат.).}

[Второе предисловие] {24}

Я предлагаю сейчас публике ту из моих трагедий, в которую поистине вложил больше всего труда. Но, признаюсь, поначалу она обманула мои упования на успех: появление ее на театре было встречено такой хулою, что, казалось, пиеса обречена на полный провал. Я и сам начал думать, что судьба ее сложится куда менее счастливо, чем судьба прочих моих творений. Однако в конце концов произошло то, что всегда происходит с произведениями не вовсе дурными: хулителей как не бывало, трагедия не сходит со сцены. Именно ее охотнее всего смотрят ныне и двор, и публика. И если из всех написанных мною пиес хоть одна сколько-нибудь долговечна и заслуживает похвалы, то, по единодушному признанию знатоков, такой пиесой является "Британик").
Должен сказать, что, живописуя двор Агриппины и Нерона, я находил подтверждение верности своего замысла в тех образцовых трудах, на которые опирался. Мои действующие лица скопированы с полотен величайшего живописца древности, то есть Тацита: я так много читал тогда этого несравненного автора, что обязан ему почти всеми живыми чертами своей пиесы. У меня даже было намерение приложить к этому сборнику выдержки из самых замечательных глав, которым я пытался подражать, но оказалось, что они займут немногим меньше места, нежели целая трагедия. Поэтому пусть не посетует на меня читатель за то, что я отошлю его к автору, чьи книги к тому же у всех под руками, и ограничусь цитатами, касающимися лиц, выведенных мною в пиесе.
Начну с Нерона, напомнив предварительно, что он представлен у меня в первые и, как известно, безоблачные годы своего правления. Следовательно, я был не вправе изобразить его таким дурным человеком, каким он стал потом. Но я не изобразил его и человеком добродетельным, ибо таковым он никогда не был. Нерон еще не убил свою мать, жену, наставников, но в нем зреют семена всех этих злодейств, он уже хочет освободиться от запретов, ненавидит своих близких, но прикрывает ненависть притворными ласками, "factus natura velare odium fallacious blanditiis". {"созданный природою, чтобы таить в себе ненависть, прикрывая притворными ласками" (лат.).} {25} Короче говоря, это чудовище в зачатке, которое, еще не смея открыто проявиться, старается приукрасить свои дурные деяния: "Hactenus Nero flagitiis et sceleribus velamenta quaesivit". {26} Он не терпел Октавию, отличавшуюся редкой сердечностью и добронравием, "fato quodam, an quia praevalent illicita; metuebaturque ne in stupra feminarum illustrium prorumperet". {"то ли по воле рока или, может быть, потому, что все запретное слаще, и они опасались, как бы Нерон не обратился к прелюбодейным связям с женщинами именитых родов" {27} (лат.).}
Его наперсником я делаю Нарцисса, опираясь на Тацита, который говорит, что Нерон был весьма разгневан смертью Нарцисса, ибо пороки этого вольноотпущенника были на редкость схожи с его собственными: "cujus abditis adhuc vitiis mire corigruebat". Из приведенной цитаты следует, во-первых, что Нерон был уже порочен, а во-вторых, что Нарцисс потакал его дурным наклонностям.
Этому гнусному двору я противопоставляю истинно порядочного человека в лице Бурра, отдав ему предпочтение перед Сенекой, и вот по какой причине: оба они были наставниками юного Нерона, Бурр - в военном деле, Сенека - в науках, оба приобрели широкую известность, один - своим военным опытом и строгостью нравов, "militaribus curis et severitate morum", {28} другой - красноречием и приятным складом ума, "Seneca praeceptis eloquentiae et comitatebonesta". {"Сенека - наставлениями в красноречии и свободной от подобострастия обходительностью" {29} (лат.).} Кончину Бурра горько оплакали, памятуя о его добродетели: "Civitati grande desiderium ejus mansit per memoriam virtutis". {30}
Все их силы уходили на борьбу с заносчивостью и свирепостью Агриппины, "quae, cunctis malae dominationis cupldinibus flagrans, babebat in partibus Pallantem". {31} Больше я ничего не скажу о ней, ибо можно было бы сказать слишком много. Ее характер я старался обрисовать с особенной тщательностью, и трагедия моя в той же мере трагедия опалы Агриппины, как и смерти Британика. Эта смерть потрясла ее, и Тацит говорит, что, судя по ее ужасу и смятению, она так же не виновата в ней, как и Октавия. В Британике она видела свою последнюю надежду, и злодейская его гибель рождала в ней предчувствие еще большего злодеяния: "Sibi supremum auxilium ereptuin, et parricidii exemplum intelligebat". {"Агриппина отчетливо понимала, что лишается последней опоры и что это братоубийство - прообраз ожидающей ее участи" {32} (лат.).}
Возраст Британика так хорошо всем известен, что я не мог изобразить его иначе, нежели юным отпрыском императорского дома, наделенным великой отвагой, способностью к великой любви и прямодушием - свойствами, вообще отличающими юность. Ему было пятнадцать лет, и говорили, что он одарен живым умом - так ли это, или людям, тронутым его несчастной судьбой, хотелось этому верить, но умер он раньше, чем успел доказать свои способности: "Neque segnem ei fuisse indolem ferunt; sive verum, seu, periculis commendatus, retinuit famam sine experimente". {"Говорят, что он обладал природными дарованиями; то ли это соответствует истине, то ли такая слава удержалась за ним из-за сочувствия к постигшим его несчастьям, хотя бы и не успел доказать на деле ее справедливость" {33} (лат.).}
Не следует удивляться, что при нем находится такой дурной человек, как Нарцисс: давно уже было решено, что Британика должны окружать люди без чести и совести: "Nam, ut proximus quisque Britannico, neque fas neque fidem pensi haberet, oiim provisum erat". {34}
Мне остается сказать несколько слов о Юнии. Не следует путать ее со старой кокеткой по имени Юния Силана. У меня речь идет о другой Юнии, которую Тацит называет Юнией Кальвиной из дома Августа; она приходилась сестрой Силану, которому Клавдий обещал в жены Октавию. Эта Юния была молода, красива и, как говорит Сенека, "festivissima omnium puellarum". Они с братом нежно любили друг друга, и "их враги, - говорит Тацит, - обвинили их в кровосмесительстве, хотя повинны они были лишь в некоторой неосмотрительности". Она дожила до правления Веспасиана. {35}
Юния у меня становится весталкой, хотя Авл Геллий сообщает, что в весталки принимали девочек не моложе шести лет и не старше десяти. Но в моей трагедии народ берет Юнию под свое покровительство и, как мне кажется, приняв в расчет ее происхождение, добродетель и несчастную участь, он может пренебречь возрастом, предписанным по закону, как много раз пренебрегал узаконенным возрастом, когда выбирал в консулы знаменитых людей, достойных этой почетной должности.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Нерон, император, сын Агриппины.
Британик, {36} сын императора Клавдия.
Агриппина, {37} вдова Домиция Энобарба, отца Нерона, и, по второму
браку, вдова императора Клавдия.
Юния, возлюбленная Британика.
Бурр, наставник Нерона.
Нарцисс, наставник Британика.
Альбина, наперсница Агриппины.
Стража.

Место действия - Рим, один из покоев во дворце Нерона.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Агриппина, Альбина.

Альбина

Негоже, госпожа, тебе у двери ждать,
Когда твой сын Нерон изволит почивать.
Мать императора в покой к нему не входит,
Без свиты по дворцу бесшумной тенью бродит...
Прошу, вернись к себе, там сына подождешь.

Агриппина

Нет, мне уйти нельзя. Как беспощадный нож,
Мой сын в меня вонзил тревогу и страданье:
Я думой горестной заполню ожиданье.
Все, все сбывается, чего боялась я:
Нерон нетерпелив и, больше не тая
Вражды к Британику, весь нынче обнаружась.
Устав вселять любовь, вселить желает ужас.
Едва Британика с пути он уберет,
Как вслед за ним, поверь, приспеет мой черед.

Альбина

К чему такая речь? Нерон к тебе привязан,
Рожденьем, титулом - всем матери обязан.
Сын Клавдия тобой наследия лишен
И римским цезарем не он провозглашен,
А сын Домиция. {38} Тебя любить безмерно
Он должен, госпожа.

Агриппина

Он должен, это верно,
И щедро мне воздаст, когда в нем честь жива,
Но тяжко отомстит, когда она мертва.

Альбина

В Нероне честь мертва? Он долгу так послушен,
Взыскателен к себе, к другим великодушен!
Три года властвует, {39} и цезарем таким -
Тебе ль того не знать? - гордиться может Рим.
Стал императором Нерон тому три года,
И время консулов вернулось для народа:
Он подданным отец и в юности своей
Подобен Августу на склоне поздних дней. {40}

Агриппина

При всем пристрастии насквозь я вижу сына:
Чем Август завершил, тем начал он, Альбина,
Но как бы прошлого грядущим не попрал
И тем не завершил, чем Август начинал!
Личину носит он, но сквозь личину явен
В нем сын Домиция, жесток и своенравен.
Гордыни родовой лежит на нем печать: {41}
Гордыней он в отца, гордыней он и в мать.
Тиран медоточив, пока не в полной силе.
Как был приветлив Гай, {42} и как его любили!
Но речь медовую сменяет лютый гнет,
И в страхе ледяном покорствует народ.
А впрочем, прям Нерон иль низмен и двуличен -
Потомков приговор мне, право, безразличен!
Поставлен был мой сын к кормилу власти мной
Затем ли, чтоб сенат водил его рукой?
Пусть римлянам отцом он будет впредь и ныне,
Но не перестает быть сыном Агриппине!
А как, скажи, постичь и как именовать
Деянье, что в ночи свершил он, словно тать?
Нерону ведомо, - не новость то для Рима, -
Что страстно Юния Британиком любима,
Так как же, если впрямь Нерон душой высок,
Как он под кровом тьмы ее похитить мог?
Скажи, что движет им? Любовный пыл? Едва ли!
Скорей желание, чтобы они страдали.
А, может, злобою ко мне он одержим
И хочет покарать меня за помощь им?

Альбина

За помощь им?

Агриппина

Молчи, не возражай, Альбина!
Я знаю, в их судьбе одна лишь я повинна.
Да, мной, одной лишь мной Британик отстранен,
Чтоб императором назвал себя Нерон.
Силана, {43} Юнии возлюбленного брата,
Я убрала за то, что Клавдием когда-то
Ему Октавия обещана была,
А в нем, я помнила, кровь Августа текла. {44}
Все получил Нерон, и что же? От Нерона
Британику теперь я - щит и оборона,
Дабы в грядущий день, равенство сил храня,
Британик от него оборонил меня.

Альбина

Далеко смотришь ты.

Агриппина

Что делать мне прикажешь?
Он вырвется из рук - потом его не свяжешь.

Альбина

Остерегаешься ты сына своего?

Агриппина

Пока боится он, я не боюсь его.

Альбина

Должно быть, у тебя для страха есть причина,
Но если цезаря страшится Агриппина,
Об этом знаете вы двое: он и ты -
От прочих скрыто все завесой темноты.
С тобой почет и власть наш цезарь разделяет,
Тебя возносит он, себя же умаляет.
Сыновней нежностью всегда окружена,
Ты цезарю одна величием равна.
Октавию давно никто не замечает,
Меж тем тебя Нерон так чтит и величает,
Что носят фасции и лавры пред тобой: {45}
Так Ливию {46} не чтил и Август, предок твой.
Чего же хочешь ты? Ужель мала награда?

Агриппина

Когда доверья нет, и почестей не надо.
Они, Альбина, знак паденья моего:
Я, вознесенная, не значу ничего.
Те времена прошли, когда, любимый всеми,
Слагал на плечи мне забот и власти бремя
Мой юный сын Нерон, и этому был рад.
Тогда я во дворец могла призвать сенат,
Тогда, незримая, {47} всем правила умело,
Всевластная душа послушливого тела.
Как Риму угодить, еще не знал Нерон,
Еще могуществом он не был опьянен.
Тот день, тот черный день не перестану клясть я,
Когда постиг мой сын, как сладостно всевластье,
Когда послы владык со всех концов земли
Ему покорства дань смиренно принесли.
Я к сыну подошла, с ним рядом сесть хотела,
Взглянула на него и вся похолодела -
Так яростно сверкнул по мне скользнувший взор.
Кто научил его - не знаю до сих пор,
Но сразу поняла печальное предвестье,
И не замедлило ко мне прийти бесчестье:
Он оскорбление почтительностью скрыл,
За плечи обнял и - от трона отстранил. {48}
К закату катится с тех пор мое светило,
И все быстрей, быстрей идет на убыль сила.
Я - тень, всего лишь тень. Никто ко мне не льнет:
Бурр - вот опора всем, Сенека - вот оплот.

Альбина

Но подозрение - отравленный напиток.
Чем тайно изнывать во власти этих пыток,
Не лучше ль цезарю прямой вопрос задать?

Агриппина

Лишь при свидетелях он принимает мать,
В урочный час, когда заране все готово:
Молчанье, взгляд, кивок, не говорю уж, слово -
Все, все обдумано. И соглядатай тут,
Один из двух, {49} что нас так зорко стерегут.
Но пусть он прячется - напрасное старанье!
Сейчас мне на руку ночное злодеянье.
Дверь открывается. Пойдем, настал мой час,
Я прямо приступлю к нему на этот раз
И выведаю все, что утаить желает...
Но это Бурр!

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Агриппина, Бурр, Альбина.

Бурр

Меня наш цезарь посылает
Подробно госпожу в то дело посвятить,
Которое могло ей душу возмутить.
Я должен подтвердить бесхитростным рассказом,
Что императором руководит лишь разум.

Агриппина

Тогда войдем к нему. Он сам все объяснит.

Бурр

Но доступ к цезарю сейчас для всех закрыт,
Затем что консулы, дверь потайную зная
И нечто важное с ним обсудить желая,
Уже к нему вошли. Но я спрошу.

Агриппина

Нет, нет!
К лицу ли, бедной, мне нарушить сей запрет?
А вот с тобою, Бурр, уловки все оставя,
Поговорить бы мне хотелось, не лукавя.

Бурр

Я презираю ложь и правды верный друг.

Агриппина

Вы долго ль будете, не покладая рук,
Искусно возводить все новые преграды
Меж мной и цезарем? Как были бы вы рады
Нас вовсе разлучить! Ответь мне на вопрос:
Сенеку и тебя кто, как не я, вознес?
И вот ведете вы теперь соревнованье,
Как обратить в ничто мой вес, мое влиянье.
Чуждаться стал меня Нерон не потому ль,
Что вам не терпится схватить державный руль?
Чем больше думаю, тем меньше разумею:
Неужто мните вы, пред вами я робею,
Я, императоров жена, и дочь, и мать? {50}
Служить - вот ваш удел, а мой - повелевать!
Да если бы не я, вы оба в легионе
Остались бы вовек! В каком же вы уроне?
Куда вы метите? Я одному, не трем
Сан цезаря дала, пеклась лишь об одном.
Уже он не дитя, пусть самовластно правит.
Оглядкою на вас Нерон себя бесславит,
А помощь надобна - найдет поводырей
Меж пращуров своих, {51} обоих вас мудрей!
Тиберий, Август ли - чем плох такой учитель?
Чем не пример ему Германик, мой родитель?
Мне причислять себя к великим сим не след,
Но цезарю и я могу подать совет,
Как подданных своих держать на расстоянье,
Дабы положенной не преступали грани.

Бурр

Поступок цезаря я объяснить хотел,
И в мыслях не было касаться прочих дел.
Но объяснения ты слушать не желаешь,
А между тем вину на Бурра возлагаешь.
Что ж, выложу тебе всю правду напрямик:
Я воин, госпожа, к прикрасам не привык.
За то, что ты моей доверила опеке
Нерона юного, признателен вовеки,
Но разве клялся я, что бережно взращу
Одно покорство в нем? Владыку превращу
В послушного слугу? Ты видишь в нем лишь сына,
Я - императора и мира властелина.
За совесть, не за страх отчизне я служу
И перед ней ответ бестрепетно держу.
Ты нас приставила к Нерону для того ли,
Чтоб сделать цезаря игрушкой чуждой воли?
Ужель растлителей средь ближних не нашлось
И меж изгнанников {52} отыскивать пришлось?
Был Клавдий окружен угодливой толпою,
Льстецов не перечесть, а нас, ты знаешь, двое.
Им было б на руку, чтоб твой державный сын
Беспомощным юнцом остался до седин.
Чем недовольна ты? Везде и всюду в Риме,
Как имя цезаря, чтут Агриппины имя.
Ты тем уязвлена, что он к твоим ногам
Державу не кладет и управляет сам?
Он к матери своей питает уваженье,
Но уважение не значит униженье!
Нет, нерешительный, робеющий Нерон
Не станет Цезарем, хотя и цезарь он.
Рим счастлив, что теперь отпущенник в опале:
Те трое {53} столько лет его порабощали,
Но император наш ему права вернул,
И, спину распрямив, всей грудью Рим вздохнул.
Жестокая пята народ не попирает;
На поле Марсовом собравшись, избирает
Он магистратов сам; в нем ожил вольный дух;
Склоняет цезарь наш к легионеру слух -
Он знает, быть вождем один лишь тот достоин,
Кому и честь, и жизнь вручает слепо воин;
Тразея доблестный в сенате вознесен;
Ведет когорты в бой отважный Корбулон; {54}
Не оклеветанный, а клеветник в пустыне...
Что ж, если к нам двоим Нерон не глух и ныне,
Какая в том беда! Мы не жалеем сил,
Чтоб цезарь был могуч, а Рим свободен был.
Но Римом управлять Нерон и сам умеет -
Ему покорен Бурр и наставлять не смеет.
Пусть будут пращуры примером для него,
Пусть внемлет голосу лишь сердца своего!
В нем добродетели - как звенья цепи длинной:
Им крепнуть день за днем, година за годиной.

Агриппина

Хотя доверия в тебе к Нерону нет,
Ты чаешь, что спасешь его и Рим от бед,
И радует пока тебя твое творенье.
Нерон во всех делах достоин одобренья!
Но если цезарь благ и разумом высок,
Ужели Юнию похитить бы он мог?
Я - значит, и мой сын - единого с ней рода. {55}
Его деянием оскорблена природа!
Скажи мне, объясни, в чем Юнии вина?
Чем императора прогневала она?
Она воспитана в тиши для скромной доли
И нынче в первый раз - и не по доброй воле -
Того увидела, кого б хотелось ей
Не видеть во плоти до окончанья дней.

Бурр

Никто за Юнией недобрых дел не числит.
Наказывать ее наш цезарь и не мыслит.
Пусть во дворце живет, никем не стеснена,
Тенями пращуров всегда осенена.
Но нужен ей супруг покладистого нрава,
Не то жены своей наследственное право
Употребит во зло. И, госпожа моя,
Решать лишь цезарю, кого ей дать в мужья.
Он волен отказать, он волен согласиться:
В Нероне, как и в ней, кровь Августа струится.

Агриппина

Уразумела я: Нерон понять дает,
Что помощи моей Британик пусть не ждет.
Я брак с возлюбленной ему сулила тщетно,
Мятежные мечты смиряя неприметно.
Мои посулы - вздор, пустая болтовня!
Всем на смех выставить решил Нерон меня.
Я слишком высоко стояла в общем мненье -
Так пусть увидят все мое уничиженье,
Пусть, трепеща, поймут: их добрый властелин
Отрекся от меня и мне уже не сын.
Все в воле цезаря. Но Агриппина хочет
Его предостеречь: сначала пусть упрочит
Над римлянами власть. С ним не тягаться мне.
Но все же, если он прижмет меня к стене
И больше у меня терпения не станет -
Посмотрим, кто сильней, чье имя перетянет.

Бурр

Как подозрительность твоя воспалена!
Мнит оскорблением любой пустяк она!
Ни разу не бросал тебе твой сын укора,
Что ты - Британику и Юнии опора,
А ты торопишься к его врагам примкнуть,
Чтоб с горечью потом его же упрекнуть,
Из-за людской молвы, досужих разговоров
Спешишь раздуть огонь губительных раздоров.
Обоих страх завел в тупик, но на простор
Вас приведет прямой и добрый разговор.
Зачем над цезарем ты суд чинишь суровый?
Будь кроткой матерью, к прощению готовой.
К чему о ссорах с ним весь Рим оповещать
И этим от себя придворных отвращать?

Агриппина

Молчать? Но для чего? Кому теперь нужна я?
Нерон, заносчиво пристойность попирая,
Все разглашает сам. К нему не вхожа мать,
И волен даже Бурр ее не пропускать!

Бурр

Я вижу, госпожа, мне удалиться надо.
Я был излишне прям. Ревнивая досада
Не внемлет разуму. Ей ненавистен тот,
Кто масла ярости в ее костер не льет.
Но вот уже идет Британик. Он в смятенье,
И ты разделишь с ним и скорбь, и возмущенье,
И тех начнешь винить, и клясть, и унижать,
С кем цезарь, может быть, не стал совет держать.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Британик, Агриппина, Нарцисс, Альбина.

Агриппина

Куда ты так спешишь, Британик? Знать бы надо -
Повсюду здесь враги, повсюду здесь засада.
Что ищешь во дворце?

Британик

Все, госпожа моя,
Все, что похитил он и что утратил я.
Насильно Юнию сюда легионеры
Средь ночи привели. О скорбь, о боль без меры!
Она, что так всегда пуглива и нежна,
Должно быть, ужасом она поражена!
Нет Юнии со мной! Мы друг для друга были
Оплотом в горести, но нас разъединили,
Разрознили сердца, затем что их союз
Обоим помогал нести печалей груз.

Агриппина

Довольно. Да, ты прав, и я с тобой согласна.
Все высказала я сегодня громогласно,
Тебя опередив. Но это гнев пустой,
И я по-прежнему в долгу перед тобой.
К Палласу я спешу. И ты внемли совету:
Иди за мной. Мы там беседу кончим эту.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Британик, Нарцисс.

Британик

Могу ли я, Нарцисс, поверить ей вполне?
Она - Нерона мать и, стало быть, ко мне
Питает ненависть. Когда на Агриппине
Женился мой отец, к безвременной кончине
Шагами быстрыми пошел: ты мне внушал,
Что Клавдий замыслам своей жены мешал.

Нарцисс

Все так, но сын вонзил в нее обиды жало.
Подумай, не она ль так твердо обещала,
Что будет Юния твоей? У вас, поверь,
И помыслы, и цель - все общее теперь.
Запомни, что дворец к стенаньям безучастен,
Зато он силу чтит и страх над ним всевластен.
А если жалобы начнешь ты расточать,
Придется весь свой век без отзыва кричать.

Британик

Нарцисс, ты знаешь все, все тайные стремленья
И сам не думаешь, что без сопротивленья
Империю отдам и, устрашась борьбы,
Как раб, склонюсь к ногам злокозненной судьбы.
Но я совсем один. Боясь моей недоли,
Меня друзья отца не окружают боле,
А те немногие, что верны до конца,
Вождем не изберут незрелого юнца.
Я начал понимать немногим больше года,
Что в Риме для меня вседневно - непогода.
Кто прежде другом был, тот нынче стал врагом.
Куда ни погляжу - предатели кругом.
Я взят в кольцо толпой продажной и бесчестной.
Что ни задумаю - Нерону все известно.
Он слышит каждый вздох, предвидит каждый шаг,
И замыслы мои не хуже знает враг,
Чем ты, мой лучший друг. Везде глаза и уши.
Не ведаю, как быть.

Нарцисс

О низменные души!...
Болтливых языков, мой господин, беги,
Будь осмотрителен и тайны береги.

Британик

Дается не легко наука недоверья:
Как прямодушному постигнуть лицемерье?
Но ты мне друг, Нарцисс. Все думы, все мечты -
Клянусь, их будешь знать отныне только ты.
Недаром мой отец хвалил тебя: не ты ли,
Вольноотпущенник, когда все изменили,
И охранял меня, и предостерегал,
И путь прокладывал среди подводных скал.
Поди к друзьям, узнай, сердца дол_и_т ли дрема
Или ее стряхнул удар такого грома?
Прислушайся к речам, в глаза им загляни -
Поддержут ли меня в моей борьбе они?
И, главное, узнай, где Юния томится?
Какой невзгоды ждет? Какой беды боится?
Стоит ли день и ночь охрана у дверей?
Удастся ли, Нарцисс, мне повидаться с ней?
К Палласу я иду. Отцом моим он тоже,
Как ты, отпущен был и, знаю, мне поможет.
Там с Агриппиною я стакнусь, а потом,
Как бы идя за ней, пойду своим путем.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Нерон, Бурр, Нарцисс, стража.

Нерон

Да, да, мой добрый Бурр, она мне мать, я знаю,
И своенравие безмолвно ей спускаю, {56}
Но наглеца-слугу я в порошок сотру!
Давно против меня Паллас ведет игру.
Он Агриппине лжет и душу ей смущает,
Британика восстать на брата наущает
И в этом преуспел: они - мой брат и мать -
Готовы день и ночь презренному внимать.
Их должно разлучить. Терпенью есть граница -
Он перешел ее. Пусть тотчас удалится,
Покинет Рим и двор, исчезнет, сгинет с глаз.
Незамедлительно исполнить мой приказ,
Не то империя не будет знать покоя.
Ступайте. Ты, Нарцисс, останешься со мною.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Нерон, Нарцисс.

Нарцисс

Ну вот, и Юния теперь в твоих руках,
А с ней и Рим, весь Рим. Врагов терзает страх:
Паллас подстегивал пустые упованья,
Теперь он слушает бесплодные стенанья.
Но как это понять? Мой цезарь удручен,
Его высокий дух смятен и омрачен,
Как у Британика, блуждает взгляд тоскливый...
О чем печалится Фортуны друг счастливый?
За все ее дары богиню славословь!

Нерон

Свершилось наконец: Нерон узнал любовь.

Нарцисс

Ты?

Нерон

Я. В единый миг, Нарцисс, и до могилы.
Люблю, боготворю, вся жизнь на службу милой,
На службу Юнии!

Нарцисс

Ты Юнию назвал?

Нерон

Чтоб на нее взглянуть, я среди ночи встал.
В мерцанье факелов, в холодном блеске стали
Слезинки на глазах у Юнии сверкали.
Был прерван сон ее в глухой полночный час,
И как она была красива без прикрас!
Шум в тишине ночной, во мраке пятна света,
Меж грубых воинов она, полуодета,
Прелестное лицо в кругу свирепых лиц,
И трепетание увлажненных ресниц -
Все, все слилось в одно, и я, как бы прикован,
Стоял, едва дыша, пронзен и очарован.
Хотел заговорить - мне голос изменил.
И увели ее, и молча проводил
Я взглядом Юнию. Потом в своем покое
Тот образ неземной я видел пред собою,
И сколько произнес восторженных речей!
Скажу ли? По душе мне даже слез ручей,
Что льет из-за меня. Хотел просить прощенья,
Но робко умолкал, и за свои мученья
Ей наказанием грозил и, полонен
Порывом новых чувств, забыл, что значит сон.
Но, может быть, Нарцисс, все это заблужденье
И днем покажется прекрасное виденье
Не столь пленительным для сердца и для глаз?

Нарцисс

Неужто, господин, ты нынче в первый раз
Увидел Юнию?

Нерон

Ты будто бы ответа
Не знаешь наперед! Она бежала света.
Должно быть, мнилось ей, на мне лежит вина
За смерть внезапную Силана, и она,
Утратой ранена, строга и горделива,
Хотела скрыть от всех красы весенней диво.
Здесь, при дворе, хранить такую чистоту!
Возможно ли, Нарцисс, не полюбить мне ту,
Что в беспорочности своей неповторимой,
Ни в чем не схожая с красавицами Рима,
Не только не спешит привлечь к себе мой взор
И страсть во мне зажечь, но видит в том позор!
Жила затворницей, в забавах не нуждаясь,
Успеха шумного и льстивых слов чуждаясь,
Не снисходя спросить, любезен ли Нерон
И склонен ли к любви... А правда, что влюблен
Британик в Юнию?

Нарцисс

Но, господин мой, право,
Мне странен твой вопрос.

Нерон

Бездонных глаз отрава
Не проникает в кровь таких юнцов, как он.

Нарцисс

Любовь сама себе причина и закон.
Он любит Юнию. Очарованья данник,
Умеет и вздыхать, и слезы лить Британик,
И рьяно угождать, и ревностно служить.
Умеет, может быть, и нежность заслужить.

Нерон

Как! Он ей нравится? Он в сердце к ней прокрался?

Нарцисс

Не знаю, господин, хотя узнать старался,
Но вот что видел сам: он из дворца порой
Шатаясь выходил, от злобы сам не свой;
Твое величие, свое уничиженье
Еще раз ощутив, бессильно жаждал мщенья,
Мешались гнев и страх - он к Юнии спешил,
А, выйдя от нее, был полон новых сил.

Нерон

Не о ее любви - о ненависти надо
Британику мечтать. Не ждать тому пощады,
Кто жалом ревности Нерона уязвит.

Нарцисс

О чем ты, господин? Его унылый вид,
И вздохи тяжкие, и скорбные рыданья
Невольно в Юнии рождали состраданье.
Что в жизни ведала, что видела она?
Но быстро с глаз спадет незнанья пелена:
Когда предстанешь ты, блистательный, великий,
И будут вкруг тебя могучие владыки
Смиренною толпой стоять без диадем,
И в отдалении - Британик, сир и нем;
Когда ты скажешь ей, что в плен попал властитель,
Что ею побежден вселенной победитель,
Тогда - не побоюсь поклясться всем святым! -
Лишь повели любить и будешь ты любим!

Нерон

А сколько впереди докуки, и тревоги,
И неприятностей!

Нарцисс

Кто поперек дороги
Нерону встанет?

Нерон

Кто? Октавия и мать,
Сенека, Бурр, весь Рим, я сам, что управлять
Столь добродетельно три года был обязан!
Постыла мне жена, я с ней ничем не связан,
Претит ее любовь, не трогает печаль.
Нет, мне давным-давно Октавии не жаль!
Когда же наконец я получу свободу?
Благоприятствует сама судьба разводу:
Октавия богов молить не устает,
Но боги глухи к ней. Уже четвертый год,
Как добродетелью расстрогать их не может,
И все по-прежнему ее бесплодно ложе,
И у державы нет наследника, Нарцисс. {57}

Нарцисс

Так что же, господин, ты медлишь? Разведись!
Против Октавии и ты, и Рим державный.
Пленился Ливией твой предок, Август славный,
И оба развелись, дабы вступить в союз,
И ты, владыка наш, потомок этих уз. {58}
Тиберий Юлию, дочь Августа, оставил,
Хотя ее отец был жив и Римом правил.
Зачем же мешкаешь, себе наперекор?
Ушли Октавию и вырвись на простор.

Нерон

Любовь предчувствием грядущих бед томима:
Мою ты знаешь мать - она неумолима.
Что, ежели ко мне с Октавией придет
И станет предъявлять моих проступков счет,
Вопя, что восстаю на святость Гименея,
Что рвать не смею уз, благословенных ею?
Как это выдержать? Я все-таки ей сын.

Нарцисс

Над ней и над собой всевластный господин,
Ты правишь для себя, а не для Агриппины,
И, цезарь, знаешь сам - ты не из мягкой глины,
Ты тверд, а этот страх лишь для отвода глаз:
Ее любимцем был заносчивый Паллас,
А ты его сейчас изгнал без колебанья.

Нерон

Я с радостью иду, куда влекут желанья,
Склоняю слух к тебе, приемлю твой совет,
Грожу и требую - когда ее здесь нет.
Я весь перед тобой, Нарцисс, как на ладони:
При ней ни мужества, ни воли нет в Нероне.
Быть может, дело в том, что столько лет подряд
Меня по жизни вел ее суровый взгляд,
А, может, приношу признательности дань я
За все ее труды, за все благодеянья.
Так или иначе, бессильный и немой,
Пред гением ее сникает гений мой. {59}
Чтоб сбросить этот гнет, в себе я замыкаюсь
И от нее бегу, а иногда стараюсь
Больнее оскорбить, дабы, судьбу кляня,
Теперь уже она бежала от меня...
Заговорился я. Пора нам и расстаться,
Не то начнет тебя Британик опасаться.

Нарцисс

Ну нет! Мне полностью доверился простак
И сам меня послал разведать, что и как,
Искусно вытянуть у цезаря признанья,
Понять все замыслы, постичь все начинанья
И встрече с Юнией здесь во дворце помочь:
Не видеть милую ему уже невмочь.

Нерон

Что ж, пусть увидятся. Неси ему скорее
Столь радостную весть.

Нарцисс

Не будет ли мудрее,
Мой добрый господин, их навсегда развесть?

Нерон

Я с этим не спешу - на то причины есть.
Потом Британику за все воздам сторицей.
Ступай, иди к нему, не уставай хвалиться,
Что обманул меня... Шаги... Она идет!
Скажи, что Юния его сюда зовет.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Нерон, Юния.

Нерон

Бледнеешь и дрожишь и голову склонила?
Меж тем в моих глазах суровость не сквозила.

Юния

Я правду, господин, сказать тебе должна:
Не цезарь нужен мне, Октавия нужна.

Нерон

Ты к ней, счастливице, добра и благосклонна,
И горькой завистью полна душа Нерона.

Юния

Как мне тебя понять?

Нерон

Могу сказать ясней:
Ценить достоинства дано не только ей.

Юния

А от кого еще мне ждать благоволенья?
Что совершила я? Какие преступленья?
Ты покарал меня, но в чем, скажи, она,
Моя ужасная перед тобой вина?

Нерон

Вина немалая. Ты хочешь знать - какая?
Зачем таилась ты, Нерона избегая?
Зачем свою красу, усладу наших глаз,
Бесценный дар богов, ты прятала от нас?
Меж тем Британику, я знаю, нет запрета
Влюбленно созерцать бутон в часы расцвета.
В твое святилище ему открытый вход,
А цезарь при дворе, как изгнанный, живет!
Его признаниям ты, говорят, внимаешь,
Молчишь, но дерзкого за них не изгоняешь,
Хотя сомненья нет, что Юния горда
И безрассудных чувств не примет никогда,
Надежды не подаст, не поощрит желаний,
Согласья моего не испросив заране.

Юния

Не стану отрицать, он оказал мне честь,
И я в его глазах порой могла прочесть -
Британику любовь печальница внушает,
Что род прославленный так скорбно завершает.
В счастливые года его отец мечтал,
Чтоб жизнь свою с моей Британик сочетал.
Слились любовь и долг. Дерзну сказать я боле:
Не только Клавдия - то Агриппины воля,
А, значит, и твоя. Ты с ней всегда един.

Нерон

Ты заблуждаешься. Здесь цезарь - властелин.
Желанье Клавдия, желанье Агриппины
Не значат ничего. Есть у меня причины,
Есть замыслы свои. Тебе супруга дам,
Но изберу его я сам. Ты слышишь - сам.

Юния

Кровь цезарей во мне! Не смею, не должна я
В неравный брак вступить, их и себя пятная.

Нерон

Неравного тебе Нерон не изберет,
И будущий супруг не посрамит твой род:
Ты вправе увенчать его восторг влюбленный.

Юния

Кого же прочишь ты в супруги мне?

Нерон

Нерона.

Юния

Себя?

Нерон

Другого бы назвал, когда бы он
Меня превосходил, был выше вознесен.
Дабы достоин был супруг такой супруги,
Я многих перебрал в необозримом круге
Моей империи, ищу и до сих пор,
Но только цезаря находит строгий взор -
Лишь с ним одним тебя возможно соизмерить.
Ты клад, сокровище, и этот клад доверить
Возможно лишь тому, кого державный Рим
Признал своей главой, властителем своим.
Пора взглянуть в глаза неприкровенной правде:
Да, прочил Юнию в супруги сыну Клавдий,
Затем что полагал - держава перейдет
К Британику в тот день, когда он сам умрет.
Решил иное рок. Твой долг пред ним склониться,
Принять мою любовь и стать императрицей.
Богами взыскан я, всевластье мне дано,
Но тяжким бременем покажется оно,
Когда за рой работ не будет воздаянья -
Прекрасных этих глаз небесного сиянья,
Когда у милых ног награды не найду
За жизнь, что отдана тревогам и труду,
За то, что горько мне, но я лишь зависть сею.
Рим признает тебя владычицей своею,
А не Октавию. Ее ты не жалей:
Отвергли небеса союз Нерона с ней.
Все взвесь в своей душе разумно и спокойно
И страсть мою прими: она тебя достойна,
Достоин Рим тебя и блеска твоего.
Так властвуй же над ним и осчастливь его!

Юния

Меня ты поразил, как громом, речью странной.
Я, как преступница, под строгою охраной
Сегодня во дворец приведена была.
Увидев цезаря, от страха не могла
Понять, где я, что я, невинна иль виновна,
А цезарь, чуть взглянув, подносит хладнокровно
Мне трон Октавии! Нежданный приговор!
За что такая честь, за что такой позор?
Ты знаешь, господин, я одинока с детства:
Сиротство мне семья оставила в наследство,
Мой род угас, и я старалась воспитать
В душе достоинства, ее скорбям под стать.
Мне, свыкшейся давно с безвестной темной ночью,
Как миру целому явиться вдруг воочью?
Блеск ослепит меня и, что важней всего,
Другая все права имеет на него.

Нерон

Решенье принято. Она развод получит.
Страх - робость, может быть? - тебя напрасно мучит.
Не слепо выбрал я и знаю наперед:
Высоко ты взнесешь возвышенный свой род.
Не отстраняйся же от славы величавой,
Не отвергай ее, пленившись жалкой славой
Отказа от всего, чем так прекрасен свет!
Ты будешь каяться, сказав надменно "Нет!"

Юния

Нет тайн в моей душе от неба всеблагого:
Клянусь, она чужда тщеславия пустого.
Твой драгоценен дар, нет равного ему,
Но если этот дар из рук твоих приму,
В его сиянии далеко станет видно,
Что я Октавию ограбила бесстыдно.

Нерон

Каких горячих ты полна о ней забот!
Подобные друзья у нас наперечет!
Отбросим хитрости, они сейчас некстати:
Все помыслы твои не о сестре - о брате,
И для Британика...

Юния

Британик дорог мне -
С тобою, господин, правдива я вполне.
Признания мои, быть может, и опасны,
Но чувства и слова у Юнии согласны:
Вдали от суеты, живя не при дворе,
Я не приучена к притворству и игре.
Да, мне Британик мил. Ему я назначалась
В супруги с малых лет, но так и не досталась,
Как не достался Рим. И с этих самых пор
Он, словно перст, один. Его покинул двор,
Нет больше почестей, да и друзей не стало,
Но это, господин, лишь крепче нас связало.
Ты наслажденьями свой каждый полнишь час,
Неведом цезарю запрет или отказ,
И вся империя к услугам властелина,
А ляжет на чело угрюмая морщина -
Не только Рим, весь мир покоя не найдет,
Пока унынья след не сдует, не сотрет.
Британик одинок. Начнут теснить несчастья -
К нему лишь я одна исполнена участья,
И, кроме слов скупых и слез, пролитых мной,
У сына Клавдия нет радости иной.

Нерон

За каждую слезу, за ласковое слово
Я смерти предал бы соперника другого,
Но кару легкую Британику припас:
Он на свидание к тебе придет сейчас.

Юния

Кто в доброте твоей посмеет сомневаться?

Нерон

Я мог бы воспретить ему сюда являться,
Но в гневе может он наделать много бед
И понесет тогда заслуженный ответ.
Не погублю его. Пусть на свободе дышит.
Но прежде от тебя свой приговор услышит:
Пренебрежительно его прогонишь с глаз,
Не намекнув на то, что это - мой приказ,
Что цезарь ревностью к Британику измучен.
Нет, дай ему понять, что он тебе докучен,
Молчаньем каменным и холодом речей
Надежды уничтожь, мечтания развей.

Юния

Мне на Британика такой удар обрушить?
Обеты растоптать и веру в нем разрушить?
Но даже если я заставлю лгать свой рот,
Он правду все равно в моих глазах прочтет!

Нерон

Я буду здесь стоять, всевидящий, но скрытый.
Свою любовь к нему поглубже схорони ты:
Для наблюдения удобен мой тайник,
И сразу уловлю я ваш немой язык.
Чуть бросишь нежный взгляд - украдкой, осторожно
Британику конец. И это непреложно.

Юния

И ты не сжалишься? Уж лучше бы тогда
Мне не встречаться с ним при жизни никогда!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Нерон, Юния, Нарцисс.

Нарцисс

Британик к госпоже идет. Твое веленье,
Мой цезарь?

Нерон

Пусть войдет.

Юния

Молю...

Нерон

К чему моленья?
Судьба Британика в твоих руках сейчас:
Увидишь ты его, а я увижу вас.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Юния, Нарцисс.

Юния

Нарцисс, скорей, беги, предупреди... О боги!
Конец, всему конец! Британик на пороге!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Юния, Британик, Нарцисс.

Британик

Мы снова свиделись! Награда из наград -
Глядеть в твои глаза! Я рад, безмерно рад,
Я счастлив, Юния, но на душе тревожно:
Встречаться во дворце нам будет ли возможно?
Ты счастье этих встреч дарила день за днем,
И вот я вынужден ловить его тайком...
А эта ночь! Твой страх, когда ты пробудилась!
О как ты плакала, но стража не смягчилась!
Но где же, где был я? Чья сумрачная власть
Мне не позволила, сразившись, мертвым пасть?
Поведай, Юния, меня ты вспоминала?
А как терзаюсь я, как мучаюсь, ты знала?
Жалела ли? Позволь мне верить в эту честь!
Что я почувствовал, когда услышал весть!..
Но ты безмолвствуешь, ни слова, ни движенья...
Ты холоднее льда, глаза без выраженья...
Не бойся, мы одни, я обманул врага,
Пойми, нам каждая минута дорога,
Утешь Британика, не будь так безучастна!

Юния

Британик, во дворце все цезарю подвластно
И у безгласных стен есть зрение и слух.
Пойми же, цезарь здесь - как вездесущий дух.

Британик

Давно ли Юния такой пугливой стала?
День плена - и уже любовь твоя устала.
А помнишь, ты клялась - любовь сильней невзгод,
Нам даже и Нерон завидовать начнет...
Мужайся, Юния! Не век он будет в силе.
Не все нас предали, не все нам изменили -
Их много, что меня согласны поддержать!
На нашей стороне его родная мать.
Им каждый оскорблен, и если римлян спросишь...

Юния

Ты сам не веришь в то, что в гневе произносишь!
Нерон - и сколько раз ты это признавал! -
Везде снискал любовь, сердца завоевал.
Исполнен был и ты к Нерону уваженья,
А нынче говоришь в порыве раздраженья.

Британик

Признаюсь, удивлен! Я здесь не для того,
Чтоб возносила ты его, как божество!
Минуту улучил, - легко ли это было? -
Хотел поведать все, что сердце истомило,
А драгоценный миг пожертвован - чему?
Возвышенной хвале злодею моему!
Все изменилось вдруг, все чуждо, непривычно,
Так сухо говоришь, глядишь так безразлично...
Отводишь взгляд... Так что ж, былой огонь остыл?
Британик надоел? Нерон тебя пленил?
Меня не любишь ты? Как мне поверить в это?
Я должен правду знать, я требую ответа!
Молчишь? Забыто все, и прошлое не в счет?

Юния

Британик, уходи! Сюда Нерон идет!

Британик

Снести такой удар и с жизнью не расстаться!

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Нерон, Юния, Нарцисс.

Нерон

Ты...

Юния

Нет, я ухожу, должна одна остаться:
Ему, как ты велел, я причинила боль,
Теперь скорбеть о нем и плакать мне позволь.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Нерон, Нарцисс.

Нерон

Ты видишь сам, Нарцисс, как любят эти двое!
Ее молчание, навязанное мною,
Красноречивей слов. Любим соперник мой,
Но истомлю его и развлекусь игрой.
Сомнения вселил я в Клавдиева сына,
И он горит в огне. Приятная картина!
Я к Юнии пойду, а ты к нему беги,
Неверием в нее пытай, язви и жги:
Он должен заплатить, пусть сам того не знает,
За то, что Юния при мне о нем рыдает.

Нарцисс
(один)

Нарцисс, ты слышишь вновь Фортуны сладкий зов.
Прикинуться глухим? Нет, я всегда готов
Навстречу ей бежать. Тут неуместна робость.
Чтоб на гору взойти, столкнем неловких в пропасть.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Нерон, Бурр.

Бурр

Покорствуя тебе, собрался в путь Паллас.

Нерон

А как столь тягостный для гордости приказ
Моя стерпела мать?

Бурр

Недолго ждать придется,
И горечь сразу же в попреках изольется.
Негодованием она полна давно,
И пусть бы изошло в пустых словах оно.

Нерон

Считаешь, замысел в ней зреет потаенный?

Бурр

Опасен нрав ее, суровый, непреклонный.
В войсках до наших дней Германик не забыт,
И каждый римлянин ее отца в ней чтит. {60}
Ей ведом сей почет и как он повсеместен,
Тебе же ведомо, что страх ей неизвестен.
Всего ж опаснее, что смертоносный нож
Ты в руки матери своей рукой даешь.

Нерон

Я?

Бурр

Да. Твоя любовь - что может быть опасней?

Нерон

Но с нею в бой вступать - что может быть напрасней?
Все понимаю сам, но никаким врачам
Ее не исцелить.

Бурр

Все понимаешь сам,
Но к этой немочи, хотя она в зачатке,
Ты на поклон пошел, хитро избегнув схватки,
А если б, долг избрав поводырем в пути,
Ты сердцу воспретил в союз с врагом войти
И если б, доблести исполнен изначальной,
Взор обратил к жене, к Октавии печальной,
Чья неизменная, чья кроткая любовь
Пренебрежение прощает вновь и вновь,
И если б Юнию дня три или четыре
Встречать не пожелал, - тогда, с собою в мире,
Сумел бы без труда свою любовь избыть:
Мы любим лишь тогда, когда хотим любить.

Нерон

Уместен твой совет, как в битве уничтожить
Врагов отечества и славу приумножить,
Или когда враги уже разбиты в прах
И мирно речь ведем в сенате о делах.
Тебе доверюсь я в таких вопросах смело,
Но о любви судить - твое ли это дело?
Нет, нет, мой добрый Бурр, ты слишком прям и строг,
И мне в науке сей не нужен твой урок.
Я к Юнии пойду - в разлуке истомился.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Бурр.

Бурр

Любуйся, Бурр, гляди: Нерон как есть явился!
Натуру лютую ты цепью мнил сковать,
Но цепь непрочную уже он начал рвать
И много бед, боюсь, свершит на воле... Боги!
Кто мне совет подаст? С кем разделю тревоги?
Сенека мог бы снять с меня хоть часть забот,
Но он в чужом краю в неведенье живет.
Не к Агриппине ли воззвать? Так будет лучше
И для нее... Она! Благословенный случай!

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Агриппина, Бурр, Альбина.

Агриппина

Итак, я не права! Бурр, чести образец,
Мне сына воспитал как истинный мудрец!
Палласа жребий злой как объяснить изволишь?
Нерону он помог стать цезарем - всего лишь!
Искусно Клавдию сумел Паллас внушить,
Что надо пасынка скорей усыновить, -
И вот изгнанник он. Но, Бурр, тебе все мало:
Теперь Октавии соперница предстала.
А ты, ты, враг льстецов, чей долг - держать в узде
Нерона юный пыл, ты всюду и везде
Низкопоклонно льстишь и славишь, как заслугу,
Что он отринул мать и оскорбил супругу!

Бурр

Напрасен, госпожа, твоих упреков град,
И цезарь, может быть, не так уж виноват.
Был изгнан им Паллас, но это справедливо:
Не в меру стал спесив, держался так кичливо,
Что императору пришлось пойти на то,
О чем мечтали все, сказать не смел никто.
Беда Октавии пока не безнадежна,
И осушить исток ее скорбей возможно,
Но не угрозами вернешь супруга ей,
А здравомыслием и кротостью речей:
От криков яростных вдвойне он свирепеет.

Агриппина

Ах так! Зажать мне рот? Пусть кто-нибудь посмеет!
Чем больше я молчу, тем меньше в вас стыда,
Но пусть разрушу все, что строила года,
Вам даром не пройдет мое уничиженье:
И без Палласа есть пособники для мщенья!
Сын Клавдия уже постиг преступность дел,
В которых каяться - отныне мой удел.
Его явлю войскам, и повестью печальной
О жизни молодой, унылой и опальной,
Разжалобив сердца, сказать не премину,
Что перед ним должны мы искупить вину,
И встанут об руку сын Клавдия Британик
И - в образе моем - родитель мой Германик.
А кто соперник наш? Лишь Энобарба сын!
Бурр и Сенека с ним? Нет, он совсем один:
Все знают - это я вас, изгнанных, призвала,
С тех пор моя судьба судьбою вашей стала.
Услышит Рим о том, как вы мне помогли
И к преступлению от преступленья шли,
И за собой вели воспитанника к цели.
А чтоб особенно вы Риму омерзели,
О злодеяниях все толки подтвержу -
Убийства, даже яд... {61}

Бурр

Но слушать госпожу
Не станут и сочтут такие заявленья
Поклепом на себя в минуту ослепленья.
Да, общим был у нас к единой цели путь,
И это я войска заставил присягнуть
И не корю себя: все было по закону
В тот славный день, когда досталась власть Нерону.
Его, усыновив, сам Клавдий уравнял
С Британиком в правах и этим Риму дал
Свободу выбора. Коль есть нужда в примере -
Народной волею стал цезарем Тиберий,
А отпрыск Августа, его побег прямой,
Отвергнут Римом был Агриппа молодой.
Власть сына твоего тверда, неколебима:
Ты нанесешь удар, но он придется мимо.
К тому же, если мне захочет цезарь внять,
Он добротой смягчит разгневанную мать.
Я до конца пойду по избранной дороге.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Агриппина, Альбина.

Альбина

Себя не помнишь ты от горя и тревоги.
А вдруг до цезаря твои слова дойдут?

Агриппина

Жалею об одном: что он сейчас не тут.

Альбина

Молю, умерь свой гнев! Неужто брат с сестрою {62}
Так дороги тебе, чтоб жертвовать собою?
Во имя всех богов, сдержи себя, сдержи,
Правь цезарем в делах, но сердца не вяжи.

Агриппина

Не понимаешь ты, но я-то разумею,
Что станет Юния соперницей моею
И, если не убить немедля эту страсть,
Ей - править и сиять, мне - в униженье впасть.
Я при Октавии не ведала печали,
О ней не помнили, ее не замечали,
Все ждали милостей лишь от меня одной,
Теснились вкруг меня просительной толпой.
Но нынче властвует другая в сердце сына.
Любимая с женой сольются воедино -
За взгляд, за нежный взгляд он ей отдать готов
Величие и власть, плоды моих трудов.
Пустеет мой дворец, лесть больше не курится...
Нет, нет, я не могу, я не хочу смириться!
Как ты жесток, Нерон! Взываю к небесам -
Пусть гибель!.. Но идет его соперник к нам.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Британик, Агриппина, Нарцисс, Альбина.

Британик

Я, госпожа, к тебе с отрадными вестями.
Есть и у нас друзья! Негодованья пламя
Не тлеет, а горит в их преданных сердцах,
И не смыкает уст доселе властный страх. -
Покуда в жалобах мы время расточали,
С Нарциссом встретившись, они не умолчали,
Что и неправедным деяньям есть предел.
Так вот, пока Нерон еще не завладел
Соперницей сестры, - как в женщинах все ложно! -
Клятвопреступного нам обуздать возможно.
В сенате многие за нас. Сама суди:
Плавт, Сулла и Пизон... {63}

Агриппина

Патрициев вожди?
Плавт, Сулла и Пизон? Да ты в своем уме ли?

Британик

Я вижу, что тебя мои слова задели
И возмущение сникает и дрожит
И, к цели подойдя, стремглав назад бежит.
Чего страшишься ты? Вы своротили горы,
Чтоб не было ни в ком Британику опоры.
Где все мои друзья? Подкуплены одни,
А неподкупные влачат в изгнанье дни.

Агриппина

Единодушие - ручательство успеха,
А мнительность твоя - опасная помеха.
Я не бросаю слов на ветер никогда.
Что мне твои друзья? Я, как скала, тверда.
Нерон скрывается, он матери боится,
Но рано ль, поздно ли - ему не уклониться.
Угрозы и мольбы я в ход равно пущу,
А не помогут - что ж! Весь Рим оповещу,
С твоей сестрой явлюсь и жалость к ней посею,
Воспламеню сердца и к нам склонить сумею.
Осадой обложу Нерона, а меж тем
Ты затаись в тени, будь и незрим, и нем.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Британик, Нарцисс.

Британик

Не тешишь ли меня надеждами пустыми?
Всю правду знать хочу: я обольщаюсь ими
Напрасно?

Нарцисс

Нет, но здесь мы наживем беду.
Пойдем, чего ты ждешь?

Британик

Чего, Нарцисс, я жду?
Когда б ты только знал, как трудно мне ответить!
Нет слов...

Нарцисс

Все ж объясни.

Британик

Хотел бы тайно встретить
С твоею помощью.

Нарцисс

Кого?

Британик

Скрепясь душой,
Я вновь узнать хочу печальный жребий свой.

Нарцисс

Ты веришь Юнии? Но мой рассказ припомни!

Британик

Я знаю все, Нарцисс. Черней и вероломней
Нет в мире женщины, но - беспримерный стыд! -
Мне шепчет разум "да!", а сердце "нет!" твердит.
Оно, упрямое, забыв свои страданья,
Все рвется ей простить, все ищет оправданья.
Сомнений и надежд пускай растает мгла,
Чтобы хоть ненависть покой мне принесла.
Высоких чувств пример и олицетворенье,
Та, что была к дворцу исполнена презренья,
Едва порог дворца в ночи переступив,
Свершает низости, всех низменных затмив!

Нарцисс

Как знать! Она в тиши плела, быть может, сети,
И цезарь у нее давно уж на примете.
Узнала с детских лет власть огненных очей
И сторонилась всех, чтобы гнались за ней,
Чтобы мечтал узреть Нерон завороженный
Непобедимую твердыню побежденной.

Британик

Итак, все кончено?

Нарцисс

Я видел, как спешил
Избранник новый к ней, стремясь излить свой пыл.

Британик

Уйдем... Постой! Она! Не сон, не наважденье!..

Нарцисс
(в сторону)

Скорее к цезарю. Проявим наше рвенье.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Британик, Юния.

Юния

Британик, уходи! Беда тебе грозит
За то, что я храню достоинство и стыд,
Нерон в неистовстве. Сюда на миг единый
Пришла, меж тем как он задержан Агриппиной.
Прощай. Теперь иди и верь любви моей,
Из сердца моего вовек судьбе превратной
Твой образ не изгнать.

Британик

Так, так! Мне все понятно:
Желаниям иным ты нынче предалась
И жаждешь, чтобы я скорее сгинул с глаз.
Мой взгляд, взгляд совести, бессонной и пытливой,
Он нестерпим тебе, мешая быть счастливой.
Ну что ж, расстанемся.

Юния

Но в чем меня винишь?

Британик

О как искусно ты приличия хранишь!
Поверь, я не ропщу, хотя душе и больно,
Что к баловням судьбы все ластятся невольно,
Что блеск империи и роскоши дары
Тебе дороже прав и слез моей сестры.
Но о величии, как прочие, мечтая,
Зачем ты мне лгала, как будто сострадая
Скорбям и горестям? Я молча их сносил.
Но лживость Юнии - нет, это выше сил!
Неправедность в меня вонзает злобно жало,
Моих гонителей и небо поддержало,
Но мало этого: чтобы совсем добить,
Британика должна и Юния забыть!

Юния

Придет счастливый день и, от стыда сгорая,
Поймешь, как ты неправ, меня подозревая.
Ты здесь в опасности, и до того ли мне,
Чтоб обелять себя в неведомой вине
И укорять тебя? Довольно жалоб вздорных!
Нерон потребовал, чтоб я в словах притворных...

Британник

Злодей!

Юния

...дала понять, что пламень мой остыл.
Он нас подслушивал, за лицами следил:
Тебя постигло бы безжалостное мщенье,
Вложи я в речь свою сокрытое значенье.

Британик

Пусть так! Подслушивал Нерон наш разговор,
Но незаметный знак, красноречивый взор -
Есть у любви язык особый, бессловесный -
И я виновника такой игры бесчестной
Легко бы угадал. Меня от лишних мук
Спасла бы...

Юния

Я тебя спасла от смерти, друг.
Ты хочешь правду знать? Казалось мне порою -
Нет больше сил молчать, всю правду я открою,
Взгляну тебе в глаза, пускай в последний раз,
Но подавляла стон, не поднимала глаз.
Как тяжко, затаясь в молчании жестоком,
Любя, скрывать любовь и быть глухой к упрекам,
Ни разу не скрестить с молящим взглядом взгляд -
Он для любимого расплатою чреват!
Об этом позабыть хотя на миг могла ли?
Смятение мое, казалось, выдавали
И все движения, и трепет, и глаза,
И набежавшая невольная слеза.
Я помнила: Нерон ревнует и ярится,
И за мою любовь заплатишь ты сторицей,
И страшно было мне, и каялась, скорбя,
Что смела полюбить я, горькая, тебя!
Для нас и для него и на беду, и к счастью,
Все знает он теперь. Что стоит самовластью
Сгубить соперника? Беги подальше с глаз!
Пространней объяснять не в силах я сейчас:
Ни мыслей нет, ни слов; в душе одна тревога.

Британик

К чему еще слова? Сказала ты так много,
И я, себя стыдясь, бичуя и кляня,
Я счастлив! Жертвуешь ты стольким для меня!
Прощенье вымолю, паду, виновный, в ноги...

Юния

Что делаешь? Он здесь, соперник твой!.. О, боги!

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Нерон, Британик, Юния.

Нерон

Ты, Юния, добра, ободрив, окрылив,
Любовь Британика и страстный сей порыв.
Недаром он припал к твоим ногам столь жарко!
Но как же и себе не сделать мне подарка?
Вы здесь останетесь: поверьте, мой дворец
Укромнейший приют для любящих сердец.

Британик

Где скажет Юния, где даст соизволенье,
Там я к ее стопам сложу свои моленья,
И радость, и печаль. А стен дворцовых вид,
Привычный с детских лет, меня не удивит.

Нерон

И, значит, ты давно привык не удивляться,
Что должно чтить меня и мне повиноваться.

Британик

Нет, мы не для того меж этих стен росли,
Чтоб ты топтал меня, а я лежал в пыли,
Чтобы покорствовал и чтил как властелина
Наследник Клавдия Домициева сына!

Нерон

Пора уразуметь небес благой указ:
Покорствовал Нерон, теперь пришел твой час.
А если смысл судеб тобою не усвоен,
Ты молод, и тебя научат, будь спокоен.

Британик

Кто ж преподаст урок?

Нерон

Империя, весь Рим -
Чем не наставники?

Британик

Они к правам твоим
Добавили тебе и право на глумленья,
Развод, насилия, убийства, отравленья?

Нерон

Не любопытен Рим, и дела нет ему
До тайн властителя, что канули во тьму.
Бери с него пример.

Британик

Ты мысли Рима сведай.

Нерон

Зачем? Ведь он молчит! Его примеру следуй.

Британик

Итак, Нерон себя неволить перестал.

Нерон

Внимать твоим речам Нерон уже устал.

Британик

Возможно ль римлянам тобой не восхищаться!

Нерон

А это как хотят - довольно, что страшатся.

Британик

Я знаю Юнию и думаю, что ей
Ты, маску сбросивший, не сделался милей!

Нерон

Искусством нравиться, быть может, не владею,
Зато искусно мстить сопернику умею.

Британик

Любой опасности пойду спокойно встречь.
Я одного боюсь: ее вражду навлечь.

Нерон

А лучше было бы навлечь без промедленья.

Британик

Нет, быть ей п_о_ сердцу - другого нет стремленья!

Нерон

Она клялась тебе - ты мил ей навсегда.

Британик

Я, слава небесам, не потерял стыда
И всем ее словам почтительно внимаю,
И слежкой низменной ей уст не замыкаю.

Нерон

Теперь я понял все. Эй, стража!

Юния

Он твой брат!
Не будь безжалостен! И в чем он виноват?
В незрячей ревности? Но, господин, подумай
О горестях его, о юности угрюмой.
Я для него умру, с твоих исчезну глаз,
И пусть соединит приязнь обоих вас!
Не будет ни вражды, ни дум о черной мести.
Я посвящу себя навек богине Весте,
Ничье спокойствие не буду возмущать...
Дозволь мне лишь богам отныне докучать!

Нерон

Давно ль ты приняла решение такое?
Ведите госпожу назад, в ее покои.
Британика к сестре немедля отвести.

Британик

Как способом таким любви не обрести!

Юния

Дай буре пронестись, не спорь, Британик, с нею.

Нерон

Обоих увести. Я приказал. Быстрее!

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Нерон, Бурр.

Бурр

Что это?

Нерон
(не видя Бурра)

Их любовь я лишь сильней разжег,
Но знаю, знаю, кто свиданию помог!
Вот объяснение приходу Агриппины:
Лился поток речей, запутанный и длинный,
И не было ему предела и конца...
Где Агриппина, Бурр? Из этого дворца
Ее не выпускать, приставить к ней охрану.
Ступай же. Я сказал и повторять не стану.

Бурр

Но, мать не выслушав, как...

Нерон

Прикуси язык.
В твой тайный замысел еще я не проник,
Но, смея в спор вступать с желаньями Нерона,
Ты на его пути докучная препона.
Моею матерью займись, дабы другой
Не занялся сейчас и ею, и тобой.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Агриппина, Бурр.

Бурр

Сам цезарь, госпожа, с тобою хочет встречи.
Все объясни ему в прямой, сердечной речи.
Должно быть, здесь тебя он держит до сих пор,
Чтоб неспеша вести спокойный разговор.
Но, как бы ни было, совет дерзну подать я:
Обиды позабудь, открой ему объятья,
Пусть гневные слова не льются через край.
Оправдывай себя, его не обвиняй.
Я знаю, он - твой сын, во всем - твое творенье,
Но лишь его приказ и благоусмотренье
Двор примет, как закон. Он - цезарь наш и твой,
Пусть даже власть дана ему твоей рукой.
С тобою он суров - вокруг тебя пустыня;
Он нежен, милостив - и ты для всех святыня:
Они тебе кадят, но думают о нем.
А вот и цезарь.

Агриппина

Нас оставь теперь вдвоем.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Нерон, Агриппина.

Агриппина
(садится)

Поближе сядь, Нерон. Все говорят, что надо
Мне оправдать себя. Вот только в чем? Я рада
Развить перед тобой моих злодейств клубок,
Чтоб с основанием меня судить ты мог.
Да, император ты. Но нет числа препонам,
Стоявшим некогда между тобой и троном.
Мой род, моих отцов и чтил, и помнил Рим -
Что из того, Нерон? Ты не наследник им.
Но мать Британика нашла конец кровавый.
На ложе брачное властителя державы
Рвались красавицы любой ценой взойти
И к сердцу Клавдия старались путь найти
Через былых рабов. Я тоже домогалась,
Чтоб сыну моему в грядущем власть досталась.
Гордыню растоптав - сильна гордыня в нас! -
К Палласу я пошла, и мне помог Паллас.
Мы с Клавдием в родстве, он дядя мне по крови:
Я ластилась к нему, точила яд любови
В спокойную приязнь, но медлил, медлил он,
Кровосмесительным союзом устрашен.
Подкупленный сенат смягчил закон старинный64
И Клавдия привел на ложе Агриппины.
Колени преклонил передо мной весь Рим,
Но был тот выигрыш моим, а не твоим.
Готовя трон тебе, я рук не покладала,
И вот Октавия твоей женою стала.
Силан ее любил. Он смерть к себе призвал -
На свадебный твой пир кровавый отблеск пал.
Путь к цели я прошла всего наполовину:
Кто зятя предпочтет единственному сыну?
Паллас и тут помог: улещивал, молил,
И Клавдий наконец тебя усыновил,
И ты - хвала богам! - стал с этих пор Нероном
И, волей цезаря, наследником законным.
Припомнив прошлое, все поняли тогда
Заветный замысел, что зрел во мне года.
Судьбу Британика немедля угадали
Друзья его отца и гневались, роптали,
Но я посулами закрыла рот одним,
А тем, кто был строптив, пришлось покинуть Рим:
Пеняла Клавдию на них и ночь, и день я,
И удалил он всех, кто, преисполнен рвенья,
Свой жребий навсегда с Британиком связав,
Мог на защиту встать его законных прав.
Но мало этого: к нему мои клевреты
В доверие вошли, он слушал их советы;
Тебе ж в наставники, напротив, я дала
Людей, которых Рим хвалил за их дела.
Пронырство льстивое меня не обольщало,
Из ссылки, из когорт я лучших возвращала,
И Бурр с Сенекою, что, не жалея сил,
Чернят меня... Но Рим высоко их ценил-
Под именем твоим я всех благотворила,
Богатства Клавдия в ту пору рассорила,
Подаркам, празднествам я потеряла счет,
Но были куплены и войско, и народ.
Они Германика к тому же не забыли
И моего отца в тебе, Нерон, любили.
Дни Клавдия меж тем шли быстро под уклон,
Смерть близилась, и тут прозрел внезапно он,
И понял наконец, что сына обездолил,
Наследия лишил и трон отнять позволил,
И стал взывать к друзьям, но предали друзья:
Любимцев, стражу, двор - всех подкупила я.
Он звал Британика в тревоге запоздалой,
Но ложе смертное от всех я ограждала
В заботе будто бы великой... Он угас,
Но не был сын к отцу допущен в этот час.
Шла обо мне молва, позорила, корила.
Смерть императора от города я скрыла,
Казалось, все идет, как прежде, и пока
Нерону присягнуть Бурр призывал войска
И я тебя тайком вела к подножью трона,
Обманутый народ молился умиленно
О здравии того, кто был остылый прах,
И жертвенная кровь лилась на алтарях. {65}
Когда же наконец все войско присягнуло
И после стольких бурь спокойно я вздохнула,
Двойною вестью Рим был сразу оглушен:
Нет больше Клавдия, а цезарь ты, Нерон.
Вот преступления, в которых виновата.
Других за мною нет. И вот твоя отплата!
Сперва ты нежен был, вкушая сладкий плод
Моих бессонных дум, усилий и забот;
Полгода не прошло - и где же благодарность?
Ты отстранил меня. Кругом - одна коварность.
Твои наставники, признательность презрев,
Усиливают рознь и распаляют гнев,
И топчут, топчут все, чему учили сами.
Ты окружил себя беспутными юнцами:
Отон, {66} Сенецион {67} и мало ли других
Твоим порокам льстят и взращивают их.
В любви уязвлена и в гордости задета,
Я объяснения просила и ответа,
Но мне ответом был град ранящих обид:
Так благодетелю неблагодарный мстит.
Женить Британика на Юнии хотела -
Довольны были все, и сладилось бы дело,
Но, силою в ночи к тебе приведена,
Вдруг вожделенною становится она.
Октавии развод, Октавия постыла,
А я своей рукой вам ложе постелила!
Стал узником твой брат, изгнанником - Паллас,
Теперь угодник Бурр, исполнив твой приказ,
Меня - меня! - лишил свободы дерзновенно!
Тебе пристало бы униженно, смиренно
Просить прощения у матери своей,
А ты, Нерон, велишь оправдываться ей!

Нерон

Я знаю наизусть и без напоминанья
И все твои труды, и все благодеянья.
Ты жить могла б сейчас в покое, в тишине,
Сыновней нежности доверившись вполне,
Но пеням нет конца, и нет конца упрекам,
И кто хоть раз внимал их буйственным потокам,
Невольно думал тот, - я буду прям с тобой, -
Что так старалась ты лишь для себя одной.
Он думал: "Небеса! На пятерых достало б
Подобных почестей! Так в чем причина жалоб?
Что сделал этот сын? В чем провинился он?
Неужто привела она его на трон,
Чтоб управлять потом и сыном, и державой?"
Ты не сыта была почетом, властью, славой,
И жажда первой быть палила как огнем.
Я уступал тебе охотно и во всем.
Но не владычица - владыка Риму нужен,
И ропот поднялся, единодушен, дружен,
И за сенатом вслед выкрикивал народ,
Что лишь твои слова мой повторяет рот,
Что Клавдий передал Нерону во владенье
И Рим, и заодно - тебе повиновенье.
Когорты гневались, когда их грозный строй
Прославленных орлов склонял перед тобой,
Бессильной женщиной. Какое униженье
Для тех, кто уцелел, для тех, кто пал в сраженье!
Другая бы сдалась, свою смирила б страсть,
Но в жизни для тебя всего дороже власть!
Ты к Юнии вошла в доверие, с ней спелась,
Британика к себе привлечь имела смелость,
И сети плел Паллас, тобой руководим.
Пришлось заняться мне спасением своим...
О да, я знаю все: меня ты свергнуть хочешь,
Мутишь мои войска, без устали хлопочешь
О сыне Клавдия... Я лучше помолчу!

Агриппина

Да ты сошел с ума! Я заменить хочу
Тебя Британиком? Зачем? Какую силу
Я при дворе его могу иметь? Помилуй,
Ведь если и сейчас за матерью твоей
Следят во все глаза, и клевета, как змей,
В нее вонзает зуб, и злоба строит ковы,
Что станется со мной среди двора чужого?
Не в горьких жалобах, в которых смысла нет,
Не в замыслах пустых, что мертвыми на свет
Уже рождаются, меня бы обвинили,
А в том, что для тебя я прибегаю к силе,
Что я изменница... Не проведешь меня!
Неблагодарен ты, и с первого же дня,
Как мною был рожден, бездушен, лицемерен,
Ты лишь себя любил и лишь себе был верен.
Все нежности твои - притворство и игра.
Зачем, зачем к тебе была я так добра?
Несчастнейшая мать! За что мне эта мука?
Что я ни сделаю - все тягость, все докука.
Сын у меня один... О небо, для кого ж
Мои старания, и выдумки, и ложь?
Я страх превозмогла и совесть растоптала,
О будущем своем раздумывать не стала,
Хотя грозил бедой свирепый нрав его...
И ныне цезарь он. Какое торжество!
Ты отнял у меня предательски свободу -
Возьми вдобавок жизнь, но берегись народу
Сей подвиг свой открыть, чтоб в правом гневе он
Не отнял у тебя добытый мною трон!

Нерон

Что сделать должен я, и требуешь чего ты?

Агриппина

Пусть кару понесут мои недоброхоты,
Пусть вступит Юния с кем пожелает в брак,
Смягчи Британика, будь краток с ним и благ,
Обоих отпусти и возврати Палласа,
И пусть не будет дня, и пусть не будет часа,
Когда бы предо мной посмел захлопнуть дверь
Твой Бурр, что слушает наш разговор теперь!

Нерон

Всем ныне повелю к твоим ногам склониться,
И римляне поймут - нет меры, нет границы
Моей любви к тебе. Размолвки этой лед
Нам дружбу укрепит, огонь в сердца вольет.
Пусть виноват Паллас - вину ему прощаю,
С Британиком, как брат, приятельствовать чаю:
Любовь нас развела, посеяла вражду,
Но твоему теперь мы вверимся суду.
Обрадуй же его, не мешкая. А страже
Покорно исполнять, что госпожа прикажет.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Нерон, Бурр.

Бурр

Ты в мире с матерью! Мой цезарь, как я рад!
Меж вас согласие, меж вас, как прежде, лад!
Вовек не разжигал я вашего раздора
И, знаешь это сам, не заслужил укора,
Что сына клеветой натравливал на мать.

Нерон

Тебе не верил я, не стану отрицать,
Не раз казалось мне, что в сговоре вы оба,
Но вижу - в ней к тебе нелицемерна злоба.
Могла б к Британику она и не спешить:
Я обниму его, - чтоб насмерть задушить.

Бурр

Как!..

Нерон

Больше не хочу нападок, воплей, споров.
У матери моей неукротимый норов,
Но справлюсь я и с ней, к земле ее пригну.
Когда исчезнет он, я наконец вздохну:
Враг будет стерт с земли, а бестелесной тени
Не сможет обещать она моих владений.

Бурр

И скоро ль час придет оплакать эту тень?

Нерон

Еще в вечерний мрак не канет этот день.

Бурр

Кто подсказал тебе деяние такое?

Нерон

Кто подсказал? Мой сан, любовь и жизнь - все трое.

Бурр

Нет, нет, не может быть, чтоб в голове твоей
Созрела эта мысль, чернее всех ночей!

Нерон

Бурр!

Бурр

И твои уста произнесли без дрожи
Ужасные слова? Нет, быть того не может!
Чьей кровью ты себя задумал обагрить?
Тебе наскучило во всех сердцах царить
И ненависть милей? Отрадней отвращенье?

Нерон

Так что же, быть всегда в плену, в порабощенье
У плебса римского? Он утром любит нас,
А вечером, глядишь, его восторг угас...
Зависеть от того, что волн морских неверней?
Быть императором и подчиняться черни?

Бурр

Но быть источником бесчисленных щедрот,
Чтоб в изобилии и в мире жил народ -
Счастливейший удел! Останься благороден,
Не изменяй себе. Ты в выборе свободен,
На всем пути добра нет для тебя преград,
Ты на него вступил, так не гляди назад!
Но если, вняв льстецам с их мудростью придворной,
Решишься перейти на путь злодейства торный -
Отметишь зверствами за каждой пядью пядь
И кровью будешь кровь с преступных рук смывать.
Друзья Британика, дав волю возмущенью,
Молчание прервут, начнут взывать к отмщенью,
И пусть до одного в борьбе с тобой падут -
Живые мстители на смену им придут.
Такой зажжешь пожар, что Рим пропахнет гарью,
Заставив мир дрожать, дрожащей станешь тварью,
Начнешь ссылать, казнить, с пристрастьем дознавать
И в каждом подданном врага подозревать!
Неужто первых лет незамутненный опыт
Теперь в твоей душе рождает только ропот?
О вспомни, как они безбурною рекой
Текли, даруя всем и радость, и покой!
Ты мог сказать себе в счастливом умиленье:
"Повсюду в этот час мне шлют благословенье.
Я - не причина бед, я - не исток невзгод!
Никто, тая вражду, Нерона не клянет,
При имени его не хмурится зловеще:
К нему во всех сердцах лишь преданность трепещет".
Недавно было так. Не только не казнил -
Ничтожнейшую жизнь ты драгоценной мнил.
Был к смерти присужден в те дни преступник тяжкий;
Сенат настаивал, чтоб цезарь без оттяжки
Тот приговор скрепил, но ты твердил в ответ,
Что милосердие - твой путеводный свет,
Что черствы их сердца, что власть тебе постыла,
Что лучше б письмена твоя рука забыла.
Я умолю тебя, к ногам твоим паду,
А оттолкнешь меня - из жизни сам уйду:
Когда способен ты на это злодеянье,
Не стану, не смогу влачить существованье.
(Падает на колени.)
Пронзи же сердце мне за то, что никогда
Убийству черному оно не скажет "да!".
Зови своих друзей: для их трусливых дланей
Нет жертвы сладостней и цели нет желанней.
Но тронут цезарь мой потоком этих слез,
И от него бежит недобрый дух, как пес!..
Ты поименно мне злодеев перечисли,
Что вероломные тебе внушали мысли,
Раскрой Британику объятия, как брат...

Нерон

Нет, это слишком!

Бурр

Он ни в чем не виноват
И долга верности, клянусь, не нарушает!
Не верь, не верь тому, что клевета внушает.
Скорей бы встретиться и объясниться вам!

Нерон

Веди его ко мне, и оба ждите там.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Нерон, Нарцисс.

Нарцисс

Готово, господин! Нет, похвалы не пусты
Отравам пагубным искусницы Локусты: {68}
При мне дала рабу таинственный состав -
На месте умер он, и стона не издав.
Такого снадобья у нас еще не знали:
Уносит жизнь быстрей, да и надежней стали.

Нерон

Ценю твои труды, Нарцисс, но замолчи:
Ты сделал все, что мог, и впредь не хлопочи.

Нарцисс

Ты, значит, думаешь - Британик не опасен?
И запрещаешь?..

Нерон

Да. Я с ним на мир согласен.

Нарцисс

Повиновения не преступлю черты,
Но он под стражу взят - об этом помнишь ты?
Обида к мщению Британика принудит,
К тому же тайное недолго тайным будет:
Узнает, что Нарцисс по слову твоему
Уже готовился отраву дать ему
И - страшно вымолвить! - легко на то решится,
Чего гнушается мой цезарь и страшится.

Нерон

Ручались за него, сломлю и я себя.

Нарцисс

Собой пожертвуешь, так пламенно любя?
Уступишь Юнию другому добровольно?

Нерон

Не время говорить об этом. И довольно:
Его считать врагом нет у меня причин.

Нарцисс

Вновь матери своей подвластен властелин.
Мне похвальба ее теперь понятна стала.

Нерон

Какая похвальба? Где? Что она сказала?

Нарцисс

Не я один слыхал надменные слова.

Нерон

Какие?

Нарцисс

Будто с ней поговоришь едва -
И стихнут грозные громовые раскаты,
И сразу замолчишь, смущенный, виноватый,
Отступишь с радостью на прежний свой рубеж,
Смиренно вымолив прощенье за мятеж.

Нерон

Где ж выход, объясни? Как сбить бы мне хотелось
С нее заносчивость и поубавить смелость!
Я знаю, если ей хоть раз еще смолчу -
Немой покорностью за это заплачу.
Но в общем мнении, Нарцисс, боюсь упасть я:
Подумай, мне ль идти дорогой самовластья,
Из памяти людской признательность стереть
И отравителем именоваться впредь,
Средь подданных моих прослыть братоубийцей?

Нарцисс

А кротостью своей ты думаешь добиться,
Чтоб грязью римский плебс тебя не поливал?
Но что тебе, скажи, до брани и похвал?
Не будь на поводу у черни бесноватой.
Ты - цезарь, ты - Нерон и сам себе вожатый!
Прости, мой господин, не знаешь ты народ:
Он любит лишь кулак, лишь силу признает.
Безмерной добротой себя ты ослабляешь,
Дух своеволия в толпу рабов вселяешь.
Они, привыкшие весь век ходить в пенях,
Боготворят того, кто им внушает страх.
А как угодливы, как полны суеверий!
Низкопоклонством их был утомлен Тиберий. {69}
Мне с волей заодно и власть твой отчим дал -
Заемную, но власть! - и, правя, я гадал,
Какой постыдный гнет, какие оскорбленья
Не вынесут они и выйдут из терпенья.
Покорно все снесли. По горло будь в крови,
С сестрою разведись и брата отрави, -
Прославит Рим тебя и гимн хвалебный грянет,
А их он обвинять и ненавидеть станет,
И день, когда пришли они на этот свет,
Считаться будет днем несчастливых примет.

Нерон

Ты прав, но как теперь мне вырваться из плена?
Бурр умолял меня коленопреклоненно,
И обещанием я сам себя связал
И не хочу, чтоб он передо мной дерзал
Кичиться честностью. Притом его моленья,
Не скрою, тронули меня до умиленья.

Нарцисс

Бурр говорит красно, но знаю наперед,
Что выгоду свою ревниво соблюдет.
Вся клика такова и как огня боится,
Что, сделав этот шаг, ты можешь распрямиться
И, с нами уравняв, у них отнимешь власть
И этих гордецов во прах принудишь пасть.
Не знаешь разве ты, что в сокрушенье мнимом
Кричат: "Не по плечу Нерону править Римом!
Не смеет ни решать, ни сделать ничего.
Бурр - сердце цезаря, Сенека - ум его.
Чем император наш, сограждане, кичится?
Что управляет он умело колесницей! {70}
Стяжавши жалкий приз, в восторг приходит он
И развлекает чернь, как низкий гистрион,
И на театре ей поет свои творенья,
И ждет потом похвал и кликов одобренья.
Он получает их - охрана зорко бдит,
Не сдобровать тому, кто, дерзкий, засвистит".
Пора бы рты заткнуть, мой цезарь, этим людям.

Нерон

Пойдем, Нарцисс. Как быть, мы по пути обсудим.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Британик, Юния.

Британик

Да, Юния, все так: Нерон меня зовет -
Мириться хочет он. Нежданный поворот!
Велел собрать на пир всех молодых придворных,
Чтоб этим торжеством, рекою вин отборных
Скрепить наш дружеский, нет, братский наш союз.
Он сбрасывает с плеч, как бесполезный груз,
Свою любовь к тебе и, не противясь боле,
Мой жребий, Юния, твоей вручает воле.
Пусть он меня лишил наследия отцов,
Пусть мой присвоил трон - я все отдать готов,
Уже не гневаясь, почти не сожалея
И в тайниках души обиды не лелея,
За счастье высшее твою любовь стяжать.
Дышать и жить тобой, тебе принадлежать.
Подумай, видеться свободно, не скрываясь!
Подумай, каждый день глядеть, не отрываясь,
На ту, что и соблазн, и страх превозмогла
И цезарю меня отважно предпочла!
Как мне... Но что с тобой? Зачем со мною вместе
Не радуешься ты? Скажи, каких предвестий
Душа твоя полна? Туманит взор слеза,
Ввысь подняты с мольбой печальные глаза...
О чем ты?

Юния

Я боюсь, я чую - близки сроки
Беды...

Британик

Но я любим?

Юния

К чему вопрос жестокий?

Британик

Нерон, раскаявшись, мешать не станет нам.

Юния

И доверяешь ты вполне его словам?

Британик

Так что же, он мне враг? И лицемер лукавый?

Юния

Мне о любви твердил, тебе грозил расправой,
Теперь меня бежит, к тебе, напротив, льнет...
Та прихоть вмиг прошла и эта вмиг пройдет.

Британик

Ты заблуждаешься, не в прихоти причина.
За самое себя боится Агриппина:
Предвидя свой конец в погибели моей,
Заставила врагов, как ревностных друзей,
Спасать меня с тобой во время этой бури.
Не сомневаюсь в ней, не сомневаюсь в Бурре.
Я верю и ему, Нерону: он, как я,
Не предложил бы мир, вражду в душе тая.

Юния

Ты судишь по себе, Британик, забывая:
Твой путь всегда прямой, его стезя - кривая.
За день, за этот день я поняла, мой друг,
Как лицемерен он, и двор, и все вокруг.
Тут на уме одно, на языке другое,
Тут у злодейских дел обличие благое,
Тут дорогих друзей с восторгом предают,
Тут нас с тобою ждет ловушка - не приют.

Британик

Ну хорошо, пусть так, пусть он хитрей лисицы.
Его боишься ты? Но он и сам боится!
Нет, никогда Нерон на гнусность не пойдет,
Не раздражит сенат, не возмутит народ.
Прочь мысли черные! Нерон признал смиренно
Неправоту свою. Он даже откровенно
С Нарциссом говорил о ней и, согласись...

Юния

Британик, а тебя не предает Нарцисс?

Британик

Ты ль это, Юния? Вообразить такое!

Юния

Я за тебя боюсь, не нахожу покоя.
Везде одна корысть, продажность и порок.
Меня страшит Нерон, меня страшит мой рок,
Томлюсь предчувствием, напрасным, может статься,
Но горько мне с тобой хотя б на миг расстаться.
Ты доверяешь им, а я... Прости меня,
Что если этот пир - всего лишь западня?
Что если ревностью к сопернику источен,
Нерон готовит месть под кровом темной ночи
И обреченного злорадно ждет сейчас?
Что если на тебя гляжу в последний раз?
Британик!..

Британик

Ты в слезах? И я тому виною?
Так трогает тебя, что станется со мною?
Вот здесь стоял Нерон - дня не прошло с тех пор,
Он ослепить хотел величием твой взор,
Но к власти, к роскоши полна пренебреженья
Ты предпочла меня в моем уничиженье.
Ему, властителю, лишь холод, лишь отказ,
А мне, гонимому, мне слезы этих глаз,
Алмазы дивные! Не трать же их бесплодно:
К тебе вернется друг, веселый и свободный.
Но медлить мне нельзя, не то все погублю.
Простимся, Юния. Как я тебя люблю!
На пире юности, безумной и кипучей,
Мечтою улечу к прекраснейшей и лучшей.
Простимся же.

Юния

Постой...

Британик

Меня давно там ждут.

Юния

Британик, не спеши, пусть за тобой придут.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Агриппина, Британик, Юния.

Агриппина

Британик, что же ты? Все гости в ожиданье.
Нерон досадует на это опозданье
Он хочет мир с тобой объятием скрепить,
Горит желанием за вашу дружбу пить,
Средь кликов радости сойтись с тобой поближе.
Мы у Октавии побудем. Ну, иди же.

Британик

Бегу, бегу! И ты, любимая, иди,
Утешь Октавию, прижми ее к груди.
Вам легче будет ждать, между собой толкуя.
В немалом, госпожа, перед тобой долгу я.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Агриппина, Юния.

Агриппина

Пока вы были здесь с Британиком вдвоем,
Ты, вижу, плакала. Но объясни, о чем?
Откуда эта грусть? Опять слеза скатилась...
Они теперь друзья - я этого добилась!

Юния

Так много тяжкого за этот день стряслось,
Что скорби не уйму, не удержусь от слез.
Ты чудеса творишь, но как поверить чуду?
Все кажется - грозит опасность отовсюду.
Увы! Изменчива погода во дворцах,
К тому же у любви извечный спутник - страх.

Агриппина

Ты сомневаешься? И доказательств мало?
Я слово молвила - грозы как не бывало.
О чем тревожиться? Всего добилась я,
Добилась, что Нерон с Британиком - друзья.
Так мне сказал мой сын, себя связав обетом.
И как почтителен, как нежен был при этом!
И к сердцу прижимал, и мне в глаза глядел,
И больше не скрывал ни замыслов, ни дел,
Просил не уходить, все длил и длил беседу.
Да, я могу опять торжествовать победу!
То, гордость позабыв, смиренно, без затей,
Все тайны поверял он матери своей,
То, цезарь истинный, суровостью одетый,
Молчание храня, выслушивал советы
И снова говорил, спокойно величав,
И посвящал в дела, где скрыт удел держав. {71}
Я признаю сейчас к его безмерной чести -
Он непричастен злу и неспособен к мести,
Уступчив, даже слаб в сердечной доброте,
И этой слабостью воспользовались те,
Кто ненавидит нас. Теперь придут с повинной!
И снова Рим поймет - не сладить с Агриппиной!
Все, чуя мой триумф, ликуют... Что же мы?
Некстати медлить здесь до наступленья тьмы.
Нам у Октавии теперь окончить можно
День призрачных тревог и радости неложной.
Но что это за шум? Какой-то крик, шаги...
Опять...

Юния

Британику, о небо, помоги!

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Агриппина, Юния, Бурр.

Агриппина

Куда ты, Бурр, бежишь? Постой, скажи на милость...

Бурр

Британик при смерти. Ужасное свершилось.

Юния

Британик!

Агриппина

Ты сказал?..

Бурр

Вернее, умер он.
Да, умер.

Юния

Госпожа, прости невольный стон.
Спасу его, а нет - сойду за ним в могилу.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Агриппина, Бурр.

Агриппина

Какое страшное злодейство!

Бурр

Не под силу
Мне цезарю служить. Уйду. Мой вышел срок.

Агриппина

Британик - брат ему! И он посмел, он мог...

Бурр

Свой замысел от нас искусно цезарь прятал.
Он с ложа поднялся, едва увидел брата,
И обнял горячо. Настала тишина.
Вдруг цезарь чашу взял. "Нарцисс нальет вина,
Чтоб ты за нас двоих испил лозы первины.
Отныне будем мы на всех путях едины.
Я, глядя на тебя, душой возвеселюсь.
Скрепите ж, небеса, наш дружеский союз!"
И вот своей рукой Нарцисс наполнил чашу.
Британик взял ее. "Я пью за дружбу нашу".
Пригубил - и конец. Стальной клинок - и тот
Существованья нить так быстро не прервет.
Подернулись глаза завесою туманной,
И он на ложе пал, недвижный, бездыханный.
Вообрази сама, что началось потом:
Одни бежали прочь с раскрытым в крике ртом,
Но тот, кто при дворе давно всему обучен,
Глядел на цезаря, спокоен и беззвучен.
А цезарь между тем на ложе возлежал,
Не омрачился взор, и голос не дрожал.
"О чем волнуетесь? Себе и нам на горе,
Британик с детских лет подвержен этой хвори". {72}
Все силился Нарцисс прискорбный вид принять,
Но гнусной радости была на нем печать.
А я, я растолкал придворный сброд двуличный, -
Пусть жизнью заплачу, ненужной, безразличной -
И поспешил уйти, желанием гоним
Оплакать цезаря, Британика и Рим.

Агриппина

Уже он здесь. Пожди - меня ты оправдаешь.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Нерон, Агриппина, Бурр, Нарцисс.

Нерон
(видя Агриппину)

Она! Как быть?

Агриппина

Куда, Нерон, так поспешаешь?
Британик мертв, убит. Я знаю, кто в персты
Убийце яд вложил.

Нерон

Ты знаешь? Кто же?

Агриппина

Ты.

Нерон

Я? Я? Вот так всегда! Ты в яром исступленье
Приписываешь мне любые преступленья.
Уж заодно и в том Нерона обвини,
Что преждевременно окончил Клавдий дни!
Известно, как любим Британик был тобою,
Но я, к прискорбию, не властен над судьбою.

Агриппина

В вино Британику Нарцисс подсыпал яд,
Но это твой приказ, тобой отравлен брат.

Нерон

Ложь! Кто тебе посмел такие подозренья...

Нарцисс

Нужны ли, цезарь мой, сейчас разуверенья?
И для чего тебе таить от госпожи
Дела Британика? Открыто расскажи,
Чем отплатил он ей за все благодеянья.
Не к Юнии, о нет, рвались его желанья,
А к трону цезаря. Обида вгрызлась в грудь,
Уплывшее из рук пытался он вернуть,
Но цезарь все узнал - так небо повелело! -
И своему слуге доверился всецело.
Британик в гроб сошел. Утрата велика ль?
О госпожа моя, врагам оставь печаль -
Пусть в ужасе дрожат, поражены ударом,
И...

Агриппина

Продолжай, Нерон. Я вижу, ты недаром
Таких пособников избрал. Что ж, продолжай,
Навечно памятник себе сооружай.
Ты брата отравил - начало недурное.
За кем теперь черед? Наверное, за мною. {73}
Как ненависть ко мне тебя, мой сын, грызет!
Еще бы! Тягостен признательности гнет.
Но смерть моя, Нерон, тебе не даст свободы:
Пусть лягу, мертвая, под гробовые своды -
Рим, небо, жизнь твоя, дарованная мной, -
Все голосом моим заговорит с тобой, {74}
И совесть-фурия в тебя тогда вонзится,
Не даст передохнуть, не даст смежить ресницы.
Ты станешь убивать, чтоб обрести покой,
И кровь затопит Рим багряною рекой,
Но небо утомишь и - о венец желаний! -
Ты жертвою падешь своих же злодеяний.
Опустошишь весь Рим и, сам опустошен,
Рукою собственной себя убьешь, Нерон, {75}
И будут принимать с тобой сопоставленье
Тираны злейшие как злое оскорбленье.
Я знаю, будет так. Иди ж своим путем.
Я не держу тебя. Прощай.

Нерон

Нарцисс, уйдем.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Агриппина, Бурр.

Агриппина

Нет справедливости - увы! - в людской натуре.
Нарциссу доверять и сомневаться в Бурре!..
А ты заметил, Бурр, какой зловещий взор
Он бросил на меня? То - смертный приговор.
В Нероне лютый зверь уже ничем не связан,
Обрушится удар, что мне давно предсказан. {76}
Смерть и к тебе близка, она ползет во мгле.

Бурр

Сегодня лишний день я прожил на земле.
Пускай в моей крови Нерон свой гнев остудит -
Мне смерть тягчайшая благословенной будет.
Провижу грозных лет кровавую зарю -
В судьбе Британика я судьбы Рима зрю.
Но страшно для меня не это злодеянье -
Нашел бы в ревности Нерону оправданье;
Другое, госпожа, страшнее во сто крат:
Бесстрастно он глядел, как умирает брат.
Не увлажнился взор, лицо не побелело...
Так холоден тиран, в убийствах зачерствелый!
С былым наставником пусть кончит поскорей:
Ему докучен я, он для меня - злодей.
Зачем мне жить? Пойду насилию навстречу
И смерть, благую смерть улыбкою привечу.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Агриппина, Бурр, Альбина.

Альбина

На помощь, госпожа! Предотврати беду.
Узнав о Юнии, наш цезарь как в бреду -
Неистовствует он, что с ней навек в разлуке.

Агриппина

Навек? Я не пойму... Как? Наложила руки?

Альбина

Чтобы еще больней обида эта жгла,
Жива, но для него как будто умерла.
Она к Октавии, ты помнишь, убежала.
К скорбящей скорбная, казалось, путь держала.
Я следом шла. Гляжу - шаги быстрей, быстрей,
И вдруг бросается на площадь из дверей,
И прямо к Августу, к его изображенью,
И, к мраморным стопам припав в изнеможенье,
Кричит - а вкруг нее сбирается народ:
"Со мной кончается твой знаменитый род,
И да не будет он поруган и ославлен!
В твоем дворце сейчас предательски отравлен
Потомок славный твой, а только он один
Равнялся доблестью с тобою, властелин.
И вот хотят, чтоб я клятвопреступной стала.
Молю тебя, молю, склонясь у пьедестала -
Ты, что бессмертие с богами делишь сам,
Позволь остаток дней мне посвятить богам".
На голос горестный и за душу берущий
Бегут со всех сторон. Толпа все гуще, гуще,
Ей все сочувствуют и, встав по сторонам,
Торжественно ведут в тот величавый храм,
Где в одеянии, как снег нагорный, белом,
Душой возвышенны и непорочны телом,
Весталки наши бдят над жертвенным огнем,
Что испокон веков горит в ночи и днем.
И цезарь видит все, остановить не смея,
Но опрометчивей, а может быть, смелее
Угодливый Нарцисс бросается вперед,
Чтоб Юнию отбить, но смерть безумца ждет:
Он падает, сражен, и брызги черной крови
Пятнают Юнию. Тогда, насупив брови,
Нарциссу павшему не думая помочь,
Весь погружен в себя, уходит цезарь прочь.
Лишь имя Юнии слетает с уст владыки,
Все жмутся по углам, заслышав эти крики.
По гулкому дворцу бесцельно бродит он,
И мутен взор его, и в землю устремлен,
Как будто на небо и посмотреть не смеет.
О госпожа моя, он страшное содеет,
Когда с отчаяньем соединится мрак!
Так помешай ему безумный сделать шаг,
Пока горячку чувств рассудок не остудит.
Себя погубит он...

Агриппина

Нет, праведно осудит.
И все ж посмотрим, Бурр, что происходит с ним.
Быть может, он теперь пойдет путем иным
И переменится под бременем страданий?

Бурр

О если б не вершил он новых злодеяний!

ПРИМЕЧАНИЯ

При подготовке настоящей книги было использовано наиболее авторитетное в текстологическом и научном отношении издание сочинений Расина: Oeuvres de Jean Racine. Ed. par P. Mesnard. Paris, 1865-1873. (Les grands ecrivains de la France).
Редакционные переводы иностранных слов и выражений даются в тексте под строкой с указанием в скобках языка, с которого производился перевод. Остальные подстрочные примечания принадлежат Расину.

БРИТАНИК

Трагедия была впервые представлена 13 декабря 1669 г. труппой Бургундского отеля и вначале не произвела сколько-нибудь сильного впечатления. Современники отмечали только присутствие на спектакле многочисленных недоброжелателей Расина во главе с Корнелем. Пьеса вызвала множество критических замечаний, на которые Расин, по своему обыкновению, ответил в предисловии к первому изданию, вышедшему в начале 1670 г. Однако очень скоро судьбу трагедии решило одобрительное суждение короля. "Британик" прочно утвердился в театральном репертуаре.
Основным источником Расина послужили "Анналы" римского историка Корнелия Тацита (55-120), из которых он заимствовал не только факты, но и психологические характеристики персонажей и, текстуально, отдельные реплики и монологи. Важнейшие из этих совпадений отмечаются в следующей форме: "Анналы", римскими цифрами обозначена книга, арабскими - глава.
Посвящение содержалось в первом издании трагедии. В прижизненных собраниях пьес Расина отсутствует.

1 Герцог де Шеврез - Шарль-Оноре д'Альбер (1646-1712) принадлежал к одной из самых знатных семей Франции, тесно связанной с янсенистской общиной (см. статью). Расин познакомился с ним в 1655 г. в янсенистском коллеже.
2 ... человеку, чья каждая минута драгоценна. - Имеется в виду тесть герцога министр Кольбер.
3 "...vitiis mire congrnebat". - "Анналы", XIII, 1. Описание правления Нерона содержится в XIII и XIV книгах, однако факты предшествующего периода заимствованы Расином из других частей того же произведения.
4 ...человек... превратить в двадцатилетнее... - Корнель в трагедии "Ираклий" (1647). В "Обращении к читателю" он сам оговаривает эту хронологическую вольность.
5 ...Эмилия в "Цинне" и Сабина в "Горации"? - Персонажи трагедий Корнеля на темы из римской истории.
6 ...которому Клавдий обещал в жены Октавию. - Октавия, дочь императора Клавдия, сестра Британика, выданная по настоянию Агриппины замуж за Нерона в впоследствии им умерщвленная.
7 "festivissima omnium puetlarum" - Ср. Сенека. "Отыквление божественного Клавдия", VIII.
8 ...повинны... лишь в некоторой неосмотрительности. - Ср. "Анналы", XII, 4. Современники Расина оспаривали эту характеристику исторической Юнии, опираясь на тех же Сенеку и Тацита. Попытки Расина, нередко неудачные, "документально" обосновать характеры вымышленных персонажей идут в русле того понимания правдоподобия, которое господствовало в эпоху классицизма.
9 ...им режут слух четыре строки... - Тем не менее Расин внял голосу критики и опустил в последующих изданиях короткую сцену между Нероном и Юнией, следовавшую за 5-м явлением V действия и прерываемую появлением Агриппины.
10 ...передавать в рассказе лишь то, что не может быть показано. - Правило это идет от Горация ("Наука поэзии", ст. 183-188) и было в дальнейшем повторено в "Поэтическом искусстве" Буало:

Но то, что стерпит слух, порой не стерпит глаз.

Поэтика классицизма избегала чересчур натуралистических зрелищных эффектов (убийств, кровопролитий), трактуя их как "низменные" и оскорбляющие нравственное и эстетическое чувство зрителя.
11 Софокл... столько же стихотворных строк... - У Софокла - ст. 1184-1354, то есть 170 строк; у Расина, включая изъятую сцену первого издания, - 168.
12 ..удариться в неправдоподобное. - Здесь и далее - прямая полемика с теоретическими высказываниями Корнеля и с его композиционной техникой.
13 ... старается вселить ненависть к себе... - Намек на Аттилу в одноименной трагедии Корнеля (1667), д. III, явл. 2.
14 ... спартанца сделать болтуном... - Подразумевается Агесилай в одноименной трагедии Корнеля (16С6).
15 .. завоевателя разглагольствовать лишь о любви... - Цезарь в трагедии Корнеля "Помпеи" (1642).
16 ...женщину - давать... уроки непреклонной гордости. - Корнелия в той же трагедии.
17 ... один из этих древних авторов... - Имеется в виду трактат "О возвышенном", вплоть до XIX в. приписывавшийся греческому философу Лонгину (III в. н. э.), но на самом деле написанный в I в. н. э. В 1674 г. Буало издал свой французский перевод этого трактата, сопроводив его комментариями.
18 ...говорит Цицерон. - В сочинении "О республике", кн. VI, гл. 16.
19 Теренций - Публий Теренций Афер (II в. до н. э.), римский комедиограф.
19а ... старого злокозненного поэта... - Лусция Ланувина, римского комедиографа (II в. до н. э.). Цитата взята из пролога к "Девушке с Андроса", ст. 6-7.
20 ... до самого начала представления его комедий. - Намек на Корнеля.
21 Он закричал, и т. о. - Цитата из пролога к комедии Теренция "Евнух", ст. 22-23.
22 Авл Геллий - римский писатель (II в. н. э.). Его труд "Аттические ночи" в 20 книгах представляет собой компиляцию выписок из греческих и римских авторов. Упомянутое сообщение содержится в кн. I, гл. 12.
23 Нет ничего несправедливее невежды. - Цитата из комедии Теренция "Братья", ст. 99.
24 [Второе предисловие}. - Появилось в издании 1676 г. По совету Буало Расин заменил им первое предисловие, слегка смягчив полемический тон.
25 "factus natura... blanditiis". - Ср. "Анналы", XIV, 12, 56.
26 "Hactenus Nero... quaesivit". - Там же, XIII, 47.
27 "... с женщинами именитых родов". - Там же, XIII, 12.
28 "... severitate morum...". - Там же, XIII, 2.
29 "... свободной от подобострастия обходительностью". - Там же.
30 "Civitati grande... virtutis". - Там же, XIV, 51.
31 "...in partibus Pallantem". - Там же, XIII, 2. Паллант (во французской традиции - Даллас) - вольноотпущенник Клавдия; согласно Тациту, был главной опорой Агриппины в ее политических интригах. Содействовал ее браку с Клавдием, Впоследствии был отравлен Нероном.
32 "...ожидающей ее участи". - Там же, XIII, 16.
33 "... на деле ее справедливость". - Там же, XII, 26.
34 "Nam, ut proximus... provisum erat". - Там же, XIII, 15.
35 ... до правления Веспасиана. - Веспасиан вступил на престол в 69 г., через год после смерти Нерона.
36 Британик - сын императора Клавдия от его третьей жены Мессалины, казненной Клавдием за распутство (см. д. IV, явл. 2). Расин избегает упоминать (как в перечне действующих лиц, так и в тексте) имя Мессалины, ставшее нарицательным обозначением разнузданного разврата, чтобы не бросить тень на благородного героя, каким выступает у него Британик. Однако в посмертных изданиях трагедии оно появилось рядом с именем Клавдия.
37 Агриппина - была родной племянницей своего второго мужа Клавдия, дочерью его брата Германика.
38 .. сын Домиция. - До того, как он был усыновлен Клавдием, Нерон также носил имя Домиция.
39 Три года властвует... - Нерон взошел на престол в октябре 54 г. Убийство Британика последовало уже весной 55 г. Чтобы смягчить допущенный им хронологический сдвиг, Расин в позднейших изданиях трагедии изменил первоначальное "три года" на "два года", однако сохранил цифру "три" в двух других упоминаниях срока правления Нерона.
40 Подобен Августу на склоне поздних дней. - Октавиан Август, первый римский император (с 30 г. до н. э. по 14 г. н. э.) начал свое правление с жестоких расправ со своими политическими противниками. В последние годы смягчился, что дало повод историкам и философам прославлять его милосердие по контрасту с жестокостью и произволом его преемников. Милосердие Августа сделал, в частности, темой своей трагедии "Цинна" (1640) Корнель. Сенека в трактате "О милосердии" превозносит кротость Нерона в первые годы его правления, ставя его в этом смысле даже выше Августа.
41 Гордыни родовой лежит на нем печать... - Римский историк Светоний (см. примеч. к "Беренике") в "Жизни двенадцати цезарей" подробно останавливается на роде Домициев, предков Нерона с отцовской стороны, отмечая их жестокость.
42 Гай - Гай Цезарь Калигула, римский император в 37-41 гг., брат Агриппины, известный своей жестокостью и деспотизмом.
43 Силан - Луций Силан (см. Предисловие) был помолвлен с дочерью Клавдия Октавией. Чтобы расстроить этот брак, Агриппина обвинила Силана в кровосмесительной связи с сестрой. В день бракосочетания Агриппины и Клавдия (а не Нерона и Октавии, как говорит Агриппина в д. IV, явл. 2) Силан покончил с собой. Ср. "Анналы", XII, 3, 4 и 8.
44 ...кровь Августа текла. - Мать Силана была по материнской линии правнучкой Августа.
45 Что носят фасции и лавры пред тобой... - "Сенат постановил дать ей двоих ликторов" ("Анналы", XIII, 2).
46 Ливия - третья жена Августа, пользовавшаяся его доверием и любовью. Идеализированный образ Ливии был хорошо знаком зрителям XVII в. по трагедии Корнеля "Цинна".
47 ...незримая... - "Агриппина, скрытая за занавесом, могла слышать все, что говорили сенаторы, приглашенные во дворец" ("Анналы", XIII, 5).
48 За плечи обнял и - от трона отстранил. - Рассказ об этом эпизоде содержится в "Анналах" (XIII, 5). Там Нерон отстраняет мать по совету Сенеки.
49 Один из двух... - Бурр или Сенека.
50 ... императоров жена, и дочь, и мать? - Тацит называет Агриппину единственным доныне примером женщины, которая была дочерью, сестрой, супругой и матерью принцепсов ("Анналы", XII, 42). Эта же формула прозвучала за месяц до первого представления "Британика" в надгробной речи придворного проповедника Боссюэ по случаю смерти английской королевы Генриетты, дочери Генриха IV, сестры Людовика XIII, жены Карла I Стюарта и матери Карла II.
51 ...найдет поводырей меж пращуров своих... - Слова Агриппины заимствованы из "Анналов" (XIV, 52). Там они приписываются врагам Сенеки.
52 ... меж изгнанников... - Агриппина, стремясь создать себе популярность, добилась в 49 г. возвращения из изгнания Сенеки, сосланного по проискам Мессалины на Корсику.
53 Те трое... - Тацит говорит о трех вольноотпущенниках Клавдия: Нарциссе, Палланте и Каллисте, сосредоточивших в руках реальную власть. В особенности влиятельным был Паллант (см. примеч. 31), получивший в свое бесконтрольное распоряжение финансы государства.
54 Тразея доблестный... отважный Корбулон... - Тразея занимал в сенате независимую позицию по отношению к актам жестокости и произвола, чинимым Нероном. Был осужден на смерть и вскрыл себе вены. Корбулон - военачальник при Клавдии и Нероне, командовал римскими легионами в Сирии, покорил Армению. Был умерщвлен по приказу Нерона.
55 ...единого с ней рода. - Агриппина была правнучкой Августа, Юния - его праправнучкой.
56 И своенравие безмолвно ей спускаю... - Почти дословная цитата из "Анналов" (XIV, 4).
57 И у державы нет наследника, Нарцисс. - Под этим предлогом Нерон впоследствии изгнал Октавию, чтобы сочетаться браком со своей любовницей Поппеей (ср. "Анналы", XIV, 60).
58 ... потомок этих уз. - Август развелся со своей женой Скрибонией, от которой имел дочь Юлию; Ливия - со своим мужем, от которого имела двух сыновей, в дальнейшем усыновленных Августом. Младший из них, Друз Нерон, был отцом Германика, деда Нерона по матери.
59 Пред гением ее сникает гений мой. - Этот психологический штрих подсказан Расину рассказом Плутарха об Антонии: когда, раздраженный постоянными победами Октавия (будущего императора Августа), он обратился за советом к египетскому прорицателю, тот ответил: "Твой гений боится его гения: гордый и отважный в одиночестве, он теряет величие и становится слабым и робким в присутствии цезаря". Эти же слова текстуально воспроизведены в "Антонии и Клеопатре" Шекспира (д. II, явл. 3).
60 И каждый римлянин ее отца в ней чтит. - Германик, прославившийся победоносными походами, пользовался большой популярностью в Риме. Ср. Светоний. "Жизнь двенадцати цезарей" ("Гай Калигула" гл. 3).
61 Убийства, даже яд... - Весь монолог Агриппины текстуально перекликается с 14-й главой XIII книги "Анналов".
62 ... брат с сестрою... - Британик и Октавия.
63 Плавт, Сулла и Пизон... - Фавст Корнелий Сулла (потомок известного политического деятеля II-I вв. до н. э. Луция Корнелия Суллы) был зятем императора Клавдия. Согласно Тациту, Паллант и Бурр были обвинены Нероном в заговоре с целью возвести Суллу на престол. По приказу Нерона Сулла был убит. Тогда жебыл умерщвлен и Рубеллий Плавт, потомок Августа по женской линии, которого Агриппина после смерти Британика рассчитывала противопоставить Нерону. Гай Пизон возглавил заговор против Нерона в последние годы его правления. Все эти отдельные факты, сообщаемые Тацитом в разных книгах "Анналов", как бы предвосхищаются здесь перечислением этих трех имен.
64 Подкупленный сенат смягчил закон старинный... - Чтобы сделать возможным свой брак с Агриппиной, Клавдий узаконил запрещенные до того браки между дядьями и племянницами. Однако этим разрешением воспользовался кроме него лишь один римский всадник, да и то, как говорили, из желания угодить этим Агриппине (ср. "Анналы", XII, 7).
65 И жертвенная кровь лилась на алтарях. - Ср. "Анналы", XII, 68 и 69,
66 Отон - Марк Сальвий Отон происходил из знатной семьи. Короткое время (с января по апрель 69 г.) был императором Рима.
67 Сенецион - сын вольноотпущенника императора Клавдия. И отец, и сын были любимцами Нерона (ср. "Анналы", XIII, 12).
68 Локуста - была известна в Риме как отравительница, владевшая секретом разнообразных ядов. Ее услугами нередко пользовались в политических целях. Согласно Тациту, она составила яд, которым был отравлен Клавдий. Светоний в жизнеописании Нерона говорит, что от нее был получен яд, которым отравили Британика.
69 Низкопоклонством их был утомлен Тиберий. - Тацит приводит слова Тиберия, которые он произносил всякий раз, покидая курию: "О люди, созданные для рабства!", и добавляет: "Очевидно, даже ему, при всей его ненависти к гражданской свободе, внушало отвращение столь низменное раболепие" ("Анналы", III, 65).
70 Что управляет он умело колесницей! - Тацит упоминает о недовольстве, которое вызывали у Бурра и Сенеки увлечения Нерона недостойными цезаря занятиями - игрой на кифаре, лицедейством на сцене, участием в конных состязаниях: "В Ватиканской долине было огорожено для него ристалище, на котором он мог бы править конной упряжкой в присутствии небольшого числа избранных зрителей; но вскоре он сам стал созывать туда простой народ Рима, превозносивший его похвалами, ибо чернь, падкая до развлечений, радовалась, что принцепсу свойственны те же наклонности, что и ей" ("Анналы", XIV, 14). Некоторые современники Расина склонны были толковать это место как косвенный выпад против страсти Людовика XIV танцевать в балете. Однако король перестал принимать участие в публичных балетных представлениях за несколько месяцев до постановки "Британика".
71 И посвящал в дела, где скрыт удел держав. - Текстуально перекликается с местом из Тацита, предшествующим описанию гибели Агриппины ("Анналы", XIV, 4).
72 ". ..Британик... подвержен этой хвори". - Ср. "Анналы", XIII, 16. ,
73 Наверное, за мною. - Ср. "Анналы", XIII, 16.. '', '
74 Все голосом моим заговорит с тобою... - Тацит ("Анналы", XIV, 10) и Светоний рассказывают об угрызениях совести, мучивших Нерона после убийства матери.
75 Рукою собственной себя убьешь, Нерон... - Пророчество о грядущем возмездии - традиционный прием драматургической и ораторской техники классической трагедии.
76 ... удар, что мне давно предсказан. - Согласно Тациту, халдеи на вопрос Агриппины о грядущей судьбе юного Нерона ответили, что он будет властвовать и умертвит мать. Она сказала: "Пусть умерщвляет, лишь бы властвовал" ("Анналы", XIV, 9).

В. А. Жирмунская