Островский Александр Николаевич. Правда - хорошо, а счастье лучше

А.Н.Островский. Правда - хорошо, а счастье лучше
Комедия в четырех действиях
Москва, ГИХЛ, 1960, Собрание сочинений в десяти томах, т. 7
OCR & spellcheck: Ольга Амелина, январь 2005

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЛИЦА:

А м о с П а н ф и л ы ч Б а р а б о ш е в, купец, лет за 40, вдовый.
М а в р а Т а р а с о в н а, его мать, полная и еще довольно свежая старуха, лет за 60, одевается по-старинному,
но богато, в речах и поступках важность и строгость.
П о л и к с е н а, дочь Барабошева, молодая девушка.
Ф и л и ц а т а, старая нянька Поликсены.
Н и к а н д р М у х о я р о в, приказчик Барабошева, лет 30.
Г л е б М е р к у л ы ч, садовник.
П а л а г е я Г р и г о р ь е в н а З ы б к и н а, бедная женщина, вдова.
П л а т о н, ее сын, молодой человек.

Действие происходит в Москве.

Сад при доме Барабошевых: прямо против зрителей - большая каменная беседка с колоннами; на площадке, перед беседкой,
садовая мебель: скамейки с задками на чугунных ножках и круглый столик;
по сторонам кусты и фруктовые деревья; за беседкой видна решетка сада.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Входят Филицата и Зыбкина.

З ы б к и н а. Ах, ах, ах! Что ты мне сказала! Что ты мне сказала! То-то, я смотрю, девушка из лица изменилась, на себя не похожа.
Ф и л и ц а т а. Все от любви, сердце ноет. И всегда так бывает, когда девушек запирают. Сидит, как в тюрьме, - выходу нет, а ведь уж в годах, уж давно замуж пора... Так чему дивиться-то?
З ы б к и н а. Да, да. Что ж вы ее замуж-то не отдаете? Неужели женихов нет?
Ф и л и ц а т а. Как женихов не быть, четвертый год сватаются; и хорошие женихи были; да бабушка у нас больно характерна. Коли не очень богат, так и слышать не хочет; а были и с деньгами, так, вишь, развязности много, ученые речи говорит, ногами шаркает, одет пестро; что-нибудь да не по ней. Боится, что уважения ей от такого не будет. Ей, видишь ты, хочется зятя и богатого, и чтоб тихого, не из бойких, чтоб он с затруднением да не про все разговаривать-то умел; потому она сама из очень простого звания взята.
З ы б к и н а. Скоро ль ты его найдешь такого!
Ф и л и ц а т а. И я то же говорю. Где ты нынче найдешь богатого да неразвязного? Кто его заставит длинный сертук надеть али виски гладко примазать? Вяжет-то человека что? Нужда. А богатый весь развязан и уж, обыкновенно, в цветных брюках... Ничего не поделаешь.
З ы б к и н а. Уж само собой, что в цветных; потому, Какая ж ему неволя!..
Ф и л и ц а т а. Мудрит старуха над женихами, а внучка, между тем временем, влюбилась, да и сохнет сердцем. Кабы у нас знакомство было да вывозили Поликсену почаще в люди, так она бы не была так влюбчива; а из тюрьмы-то первому встречному рад: понравится и сатана лучше ясного сокола.
З ы б к и н а. Одного я понять не могу: в этакой крепости сидючи, за пятью замками, за семью сторожами, только и свету, что в окне, - как тут влюбиться? Мечтай сколько хочешь, а живого-то нет ничего. Ведь чтоб влюбиться очень-то, все-таки и видеться нужно, и поговорить хоть немножко.
Ф и л и ц а т а. Ох, все это было, и не немножко. Разумеется, завсегда в этом мы, няньки, виноваты, мы - баловницы-то. Да ведь как и не побаловать! Вижу, в тоске томится - пусть, мол, поболтает с парнем для времяпровождения. А случай как не найти? Хоть сюда в сад проведу, никому и в лоб не влетит. А вот оно что вышло-то.
З ы б к и н а. Очень разве уж полюбила-то?
Ф и л и ц а т а. До страсти полюбила. Сама суди: характер огневой, упорная, вся в бабушку. Вдруг ей придет фантазия; хочу, говорит, его видеть беспременно! А в другой раз никак нельзя, а ей вынь да положь, - вот и вертись нянька как знаешь, И день и ночь ноги трясутся, так вот и жду, так вот и жду, что до бабушки дойдет; куда мне тогда деваться-то? А моя ль вина, я давно твержу: "Пора, пора, что вы ее переращиваете, куда бережете?" Так бабушка-то у нас совсем состарилась, девичье-то положение понимать перестала. Я, говорит, живу же, ни об чем помышления не имею. На-ка! В семьдесят-то лет! А ты свою молодость вспомни!
З ы б к и н а. Диковинное дело, что у такого богатого, знаменитого купца дочь засиделась.
Ф и л и ц а т а. Какой он богатый, какой знаменитый? Бабушка характерна, а он балалайка бесструнная, - никакого толку и не жди от них. Старуха-то богата, а у него своего ничего нет, он торгует от нее по доверенности, - дана ему небольшая; во сколько тысяч, уж не знаю. Да и то старуха за него каждый год приплачивает.
З ы б к и н а. Что ж им за радость в убыток торговать?
Ф и л и ц а т а. Бабушка так рассуждает: хоть и в убыток, все-таки ему занятие; нарушь торговлю, при чем же он останется. Да уж морщится сама-то, видно, тяжело становится; а он, что дальше, то больше понятие терять начинает. Приказчик есть у нас, Никандра, такой-то химик, так волком и смотрит; путает хозяина-то еще пуще, от дела отводит, - где хозяину убыток, а ему барыш. Слышим мы, на стороне-то так деньгами и пошвыривает, а пришел в одном сертучишке.
З ы б к и н а. Знаю я все это, - сын мне сказывал.
Ф и л и ц а т а. Ты за каким делом к хозяину-то пришла?
З ы б к и н а. Все об сыне. Да занят, говорят, хозяин-то, подождать велели. Взять я сына-то хочу, да опять беда, долг меня путает. Как поставила я его к вам на место, так хозяин мне вперед двести рублей денег дал, - нужда была у меня крайняя. И взял хозяин-то с меня вексель, чтоб сын заживал. Да вот горе-то мое, нигде Платоша ужиться не может.
Ф и л и ц а т а. Отчего бы так? Кажется, он парень смирный.
З ы б к и н а. Такой уж от рождения. Ты помнишь, когда он родился-то? В этот год дела наши расстроились, из богатства мы пришли в бедность, муж долго содержался за долги, а потом и помер, сколько горя-то было у меня! Вот, должно быть, на ребенка-то и подействовало, и вышел он с повреждением в уме.
Ф и л и ц а т а. Какого же роду повреждение у него?
З ы б к и н а. Все он, как младенец, всем правду в глаза говорит.
Ф и л и ц а т а. В совершенный-то смысл не входит?
З ы б к и н а. Говорит очень прямо, ну, значит, ничего себе в жизни составить и не может. Учился он хоть на медные деньги, а хорошо, и конторскую науку он всю понял; учителя все его любили и похвальные листы ему давали - и теперь у меня в рамках на стенке висят. Ну, конечно, всякому мило в ребенке откровенность видеть, а он и вырос, да такой же остался. Учатся бедные люди для того, чтоб звание иметь да место получить; а он чему учился-то, все это за правду принял, всему этому поверил. А по-нашему, матушка, по-купечески: учись, как знаешь, хоть с неба звезды хватай, а живи не по книгам, а по нашему обыкновению, как исстари заведено.
Ф и л и ц а т а. Что же ему у нас-то не живется?
З ы б к и н а. Да нельзя, матушка. Поступил он к вам в контору булгахтером, стал в дела вникать и видит, что хозяина обманывают; ему бы уж молчать, а он разговаривать стал. Ну, и что же с ним сделали! Начали все над ним смеяться, шутки да озорства делать, особенно Никандра; хозяину сказали, что он дела не смыслит, книги путает, - оттерли его от должности и поставили шутом. (Оглядываясь.) Какой у вас сад распрекрасный!
Ф и л и ц а т а. Сама старуха за всем наблюдает; и сохрани бог, коли кто хоть одно яблоко тронет. А куда бережет? Ведь не торговать ими. Ужо, к вечеру, я пойду со двора, так занесу тебе десяточек либо два.
З ы б к и н а. Спасибо.
Ф и л и ц а т а. Надо мне сходить по нашему-то делу; колдуна я нашла.
З ы б к и н а. Ужели колдуна?
Ф и л и ц а т а. Колдун не колдун, а слово знает. Не поможет ли он моей Поликсене? Все его в Москве не было, увидала я его третьего дня, как обрадовалась!

Входит Глеб, крутя в зубах веревку из мочалы.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Филицата, 3ыбкина, Глеб.

Ф и л и ц а т а. Меркулыч, ты мешок-то с яблоками убрал бы куда подальше; а то в кустах-то его видно. Сама пойдет да заметит, сохрани господи!
Г л е б. Прибрано.
Ф и л и ц а т а. То-то же.
Г л е б. А ты почем знаешь, что он с яблоками? Может, там у меня жемчуг насыпан?
Ф и л и ц а т а. Не жемчуг, видела я.
Г л е б. Понюхала. Эко у вас любопытство! Ну уж!
Ф и л и ц а т а. Тебя же берегу, Меркулыч.
Г л е б. Не надо, я сам себя берегу. Кабы в сад, окромя меня да хозяев, никому ходу не было, ну, был бы я виноват; а то всякий ходит, значит с меня взыскивать нечего.
Ф и л и ц а т а. Толкуй с тобой! Кому нужны ваши яблоки? Хоть и сшалит кто, ну десяток, много два во все лето, а ты мешками таскаешь.
Г л е б. Я виноват не останусь, ты не сумлевайся!
Ф и л и ц а т а. Да мне что.
З ы б к и н а. Заходи ко мне, как пойдешь к колдуну-то!
Ф и л и ц а т а. Да уж пойду; там что ни выдет, а попробую я эту ворожбу. Вон, никак, сама идет, пойдем за ворота, постоим, потолкуем. (Уходят.)
Г л е б. Я себе оправдание найду.

Входят: Мавра Тарасовна и Поликсена, Глеб отходит к стороне и подвязывает сук у дерева.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Мавра Тарасовна, Поликсена, Глеб.

М а в р а Т а р а с о в н а. Нет уж, миленькая моя, что я захочу, так и будет, - никто, кроме меня, не властен в доме приказывать.
П о л и к с е н а. Ну и приказывайте, кто ж вам мешает!
М а в р а Т а р а с о в н а. И приказываю, миленькая, и все делается по-моему, как я хочу.
П о л и к с е н а. Ну, вот прикажите, чтоб солнце не светило, чтоб ночь была.
М а в р а Т а р а с о в н а. К чему ты эти глупости! Нешто я могу, коли божья воля?..
П о л и к с е н а. И многого вы, бабушка, не можете; так только уж очень вы об себе высоко думаете.
М а в р а Т а р а с о в н а. Что бы я ни думала, а уж знаю я, миленькая, наверно, что ты-то вся в моей власти: что только задумаю, то над тобой и сделаю.
П о л и к с е н а. Вы полагаете?
М а в р а Т а р а с о в н а. Да что мне полагать? Я без положения знаю. Полагайте уж вы, как хотите, а мое дело вам приказы давать, вот что.
П о л и к с е н а. Стало быть, вы воображаете, что мое сердце вас послушает: кого прикажете, того и будет любить?
М а в р а Т а р а с о в н а. Да что такое за любовь? Никакой любви нет, пустое слово выдумали. Где много воли дают, там и любовь проявляется, и вся эта любовь - баловство одно. Покоряйся воле родительской - вот это твое должное; а любовь не есть какая необходимая, и без нее, миленькая, прожить можно. Я жила, не знала этой любви, и тебе незачем.
П о л и к с е н а. Знали, да забыли.
М а в р а Т а р а с о в н а. Вот как не знала, что я старуха старая, а мне и теперь твои слова слушать стыдно.
П о л и к с е н а. Прежде так рассуждали, а теперь уж совсем другие понятия.
М а в р а Т а р а с о в н а. Ничего не другие, и теперь все одно; потому женская природа все та же осталась; какая была, такая и есть, никакой в ней перемены нет, ну и порядок все тот же: прежде вам воли не давали, стерегли да берегли, - и теперь умные родители стерегут да берегут.
П о л и к с е н а (смеясь). Ну, и берегите, да только хорошенько!.. (Отходит к стороне.)
М а в р а Т а р а с о в н а (Глебу). Вижу я, Меркулыч, что тебе у нас жить надоело, - больно хорошо место, не по тебе. Так ищи себе такого, где от вас дела не спрашивают, за пропажу не взыскивают! Оглядись хорошенько, что у нас в саду-то! Где ж яблоки-то? Точно Мамай с своей силой прошел; много ль их осталось?
Г л е б. Убыль есть, Мавра Тарасовна, это я вижу, это правда ваша; у вас глаз на это верный, золотой глаз, - убыль есть, это так точно.
П о л и к с е н а (смеясь). Яблоков уберечь не можете, а хотите...
М а в р а Т а р а с о в н а. Погоди, Глеб, постой! до тебя очередь после дойдет. (Медленно подходит к Поликсене.) Это ты что же, миленькая, с кем так разговариваешь?
П о л и к с е н а. Сама про себя. Да я уж и забыла, что сказала.
М а в р а Т а р а с о в н а. Ты не огорчайся, что ты позабыла; я запомню. Будешь ты сидеть дома под замком вплоть до свадьбы.
П о л и к с е н а. До какой свадьбы?
М а в р а Т а р а с о в н а. А вот когда я найду тебе, миленькая, жениха по своей мысли.
П о л и к с е н а. А коли найдете по своей мысли, так сами за него и выходите, а мне какая надобность.
М а в р а Т а р а с о в н а. Уж извини, надобностей твоих мы разбирать не станем, а отдадим за кого нам нужно.
П о л и к с е н а. Утешайтесь в мыслях-то, утешайтесь!
М а в р а Т а р а с о в н а. Да не то что в мыслях, а и на деле будет то самое. Знаю я это твердо и так-то покойна, как нельзя быть лучше.
П о л и к с е н а. Бывает, что и бегают из дому-то.
М а в р а Т а р а с о в н а. Бегают, у кого привязки нет.
П о л и к с е н а. А меня что удержит?
М а в р а Т а р а с о в н а. Приданое богатое. Пожалеешь его, миленькая, не бросишь. Да вот что: уж очень ты разговорилась, - а птица ты еще не велика, и не пристало мне с тобой много разговорных слов говорить. Есть у тебя охота, так болтай с нянькой. На то она в доме, чтоб твои глупости слушать, за то ей и жалованье платят. Ты грезишь, словно к зубам, а она поддакивает, - вот вам и занятие, - будто дело делаете. Мне распорядок в доме вести, а не балясы с вами точить. А ты мне убегом не грози! Коли замки у нас старые плохи, так слесаря нам по знакомству новые сделают, покрепче.
П о л и к с е н а. И вы мне, бабушка, замками не грозите! Кому неволя опротивеет, кто захочет из нее вырваться, тот себе дорогу найдет.
М а в р а Т а р а с о в н а. Куда это, не слыхать ли?
П о л и к с е н а (на ухо бабушке). В могилу. (Уходит.)
М а в р а Т а р а с о в н а (вслед ей). Ну, миленькая, не вдруг-то туда сберешься, подумаешь прежде.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Мавра Тарасовна, Глеб.

М а в р а Т а р а с о в н а. Где же, Меркулыч, яблоки-то?
Г л е б. Яблоки? Это точно, как я теперь замечаю, их бы надо больше быть, - умаление есть.
М а в р а Т а р а с о в н а. Да от чего умаление-то?
Г л е б. Вот что, сударыня, Мавра Тарасовна: я их стеречь приставлен...
М а в р а Т а р а с о в н а. Ну да, ты; я с тебя и спрашиваю.
Г л е б. Позвольте! Я их стеречь приставлен, так вы себя успокойте, я вам вора предоставлю.
М а в р а Т а р а с о в н а. Давно б тебе догадаться. Да ты, пожалуй, далеко искать станешь, так не скоро найдешь; не поискать ли нам самим поближе?
Г л е б. Я вам вора предоставлю; потому мне тоже слушать такие слова от вас - ой-ой!
М а в р а Т а р а с о в н а. Напраслину терпишь, миленький, задаром обидели?
Г л е б. Что угодно говорите, на все ваша воля... А только я вам вот что скажу: нам без ундера никак нельзя.
М а в р а Т а р а с о в н а. Какого, миленький, ундера, на что он нам?
Г л е б. У ворот поставить. Сторожка у нас новая построена, вот он тут и должен существовать.
М а в р а Т а р а с о в н а. У нас дворники есть.
Г л е б. Ну, что дворники! Мужики - одно слово.
М а в р а Т а р а с о в н а. Ундер ундером, это наше дело; а я с тобой об яблоках толкую.
Г л е б. Да ундер для всего лучше, особливо если с кавалерией. Кто идет - он опрашивает: к кому, зачем; кто выходит - он осмотрит, не несет ли чего из дому. Как можно! Первое дело - порядок, второе дело - вид. Купеческий дом, богатый, да нет ундера у ворот - это что ж такое!
М а в р а Т а р а с о в н а. Ундера, это правда, для всякой осторожности... Я прикажу поискать.
Г л е б. А вора, вы не беспокойтесь, я вам найду, я его устерегу. Не для вас, а для себя постараюсь, потому этот вор должен меня оправдать перед вами. Вам обидно, я вижу, вижу; но, однако, и мне... такое огорчение... это хоть кому...
М а в р а Т а р а с о в н а. Ты с огорчения-то, пожалуй...
Г л е б. Ну уж не знаю, перенесу ли. Я вам наперед докладываю. Вон хозяин в сад вышел. (Уходит.)

Входят Барабошев и Мухояров.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Мавра Тарасовна, Барабошев, Мухояров.

М у х о я р о в (Барабошеву). Давно я вас приглашаю: пожалуйте в контору; потому - хозяйский глаз... без него невозможно...
Б а р а б о ш е в. Не в расположении. (Матери.) Маменька, я расстроен. (Мухоярову.) Мне теперь нужен покой... Понимай! Одно слово, и довольно. (Матери.) Маменька, я сегодня расстроен.
М а в р а Т а р а с о в н а. Уж слышала, миленький, что дальше-то будет?
Б а р а б о ш е в. Все так и будет, в этом направлении. Я не в себе.
М а в р а Т а р а с о в н а. Ну мне до этих твоих меланхолиев нужды мало; потому ведь не божеское какое попущение, а за свои деньги, в погребке или в трактире, расстройство-то себе покупаете.
Б а р а б о ш е в. Верно... Но при всем том и обида.
М а в р а Т а р а с о в н а. Так вот ты слушай, Амос Панфилыч, что тебе мать говорит!
Б а р а б о ш е в. Могу.
М а в р а Т а р а с о в н а. Нельзя же, миленький, уж весь-то разум пропивать; надо что-нибудь, хоть немножко, и для дому поберечь.
Б а р а б о ш е в. Я так себя чувствую, что разуму у меня для дому достаточно.
М а в р а Т а р а с о в н а. Нет, миленький, мало. У тебя и в помышления нет, что дочь - невеста, что я к тебе третий год об женихах пристаю.
Б а р а б о ш е в. Аккурат напротив того, как вы рассуждаете, потому как я постоянно содержу это на уме.
М а в р а Т а р а с о в н а. Да что их на уме-то содержать, ты нам-то их давай.
Б а р а б о ш е в. Через этих-то самых женихов я себе расстройство и получил. Вы непременно желаете для своей внучки негоцианта?
М а в р а Т а р а с о в н а. Какого негоцианта! Так, купца попроще.
Б а р а б о ш е в. Все одно - негоцианты разные бывают: полированные и не полированные. Вам нужно черновой отделки, без политуры и без шику, физиономия опойковая, борода клином, старого пошибу, суздальского письма? Точно такого негоцианта я в предмете и имел, но на деле вышел конфуз.
М а в р а Т а р а с о в н а. Почему же так, миленький?
Б а р а б о ш е в. Извольте, маменька, понимать, я сейчас вам буду докладывать. Сосед, Пустоплесов, тоже дочери жениха ищет.
М а в р а Т а р а с о в н а. Знаю, миленький.
Б а р а б о ш е в. Стало быть, нам нужно ту осторожность иметь, чтобы себя против него не уронить. Спрашиваю я его: "Кого имеете в предмете?" - "Фабриканта", - говорит. Я думаю: "Значит, дело вровень, ушибить ему нас нечем?" Только по времени слышу от него совсем другой тон. Намедни сидим с ним в трактире, пьем мадеру, потом пьем лафит "Шато ля роз", новый сорт, мягчит грудь и приятные мысли производит. Только опять зашла речь об этих женихах-мануфактуристах. "Вы, говорит, отдавайте, дело хорошее, вам такого и надо; а я раздумал". - "Почему?" - спрашиваю. "А вот увидишь", - говорит. Только вчера встречаю его, едет в коляске сам-друг, кланяется довольно гордо и показывает мне глазом на своего компаниона. Гляжу - полковник в лучшем виде и при всем параде.
М у х о я р о в. Однако плюха.
М а в р а Т а р а с о в н а. Ай, ай, миленький!
Б а р а б о ш е в. Как я на ногах устоял, не знаю. Что я вина выпил с огорчения! "Шато ля роз" не действует, а от мадеры еще пуще в жар кидает... Велите-ка, маменька, дать холодненького.
М а в р а Т а р а с о в н а. Прохладиться-то, миленький, еще успеешь... Видела я, сама видела, что к ним военный подъезжал. Как же нам думать с Поликсеной-то?
Б а р а б о ш е в. Ты скажи, маменька, обида это или нет!
М а в р а Т а р а с о в н а. Ну, как не обида? Само собой, обида.
Б а р а б о ш е в. Поклонился да глазами-то так скосил на полковника - на-ка, мол, Барабошев, почувствуй!
М а в р а Т а р а с о в н а. Ведь зарезал, миленький, зарезал он нас.
М у х о я р о в. Он теперь в мыслях-то подобно как на колокольне, а вы с грязью вровень-с.
М а в р а Т а р а с о в н а. Но до этого случая ему возноситься над нами было нечем, Амос Панфилыч ни в чем ему переду не давал.
Б а р а б о ш е в. И теперь не дадим. Раскошеливайся, маменька, камуфлет изготовим.
М а в р а Т а р а с о в н а. Да какой такой камуфлет?
Б а р а б о ш е в. К ним в семь часов господин полковник наезжает, и все они за полчаса ждут у окон, во все глаза смотрят, - и сейчас - без четверти семь, - подъезжает к нашему крыльцу генерал. Вот мы им глазами-то и покажем.
М у х о я р о в. Закуска важная! Сто твоих помирил, да пятьсот в гору.
М а в р а Т а р а с о в н а. Да где ж ты, миленький, генерала возьмешь?
Б а р а б о ш е в. В образованных столицах, где живут люди просвещенные, там на всякое дело можно мастера найти. Ежели вам нужно гуся, вы едете в Охотный ряд, а ежели нужно жениха...
М а в р а Т а р а с о в н а. Ну, само собой, к свахам.
Б а р а б о ш е в. К этому самому сословию мы и обращались и нашли настоящую своему делу художницу. Никандра, как она себя рекомендовала?
М у х о я р о в. "Только птичьего молока от меня не спрашивайте; потому негде взять его; а то нет того на свете, чего бы я за деньги не сделала".
Б а р а б о ш е в. Одно слово, баба орел, из себя королева, одевается в бархат, ходит отважно, говорит с жаром, так даже, что крылья у чепчика трясутся, точно он куда лететь хочет.
М а в р а Т а р а с о в н а. И тебе не страшно будет, миленький, с генералом-то разговаривать?
Б а р а б о ш е в. У меня разговор свободный, точно что льется, без всякой задержки и против кого угодно. Такое мне дарование дано от бога разговаривать, что даже все удивляются. По разговору мне бы давно надо в думе гласным быть или головой; только у меня в уме суждения нет и что к чему - этого мне не дано. А обыкновенный разговор, окромя сурьезного, у меня все равно что бисер.
М а в р а Т а р а с о в н а. У тебя есть дарование, а мне-то как, миленький?
Б а р а б о ш е в. И вы так точно, под меня подражайте!
М а в р а Т а р а с о в н а. А денег-то сколько нужно, как это генералу полагается?
Б а р а б о ш е в. Деньги все те же; но лучше отдать их вельможе, чем суконному рылу.
М а в р а Т а р а с о в н а. Да шутишь ты, миленький, или вправду?
Б а р а б о ш е в. Завтрашнего числа развязка всему будет: придет сваха с ответом; и тогда у нас рассуждение будет, какой генералу прием сделать.
М а в р а Т а р а с о в н а. Нам хоть кого принять не стыдно, дом как стеклышко.
Б а р а б о ш е в. Об винах надо будет заняться основательно, сделать выборку из прейскурантов.
М а в р а Т а р а с о в н а. Да, вот еще, не забыть бы: нужно нам ундера к воротам для всякого порядку; а теперь, при таком случае, оно и кстати.
Б а р а б о ш е в. Это дело самое настоящее, я об ундере давно воображал.
М а в р а Т а р а с о в н а. Так я велю поискать, нет ли у кого из прислуги знакомого. (Уходит.)

Входит 3ыбкина.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Барабошев, Мухояров, 3ыбкина.

З ы б к и н а (кланяясь). Я к вам, Амос Панфилыч.
Б а р а б о ш е в. Оченно вижу-с. Чем могу служить? Приказывайте!
З ы б к и н а. Наше дело - кланяться, а не приказывать. Насчет сынка.
Б а р а б о ш е в. Что же будет вам угодно?
З ы б к и н а. Коли он к вашему делу не нужен, так вы его лучше отпустите!
Б а р а б о ш е в. В хорошем хозяйстве ничего не бросают; потому всякая дрянь пригодиться может.
З ы б к и н а. Да что ж ему у вас болтаться; он в другом месте при деле может быть.
Б а р а б о ш е в. И сейчас при должности находится, он у нас заместо Балакирева.
З ы б к и н а. Он должен свое дело делать, чему обучен; ему стыдно в такой должности быть.
Б а р а б о ш е в. А коли это звание для него низко, мы его можем уволить. Сам плакать об нем не буду и другим не прикажу.
З ы б к и н а. Так уж сделайте одолжение, отпустите его!
Б а р а б о ш е в. Я против закону удерживать его не могу, потому всякий человек свою волю имеет. Но из вашего разговору я заключаю так, что вы деньги принесли по вашему документу.
З ы б к и н а. Уж деньги-то я вас покорно прошу подождать.
Б а р а б о ш е в. Да-с, это, по-нашему, пустой разговор называется. Разговаривать нужно тогда, когда в руках есть что-нибудь; а у вас нет ничего, значит, все ваши слова только одно мечтание. Но мечтать вы можете сами с собой, и я вас прошу своими мечтами меня не беспокоить. У нас, коммерсантов, время даже дороже денег считается. Затем до приятного свидания (кланяется), и потрудитесь быть здоровы! (Мухоярову.) Никандра, какие у нас дела по конторе спешные?
М у х о я р о в. Задержка в корреспонденции; побудительные письма нужно подписать; потому платежи в большом застое.
Б а р а б о ш е в. Скажи Платону Иванову Зыбкину, чтобы он все, что экстренное, сюда принес.

Мухояров уходит.

З ы б к и н а. Я одного боюсь, Амос Панфилыч, как бы он на ваши шутки вам не согрубил, пожалуй, что обидное скажет.
Б а р а б о ш е в. Никак не может; потому обида только от равного считается. Мы над кем шутим, так даже и ругаться дозволяем; это для нас одно удовольствие.
З ы б к и н а. Нечего делать, надо будет денег искать.
Б а р а б о ш е в. Сделайте одолжение! И ежели где очень много найдете, так покажите и нам, и мы в оном месте искать будем. Честь имею кланяться.

Зыбкина уходит. Входят: Мухояров и Платон Зыбкин, в руках у него письма и чернильница с пером.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Барабошев, Мухояров, Зыбкин.

Б а р а б о ш е в. Корреспонденция?
П л а т о н. Совершенно справедливо-с. (Кладет письма на столик и ставит чернильницу.)
Б а р а б о ш е в. А сколько писем? Чтоб не было мне утомления...
П л а т о н. Подпишете без утомления; потому только пять.
Б а р а б о ш е в (шутя). Почему, братец, нечетка? Как ты неаккуратен.
М у х о я р о в. Сколько чего, вы его не спрашивайте; он в счете сбивчивость имеет.
П л а т о н. Нет, я счет твердо знаю и тебя поучу.
М у х о я р о в. Извольте подписывать, после сосчитаем. (Подкладывает еще письмо и делает знак Барабошеву.)
Б а р а б о ш е в (подписывая). Я пять подписал, а вот еще. (Берет письмо, которое положил Мухояров.)
М у х о я р о в. Я говорю, что счету не знает-с.
П л а т о н. Моих пять, а шестого я не знаю-с.
Б а р а б о ш е в. Кто же из нас кого обманывает? Чья это рука?
М у х о я р о в. Его-с. А ты, Платон, не отпирайся, нехорошо.
П л а т о н (подходя). Позвольте! Я свою руку знаю. (Смотрит на письмо, потом с испугом хватается за карман.) Это письмо у меня украли... Оно сюда не принадлежит... Пожалуйте! Это я сам про себя... Это мое сочинение. (Хочет взять письмо.)
Б а р а б о ш е в. Осади назад, осади назад! Ты мне сам его подал, значит, я вправе делать с ним что хочу.
П л а т о н. Позвольте, позвольте! Что я вам скажу... вы, может, не знаете... Да ведь это неблагородно, это довольно даже низко, Амос Панфилыч, чужие письма читать.
Б а р а б о ш е в. Что для меня благородно, что низко, я сам знаю: ни в учителя, ни в гувернеры я тебя не нанимал. Не пристань ты ко мне, я б твою литературу бросил, потому, окромя глупости, ты ничего не напишешь; а теперь ты меня заинтересовал, пойми!
П л а т о н. Амос Панфилыч, ну имейте сколько-нибудь снисхождения к людям!
Б а р а б о ш е в. Стало быть, это тебе будет неприятно?
П л а т о н. Да не то что неприятно, а для чувствительного человека это подобно казни, когда над его чувствами смеются.
Б а р а б о ш е в. А ты разве чувствительный человек? Мы, братец, этого до сих пор не знали. Сейчас мы вставим двойные стекла (надевает пенсне) и будем разбирать твои чувствия.
П л а т о н (отходя). В пустой чердак двойных стекол не вставляют.
Б а р а б о ш е в. Вы полагаете, что в пустой?
П л а т о н. Да уж это так точно. (Хватаясь за голову.) Но за что же, боже мой, такое надругательство?
Б а р а б о ш е в. А вот за эти ваши каламбуры.
М у х о я р о в. И за два года вперед зачти!
Б а р а б о ш е в. По вашим заслугам надо бы вам еще по затылку награждение сделать...
П л а т о н. Что же, деритесь! Все это вы можете, и драться и чужие письма читать; но при всем том мне вас жалко, очень мне вас жалко, да-с.
Б а р а б о ш е в. Отчего ж это такая подобная скорбь у вас?
П л а т о н. Оттого что вы купец богатый, известный, а такие ваши поступки, и даже хотите драться...
Б а р а б о ш е в. Так что же-с?
П л а т о н. А то, что это есть верх необразования и подлость в высшей степени.

Входит Мавра Тарасовна, за ней Филицата и Поликсена, которые останавливаются в кустах.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Барабошев, Мухояров, Платон, Мавра Тарасовна, Филицата, Поликсена.

Б а р а б о ш е в. Пожалуйте, маменька! Очень вы кстати, сейчас мы вам развлечение доставим, будем читать сочинение господина Зыбкина.

Мавра Тарасовна садится. Поликсена прислушивается из кустов.

П л а т о н. Вот уж благодарю, вот уж покорно вас благодарю! Куда как благородно!
Б а р а б о ш е в (читает). "Красота несравненная и душа души моей". Важно! Ай да Зыбкин.
П л а т о н. Эх! Как это довольно подло, что вы делаете!
Б а р а б о ш е в (читает). "Любить и страдать, вот что мне судьба велела. Нельзя открыть душу, нельзя показать чувства - невежество осмеет тебя и растерзает твое сердце. Люди необразованные имеют о себе высокое мнение только для того, чтоб иметь высокое давление над нами бедными. Итак, я должен молчать и в молчании томиться".
М а в р а Т а р а с о в н а (сыну). Что ж это, миленький, такое написано?
Б а р а б о ш е в. Любовное письмо от кавалера к барышне.
М а в р а Т а р а с о в н а. Какой же это кавалер?
Б а р а б о ш е в. А вот рекомендую: чувствительный человек и несостоятельный должник! Он должен мне по векселю двести рублей, на платеж денег не имеет и от этого самого впал в нежные чувства.
М а в р а Т а р а с о в н а. К кому же это он, любопытно бы...
Б а р а б о ш е в. И даже очень любопытно. (Платону.) Слышишь, Зыбкин: нам с маменькой любопытно знать твой предмет, так потрудись объяснить, братец.
П л а т о н. Мало ли кому что любопытно! Нет уж, будет с вас. Я так, про себя писал.
М у х о я р о в. Да ты тень-то не наводи, говори прямо!
М а в р а Т а р а с о в н а. Скажи, миленький! Вот и посмеемся все вместе, все-таки забава.
П л а т о н. Умру, не скажу.
Б а р а б о ш е в. Он сейчас, маменька, скажет, у меня есть на него талисман. (Вынимает вексель.) Видишь свой документ? Коли скажешь, год буду деньги ждать.
П л а т о н. Да невозможно. Смейтесь надо мной одним, чего вам еще нужно?
М у х о я р о в. Как есть храбрый лыцарь, но, при всем том, без понятия к жизни.
Б а р а б о ш е в. Мало тебе этого? Ну, изорву, коли скажешь.
П л а т о н. Жилы из меня тяните - не скажу.
Б а р а б о ш е в. Ну так пеняй на себя! Сейчас пишу уплату, двадцать пять рублей тебе за месяц. Ставлю бланк, без обороту на меня. (Пишет на векселе.) Передаю вексель доверенному моему. (Отдает вексель Мухоярову.) Видишь?
П л а т о н. Что ж, ваша воля, отдавайте кому хотите.
Б а р а б о ш е в (Мухоярову). Завтра же представь вексель, получи исполнительный лист и (показывая на Зыбкина) опусти его в яму.
П л а т о н (с испугом). Как, в яму, зачем? Я молодой человек, помилуйте, мне надо работать, маменьку кормить.
Б а р а б о ш е в. Ничего, братец, посиди, там не скучно; мы тебя навещать будем.
М а в р а Т а р а с о в н а. Да, миленький, в богатстве-то живя, мы бога совсем забыли, нищей братии мало помогаем; а тут будет в заключении свой человек, все-таки вспомнишь к празднику, завезешь калачика, то, другое - на душе-то и легче.
Б а р а б о ш е в. Покорись, братец!
П л а т о н (опустив голову). Ну, в яму, так в яму! Но только я теперь ожесточился.
М а в р а Т а р а с о в н а. Какой ты, миленький, глупый! Двести рублей для вас велики деньги, хоть бы мать-то пожалел.
П л а т о н. Ах, уж не мучьте меня!
М а в р а Т а р а с о в н а. Ведь так, чай, какая-нибудь полоумная либо мещанка забвенная. Хорошая девушка, из богатого семейства, тебя не полюбит; ну, что ты за человек на белом свете!
П л а т о н. Ничем я не хуже вас, вот что! Я молодой человек, наружность мою одобряют, за свое образование я личный почетный гражданин.
М у х о я р о в. Нет, не личный - а ты лишний почетный гражданин.
Б а р а б о ш е в. Вот это верно, что ты лишний.
П л а т о н. Нет, вы лишние-то, а я нужный, я ученый человек, могу быть полезен обществу. Я патриот в душе и на деле могу доказать.
Б а р а б о ш е в. Какой ты можешь быть патриот? Ты не смеешь и произносить... потому это высоко и не тебе понимать.
П л а т о н. Понимаю, очень хорошо понимаю. Всякий человек, что большой, что маленький, - это все одно, если он живет по правде, как следует, хорошо, честно, благородно, делает свое дело себе и другим на пользу, - вот он и патриот своего отечества. А кто проживает только готовое, ума и образования не понимает; действует только по своему невежеству, с обидой и с насмешкой над человечеством, и только себе на потеху, тот мерзавец своей жизни.
Б а р а б о ш е в. А как ты обо мне понимаешь? Ежели я ни то, ни другое и, промежду всего этого, хочу быть сам по себе?
П л а т о н. Да уж нельзя, только два сорта и есть, податься некуда: либо патриот своего отечества, либо мерзавец своей жизни.
Б а р а б о ш е в. В таком случае поди вон и ожидай себе по заслугам.
М у х о я р о в. А вот он у меня другую песню запоет.
П л а т о н. Всю жизнь буду эту песню петь, другой никто меня не заставит.
Б а р а б о ш е в. Однако у меня от этих глупых прениев в горле пересохло. Маменька, попотчуйте холодненьким, не заставьте умереть от жажды!
М а в р а Т а р а с о в н а. Пойдем, миленький, и я с тобою выпью. Какое это вино расчудесное, ежели его пить с разумом.
П л а т о н. Прощайте, бабушка.
М а в р а Т а р а с о в н а. Прощай, внучек! бабушка я, да только не тебе.
Б а р а б о ш е в. Господин Зыбкин, до свидания у Воскресенских ворот! (Мухоярову.) Проводи его честь честью!
П л а т о н. Чему вы рады? Кого вы гоните? Разве вы меня гоните? Вы правду от себя гоните, вот что!

Уходит, за ним Мухояров, Мавра Тарасовна и Барабошев. Из кустов выходят Поликсена и Филицата.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Поликсена, Филицата.

П о л и к с е н а. Няня, няня, Филицата!
Ф и л и ц а т а (не слушая). Ай, что он тут наделал-то, что натворил! На-ка, хозяевам в глаза так прямо.
П о л и к с е н а. Филицата, да слушай ты меня!
Ф и л и ц а т а. Ну, что, что тебе?
П о л и к с е н а. Чтобы ночью, когда все уснут, он был здесь в саду! Слышишь ты, слышишь? Непременно.
Ф и л и ц а т а. Что ты, что ты, опомнись! Тебя хотят за енарала отдавать, а ты ишь что придумываешь?..
П о л и к с е н а. Я тебе говорю, чтобы он был здесь ночью! И ничего слышать не хочу, - ты меня знаешь.
Ф и л и ц а т а. Что ты об своей голове думаешь? На что он тебе? Он тебе совсем не под кадрель. Ну, хоть будь он какой советник, а то люди говорят, что он какой-то лишний на белом свете.
П о л и к с е н а. Так ты не хочешь? Говори прямо: не хочешь!
Ф и л и ц а т а. Да с какой стати, и с чем это сообразно, коли тебя за енарала...
П о л и к с е н а (доставая деньги). Так вот что: поди, купи мне мышьяку!
Ф и л и ц а т а. Ай, батюшки! Ай, что ты, греховодница!
П о л и к с е н а (отдавая деньги). Купи мне мышьяку! А если не купишь, я сама пойду. (Уходит.)
Ф и л и ц а т а. Ай, погибаю, погибаю! Вот когда моей головушке мат пришел.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЛИЦА:

3 ы б к и н а.
П л а т о н.
М у х о я р о в.
Ф и л и ц а т а.
С и л а Е р о ф е и ч Г р о з н о в, отставной унтер-офицер, лет 70-ти, в новом очень широком мундире старой формы,
вся грудь увешана медалями, на рукавах нашивки, фуражка теплая.

Бедная, маленькая комната в квартире Зыбкиной. В глубине дверь в кухню, у задней стены диван, над ним повешены в рамках школьные похвальные листы, налево окно, направо шкафчик, подле него обеденный стол; стулья простой, топорной работы. На столе тарелка с яблоками.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

3ыбкина (сидит у окна), входит Платон.

П л а т о н (садится утомленный). Готово. Теперь чист молодец, все заложил, что только можно было. Семи рублей не хватает, так еще часишки остались.
З ы б к и н а. А как жить-то будем?
П л а т о н. А как птицы живут? У них денег нет. Только бы долг-то отдать, а то руки развязаны. Вот деньги-то. (Подает Зыбкиной деньги.) Приберите! Завтра снесем.
З ы б к и н а. А как жалко-то; столько денег в руках, и вдруг их нет.
П л а т о н. Да ведь нечего делать: и плачешь, да отдаешь.
З ы б к и н а. Уж это первое дело - долг отдать, петлю с шеи скинуть, - последнего не пожалеешь. Бедно, голо, да зато совесть покойна, сердце на месте.
П л а т о н. Как это, маменька, приятно, что у нас с вами мысли одинакие.
З ы б к и н а. А ты думаешь, ты один честный-то человек. Нет, и я понимаю, что коли брал, так отдать надо. Просто уж это очень.
П л а т о н. А как я давеча этой ямы испугался.
З ы б к и н а. Ну вот! Да разве я допущу? Я последнее платье продам. Мухояров за тобой из трактира присылал, дело какое-то есть.
П л а т о н. Надо идти, у него знакомства много, работы не достану ли через него.
З ы б к и н а. Поди. Убытку не будет, дома-то делать нечего.

Платон уходит.

Перечесть деньги-то да в комод запереть. (Считает деньги и запирает в шкафчик.)

Входит Филицата.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Зыбкина, Филицата.

Ф и л и ц а т а. Снова здорово, соседушка!
З ы б к и н а. Здравствуй, Филицатушка! Садись! Как дела-то: по-прежнему, аль что новое есть?
Ф и л и ц а т а. Ох, уж и не говори! Голова кругом идет.
З ы б к и н а. Была у колдуна-то?
Ф и л и ц а т а. Была. До утра ворожбу-то отложили; уж завтра натощак, что бог даст; а теперь другая забота у меня. Вот видишь ли: хозяева наши хотят ундера на дворе иметь, у ворот поставить.
З ы б к и н а. Что ж, дело хорошее, при большом доме не лишнее.
Ф и л и ц а т а. Вот я и ездила за ним, у меня знакомый есть; да куда ездила-то! В Преображенское. Привезла было его с собой, да не вовремя: видишь, дело-то к ночи, теперь хозяевам доложить нельзя, забранятся, что безо времени беспокоят их; а до утра чужого человека в доме оставить не смеем.
З ы б к и н а. Так вели ему завтра пораньше явиться, а теперь пусть домой идет.
Ф и л и ц а т а. Что ты, что ты! Уж куда ему назад плестись да завтра опять такую даль колесить! Я его и сюда-то, в один конец, насилу довезла, боялась, что дорогой-то развалится.
З ы б к и н а. Старенький?
Ф и л и ц а т а. Ветхий старичок.
З ы б к и н а. Так на что ж вам такого?
Ф и л и ц а т а. Да что ж у нас работа, что ль, какая! У ворот-то сидеть трудность не велика. У нас два дворника, а его только для порядку; он кандидат, на линии офицера, весь в медалях, - вахмистр, как следует. Состарился, так уж это не его вина; лета подошли преклонные, ну и ослаб; а все ж таки своего геройства не теряет.
З ы б к и н а. Где ж он у тебя?
Ф и л и ц а т а. У калитки на лавочке сидит, отдыхает: растрясло, никак раздышаться не может. Так вот я тебя и хочу просить: приюти ты его до утра, он человек смирный, солидный.
З ы б к и н а. Что ж, ничего, пусть ночует; за постой не возьму.
Ф и л и ц а т а. Смирный он, смирный, ты не беспокойся! А уж я тебе за это сама послужу. Дай ему поглодать чего-нибудь, а уснет, где пришлось, - солдатская кость, к перинам не привычен. (Подходит к окну.) Сила Ерофеич, войдите в комнату! (Зыбкиной.) Сила Ерофеич его зовут-то. Сын-то у тебя где?
З ы б к и н а. По делу побежал недалеко.
Ф и л и ц а т а. А и мне его нужно бы. Ну, да я к тебе еще зайду; далеко ль тут, всего через улицу перебежать. Кстати тебе яблочков кулечек принесу.
З ы б к и н а. Да у меня и прежние твои еще ведутся. Вот на столе-то.
Ф и л и ц а т а. Ну все-таки не лишнее, - когда от скуки пожуешь; у меня ведь не купленные.

Входит Грознов.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Грознов.

Г р о з н о в (вытягиваясь во фрунт). Здравия желаю!
З ы б к и н а. Здравствуйте, Сила Ерофеич!
Ф и л и ц а т а. Это моя знакомая, Палагея Григорьевна... Вот вы, Сила Ерофеич, здесь и ночуете.
Г р о з н о в. Благодарю покорно.
З ы б к и н а. Садитесь, Сила Ерофеич!

Грознов садится к столу.

Яблочка не угодно ли?
Г р о з н о в (берет яблоко с тарелки). Налив?
З ы б к и н а. Белый налив, мягкие яблоки.
Г р о з н о в. В Курске яблоки-то хороши... Бывало, набьешь целый ранец.
З ы б к и н а. А дешевы там яблоки?
Г р о з н о в. Дешевы, очень дешевы.
З ы б к и н а. Почем десяток?
Г р о з н о в. Ежели в саду, так солдату задаром, а с прочих не знаю; а на рынке тоже не покупал.
З ы б к и н а. Да, уж это на что дешевле!
Ф и л и ц а т а. Ну, мне пора домой бежать. (Подходит к Грознову.) Вот что, Сила Ерофеич: чтоб вас завтра скорей в дом-то к нам допустили, вы, отдохнувши, сегодня же понаведайтесь к воротам. У нас завсегда либо дворник, либо кучер, либо садовник у ворот сидят; поговорите с ними, позовите их в трактир, попотчуйте хорошенько. Своих-то денег вам тратить не к чему, да вы и не любите, я знаю; так вот вам на угощение! (Дает рублевую бумажку.)
Г р о з н о в. Это хорошо, хорошо. Я так и сделаю, я люблю в компании-то, - особенно ежели на чужие-то...
Ф и л и ц а т а. А завтра, когда придете, скажите, что мой родственник; вас прямо ко мне наверх и проводят задним крыльцом.
Г р о з н о в. Я скажу, кум. Я все, бывало, так-то и смолоду: когда нужно повидать либо вызвать кого, так кумом сказывался, хе-хе-хе.
Ф и л и ц а т а. Значит, вас учить нечего.
Г р о з н о в. Что ученого учить! Тоже ведь ходок был.
З ы б к и н а. Да вы и сейчас на вид-то не очень чтобы... еще мужчина бравый.
Г р о з н о в. Что ж, я еще хоть куда, еще молодец; ну, а уж кумовство все ушло, - прежнего нет, тю-тю!
Ф и л и ц а т а. Вот вы и потолкуйте. Вы, Сила Ерофеич, расскажите, в каких вы стражениях стражались, какие страсти-ужасти произошли, каких королей, принцов видели; вот у вас время-то и пройдет. А я через час забегу, сына твоего мне нужно видеть непременно. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Зыбкина, Грознов.

З ы б к и н а. И рада бы я вас послушать, - очень я люблю, когда страшное что рассказывают, ну, и про королей, про принцев тоже интересно; да на уме-то у меня не то, свое горе одолело.
Г р о з н о в. Я про сражения-то уж плохо и помню, давно ведь это было. Прежде хорошо рассказывал, как Браилов брали, а теперь забыл. Я больше двадцати лет в чистой отставке; после-то все в вахмистрах да в присяжных служил, гербовую бумагу продавал.
З ы б к и н а. Все у денег, значит, были?
Г р о з н о в. Много их через мои руки перешло.
З ы б к и н а. А мы вот бьемся, так бьемся деньгами-то... Уж как нужны, как нужны!
Г р о з н о в. Кому они не нужны! Жить трудно стало: за все деньги плати.
З ы б к и н а. Жить-то бы можно; а вот долг платить тяжело.
Г р о з н о в. Да, платить тяжело; занимать гораздо легче.
З ы б к и н а. Ну, не скажите! Вот я понабрала деньжонок долг-то отдать, а все еще не хватает, да на прожитие нужно, - рублей тридцать бы призанять теперь; а где их возьмешь? У того нет...
Г р о з н о в. А у другого и есть, да не даст. Вот у меня и много, а я не дам.
З ы б к и н а. Что вы говорите?
Г р о з н о в. Говорю: денег много, а не дам.
З ы б к и н а. Да почему же?
Г р о з н о в. Жалко.
З ы б к и н а. Денег-то?
Г р о з н о в. Нет, вас.
З ы б к и н а. Как же это?
Г р о з н о в. Я проценты очень большие беру.
З ы б к и н а. Скажите! Да на что вам: вы, кажется, человек одинокий.
Г р о з н о в. Привычка такая. А вы кому должны?
З ы б к и н а. Купцу.
Г р о з н о в. Богатому?
З ы б к и н а. Богатому.
Г р о з н о в. Так и не платите. Об чем горевать-то! Вот еще! Нужно очень себя разорять.
З ы б к и н а. Да ведь по векселю.
Г р о з н о в. Да что ж за беда, что по векселю. Нет, что вы, помилуйте! И думать нечего! Не платите, да и все тут. А много ли должны-то?
З ы б к и н а. Да без малого двести рублей.
Г р о з н о в. Двести? Ни, ни, ни! Что вы, в уме ли!.. Столько денег отдать? Да ни под каким видом не платите!
З ы б к и н а. Да ведь он документ взял, говорю я вам.
Г р о з н о в. Ну, а взял, так что ж ему еще! И пусть его смотрит на документ-то.
З ы б к и н а. Да ведь посадит сына-то.
Г р о з н о в. Куда?
З ы б к и н а. В яму, к Воскресенским воротам.
Г р о з н о в. Что ж, это ничего, пущай посидит, там хорошо... пищу очень хвалят.
З ы б к и н а. Да ведь срам, помилуйте.
Г р о з н о в. Нет, ничего, там и хорошие люди сидят, значительные, компания хорошая. А бедному человеку, так и на что лучше: покойно, квартира теплая, готовая, хлеб все больше пшеничный.
З ы б к и н а. Это действительно, правда ваша; только жалко, сын ведь.
Г р о з н о в. Что его жалеть-то! Посидит да опять домой придет. Деньги-то жальче, они уж не воротятся, запрет их купец в сундук, вот и идите домой ни с чем. А спрятать их подальше да вынимать понемножку на нужду, так на сколько их хватит! Ну, пропади у вас столько денег, что бы вы сказали?
З ы б к и н а. Сохрани бог! С ума можно сойти.
Г р о з н о в. Украдут жалко; а своими руками отдать не жалко. Смешно. Руки-то по локоть отрубить надо, которые свое добро отдают.
З ы б к и н а. Справедливы ваши речи, очень справедливы; а все-таки у меня-то сомнение: чужие деньги, взятые, как их не отдать.
Г р о з н о в. Да вы разве на сбереженье брали? Коли на сбереженье брали, да они у вас целы, - так отдавайте. А я думал, это трудовые. Трудовые-то люди жалеют, берегут.
З ы б к и н а. Так вы не советуете отдавать?
Г р о з н о в. Купец от наших денег не разбогатеет; а себя разорите.
З ы б к и н а. Уж как я вам благодарна. Женский ум, что делать-то, всего не сообразишь. А ежели сын требовать будет?
Г р о з н о в. А что сын! Сиди, мол, вот и все! Надоест купцу кормовые платить, ну, и выпустит, либо к празднику кто выкупит.
З ы б к и н а. Как это все верно, что вы говорите.

Входят Платон и Мухояров. Грознов садится сзади стола у шкафа и жует яблоко.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Зыбкина, Грознов, Платон, Мухояров.

М у х о я р о в (садится, разваливается и надевает пенсне). Скажите, пожалуйста, я вас спрашиваю: ваш сын имеет в себе какой-нибудь рассудок?
З ы б к и н а. Не знаю, как вам сказать. Кажется, бог не обидел, ну, и учили мы его.
М у х о я р о в. Однако и образования настоящего по бухгалтерской части я не вижу.
П л а т о н. Фальшивые балансы-то тебе писать? Нет, уж это на что же.
М у х о я р о в. Не с вами говорят, а с вашей маменькой. Но я даю ему работу, и очень интересную, - баланс стоит сто рублей, я предлагаю полтораста; но он не берет.
П л а т о н. Совести не продам, сказано тебе, и не торгуйся лучше.
М у х о я р о в. Какой же ты бухгалтер! От тебя твоей науки сейчас требуют, а не совести; значит, ты не своим товаром торгуешь.
П л а т о н. Да уж будет разговаривать-то! Тысячи рублей не возьму, вот тебе и сказ!
М у х о я р о в. Твоя глупость при тебе, - я спорить не стану. Мы людей найдем. (Зыбкиной.) У нас дело вот какого роду: много денег в кассе не хватает, хозяин издержал на свои развлечения: так нам требуется баланс так оттушевать, чтобы старуха разобрать ничего не могла. (Показывая на Грознова.) Что это у вас за орангутант?
З ы б к и н а. Какой орангутант, помилуйте! Это кавалер. Ваша нянька хочет его к вам в ундера поставить. (Грознову, указывая на Платона.) Вот, Сила Ерофеич, сынок-то мой, про которого говорили.
Г р о з н о в. Парень знатный! (Манит рукой Платона.) Поди-ка сюда поближе.

Платон подходит.

Кто это? (Указывая на Мухоярова.)
П л а т о н. Приказчик от Барабошева.
Г р о з н о в. О!.. А я думал!.. (Отворачивается и жует яблоко.)
М у х о я р о в (вставая). Хорош мужчина.
Г р о з н о в. Недурен. А ты как думаешь?
З ы б к и н а. Он в разных сражениях бывал, королей, императоров и всяких принцев видел.
М у х о я р о в. Врет все, ничего он не видел; за пушкой лежал где-нибудь.
Г р о з н о в. Нет, видел.
М у х о я р о в. На картинке?
Г р о з н о в (сердится). В натуре.
М у х о я р о в. Которого?
Г р о з н о в. Австрицкого, прежнего.
М у х о я р о в. А какой он из себя? Мал, велик, толст, тонок? Вот и не скажешь.
Г р о з н о в. Нет, скажу.
М у х о я р о в. А скажешь, так и говори! Вот мы твою правду и узнаем. Ну какой?
Г р о з н о в (передразнивая). Какой, какой! Солидный человек, не тебе чета. (Встает.) Ну, я пойду.
З ы б к и н а. Идите, Сила Ерофеич.
М у х о я р о в. Куда нам такую ветошь? У нас не Матросская богадельня. Разве для потехи?
Г р о з н о в. Поживи-ка с мое, так сам в богадельню запросишься, а я еще на своих харчах живу. А у Барабошевых тебя держать станут ли, нет ли, не знаю; а я жить буду. А коли будем жить вместе, не прогонят тебя, так ты мне вот как будешь кланяться. Не больно ты важен, видали почище. (Уходит.)
М у х о я р о в. Я прихожу к вам вроде как благодетель, интересую вас работой; но вы сами не хотите, значит, прощайте! Между прочим сказать - я вам не опекун. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Зыбкина, Платон.

П л а т о н. Поняли, маменька?
З ы б к и н а. Нечего мне понимать, да и незачем.
П л а т о н. Какую штуку-то гнет! Сами обманывать не умеют, так людей нанимают.
З ы б к и н а. Кого обманывать-то?
П л а т о н. Старуху, Барабошеву старуху. Какую работу нашел, скажите!
З ы б к и н а. Да ты эту работу умеешь сделать?
П л а т о н. Как не уметь, коли я этому учился.
З ы б к и н а. Деньги дадут за нее?
П л а т о н. Полтораста посулил.
З ы б к и н а. Миллионщики мы?
П л а т о н. Мы не миллионщики; но я, маменька, патриот.
З ы б к и н а. Изверг ты, вот что! (Утирает платком глаза.)
П л а т о н. Об чем вы плачете? Вы должны хвалить меня, я вот последние часики продал.
З ы б к и н а. Зачем это?
П л а т о н. Чтобы долг заплатить. (Достает деньги.) Вот, приложите к тем.
З ы б к и н а. Нет, оставь у себя, пригодятся. Без денег-то везде плохо.
П л а т о н. Да ведь там не хватает.
З ы б к и н а. Чего не хватает?
П л а т о н. Долг-то отдать; не все ведь.
З ы б к и н а. Да уж я раздумала платить-то. Совсем было ты меня с толку сбил; какую глупость сделать хотела! Как это разорить себя...
П л а т о н. Маменька, что вы, что вы!
З ы б к и н а. Хорошо еще, что нашлись умные люди, отсоветовали. Руки по локоть отрубить, кто трудовые-то отдает.
П л а т о н. Маменька, маменька, да ведь меня в яму, в яму.
З ы б к и н а. Да, мой друг. Уж поплачу над тобой, да, нечего делать, благословлю тебя, да и отпущу. С благословением моим тебя отпущу, ты не беспокойся!
П л а т о н. Маменька, да ведь с триумфом меня повезут, провожать в десяти экипажах будут, извозчиков наймут, процессию устроят, издеваться станут, только ведь им того и нужно.
З ы б к и н а. Что ж делать-то! Уж потерпи, пострадай!
П л а т о н. Маменька, да ведь навещать будут, калачи возить - всё с насмешкой.
З ы б к и н а. Мяконький калачик с чаем разве дурно?
П л а т о н. Ну, а после чаю-то, что мне там делать целый день? Батюшки мои! В преферанс я играть не умею. Чулки вязать только и остается.
З ы б к и н а. И то дело, друг мой, все-таки не сложа руки сидеть.
П л а т о н (с жаром). Так готовьте мне ниток и иголок, больше готовьте, больше!
З ы б к и н а. Приготовлю, мой друг, много приготовлю.
П л а т о н (садится, опуская голову). От вас-то я, маменька, не ожидал, - признаться сказать, никак не ожидал.
З ы б к и н а. Зато деньги будут целее, милый друг мой.
П л а т о н. Всю жизнь я, маменька, сражаюсь с невежеством, только дома утешение и вижу, и вдруг, какой удар, в родной матери я то же самое нахожу.
З ы б к и н а. Что то же самое? Невежество-то? Брани мать-то, брани!
П л а т о н. Как я, маменька, смею вас бранить! Я не такой сын. А только ведь оно самое и есть.
З ы б к и н а. Обижай, обижай! Вот посидишь в яме-то, так авось поумнее будешь.
П л а т о н. Что ж мне делать-то? Кругом меня необразование, обошло оно меня со всех сторон, одолевает меня, одолевает. Ах! Пойду брошусь, утоплюся.
З ы б к и н а. Не бросишься.
П л а т о н. Конечно, не брошусь, потому - это глупо. А я вот что, вот что. (Садится к столу, вынимает бумагу и карандаш.)
З ы б к и н а. Это что еще?
П л а т о н. Стихи буду писать. В таком огорчении всегда так делают образованные люди.
З ы б к и н а. Что ты выдумываешь!
П л а т о н. Чувств моих не понимают, души моей оценить не могут и не хотят; вот все это тут и будет обозначено.
З ы б к и н а. Какие ж это будут стихи?
П л а т о н. "На гроб юноши". А вам читать да слезы проливать. Будет, маменька, слез тут ваших много, много будет. (Задумывается, пишет и опять задумывается.)

Входит Филицата с узлом.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Зыбкина, Платон, Филицата.

Ф и л и ц а т а. Вот я тебе яблочков принесла! На-ка! (Отдает узел.) Салфеточку-то не забудь, хозяйская.
З ы б к и н а. Спасибо, Филицатушка, об салфетке попомню.
Ф и л и ц а т а. Освободи-ка нас на минутку, нужно мне Платону два слова сказать.
З ы б к и н а. Об чем же это?
Ф и л и ц а т а. Наше дело, мы с ним только двое и знаем.
З ы б к и н а. Я уйду, говорите. Говори что хочешь, только бы нам на пользу шло. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Платон, Филицата.

Ф и л и ц а т а. Послушай-ка ты, победитель!
П л а т о н. Погоди, не мешай! Фантазия разыгрывается.
Ф и л и ц а т а. Брось, говорю! Не важное какое дело-то пишешь, не государственное. Я послом к тебе.
П л а т о н (пишет). Ничего хорошего от тебя не ожидаю.
Ф и л и ц а т а. В гости зовут.
П л а т о н. Когда?
Ф и л и ц а т а. Сейчас, пойдем со мной! Провожу я тебя в сторожку, посидишь там до ночи, а потом в сад, когда все уснут. По обыкновению, как и прежде бывало, ту же канитель будем тянуть.
П л а т о н. Не до того, я очень душой расстроен.
Ф и л и ц а т а. А ты выручи меня! Приказала, чтоб ты был беспременно.
П л а т о н. Да ведь это мука моя, ведь тиранство она надо мной делает.
Ф и л и ц а т а. Что ж делать-то! Не ровная она тебе... а ты бы уж рад... Мало ль что? Чин твой не позволяет.
П л а т о н. Скоро что-то; давно ль виделись! Прежде, бывало, дней через пять, через шесть.
Ф и л и ц а т а. Значит, нужно. Оказия такая случилась.
П л а т о н. Что еще? Говори, не скрывай.
Ф и л и ц а т а. Слушай меня! Надежды ведь ты никакой на нее не имеешь?
П л а т о н. Какая надежда! На что тут надеяться!
Ф и л и ц а т а. Значит, и жалеть о ней тебе много нечего.
П л а т о н. Не знаю. Как сердце примет. Тоже ведь оно у меня не каменное.
Ф и л и ц а т а. Ну, авось не умрешь. Ее за енарала отдают.
П л а т о н. За генерала?
Ф и л и ц а т а. Да. Так уж ты тут при чем? Что ты против енарала можешь значить?
П л а т о н. Где уж! Такая-то мелочь, такая-то мелочь, что самому на себя глядеть жалко. (Качая головой.) Но кто ж этого ожидал.
Ф и л и ц а т а. Так пойдем. Должно быть, проститься с тобой хочет.
П л а т о н. Приказывает, так надо идти. Вот она, жизнь-то моя: одно горе не оплакал, - другое на плечи валится. (Махнув рукою.) Одни стихи не кончил, другие начинай! (В задумчивости.) Вот и повезут... и повезут нас врозь, - ее в карете венчаться с генералом, а меня судебный пристав за ворот в яму.

За сценой голос Грознова: "Если б завтра да ненастье, то-то б рада я была".

Это что ж такое?
Ф и л и ц а т а. Должно быть, Сила Ерофеич вернулся; в трактире был с нашими: с дворником да с садовником.

Голос за сценой: "Если б дождик, мое счастье".

Ну он и есть.

Входят Зыбкина и Грознов.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Платон, Филицата, Зыбкина, Грознов.

Г р о з н о в (поет). "За малинкой б в лес пошла". (Садится на стул.)
Ф и л и ц а т а (Зыбкиной). Угомони ты его! Он теперь уснет, как умрет. А сына твоего я с собой уведу.
З ы б к и н а. Пущай идет. Своя воля, не маленький.

Филицата и Платон уходят.

Г р о з н о в (поет). "За малинкой б в лес пошла". Где он тут?
З ы б к и н а. Кто он-то?
Г р о з н о в. Приказчик этот. Вот он теперь поговори со мной! Я его. (Топает ногами.)
З ы б к и н а. Он давно ушел, Сила Ерофеич.
Г р о з н о в. Подайте его сюда! Смеяться над Грозновым!.. Вот я ему задам!
З ы б к и н а. Да где же его взять-то?
Г р о з н о в. Ты смеяться надо мной? Ах ты, молокосос! Что ты, что ты! Ты знаешь ли, что такое Грознов... Сила Грознов?.. Грознов герой... одно слово... пришел, увидел, ну, и кончено. Это только уму... у... у... непостижимо.
З ы б к и н а. Ах, скажите пожалуйста!
Г р о з н о в. Молодой Грознов... ну, да не теперь, а молодой.
З ы б к и н а. Ах, как это интересно.
Г р о з н о в. Была женщина красавица, и были у нее станы ткацкие, на Разгуляе... там далеко... в Гав... в Гав... в Гавриковом переулке и того дальше... Только давно это было... перед турецкой войной. Тогда этот турка взбунтовался, а мы его били... за это... Вот каков Грознов! А ты шутить!.. Мальчишка.
З ы б к и н а. Ну, и что же эта женщина, Сила Ерофеич?
Г р о з н о в. Вот и полюбила она Грознова... и имел Грознов от нее всякие продукты и деньги... И услали Грознова под турку... И чуть она тогда с горя не померла... так малость самую... в чем душа осталась. А Грознов стал воевать... Вот каков Грознов, а ты мальчишка! У... у...у... (Топает ногами.)
З ы б к и н а. Дальше-то, дальше-то что, Сила Ерофеич?
Г р о з н о в. Только умереть она не умерла, а вышла замуж за богатого купца... очень влюбился; такая была красавица... по всей Москве одна. Первая красавица в Москве, и та любила Грознова... Вот он какой, вот он какой.
З ы б к и н а. И уж вы после эту женщину не видали?
Г р о з н о в. Как не видать, видел. (Поет.) "За малинкой б в лес пошла".
З ы б к и н а. Чай, не узнала вас, отвернулась, будто и незнакомы?
Г р о з н о в. Ну, нет. Тут такая история была, такая история, что и думать, так не придумаешь.
З ы б к и н а. Уж вы, будьте столь добры, доскажите до конца.
Г р о з н о в. Вот пришел я в Москву в побывку, узнал, что она замужем... расспросил, как живет и где живет. Иду к ней, дом - княжеские палаты; мужа на ту пору нет... Как увидала она меня, и взметалась, и взметалась... уж очень испугалась... Муж-то ее в большой строгости держал... И деньги-то мне тычет... и перстни-то снимает с рук, отдает, я все это беру... Дрожит, вся трясется, так по стенам и кидается; а мне весело. "Возьми что хочешь, только мужу не показывайся!" Раза три я так-то приходил... тиранил ее... Ну, и стал прощаться, надо в полк идти, - а она-то себя не помнит от радости, что покойна-то будет... И что же я с ней тогда сделал... по научению умных людей... Мудрить-то мне над ней все хотелось... Взял я с нее такую самую страшную клятву, что ежели эту клятву не исполнить, так разнесет всего человека... С час она у меня молилась, все себя проклинала, потом сняла образ со стены... А клятва эта была в том, что ежели я ворочусь благополучно и что ни истребую у нее, чтоб все было... А на что мне? так пугал... И клятва эта вся пустая, так слова дурацкие: на море на океане, на острове на буяне... В шею бы меня тогда... а она - всурьез... Так вот каков Грознов!
З ы б к и н а. А что ж дальше-то?
Г р о з н о в. Ничего. Чему быть-то?.. Я всего пять дней и в Москве-то... умирать на родину приехал... а то все в Питере жил... Так чего мне?.. Деньги есть... покой мне нужен, вот и все... А чтоб меня обидеть, так это нет, шалишь... Где он тут? Давайте его сюда! (Топает ногами, потом дремлет.) "За малинкой б в лес пошла".
З ы б к и н а. Ложились бы вы, храбрый воин, почивать.
Г р о з н о в (стряхивая дремоту). Зорю били?
З ы б к и н а. Били.
Г р о з н о в. Ну, теперь одно дело - спать.
З ы б к и н а. Вот сюда, на диванчик, пожалуйте!
Г р о з н о в (садясь на диван, отваливается назад и поднимает руки). Царю мой и боже мой!

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ЛИЦА:

М а в р а Т а р а с о в н а.
Б а р а б о ш е в.
П о л и к с е н а.
М у х о я р о в.
П л а т о н.
Ф и л и ц а т а.
Г л е б.

Декорация первого действия. Лунная ночь.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Глеб (один).

Г л е б. Какая все, год от году, перемена в Москве, совсем другая жизнь пошла. Бывало, в купеческом доме в девять часов хозяева-то уж второй сон видят, так для людей-то какой простор! А теперь вот десять часов скоро, а еще у нас не ужинали, еще проклажаются, по саду гуляют. А что хорошего! Только прислуге стеснение! Вот мешки-то с яблоками с которых пор валяются, никак их со двора не сволочешь, не улучишь минуты за ворота вынести; то сам тут путается, то сама толчется. Тоже ведь и нам покой нужен; вот снес бы яблоки и спал, а то жди, когда они угомонятся.

Входят Мавра Тарасовна и Филицата.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Глеб, Мавра Тарасовна, Филицата.

Г л е б. Я вот, Мавра Тарасовна, рассуждаю стою, что пора бы нам яблоки-то обирать. Что они мотаются! Только одно сумление с ними да грех; стереги их, броди по ночам, чем бы спать, как это предоставлено человеку.
М а в р а Т а р а с о в н а. Я свое время знаю, когда обирать их.
Г л е б. То-то, мол. Отобрать бы: которые в мочку, которые в лежку, опять ежели варенье...
М а в р а Т а р а с о в н а. Уж это, миленький, не твое дело.
Г л е б. Да мне что! Я со всем расположением... уж я теперь неусыпно... Нет, я за ум взялся: стеречь надо, вот что!
М а в р а Т а р а с о в н а. Стереги, миленький, стереги.
Г л е б. А вора я вам предоставлю... что я виноват, уж это, нет, едва ли! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Мавра Тарасовна, Филицата.

М а в р а Т а р а с о в н а. Амос Панфилыч давно уехал?
Ф и л и ц а т а. Да он, матушка, дома.
М а в р а Т а р а с о в н а. Что так замешкался?
Ф и л и ц а т а. Да, видно, не поедет; и лошадей не закладывают, да и кучер со двора отпросился.
М а в р а Т а р а с о в н а. По будням все ночи напролет гуляет, а в праздник дома; чему приписать, не знаю.
Ф и л и ц а т а. Что человека из дому-то гонит? отвага. А ежели отваги нет, ну и сидит дома. Вот какое дело; а то чему ж другому быть-то!
М а в р а Т а р а с о в н а. Куда ж эта его отвага девалась?
Ф и л и ц а т а. Первая отвага в человеке - коли денег много; а деньги под исход - так человек скромнее бывает и чувствительнее, и об доме вспомнит, и об семействе.
М а в р а Т а р а с о в н а. Так от безденежья, ты думаешь?
Ф и л и ц а т а. Одно дело, что прохарчился, матушка.
М а в р а Т а р а с о в н а. Ты с приказчиками-то, миленькая, дружбу водишь, так что говорят-то? Ты мне как на духу!
Ф и л и ц а т а. Да что ж! Тонки дела, тонки.
М а в р а Т а р а с о в н а. Торговля плоха, стало быть?
Ф и л и ц а т а. Да что торговля! Какая она ни будь, а если нынче из выручки тысячу, завтра две, да так постепенно выгребать, много ли барыша останется? А тут самим платить приходится; а денег нет, вот отчего и тоска, и уж такого легкого духу нет, чтоб тебя погулять манило.
М а в р а Т а р а с о в н а. А много ль Амос Панфилыч на себя забрал из выручки-то?
Ф и л и ц а т а. Говорят, тысяч двадцать пять в короткое время.
М а в р а Т а р а с о в н а. Ну, что ж, миленькая, пущай, мы люди богатые, только один сын у меня; в кого ж и жить-то?
Ф и л и ц а т а. Да что уж! Только б быть здоровыми.
М а в р а Т а р а с о в н а. Еще чего не знаешь ли? Так уж говори кстати, благо начали.
Ф и л и ц а т а. Платона даром обидели, вот что! Он хозяйскую пользу соблюдал и такие книги писал, что в них все одно что в зеркале, сейчас видно, кто и как сплутовал. За то и возненавидели.
М а в р а Т а р а с о в н а. Конечно, такие люди дороги; а коли грубит, так ведь одного дня терпеть нельзя.
Ф и л и ц а т а. Ваше дело, мы судить не смеем.

Проходят. С другой стороны входят Барабошев и Мухояров.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Барабошев, Мухояров.

Б а р а б о ш е в. Почему такое, Никандра, у нас в кассе деньги не в должном количестве?
М у х о я р о в. Такая выручка, Амос Панфилыч, ничего не поделаешь.
Б а р а б о ш е в. Мне нужно тысячи две на мои удовольствия, и вдруг сюрприз.
М у х о я р о в. Уплаты были, сроки подошли.
Б а р а б о ш е в. А как, братец, наш портфель?
М у х о я р о в. Портфель полнехонек, гербовой бумаги очень достаточно.
Б а р а б о ш е в. В таком разе дисконтируй!
М у х о я р о в. Где прикажете?
Б а р а б о ш е в. Никандра, ты меня удивляешь. Ступай, братец, по Ильинке, налево один банк, направо другой.
М у х о я р о в. Да-с, это точно-с. Вот если б вы сказали: ступай по Ильинке, налево один трактир, дальше - другой, в одном спроси полуторный, в другом порцию солянки закажи; так это осуществить можно-с. А ежели заходить в банки, так это один моцион, больше ничего-с; хоть налево заходи, хоть направо, ни копейки за наши векселя не дадут.
Б а р а б о ш е в. Но мой бланк чего-нибудь стоит?
М у х о я р о в. Еще хуже-с.
Б а р а б о ш е в. Значит, я тебя буду учить, коли ты настоящего не понимаешь. Нужны деньги, процентов не жалей, дисконтируй в частных руках, у интересантов.
М у х о я р о в. Все это мне давно известно-с! Но в частных руках полторы копейки в месяц за хорошие-с.
Б а р а б о ш е в. А за наши?
М у х о я р о в. Ни копейки-с.
Б а р а б о ш е в. Получение предвидится?
М у х о я р о в. Получения много, только получить ничего нельзя-с.
Б а р а б о ш е в. А платежи?
М у х о я р о в. А платежи завтрашнего числа, и послезавтра, и еще через неделю.
Б а р а б о ш е в. Какая сумма?
М у х о я р о в. Тысяч более тридцати-с.
Б а р а б о ш е в. Постой, постой! Ты, братец, должен осторожнее. Ты меня убил. (Садится на скамейку.)
М у х о я р о в. У Мавры Тарасовны деньги свободные-с.
Б а р а б о ш е в. Но у нее у сундука замок очень туг.
М у х о я р о в. Приидите, поклонимся.
Б а р а б о ш е в. Она любит, чтоб ей вприсядку кланялись, до сырой земли.
М у х о я р о в. И ничего не зазорно-с, потому родительница.
Б а р а б о ш е в. Хрящи-то у меня срослись, гибкости, братец, прежней в себе не нахожу.
М у х о я р о в. Оно точно-с, выделывать эти самые па довольно затруднительно, - но, при всем том, обойтись без них никак невозможно-с.
Б а р а б о ш е в. Поклоны-то поклонами, эту эпитимию мы выдержим, но для убеждения нужна и словесность.
М у х о я р о в. За словесностью остановки не будет, потому как у вас на это дар свыше. Пущайте против маменьки аллегорию, а я в ваш тон потрафлю - против вашей ноты фальши не будет.
Б а р а б о ш е в. Значит, спелись.

Входит Мавра Тарасовна.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Барабошев, Мухояров, Мавра Тарасовна.

М а в р а Т а р а с о в н а. Ты дома, миленький? На чем это записать? Как это ты сплоховал, что тебя ночь дома застала, соловьиное время пропустил.
Б а р а б о ш е в. Соловьиное время только до Петрова дни-с.
М а в р а Т а р а с о в н а. Для тебя, миленький, видно, круглый год поют; вечерняя заря тебя из дому гонит, а утренняя загоняет. Дурно я об сыне думать не могу, так все полагаю, что ты соловьев слушаешь! Уж здоров ли ты?
Б а р а б о ш е в. Болезни во мне никакой, только воздыхание в груди частое и оттого стеснение.
М а в р а Т а р а с о в н а. Не от вина ли? Ты бы ему немножко отдохнуть дал.
Б а р а б о ш е в. Вино на меня действия не имеет. А ежели какой от него вред случится, только недельку перегодить и на нутр цапцапарель принимать, - все испарением выдет, и опять сызнова можно, сколько угодно. Скорей же я могу расстроиться от беспокойства.
М а в р а Т а р а с о в н а. Что же тебя, миленький, беспокоит?
Б а р а б о ш е в. Курсы слабы. Никандра, как на Лондон?
М у х о я р о в. Двадцать девять пять осьмых-с.
Б а р а б о ш е в. А дисконт?
М у х о я р о в. Приступу нет-с.
М а в р а Т а р а с о в н а. Да на что тебе Лондон, миленький?
Б а р а б о ш е в. Лондон, конечно, будет в стороне, но мне от дисконту большой убыток. Денег в кассе наличных нет.
М а в р а Т а р а с о в н а. Куда ж они делись?
Б а р а б о ш е в. Я на них спекуляцию сделал в компании с одним негоциантом. Открыли натуральный сахарный песок, так мы купили партию.
М а в р а Т а р а с о в н а. Как так натуральный?
Б а р а б о ш е в. По берегам рек.
М а в р а Т а р а с о в н а. Как же он не растает?
Б а р а б о ш е в. В нашей воде точно растаять должен, а это в чужих землях... Где, Никандра, нашли его?
М у х о я р о в. В Бухаре-с. Там такие реки, что в них никогда воды не бывает-с.
М а в р а Т а р а с о в н а. Так ты с барышом будешь, миленький?
Б а р а б о ш е в. Интересы будут значительные, но в настоящее время есть платежи и нужны наличные деньги, а их в кассе нет.
М а в р а Т а р а с о в н а. Так бы ты и говорил, что нужны, мол, деньги, а сахаром-то не подслащал.
Б а р а б о ш е в. Я вам в обеспечение ваших денег представлю векселей на двойную сумму.
М а в р а Т а р а с о в н а. Пойдем, миленький, в комнатах потолкуем, да векселя и все счеты мне принесите! Я хоть мало грамотна, а разберу кой-что.
Б а р а б о ш е в. Захвати, Никандра, все нужные документы!

Уходят: Мавра Тарасовна, Барабошев и Мухояров. Входит Глеб.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Глеб, потом Филицата и Поликсена.

Г л е б. Насилу-то их унесло. Теперь мешки на плечи один по одному, да по заборчику, по холодку-то оно любо. Хоть и тяжеленьки, меры по две будет в каждом, да своя ноша не тянет. Где они тут?

Входят: Поликсена и Филицата.

Вот еще принесло! Эх, наказанье!

Филицата подходит. Поликсена остается вдали.

Что на вас угомону нет? Полуночники, право полуночники.
Ф и л и ц а т а. Да тебе что за печаль?
Г л е б. Ну, уж дом! Попал я на местечко!
Ф и л и ц а т а. Не греши! Чего тебе мало? Завсегда сыт, пьян, хоть не сплошь, так уж через день аккуратно; с хорошего человека и довольно бы.
Г л е б. Вы долго прогуляете?
Ф и л и ц а т а. Ты сторожем, что ль, при нас приставлен?
Г л е б. Я при яблоках.
Ф и л и ц а т а. Говорить-то тебе нечего. Шел бы спать, расчудесное дело.
Г л е б. Стало быть, я вам мешаю?
Ф и л и ц а т а. Да что торчишь тут, какая приятность смотреть на тебя?
Г л е б. А может, ты мне мешаешь-то, знаешь ли ты это?
Ф и л и ц а т а. Как не знать! Премудрость-то не велика, бери мешок-то, тащи, куда тебе надобно, мы и видели, да не видали.
Г л е б. Да у меня их два.
Ф и л и ц а т а. За другим после придешь.
Г л е б. Это вот дело другого роду, так бы ты и говорила. (Берет из куста мешок на плечи и уходит.)

Поликсена подходит ближе.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Поликсена, Филицата.

П о л и к с е н а. Где же он?
Ф и л и ц а т а. Погоди, не вдруг; дай садовнику пройти. Он у меня в сторожке сидит, дожидается своего сроку.
П о л и к с е н а. Какая ты милая, добрая! Уж как тебя благодарить - не знаю.
Ф и л и ц а т а. Вот будешь енаральшей-то, так не оставь своими милостями, ты мне на лоб-то галун нашей!
П о л и к с е н а. Полно глупости-то! Поди, поди!
Ф и л и ц а т а. Куда идти, зачем? Мы ему сигнал подадим. (Отходит к кустам и достает что-то из-под платка.)
П о л и к с е н а. Что там у тебя? Покажи, что!
Ф и л и ц а т а. Что да что! Тебе что за дело! Ну, телеграф.
П о л и к с е н а. Как телеграф? Какой телеграф?
Ф и л и ц а т а. Какой телеграф да какой телеграф! Отстань ты! Ну, котенок. Вот я ему хвост подавлю, он замяукает, а Платон услышит и придет, так ему приказано.

Котенок мяукает.

П о л и к с е н а. Да будет тебе его мучить-то!
Ф и л и ц а т а. А он служи хорошенько; я его завтра за это молоком накормлю. Ну, ступай! Теперь ты свою службу кончил. (Пускает котенка за кусты.)
П о л и к с е н а. Как это тебе в голову приходит?
Ф и л и ц а т а. Твои причуды-то исполнять, так всему научишься. На все другое подозрение есть: стук ли, собака ли залает - могут выйти из дому, подумают, чужой. А на кошку какое подозрение, хоть она разорвись, - мало ль их по деревьям да по крышам мяучат?

Входит Платон.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Поликсена, Филицата, Платон, потом Глеб.

Ф и л и ц а т а. Вот побеседуйте! Нате вам по яблочку, чтоб не скучно было. (Уходит в беседку, садится у окна, потом постепенно склоняет голову и засыпает.)
П о л и к с е н а (потупясь). Здравствуй, Платоша!
П л а т о н. Здравствуйте-с!
П о л и к с е н а. Ты идти не хотел, я слышала.
П л а т о н. Да что мне здесь делать. Я в последний раз вам удовольствие, а себе муку делаю, так имейте сколько-нибудь снисхождения. Я и так судьбой своей обижен.
П о л и к с е н а. Как ты можешь жаловаться на свою судьбу, коли я тебя люблю. Ты должен за счастие считать.
П л а т о н. Да где ж она, ваша любовь-то?
П о л и к с е н а. А вот я тебе сейчас ее докажу. Садись! Только ты подальше от меня.

Садятся на скамейку.

Ну, вот слушай.
П л а т о н. Слушаю-с.
П о л и к с е н а. Я тебя полюбила.
П л а т о н. Покорно вас благодарю.
П о л и к с е н а. Может быть, ты и не стоишь; да и конечно не стоишь.
П л а т о н. Лучше бы уж вы не любили, мне бы покойней было!
П о л и к с е н а. Нет, это я так, к слову, чтобы ты больше чувствовал. А я тебя люблю, люблю и хочу доказать.
П л а т о н. Доказывайте.
П о л и к с е н а. Миленький мой, хорошенький! Так бы вот и съела тебя!

Платон подвигается.

Только ты не подвигайся, а сиди смирно!
П л а т о н. При таких ваших словах смирно сидеть вевозможно-с.
П о л и к с е н а. Нет, нет, отодвинься.

Платон отодвигается.

Вот так! Как бы я расцеловала тебя, мой миленький.
П л а т о н. Кто же вам мешает-с? Сделайте ваше одолжение!
П о л и к с е н а. Нет, этого нельзя. Вот видишь, что я тебя люблю, вот я и доказала.
П л а т о н. Только на словах-с.
П о л и к с е н а. Да, на словах. А то как же еще? Ну, теперь ты мне говори такие же слова!
П л а т о н. Нет, уж я другие-с.
П о л и к с е н а. Ну, какие хочешь, только хорошие, приятные; я и глаза зажмурю.
П л а т о н. Уж не знаю, приятны ли они будут - только от всей души.
П о л и к с е н а. Ну, говори, говори, я дожидаюсь.
П л а т о н. Не только любви, а никакого чувства настоящего и никакой жалости в вас нет-с.
П о л и к с е н а. Так разве это у меня не любовь, что же это такое?
П л а т о н. Баловство одно, только свой каприз тешите. Одна у вас природа с Амосом Панфилычем, вот что я замечаю.
П о л и к с е н а. Конечно, одна, коли он мой отец.
П л а т о н. И одно у вас удовольствие: издеваться над людьми и тиранить. Вы воображаете, что в вас существует любовь, а совсем напротив. Года подошли, пришло такое время, что уж пора вам любовные слова говорить, вот вы и избираете кого посмирнее, чтоб он сидел да слушал ваши изъяснения. А прикажет вам бабушка замуж идти, и всей этой любви конец, и обрадуетесь вы первому встречному. А мучаете вы человека так, от скуки, чтоб покуда, до жениха, у вас даром время не шло. И сиди-то он смирно, и не подвигайся близко, и никакой ему ласки, все это вы бережете суженому-ряженому, какому-то неизвестному. Обрящет вам тятенька где-нибудь в трактире, шут его знает какого оглашенного, и вы сейчас ему на шею, благо дождались своего настоящего.
П о л и к с е н а. Как ты смеешь?
П л а т о н. Позвольте! Так уж вы посадите куклу такую, да и выражайте ей свою любовь! Ни чувствовать она не может, ни казниться не будет, а для вас все одно.
П о л и к с е н а. Как ты смеешь такие слова говорить?
П л а т о н. Отчего же и не говорить, коли правда.
П о л и к с е н а. Да ты и правду мне не смей говорить!
П л а т о н. Нет уж, правду никому не побоюсь говорить. Самому лютому зверю - льву и тому в глаза правду скажу.
П о л и к с е н а. А он тебя растерзает.
П л а т о н. Пущай терзает. А я ему скажу: терзай меня, ну терзай, а правда все-таки на моей стороне.
П о л и к с е н а. Не за тем я тебя звала.
П л а т о н. Не за тем вы звали, да за тем я шел. Кабы я вас не любил, так бы не говорил. А то я вас люблю и за эту самую глупость погибаю. Все надо мной смеются, издеваются, хозяин из меня шута сделал; мне бы давно бежать надо было; а я все на вас, на вашу красоту любовался.

Поликсена подвигается.

Куда ж вы подвигаетесь?
П о л и к с е н а. Не твое дело.
П л а т о н. А теперь вот из дому выгнали, а я человек честный, благородный. Да в яму еще сажают, завтра повезут, должно быть. Прощайте!

Поликсена подвигается.

Вот уж вы и совсем близко.
П о л и к с е н а. Ах, оставь ты меня! Я так желаю, это мое дело.
П л а т о н. Да ведь я живой человек, не истукан каменный.
П о л и к с е н а (подвигаясь очень близко). И очень хорошо, что живой. Я ведь ничего тебе не говорю, ничего не запрещаю.
П л а т о н. Да, вот так-то лучше, гораздо благороднее. (Обнимает Поликсену одной рукой.) Вот как я люблю-то тебя, слышала ты? А от тебя что вижу?
П о л и к с е н а. Так как же мне любить-то тебя? Научи!
П л а т о н. А вот ты почувствуй любовь-то хорошенько, так уж сама догадаешься, что тебе делать следует.

Поликсена ложится к нему на плечо.

Что ж это ты со мной делаешь, скажи на милость!
П о л и к с е н а. Постой, погоди, не трогай, не мешай мне! Я думаю.

Входит Глеб.

Г л е б (издали). Вот они дела-то! Чужой человек в саду. Ну, теперь я виноват не останусь. (Уходит.)
П о л и к с е н а. Я теперь знаю, что мне делать, я выдумала: я скажу завтра бабушке, что люблю тебя и, кроме тебя, ни за кого замуж не пойду.
П л а т о н. Вот это с твоей стороны благородно, только от бабушки никакого благородства ждать нельзя, - она беспременно подлость какую-нибудь выдумает.
П о л и к с е н а. Скажу, коли не хотите обидеть меня, так дайте приданое, а то и не надо... я и без приданого пойду за него.
П л а т о н. Вот это по душе...
П о л и к с е н а (печально). Да, по душе. Только ты не очень-то, видно, рад? А говорил, что живой человек.
П л а т о н. Что ж? Да как? Я, право, не знаю.
П о л и к с е н а. Ты хоть бы мне спасибо сказал за мою любовь... ну... поцеловал бы, что ли?
П л а т о н. Вот уж это я дурак! (Целует ее.) Извини! Не суди строго! Все чувства убиты.
П о л и к с е н а (обнимая Платона). Как я тебя люблю! Вот когда ты сидел далеко, я так тебя не любила, а теперь, когда ты близко, я, кажется, все для тебя на свете, ну, все, что ты хочешь.
П л а т о н. Вот теперь мне и в яму не так горько идти.
П о л и к с е н а. Да забудь ты про все, забудь! Знай ты во всем мире только меня одну, твою Поликсену! Милый ты мой, хороший!

Входит Глеб.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Платон, Поликсена, Глеб.

Г л е б (Поликсене). Ах, Поликсена Амосовна! Дурно, очень дурно, ничего нет хорошего! Вон тятенька с бабушкой идут.
П о л и к с е н а. Ах! Ну, спасибо, Глеб. (Платону.) Беги скорей, прощай. (Уходит в беседку.)

Платон идет в кусты.

Г л е б. Ты куда? Нет, ты погоди!
П л а т о н. Да что ты, в уме ли? Зачем ты меня держишь?
Г л е б. Пустить нельзя, шалишь, брат.
П л а т о н. Ну, сделай милость! Ну, не губи ты меня и Поликсену Амосовну!
Г л е б. Ее дело сторона - она хозяйская дочь, может в саду во всякое время; а ты как сюда попал, какой дорогой?
П л а т о н. Да тебе что за дело?
Г л е б. Как что за дело? Да кому ж дело-то, как не мне? Мне за вас напраслину терпеть.
П л а т о н. Да об чем ты?
Г л е б. Об чем? Об яблоках. (Громко.) Караул!

Входят Мавра Тарасовна, Барабошев, Мухояров.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Платон, Глеб, Мавра Тарасовна, Барабошев, Мухояров. В беседке Поликсена, Филицата.

Б а р а б о ш е в (Глебу). Что, братец, за дебош? Коль скоро ты поймал вора, сейчас крути ему назад лопатки и представь на распоряжение полицейской администрации.
М у х о я р о в (Глебу). Как ты хозяев до беспокойства доводишь, караул кричишь. Нынче уж эта песня из моды выходит, приглашают полицию, составляют акт без этого невежества.
Г л е б. Я вам докладывал, что вора предоставлю, вот извольте, и с поличным. (Берет у Платона из рук яблоко.)
Б а р а б о ш е в. Да это Платон Зыбкин. На словах ты, братец, патриот, а на деле фрукты воруешь.
П л а т о н. Я не вор.
Б а р а б о ш е в. В таком случае зачем твои проминажи в чужом саду?
П л а т о н. Я не вор.
М а в р а Т а р а с о в н а. Так ты, миленький, не воровать приходил?
П л а т о н. Да нет же, говорю я вам; на что мне ваши яблоки!
М а в р а Т а р а с о в н а. Что ж вы на парня напали? За что его обижаете? Он не вор, он гулять в наш сад приходил, время провести. С кем же ты, миленький, здесь в саду время проводил?
Б а р а б о ш е в. От таких твоих проминажей может быть урон нашей чести. У нас каменные заборы и железные вороты затем и поставлены, что в нашей фамилии существует влюбчивость.
М а в р а Т а р а с о в н а. Уж ты не утаивай от меня, я хозяйка; коли есть в доме такие гулены, так их унять можно.
П л а т о н (решительно). Вяжите меня скорей! Я вор, я за яблоками, я хотел весь сад обворовать.
П о л и к с е н а (выходя из беседки). Не верьте ему: он ко мне приходил.
Б а р а б о ш е в. Маменька, удар! Я даже разговору лишился и не имею слов. Обязан я убить его сейчас на месте, или эту казнь правосудию предоставить, я в недоумении.
М а в р а Т а р а с о в н а. Погоди, миленький! Ничего я тут особенного не вижу, это часто бывает. Сейчас я все дело рассужу. Кто виноват, с того мы взыщем, а для чего мы девушку здесь держим? И не пристало ей пустые разговоры слушать, и почивать ей пора. (Филицате.) Ну-ка, ты, стража неусыпная!
Ф и л и ц а т а. Кому что, а уж мне будет.
М а в р а Т а р а с о в н а. Веди ты ее, укладывай почивать! Коли бессонница одолеет, сказочку скажи.
П о л и к с е н а (обнимая Платона). Бабушка, поздно вы хватились: нас разлучить невозможно.
М а в р а Т а р а с о в н а. Да зачем вас разлучать, кому нужно? Только не сейчас же вас венчать; вот уж завтра, что бог даст. Утро вечера мудренее. А спать-то тебе надо, да и ему пора домой идти. Ишь он как долго загостился. Иди-ка, иди с богом!
П о л и к с е н а (целуя Платона). Прощай, мой милый! Я слово сдержу. Мое слово крепко, - вот так крепко, как я тебя целую теперь.
М а в р а Т а р а с о в н а. Ну, вот так-то, честь честью, чего лучше! Ужо еще поцелуйтесь. При людях-то оно не так зазорно.

Поликсена целует Платона и уходит.

Небось хорошо, сладко?
П л а т о н. Чудесно-с! Но ежели вы меня убивать - так сделайте ваше одолжение, поскорей!
М а в р а Т а р а с о в н а. Погоди, твоя речь впереди! Чтоб не было пустых разговоров, я вам расскажу, что и как тут случилось. Вышла Поликсеночка погулять вечером да простудилась, и должна теперь, бедная, месяца два-три в комнате сидеть безвыходно, - а там увидим, что с ней делать. Парень этот ни в чем не виноват; на него напрасно сказали; яблочков он не воровал, взял, бедный, одно яблочко, да и то отняли, попробовать не дали. И отпустили его с миром домой. Вот только и всего, больше ничего не было, так вы и знайте!
П л а т о н. Очень, очень премного вами благодарен.
М а в р а Т а р а с о в н а. Не за что, миленький.
П л а т о н. Есть за что: рук не вязали, оглоблей не били. Только душу вынули, а членовредительства никакого.
Б а р а б о ш е в. Красноречие оставь! Тебе оно нейдет.
М а в р а Т а р а с о в н а. Не тронь его, пусть поговорит. Проводить успеем.
П л а т о н. Вы разговору моему не препятствуете? И за это я вас благодарить должен. Все вы у меня отняли и убили меня совсем, но только из-под политики, учтиво... и за то спасибо, что хоть не дубиной. Уж на что еще учтивее и политичнее: дочь-девушку, богатую невесту, при себе целовать позволяете! И кому же? Ничтожному человеку, прогнанному приказчику! Ах благодетели, благодетели мои! Замучить-то вы и ее и меня замучите, высушите, в гроб вгоните, да все-таки учтиво, а не по-прежнему. Значит, наше взяло! Ура!! Вот оно - правду-то вам говорить почаще, вот! Как вы много против прежнего образованнее стали! А коли учить вас хорошенько, так вы, пожалуй, скоро и совсем на людей похожи будете.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЛИЦА:

М а в р а Т а р а с о в н а.
Б а р а б о ш е в.
П о л и к с е н а.
М у х о я р о в.
П л а т о н.
Г р о з н о в.
Ф и л и ц а т а.

Большая столовая: прямо стеклянная дверь в буфетную, через которую ход в сени и на заднее крыльцо;
направо две двери - одна ближе к авансцене, в комнату Мавры Тарасовны, другая в комнату Поликсены,
налево две двери, - одна в гостиную, другая в коридор, - между дверями ореховый буфет; посередине
обеденный стол, покрытый цветной скатертью. Мебель дорогая, тяжелая.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Из средней двери выходят: Филицата и Грознов.

Ф и л и ц а т а. Вот это у нас столовая, Сила Ерофеич! Вот буфет; тут посуда, столовое белье, серебро.
Г р о з н о в. Много серебра-то?
Ф и л и ц а т а. Пуды лежат, шкап ломится, и старого и нового есть довольно.
Г р о з н о в. Хорошо, у кого серебра-то много.
Ф и л и ц а т а (у двери гостиной). Уж на что лучше. А вот это у нас комнаты не живущие, гостиная, да еще другая гостиная, а там зала.
Г р о з н о в. Как полы-то лоснятся.
Ф и л и ц а т а. В год два раза гости бывают, а каждую неделю натирают, вот они и лоснятся. А вот комната Мавры Тарасовны!.. (Отворяет дверь.)
Г р о з н о в. Ишь ты, какой покой себе, какую негу нажила!
Ф и л и ц а т а. И деньги свои, и воля своя, так кто ж ей запретит.
Г р о з н о в. А сундук-то железный - с деньгами, чай?
Ф и л и ц а т а. С деньгами.
Г р о з н о в. Чай, много их там?
Ф и л и ц а т а. Большие тысячи лежат. А внизу у нас две половины: в одной Амос Панфилыч живет, а в другой - приказчики да контора. Вот, Сила Ерофеич, я вам все наши покои показала; а теперь подождите в моей каморке! Теперь скоро сама-то приедет. Когда нужно будет, я вас кликну. Только уж вы ничего не забудьте, все скажите!
Г р о з н о в. Ну, вот еще! Меня учить не надо.
Ф и л и ц а т а. А я вам поднесу для храбрости. (Провожает Грознова в среднюю дверь.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Ф и л и ц а т а (одна). Эка тишина, точно в гробу! С ума сойдешь от такой жизни! Только что проснутся, да все как и умрут опять. Раз пять дом-то обойдешь, пыль сотрешь, лампадки оправишь, только и занятия. Бродишь одна по пустым комнатам - одурь возьмет. Муха пролетит, и то слышно.

Поликсена показывается из своей двери.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Филицата, Поликсена.

П о л и к с е н а. Тоска меня загрызла, места не найду.
Ф и л и ц а т а. Уж нечего делать, потерпи, может, моя ворожба и на пользу будет. Утопающий за соломинку хватается. Сама видишь, я рада для тебя в ниточку вытянуться.
П о л и к с е н а. Ты где же была все утро?
Ф и л и ц а т а. Все в хлопотах. Снарядивши бабушку к обедне, к соседям сбегала, провела сюда, пока самой-то дома нет...
П о л и к с е н а. И Платоша здесь?
Ф и л и ц а т а. Здесь, у меня в каморке. Ведь мало ль что, я куражу не теряю.
П о л и к с е н а (с нетерпением). Что ж это бабушка-то так долго?
Ф и л и ц а т а. Должно быть, зашла к Кирилушке.
П о л и к с е н а. К какому Кирилушке?
Ф и л и ц а т а. Блаженненький тут есть, просто сказать, дурачок.
П о л и к с е н а. Так зачем она к нему?
Ф и л и ц а т а. За советом. Ведь твоя бабушка умная считается; за то и умной зовут, что все с совету делает. Какая ж бы она умная была, кабы с дураком не советовалась.
П о л и к с е н а. Да об чем ей советоваться?
Ф и л и ц а т а. А как тебя тиранить лучше. Ты думаешь, своим-то умом до этого скоро дойдешь? Нет, матушка, на все на это своя премудрость есть. Вот позвонил кто-то. Ты поди к себе, посиди пока, да погоди сокрушаться-то! Бог не без милости, казак не без счастья.

Поликсена уходит. Входит Мавра Тарасовна и садится к столу.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Мавра Тарасовна, Филицата.

Ф и л и ц а т а. (подобострастно). Утрудились?
М а в р а Т а р а с о в н а. Никто меня не спрашивал?
Ф и л и ц а т а. Амос Панфилыч раза два наведывались, в город ехать сбираются.
М а в р а Т а р а с о в н а. Подождет, не к спеху дело-то. Вели сказать ему, чтобы зашел через полчаса. Пошли ко мне Поликсену!
Ф и л и ц а т а (в дверь Поликсене). Поди, бабушка тебя кличет. (Уходит.)

Входит Поликсена.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Мавра Тарасовна, Поликсена.

М а в р а Т а р а с о в н а. Ты, миленькая, помимо нашей воли, своим умом об своей голове рассудила? Нешто так можно?
П о л и к с е н а. Я пойду за того, кого люблю.
М а в р а Т а р а с о в н а. Да, пойдешь, если позволят.
П о л и к с е н а. Вы меня приданым попрекали; я пойду за него без приданого - возьмите себе мое приданое!
М а в р а Т а р а с о в н а. Ты меня, миленькая, подкупить не хочешь ли? Нет, я твоим приданым не покорыстуюсь; мне чужого не надо; оно тебе отложено и твое всегда будет. Куда бы ты ни пошла из нашего дому, оно за тобой пойдет. Только выходов-то тебе немного: либо замуж по нашей воле, либо в монастырь. Пойдешь замуж - отдадим приданое тебе в руки, пойдешь в монастырь - в монастырь положим. Хоть и умрешь, боже сохрани, за тобой же пойдет, - отдадим в церковь на помин души.
П о л и к с е н а. Я пойду за того, кого люблю.
М а в р а Т а р а с о в н а. Коли тебе такие слова в удовольствие, так, сделай милость, говори. Мы тебя, миленькая, не обидим, говорить не закажем.
П о л и к с е н а. Зачем вы меня звали?
М а в р а Т а р а с о в н а. Поговорить с тобой. Сделаем-то мы по-своему, а поговорить с тобой все-таки надо.
П о л и к с е н а. Ну вот вы слышали мой разговор?
М а в р а Т а р а с о в н а. Слышала.
П о л и к с е н а. Может быть, вы не хорошо расслушали, так я вам еще повторю: я пойду за того, кого люблю. Нынче всякий должен жить по своей воле.
М а в р а Т а р а с о в н а. Твои "нынче" и "завтра" для меня все равно что ничего; для меня резонов нет. Меня не то что уговорить, в ступе утолочь невозможно. Не знаю, как другие, а я своим характером даже очень довольна.
П о л и к с е н а. А у меня характер: делать все вам напротив; и я своим тоже очень довольна.
М а в р а Т а р а с о в н а. Так, миленькая, мы и запишем.

Поликсена уходит. Входит Филицата.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Мавра Тарасовна, Филицата.

М а в р а Т а р а с о в н а. Поди-ка ты сюда поближе!
Ф и л и ц а т а. Ох, иду, иду. (Подходит.) Виновата. (Кланяется, касаясь рукой пола.)
М а в р а Т а р а с о в н а. Мне из твоей вины не шубу шить. Как же это ты недоглядела? Аль, может, и сама подвела?
Ф и л и ц а т а. Ее дело молодое, а все одна да одна, - жалость меня взяла... ну, думаешь: поговорят с парнем, да и разойдутся. А кто ж их знал? Видно, сердце-то не камень.
М а в р а Т а р а с о в н а. Уж очень ты жалостлива. Ну сбирайся!
Ф и л и ц а т а. Куда сбираться?
М а в р а Т а р а с о в н а. Со двора долой. В хорошем доме таких нельзя держать.
Ф и л и ц а т а. Вот выдумала! А еще умной называешься. Кто тебя умной-то назвал, и тот дурак. Сорок лет я в доме живу, отца ее маленьким застала, все хороша была, а теперь вдруг и не гожусь.
М а в р а Т а р а с о в н а. С летами ты, значит, глупеть стала.
Ф и л и ц а т а. Да и ты не поумнела, коли так нескладно говоришь. Виновата я, ну, побей меня, коли ты хозяйка; это по крайности будет с умом сообразно; а то на-ка, с двора ступай! Кто ж за Поликсеной ходить-то будет? Да вы ее тут совсем уморите.
М а в р а Т а р а с о в н а. Что за ней ходить, она не маленькая.
Ф и л и ц а т а. И велика, да хуже маленькой. Я вчера, как мы из саду вернулись, у ней изо рту коробку со спичками выдернула. Вот ведь какая она глупая! Нешто этим шутят?
М а в р а Т а р а с о в н а. Кто захочет что сделать над собой, так не остановишь. А надо всеми над нами бог, - это лучше нянек-то. А тебя держать нельзя, ты больно жалостлива.
Ф и л и ц а т а. Такая уж я смолоду. Не к одной я к ней жалостлива, и к тебе, когда ты была помоложе, тоже была жалостлива. Вспомни молодость-то, так сама внучку-то пожалеешь.
М а в р а Т а р а с о в н а. Нечего мне помнить, чиста моя душенька.
Ф и л и ц а т а. А ты забыла, верно, как дружок-то твой вдруг налетел? Кто на часах-то стоял? Я от страху-то не меньше тебя тряслась всеми суставами, чтобы муж его тут не захватил. Так меня после целую неделю лихорадка била.
М а в р а Т а р а с о в н а. Было, да быльем поросло, я уж в этом грехе и каяться перестала. И солдатик этот бедненький давно помер на чужой стороне.
Ф и л и ц а т а. Ох, не жив ли?
М а в р а Т а р а с о в н а. Никак нельзя ему живым быть, потому я уж лет двадцать за упокой его души подаю, так нешто может это человек выдержать.
Ф и л и ц а т а. Бывает, что и выдерживают.
М а в р а Т а р а с о в н а. Что я прежде и что теперь - большая разница: я теперь очень далека от всего этого и очень высока стала для вас, маленьких людей.
Ф и л и ц а т а. Ну, твое при тебе.
М а в р а Т а р а с о в н а. Так ты пустых речей не говори, а сбирайся-ка, подобру-поздорову! Вот тебе три дня сроку!
Ф и л и ц а т а. Я хоть сейчас. Поликсену только и жалко, а тебя-то, признаться, не очень. (Отворив стеклянную дверь.) Матушка, да вот он!
М а в р а Т а р а с о в н а. Кто он-то?
Ф и л и ц а т а. Сила Ерофеич твой! (Уходит.)

Входит Грознов.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Мавра Тарасовна, Грознов, потом Филицата.

Г р о з н о в. Здравия желаю!
М а в р а Т а р а с о в н а. Батюшки! Как ты? Кто тебя пустил?
Г р о з н о в. Меня-то не пустить, Грознова-то? Да кто ж меня удержит? Я Браилов брал, на батареи ходил.
М а в р а Т а р а с о в н а. Да уж не окаянный ли ты, не за душой ли моей пришел?
Г р о з н о в. Нет, на что мне душа твоя? Давай жить да друг на друга любоваться.
М а в р а Т а р а с о в н а. Да как же ты жив-то? Я давно, как ты в поход ушел, тебя за упокой поминаю. Видно, не дошла моя грешная молитва?
Г р о з н о в. Я добрей тебя, я молился, чтобы тебе бог здоровья дал, чтобы нам опять свидеться. Да вот и дожил до радости.
М а в р а Т а р а с о в н а. Ну, сказывай, не томи, зачем ты теперь ко мне-то!
Г р о з н о в. Да ты помнишь клятву, свою клятву страшную?
М а в р а Т а р а с о в н а. Ох, помню, помню. Как ее забудешь? Ну чего ж тебе от меня надобно?
Г р о з н о в. Хочу стать к тебе на квартиру. Выберу у тебя гостиную, которая получше, да и оснуюсь тут; гвоздей по стенам набью, амуницию развешаю.
М а в р а Т а р а с о в н а. Ах, беда моей головушке!
Г р о з н о в. А вы каждое утро ко мне всей семьей здороваться приходите, в ноги кланяться, и вечером опять то же, прощаться, покойной ночи желать. И сундук ты тот, железный, ко мне в комнату под кровать поставь.
М а в р а Т а р а с о в н а. Да как ты, погубитель мой, про сундук-то знаешь?
Г р о з н о в. Грознов все знает, все.
М а в р а Т а р а с о в н а. Варвар ты был для меня, варвар и остался.
Г р о з н о в. Нет, не бранись, я шучу с тобой.
М а в р а Т а р а с о в н а. Так денег, что ль, тебе нужно?
Г р о з н о в. И денег мне твоих не надо, у меня свои есть. На что мне? Я одной ногой в могиле стою; с собой не возьмешь.
М а в р а Т а р а с о в н а. Мне уж и не понять, чего ж тебе.
Г р о з н о в (утирая слезы). Угол мне нужен - век доживать, угол - где-нибудь в сторожке, подле конуры собачей.
М а в р а Т а р а с о в н а (утирая слезы). Ах ты, миленький, миленький!
Г р о з н о в. Да покой мне нужен, чтобы ходил кто-нибудь за мной: тепленьким когда напоить, - знобит меня к погоде. У тебя есть старушка Филицата - вот бы мне и нянька.
М а в р а Т а р а с о в н а. А я только что ее прогнать рассудила.
Г р о з н о в. Ну, уж для меня сделай милость! Не приказываю, а прошу.
М а в р а Т а р а с о в н а. Чего я для тебя не сделаю! Все на свете обязана.
Г р о з н о в (оглядывая комнату). А то, нет, где уж мне в такие хоромы! Ты пшеничная, ты в них и живи; а я аржаной - я на дворе.
М а в р а Т а р а с о в н а (с чувством). А еще-то чего ты, сирота горькая, от меня потребуешь?
Г р о з н о в. Еще потребую, за тем пришел, только уж не много и никакого тебе убытку.
М а в р а Т а р а с о в н а. Только б не деньги, да чести моей посрамления не было; а то все с великим удовольствием. Вижу я, не грабитель ты... а как есть степенный человек стал; так уж мне и горя нет, и не задумаюсь, а всякую твою волю исполню.
Г р о з н о в. Ну и ладно, ну и ладно.
М а в р а Т а р а с о в н а. И в ножки я тебе поклонюсь, только сними ты с меня ту прежнюю клятву, страшную.
Г р о з н о в. А! что! Вот ты и знай, какой Грознов!
М а в р а Т а р а с о в н а. Каково жить всю жизнь с такой петлей на шее! Душит она меня.
Г р о з н о в. Сниму, сниму, - другую возьму, полегче.
М а в р а Т а р а с о в н а. Да я и без клятвы для тебя все...
Г р о з н о в. А сделаешь - так и шабаш: вничью разойдемся. Вот и надо бы мне поговорить с тобой по душе, хорошенько!
М а в р а Т а р а с о в н а. Так пойдем ко мне в комнату! Филицата!

Входит Филицата.

Чай-то готов у меня?
Ф и л и ц а т а. Готов, матушка, давно готов.
М а в р а Т а р а с о в н а. Подай рому бутылку, водочки поставь, пирожка вчерашнего - ну, там, что следует.
Ф и л и ц а т а. Слушаю, матушка. (Уходит.)
Г р о з н о в. Говорят, тебе ундер нужен.
М а в р а Т а р а с о в н а. Да, миленький, ищем мы ундера-то, ищем.
Г р о з н о в. Так чего ж тебе лучше, - вот я!
М а в р а Т а р а с о в н а. Значит, и жалованье тебе положить?
Г р о з н о в. Так неужто задаром? Я везде хорошее жалованье получал, я кавалерию имею.
М а в р а Т а р а с о в н а. А много ль с нас-то запросишь?
Г р о з н о в. Четырнадцать рублей двадцать восемь копеек с денежкой, я на старый счет.
М а в р а Т а р а с о в н а. Ну, уж с нас-то возьми, по знакомству, двенадцать.
Г р о з н о в. Ах, ты! (Топнув ногой.) Полтораста.
М а в р а Т а р а с о в н а. Ну, четырнадцать так четырнадцать... Четырнадцать, четырнадцать, я пошутила.
Г р о з н о в. Не четырнадцать, а четырнадцать двадцать восемь копеек с денежкой. И денежки не уступлю. А как харчи?
М а в р а Т а р а с о в н а. Харчи у нас людские - хорошие, по праздникам водки подносим; ну, а тебя-то когда Филицата и с нашего стола покормит.
Г р о з н о в Я разносолов ваших не люблю, мне что помягче.
М а в р а Т а р а с о в н а. Да, да, состарился ты, ах как состарился!
Г р о з н о в. Кто? я-то? Нет, я еще молодец, я куда хочешь. А вот ты так уж плоха стала, больно плоха.
М а в р а Т а р а с о в н а. Что ты, что ты! Я еще совсем свежая женщина.
Г р о з н о в. А как жили-то мы с тобой, помнишь, там, в Гавриковом, у Богоявленья?
М а в р а Т а р а с о в н а. Давно уж время-то, много воды утекло.
Г р о з н о в. Теперь только мне и поговорить-то с тобой; а как поселюсь в сторожке, так ты барыня, ваше степенство, а я просто Ерофеич.

Входит Филицата.

Ф и л и ц а т а. Пожалуйте! Готово!
М а в р а Т а р а с о в н а. Ну, пойдем. Закуси чем бог послал. (Филицате.) Коли кто спросит, так вели здесь подождать! (Уходит; Грознов за ней.)

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Ф и л и ц а т а (одна). Ну, как мне себя не хвалить! Добрая-то я всегда была, а ума-то я в себе что-то прежде не замечала, все казалось, что мало его, не в настоящую меру; а теперь выходит, что в доме-то я умней всех. Вот чудо-то: до старости дожила, не знала, что я умна. Нет, уж я теперь про себя совсем иначе понимать буду. Какую силу сломили! Ее и пушкой-то не прошибешь, а я вот нашла на нее грозу.

Входят Барабошев и Мухояров.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Филицата, Барабошев, Мухояров.

Б а р а б о ш е в. Но где же маменька?
Ф и л и ц а т а. Подождать приказано.
Б а р а б о ш е в. У нас серьезное финансовое дело, никакого замедления не терпит.
Ф и л и ц а т а. У тебя серьезное, а у нас еще серьезнее. Там у нее ундер.
Б а р а б о ш е в. Ундер - чин незначительный.
Ф и л и ц а т а. Незначительный, а беспокоить не велели. Да авось над нами не каплет, подождать-то можно.

Голос Мавры Тарасовны: "Филицата!"

Вон, зовут! (Уходит.)
Б а р а б о ш е в. Никандра, наши обстоятельства в упадке, в таком кризисе будь в струне!
М у х о я р о в. Первый голос вы, а я вам акомпаниман.

Выходит Филицата.

Ф и л и ц а т а (говорит в дверь). Хорошо, матушка. А Платон сейчас будет здесь, он тут недалеко.
Б а р а б о ш е в. Какой Платон, и какая в нем в настоящую минуту может быть надобность?
Ф и л и ц а т а. Дело хозяйское, не наше. (У двери Поликсены.) Красавица, утри слезки-то да выползай! (Отворяя стеклянную дверь.) Платоша, требуют!
Б а р а б о ш е в. Для чего этот весь конгресс, это даже трудно понять.
М у х о я р о в. Я так по всему заключаю, что тут будет для нас с вами неожиданный оборот.

Входят: Мавра Тарасовна, Поликсена, Платон и Грознов.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Барабошев, Мухояров, Мавра Тарасовна, Поликсена, Платон, Грознов, Филицата.

М а в р а Т а р а с о в н а. Здравствуйте! Садитесь все!

Все садятся, кроме Филицаты и Грознова, который стоит бодро, руки по швам.

Вот, миленькие мои, вздумала я порядок в доме завести, вздумала, да и сделала. Первое дело, чтоб порядок был на дворе, наняла я ундера. Амос Панфилыч, вот он!
Г р о з н о в. Здравия желаю, ваше степенство!
Б а р а б о ш е в. Как прозываешься, кавалер?
Г р о з н о в. Сила Ерофеич Грознов.
Б а р а б о ш е в. Ундер в порядке: и нашивки имеет и кавалерию; я его одобряю.
Г р о з н о в. Ради стараться, ваше степенство!
М а в р а Т а р а с о в н а. Я тебе, Ерофеич, весь наш дом под присмотр отдаю: смотри ты за чистотой на дворе, за всей прислугой, ну и за приказчиками не мешает, чтоб раньше домой приходили, чтоб по ночам не шлялись. (Мухоярову.) А вы его уважайте! Ну, теперь на дворе хорошо будет, я покойна; надо в доме порядок заводить. Слышала я, Платон, что заставляли тебя меня обманывать, фальшивые отчеты писать.
П л а т о н. Про хозяина сказать не смею, а Мухояров заставлял, это точно.
М а в р а Т а р а с о в н а. И деньги тебе, миленький, обещал, да ты сказал, что тысячи рублей не возьмешь?
П л а т о н. Да напрасно меня и просить, это смешно даже.
М а в р а Т а р а с о в н а. Вот, для порядку, и назначаю я Платона главным приказчиком и всю торговлю и капитал ему доверяю.
Б а р а б о ш е в. Но он несостоятельный должник, у меня его вексель.
М а в р а Т а р а с о в н а. Дай-ка вексель-то сюда!

Барабошев подает.

Вот тебе и вексель. (Разрывает и бросает на пол.)
Б а р а б о ш е в. Маменька, у меня к вам финансовый вопрос.
М а в р а Т а р а с о в н а. Погоди, и до тебя очередь дойдет.
М у х о я р о в. Значит, я своей должности решен?
М а в р а Т а р а с о в н а. Нет, зачем же! Ты умел над Платоном шутить; так послужи теперь у него под началом! А вот тебе работа на первый раз! Поди напиши билетец: "Мавра Тарасовна и Амос Панфилыч Барабошевы, по случаю помолвки Поликсены Амосовны Барабошевой с почетным гражданином Платоном Иванычем Зыбкиным, приглашают на бал и вечерний стол". А число мы сами поставим.
П о л и к с е н а. Бабушка, так Платоша мой? Ну, вот я говорила.
М а в р а Т а р а с о в н а. Никто не отнимает, не бойся!
П о л и к с е н а (Платону). Пойдем в гостиную, к роялю, я тебе спою "Вот на пути село большое".
М а в р а Т а р а с о в н а. Сиди, сиди, что заюлила!
Б а р а б о ш е в. Но как же, маменька, генерал?
М а в р а Т а р а с о в н а. Куда уж нам; высоко очень.
Б а р а б о ш е в. Значит, Пустоплесов над нами преферанс возьмет?
Ф и л и ц а т а. Ты у меня про Пустоплесова-то спроси! У них вчера такая баталия была, что чудо. Сам-то пьяный согрубил что-то жениху, так тот за ним по всему дому не то с саблей, не то с палкой бегал, уж не знаю хорошенько. Так все дело и врозь.
Б а р а б о ш е в. В таком случае, я на этот брак согласен. Но, маменька, финансовый вопрос... Мне надо в город ехать, по векселям платить.
М а в р а Т а р а с о в н а. Ты хотел Платона-то в яму сажать, так не сесть ли тебе, миленький, самому на его место. На досуге там свой цапцапарель попьешь, лик-то у тебя прояснится.
Б а р а б о ш е в. Если со мной такое кораблекрушение последует, так на все семейство мораль; а мы затеваем бракосочетание и должны иметь свой круг почетных гостей.
М а в р а Т а р а с о в н а. А не хочешь в яму, так Платону кланяйся, чтоб он заплатил за тебя; и уж больше тебе доверенности от меня не будет.
П л а т о н. Вот она правда-то, бабушка! Она свое возьмет.
М а в р а Т а р а с о в н а. Ну, миленький, не очень уж ты на правду-то надейся! Кабы не случай тут один, так плакался бы ты с своей правдой всю жизнь. А ты вот как говори: не родись умен, а родись счастлив... вот это, миленький, вернее. Правда - хорошо, а счастье лучше!
Ф и л и ц а т а (Грознову). Ну-ка, служивый, поздравь нас.
Г р о з н о в. Честь, имею поздравить Платона Иваныча и Поликсену Амосовну! Тысячу лет жизни и казны несметное число! Ура!

1876