Александр Образцов

Отцовская жилка
/комедия/
Действующие лица
ХАРИТОНОВ
ПЕРСИДСКАЯ
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ
ЛИФУШИ
БИЛЛ
МИЛА



ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
Утро. В большой комнате солнце, гремит утренняя музыка прежних лет, записанная на SD. Харитонов делает утреннюю гимнастику. Долго, рекордно отжимается от пола, считая при этом срывающимся шепотом: "сто тридцать один... сто тридцать два... сто... сорок... восемь... сто... сто... сто...", валится без сил.
Поднимается, пьет чай из носика, крякает. Уходит в ванную. Громко поет песню "Эх, дороги!.." Возвращается. Смотрит на часы.
ХАРИТОНОВ. Все еще не спишь, Билл?.. (Набирает очень длинный номер.) Алло, Билл?.. Здравствуй, друг. Это Агафон Ильич Харитонов тебя поднял... Да ты не вякай, твое дело меня выслушать и точка. Слушай. Сегодня я тебе о хоккее свои соображения... Вот черт старый. (Снова набирает номер). Ты трубку не бросай, Билл! А то я не посмотрю, что мы на Эльбе обнимались, а приеду и всю твою морду американскую... Снова бросил. (Набирает номер). Я в последний раз тебя предупреждаю, я тебе не китайское правительство...
Входит Персидская.
ПЕРСИДСКАЯ (решительно). Папа, достаточно!
ХАРИТОНОВ. Не понял?
ПЕРСИДСКАЯ. Я говорю - достаточно! Я вчера уплатила за твои переговоры три тысячи!
ХАРИТОНОВ. Так это ты нас разъединяла?
ПЕРСИДСКАЯ. Лазарь залез в долги!
ХАРИТОНОВ. Ты посмела разъединить двух старых боевых друзей?
ПЕРСИДСКАЯ (вне себя). На том свете наговоритесь!
ХАРИТОНОВ. Так. Здесь восьмой этаж.
Подходит к окну, распахивает створки.
ПЕРСИДСКАЯ. Ты куда?
ХАРИТОНОВ. На встречу со своими боевыми друзьями. Только ты, сучка, не забудь установить в моей могиле Е-mail.
ПЕРСИДСКАЯ. Лазарь! Лазарь!
Вбегает Лазарь Моисеевич.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Что?
ПЕРСИДСКАЯ. Смотри. Он снова нас шантажирует.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Папа, закройте окно.
ХАРИТОНОВ. Буря! Ветры! Вырвите меня из объятий идиотов! Дубы! Сосны! Плакучие березы! Примите под свою сень!
Закрывает окно.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. И чего вы добились, кроме приступа гипертонии у своей единственной дочки?
ХАРИТОНОВ. Ты ее испортил, Лазарь. Она была здорова, когда ты ее принял.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Ваш юмор, папа...
ХАРИТОНОВ. Я тебе не папа! Я тебе отец!
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Отец у меня Моисей...
ХАРИТОНОВ. А теперь я тебе отец!
ПЕРСИДСКАЯ. Какой ты ему отец...
ХАРИТОНОВ. Я его спас от фашизма.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Я, конечно, вам благодарен. И даже от имени государства Израиль готов принести. Куда не имею возможности. Да.
ХАРИТОНОВ. Почему?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Потому что все мои накопления тут же съедают ваши телефонные переговоры. К тому же человек из Америки сейчас спит. Спит, понимаете?
ХАРИТОНОВ. Это Билли спит?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Билл.
ХАРИТОНОВ. Да он никогда не спит. У него даже кровати нет.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Это почему же?
ХАРИТОНОВ. Потому.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Нет, вы объясните мне. Я не понимаю. Он что, нищий?
ХАРИТОНОВ. Ты, Лазарь, простой, как рязанская доярка. Моя дочь выходила за тебя как за мудрого еврея, а ты оказался подменой. Ты не еврей, Лазарь. Ты осетин.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Сначала вы мне объясните, почему у человека из Америки нет кровати, а потом мы решим национальный вопрос.
ХАРИТОНОВ. Да потому что он контуженный, понял? Он сто лет не спит. Весь мир спит, а он ходит из угла в угол и думает. Только и ждет, когда я ему позвоню. Если перевести его бессонницу в нормальную жизнь, то ему уже лет сто сорок. У тебя ухо не еврейское.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Вы меня хотите оскорбить?
ХАРИТОНОВ. Вот еще! Чем тебе осетины не нравятся? Я слышал, один писатель всю жизнь прожил евреем, а потом выяснилось, что он татарин.
ПЕРСИДСКАЯ. Ты хочешь сказать, что я всю жизнь прожила с кавказцем?
ХАРИТОНОВ. Я бы тебя за еврея никогда не отдал,
доча.
ПЕРСИДСКАЯ. Почему? Ты еще и расист, папа. Я всю жизнь прожила очень счастливо. Да.
ХАРИТОНОВ. Но ты прожила как будто с евреем счастливо, а если бы ты знала, что он осетин, ты бы такая не была.
ПЕРСИДСКАЯ. А чем изменится моя жизнь из-за какой-то пятой графы?
ХАРИТОНОВ. Тем и изменится.
ПЕРСИДСКАЯ. Тебе всегда недоставало академического образования. Ты не можешь выразить свою мысль.
ХАРИТОНОВ. Да как ты не поймешь, дуреха, что пока ты жила с евреем, ты готовилась к одному, а с осетином тебя поджидает совсем другое?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Что ее поджидает? Это намек? Почему вы ее не отдали бы за еврея?
ХАРИТОНОВ. Потому что у меня был друг осетин. Он погиб на Одере. И я поклялся, что моя дочь выйдет только за осетина. Что и произошло.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Это наглая ложь! Я настоящий еврей!
ХАРИТОНОВ. Это тебе так хочется. А на самом деле ты чистокровный осетин. Я даже фамилию твою знаю.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Он сумасшедший!
Убегает.
ПЕРСИДСКАЯ. Как его фамилия?
ХАРИТОНОВ. Слушайте, что вы за дураки такие?
ПЕРСИДСКАЯ. Открой мне тайну.
ХАРИТОНОВ. Хорошо. Когда умер Сталин, его верный охранник генерал Власик раздал трех маленьких детей в бездетные семьи. Одна была еврейская, другая русская, а третья китайская. Все, больше ничего не скажу.
ПЕРСИДСКАЯ. Генерал Власик уже сидел.
ХАРИТОНОВ. Я сказал - Носик.
ПЕРСИДСКАЯ. Ты сказал - Власик.
ХАРИТОНОВ. Сказал - Носик. Все. Закрыли тему.
ПЕРСИДСКАЯ. Чьих детей?
ХАРИТОНОВ. Даже под пыткой.
ПЕРСИДСКАЯ. Это ведь Сталина считали осетином? Да?.. Что ты молчишь?
ХАРИТОНОВ. Крепкий был старик.
ПЕРСИДСКАЯ. Вот так ни фига себе... Лазарь! Лазарь!
Уходит.
ХАРИТОНОВ. Ну, события... Однако пора на работу.
Достает из комода автомат "Абакан", цинк патронов 7,62, средства индивидуальной бронезащиты (СИБ), мортиры с боеприпасами комбинированного действия - с дымовыми завесами, аэрозолями, ИК-ловушками, маскирующими от радиолокационного и лазерного облучения, укладывает все в черные сумки. Уходит.

ГОЛОС ПЕРСИДСКОЙ. "Папа, ты когда вернешься?.. Харчо в холодильнике, разогреешь! И рахат-лукум в цветной коробочке!"

Через минуту входит в комнату. Следом за ней Лазарь Моисеевич, чрезвычайно напыщенный.
ПЕРСИДСКАЯ. Повернись.
Лазарь Моисеевич поворачивается. Персидская достает из комода медаль "За победу над Германией" и сравнивает профили.
ПЕРСИДСКАЯ. Что-то есть.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Повешусь.
ПЕРСИДСКАЯ. Обо мне подумал?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Уйдем вместе.
ПЕРСИДСКАЯ. Ты что, персидский царь?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Нет. Не знаю.
ПЕРСИДСКАЯ. Ой, Лазарь, у меня даже мурашки по животу побежали. Неужели так бывает? Это выходит, что от еврея у тебя осторожность, а от осетина решительность. А кто была твоя мать? От матери у тебя терпение. Правильно папа сказал: ухо у тебя от вождя.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Это бездоказательно!! Бездоказательно!!! Сумасшедший старик!! Я вырос в интеллигентной еврейской семье!
ПЕРСИДСКАЯ. Ты нервничаешь, значит ты в чем-то не уверен.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Как я могу быть в чем-то не уверен!..
Хотя... Я всю жизнь одинок. Одинок! И папа, и мама говорили мне "вы". О, боже! Неужели этот ветеран прав?! Повешусь!
ПЕРСИДСКАЯ. Истерик ты в деда по новой матери.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Кто он? Да, скажи мне, кто был мой новый дед по матери?
ПЕРСИДСКАЯ. Ты уже согласен на то, что он был. А кто - это мы сейчас поймем. Скорее всего, он был учитель рисования.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Рисования?! Откуда ты знаешь?
ПЕРСИДСКАЯ. В школе, Лазарь, на уроках рисования дети сводили учителей с ума.

Звонок. Персидская идет в прихожую. Возвращается вместе с Лифуши.
ПЕРСИДСКАЯ. Вы видите, что его нет.
ЛИФУШИ. А кто есть?
ПЕРСИДСКАЯ. Я есть.
ЛИФУШИ. А это кто?
ПЕРСИДСКАЯ. Мой муж.
ЛИФУШИ. У меня ордер на обыск, однако. (Показывает.) Буду искать улики.
ПЕРСИДСКАЯ. У вас странный акцент. Вы японец?
ЛИФУШИ. Китайза.
ПЕРСИДСКАЯ. А ну - повернитесь. Вот так.
Ставит Лифуши рядом с Лазарем Моисеевичем. Достает медаль, сравнивает.
ПЕРСИДСКАЯ. Еще один осетин.
ЛИФУШИ. Китайза.
ПЕРСИДСКАЯ. Ладно дурачиться. Здесь можно говорить по-русски. Вы кто?
ЛИФУШИ. Я ведь вам сказал еще в прихожей - я следователь городской прокуратуры Георгий Лифуши. Вот ордер на обыск. (Показывает.) Мне нужен Харитонов Агафон Ильич.
ПЕРСИДСКАЯ. Ушел на работу.
ЛИФУШИ. В восемьдесят четыре года?
ПЕРСИДСКАЯ. А куда он ушел, по-вашему? По бабам, что ли?
ЛИФУШИ. В какой-то степени - да.
ПЕРСИДСКАЯ. Не стыдно?
ЛИФУШИ. Ни грамма. Совершает налет, потом снимает самых дорогих путан.
ПЕРСИДСКАЯ. Да что вы говорите? Покажите-ка документы.
ЛИФУШИ. Пожалуйста.
Персидская внимательно изучает удостоверение, которое Лифуши держит перед ее глазами.
ПЕРСИДСКАЯ. Хороший ксерокс.
ЛИФУШИ. Можете позвонить в прокуратуру.
ПЕРСИДСКАЯ. Разумеется. Только воспользуюсь "Желтыми страницами".
Ищет телефон прокуратуры, звонит. А в это время Лазарь Моисеевич изучает Лифуши. Он делает это совершенно бесцеремонно, что можно объяснить только его крайней растерянностью. Лифуши также теряется, а затем сатанеет.
ЛИФУШИ (грубо). Вы чего такой..? здесь вам не Кавказ!
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. И этот о Кавказе!
ЛИФУШИ. Что значит - этот? Покажите документы!
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. А! Что теперь документы! Фикция, бумажка одна.
ЛИФУШИ. Я разберусь, где фикция, где не фикция.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Вот мой паспорт. (Достает из кармана пиджака.) Вот военный билет. Вот читательский билет Публичной библиотеки. Вот водительское удостоверение. Вот билет садовода. Вот страховое свидетельство. Вот диплом об окончании пединститута. Вот диплом об окончании юридического факультета. Вот диплом заочника Гарвардского университета. Все. Можете все это сжечь. Все это недействительно.
ПЕРСИДСКАЯ. Здравствуйте. Это прокуратура?.. У вас работает некий Георгий Лифуши, следователь?.. Я понимаю, что много кто работает, но этот называет себя китайцем, вы должны его знать, такое встречается не часто... Пришел нас обыскивать, а удостоверение фальшивое, сделано на ксероксе!.. Пожалуйста, даю ему трубку. (Лазарю Моисеевичу.) Как это - недействительно? Ты в своем уме? Выходит, человек - это просто придаток к своему документу? К тому же я не собираюсь быть замужем за сыном Сталина. Я привыкла, что ты еврей.
ЛИФУШИ. Это ты, Василевский?.. Да нет, все нормально. Это народ шутит. Как будто только родился... И Баграмяна погнали? Во дают!.. Про Маленкова с Булганиным я уже не спрашиваю... А сын маршала Конева?.. Ну да, Жеребятников?.. Полный завал. Всех пометут. Останутся одни Сидоровы. И Харитоновы.
Кладет трубку.
ПЕРСИДСКАЯ. Харитоновы вам дорогу перебежали?
ЛИФУШИ. К слову пришлось.
ПЕРСИДСКАЯ. А почему это у вас в прокуратуре такие фамилии?
ЛИФУШИ. Это чтобы посторонние не рассекретили.
ПЕРСИДСКАЯ. Делать вам нечего. Поэтому изобретаете всякую чушь.
ЛИФУШИ. Чушь, говорите? А вы знаете, что ваш папа подозревается в налетах на банки?
ПЕРСИДСКАЯ. Мой папа в войну был минером. Было бы логичнее подозревать его в постановке фугасов.
ЛИФУШИ. Минером?.. Это интересно. Недавно подорвали нефтяную компанию на Чистых прудах.
ПЕРСИДСКАЯ. "Лукойл", что ли? И много взяли?
ЛИФУШИ. Не ваше дело. Так. (Смотрит документы Персидского.) Хорошее качество.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Какое в этом государстве может быть качество? Так... Вот, смотрите - печать смазана. Здесь вот (листает паспорт) место рождения наврано.
ЛИФУШИ. Здесь написано "Москва". А вы что, на Кавказе родились?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Я родился в Кунцевском районе! На ближней даче! Как и вы, представьте себе!
ЛИФУШИ. Нет, не как я. Я родился в городе Муданьцзян.
ПЕРСИДСКАЯ. Это где такой город? Я считала китайцев культурной нацией.
ЛИФУШИ. Напротив Благовещенска расположен Хуйхэ, а Муданьцзян немного глубже.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Теперь я вижу, что твой папа был прав.
ПЕРСИДСКАЯ. В чем?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. У него действительно ухо как на медали.
ПЕРСИДСКАЯ. Ты хочешь сказать, что он твой сводный брат?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Но хоть мама-то могла быть еврейкой?
ПЕРСИДСКАЯ. Лазарь, ты вернул меня к жизни! Про маму мы забыли! Всегда кажется, что у чудовища дети рождаются от него самого.
ЛИФУШИ. Эй! Вы о чем?
ПЕРСИДСКАЯ. Пойдемте, я вам покажу семейные фото. Может быть, и вы там изображены в этом своем неприличном городе. А то я никогда не могла понять, почему в папиных альбомах столько неизвестных.
ЛИФУШИ. Это вы о Харитонове, Агафоне Ильиче?
ПЕРСИДСКАЯ. Там даже некоторые военачальники. Я у одного адмирала на плече парю. И этот американец, который никогда не спит и разоряет нас по телефону, он там сфотографирован с Теодором Рузвельтом.
ЛИФУШИ. С Франклином?
ПЕРСИДСКАЯ. В том-то и дело, что с Теодором.
ЛИФУШИ. А сам Харитонов там есть?
ПЕРСИДСКАЯ. Нет. Только Билл и Теодор.
ЛИФУШИ. То есть он даже изображения не имеет? Ловко!
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Подозрительностью вы в нашего с вами папу.
ЛИФУШИ. Вы что, тоже китаец?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Нет, я не китаец. Я еврей. Но и вы не китаец. Вы - мой сводный брат.
ЛИФУШИ. В городе Кайфын в средние века жило много тысяч евреев. Но через два поколения они превратились в китайцев. А вот чтобы китаец превращался в еврея - этого не было.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Ну, это спорный вопрос...
ЛИФУШИ. Посольство Петра Первого превратилось в китайцев еще быстрее...
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. А в этом я и не сомневался...
ЛИФУШИ. Значит, у вас в паспорте и век рождения бракованный?
ПЕРСИДСКАЯ. Вы бы могли свои прокурорские штучки в семье не проявлять? Пойдемте со мной, я вам сварю хороший кофе.
Персидская и Лифуши уходят. Лазарь Моисеевич некоторое время задумчиво разглядывает медаль. Затем пробует рассмотреть свое ухо в зеркале.
ГОЛОС ПЕРСИДСКОЙ. Ну, Жора! Это неприлично!
Лазарь Моисеевич забывает об ухе, используя его по назначению. И его уж нет. Комната какое-то время пуста. Затем в окно влетает альпинистская "кошка". Еще через несколько минут там появляется Харитонов. Спрыгивает с подоконника на пол. Следом за ним по веревочной лестнице заползает Мила.
МИЛА (тяжело дыша). Ну, дедушка, такого я еще не преодолевала...
ХАРИТОНОВ. Я тебе не дедушка. Будем заниматься серьезным делом. Мне нужен нормальный сын, которому можно оставить родную землю и спокойно уйти. Будем делать сына, пока не сделаем. А ты увлекаешься какой-то чепухой. Что тебе, денег не хватает? Чего тебе надо? С утра тебе надо корову подоить, а в субботу в бане попариться. И детей нарожать для своей Родины. Давай, раздевайся и лезь в кровать. Я сейчас приду.
МИЛА. Какая же это кровать? Это солдатская койка. Я не привыкла.
ХАРИТОНОВ. Потому вы и не можете родить нормального пацана. Надо, чтобы койка скрипела, визжала и ерзала! Чтобы вся природа участвовала в гонке сперматозоидов!
МИЛА. На водяном матрасе лучше.
ХАРИТОНОВ. Я лучше знаю, где лучше. Лучше всего на голой земле, среди кочек, у догорающего костра, чтобы тебе в глаз в этот момент вонзилась Полярная звезда.
МИЛА (игриво). Вы прям-таки извращенец.
ХАРИТОНОВ. На воспитание сына я тебе оставлю сто тысяч долларов.
МИЛА. Вы что, серьезно думаете, что я стану рожать?
ХАРИТОНОВ. Серьезно.
МИЛА. От вас?
ХАРИТОНОВ. Не от нас, а от меня лично.
МИЛА. Откуда у вас сто тысяч?
ХАРИТОНОВ. От верблюда.
МИЛА. Сто тысяч мало.
ХАРИТОНОВ. Это в случае моей смерти. А я еще лет сорок протяну.
МИЛА. Вы?
ХАРИТОНОВ. Ты через сорок лет не захочешь никаких денег. После пятого ребенка станешь как шелковая.
МИЛА. Но я люблю это делать! Люблю! А рожать я не собираюсь. Со ссаными пеленками, с горшками... тьфу!
ХАРИТОНОВ. Давай, ложись.
МИЛА. Ты, дед, с ума сошел.
ХАРИТОНОВ. Двести.
МИЛА. Что?
ХАРИТОНОВ. Двести тысяч долларов. Наличными. После третьего месяца еще сто. После родов еще двести.
МИЛА (пауза). Серьезное предложение.
ХАРИТОНОВ. Два банка на тебя трачу.
МИЛА. А гарантии?
ХАРИТОНОВ. Подруги у тебя жидковаты. Как безродные кобылы.
МИЛА. Жадные потому что. А от всякой работы надо получать удовольствие.
ХАРИТОНОВ. Долго я тебя искал, подходящую.
МИЛА. Деньги при вас?
ХАРИТОНОВ. Деньги получишь на месяц вперед, по среднему. А потом, при отсутствии этих самых дел - все полностью.
МИЛА. Ага. Я, значит, залечу, а тебя кондратий хватит.
ХАРИТОНОВ. Во-первых, не хватит. А во-вторых, составим нормальное завещание. Только не вздумай девку рожать. У меня уже есть одна.
МИЛА (подойдя к комоду). О! Твоя, что ли? "За победу над Германией". Ты что, с Германией воевал? С ума сошел?
ХАРИТОНОВ. Положи на место.
МИЛА. А это кто тут выбит? Чеченец, что ли?
ХАРИТОНОВ. Это отец.
МИЛА. Твой?
ХАРИТОНОВ. Отец народов. И каждого отдельного гражданина. Твой дед.
МИЛА. Ну, блин, вы и повеселились.
ХАРИТОНОВ. Жить поедем в деревню.
МИЛА. Ты прям как Лев Толстой.
ХАРИТОНОВ. А ты откуда про Толстого слышала?
МИЛА. В кино я снималась в роли Анны Карениной.
ХАРИТОНОВ. В каком еще кино?
МИЛА. Во французском. С Жераром Депардье в роли Вронского.
ХАРИТОНОВ. А мужа кто играл?
МИЛА. А, хмырь какой-то. Николсон, что ли? Есть такой?
ХАРИТОНОВ. Не знаю я ваших этих кривляк. Для меня интереснее Сергей Бондарчук. Его фильмы помимо игры еще и насыщены солдатами. Солдат дает лучшее потомство в мире.
МИЛА. Нет, полковник еще туда-сюда. А какой-то майор так замучает, что всю армию возненавидишь. Хотя иногда бывают клевые генералы. Пупсики.
ХАРИТОНОВ. Забудь все как страшный сон. Отныне ты целка.
МИЛА. Спасибо.
ХАРИТОНОВ. Начнем историю страны с самого начала.
МИЛА. Где-то я читала про это. В Священном писании.
ХАРИТОНОВ. Такая начитанная, а ведешь себя нехорошо.
МИЛА. А что такое хорошо и что такое плохо?
ХАРИТОНОВ. Хорошо - это содействовать жизни, а не смерти.
МИЛА. Ага. Ты сделаешь мне пацана, а он вырастет и уничтожит полстраны.
ХАРИТОНОВ. Что ж делать.
МИЛА. А так я приношу людям радость.
ХАРИТОНОВ. Какая же это радость?
МИЛА. Мне лучше знать.
ХАРИТОНОВ. Ты их расслабляешь. Конфет много есть вредно.
МИЛА. Ты, дед, был бы лет на пятьдесят моложе, я бы тебя бесплатно полюбила. Может, мы по времени не совпали?
ХАРИТОНОВ. У меня большой опыт жизни. Я тебя нашел, я те-бе вручаю эстафету. Остальное все - мещанские страхи для серых мышей.
МИЛА. Самое удивительное, что у тебя башка сохранилась.
ХАРИТОНОВ. И не только.
МИЛА. Фу, господи! Даже меня покраснеть заставил.
ХАРИТОНОВ. Хватит болтать. Ложись. Я сейчас приму усилительного.
Выходит.
Мила, пожав плечами, начинает раздеваться.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ
Та же комната.
Мила держит в руках ребенка, сюсюкает. Лазарь Моисеевич с дрелью стоит на табуретке, в свою очередь поставленной на стол у окна.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Вам лучше выйти. Я сейчас буду сверлить.
МИЛА. Не меня ведь.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ (покраснев). В той роли, в какой вы являетесь мне тещей, а ваша дочь, следовательно, мне свояченница или кто-то еще, да еще и прямые родственные связи приписал сумасшедший старик так, что я не хочу даже обдумывать, - попрошу вас со мной не касаться этих тем.
МИЛА. Каких еще тем?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Вы знаете - каких.
МИЛА. А вам не нравится, когда вас женщина берет за галстук?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Мне все в этот последний год не нравится!
МИЛА. А что у вас изменилось? У вас ничего не изменилось. Как жили в большой комнате так и живете.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Вы не можете это понять! В квартире был сообразный с природой порядок. Весной пальто отдавались в химчистку, вся зимняя обувь пропитывалась кремом, в один из апрельских дней мы с женой выходили на асфальт уже одетые для другой жизни, понимаете? Это как гимн! И вы все порушили! С этими вашими дребезжаньями!
МИЛА. Что еще за дребезжанья?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Вы вносите в симфонию жизни половые нотки, дребезжанье! Причем это происходит постоянно, днем и ночью, в будни и праздники! Вы даже рожая испытывали оргазм!
МИЛА. Откуда вам известно?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. У вас это в глазах!
МИЛА. И у вас.
Лазарь Моисеевич хватает ртом воздух и неожиданно начинает сверлить стену. Ребенок орет. Мила орет на ребенка. Проходит две минуты, наполненных ревом. Входит Билл. Он в ватнике и валенках.
Сверление прекращается, потому что Лазарь Моисеевич вывел сверло вон. Ребенок прекращает орать из любопытства. Мила - из-за Билла. Она тут же начинает поводить плечом, поднимать бровь, перегибаться.
БИЛЛ. Здесь крик. Что здесь?
МИЛА. Готовимся к митингу, дедуля.
БИЛЛ. Митинг? Вы еще хотите митинг?
МИЛА. Ты не понял. Этот митинг другой, не тот, чем вы нас заразили. (Лазарю Моисеевичу.) Ну? Что вы уши развесили? Выводите кабель! Агафон с Жорой там болтаются из-за вас как сардельки!
В окне появляются недовольные лица Харитонова и Лифуши - и уплывают с альпинистскими веревками над головами.
Лазарь Моисеевич просовывает кабель в отверстие.
БИЛЛ. Митинг - собачья свадьба.
МИЛА. Слушай, Билл, ты где прописан? В каком штате?
БИЛЛ. Штат Мичиган, город Гранд-Рапидс. Американец не имеет прописку. Он свободен.
МИЛА. Так какого же хера ты приехал в гости и учишь хозяев жить? Тебе ватник дали?
БИЛЛ. Ну.
МИЛА. Валенки? Нравятся тебе валенки?
БИЛЛ. Ну.
МИЛА. А ты в своей Америке можешь достать такие валенки и такой ватник?
БИЛЛ. Видимо, нет. Скорее всего.
МИЛА. А мы тебе еще в дорогу подарим два ватника и три пары валенок, чтобы ты там не мерз. Если ты, конечно, еще хочешь вернуться в свою страну. Там ведь скучно, Билл? Там ведь девушка бесплатно даже не пукнет.
БИЛЛ. Нет. Не пукнет.
МИЛА. А мы вообще не пукаем, потому что у нас все натуральное. Валенки у тебя из войлока, а ватник - чистое хабе. Поэтому наша девушка, если надо, родит от ветерана войны. И не пукнет.
БИЛЛ. Мне хочется взять тебя в гости штат Мичиган.
МИЛА (Лазарю Моисеевичу). Вы долго там будете стоять? Или уж тогда, если бесполезно проводите время, то хотя бы участвуйте в беседе. А то о нас, о русских, такая слава идет, как будто мы только мычать можем.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Я - не русский, как вам известно.
МИЛА. Да бросьте вы. Если вы попали в эту страну, то вы уже русский. И с этим ничего не поделаешь. Правда, Билл?
БИЛЛ. Правда. Мне нравится правда. Здесь она есть.
МИЛА. Давайте проверим аппаратуру. (Берет микрофон. Когда она говорит, из-за окна раздается звук Красной площади Первого мая.) "Раз. Раз-два-три. Раз. Как слышимость? Прием. Муська не желает спатиньки. Мусенька спатеньки... снова обоссалась, зараза!"
Мила пеленает ребенка. Лазарь Моисеевич улыбается Биллу с видом "что с них возьмешь?" и лезет со стола. Входят Харитонов и Лифуши.
ХАРИТОНОВ. Привет, Билл. Есть контакт?
БИЛЛ. Хочу попросить у тебя, Агафон, одолжение.
ХАРИТОНОВ. Проси, Билл. Обычно ведь мы что-то просим.
Сразу скажу - не дам!.. Ну-ну, я пошутил.
БИЛЛ. Я хочу попросить у тебя, Агафон, Милу.
ХАРИТОНОВ. Если для баловства - не дам.
БИЛЛ. Что есть - баловство?
ХАРИТОНОВ. Это разврат по-вашему. Для разврата не дам. Еле вытащил ее оттуда.
БИЛЛ. Мне хочется, чтобы она родила мне Муську. Дам много денег. Я богат.
ХАРИТОНОВ. Ты, Билл, ставишь меня в трудное положение. Хорошо, что я не алеут. А то пришлось бы мне ее тут же собирать в дорогу. Дело в том, Билл, что Муську ты можешь взять и воспитывать как свою. Здесь масса преимуществ. Во-первых, Мила не выбъется из графика. Во-вторых, ты сам сбережешь свои силы для воспитания молодежи в духе уважения к ветеранам. А в-третьих, Муська будет распространять в Соединенных Штатах харитоновскую породу.
БИЛЛ. Но мне, Агафон, не трудно потратить свои силы. Мне это хорошо.
ХАРИТОНОВ. Это тебе так кажется. На самом деле это не так просто.
БИЛЛ. Нет, я помню. Было хорошо.
ХАРИТОНОВ. То, что было хорошо, Билл, в сорок пятом, сейчас может оказаться смертельным. Я не могу рисковать жизнью своего боевого друга.
БИЛЛ. Мы можем сделать это в клинике. Я богат.
ХАРИТОНОВ. У нас с Милой заключен договор, Билл. Она обязалась родить мне сына. И она никуда не поедет, пока не выполнит обещание.
БИЛЛ. О! Так у вас контракт?
ХАРИТОНОВ. Ну да. Контракт.
БИЛЛ. Нет проблем. Я плачу неустойку.
ХАРИТОНОВ. Жора, ты мне требуешься как юрист.
ЛИФУШИ. В условиях договора значится, что в случае его расторжения по вине истицы она должна продолжать выполнять свои обязанности уже в роли условно осужденной. В случае последующих расторжений срок ее условного осуждения увеличивается кратно вплоть до пожизненного.
БИЛЛ. Агафон, я согласен, если Мила родит мне Муську здесь.
ЛИФУШИ. Если истица до выполнения своих договорных обязательств сделает попытку нарушить условия персонального обеспечения проекта это приравнивается к побегу и влечет за собой применение так называемого пояса верности.
БИЛЛ. Я согласен на баловство, без рождения Муськи. Это не разврат, Агафон, а лав стори. Встреча на Эльбе.
ХАРИТОНОВ. Жора, он меня берет за горло. Я не могу преступить фронтовую дружбу. Билл, эта девушка - национальное достояние. Ее дедушка был вождь.
БИЛЛ. Вождь? Это типа краснокожих?
ХАРИТОНОВ. Это типа Чингисхана, Билл! Он до вас немного не добрался! И тогда бы вам было не до шуток!
ЛИФУШИ. А ее саму вы не хотите спросить?
ХАРИТОНОВ. Боюсь.
ЛИФУШИ. Мила, ты как?
МИЛА. Я нормально.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Я вам советую ехать, Мила. Нет никакой гарантии, что вам удастся родить мальчика со второй или третьей попытки. А там хотят именно девочку. Судя по всему, вы специалист именно по девочкам.
БИЛЛ. Пусть хоть не Муська, все равно. Хоть вождь, хоть Сатана. Мне нравится Мила. Она бесшабашна.
ЛИФУШИ. Китаец никогда не стал бы так поступать.
ХАРИТОНОВ. Ты меня просто хочешь зарезать. Она для меня источник жизни. Мне с ней не надо даже усилительного. У меня даже характер переменился. Я стал робкий. Я ее робею, Билл!
БИЛЛ. Я понимаю тебя, Агафон. Но ты тоже пойми сто лет одиночества. Теперь я смогу купить нормальную кровать. Я смогу уснуть. Я бы хотел уснуть навсегда.
ЛИФУШИ. Вы надеетесь уснуть рядом с Милой?.. Мила, повернись... Теперь пройди... Выноси бедро вперед и задницей делай эллипс. Вот, хорошо...
Входит Персидская.
ЛИФУШИ. Теперь крутимся. Еще оборотик. Избавляемся от кофточки... Юбочку двумя пальчиками подняли... еще...
ПЕРСИДСКАЯ. Лазарь, что это?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Я здесь сверлил.
ПЕРСИДСКАЯ. Еще чего не хватало! Я тебя уважала за верность!
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Я неточно выразился, потому что изменилась ситуация и это выглядит двусмысленно, согласен, но я повторяю снова и снова: я здесь сверлил! сверлил! сверлил!
Уходит, хлопнув дверью.
ЛИФУШИ. А вы хотите уснуть, Билл. Мила достает до самых темных глубин существа. Одевайся, Мила. Ты прямо как курьерский поезд.
ПЕРСИДСКАЯ. А вы все как будто обезумели. Посмотрите на себя со стороны: глаза блестят, руки бегают. Тьфу! Папа, ты Лазаря в это не впутывай.
ХАРИТОНОВ. Кто тебя сюда пустил?
ПЕРСИДСКАЯ. А что, сюда нельзя? Здесь Потсдамская конференция? А вам, мама, не стыдно стриптизом заниматься? У людей хрупкие сосуды. Могут быть международные неприятности.
ХАРИТОНОВ. За Жору я ручаюсь.
ПЕРСИДСКАЯ. Я давно заметила, что она на Лазаря глаз положила!
МИЛА. У меня без вашего Лазаря масса предложений.
ПЕРСИДСКАЯ. Так вот учтите, мама, если я что-то замечу, я своими собственными руками лишу вас возможности это производить!
МИЛА. Как это? Мне даже интересно.
ПЕРСИДСКАЯ. А вот тогда узнаете - как!
ХАРИТОНОВ. Ты если что-то начала, то договаривай.
ЛИФУШИ. Я тоже заинтригован. Как следователь и как китаец.
БИЛЛ. На эту тему сразу можно продать кино в Голливуд.
ПЕРСИДСКАЯ. Вы все - стая старых кобелей!
ХАРИТОНОВ. Не уходи от ответа.
ПЕРСИДСКАЯ. Это древний угро-финский способ устранения соперницы. Все. Больше ничего не скажу.
ХАРИТОНОВ. Скажешь. Потому что ты вся в меня.
ПЕРСИДСКАЯ. Ради бога: в полночь надо связать волоски, три раза плюнуть через левое плечо и все зарастет.
ЛИФУШИ. Это жестоко.
МИЛА. Агафон, сегодня же врежешь замок в нашу комнату.
ХАРИТОНОВ. Мила, ты остаешься?!
МИЛА. Сама не рожает и другим не дает.
ХАРИТОНОВ. У них все поколение непродуктивное.
ПЕРСИДСКАЯ. Папочка, если бы ты так не тратился всю
жизнь на медсестер, буфетчиц, секритуток, бельевщиц, режиссерш, критикесс, гаишниц и посудомоек, то твои репродуктивные возможности продлились бы значительно дальше Муськи!
ХАРИТОНОВ. Чем тебе Муська не угодила?
ПЕРСИДСКАЯ. Это тебе она не угодила.
МИЛА. Я постараюсь и у следующей Муськи будет нормальный краник.
БИЛЛ. Если нужно, я тоже смогу. У меня девять детей и семьдесят процентов мужского пола, считая Германию, Корею и Вьетнам.
ПЕРСИДСКАЯ. Я не понимаю, что происходит в нашей семье? Кто сбил все наши ориентиры? Никто уже не помнит о том, что Билл приглашен для восстановления правового поля! Где ваши принципы, Билл? Вы ведь так негодовали из-за того, что папа стал налетчиком.
БИЛЛ. У вас в России нет ни одного состояния, нажитого законным путем. Я тоже стал бы налетчиком.
ПЕРСИДСКАЯ. И - что? Значит, надо опустить крылья и увлекаться ночными бабочками?
МИЛА. Агафон, она переходит все границы.
ХАРИТОНОВ. Ты как с матерью разговариваешь?
ПЕРСИДСКАЯ. С матерью?!
ХАРИТОНОВ. Да. С матерью моей Муськи.
ПЕРСИДСКАЯ. Она не мать! Она... инкубатор!
МИЛА. Агафон, я тебе честно родила дочь.
БИЛЛ. И достаточно. Теперь надо в другом месте.
ХАРИТОНОВ. Билл, мой запас гостеприимства может закончиться. Ты меня плохо изучил.
ЛИФУШИ. Агафон два раза выносил меня из-под обстрела.
ПЕРСИДСКАЯ. Зачем вы вообще этим занимаетесь? В стране не
осталось ни одного банка, который бы вы не ограбили! Ну, хорошо, папа - у него принципы. А вы-то, Жора? Ведь вы - прокурор!
ЛИФУШИ. Это еще не значит, что у меня нет сердца.
Мила аплодирует.
ЛИФУШИ. Когда я понял весь масштаб деятельности Агафона, когда я ознакомился с документами благотворительных фондов, открытых на деньги, отбитые у мародеров, когда я понял глубину мышления этого человека, я сказал себе: Жорик, это настоящее. Жорик, сказал я себе, может быть, ты китаец, может быть ты даже сын вождя, но прежде всего ты должен стать классным налетчиком. Мы решили вернуть общие деньги простым людям и мы это сделаем.
Мила аплодирует.
БИЛЛ. Общих денег нет, не бывает. Деньги принадлежат одному человеку.
ЛИФУШИ. Вот! Вот, пожалуйста, диагноз вашей столетней бессоницы, Билл! Вы никак не можете смириться с мыслью о несправедливом распределении денег. Так вот слушайте: в этой стране, где вы гостите, все деньги были общие! Впервые в истории цивилизации. Но механизма их распределения не было. Никто не смог придумать этот механизм. Поэтому деньги начали бродить...
БИЛЛ. Что есть - бродить? Ваши рубли лунатики?
ЛИФУШИ. Остроумно для древнего организма. Нет, Билл, бродить - это булькать и превращаться в бражку. И эту бражку мародеры начали присваивать. А она должна превратиться в спирт. В чистейший ректификат. И только тогда их надо пустить в дело. Ведь в принципе коммунизм не только возможен, но и неизбежен. Государство все больше берет в виде налогов, все больше появляется пособий, грантов, стипендий, а что это как не выполнение принципа "от каждого по способностям, каждому по потребностям"? Вот только заставят людей плодиться по разнарядке и наступит новое время, рай на Земле.
ПЕРСИДСКАЯ. Так вы, оказывается, большевики! И вы тоже, Билл?
БИЛЛ. Мила меня сводит с ума. Я от нее тащусь.
ПЕРСИДСКАЯ. Не уходите от вопроса, Билл! Вы хотите в Миле спрятать свое глубокое сомнение в западных ценностях. Вас полностью распропагандировали.
БИЛЛ. Я хочу спрятать в Миле...
ХАРИТОНОВ. Я сейчас выкину тебя, Билл, с восьмого этажа.
Входит Лазарь Моисеевич.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Пора ужинать. Я давно хочу кушать.
Уходит.
ПЕРСИДСКАЯ. Никогда не видела его таким возбужденным. Жора, может быть, вы возьмете Милу себе?
ЛИФУШИ. Мы с Милой друзья. А Агафон мой учитель жизни. Когда я думаю о возможном, я тут же перевожу это в невозможное.
ХАРИТОНОВ. Молодец, Жора. Прошу тебя, научи этому Билла, и ты сохранишь фронтовое братство, которому больше полувека.
ЛИФУШИ. Это несложная техника. Но надо пропитаться духом чаньбуддизма. Боюсь, что заокеанские господа полностью лишены способности расслабления. Посмотрите, ему лет сто сорок, а он извивается от такого пустяка, как женская линия. Надо трезво представить себе, Билл, что любая из женских линий (подходит к Миле, показывает на ней линии) будь то линия шеи - здесь особенно волнует вид сзади в три четверти, когда видны опущенные ресницы и нежные завитки, если волосы небрежно убраны узлом вверх, так и хочется впиться иногда даже зубами в этот переход от шеи к плечу и предгрудью, над ключицей, которая у женщин так трогательна, как у курочек. Здесь, я скажу, наименее сильная из женских линий. Проще всего отвести глаза и задуматься о футболе, представив себе таблицу розыгрыша и шансы своей команды в ближайших играх. Если это не получается и глаза отвести невозможно, их надо закрыть. Тогда начинают подступать воображение и запахи. Надо сказать, что женщины пахнут иногда даже более опасно, чем смотрятся. Я не скажу, что в этот момент надо понюхать валерьянку - это, кстати, еще и оздоровляет организм - но с закрытыми глазами вполне доступно сделать пару шагов назад и при этом наткнуться на стул и упасть. Боль падения мгновенно снимет надвигающийся симптом вожделения. Пойдем дальше. Летом женщины как бы проветриваются и делают в своих кофточках, платьях и даже свитерах глубочайшие вырезы. Иногда им достаточно просто чуть склонить голову и перед нашими глазами вырастает - Мила, сделай вид, что ты что-то уронила - вот, видите, здесь образуется такой многомерный пейзаж, что человека буквально валит с ног. Здесь и два предгрудья, которые значительно сильнее самих грудей с сосками, здесь и значительно более нежная кожа, чем на открытых участках тела, которая как бы светится изнутри, из какого-то загадочного источника или, вернее, некой светоносной пещеры, и самое страшное испытание для взгляда - лощина, которая сжимается в глубину. Кажется, что она спускается в полную неизвестность, наполненную чудовищным наслаждением, хотя на самом деле там груди смыкаются и тут же размыкаются к диафрагме и к довольно соблазнительному, но совсем не смертельному межреберному пространству. Что мы делаем, если перед нами раскидывают сад грудей? Ну, во-первых, мы используем два предыдущих способа, я имею в виду отвод глаз и их закрытие. Но надо отдавать себе отчет в том, что этого может оказаться недостаточно. Иногда даже падение не снимает желания запустить в этот вырез свою правую руку. Меня и многих моих предков постоянно удивляла необходимость сжимания и разжимания пальцев при этом. Вы как бы накачиваете какой-то мяч, два мяча! И вам кажется, что даже шестирукий Шива создан именно для шести различной спелости грудей!.. Да... Мила, ты вернись в исходное положение, так долго нельзя это наблюдать безнаказанно. Спасибо. Итак, что здесь можно противопоставить еще? Здесь может помочь только сознательно причиненная боль. Самый простой способ это подойти к стене и несколько раз ударить ее лбом.
ПЕРСИДСКАЯ. Вы представляете, как Билл сознательно ударит себя о стену? Я не представляю.
ЛИФУШИ. У Билла есть много технических приспособлений для этого. Можно прикусить себе палец щипчиками для раскалывания орехов. Ну и - многое другое. У них производство тут же реагирует на запросы рынка. А мы переходим к наиболее распространенной и загадочной из женских линий - линии женского зада. Зад у женщин постоянно на виду. Создается впечатление, что уходя от нас, женщина таким способом бросает в нас гарпун. Когда мы уже расслабились и как бы даже произнесли какое-то "пронесло, господи", как тут же перед нами открывается картина этого коромысла. Причем здесь нет какой-то динамики или тайны тесных долин, которые присутствуют практически во всех женских линиях, совсем нет. Две, можно сказать, подушки ходят вверх-вниз, трутся друг о дружку и перемалывают при этом нашу волю в мук'у. Я не прошу Милу пройтись только по причине избытка впечатлений. Нельзя перегружать себя переживаниями. А поэтому основным способом борьбы с женскими линиями является постоянная озабоченность. Нельзя, ни в коем случае нельзя уходить от жизни и думать: а не покачаться ли мне без мыслей на волнах, надвинув шляпу на нос? Тебя тут же сметет ураган. Любая проходящая красотка подцепит тебя крючком за брючину и понесет за собой в связке с прочими бездельниками. Нет: политика, бизнес, литература, бандитизм, экстремальный спорт - и ни минуты расслабления! Вы понимаете, Билл? На вас нацепили ватник, воткнули в валенки и вы лишились озабоченности. Вам уже не хочется вспоминать свои встречи с Линкольном и Джефферсоном, вам уже кажется, что без Милы ваши двести сорок лет были пресными...
БИЛЛ. Но почему вы прекратили про женские линии? Там еще много...
ЛИФУШИ. Потому что народ ждет от Милы другого.
ПЕРСИДСКАЯ. Я ловлю вас, Жора, на противоречии. Вы говорили о том, что американцы не способны расслабляться, и тут же вы заявляете, что расслабляться нельзя ни на миг. Хотя я очень высоко оцениваю ваше понимание женского как императива.
ЛИФУШИ. Никакого противоречия. Я говорил о способности расслабиться лишь в случае опасности, например, вдруг она ловит вас на том, что мгновенно поднимает юбку и начинает манипуляции с чулком... Не надо, Мила, я же просил!.. и тогда вы должны уметь расслабиться и выскользнуть из ее восхитительной пасти.
БИЛЛ. Чего ждет от Милы народ? При чем здесь народ? У меня достаточно денег...
ЛИФУШИ (подходя к окну и отдергивая штору). Вот, Билл, чего ждет народ от Милы. Включайте трансляцию.
Мила включает. Слышится морской голос толпы женского звучания.
ЛИФУШИ. Ну, Мила, с богом! От тебя зависят судьбы Родины.
МИЛА (берет текст речи и подходит к микрофону, ее голос
возвращается гулким эхом). "Дорогие граждане женщины! Сексуальная революция, о необходимости которой мечтали многие поколения русских революционеров - свершилась! Мы прошли трудное десятилетие восстановления своих способностей. Теперь мы с полным правом можем назвать себя женщинами. Мы умеем все. Наши способности к наслаждению совсем не уступают способностям великих людей прошлого, как-то: царицы Савской, Клеопатры, Данаи и других. Больше того, в технологиях мы их превзошли благодаря достижениям великих мужчин: Эдисона, братьев Люмьеров и изобретателя радио Попова. (Шквал оваций.) И в чем же смысл нашего пребывания на Земле? В наслаждениях? Да, и в наслаждениях. Но основной смысл нашей жизни... ну? хором!.. (Слышится громовое "ДЕТИ!!!") Правильно! У каждой из нас должна быть своя Муська. И совершенно безразлично, с краником она или с пирожком. Наша Родина необъятна и так же требует оплодотворения, как каждая из нас. Так неужели мы оставим в буреломах и запустении ее неоглядные дали? Родим для Родины! Слава труду!"
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ
Персидская вяжет, Лазарь Моисеевич ходит из угла в угол.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ (остановившись). Кому ты вяжешь?
ПЕРСИДСКАЯ. Муське, ты же знаешь. Что тебя гнетет?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Почему ты снова все обо мне знаешь?
ПЕРСИДСКАЯ. Потому что глупые вопросы задаются или дураками - такого подозрения я не могу позволить в отношении тебя - или в стремлении вырваться из какого-то наваждения. Наваждения мужчины твоих лет бывают двух типов. Первый тип - неудачная жизнь. Это случается ночью или на рассвете, в бессонницу...
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Про второй тип можешь не говорить. ПЕРСИДСКАЯ. Можно и не говорить, но лучше проанализировать. Тебе же лучше.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Чем?
ПЕРСИДСКАЯ. Тем, что ты как бы легализуешь свои мечты о молоденьких бабенках. А там как-нибудь и придумаем что-то сообща.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Ты с ума сошла!! Ваша семья помешалась на сексе!
ПЕРСИДСКАЯ. Неправда. Я, как ты знаешь, практически фригидна, и ты, со своей робостью и деликатностью, во мне этого не прекратил. А папа больше озабочен был судьбой страны. При этом, конечно, значительно возрастала вероятность успешного зачатия, если объект был сексульно привлекателен...
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Мне иногда кажется, что я сейчас проснусь! Но мне все больше лет, а пробужденья нет и нет!
ПЕРСИДСКАЯ. "Но мне все больше лет, а пробужденья нет и нет"... Лазарь, это прекрасно. В этих словах ты весь. И пусть я фригидна, я нисколько не сожалею. Зато у нас духовные отношения и никаких следов насилия. Мы как голуби, прилетевшие из прежних веков.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Так вот: я вынужден тебя разочаровать, я не думал о бабенках.
ПЕРСИДСКАЯ. Тем лучше.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Это я к вопросу о твоем всезнании. О том, что ты в курсе всего, что у меня творится в голове. Ан нет! Все мимо и мимо!
ПЕРСИДСКАЯ. Чему ты радуешься? Я не хотела тебя расстраивать. Мне казалось гуманным направить твои мысли даже в эту похабную сторону. Только бы ты не надрывал себя по поводу своего происхождения.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Я не похож на него! Ничем!
ПЕРСИДСКАЯ. Успокойся. Сын Яков тоже был тихий, скромный, вместивший всю вину отца и искупивший ее своей смертью. Хотя бы для себя. А Жора уже другой. Он аналитик, в отличие от отца Милы...
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Жора - бандит!
ПЕРСИДСКАЯ. Он похож на благородного итальянского разбойника из романов Стендаля.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Он тебе сразу понравился!
ПЕРСИДСКАЯ. Постыдись! Ведь он твой китайский брат!
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. И письма из зоны он пишет тебе одной!
ПЕРСИДСКАЯ. Там всегда есть привет тебе лично.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. А как тебе не стыдно было ревновать меня к Миле! Она моя племянница, по вашему древу!
ПЕРСИДСКАЯ. Порочная семья. Не случайно вы стремились к кровосмешению.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Я не понимаю одного, как ты, будучи фригидной, все разговоры переводишь на эту тему?
ПЕРСИДСКАЯ. Я только тебе подыгрываю. Мы, Лазарь, по-своему уникальны. Ты весь горишь, но смиряешь свои безумства, а я наоборот, совершенно спокойна и величава, как летний день, но постоянно ищу грозу. В последний год я читаю только Державина и Ломоносова. Девятнадцатый век мне гадок.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. При чем здесь это? Твой отец получил восемь лет за банальный грабеж, а тебе, видите ли, гадок девятнадцатый век. Очнись.
ПЕРСИДСКАЯ. Мой папа - дитя восемнадцатого века. Емельян Пугачев тоже был недоволен переделом собственности и тоже пострадал за простых людей. А ты, Лазарь, никогда не решился бы на такой шаг.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Конечно! Я уважаю закон!
ПЕРСИДСКАЯ. Какой закон? Закон мародеров, желающих закрепить кровавые преступления?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Пусть так, черт бы их побрал! Иначе вся эта планета разорвется на куски!
ПЕРСИДСКАЯ. И пусть! зато победит правда!
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Звонили.
ПЕРСИДСКАЯ. Ты о чем?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. В дверь звонили!
ПЕРСИДСКАЯ. Не уходи от темы!
Звонок. Персидская идет открывать. Возвращается с Милой, которая совершенно американизировалась.
МИЛА. Хэлло. Где моя Муська?
ПЕРСИДСКАЯ. Там.
Мила уходит к Муське.
ПЕРСИДСКАЯ. А? Как тебе? Сердце екнуло?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Я разведусь с тобой и уеду жить в Иерусалим.
ПЕРСИДСКАЯ. С какой стати. Там и так уже не осталось евреев.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Какие-то остатки веры... прежних убеждений и надежд... Мы прожили вместе двадцать шесть лет и оказались чужими.
ПЕРСИДСКАЯ. Ты всерьез? Ты всерьез подумал о том, чтобы уйти? От меня? У которой сердце остановится, когда ты переступишь порог?
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Если бы мне знать абсолютно точно, что ты при этом не смеешься.
ПЕРСИДСКАЯ. Ты меня убиваешь.
Входит Мила.
МИЛА. Спит. (Пауза.) Эй! Вы что?
ПЕРСИДСКАЯ. Мила. Пошла бы ты на хер.
МИЛА. Здорово вы тут продвинулись, пока я жила в Чикаго.
ПЕРСИДСКАЯ. И зачем ты вернулась? Что, Билл наконец-то богу душу отдал?
МИЛА. По Муське соскучилась.
ПЕРСИДСКАЯ. Надо же. Целых три года соскучивалась.
МИЛА. Три года я наживала богатство.
ПЕРСИДСКАЯ. Тебе что, Билл не дает ни цента?
МИЛА. Я зарабатывала на выкуп Агафона и Жоры.
ПЕРСИДСКАЯ. Что-о?!
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Чудесный шаг! Благородный!
МИЛА. За пятьсот тысяч зеленых здесь можно выкупить черта.
ПЕРСИДСКАЯ. Я понимаю, это благородно... Так ты ехала с этой мыслью или там созрела?
МИЛА. Как только их взяли, я потратила все деньги, которые мне платил Агафон за Муську. Эти подонки брали молча. А потом потребовали натурой. Я им показала голый зад. Они наверно до сих пор стоят с открытым ртом и поднятым членом.
ПЕРСИДСКАЯ. Но почему? Что для тебя этот китаец и этот старик?
МИЛА. Ты не поймешь. Это мои друзья.
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Я тоже хочу быть твоим другом, Мила!
МИЛА. Пожалуйста. Если разрешит Агафья Агафоновна.
ПЕРСИДСКАЯ. Мила, я уже сказала тебе - пошла бы ты на хер. Лазаря я тебе не отдам.
МИЛА. У тебя чувство собственности как у акулы. Ты не можешь даже сохранить дорогое существо. Ты его тут же сожрешь.
ПЕРСИДСКАЯ. У меня!? У меня, которая всю жизнь в рабстве у своего папочки, великовозрастного плейбоя, которая долгие десятилетия не может раскачать своего мужа на постельную сцену...
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. Так тебе это было нужно!?
ПЕРСИДСКАЯ. А ты как думал?!
ЛАЗАРЬ МОИСЕЕВИЧ. И двадцать шесть лет я держал свой пыл в кулаке? Немедленно за мной!
Тащит Персидскую за руку в свою комнату. Та, правда, упирается лишь для того, чтобы видеть изумление Милы. Исчезают.
МИЛА. Класс.
Звонит мобильник.
МИЛА. Алло... Билл, я на Родине, поэтому совершенно здорова... Я знаю, что тебе скучно. Впереди у тебя долгая жизнь. Пора жить самостоятельно... Нет, Агафон еще сидит... И Жора... Ничем ваш конгресс помочь не сможет, вы только обозлите лагерное начальство... Да не нужны им ваши инвестиции! Им вообще никто в мире не нужен! Они счастливы от всего на свете: от нищеты и мотовства, от воздержания и разврата, от вырубок лесов и монастырской жизни, от болезней, от несправедливости, от капусты, от грибов, от неблагодарных детей, от славы, от одиночества, от кирзовых сапог, от злых чеченцев, от лесных дорог, от обложных дождей, от Чехова, от похмелья и западной шмотки! Они спят, как дети! И тебе я того же пожелаю, дурачок!
Отключает мобильник. Идет в прихожую, приносит две большие сумки. Начинает распаковывать их, с любовью осматривая каждое платье, кухонные приспособления, косметику.
Звонок в квартиру. Мила идет открывать. Восклицания.
Входят Мила, Харитонов и Лифуши.
МИЛА. Ну вот, сэкономила пятьсот тысяч. Кто вас отпустил раньше времени?
ЛИФУШИ. Народ надавил. Обложили зону тройным кольцом. Женщины бросались на колючую проволоку. Двое автоматчиков стреляли себе в ноги. Зам по режиму ушел в монахи. Много чего было. Приехал вице-премьер, хотел взять с нас подписку о прекращении налетов на банки, где контрольный пакет государственный.
МИЛА. И вы?..
ЛИФУШИ. Мы отказались.
МИЛА. Класс. Ты что, Агафон, такой молчаливый? Утомился?
ХАРИТОНОВ. Ревную.
МИЛА. Правильно делаешь. За полмиллиона долларов надо было поработать.
ХАРИТОНОВ. Как ты могла!
МИЛА. Да я нефтью торговала, дурак!
ХАРИТОНОВ. Мила!
ЛИФУШИ. Мне не нравится, что вы такие чувствительные. Пора быть сдержанней, Агафон. Тебе уж скоро девяносто.
МИЛА. Ничего. Мне нравится, когда он ревнует.
ЛИФУШИ. Я придумал тебе новую роль, Мила.
МИЛА. Рождаемость в стране за три года поднялась в полтора раза.
ЛИФУШИ. Молодец. Но у нас вырос вопрос качества.
МИЛА. Что есть. Чем тебе Муська не угодила?
ЛИФУШИ. Муська хороша. Но народ бросился рожать как-то неразборчиво. Бездушно как-то. Как-то деловито, что ли. Вздохи исчезли, взгляды исподтишка. Ну что это, появились объявления в газетах: рожу от приличного человека.
МИЛА. Ну и что? Мы с Агафоном...
ЛИФУШИ. Агафон - это особый случай! Это идеологический Геракл! У него любая родит качественно!
МИЛА. Ну, Жора, я не ожидала. Спасибо.
ЛИФУШИ. Да! Но ты не любая. Ты тоже была идеологическим Гераклом проституции! А кем ты стала после его филигранной работы?
МИЛА. Кем?
ЛИФУШИ. Кем? Ты стала фамильной драгоценностью, семейным амулетом, народной мамой. А я предлагаю усложнить задачу. Я предлагаю тебе снова стать проституткой.
МИЛА. Вот так ни фига себе.
ХАРИТОНОВ. Георгий, здесь восьмой этаж.
ЛИФУШИ. КАК БЫ проституткой, понимаете? Надо всколыхнуть общество! Ведь почему мы снова станем грабить государственные банки? Потому что только в этом случае они вынуждены будут пойти на передел собственности в пропорции один человек - одна доля!.. И когда символ народной семьи, Мила, последняя внучка тирана, снова пойдет по рукам - народ вздрогнет! Он не захочет терять символы! Миллионы женщин рожают, глядя на портрет Милы! И что? Они должны плюнуть в свое прошлое? Да ни за что в жизни! Они спросят у Милы: почему ты ушла от Агафона, героя переправы через Вислу? А она ответит: потому что нет в жизни счастья. Потому что я хочу жить по справедливости, а не по лжи...
ХАРИТОНОВ. Жора, ты обчитался.
МИЛА. Не хочу я снова быть проституткой! И не проси! Это же кого попало в себя запускать, чтобы он там ворочал...
ЛИФУШИ. Мила, зачем ты всегда привлекаешь физиологию? Сказала о моральных проблемах - и точка.
МИЛА. Не пойму, чего ты хочешь.
ЛИФУШИ. Мира во всем мире. И пусть Агафон докажет наши родственные связи. Я устал от глобализма.
ХАРИТОНОВ. Я тебе уже говорил: генерал Влнаосик...
ЛИФУШИ. Какой еще Влнаосик? У тебя что, дефект речи?
ХАРИТОНОВ. Какой-то один из двух! Я поэтому и объединяю
их, потому что не знаю точно, который. Или Власик, или Носик. Мне так сказали надежные люди из внешней разведки. И акушерка Таиса Дмитриевна подтвердила.
ЛИФУШИ. Но доказательства?
ХАРИТОНОВ. Тебе не хочется быть его сыном?
ЛИФУШИ. Допустим.
ХАРИТОНОВ. Тогда я властью данной мне объявляю тебя обычным Жорой Лифуши. Меня моя дочь Агафья постоянно упрекала в недостатке академического образования. И я защитил докторскую на тему "Влияние родословной на поведенческие стереотипы". В чем раскаиваюсь. Лучше бы я продолжал быть простым народным мстителем. Ты обычный человек, Жора. Прости старика.
ЛИФУШИ. Но это опасно. Тогда я по-другому стану относиться к Миле.
ХАРИТОНОВ. Это твое дело.
МИЛА. И я тоже обычная?
ХАРИТОНОВ. А ты хочешь быть обычной?
МИЛА. Не знаю.
ХАРИТОНОВ. Тогда поедем жить в деревню.
МИЛА. Зачем?
ХАРИТОНОВ. Хочу сидеть на завалинке и смотреть как гуси летят на юг. Как подрастают сосны. Как подбирается болото к околице. Как стареет солнце.
МИЛА. Я там со скуки умру.
ХАРИТОНОВ. Не умрешь. Ты будешь смотреть, как я борюсь со временем. Ты такого больше нигде не увидишь.
МИЛА. Зачем? Все равно ты проиграешь.
ХАРИТОНОВ. Это неизвестно, Мила. Этого никто не знает. Но я буду очень стараться.
МИЛА. А Жора?
ХАРИТОНОВ. А Жора будет нам писать. И Билл будет нам писать. И Лазарь. А потом ты наденешь все черное. Но это еще нескоро. Всех своих сыновей ты будешь приводить ко мне, чтобы я мог видеть, как они растут. А потом и ты сойдешь ко мне. И когда уже никто не будет нас вспоминать, мы тихо и медленно отчалим далеко-далеко. И только иногда, один раз в миллион лет, мы будем прилетать в эту часть Вселенной, чтобы вспомнить сегодняшний вечер... Ну? Ты остаешься или едешь со мной?
МИЛА. Я еду.
Харитонов и Мила уходят.
Лифуши достает из комода крупнокалиберный пулемет и долго салютует им в окно трассирующими очередями, иногда швыряя петарды. Приходят Персидская и Лазарь Моисеевич. Вывешивают белый флаг. Загорается экран, Билл читает с экрана текст американской конституции.
Звучит музыка, реют голуби, пахнет свежескошенным сеном и дымом с огородов.

Конец.