Сергей Владимирович Михалков. Охотник


                  Комедия в трех действиях, шести картинах


     ---------------------------------------------------------------------
     Книга: С.В.Михалков. "Театр для взрослых"
     Издательство "Искусство", Москва, 1979
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 7 января 2003 года
     ---------------------------------------------------------------------

     Издательство продолжает публикацию пьес  известного советского поэта  и
драматурга,   Героя  Социалистического  Труда,  лауреата  Ленинской  премии,
Государственных   премий   СССР   и   Государственной   премии   РСФСР   им.
К.С.Станиславского, заслуженного деятеля искусств РСФСР Сергея Владимировича
Михалкова,  начатую сборником его  пьес  для  детей  (Театр для  детей.  М.,
"Искусство", 1977).
     В   данном  сборнике  вниманию  читателей  предлагаются  такие   широко
известные  пьесы,   как  "Раки",  "Памятник  себе...",  "Пощечина",  "Пена",
"Балалайкин и Кo", и ряд других, поставленных на сцене многих театров страны
и за рубежом.


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

     НЕВИДИМСКИЙ  ВИТАЛИЙ  ФЕДОРОВИЧ  -   временно  исполняющий  обязанности
директора научно-исследовательского института, 45 лет.
     ИРИНА - его дочь, студентка, 24 лет.
     КОКОРЕВ ЕФИМ ПЕТРОВИЧ -  дальний родственник Невидимского,  инженер, 60
лет.
     ОЛЬГА КИРИЛЛОВНА - свой человек в доме у Невидимских, 55 лет.
     ФЛЮИДОВ - научный сотрудник, 28 лет.
     ЗУБАРИН - научный сотрудник, 40 лет.
     ХАПУНОВИН - научный сотрудник, 40 лет.
     АКУСТИН - член-корреспондент, 60 лет.
     ДОБРОХОТОВ - аспирант, 28 лет.
     ЦИАНОВА - вдова академика, 45 лет.
     ШАПКИН - школьный товарищ Невидимского, 45 лет.
     ВЫГЛАЗОВ - редактор издательства, 40 лет.
     ПРОСТЫНКИНА - аспирантка, 27 лет.
     СЕКРЕТАРША.

     ИННА     \ подруги Ирины.
     СВЕТЛАНА / 

     Премьера спектакля состоялась в  июне 1955 года в  Ленинградском театре
имени Ленсовета.


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ


КАРТИНА ПЕРВАЯ

          Квартира  Невидимских.  Столовая  с холлом. Отсюда ведут
          три  двери:  в  переднюю,  в кабинет и в глубь квартиры.
          Посредине  комнаты стол под клетчатой скатертью, над ним
          деревянная  люстра. В одном углу большие часы с тяжелыми
          гирями,  в  другом  -  горка  с фарфором и хрусталем. За
          окнами   зима.  На  краю  стола  лежит  корреспонденция:
          письма,   бандероль,   газеты,   журнал   "Огонек".   По
          затемненным  матовым  стеклам  двери, ведущей в кабинет,
          можно судить о том, что в кабинете задернуты шторы. Часы
          мерно бьют три раза. В передней звонят.

          Появляется  Ольга  Кирилловна.  Она,  вытирая  на ходу о
          передник   руки,   спешит   открыть  дверь.  В  передней
          раздается   мужской   голос.  Затем  на  пороге  комнаты
          появляется  Кокорев.  За ним Ольга Кирилловна. Кокорев в
          поношенном  черном  дубленом  полушубке  до  колен  и  в
          валенках.   На   голове  старая  шапка-ушанка.  В  руках
          охотничье   ружье  в  потертом  кожаном  чехле.  Во  рту
          мундштук с дымящейся сигаретой.

     Кокорев (мягко). Здравствуйте, Ольга Кирилловна! Ну, где охотники? Пора
охать!
     Ольга Кирилловна (добродушно).  Выходит,  один  с  охоты,  а  другой на
охоту? Опоздал, Ефим Петрович!
     Кокорев. Как - опоздал?
     Ольга Кирилловна.  Наш-то уже отохотился, теперь спит без задних ног! В
десять утра завалился.  Велел не будить,  пока сам не проснется.  И  телефон
выключил.
     Кокорев (с огорчением). Как же так... Мы же договорились на сегодня, на
воскресенье!
     Ольга Кирилловна.  Ничего я  про это не  знаю,  как вы  там промеж себя
договаривались,  только они в пятницу уехали.  На ночь глядя.  Полную машину
охотников насажали и тронулись в свои леса дремучие.
     Кокорев (с  обидой в  голосе).  Обошли,  значит,  старика!..  Да-а.  Ну
ладно... Я, пожалуй, пойду тогда... (Хочет идти.)
     Ольга Кирилловна (повелительно).  Некуда тебе идти! Не велико горе - на
охоту его не взяли!  Успеешь еще ноги-то по оврагам наломать! Раз пришел - и
раздевайся, снимай свою амуницию! У меня пирог готов!
     Кокорев (качает головой).  Да-а-а...  Ну ладно...  (Выходит в переднюю,
оставляет там полушубок, шапку, ружье, возвращается.)
     Ольга Кирилловна.  Наш-то всю ночь глаз не сомкнул.  Снегу, говорит, за
городом намело -  ужасти! Ни пройти, ни проехать! Всю ночь ехали... Господи!
Другому бы  свободный денек высвободился -  он бы дома сидел,  отдыхал бы от
своей науки,  а этот словно чумовой:  ружье на плечо -  и в лес! Правду люди
говорят: охота пуще неволи!
     Кокорев.  Одни  в  карты  играют,  другие канареек разводят,  а  третьи
охотятся! Страсть! А чего убили охотники-то?
     Ольга Кирилловна (с досадой). Кого били, того убили.
     Кокорев (оживившись). Ну? Неужели взяли?
     Ольга  Кирилловна.  Пуда  полтора  мяса  привез!  (Сердито.)  Куда  его
столько-то?  Нас-то в семье трое всего! А теперь вот давись, а ешь! Да еще в
уксусе его вымачивай: зверь-то не домашний - лесной. Мясо жестковатое.
     Кокорев. Да-а-а... Ничего! Съедите!
     Ольга Кирилловна. Опять же, рога притащил!
     Кокорев (снова оживившись). Рога? Какие рога?
     Ольга Кирилловна.  Ну,  какое они там животное пристрелили? Лося? Стало
бы, и рога с него! Пыли у нас без них мало.
     Кокорев. Где рога? Можно посмотреть?
     Ольга Кирилловна.  На кухне у  меня лежат.  За ноги цепляют.  Чулки уже
порвала.
     Кокорев. Любопытно. (Проходит в глубь квартиры.)

          После   небольшой   паузы   в   передней  звонят.  Ольга
          Кирилловна  идет  открывать дверь. Возвращается вместе с
          Ириной.  Ирина  в  лыжном  костюме,  в  руках  вафельный
          стаканчик с мороженым.

     Ирина (громко). Отец проснулся?
     Ольга Кирилловна.  Да  не шуми ты!  Спит еще!  Господи!  На дворе мороз
двадцать градусов, а она мороженое ест! Смотреть-то на тебя холодно!
     Ирина. Хочешь лизнуть? Я добрая! (Смеется.)
     Ольга Кирилловна (отстраняя руку девушки). Я чаю напилась. Не хочу!
     Ирина  (озорно).   Нет  уж!   Не  смей  отказываться!  Откуси  кусочек!
(Заставляет попробовать мороженого.) Вкусно?
     Ольга Кирилловна (вытирает рот передником). Вот заболею теперь ангиной!

          Появляется Кокорев.

     Кокорев (девушке). Здравствуй, Ирина-ветер!
     Ирина (радушно). Здравствуйте, дядя Фима! Что это вы в таком наряде?
     Ольга Кирилловна. На охоту вишь собрался, а его не взяли! Горе-охотник!
     Кокорев. Без меня уехали. Обманули.
     Ирина. Вы видели на кухне рога? Красивые, правда?

          Ольга Кирилловна уходит.

     Кокорев. Богатые рога.
     Ирина.  Они его убили,  а мне жаль! Это все равно что застрелить лошадь
или корову.  Честное слово!  Ну я понимаю, если этого требует необходимость:
людям нечего есть им нужно добыть мясо...  Но просто так,  ради удовольствия
выстрелить в бегущее мимо красивое и гордое животное!  Дикость какая-то!  Не
понимаю...  Это ведь не волк,  наконец,  не кабан!  Кабан противный - его не
жаль: все-таки свинья! (Ест мороженое.)
     Кокорев (не сразу).  Да-а-а...  Убили лося -  кончилась охота!  Надо из
охотника становиться мясником:  свежевать тушу убитого зверя,  потрошить ее,
рубить мясо на куски... Грязная работа!
     Ирина. Зачем же вы сами ездите на такие охоты, раз вы так говорите?
     Кокорев (простодушно).  А меня,  признаться, всегда тревожил вопрос: ну
как  при мне лося убьют!  Сам бы  я,  конечно,  промазал,  если бы  пришлось
стрелять.
     Ирина (с удивлением). А при вас разве никогда не убивали?
     Кокорев.  Три раза за свою жизнь выезжал я  на отстрел сохатого,  и три
раза уходил от  нас лось...  А  последний раз прямо на меня вышел!  Ей-богу!
Остановился за кустом и смотрит.  Знал,  подлец,  на кого выйти!  Глаз такой
большой, теплый!..
     Ирина. И, наверное, умный?
     Кокорев (не отвечая).  Пошевелился я нарочно,  хрустнул веточкой, чтобы
его спугнуть, он и ушел! Ну, меня охотники потом самого чуть не пристрелили!
     Ирина (смеется). А на охоту ездить любите?
     Кокорев (серьезно). Ну что я тебе скажу? Люблю? Не любил бы - не ездил!
Одни  сборы чего  стоят!..  А  разговоры охотничьи у  костра или  в  избе за
самоваром!..  А лес!..  Идешь на лыжах,  тихо вокруг, морозно... Заденешь за
ветку,  а тебе снег за воротник сыплется!  Это можно любить! А весной, когда
земля в  лесу снег пьет,  когда лес  сам с  собой разговаривает!  Это ли  не
поэзия?  (Махнув рукой.) Ты меня вообще не слушай, я ведь чудак! Ты сама мне
это не раз говорила!
     Ирина (смеется).  Конечно,  вы чудак,  дядя Фима! Ну вот взять этот ваш
аппарат,   который   вы   изобрели!   Неужели  действительно  древние  греки
пользовались таким же  приспособлением?  Точно таким же?  Ой,  мне что-то не
верится, дядя Фима!
     Кокорев (самоуверенно).  Ого!  Я  тебе это  всегда докажу.  Я  человек,
ходячий по земле.
     Ирина.  Вы  бы,  дядя  Фима,  пригласили кого-нибудь  из  знающих людей
посмотреть ваше изобретение.  С  папой бы  посоветовались.  Он бы что-нибудь
подсказал!
     Кокорев.  Мне тут на днях одна подсказала,  тетя Даша, старуха с нашего
двора,  что прибирать ко мне ходит.  На днях уговаривать меня начала: "Брось
ты эту бандуру,  Ефим Петрович! Поставь лучше в комнате круглый стол, поживи
ты  на  конце дней как человек,  а  я  тебя обхаживать буду,  ты меня только
пропиши на своей площади!"  А  когда я ей отказал,  она говорит:  "Вот какой
сумасшедший!"  Как  будто  бы  самое  простое,  подходящее в  жизни она  мне
предлагала, а я отказывался! Ну не чудак ли? Чудак!
     Ирина (обнимает старика, целует его в щеку). За это я вас и люблю, дядя
Фима! А за что не люблю, знаете?
     Кокорев (улыбаясь). За то, что курю много. Знаю.
     Ирина (вынимает из мундштука Кокорева сигарету). Хватит! Довольно!
     Кокорев (прячет мундштук). Ладно. Не буду больше.

          В кабинете кто-то раздвигает шторы на окне. Слышны шаги.
          Из  кабинета  выходит  Невидимский.  Он  в темной теплой
          пижаме. На ногах мягкие туфли.

     Невидимский. А вот и мы! Здравствуй, старик! Опять надымил? Здравствуй,
мастер спорта! (Здоровается с Кокоревым за руку, целует дочь.)
     Ирина.  Папа!  Когда я с тобой здороваюсь,  я не напоминаю тебе, что ты
кандидат наук!
     Невидимский.  И правильно делаешь!  Уважаешь отца,  которому давно надо
было бы иметь уже степень доктора...
     Кокорев. А есть надежда?
     Невидимский.  Надежды юношей питают... Слышал? Иришка-то в Рим едет! На
международные соревнования!
     Ирина (горячо). Папа! Зачем ты так говоришь? Никуда я еще не еду! Через
неделю  только  первенство  Союза.   Мне  бы  здесь,  на  родной  земле,  не
опозориться, а ты уже в Италию меня посылаешь!
     Невидимский (разбирая  почту).  Я  умышленно разжигаю  в  тебе  чувство
здоровой зависти к твоим конкурентам.  Ефим Петрович!  Может,  и нам с тобой
как  следует художественной гимнастикой подзаняться?  А?  Может,  выбьемся в
заграничную командировку? А?
     Кокорев.  Для гимнастики я  не подойду.  Согнуться-то я согнусь,  а вот
разогнуться, пожалуй, не сумею!
     Невидимский (думая о другом).  Ну,  а если другим спортом?  (Раскрывает
бандероль.)
     Ирина. Пошла переодеваться. (Уходит.)

          Невидимский просматривает журнал. Пауза.

     Кокорев (помолчав). Что же вы меня обошли? Уговор ведь дороже денег!
     Невидимский (не глядя на Кокорева).  Да, с тобой неловко получилось! Ты
уж меня извини!  Действительно,  собирались ехать в воскресенье,  сегодня, а
тут вдруг у меня суббота свободной оказалась.  Быстро организовались. Хотели
тебе звонить -  телефона у  тебя нет.  Что  ты  до  сих  пор себе телефон не
поставишь!  Думали послать за тобой машину -  точного адреса никто не знает.
Ты ведь к себе в гости не приглашаешь! Ну, и уехали без тебя...
     Кокорев.  В  кои  веки  пообещали взять меня на  охоту и  то  обманули!
(Помолчав.) Ладно уж...
     Невидимский (отложив журнал в сторону). На этот раз мы с "полем"! Прямо
на меня вышел... Чистого мяса пудов семнадцать!
     Кокорев.  Я  на охоту не за мясом езжу.  Я  в  магазине полкило ветчины
куплю, мне и довольно!
     Невидимский (сердясь).  Я  ведь тоже не  из-за  мяса...  Но  и  от мяса
отказываться глупо,  если тебе причитается доля. Шкура - государству, а мясо
делится поровну между всеми участниками охоты!  Ты ведь знаешь!  (Помолчав.)
Рога видел?
     Кокорев. Видел.
     Невидимский. Хочу их в кабинете у себя повесить. Как ты думаешь?
     Кокорев. Повесь.
     Невидимский (помолчав). Стою, понимаешь, на самой просеке и жду гона...
Номер у меня самый крайний,  девятый... Место подходящее. Ну, стою... жду...
вдруг вижу: прямо на меня... врет... эдакая махина...

          В  передней  раздается несколько частых звонков. Кокорев
          выходит  в  переднюю.  В  комнату  входит Цианова. Она в
          распахнутом   манто.   Появляются   Кокорев   и   где-то
          задержавшаяся Ольга Кирилловна.

     Цианова (эмоционально).  Виталий Федорович!  Душа  моя!  Что  у  вас  с
телефоном? Здравствуйте, Ольга Кирилловна!
     Ольга Кирилловна. Здравствуйте, Мария Игнатьевна! (Проходит в кабинет.)
     Невидимский (помогает Циановой снять  манто).  Я  спал  после  охоты  и
выключил телефон. (Выходит в переднюю и вешает там манто.)
     Цианова (поправляет прическу).  А я звоню,  звоню с самого утра - никто
не подходит. Звоню Флюидову - то же самое! Мертвое молчание!
     Невидимский. Флюидов, вероятно, тоже спал и тоже выключил телефон!
     Цианова.  Ну,  слава богу,  все благополучно! А то я не на шутку начала
волноваться.  Мне уже мерещилось, что вы там все друг друга перестреляли! На
охоте это бывает. Мне рассказывали...
     Невидимский (улыбаясь). Вы главным образом беспокоились за Флюидова?
     Цианова. Нет, и за вас тоже!
     Невидимский. Могу вас заверить, что его драгоценная жизнь была в полной
безопасности. Он просто не пошел с нами в лес и предпочел остаться в деревне
досыпать.  (В сторону Кокорева, отошедшего в начале разговора к окну.) Вы не
знакомы?
     Цианова (прищурившись). Кажется, нет.
     Невидимский. Ефим Петрович Кокорев.
     Цианова (протягивая руку). Очень приятно. Вдова академика Цианова.

          Кокорев  молча пожимает руку Циановой. Достает сигарету,
          закуривает.  Из  кабинета  выходит  Ольга  Кирилловна. В
          руках  у  нее  бурки,  вязаные  носки,  телогрейка и еще
          какие-то принадлежности охотничьего туалета.

     Невидимский.  Ольга Кирилловна!  Поджарьте нам  всем  на  обед  лосиной
печенки! И можно накрывать на стол.
     Ольга Кирилловна. Хорошо, поджарю. (Уходит.)
     Цианова. Лосиная печенка - это вкусно?
     Невидимский. Деликатес! (Кокореву.) Опять куришь?
     Кокорев. Ухожу, ухожу! (Уходит.)
     Цианова. Кто этот курящий старичок?
     Невидимский. Мой дальний родственник. Старый инженер. Славный старикан,
но со странностями. Романтик!
     Цианова. Что вы говорите? Хотя я заметила - он как-то странно одет.
     Невидимский (усмехнувшись).  Не в  этом дело.  Дело в  том,  что он уже
много лет изобретает какой-то аппарат, которым, по его разумению и догадкам,
должны были пользоваться древние греки при построении античной скульптуры. Я
полагаю,  что  все  это  не  имеет  никакого  практического значения.  Мария
Игнатьевна!  Вы меня простите за мой вид!  Я  сейчас,  с  вашего разрешения,
переоденусь!
     Цианова.  Ради бога, не стесняйтесь, Виталий Федорович! Это же типичная
условность! Я выше этого! Между прочим, пижама вам к лицу! Не наша?
     Невидимский.  Кажется,  нет.  Мне ее уступил Флюидов. Она ему оказалась
велика.
     Цианова. Очень к лицу.
     Невидимский. Итак, буквально на десять минут! (Уходит.)

          Цианова садится в кресло и начинает перелистывать журнал
          "Огонек". Входит Ирина. На ней серый костюм.

     Ирина. Здравствуйте, Мария Игнатьевна!
     Цианова. Здравствуйте, душа моя! Как ваши успехи? Я имею в виду спорт.
     Ирина. Готовлюсь к первенству Союза.
     Цианова. Говорят, вы едете в Италию?
     Ирина. Это вам, наверное, папа сказал?
     Цианова. Я узнала это от Аркадия Валериановича.
     Ирина.  Понятно.  Папа -  Флюидову. Флюидов - вам. Сплетня! Никуда я не
еду! Мне в Италии пока еще нечего делать!
     Цианова.  Душа  моя!  Что  значит  -  нечего  делать?  А  международные
соревнования?
     Ирина.  Для того чтобы попасть на эти соревнования,  надо еще заслужить
право участвовать в них.
     Цианова (решительно).  Раз  надо "заслужить право" -  значит,  надо его
заслужить!  Все зависит от вас. Если вы поставили перед собою цель - значит,
вы должны ее добиться!  Я лично придерживаюсь именно такого принципа!  И это
относится не  только к  спорту.  Если  вы  хотите выйти  замуж за  человека,
который вам не безразличен, - действуйте и выходите замуж, добивайтесь!
     Ирина (с иронией). А если он не захочет жениться?
     Цианова.  Что значит -  не захочет? Окажитесь сильнее его. Точка зрения
на нас,  женщин,  как на слабый пол,  - реакционна и архаична! Душа моя, это
общепризнано! Когда я выходила замуж за Аверьяна Леонидовича, у меня было не
меньше препятствий, чем у вас на вашем спортивном поприще! Во-первых, старая
жена, во-вторых, взрослые дети - старший сын уже контр-адмирал! - в-третьих,
он сам как-то не очень активно решал этот вопрос в положительном смысле... И
все же, как видите, я оказалась сильнее!.. Да! Я заставила его помолодеть на
двадцать пять  лет!  И  что  же?  Он  не  раз  потом благодарил меня за  эту
встряску!   Иначе  он  бы  просто  погиб  в  своем  семейном  омуте!  Вы  не
представляете себе, что они там с ним делали! Не представляете! Они обложили
его ватой,  буквально ватой!  Академик уже не мог дышать!  Совершенно не мог
дышать! Он задыхался от мелочной опеки своих близких.
     Ирина  (едва  сдерживая  смех).  Он,  кажется,  был  уже  в  преклонном
возрасте?
     Цианова (серьезно).  Когда  мы  познакомились в  Кисловодске,  Аверьяну
Леонидовичу не  было  еще  семидесяти,  но  на  вид  ему  нельзя было дать и
шестидесяти!  Душа моя,  он был бодр!  Удивительно бодр!  Когда мы сошлись и
стали жить вместе,  я сразу же изменила ему весь режим!..  Он у меня катался
на коньках,  ходил на лыжах.  Представьте себе, в день своей смерти он играл
со мной в теннис и выиграл у меня три гейма подряд!..  Я горжусь его светлой
памятью,  горжусь тем,  что могу сказать: "Я - вдова академика Цианова!" Это
был такой светлый ум! Мы потеряли такого ученого!
     Ирина  (озорно).   А  вы  бы  могли  продлить  жизнь  академика,  Мария
Игнатьевна!
     Цианова. Как? Каким образом?
     Ирина.  Если бы вы тогда не познакомились с ним в Кисловодске!  (Быстро
убегает из комнаты, чтобы не рассмеяться.)

          Появляются  Невидимский  и Кокорев. За ними входит Ольга
          Кирилловна  с  обеденной посудой и начинает накрывать на
          стол.

     Невидимский. Мария Игнатьевна! Хотите посмотреть на рога?
     Цианова (не поняв). На чьи рога?
     Невидимский.  На рога того страшного зверя,  печенку которого вы будете
есть. Я хочу повесить их у себя в кабинете. Пойдемте! Они на кухне.

          Цианова следует за Невидимским.

     Кокорев (после небольшой паузы). Кто такая?
     Ольга Кирилловна.  Так, балаболка крашеная! Не люблю я ее... Повадилась
к нам в дом ходить -  помелом не выгонишь!..  Одного в гроб загнала, другого
себе присматривает...
     Кокорев. Уж не Виталия ли Федоровича?
     Ольга  Кирилловна.  Нет,  этот  на  ней  не  женится.  За  ней  Виталия
Федоровича помощник увивается. Лет на двадцать он ее моложе будет.
     Кокорев. Так чего ж он в ней нашел?
     Ольга Кирилловна.  Площади своей у  него нет,  а у нее квартира -  пять
комнат, одна живет, мучается...
     Кокорев (помолчав). Вот и про меня вы кому-нибудь скажете: "Повадился к
нам в дом ходить - помелом не выгонишь!.."
     Ольга Кирилловна.  Будет глупости-то говорить!  Сроду у меня и в мыслях
такого не было! Вот тоже, придумал невесть что! (Уходит.)

          Кокорев  закуривает.  В  передней  звонок.  Кокорев идет
          открывать    дверь.    Возвращается    к   сопровождении
          невысокого,  скромно  одетого  человека. Это - Шапкин. В
          руках у вошедшего толстый портфель и палка.

     Кокорев. Я сейчас позову Виталия Федоровича.
     Шапкин. Будьте так любезны.

          Кокорев   уходит.   Шапкин   ждет  у  двери.  Появляется
          Невидимский.

     Невидимский (Шапкину). Здравствуйте. Чем обязан?
     Шапкин  (после небольшой паузы).  Здравствуйте,  Виталий Федорович!  Вы
меня не узнаете?
     Невидимский (не сразу). Не узнаю... Нет, не узнаю...
     Шапкин. Я так и думал...
     Невидимский. А мы разве знакомы?
     Шапкин (улыбаясь). Да. Мы знакомы.
     Невидимский. Пожалуйста, напомните мне, где же мы с вами познакомились?
Кто нас познакомил?
     Шапкин. Ох, это было давно.
     Невидимский. Как давно? При каких обстоятельствах?
     Шапкин. Это было лет тридцать назад.
     Невидимский. Тридцать лет назад?..
     Шапкин. Вот именно. Вспомнили? Таганрог! Школа номер три!.. Я - Шапкин!
Ваня Шапкин... Вы сидели на первой парте около окна, а я через парту от вас,
ближе к двери... Теперь вспомнили?
     Невидимский (нерешительно).  Да...  конечно...  Так вы, значит, Шапкин?
Ваня?
     Шапкин. Шапкин. Ваня.
     Невидимский.   Давно   это   было...   Тридцать   лет?..   Да...   Срок
немаленький... Я бы вас не узнал...
     Шапкин. Ну, а теперь узнали?
     Невидимский (нерешительно).  Теперь как  будто  узнал...  Вы,  конечно,
сильно изменились.
     Шапкин.  Вы тоже!  Я вас таким худеньким помню...  Вместе на переменках
бегали,  девчонок  за  косы  дергали...  Помните?  Вместе  школу  кончали...
Детство! Юность!
     Невидимский. Так где же вы теперь? Что делаете?
     Шапкин. Вы разрешите мне раздеться! Я не отниму у вас много времени...
     Невидимский. Да-да! Конечно! Раздевайтесь! Там, в передней, вешалка...
     Шапкин. Я проездом... вы уж меня извините...
     Невидимский. Пожалуйста, пожалуйста...

          Шапкин,  немного  прихрамывая,  выходит в переднюю и там
          раздевается.  Невидимский в некоторой растерянности ждет
          его.  Входит  Цианова.  Появляется  Шапкин с портфелем в
          руках.

     Шапкин  (кланяется Циановой).  Здравствуйте!  (Вопросительно смотрит на
Невидимского.)
     Невидимский. Познакомьтесь, пожалуйста!
     Шапкин. Супруга?
     Цианова (протягивая руку Шапкину). Вдова академика Цианова.
     Шапкин (не разобрав). Я так и подумал! (Целует ей руку.)
     Невидимский  (Шапкину).   Ну  что  же...   Прошу  вас  в  мой  кабинет!
(Пропускает Шапкина  впереди  себя  в  кабинет,  захватив с  собой  утреннюю
корреспонденцию.)

          Действие  переносится  в  кабинет  Невидимского.  Пауза.

(Указывая на кресло.) Прошу!
     Шапкин (садится). Благодарю, Виталий Федорович! (Улыбнувшись.) Странная
все-таки штука -  жизнь!  Тридцать лет  назад мы  были пацанами,  друг другу
подзатыльники давали,  а  теперь  вот  иначе  как  по  имени  и  отчеству не
назовешь!
     Невидимский (смутившись). Простите, а как ваше имя и отчество?
     Шапкин. Иван Павлович!
     Невидимский.  Ну,  так я вас слушаю, Иван Павлович! У вас ко мне, как я
вас понял, какое-то дело?
     Шапкин. С вашего разрешения.
     Невидимский. Прошу вас.
     Шапкин.  Сначала в  двух  словах  о  себе...  После  окончания школы  в
Таганроге уехал в Харьков.  Поступил в педагогический. Окончил его. Женился.
Был на войне. (Показывает на ногу.) Сейчас живу и работаю в Иркутске...
     Невидимский. Где работаете?
     Шапкин. Я на преподавательской работе.
     Невидимский. В школе, в институте?
     Шапкин. В институте. В педагогическом институте.
     Невидимский.  Выходит,  в  некотором роде мой коллега?  Я ведь близок к
педагогике  -   руковожу  научно-исследовательским  институтом  элементарной
психологии. НИИЭП! Слыхали? Временно замещаю директора института...
     Шапкин.  Как же...  знаю...  Я,  собственно говоря,  в  связи с  этим и
решил...
     Невидимский (улыбнувшись).  Меня побеспокоить?  Чем же я  могу быть вам
полезен?
     Шапкин (не сразу). От вас зависит судьба одной рукописи.
     Невидимский. Что же это за рукопись такая?
     Шапкин.  Рукопись научной работы. Я человек неизвестный, в научном мире
у меня связей нет...
     Невидимский. Как же нет? Вы ведь работаете в институте?
     Шапкин.  Что из того? В институте, где я работаю, никто не знает о моем
труде.  Я ни к кому не обращался ни за помощью, ни за консультацией. Начал я
работу в свое время в Ашхабаде, а кончил только теперь, в Иркутске. Закончил
и для себя решил так: покажу сразу авторитетным специалистам!
     Невидимский (посмотрев на часы).  Так что же вы от меня хотите? Чтобы я
познакомился с вашей работой и сказал свое мнение?
     Шапкин.  Об этом я мечтал, когда ехал сюда. Приехал, набрался храбрости
и  заявился к вам в воскресный день прямо на квартиру.  Я думал так:  приду,
назовусь, не выгонят же меня из дома. Все-таки школьный товарищ!
     Невидимский. Как вам не стыдно? Где ваша рукопись?
     Шапкин (открывая портфель,  роется в  нем,  шелестит бумагами,  достает
рукопись и подает ее Невидимскому.) Вот она!
     Невидимский (берет рукопись). Где же первая страница?
     Шапкин (смущенно улыбаясь).  Первую страницу мне пришлось изъять.  Я ее
случайно залил чернилами.
     Невидимский (перелистывает рукопись). Как называется ваша работа?
     Шапкин. Названия еще нет. Я вот тоже как раз хотел посоветоваться...
     Невидимский (просматривая рукопись). Я вижу, вы тут разрабатываете тему
формирования нравственных черт личности в трудовом коллективе?
     Шапкин (скромно). Да. Разрабатываю.
     Невидимский (просматривая рукопись).  Интересно.  Интересно...  (Кладет
рукопись на стол.)  Хорошо.  Я  ознакомлюсь с  вашей работой.  Но мне на это
нужно время. Сейчас я чрезвычайно загружен. Неделю, две, три...
     Шапкин. Если бы вы знали, как я вам благодарен!
     Невидимский.  Если работа достойна,  я постараюсь заинтересовать ею наш
институт.
     Шапкин.  Тронут вниманием. Тронут. (Помолчав.) Виталий Федорович! Что я
хотел  еще  вас  просить...  Видите ли...  ну,  допустим,  вы  прочитали мою
рукопись, и она в общем оказалась приемлемой... что тогда?
     Невидимский. Я не совсем понимаю!
     Шапкин.  Ну,  как бы вам это сказать, чтобы вы меня правильно поняли...
Что мне с ней дальше делать? Кому ее предложить?
     Невидимский (пожав плечами).  Ну...  не  знаю...  Вы  не  имеете ученой
степени?
     Шапкин.  Нет,  не имею.  Над диссертацией я сейчас работаю. У меня есть
другая тема.  А эту рукопись я хотел бы, откровенно говоря, издать отдельной
книгой.  (Застенчиво.)  У  нас обычно диссертация бывает первым и  последним
трудом диссертанта, а я хочу к защите уже иметь печатный труд.
     Невидимский. Понятно. Так за чем же дело стало?
     Шапкин.  Как бы вам это объяснить?  Я живу в Иркутске. Мне будет трудно
оперативно  вносить  в  работу  необходимые  поправки.  А  они,  несомненно,
потребуются.  В конце концов,  вы,  Виталий Федорович, совершенно не обязаны
шефствовать над этой книгой все время...
     Невидимский. Так что же вы предлагаете?
     Шапкин.   Может   быть,   вы   знаете   человека,   который   взял   бы
непосредственное шефство над  этой книгой?  В  этом случае я  пошел бы  даже
на... соавторство.
     Невидимский  (с   удивлением).   На  соавторство?   Зачем?   Зачем  вам
соавторство?  Если  книга  хороша  и  полезна,  то  ее  и  так  можно  будет
напечатать.
     Шапкин.   Дорогой  мой  Виталий  Федорович,  человеку  с  именем  легче
напечататься, легче получить признание. Вы вспомните, Виталий Федорович, как
вы сами пробивались...
     Невидимский. А как я пробивался?
     Шапкин. Ну, тоже, наверное, кто-нибудь помогал... Проталкивал...
     Невидимский. Не помню. Не помню.
     Шапкин.  Значит,  вам повезло... Так вот, Виталий Федорович... Я живу у
черта на куличках,  а  мой будущий соавтор мог бы здесь,  в непосредственной
близости от  издательства,  от  вашего института,  довести работу до конца и
проследить за ее изданием. В конце концов, ум хорошо, а два все же лучше!
     Невидимский. Вы что же, хотите, чтобы я нашел вам такого человека?
     Шапкин.  Вы угадали мои мысли...  У  вас такие знакомства в  этом мире.
Любой из ваших учеников...
     Невидимский. Вы меня, право, ставите в неловкое положение...
     Шапкин (решившись). Виталий Федорович, а может быть, вы сами...
     Невидимский. Что я сам?
     Шапкин (деликатно). ...согласились бы?..
     Невидимский (в изумлении).  Стать вашим соавтором?  Да вы что, в уме? С
какой стати?  Простите,  я не привык к таким предложениям! (Встает, ходит по
комнате.)
     Шапкин. Я не хотел вас обидеть, я...
     Невидимский (возмущенно).  Нет,  вы подумайте, о чем вы говорите? Зачем
мне ваше соавторство?  С какой стати?  И потом что это за сделки? Неужели вы
полагаете, что я могу быть в этом заинтересован?
     Шапкин.  Безусловно -  нет.  Я  бы  рассматривал это  просто как помощь
школьному товарищу.  И потом это, конечно, только в том случае, если бы сама
рукопись оказалась бы  достойной того,  чтобы одним из  ее  авторов значился
такой человек,  как вы!  Я не хотел вас обидеть!  Избави бог! Вы меня не так
поняли...
     Невидимский.  Вот что,  Иван Павлович! Будем считать, что вы мне ничего
не  предлагали и  я  ничего  не  слышал.  В  противном случае  мне  придется
отказаться от  чтения и  консультации вашей работы.  Да-да!  Только на  этих
условиях я оставлю рукопись у себя.
     Шапкин.  Виталий Федорович!  Поймите,  я  не  хотел  вас  оскорбить или
обидеть.  Я по простоте душевной...  Провинциал!..  Не подумал...  (Запирает
пустой портфель.)  Трудно...  трудно пробиться неизвестному человеку...  А в
нашем институте,  где я работаю,  просто невозможно.  Столько зависти к тем,
кто пытается подняться на голову выше своего сослуживца...  (Вздыхает. После
паузы.)  Виталий Федорович,  вы  видите кого-нибудь из  наших соучеников?  Я
что-то всех потерял из виду.
     Невидимский. Помните такую - Олю Воробьеву?
     Шапкин. Помню, как же! Оля! Где она?
     Невидимский.   Сейчас  заслуженная  артистка  республики.   Работает  в
ленинградском театре.
     Шапкин. Вот видите, тоже повезло человеку. Выбилась в люди.
     Невидимский.  Года два назад звонил по телефону Коровин.  Служит где-то
на Дальнем Севере -  летчик.  А  так больше я  никого не встречал и ни о ком
ничего не слышал...  Многих,  наверное,  уже нет и в живых...  Да-а-а... Вот
так...
     Шапкин (встает,  берет палку,  протягивает руку Невидимскому).  Ну, еще
раз от души - спасибо.
     Невидимский. Не за что. Прочитаю - сообщу. Да! Куда вам написать?
     Шапкин.  Сейчас я еду в Кисловодск.  У меня отпуск.  На обратном пути я
вам позвоню и  зайду,  если разрешите.  Я  хотел бы еще повидаться с  вами и
отзыв о работе получить лично, если это, конечно, не затруднит вас. Я всегда
боюсь быть навязчивым.
     Невидимский. Нет-нет... пожалуйста. Через месяц, я думаю, мы встретимся
и поговорим. А потом уж вы решите, что делать дальше.
     Шапкин. Только следуя вашему совету, Виталий Федорович!
     Невидимский.  Ну,  это мы там посмотрим. Во всяком случае, беседа у нас
состоится.

          Шапкин не спеша идет к двери. Невидимский провожает его.
          У  двери Шапкин останавливается, как бы что-то вспомнив,
          но затем, передумав, берется за ручку двери.

Вы хотели мне еще что-то сказать?
     Шапкин. Нет-нет... пустяки... Право, пустяки...
     Невидимский.  Говорите уж все сейчас, а то мы теперь только через месяц
увидимся.
     Шапкин. Да нет. Не стоит. Не стоит.
     Невидимский. Что так? Хотели что-то сказать и передумали?
     Шапкин (замявшись).  Видите ли,  я  было подумал обратиться к вам еще с
одной небольшой просьбой, но считаю это не совсем удобным в такой ситуации.
     Невидимский. Что за просьба? Не стесняйтесь, говорите.
     Шапкин (решившись).  Ну ладно.  Хорошо.  Если вы настаиваете. Я, видите
ли,  должен был вчера получить перевод из дома на сто рублей. Перевод еще не
поступил.  А  мне  сегодня  необходимо  расплатиться с  машинисткой  за  эту
рукопись (указывает на рукопись,  лежащую на столе) и за гостиницу. (Разведя
руками.) Вот, собственно говоря, и все. Я был вами так радушно встречен, так
по-хорошему,  по-товарищески мы с вами поговорили...  Ну, мне и пришла вдруг
дикая мысль одолжить у  вас  на  один  день  рублей...  пятьдесят,  в  новом
исчислении,  ну, а потом я решил не обращаться к вам с этой просьбой. Все же
как-то неудобно.  И  рукопись читай и  деньги одалживай...  Так что не надо.
Как-нибудь   вывернусь.    Машинистка   подождет,   гостиница   тоже...   Не
беспокойтесь, Виталий Федорович! Ерунда! Право, даже стыдно стало!..
     Невидимский.  Ну  что  вы...  В  конце  концов,  это  со  всяким  может
случиться...
     Шапкин. Завтра я получу перевод обязательно.
     Невидимский (неуверенно). Я мог бы выручить вас...
     Шапкин.  На один день. Буквально. Если это вас не очень затруднит. А то
ведь я действительно могу обойтись!
     Невидимский (без энтузиазма).  Нет-нет. Пожалуйста. Я могу вам одолжить
пятьдесят рублей. Больше не могу, а пятьдесят, пожалуй, могу. (Отпирает ящик
стола, достает деньги.)
     Шапкин  (смущенно улыбаясь).  Кредит  вообще  портит  отношения,  но  я
надеюсь, что он будет всего однодневным.
     Невидимский.  А  об однодневном кредите нечего и  разговаривать!  (Дает
деньги.) Пересчитайте, пожалуйста!
     Шапкин. Что вы! Зачем же считать?
     Невидимский. Нет, все же лучше пересчитайте.
     Шапкин (кладет деньги в карман). Ни за что.
     Невидимский. Деньги счет любят. А если я ошибся и дал больше?
     Шапкин. Ну в таком случае я пересчитаю! (Достает деньги и пересчитывает
их.)
     Невидимский. Правильно?
     Шапкин. Пятьдесят.
     Невидимский. Ну вот.
     Шапкин. А может быть, не стоит? (Протягивает Невидимскому деньги.)
     Невидимский. Ну что вы! Мне они сейчас не нужны!
     Шапкин.  Хорошо.  В таком случае до завтра.  Если вас не будет дома,  я
могу их оставить кому-нибудь из ваших домашних?
     Невидимский.  Конечно.  У нас всегда кто-нибудь дома. Можно их передать
нашей домработнице. Она свой человек.
     Шапкин.  Завтра не позже пяти,  максимум шести вечера.  Я  уверен,  что
перевод придет завтра утром.  Я  уже заказал разговор с  женой.  (Смотрит на
часы.  Почему-то  медлит.  Затем  подходит к  столу и  берет свою  рукопись.
Задумывается.)
     Невидимский. Что вас смущает?
     Шапкин (в раздумье).  Я вот думаю, не взять ли мне сейчас свою рукопись
для того, чтобы принести ее вам завтра? Я не успел ее вычитать после машинки
- могут быть опечатки,  пропуски...  (Решительно.) Я, пожалуй, так и сделаю.
Завтра  я  вам  ее  привезу вместе  с  деньгами.  (Хочет положить рукопись в
портфель.)
     Невидимский (успевает взять из  рук Шапкина рукопись).  Не  затрудняйте
себя, Иван Павлович. Я уж как-нибудь разберусь и в опечатках и в пропусках!
     Шапкин (неохотно отдавая рукопись). Вы думаете?..
     Невидимский (улыбаясь). Я уверен.
     Шапкин (помедлив).  В  таком  случае...  еще  раз  большое товарищеское
спасибо!

          Невидимский  открывает  дверь.  Действие  переносится  в
          столовую.   Столовая.   Стол  накрыт  к  обеду.  Цианова
          беседует с Кокоревым.

     Цианова (Кокореву).  У  меня есть один знакомый,  ведущий скульптор.  Я
заказала ему бюст академика Цианова для личного пользования.  Он  делает его
из мрамора. Я могла бы вас с ним познакомить.
     Кокорев.  Только  если  он  настоящий скульптор,  который действительно
отрешен от всех мелочей жизни...

          В  столовую  входят  Невидимский  и  Шапкин.  Цианова  и
          Кокорев прекращают разговор.

     Невидимский (Шапкину). Может быть, вы с нами пообедаете?
     Шапкин. Нет-нет. Мне надо торопиться. У меня ведь заказан междугородный
разговор с женой.
     Невидимский. Не смею задерживать.
     Шапкин (вежливо раскланиваясь с  Циановой).  До свидания!  До свидания!
Всего хорошего.

          Невидимский провожает Шапкина в переднюю.

(В дверях.) Час назад я переступал этот порог с некоторым трепетом, сейчас я
переступаю его окрыленный и благодарный! Итак, до завтра, Виталий Федорович!                                 
     Невидимский. Ни пуха ни пера!
     Шапкин (вежливо). В таком случае идите к черту!
     Невидимский (улыбаясь). К черту, к черту!

          Шапкин уходит. Невидимский возвращается в столовую.

     Цианова (с удивлением). Почему этот гражданин послал вас к черту?
     Невидимский.  Так  полагается.  Я  пожелал ему "ни пуха ни  пера".  Это
охотничья примета.  Это значит,  что я  пожелал ему удачи.  В этом случае он
обязательно должен послать меня к черту. Иначе ему не повезет.
     Цианова. Я этого не знала.

          Входит Ольга Кирилловна.

     Ольга Кирилловна. Можно подавать обед?
     Невидимский.  Подавайте,  Ольга  Кирилловна!  И  зовите  нашего мастера
спорта!

          Ольга Кирилловна уходит.

     Цианова.  Ефим Петрович посвятил меня в тайну своего изобретения. Очень
интересно! Я уверена, что это имеет большое будущее!
     Невидимский. И еще большее прошлое!

          Ольга  Кирилловна вносит миску с дымящимся кушаньем. Все
          садятся за стол. Входит Ирина. Тоже садится к столу.

     Цианова (неожиданно). Ефим Петрович! Пожелайте мне ни пуха ни пера!
     Кокорев. Вам это очень нужно?
     Цианова. Да. Я на днях ложусь на операцию.
     Ирина. На операцию?
     Цианова. Нет-нет. Ничего страшного. Я вам потом скажу.

          Неловкая пауза.

     Кокорев (Циановой). Ну что ж! Я желаю вам ни пуха ни пера!
     Цианова (жеманно). Идите к черту!..
     Невидимский (всем). А теперь давайте есть лося, которого я убил!


КАРТИНА ВТОРАЯ

          Кабинет  Невидимского  в  институте.  На  стене портреты
          ученых Павлова и Сеченова. В момент поднятия занавеса на
          сцене находятся Невидимский и Хапуновин.
          Первый  сидит  в  кресле  за  столом, второй - в кресле,
          предназначенном для посетителей. За окном лето.

     Невидимский (продолжая  разговор).  Так  сколько  же  дней  вы  были  в
командировке от Общества?
     Хапуновин (охрипшим голосом).  Двадцать  три  дня,  Виталий  Федорович!
(Вытирает руки носовым платком.)
     Невидимский. А всего сорок один день?
     Хапуновин.  Да. Мне потом продлили командировку на месте, в республике.
(Вытирает шею платком.)
     Невидимский. Сколько лекций вы прочли за свою поездку?
     Хапуновин (замявшись).  Сколько  лекций?  Ну,  если  считать  беседы  и
консультации...
     Невидимский.   Вы  ведь  выступала  по  путевкам?  Сколько  путевок  вы
предложили к оплате?
     Хапуновин  (нерешительно).   Сто   сорок  девять,   Виталий  Федорович!
(Оправдываясь.) Я понимаю,  что это может вас удивить,  но я не мог, не имел
права отказать местным организациям!  Это же Север!  Воркута!  Печора!  Люди
истосковались по живому слову!
     Невидимский. Сколько вы заработали?
     Хапуновин.  Со мной еще полностью не рассчитались... Тысяч десять... за
вычетом подоходного, бездетного... несколько меньше.
     Невидимский (покачав головой). Ничего себе подработали... На какую тему
вы выступали?
     Хапуновин.  Я  выступал по трем темам.  Но в основном я читал лекции на
тему "Моральный облик человека социалистического общества".
     Невидимский.  Да-а-а...  Рискованно...  рискованно... Подвели вы нас...
Крепко подвели... И себя тоже.
     Хапуновин (испуганно). Опять подвел? А что, пришло письмо?
     Невидимский. Да. Пришло письмо.
     Хапуновин. От кого письмо?
     Невидимский.  Жалуются на  вас  товарищ Хапуновин.  (Читает выдержку из
письма) "...Лектор,  кандидат наук тов.  Хапуновин, выступал по пять, а то и
более раз в день. Это не могло не отразиться на качестве его выступлений, да
и  сами  лекции,  изобилующие  цитатами,  носили  явно  (пытается  разобрать
какое-то слово в письме) ...ка... ко..."
     Хапуновин (подсказывает). Компилятивный...
     Невидимский  (взглянув  на  Хапуновина  и   продолжая  читать  письмо),
"...компилятивный,   несамостоятельный   характер.   Прочитанный   же   тов.
Хапуновиным доклад о  чистоте морали прозвучал (опять не  разбирает какое-то
слово в письме) ...ка... ко..."
     Хапуновин (подсказывает). Кощунственно...
     Невидимский  (продолжает  читать).  "...кощунственно в  устах  лектора,
который в  погоне за "длинным рублем" беззастенчиво сокращал и  комкал текст
своего выступления,  для  того  чтобы  успеть выступить на  эту  же  тему  в
следующей аудитории...".  Ну и  дальше в том же духе!  (Откладывает письмо в
сторону.) Что скажете?
     Хапуновин (растерянно оправдываясь).  Действительно...  Мне приходилось
иногда  применяться  к   аудитории...   В   ряде  случаев  я   вынужден  был
сокращаться...
     Невидимский.  Напишите  мне  объяснение.  Все  подробно.  Даты.  Суммы.
Досконально. Нехорошо... Опять нам приходится с вами разбираться...
     Хапуновин  (поднимается).   Объяснение  передать  лично  вам,   Виталий
Федорович? (Подает приготовленное объяснение.)
     Невидимский. Оставьте его моему секретарю.
     Хапуновин.  Хорошо.  До свидания, Виталий Федорович! (Смотрит на часы.)
О-о-о! Опоздал!.. (Убегает.)

          Невидимский,  взяв  со  стола какие-то бумаги, уходит из
          кабинета.  Пауза.  Входит  секретарша,  кладет  на  стол
          книгу.
          Появляется Флюидов. В руках у него папка на "молнии".

     Флюидов. Виталий Федорович не приезжал еще?
     Секретарша.  Был здесь. Наверное, в партком вышел. У Хапуновина большие
неприятности.
     Флюидов.  Опять?  Что вы  говорите?  (Смотрит на  портреты,  висящие на
стене.) О о! Новые портреты? Кто это? Я что-то не узнаю.
     Секретарша. Павлов! Сеченов!
     Флюидов. Ах да! Верно!.. Я всегда их путаю.

          Входит Невидимский.

     Секретарша. Поздравляю вас, Виталий Федорович!
     Невидимский. С чем это?
     Секретарша. С вашей книгой! (Показывает.)
     Невидимский (проходит за  свой стол).  А-а-а...  (Рассматривает книгу.)
Вот как! Почему только один экземпляр?
     Секретарша.  Я  с  большим трудом уговорила товарища Выглазова дать вам
хотя бы один. Книга еще не вышла. Это "сигнальный"!
     Невидимский  (сердито).  Неужели  они  не  могли  дать  автору  десяток
экземпляров? Соедините меня с Выглазовым.

          Секретарша   уходит.  Невидимский  протягивает  Флюидову
          книгу. Тот берет ее, разглядывает.

     Флюидов. Поздравляю! Это уже солидный труд, Виталий Федорович!
     Невидимский.   Четыре  года  работы!  Кое-кому  придется  покраснеть  и
пересмотреть свое отношение ко мне как к "бесплодной смоковнице".
     Флюидов. Хорошая шпилька! Да-а-а... Когда вы успели?
     Невидимский.  Надо уметь организовать свое время.  Режим - это основной
фактор гигиены умственного труда.
     Флюидов. Жаль только, что не вы один являетесь автором этой работы.
     Невидимский.  Что  поделаешь?  Соавтор есть соавтор.  Тут уж  никуда не
денешься. Думаю перетащить его в наш институт. Талантливый человек!
     Флюидов. Это в вашей власти, Виталий Федорович! (Перелистывает книгу.)
     Невидимский.   Не  совсем  в  моей,   правда...   Но...  одним  словом,
посмотрим...
     Флюидов (держа в руках книгу). "В.Ф.Невидимский, И.П.Шапкин. Личность и
коллектив". Как звучит! (Смотрит выходные данные книги.) "Подписано к печати
пятнадцатого мая тысяча девятьсот пятьдесят пятого года.  Редактор Выглазов.
Тираж пятьдесят тысяч". (Возвращает книгу Невидимскому.) Постарались.
     Невидимский.  Этот Выглазов - славный малый, однако невежда. Удивляюсь,
как  он  до  сих пор держится в  этом издательстве.  Одно время даже замещал
главного редактора!
     Флюидов.   Ну,   вашу  книгу  ему,   наверное,   не  очень-то  пришлось
редактировать! После таких отзывов...
     Невидимский.  А  я  не  уверен,  читал ли он ее вообще.  Так,  для вида
просмотрел,  может быть,  раз-другой, поставил несколько птичек и подписал в
печать.  А не будь этого Выглазова, глядишь, и не вышла бы она "молнией", не
увеличили бы тираж... Вот тут, в этом свете, и рассматривай роль личности...

          Входит секретарша.

     Секретарша. Выглазов у телефона, Виталий Федорович!
     Невидимский. Спасибо! (Снимает трубку.)
     Секретарша.  Я  звонила на аэродром.  Самолет из Вены ожидается в шесть
двадцать пять.
     Невидимский. Благодарю вас.

          Секретарша уходит.

     Флюидов. Кого-нибудь встречаете сегодня? Опять какую-нибудь иностранную
делегацию?
     Невидимский (держа трубку в руке). Дочь из Рима летит!
     Флюидов. Что вы говорите!
     Невидимский (говорит по телефону).  Алло!  Издательство?  Это Выглазов?
Говорит Невидимский.  Что же это ты, батенька мой, обижаешь своих авторов?..
Не думаешь обижать?  Не думаешь,  а обижаешь... Кого? Меня!.. Да... Понимаю.
Но ведь нет правила без исключения!  Невозможно?..  Тогда еще два!..  Крайне
необходимо!  Принесешь?.. Вот это другой разговор!.. Согласен!.. Да, часам к
восьми...  жду... жду... (Вешает трубку.) Сегодня вечером принесет мне лично
еще два экземпляра,  Аркадий Валерьянович!  Вы  ведь тоже сегодня у  нас!  Я
предупреждал Марию Игнатьевну!
     Флюидов. Будем, будем!
     Невидимский.   Как  это  говорится,   хорошенько  не  "обмоешь"  -  жди
неприятностей:  плохих рецензий,  дурных отзывов...  Кстати,  ваша  рецензия
готова?
     Флюидов.  Готова.  Я  как  раз  хотел показать ее  вам,  перед тем  как
отсылать в редакцию. (Быстро достает из папки рукопись.)
     Невидимский. Нет-нет! Неудобно! Не надо!
     Флюидов. Ничего неудобного! Это же о вас, о вашей книге!
     Невидимский (протягивает руку).  Ну хорошо. Почитаем. (Достает "вечную"
ручку и начинает читать статью.)

          Флюидов смотрит через его плечо.

(после паузы.) А не  лучше  ли  тут  будет  сказать  так:  "Авторы  проявили
смелость и оригинальность в серьезном научном исследовании". Как вы думаете?
     Флюидов.  Правьте,  правьте, Виталий Федорович! Пусть будет так, как вы
хотите! Это же о вашей книге!
     Невидимский  (исправляя  строку  в  статье).   Как  вы  договорились  с
редакцией?
     Флюидов. Дают в восьмой помер.
     Невидимский (не  поднимая головы).  Дело!  У  вас  -  недюжинный талант
организатора. Вы "мастер короткого удара"!
     Флюидов.  Стараюсь проявить себя  на  работе.  Статья выйдет из  печати
почти одновременно с книгой.
     Невидимский (читает статью).  Вот  еще  это место!  Вы  пишете:  "Книга
читается  с  интересом  и,  несомненно,  привлечет внимание  широких  кругов
педагогической  общественности".  Может  быть,  следует  сформулировать так:
"Книга имеет, бесспорно, практическое значение, она читается с интересом", -
ну и дальше так, как у вас!
     Флюидов. Правьте, правьте, Виталий Федорович!
     Невидимский. В таком случае исправим! (Правит статью.)
     Флюидов. Название вас устраивает?
     Невидимский.  Гмм... Ну что ж... "Неоценимый вклад в науку"? (Подумав.)
Я  не  против...  Да лучше,  пожалуй,  и  не придумаешь?  (Возвращает статью
Флюидову.)
     Флюидов (пряча статью в  папку и задергивая "молнию").  Завтра пойдет в
набор.  (Интересуется "вечной" ручкой,  которую Невидимский все еще держит в
руке.) Это что, модель "Акула"?
     Невидимский. "Акула"!
     Флюидов (с завистью). Уже?
     Невидимский.  Уже!  В  оперативности,  друг мой,  залог успеха!  (После
паузы,  спрятав ручку.)  Ну,  как ваша жизнь молодая?  Как чувствуете себя в
академической квартире? Не затерялись еще в пяти комнатах?
     Флюидов (смущенно улыбаясь).  Мы будем меняться.  Нам предлагают взамен
наших пяти на набережной четыре - в центре. Со всеми удобствами, конечно.
     Невидимский. Тень академика Цианова не беспокоит вас по ночам?
     Флюидов (улыбаясь). Пока сплю спокойно.
     Невидимский.  Друг мой!  Вам надо думать о  защите диссертации.  Жить в
квартире академика и не иметь степени кандидата -  нонсенс! На какой теме вы
остановились?
     Флюидов.  Я,  Виталий  Федорович,  решил  взять  тему  "Психологическое
воздействие большой перемены на сознание учащихся неполной средней школы".
     Невидимский (глубокомысленно).  Ну  что ж,  Аркадий Валерьянович,  тема
заслуживает внимания.  Я в свое время сам занимался проблемой направленности
эмоций у  школьников-подростков в  предканикулярный период и в связи с этим,
помнится, затрагивал вопрос о большой перемене. У меня тому лет десять назад
даже  была статья на  эту  тему.  Я  делился в  ней  своими наблюдениями над
рефлекторностью восприятия  третьего  звонка  отстающими учащимися  пятых  и
шестых  классов.  Вам  было  бы  небезынтересно ознакомиться с  ней.  Где-то
сохранился журнал...  (Ищет в  шкафу,  не находит.)  Я  нам его дам вечером.
Найду дома.
     Флюидов.  Буду вам признателен.  Для меня это очень важно.  Кстати,  мы
посоветовались с Марией Игнатьевной и решили просить вас, Виталий Федорович,
быть моим официальным руководителем.
     Невидимский. Охотно, охотно. Я вам с удовольствием помогу.
     Флюидов.  Большое спасибо,  Виталий Федорович.  Я  вам  пока  больше не
нужен?
     Невидимский (подумав).  Кажется,  нет.  Не  забудьте отправить статью в
журнал. Не за-будь-те!
     Флюидов. Что вы! Как можно! До вечера! (Уходит.)
     Невидимский (один, с книгой в руке). Невидимский... Шапкин... Ну что ж.
По алфавиту...  Вы,  Иван Павлович,  можете быть мне только благодарны: ваше
желание  исполнилось!..  Это  издание  будет  для  вас  приятным  сюрпризом.
(Звонит.)

          Входит секретарша.

Вы звонили в издательство? Просили забронировать для меня и товарища Шапкина
по сто экземпляров нашей книги?
     Секретарша.  Да,  я  звонила.  Мне сообщили,  что тираж книги ожидается
только недели через две. Не раньше.
     Невидимский (качая сокрушенно головой). Ну, хорошо!

          Секретарша уходит.

(Набирает   номер  телефона.)  Ольга  Кирилловна?..  У  вас  все   готово?..
(Слушает.)  Мне кто-нибудь звонил?..  Вы  одна дома?..  А  что он  делает?..
Курит?..  (Слушает.) Я еще не знаю.  Если успею, подъеду на аэродром, а нет,
так  приеду прямо  домой  из  института.  Стол  накройте человек на  семь!..
Хорошо! (Кладет трубку.)

          В кабинет входит Зубарин.

     Зубарин (держит в руках толстую рукопись). Можно, Виталий Федорович?
     Невидимский. Милости прошу!

          Зубарин начинает ходить по кабинету.

Что-нибудь случилось, Сергей Савельевич?
     Зубарин  (останавливается посередине  кабинета).  Это  безобразие!  Это
профанация науки! Это абсурд! Бред! Наукообразный собачий бред!
     Невидимский. Присядьте, ради бога! Что с вами? Чем вы так возмущены?
     Зубарин (с возмущением).  Я настаиваю на том,  чтобы эта,  с позволения
сказать,  диссертация (потрясает рукописью) была снята с  повестки заседания
завтрашнего ученого совета! Сня-та!
     Невидимский (серьезно). Чья диссертация?
     Зубарин  (смотрит  на  название  работы  и   имя  автора).   Аспирантки
Простынкиной! (Про себя.) И фамилия-то какая, нарочно не придумаешь!..
     Невидимский  (недовольным голосом).  Странно.  Я  знаю  эту  работу.  А
фамилии, Сергей Савельевич, разные бывают... (Протягивает руку.)
     Зубарин (кладет перед ним рукопись).  Вы считаете это исследовательской
работой?  Весь этот набор научных терминов и  цитат,  притянутых за  уши для
того, чтобы скрыть отсутствие собственных мыслей. Удивительно! Поразительно!
Эдак мы черт знает до чего докатимся!
     Невидимский (бегло  просматривает рукопись и  неожиданно читает вслух).
"Утвердившееся  чувство  ответственности  у   комсомольца  через  выполнение
комсомольских поручений есть  не  что  иное,  как  установление определенной
формы  равновесия,  которая  возникает в  организме животного и  человека  в
процессе жизни". (Качает головой.) Да, действительно...
     Зубарин  (с  усмешкой).  "В  организме животного...".  Новое  в  науке:
комсомолец-активист в состоянии равновесия!  Эквилибристика какая-то!  Цирк!
Читайте, читайте дальше!
     Невидимский. Чья, чья это работа?
     Зубарин. Аспирантки Простынкиной!
     Невидимский. Ах, Простынкиной? Ну что ж... я знаю работу... Может быть,
действительно  здесь  надо  кое-что  подправить,  подчистить...  (Становится
серьезным.)
     Зубарин.  Там нечего чистить.  Ни одной мысли!  Галиматья!  Макулатура!
Типичная вульгаризация павловских идей!
     Невидимский  (выходит  из-за  стола).  Драгоценный  Сергей  Савельевич!
Нельзя так! Нельзя, нельзя, нельзя! Приходится иной раз идти на компромиссы!
     Зубарин (строго). С чем? С совестью? Простите, не так воспитан!
     Невидимский (шутливо).  Наше  мышление  определяется условиями жизни  и
окружающей среды.  По этим условиям мы обязаны выпустить в  этом году десять
кандидатов и четырех докторов наук.  А если мы их не выпустим, то окружающая
среда в лице академии и министерства запишет нам невыполнение плана.  Каждый
новый кандидат - это процентная единица нашего плана!
     Зубарин.   Но   нельзя  же  давать  пропуск  в   науку  невеждам  вроде
Простынкиной,  людям,  неспособным  мало  мальски  самостоятельно  творчески
мыслить! Это безответственно!
     Невидимский  (пожав  плечами).   Человек  три   года  учился  в   нашей
аспирантуре.  Мы ему государственные деньги платили. Что-то делал человек за
эти три года? Как же мы ему теперь вдруг не дадим ученой степени? С нас ведь
спросят! И, между прочим, не с вас, Сергей Савельевич, а с меня!
     Зубарин.  Готов отвечать наравне с  вами.  Но на сделки с совестью я не
пойду.  Вы  можете этой  Простынкиной натягивать ученую степень,  а  я  буду
протестовать - буду в самой резкой форме выступать на ученом совете! В самой
резкой форме!
     Невидимский (сухо). Как вам будет угодно. Это ваше право.

          Зубарин уходит.

(Сидит некоторое время один, задумавшись, барабаня пальцами по  диссертации.
Затем, решив что-то, набирает  номер телефона.)  Степан Иванович  у  себя?..
Соедините меня с ним, пожалуйста!.. Да, это Невидимский... Спасибо... (Ждет.
Затем  говорит мягко и душевно.)  Степан Иванович!  Хотел  бы  зайти  к  вам 
сегодня...  Да нет...  Есть  необходимость  посоветоваться...  Что  волнует?
Волнуют рутинеры,  мешающие  росту  молодых  научных  кадров...  Через  час?
Хорошо, Степан Иванович! Всего доброго, Степан Иванович!  (Осторожно  кладет
трубку на рычаг.)

          Входит  секретарша.  Закрыв  за  собой дверь, смотрит на
          Невидимского. Небольшая пауза.

     Секретарша (вполголоса). К вам аспирантка Простынкина.
     Невидимский (не сразу). Пусть войдет.

          Секретарша  уходит.  В кабинет стремительно входит яркая
          молодая  блондинка. Она решительно идет на Невидимского,
          который,  растерянно улыбаясь, поднимается ей навстречу.
          Девушка  кидает свою сумочку на стол, резко опускается в
          кресло, гневно смотрит на Невидимского.

     Простынкина (нагло и многозначительно). Ну?..

          Занавес


ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ


КАРТИНА ТРЕТЬЯ

          То  же  место действия, что и в первой картине. Вечер. В
          момент поднятия занавеса на сцене (в столовой) находятся
          Ирина,  Кокорев,  Доброхотов,  Инна и Светлана - подруги
          Ирины.  У  девушек  в руках только что полученные ими от
          Ирины  небольшие  подарки  из-за  границы:  духи, бусы и
          прочие мелочи. Кокорев рассматривает какие-то открытки и
          снимки,   лежащие   перед   ним   на  столе.  Доброхотов
          перелистывает  заграничный  журнал. Он небрит и время от
          времени поглаживает ладонью щеки.

     Ирина (с увлечением).  Музей под открытым небом!  Так интересно!  Вот я
много читала про  Рим,  и  вы,  дядя Фима,  тоже часто рассказывали мне  про
Римскую империю,  и  вот  я  собственными глазами увидела развалины Колизея!
(Передохнув.) Ну,  конечно,  ходили смотреть Ватикан.  Монахи там,  капуцины
всякие ходят - иезуиты. Правда, Леша?
     Доброхотов. Ходят.
     Инна. Папу видели?
     Светлана (не поняв). Какого папу?
     Инна. Какого? Римского! Не твоего, конечно! (Смеется.)
     Доброхотов. Нет, папу римского мы не видели. Хотели на него посмотреть,
только нам его почему-то не показали!
     Ирина  (продолжая рассказывать).  Итальянского языка  мы,  конечно,  не
знаем,  так что объясняться нам было трудно.  "Синьор",  "синьорита",  "бона
сера",  "си",  "но",  а  дальше не  понимаем!  Переводчики наши  были просто
нарасхват:  то  надо спросить,  про это узнать!  Нет,  я  теперь обязательно
займусь по-настоящему изучением какого-нибудь иностранного языка.
     Светлана.  Не зря я французский и английский учу!  Как ты думаешь, Ира,
двух языков хватит?
     Инна. Такого, как у тебя, и одного хватит.
     Кокорев (усмехнувшись).  Нет,  язык,  конечно,  знать надо. Без него за
границей трудно.
     Ирина. Как без рук! Правда, Леша?
     Доброхотов (просматривая журнал). Безусловно.
     Инна. А из Рима, значит, махнули прямо в Париж?
     Ирина. В Париж.
     Кокорев. Так-так... Ну? Что в Париже видели?
     Ирина.  Мальчишек что интересовало?  Полезть на Эйфелеву башню!  Оттуда
весь  Париж  как  с  птичьего  полета.  А  мы  -  смотреть  Собор  Парижской
богоматери!
     Доброхотов (улыбаясь).  Вы представляете себе,  Ефим Петрович,  подошли
они к собору и давай кричать: "Квазимодо, Квазимодо!" (Смеется.)
     Ирина (серьезно). Ну да! А другие Эсмеральду звали!
     Инна.  Наверное,  как-то не верилось,  что вы находитесь там, где все у
Гюго происходило?
     Ирина.  Конечно, не верилось! Ходим по Парижу и вспоминаем: здесь гулял
Растиньяк, тут жил отец Горио...
     Инна.  Теперь тебе обязательно надо будет перечитать заново и Бальзака,
и Гюго, и Золя...
     Светлана. И Мопассана... (Смеется.)
     Инна.  Ну,  чего ты,  Светка, смеешься, она правильно сказала. Мопассан
тоже про Париж много писал!
     Кокорев. В Лувре-то были?
     Ирина (живо). А как же! Вот только жаль, что у нас в этот день было так
мало времени.  Сначала мы пошли искать Джоконду.  Нашли и  разочаровались...
Она оказалась маленькой!
     Светлана (с удивлением). Почему маленькой?
     Инна. Ну, просто маленькая картина, как ты не соображаешь!
     Ирина. Но кто увидел ее, тот отойти уже не может! Правда, Леша?
     Доброхотов. Правда. И тут только понимаешь, какая она великая!
     Кокорев  (глубокомысленно).  Леонардо  да  Винчи  тоже  был  человеком,
ходячим по земле...
     Инна. Ира! Ты хотела показать медали! Покажи!
     Светлана. И еще что-нибудь интересное! Ты, наверное, привезла?
     Инна (Светлане). Я просто на тебя удивляюсь! (Пожимает плечами.)
     Ирина. Сейчас! (Убегает.)

          Девушки,   сгруппировавшись,   склоняются  над  каким-то
          альбомом.

     Кокорев (Доброхотову). Вы, стало быть, тоже мастер спорта?
     Доброхотов. Тоже. И тоже гимнаст, как и Ирина.
     Кокорев. А вообще кто?
     Доброхотов. А вообще я аспирант пединститута. Живу в Новосибирске.
     Кокорев. Выходит, из Новосибирска в Рим и обратно?
     Доброхотов. Да. Сегодня уже домой!
     Кокорев. Поездом?
     Доброхотов.  Нет,  самолетом.  С  самолета на  самолет.  (Улыбнувшись и
потерев ладонью небритую щеку.)  Вот хотел еще в  Вене побриться,  а  Ира не
советует,  говорит,  что есть такая примета...  Перед полетом не рекомендуют
бриться...
     Кокорев. Кто не рекомендует?
     Доброхотов. Не знаю. Примета такая есть. Как вы думаете?
     Кокорев (серьезно). Ире виднее...

          Появляется  Ирина.  Она  кладет  на  стол  два футляра и
          раскрывает их. Девушки перестают смотреть альбом.

     Ирина (не без гордости). Вот мои достижения!

          Медали переходят из рук в руки.

     Светлана. Это настоящее золото?
     Ирина.  Нет,  они  только  так  называются:  "золотая" и  "серебряная".
Условно.
     Светлана (разочарованно) Ну-у-у... Не люблю условностей!
     Инна (Светлане).  Какая ты,  право...  Тебе обязательно нужно, чтобы из
золота? Не все ли равно!
     Ирина (Кокореву,  показывая на Доброхотова).  А  у него их три -  и все
золотые!
     Кокорев. Славно, славно... (Рассматривает медали.)
     Доброхотов.  Из  тридцати пяти  медалей  сборная СССР  забрала двадцать
девять. А всего участвовало двадцать три страны!
     Кокорев. Это - знай наших!
     Ирина (Кокореву). Уж мы так старались, так старались... Правда, Леша?
     Доброхотов (улыбаясь). Не без этого...

          В  передней  звонят.  Ольга  Кирилловна  проходит  через
          комнату,  чтобы  открыть  дверь.  Входят  Невидимский  и
          Акустин.   Последний  -  невысокого  роста,  склонный  к
          полноте  мужчина с добрым, симпатичным лицом. Доброхотов
          поднимается  и,  смущенно потирая ладонью небритую щеку,
          отходит  к  окну.  Девушки берут со стола свои подарки и
          скромно умолкают, стоя рядом возле стены.

     Невидимский (увидев дочь,  шумно). О-о! Мой мастер вернулся! Ты ли это,
мой интурист!
     Ирина. Папа! Здравствуй! (Обнимает отца.)
     Невидимский (обнимает дочь). Иван Васильевич. Разрешите представить вам
мою единственную дочь!  (Ирине.)  А  это Иван Васильевич Акустин.  Ты должна
знать: наш уважаемый член-корреспондент академии.
     Акустин (подходит к Ирине). Очень приятно! Добрый вечер!
     Невидимский.  Только что прилетела из Италии! Она у меня мастер спорта!
Участвовала в  международных состязаниях.  (Здоровается за руку с  подругами
Ирины.) Здравствуйте, девушки! Подружку встречали?
     Светлана. Конечно, встречали.
     Невидимский.  А я вот не успел.  Задержался на работе.  Акустин (тихим,
мягким голосом). Теннис? Плаванье? Волейбол?
     Ирина. Гимнастика.
     Акустин. Гимнастика? Отлично. Это красиво.
     Ирина.  Отец!  Познакомься,  пожалуйста. Мой товарищ. Мы вместе сегодня
прилетели.
     Невидимский (Доброхотову). Тоже мастер?
     Ирина. И даже заслуженный!
     Невидимский (протягивая Доброхотову руку).  Рад познакомиться.  Виталий
Федорович.
     Доброхотов (пожимает руку Невидимскому). Алексей Доброхотов.
     Невидимский (Акустину).  Знакомьтесь дальше,  Иван Васильевич,  -  Ефим
Петрович Кокорев, мой дальний родственник. Инженер. А это подруги дочери.

          Все знакомятся.

(Смотрит на сервированный стол.)  Ну,  тут  у  вас  как  будто  все  готово?
(Акустину.) Иван Васильевич! Приглашаю вас пройти пока в мой кабинет. Сейчас
подойдут остальные, и мы сядем к столу. Вы не возражаете?
     Акустин. Командуйте, Виталий Федорович, командуйте!
     Невидимский (дочери).  Дочь моя!  Прошу,  распорядись тут  как хозяйка!
Чтобы все было в порядке!  Как хорошо, что ты прилетела! Я, понимаешь, хотел
тебя встретить, но задержался в институте. Знаю, знаю про твои успехи! Читал
во всех газетах!  Поздравляю!  Галстук мне привезла?  Спасибо!  Ну, ты потом
все,  все мне расскажешь!  (Пропускает Акустина в  кабинет и  сам следует за
ним.)
     Светлана (Ирине). Ира, мы пошли!

          Девушки шумно выходят из квартиры.
          Действие переносится в кабинет.

          Кабинет.  Та  же  обстановка,  что  и  в первой картине.
          Только над дверью висят большие рога лося.

     Невидимский.  Я  очень рад,  Иван Васильевич,  что  мне удалось сегодня
затащить вас  к  себе.  А  то  встречаемся все  больше  на  ученых советах и
заседаниях. Сегодня поистине редкий для меня день!
     Акустин (садится в кресло,  осматривается). Для меня тоже, давно никуда
в гости не выбирался. (Смотрит на рога.)
     Невидимский (показывая на рога). Мои охотничьи трофеи!
     Акустин. Вы охотник? Не знал за вами таких способностей.
     Невидимский (скромно).  Не  удивительно,  Иван Васильевич!  Как сегодня
выяснилось, вы за мной не знали и способности исследователя. Вы ведь думали,
что я только администратор, так сказать, человек, работающий при науке, а не
в науке.
     Акустин. Каюсь. Грешен. Думал о вас именно так. О ваших организаторских
способностях я от многих слыхал, да и сам не раз был свидетелем... Энергии у
вас много!  Человек вы,  как это теперь говорят, "пробивной силы", а вот то,
что  придется мне  ваш  научный труд рецензировать да  еще получать при этом
удовольствие,  -  не думал.  Полезную вы книгу написали.  Как фамилия вашего
соавтора?
     Невидимский.  Шапкин.  (Между прочим.)  Ему  принадлежат только две  из
десяти глав всей работы,  да  и  то сильно мною переработанные.  Но я  очень
щепетилен в такого рода вопросах. Вот и стоят теперь на обложке две фамилии.
Что поделаешь?
     Акустин. Понятно.
     Невидимский. Я обязательно преподнесу вам экземпляр книги.
     Акустин. Премного буду обязан.

          В  кабинет  входит  Выглазов.  В руках у него две книги.

     Выглазов (громко). Здравствуйте, товарищи!
     Невидимский.   А  вот  и  товарищ  Выглазов!   (Представляет  Выглазова
Акустину.) Иван Васильевич! Знакомьтесь! Мой редактор!
     Выглазов (протягивает Невидимскому книги).  Лично от меня! (Здоровается
с Акустиным.) Привет!
     Невидимский (Акустину).  Иван  Васильевич!  Одна  -  ваша!  (Показывает
книгу.) Я вам ее сейчас надпишу!  (Садится к столу,  достает ручку,  думает,
медленно надписывает книгу.)
     Акустин (Выглазову). Много сейчас новых книг выпускаете?
     Выглазов. До черта! Все пишут и пишут, а мы - редактируй!
     Акустин (не без удивления). Ну и как? Справляетесь?
     Выглазов.  Выходим из положения.  Кляузный народ эти авторы. А особенно
которые корифеи!  Ты ему стиль правишь,  а он возражает!  Не понимает, что я
зарплату за  это получаю,  что на то и  редактор,  чтобы стиль править!..  А
потом цитаты замучили!  Без  цитат сейчас никто не  пишет.  Их  ведь сверять
надо!  Вот и  сидишь по целым дням над классиками.  (Качает головой.)  Ум за
разум заходит!
     Акустин (с иронией). Смотрите! Это ведь не безопасно, если ум за разум.
     Выглазов (не поняв иронии).  Работа редактора над научным произведением
есть   очень  сложный,   кропотливый  труд,   требующий  подчас  предельного
напряжения ума  и  душевных сил.  Иной раз какое-нибудь место в  рукописи по
нескольку раз перерабатываешь, корректируешь, шлифуешь, усиляешь - работаешь
усердно над каждой строчкой,  над каждым словом,  чтобы только к  вечеру,  к
концу   своего  рабочего  дня   получить  гладкий,   глубоко  осмысленный  и
политически выдержанный абзац!
     Акустин (издеваясь). Абзац?
     Выглазов. Абзац.
     Невидимский (подходит с книгой к Акустину). Примите, Иван Васильевич! И
не судите строго!
     Акустин (читает надпись на  книге).  Не  много ли чересчур лестных слов
для меня: "друг", "учитель", "корифей"?
     Невидимский.  От души,  Иван Васильевич! От всего сердца! Вы ведь у нас
действительно корифей! А разве вы нам не друг и не учитель? Мы ведь на ваших
трудах выросли - у вас учимся!
     Акустин. Ну ладно, допустим. (Начинает перелистывать книгу.)

          Невидимский    и    Выглазов    в   стороне   о   чем-то
          договариваются.
          Действие переносится в столовую.

          Столовая.   Ирина,   Цианова,   Кокорев   и   Доброхотов
          продолжают беседовать.

     Цианова (Ирине). Я очень изменились?
     Ирина. По-моему, нет.
     Цианова. Разве?
     Ирина. А почему вы должны были измениться?
     Цианова. Я же подверглась операции! Вы разве забыли?
     Ирина (вспоминая).  Да,  помню,  вы что-то говорили.  А что это была за
операция? Очень серьезная?
     Цианова (пожав плечами). Нет несерьезных операций. Неужели вы ничего не
замечаете?
     Ирина. А что именно?
     Цианова (с обидой в голосе). Ну лицо!.. Лицо!
     Ирина. Что - лицо?
     Цианова (тихо).  Я же сделала себе пластическую операцию. Подтяжку кожи
на лице. Подобрала морщины. Неужели незаметно?
     Ирина (приглядывается). Да... Как будто... (Неуверенно.) Действительно,
вы помолодели.
     Цианова. Правда? Ну вот видите! Чудесный врач! К нему надо записываться
за  несколько месяцев,  но  для  меня,  как  для  вдовы  академика,  сделали
исключение.  Душа моя!  Я  бы вам посоветовала сделать себе коррекцию спинки
носа!
     Ирина. Зачем?
     Цианова.  Что значит -  зачем?  При такой, как у вас, фигуре надо иметь
соответствующий нос.  Пустяковая операция,  всего двадцать пять рублей. Зато
вы сможете выбрать себе форму носа какую хотите -  римский,  греческий!..  Я
вам помогу! У меня там теперь такие связи!
     Ирина (смеется).  Нет уж,  я  свой нос не собираюсь переделывать.  И не
подумаю его менять. Правда, Леша?
     Доброхотов (отрываясь от беседы с Кокоревым).  Что?  Я не слышал, о чем
вы говорили.
     Ирина. Марья Игнатьевна рекомендует мне переделать нос.
     Цианова (поясняя). Сделать себе коррекцию спинки носа!
     Доброхотов (с удивлением). А зачем?
     Цианова.  Для красоты.  Женщина должна следить за  своей внешностью,  и
современная медицина идет ей навстречу. А для того чтобы быть красивой, надо
страдать!  Сколько,  по-вашему,  мне лет?  Говорите!  Не стесняйтесь!  Я  не
обижусь! На сколько лет я выгляжу? Как вы думаете? Смелее!
     Доброхотов (помолчав). Вам, наверное, лет тридцать девять, сорок...
     Цианова (самодовольно). Открою вам тайну. Мне сорок пять лет!
     Кокорев (приглядевшись). Вот это скорое...
     Цианова (делая вид, что она не расслышала, рассматривает медали Ирины.)
Вы  знаете,  одна  моя  приятельница переделала  на  брошь  медаль,  которую
присудили ее пуделю на собачьей выставке в  Париже.  Получилась оригинальная
брошь, вроде камеи с собачьей головкой.

          Ирина,   с  трудом  сдерживая  смех,  переглядывается  с
          Доброхотовым. Из кабинета выходит Невидимский.

     Невидимский.  А,  Мария  Игнатьевна!  А  где  ваш  благоверный Флюидов?
(Подходит, целует руку.)
     Цианова.  Он  скоро будет.  У  него там что-то с  машиной случилось.  Я
приехала на такси.
     Невидимский.  В таком случае мы его еще немного подождем. Идемте ко мне
в кабинет. (Кокореву.) Пошли, старик! (Доброхотову.) И вас прошу!

          Цианова проходит в кабинет.

     Доброхотов.  Благодарю, но я, к сожалению, не смогу. Большое спасибо. Я
через десять-пятнадцать минут тронусь -  лечу домой! Через два часа буду уже
в воздухе.
     Невидимский.  В  таком  случае пожелаю вам  счастливого пути.  Будете в
наших  краях,  заходите  запросто.  У  нас  дом  открытых  дверей.  Был  рад
познакомиться.

          Все, кроме Ирины, прощаются с Доброхотовым и проходят за
          Невидимским в кабинет. Доброхотов и Ирина остаются одни.

     Ирина (после паузы). Ну вот... Значит, еще десять-пятнадцать минут...
     Доброхотов.  Как быстро идет время...  Подумать только... Три дня назад
мы стояли в Париже на набережной Сены,  а сегодня я здесь, а завтра уже буду
в Сибири.
     Ирина (задумчиво).  Завтра пойду в  институт,  мне  скажут,  куда  меня
распределили. (Лукаво.) Может быть, ты задержишься до завтра?
     Доброхотов. Ты серьезно? Я могу!
     Ирина. Я пошутила! Это было бы неразумно...
     Доброхотов. Ира! А вдруг тебя пошлют...
     Ирина (подсказывает). ...в Новосибирск? Не пошлют, не беспокойся!
     Доброхотов (смущаясь).  Нет,  я не то хотел сказать... А ты можешь сама
выбрать?
     Ирина.  Я мечтала бы попасть куда-нибудь на юг,  в какую-нибудь обычную
среднюю школу. Ты знаешь, я ведь не очень люблю зимний спорт и вообще север.
Не знаю,  не знаю,  куда занесет меня судьба,  но здесь я  тоже не останусь.
Папа собирался нажимать там  какие-то  кнопки,  педали...  Обещал пристроить
меня в  аспирантуру,  но у  меня нет пристрастия к  научной деятельности,  а
жить, как Флюидов, я не могу и не хочу!
     Доброхотов. А кто такой Флюидов?
     Ирина.  Папин сотрудник,  муж вот этой,  с "коррекцией носа"...  У него
девиз:  "Ученым можешь ты не быть,  но кандидатом быть обязан".  Я  понимаю,
Леша, ты сейчас готовишься защищать диссертацию, и мои слова звучат для тебя
кощунством.

          Пауза.

     Доброхотов (задумавшись).  Там,  на чужой земле, под чужим небом, около
чужих памятников,  у нас с тобой было все общее:  одни интересы,  одна цель,
одна профессия...  А  тут,  когда мы вернулись домой,  у нас оказалось всего
только пятнадцать минут для того, чтобы выяснить, какие мы разные.
     Ирина. Почему - разные?
     Доброхотов. Я - на север, ты - на юг; я - в теорию, ты - в практику!
     Ирина (улыбнувшись). Да ведь нет практики без теории, и наоборот!
     Доброхотов. Так-то оно так.

          Пауза.

Мне пора... Ты все-таки напиши мне...
     Ирина.  Напишу.  А в октябре мы, наверное, встретимся на соревнованиях.
Правда, Леша?
     Доброхотов (грустно улыбнувшись). Организация наших свиданий поручается
Всесоюзному комитету физкультуры и спорта?
     Ирина. Хочешь, я тебя провожу?
     Доброхотов.  Нет-нет.  Что ты,  Ира!  Это далеко,  и  у вас гости!  Ну!
(Протягивает ей руку.)
     Ирина (решительно). Я провожу тебя до метро.

          Доброхотов  и  Ирина  выходят в переднюю. Хлопает дверь.
          Сцена    некоторое   время   пуста.   Затем   появляются
          Невидимский, Акустин, Выглазов, Цианова и Кокорев.

     Невидимский.  К столу!  К столу!  Флюидова больше ждать не будем, Мария
Игнатьевна!  Где-то  он  у  вас  загулял.  Иван Васильевич!  Вот ваше место!
Выглазов -  здесь!  (Указывает на стул.)  Я  займу место председателя!  Ефим
Петрович! Вы рядом с Иваном Васильевичем!

          Все садятся.

     Кокорев (продолжая разговор с Акустиным).  Ни одна библиотека,  ни одно
археологическое общество мне на  этот вопрос не ответили утвердительно.  Мне
отвечали, что никто об этом не знает, никаких догадок и следов не имеется!
     Невидимский (Акустину). Иван Васильевич, Иван Васильевич! Ефим Петрович
вас совсем заговорит.
     Акустин. Нет, это занятно! Право, занятно!
     Кокорев.  А  для меня было ясно как дважды два,  что древние скульпторы
пользовались специальным приспособлением!
     Невидимский (Акустину).  Тут без бутылки не  разберешь!..  Вам вина или
водки?
     Акустин. Сегодня, пожалуй, я не откажусь от рюмки коньяку.
     Невидимский. Выглазов, ты что пьешь?
     Выглазов. Я все пью. Кроме сырой воды! Боюсь занести инфекцию.
     Невидимский. Понятно. Стало быть, водку!
     Цианова. Мне, пожалуйста, вина! Это "Массандра"?
     Невидимский (наливает Циановой рюмку вина). Прошу вас! (Акустину.) Иван
Васильевич! Салатик!
     Цианова.  Передайте мне,  пожалуйста,  крабов.  Обожаю крабы! Они такие
нежные и в таких симпатичных коробках. А вы знаете, как их приготовляют? Они
варятся в своем собственном соку.
     Акустин.  Совсем как мы  в  нашем институте!  Вы  не находите,  Виталий
Федорович,  что мы уже достаточно долго варимся в собственном соку, и придет
время,  вскроют наш  институт,  как  вот  эту  консервную банку  с  красивой
этикеткой. (Показывает.)
     Невидимский.  И  обвинят в  консерватизме?  (Смеется.) Пессимистический
прогноз,  Иван  Васильевич!  Этак можно к  любому институту придраться!  Ну,
кажется, у всех налито! Товарищ редактор! Отредактируйте нам первый тост!
     Выглазов.  А какой тост?  За что пьем?  За книгу! Я наложил на нее свое
"вето":  разрешаю!  За первое "массовое" издание!  За двух авторов! Товарища
Шапкина я, правда, лично не знаю! Не видел!

          Все чокаются.

     Невидимский (чокаясь со всеми). Спасибо! Спасибо! Спасибо!

          В передней звонят. Входит Флюидов.

Флюидов объявился! Салют Флюидову!
     Флюидов (поклонившись всем за столом, подходит к Невидимскому). Виталии
Федорович, можно вас на минуточку? (Отходит в сторону.)
     Невидимский (быстро выходит из-за стола, гостям). Извините, товарищи, я
сейчас! (Проходит с Флюидовым в кабинет.)

          Кабинет. Невидимский закрывает за собой дверь.

     Флюидов (взволнованно). Ну, Виталий Федорович!
     Невидимский. Что случилось, Аркадий Валерьянович?

          Флюидов  достает из бокового кармана небольшую брошюру и
          подает ее Невидимскому.

(Берет брошюру.) Что это?
     Флюидов   (многозначительно).   Автореферат   диссертации   на   защиту
кандидатской степени. Только что получен нашей библиотекой.

          Невидимский просматривает автореферат.

Ваши мысли, ваши идеи, все ваше! Как? Каким образом? Какой-то Доброхотов  из
Новосибирска!
     Невидимский (вне себя).  Черт знает что такое!  Надо сейчас же написать
туда. Нужно привлечь к ответственности этого жулика!
     Флюидов.  Ну  хоть бы  переделал что-нибудь!  Перефразировал!  А  то  и
расположение глав и названия разделов -  все целиком так, как у вас в книге.
И ведь она еще не вышла из печати. Вот что удивительно!
     Невидимский.  Я  это так не оставлю!  Я  добьюсь,  что этого проходимца
выгонят не только из института, но и из партии, если только он член партии.
     Флюидов.  Фельетон в "Комсомольскую правду"!  "Моральный облик молодого
ученого"! Я напишу! Напишу! У меня там есть знакомые!

          Невидимский  и  Флюидов  выходят  в столовую. Все головы
          поворачиваются в их сторону.

     Невидимский (громко).  Товарищи!  Прошу  внимания!  Не  успела выйти из
печати моя книга,  как какой-то  аспирант в  Новосибирске переписывает ее  и
выдает за  свою диссертацию!  (Поднимает над головой брошюру.)  Ну и  нравы!
Стыд и позор! Невероятно!
     Голоса. Не может быть!
           - Покажите!
           - Как ему не стыдно!
           - Бывает!
           - Так ли это?
     Невидимский. Извольте посмотреть! (Передает брошюру Акустину.)

          Акустин,  надев  очки,  просматривает  ее. Входит Ирина.

(Вспоминая.) Доброхотов... Доброхотов... Какая-то знакомая фамилия... Где  я
ее слышал?
     Ирина. Ты ее слышал здесь, папа. Полчаса назад.
     Невидимский (смотрит на дочь). Полчаса назад? (Соображает.)
     Ирина.  Да.  Я тебя познакомила с ним.  Это мой товарищ.  Он только что
уехал на аэродром.
     Невидимский. Разве его фамилия Доброхотов?
     Ирина. Доброхотов.
     Невидимский (повышая тон). Он аспирант?
     Ирина. Да. Аспирант педагогического института.
     Невидимский. Новосибирского института?
     Ирина. Новосибирского.
     Невидимский (кричит).  Жулик он,  этот твой аспирант!  Бандит с большой
дороги! Он обокрал твоего отца! Нет, как вам это правится? А?

          Немая  сцена. Все смотрят на Невидимского. Ирина, ничего
          не понимая, замерла в дверях столовой.


КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

          Кабинет  Невидимского  в  институте.  В  момент поднятия
          занавеса  на  сцене  находятся  Невидимский,  Акустин  и
          Зубарин.  Невидимский,  явно чем-то взволнованный, ходит
          по  кабинету.  Зубарин  стоит  у  окна.  Акустин сидит в
          кресле у стола.

     Невидимский (с возмущением).  Я поступил так,  как счел это нужным. Мне
плюнули в  лицо,  и  я на это реагировал.  Да!  Я написал от себя лично и от
имени  своего  соавтора  письмо  руководству  Новосибирскою пединститута,  в
котором обвинил аспиранта Доброхотова в беззастенчивом плагиате! Вы скажете,
что я  не должен был этого делать?  А  что же,  я позволю себе вас спросить,
делать? Ждать, пока Доброхотов незаконно получит ученую степень кандидата?
     Зубарин.   Вам  не   следовало  обращаться  в   Комитет  физкультуры  с
требованием лишить Доброхотова звания мастера спорта. Здесь вы поторопились,
Виталий Федорович. Надо было дождаться ответа из Новосибирска.
     Акустин. А что ответил Новосибирск, если это не секрет?
     Зубарин.   Они   ответили   телеграммой:   "Доброхотов   выехал   всеми
материалами".
     Акустин. Ну-ну...
     Невидимский.  Согласитесь  со  мной,  уважаемый  Иван  Васильевич,  что
плагиатор не может оставаться мастером спорта, тем более заслуженным.
     Зубарин. Но надо же сперва доказать, что это действительно так.
     Невидимский. Вы берете это под сомнение? "Выехал со всеми материалами"!
Какие тут могут быть еще материалы?  Налицо: автореферат Доброхотова и книга
Невидимского и Шапкина "Личность и коллектив".  Положите их рядом и сличите,
Сергей Савельевич!  Вы найдете в них одни и те же формулировки, одну и ту же
постановку проблемы и, наконец, одни и те же фразы. Чего больше?
     Акустин.  Мне лично, например, не совсем ясно, как этот молодой человек
из Новосибирска мог рискнуть на такой шаг?
     Невидимский.  Авантюрист!  Стянул,  прохвост,  думал проскочить,  ан не
вышло!
     Акустин.  Где он мог ознакомиться с  вашей работой,  Виталий Федорович,
если она фактически еще не вышла из печати?
     Невидимский.  Не знаю.  Может быть,  в издательстве!  Не знаю. Рукопись
была распечатана в  нескольких экземплярах.  Ее  читали рецензенты...  Вы ее
читали!  Одним словом,  я не знаю, где он ее добыл. Факт остается фактом: ее
переписали!
     Зубарин. Вот приедет Доброхотов - разберемся...
     Невидимский.   Я   надеюсь,   что   вы   как   члены  комиссии  сочтете
целесообразным дождаться также приезда моего соавтора?  Я бы не хотел, чтобы
без него разбирали этот вопрос. Я настаиваю...
     Акустин. А где он, этот ваш Шапкин?
     Невидимский.  Я  сегодня же свяжусь с ним по телефону или по телеграфу.
Он прилетит.

          Входит секретарша

     Секретарша (Невидимскому).  Виталий  Федорович,  по  телефону  товарища
Никитина звонят  из  Общества по  распространению знаний  -  просят вас.  Вы
подойдете или перевести на ваш аппарат?
     Невидимский  (быстро  сообразив).   Я  подойду.   Извините,   товарищи!
(Уходит.)
     Акустин (Зубарину).  Сергей Савельевич! Увольте меня от разбирательства
этого дела.  Я  терпеть не могу копаться в  грязном белье!  А все это как-то
дурно пахнет... Да и не умею я, откровенно говоря... Человек я беспартийный,
у меня гипертония...
     Зубарин.  Ваша беспартийность не  может помешать вам  быть объективным,
Иван Васильевич! А потом вы рецензировали книгу, так как же вам теперь вдруг
оказаться в  стороне и умыть руки?  Придется потерпеть,  Иван Васильевич!  И
придется покопаться "в грязном белье"!  Зажмите нос! Вы должны помочь нам. И
это не только мое личное мнение, вы знаете...
     Акустин.  Ну,  я  буду у  себя.  В  пять часов ученый совет,  увидимся.
Кстати, о нашем ученом совете. Я в прошлый раз не был - лежал опять со своей
гипертонией, - но слышал, что на заседании разыгрался скандал!
     Зубарин.  Скандал действительно разыгрался. Все, кроме меня, единодушно
выступили в  защиту диссертации Простынкиной,  а  когда  огласили результаты
голосования,  оказалось, что все, кроме одного, единогласно против: у членов
совета не хватило совести открыто выступить против. Хорошо, что хоть хватило
мужества не проголосовать "за"!
     Акустин.   Но  ведь  сама  работа  этого  стоит!  Фантастика  какая-то!
(Уходит.)
     Невидимский (входя в кабинет,  Зубарину,  который тоже поднялся,  чтобы
уходить). Сергей Савельевич! Я, откровенно говоря, ожидал от своих товарищей
по науке поддержки, а не... следствия!
     Зубарин.  Речь идет не о  следствии,  а  о выяснении всех обстоятельств
этого дела.  А  дело,  как вы  сами видите,  не  очень приятное!  Для вас не
секрет, что последнее время вокруг вашего имени идут всевозможные разговоры,
толки... А тут теперь еще эта история...
     Невидимский (грустно улыбнувшись).  Я понимаю... Я нахожусь в положении
того человека,  про которого говорят,  что "не то  он калоши украл,  не то у
него калоши украли". Печально, но факт!
     Зубарин.  В данном случае я имею в виду не вопрос о плагиате,  а то,  в
связи с чем вас вызывают на партийное бюро.
     Невидимский (помрачнев).  Это  ведь  тоже  еще  надо  доказать,  Сергей
Савельевич!  Мало  ли  какую  анонимку вам  там  напишут.  Вы  и  будете все
разбирать?
     Зубарин. Ну, тут ведь дело не в анонимке. Вы же прекрасно знаете, о чем
я говорю.
     Невидимский.  Во  всяком случае,  пока что вы  как член партийного бюро
должны оградить меня от сплетен по моему адресу.  В такой атмосфере,  знаете
ли, трудно работать!
     Зубарин.  Виталий Федорович,  "на  чужой роток не  накинешь платок".  А
потом вы  сами дали повод для  всех этих нежелательных вам разговоров.  Сами
дали повод...
     Невидимский (провожая Зубарина до двери). Ну хорошо... сам дал повод...
     Зубарин (горячо). Что же касается атмосферы в нашем институте, то давно
пора  открыть  окна!   Пора  наконец  всерьез  начать  заниматься  настоящей
творческой наукой! Пора! (Быстро уходит.)

          Невидимский,  оставшись  один,  устало проходит к своему
          столу  и вяло начинает разбирать на нем какие-то бумаги.
          Затем он нажимает кнопку звонка. Входит секретарша.

     Секретарша. Я вас слушаю, Виталий Федорович!
     Невидимский  (устало).  Вот  что...  (Собирается с  мыслями.)  Как  там
Иркутск?
     Секретарша. Обещали скоро предоставить. Я никуда не отхожу от телефона.
Разговор заказала "срочный".
     Невидимский. Я буду ждать.
     Секретарша. С Иркутском вы сами будете говорить или мне...
     Невидимский. Я сам буду говорить.

          Входит Флюидов.

     Флюидов. Разрешите?
     Невидимский. Вы мне как раз очень нужны, Аркадий Валерьянович!

          Секретарша уходит.

     Флюидов (садится в  кресло).  Я  прямо из редакции,  Виталий Федорович!
Статья из номера вылетела! Стояла и вылетела! Это точно!
     Невидимский. Кто ее снял?
     Флюидов. Ответственный редактор - профессор Калугин.
     Невидимский. Основания? Вам они известны?
     Флюидов.  Основания формальные: книга еще не вышла из печати, и поэтому
статья о ней несколько преждевременна. Не нравится тон самой статьи.
     Невидимский. Тон им не нравится?
     Флюидов.  Да.  Автор рецензии, видите ли, ваш покорный слуга, в излишне
хвалебных  формулировках  отзывается  о   работе  одного  из   руководителей
учреждения, в котором он сам работает! Говорят: нескромно!
     Невидимский (с явным раздражением). Где он был раньше?
     Флюидов. Кто?
     Невидимский. Ответственный редактор.
     Флюидов. Он был в отпуске.
     Невидимский (помолчав). Что же, они совсем от нее отказались? Не будут,
значит, печатать?
     Флюидов.  Может быть, вам удастся устроить ее в другом органе? Я забрал
статью. (Кладет на стол статью.)
     Невидимский (не отвечая на вопрос). Уж не повезет, так не повезет!.. Вы
думаете, им кто-нибудь звонил из нашего института? Может быть, Зубарин?
     Флюидов. Не исключена возможность. Этот может!
     Невидимский  (помолчав).   Да-а-а...   И  с  книгой  задержка...  Тираж
отпечатан, а сдавать его почему-то не сдают.
     Флюидов. Вы бы позвонили Выглазову.
     Невидимский.  Выглазов в издательстве больше не работает. Освобожден от
занимаемой должности как интеллектуально робкая личность.

          Пауза.

     Флюидов. Я слышал, у вас неприятности и по другой линии?
     Невидимский. Да. Как вы думаете, чем это кончится?
     Флюидов (пожав плечами).  Смотря по  тому,  как  обернется дело.  Могут
ограничиться разговором, а могут...
     Невидимский.  Если уж на то пошло, в данное время я человек свободный -
жены у меня нет.  Потом я с ней больше не встречаюсь.  Ученой степени она не
получила.
     Флюидов. Могла бы получить, если бы не Зубарин!
     Невидимский. Акустин тоже дал отрицательный отзыв. Флюидов. Этот мудрец
при всяком удобном случае показывает свою стариковскую принципиальность.
     Невидимский (зло). Ханжа!

          Входит секретарша.

     Секретарша. Простите! Виталий Федорович, Иркутск на проводе! У телефона
начальник отдела кадров.
     Невидимский (снимает трубку телефона).  Алло!  Кто это?.. Здравствуйте,
товарищ!   Говорят   из   Научно-исследовательского  института  элементарной
психологии! Не откажите в любезности сообщить нам адрес вашего преподавателя
товарища  Шапкина!..   Что?   Я  плохо  слышу!..  (Слушает.)  Шапкина  Ивана
Павловича!..  Как вы сказали?..  Такого не знаете?  Не может быть!  Он у вас
должен работать!..  Не работает?  Простите, у вас в городе один пединститут?
Алло!..  Разъединили...  (Кладет трубку,  обращается к  ожидающей его  возле
двери  секретарше.)  Два!  У  них,  наверное,  два  института!  Постарайтесь
дозвониться до второго. Мне нужен Шапкин. Закажите "молнию".

          Секретарша уходит.

     Флюидов (усмехнувшись).  Как  же  это вы  до  сих пор не  знаете адреса
своего соавтора?
     Невидимский.  Представьте себе.  Не знаю.  Фатальность какая-то! Он мне
звонил один раз по телефону,  когда я был в Гаграх.  Потом я получил от него
телеграмму из  Одессы.  Может быть,  он  вообще уже  переехал из  Иркутска и
работает где-нибудь в  другом городе.  Легкомысленный человек!  Не знаю!  Но
найти его нужно. На днях приезжает этот плагиатор и начнется выяснение дела.
Без Шапкина обойтись нельзя.
     Флюидов. Я, к сожалению, не могу быть вам ничем полезен. Послезавтра на
рассвете уезжаю на Кавказ.
     Невидимский. С Марией Игнатьевной?
     Флюидов (радостно).  Нет,  Мария  Игнатьевна едет  в  Цхалтубо.  У  нее
открылся ревматизм.  А я - на машине, сам за рулем. Москва - Ростов - Туапсе
и  дальше  по  побережью.  По  дороге  прочту  несколько лекций по  путевкам
Общества.
     Невидимский.  С  удовольствием составил бы  вам  компанию.  (Вздохнув.)
Устал.  Знаете,  Аркадий,  говорят,  что  если  из  сена  в  кормушке  перед
высокоудойной коровой неожиданно выскочит лягушка и  корова  испугается,  то
она может снизить удой молока!  На десять дней!  И  чем удойнее корова,  тем
резче  она  реагирует на  изменение условий внешней среды.  Корова!  Что  же
говорить тогда  о  людях  интеллектуального труда?  А  у  меня  сейчас такое
ощущение,  как будто передо мной из кормушки тоже выпрыгнула лягушка! Да что
лягушка! Жаба! Я выбит из колеи...

          Входит секретарша.

     Секретарша (испуганно). Виталий Федорович! Приехал! Аспирант Доброхотов
из Новосибирска! Хочет с вами говорить!
     Невидимский (истерически). Не желаю его видеть! Я его не приму! Приедет
Шапкин, тогда и поговорим! Где Шапкин? Мне нужен Шапкин!

          Секретарша   поспешно   убегает.  Продолжительно  звонит
          телефон.

(Снимает трубку.) Да! Алло!.. Что?.. Иркутск? Давайте, давайте!.. (Ждет.)

          Занавес


ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ


КАРТИНА ПЯТАЯ

          Летнее  кафе.  За  круглым  столиком Ирина и Доброхотов.
          Перед  ними бутылка воды, мороженое. Ирина просматривает
          документы  в  толстой  папке.  Доброхотов  курит. Играет
          музыка.  Ирина дочитывает последнюю страницу и закрывает
          папку.  Откинувшись  на  спинку  стула и устремив взгляд
          вдаль,  она  сидит  так некоторое время, молча, с трудом
          скрывая свое волнение.

     Ирина (помолчав). Отец отказался принять тебя?
     Доброхотов. Да. Он отказался говорить со мной и не принял меня.
     Ирина (тихо). Что ты думаешь делать дальше?
     Доброхотов. Я был у секретаря партийной организации института.
     Ирина. Ты показывал ему эти документы?
     Доброхотов. Показывал.
     Ирина. Что он тебе сказал?
     Доброхотов. Он просил их оставить ему, но я не оставил.
     Ирина. Почему?
     Доброхотов.  Я должен был во что бы то ни стало увидеть тебя!  Я должен
был в  первую очередь доказать тебе,  что я  ни в  чем не виноват!  Что меня
оклеветали!  Ты  понимаешь,  как это было важно для меня?  Пусть еще неделю,
две,  наконец, месяц они будут разбираться во всем этом, взвешивать все "за"
и  "против",  пока не  убедятся в  том,  что правда на моей стороне.  Но ты,
Ирина,  ни дня,  ни часа, ни лишней минуты не должна была сомневаться в том,
что я честен перед тобой и перед твоим отцом.  Не-е-ет. Я не вор! Вот почему
я не оставил сегодня этих документов в институте и позвонил тебе. Вот почему
мы с тобой встретились сегодня.
     Ирина. Хорошо, что ты позвонил мне.
     Доброхотов (помолчав). Я работал три с половиной года. (Положив руку на
папку.)  Ира!  Это мой труд!  Мои мысли,  мои сомнения,  мои бессонные ночи.
Через месяц я должен был защищать диссертацию,  и вдруг... эта книга! (Берет
в руки лежащую на столе книгу.) То же расположение глав,  название разделов,
слово в слово те же формулировки и обороты речи...  Сначала я, честно скажу,
просто потерял голову!  Так  неожиданно все обрушилось на  меня.  Я  не  мог
понять,  как это получилось?  Кому могла прийти в голову нелепая мысль таким
наивным  образом воспользоваться чужой  работой?  Для  чего?  Это  неминуемо
должно  было  открыться!   (Помолчав.)  В  партийную  организацию  поступает
заявление за  подписью  твоего  отца.  Меня  обвиняют  в  плагиате.  Требуют
объяснений. А тут еще телеграмма из Комитета по делам физкультуры.
     Ирина. И до них дошло?
     Доброхотов.   Стоит  вопрос  о  лишении  меня  звания  мастера  спорта.
Назначается комиссия. Ни о какой защите диссертации не может быть и речи. По
улицам хожу  -  стыдно людям в  глаза смотреть,  кажется,  что  перед каждым
прохожим надо оправдываться,  объяснять,  что не  виновен...  Домой прихожу,
скрываю,  вру,  что все идет отлично...  А  врать ведь тоже надо уметь!  Без
тренировки  не  много  наврешь!   (Грустно  улыбается.)  Вот  курить  начал.
(Показывает на папиросы.)
     Ирина. Ну, а дальше что?
     Доброхотов. Кое-как собрался с духом, с мыслями. Раз, думаю, не виноват
- буду бороться!
     Ирина. Правильно!
     Доброхотов. Не сдамся без боя!
     Ирина. Конечно!
     Доброхотов.  Но как вспомню, с кем бороться, так сразу руки опускаются!
Невидимский - это же твой отец!
     Ирина. Да, мой отец...
     Доброхотов  (продолжая  рассказывать).  Ну,  посоветовался с  друзьями,
обратился к  профессорам,  что  меня три года консультировали.  Хорошо,  что
сохранились у меня,  да и у них,  черновики работы, отдельные главы, отзывы,
рецензии.
     Ирина. Ну...
     Доброхотов.  Собрал все  в  кучу в  эту папку и  представил комиссии на
рассмотрение.
     Ирина. Ну а комиссия что?
     Доброхотов. Комиссия знакомилась с материалами, слушала мои объяснения,
изучала вопрос и наконец вынесла решение.
     Ирина. Какое решение?
     Доброхотов  (достает  из   кармана   документ,   читает   его   вслух).
"Диссертация аспиранта Доброхотова "Формирование нравственных черт  личности
в  трудовом социалистическом коллективе" представляет собой  вариант  работы
авторов Невидимского и  Шапкина "Личность и  коллектив".  Однако достаточных
оснований для обвинения Доброхотова в  плагиате не  установлено.  По справке
издательства, выпускающего книгу вышеупомянутых двух авторов, рукопись книги
поступила в  издательство значительно позже,  нежели  рукопись  Доброхотова,
представившего ее на защиту как свою диссертацию.  По прилагаемым черновикам
рукописи Доброхотова,  помеченным 1953-1954  годами,  а  также из  отзывов и
рецензий   консультантов   можно   установить,   что   аспирант   Доброхотов
разрабатывал данную тему  в  продолжение трех  лет.  В  связи с  этим вопрос
перенести  на  рассмотрение  вышестоящих  инстанций".   (Прячет  документ  в
карман.) Дали мне отпуск за свой счет и отпустили за правдой!
     Ирина (с большим волнением).  Выходит,  что не ты,  а мой отец совершил
нечестный поступок!  Алексей!  Он  член партии!  Он  ученый!  Здесь какая-то
страшная неправда!  У  отца есть враги!  Ему завидуют!  Он всегда говорит об
этом!  Шапкин...  Кто этот Шапкин? Я никогда раньше не слышала этой фамилии!
Шапкин...   Шапкин!..   (Встает  и   отходит  в  сторону.   Стоит  спиной  к
Доброхотову.)
     Доброхотов (подходит  к  ней;  дрогнувшим голосом).  Ну,  а  мне-то  ты
веришь?
     Ирина (решительно обернувшись).  Идем  к  отцу!  Да!  Идем к  нему!  Ты
покажешь ему все эти документы!  Вы  должны объясниться,  и  обязательно при
мне!  Идем!  Он сейчас в институте!  Он тебя примет!  Я должна знать правду!
Идем! Идем! (Тянет его за руку.)
     Доброхотов. К отцу? Сейчас? С тобой?
     Ирина. Да! Сейчас! Со мной! Идем! Идем! (Увлекает Доброхотова за собой,
захватив папку с документами.)


КАРТИНА ШЕСТАЯ

          Декорация  первой  и третьей картин. Невидимский лежит в
          своем  кабинете  на  диване  и, заложив руки под голову,
          смотрит  перед  собой  на  рога  лося.  Кокорев  сидит в
          кресле. Пауза.

     Невидимский (думая  о  своем).  Ччерт!  Никогда  я  дураком не  был,  а
последние две недели живу как дурак!
     Кокорев.  Как же это вы человека найти не можете? Ведь не иголка! Вы бы
через милицию.
     Невидимский.  Этого еще не хватало...  Да-а-а... Глупейшая история: был
Шапкин. Был Невидимский. А теперь получается: "Шапкин-Невидимский!"

          Стук в дверь. Входит Ольга Кирилловна.

     Ольга Кирилловна.  Виталий Федорович,  до вас с  черного хода гражданин
пришел.
     Невидимский (быстро приподнимаясь на диване). Кто? Какой гражданин?
     Ольга Кирилловна. Выползов какой-то. Говорит, редактор.
     Невидимский (раздраженно).  Скажите, что я сплю. Отдыхаю. Одним словом,
пусть зайдет завтра.  Я болен.  И вообще никого ко мне не пускайте. Меня нет
дома.

          Ольга Кирилловна уходит.

Опять этот Выглазов!  Его сократили, вот он и ходит теперь, подписи под свою
жалобу собирает...  Ничего ему подписывать не буду.  Сам скоро  с  подписным
листом пойду! Ты куда?
     Кокорев. На кухню.
     Невидимский. Ладно, кури здесь!
     Кокорев (закуривая).  Теперь  многие,  которых сокращают,  за  писанину
взялись.  Поскольку все грамотные -  разбираются, что к чему, слабые места в
аппарате знают,  ну и  пишут во все инстанции.  У  нас в  управлении тоже...
кое-кого сократить хотели,  так  они заранее пронюхали и  нашли противоядие:
давай доносы строчить -  и в инспекцию,  и в министерство, и в контроль, и в
прокуратуру... Такая началась свистопляска! Да-а... Не все из города уезжать
хотят. Здесь газ, а там надо дрова колоть! И все пишут!..
     Невидимский.  А мне что делать прикажешь?  Тоже на целину ехать? Я даже
на балалайке играть не умею.
     Кокорев. Ты тоже грамотный. Напишешь куда-нибудь...

          В  кабинет  неожиданно  входит Цианова. Она в пальто и в
          шляпе  с  вуалеткой.  Невидимский  вскакивает  с дивана.
          Кокорев поднимается.

     Цианова (возбужденно).  Виталий Федорович!  Меня к вам не пускают! Душа
моя!  Я знала, что вы дома! Мне необходимо вас видеть! Необходимо! Простите,
но я  не могу ждать до завтра.  (Кокореву.)  Извините,  нам нужно поговорить
визави.

          Кокорев, молча поклонившись, уходит из комнаты.

     Невидимский. Что случилось, Мария Игнатьевна? Чем вы так взволнованы?
     Цианова  (опускается в  кресло,  достает  носовой  платок).  Душа  моя!
Заклинаю вас,  ничего от меня не скрывайте!  Я  готова на все!  Говорите мне
только правду! Только чистую правду!
     Невидимский (с удивлением). Какую правду? В чем дело?
     Цианова.  Я хочу знать все! Кто такая Простынкина? Да! Да! Кто она? Кто
эта женщина?
     Невидимский (встает).  Ну,  знаете ли...  это уж слишком!  Недоставало,
чтобы я еще рассказывал вам про Простынкину!.. Это по меньшей море бестактно
с вашей стороны... Да-да! Бестактно!
     Цианова (порывается что-то сказать). Виталий...
     Невидимский (не давая Циановой договорить).  Я удивляюсь. Ну вам-то что
за дело?
     Цианова (пытаясь объясниться). Я должна... должна знать все...
     Невидимский.  Что вы должны знать? Зачем? Собираете сплетни по городу и
врываетесь ко мне для того,  чтобы я  беседовал с вами на интимные темы?  Не
жела-ю!
     Цианова (со слезами в голосе). И вы... мне это говорите?
     Невидимский (ходит по комнате). Простынкина!.. Никому не дает покоя эта
Простынкина!  Свет клином сошелся на этой Простынкиной. Как будто нет другой
темы,  кроме этой  Простынкиной!  Ну  я  понимаю одних,  понимаю других,  но
вам-то, вам-то что за дело?
     Цианова (сквозь слезы). Я... я любила...
     Невидимский (оторопев).  Это что, сцена ревности? Это уж слишком! Вы!..
Меня... любили?
     Цианова (рыдая). Нет... но вас... Флюидова...
     Невидимский (потирая лоб). Ничего не понимаю!..
     Цианова (сквозь слезы). Он... обманул меня... Он уехал... на... на моей
"Победе"...  с ней...  Он уехал... отдыхать... Его видели в Сочи... потом на
Рице...  В Сухуми тоже...  Он всюду о ней...  У него роман с Простынкиной...
Зачем я вышла за него замуж... Какой негодяй!.. Какой подлый человек!
     Невидимский. Ах вот оно что!
     Цианова (дрожащими руками достает из  сумочки письмо и  фотопленку).  Я
получила письмо... от подруги... она мне пишет... она их сфотографировала...
вот!.. На моей "Победе"... Как я несчастна!.. (Передает все Невидимскому.)

          Невидимский  берет  со  стола большую лупу и с интересом
          рассматривает пленку на свет. Цианова, всхлипывая, сидит
          в кресле, прикладывая платочек к глазам.
          Действие  переходит  в  столовую.  Столовая.  За столом,
          беседуя вполголоса, сидят Ольга Кирилловна и Кокорев.

     Ольга Кирилловна (продолжая разговор).  Плагиат у него какой-то украли!
И  кто украл-то!  Помнишь,  наша Ирочка приятеля в дом привела?  Спортсмена?
Помнишь?  Вот он,  говорят,  и украл!..  А что это за плагиат такой,  ума не
приложу, в глаза его не видала и где лежал у нас, не знаю!
     Кокорев.  Как я понимаю,  дело тут серьезное,  Ольга Кирилловна! Как бы
перед этим спортсменом нашему Виталию Федоровичу самому бы не пришлось шапку
ломать! Осечка у него получилась, вот как я понимаю...
     Ольга  Кирилловна.  Да  ну?  (Помолчав и  махнув  рукой.)  Что  уж  тут
говорить! (С горечью.) Вроде одной семьей мы тут находимся, а живем - только
что  под  одной крышей почуем.  Одно  слово -  жильцы!  Галки и  те  в  стаю
сбиваются,  а у нас все врозь!  Что у самого на уме, что у дочки на сердце -
потемки!
     Кокорев  (помолчав,  в  раздумье).  Вот  ты  надо  мной  все  смеешься:
"горе-охотником" меня зовешь!
     Ольга Кирилловна. Это я любя... Ты не обижайся на это...
     Кокорев.  А я не обижаюсь.  Я, может, и на самом деле "горе-охотник". Я
сутки в лесу провел,  ничего не убил,  мне и то ладно!  Я от охоты выгоды не
ищу.  Я вообще от жизни выгоды не ищу! Да!.. А есть охотники, которым только
бы побольше мяса наколотить!  Ну, этих я на два состава делю: на промысловых
и на жадных!  И этих прощаю!..  Да-а-а...  Но есть еще,  как бы тебе попроще
сказать,  такие охотники,  что без ружья охотятся!  В  бумажные капканы дичь
ловят!  Чужие мысли,  чужие идеи заместо дичи в  свой мешок кладут,  а потом
хвастаются: "Глядите! А мы "с полем"!.. Я, говорит, стою, гляжу: он со своим
изобретением прямо на  меня выходит!  Ну,  я  не  растерялся,  нажал на  все
кнопки! Зато теперь у меня все в ажуре: и патент и премия!" Вот это охотник!
Была бы моя воля,  поотбирал бы я у таких охотников степени и дипломы!  А то
ведь они их за охотничьи билеты выдают!  Вот и я потому свой станок показать
кому-нибудь боюсь. Налетишь на такого стрелка - сдуплетит, проклятый!
     Ольга Кирилловна (серьезно). Вот оно что...
     Кокорев. Ну, станок, в конце концов, шут с ним... Ты мне скажи, что мне
с собой делать?
     Ольга Кирилловна (испуганно). А что тебе с собой делать?
     Кокорев  (после  паузы).  Мне  бы  хоть  усыновить  кого-нибудь...  или
удочерить...  Помрешь в одиночестве...  Комнату чужими людьми заселят,  вещи
вывезут.  Немного у меня имущества,  а жалко, если не в добрые руки попадет.
Шкаф у меня голландский,  конца шестнадцатого века!  В свое время пять тысяч
мне за него давали - не отдал! Книг более тысячи.
     Ольга Кирилловна. Рано тебе, Ефим Петрович, о смерти думать!
     Кокорев. А как не думать?
     Ольга Кирилловна. Ты вот про себя все говоришь, что ты человек, ходячий
по земле! Так ты и живи, как ходячий!
     Кокорев. Уж не жениться ли присоветуешь? Кому я такой-то нужен?
     Ольга Кирилловна.  А ты еще не старый. Смотри: и седины мало и все зубы
целы. Орехи еще кусать можешь!
     Кокорев. Старый я гриб, Ольга Кирилловна! Кто за меня пойдет?!
     Ольга Кирилловна. Каждый гриб свою поганку найти должен.
     Кокорев (помолчав). Отдохнуть мне надо. Устал я...
     Ольга Кирилловна. Почему тебе и не отдохнуть? Возьми себе отпуск.
     Кокорев.  Мне  предложили на  службе бесплатную путевку,  чтобы я  ехал
отдыхать. А санатории терпеть не могу, дома отдыха терпеть не могу. Не люблю
жить  в  окружении  людей,  которые  имеют  массу  претензий:  одного  плохо
накормили,  другому не  те  процедуры выписали.  Это  меня  утомляет.  Лучше
поехать к какому-нибудь Прошке или дяде Ивану в колхоз, где он себя понимает
и ты его понимаешь, безо всяких докторов и сестер медицинских...
     Ольга Кирилловна.  Я через месяц к себе на родину поеду.  Хорошо у нас.
Леса какие... А грибов сколько!
     Кокорев (лукаво). Может, среди них и моя поганка растет?
     Ольга Кирилловна (не отвечая на вопрос). Будешь у меня жить. Хата у нас
большая, светлая, коровы, овцы, куры. Брат на пасеке работает.
     Кокорев. Поехать, что ли!
     Ольга Кирилловна (неожиданно). И то правда! А там видно будет.

          В передней раздается несколько звонков. Ольга Кирилловна
          выходит  в  переднюю  и  вскоре возвращается. Появляются
          Ирина и Доброхотов. Доброхотов кланяется Кокореву.

     Ирина (Ольге Кирилловне, порывисто). Отец дома?
     Ольга Кирилловна. Дома.
     Ирина. Он один?
     Ольга  Кирилловна.  Был  один.  Велел никого не  пускать.  Да  разве ее
удержишь?
     Ирина. Кого это?
     Ольга Кирилловна.  Известно кого. Вашу балаболку крашеную. Прорвалась к
нему в кабинет. Сидит теперь, голову ему морочит.
     Ирина (озабоченно).  Ну хорошо!  (Кокореву.)  Добрый вечер,  дядя Фима!
Простите, что я с вами сразу не поздоровалась!
     Кокорев.  Здравствуй,  Ирина-ветер! Я тебе книги принес: Цицерона и еще
кое-что!
     Ирина.  Спасибо,  дядя Фима!  (Доброхотову.) Вот что, Алеша! Пройдем ко
мне.  Посидишь там,  подождешь.  Когда отец освободится,  я приду к нему.  А
потом тебя позову.
     Доброхотов (серьезно).  Удобно ли все это? Может быть, я пойду! Лучше я
завтра еще раз сам попытаюсь, в институте...
     Ирина (решительно). Алеша! Будет так, как я сказала.

          Доброхотов и Ирина проходят в глубь квартиры.

     Ольга Кирилловна (Кокореву).  Гляди ты!  Никак плагиат пришел отдавать?
Привела она спортсмена, видно, застыдила!
     Кокорев. Не берусь судить, Ольга Кирилловна, однако думаю, что отдавать
ему нечего!

          Из  кабинета выходит Цианова с заплаканным лицом. За ней
          Невидимский. Почти одновременно появляется Ирина, за ней
          - Доброхотов.

     Ирина  (твердо,  отцу).  Папа!  Моему  товарищу,  Алексею  Доброхотову,
которого ты знаешь, нужно с тобой поговорить!
     Невидимский (увидев Доброхотова). Как вы посмели явиться в мой дом?
     Ирина. Отец! Не смей так говорить!
     Доброхотов. Виталии Федорович! Я думал...
     Невидимский (перебивая Доброхотова). Я прошу вас оставить мою квартиру.
     Ирина (повелительно). Леша! Останься!
     Доброхотов (Ирине). Я предупреждал тебя, Ира, что...
     Ирина (отцу).  Папа!  Ты должен поговорить с Алексеем!  Сейчас же!  При
мне!  Он ни в чем не виноват!  Я прошу тебя, папа! Выслушай его. Это важно и
для тебя тоже. Важно, папа!
     Невидимский (теряя самообладание).  Я  не  желаю  ничего выслушивать от
этого гражданина! Нам не о чем говорить!
     Доброхотов (запальчиво). Вы ошибаетесь, товарищ Невидимский! Нам есть о
чем говорить, и боюсь, что этот разговор будет не в вашу пользу!
     Невидимский (кричит).  Мальчишка!  И  вы  еще  смеете мне угрожать!  Мы
поговорим в другом месте!

          Доброхотов хочет уйти.

     Ирина (удерживает его). Алексей! Останься! Ты никуда не уйдешь! (Отцу.)
Папа!  Я должна знать правду! Я за Алексея выхожу замуж! Кто же из вас двоих
обманывает меня?
     Цианова (всплеснув руками). Боже мой! Что я слышу! Боже мой!

          В   передней  звонят.  Все  умолкают.  Ольга  Кирилловна
          выходит  в  переднюю.  Пауза. В комнату входит Шапкин. В
          руках  у  него  букет  красных роз. Вежливо поклонившись
          всем присутствующим, Шапкин идет навстречу Нввидимскому.
          По всему видно, что он навеселе.

     Шапкин (весело). Виталий Федорович! Не ожидали? Я на минуточку!
     Невидимский (не владея собой). Шапкин! Я вас ищу! Вы мне страшно нужны!
Куда вы пропали? Шапкин!
     Шапкин. Я перед вами, дорогой школьный друг! Я вижу, как вы взволнованы
нашей  встречей!   Я  рад!   Я  тронут!  (Протягивает  Невидимскому  цветы.)
Сочинские!
     Невидимский  (машинально  берет  букет).  Идемте  ко  мне!  Наконец-то!
Наконец-то! Куда вы пропали?
     Шапкин. Был занят. Занят. Много личных дел!
     Невидимский.  Бог  мой,  если бы  вы  только знали,  что я  тут без вас
пережил!
     Шапкин. Вы? Без меня?
     Невидимский.  Я  вам  сейчас все  расскажу!  Это  замечательно,  что вы
сегодня приехали!  Мне просто повезло! Шап-кин! (Обнимает Шапкина за плечи.)
Мне  дьявольски повезло,  что вы  объявились!  (Проводит Шапкина в  кабинет.
Закрывает дверь.)

          Действие переносится в кабинет.

     Шапкин (осматривается).  Ну?  Все как и было!  Уют,  комфорт! (Замечает
рога.) Рогов не было!
     Невидимский (в изнеможении падает в кресло, не выпуская из рук букета).
Шапкин!  Дорогой!..  Я вам писал...  Телеграфировал,  звонил... Почему вы не
отвечали? Вы получили мои письма? Телеграммы? Куда вы провалились? Деньга вы
получили?
     Шапкин. Какие деньги?
     Невидимский. В счет наших будущих расчетов. Я перевел по почте.
     Шапкин.  Каких расчетов?  Какие деньги?  Я  не  получал от  вас никаких
переводов!
     Невидимский.  Я вам верю,  но перевод я все-таки посылал.  В Иркутск. В
адрес института.
     Шапкин. При чем тут Иркутск? При чем институт?
     Невидимский. Но вы же там живете? Работаете?
     Шапкин (вздохнув).  О!  Где я  живу,  где я  работаю...  Все это не так
просто!  (Грустно.) Ну,  об этом потом.  (Неожиданно.) Я, Виталий Федорович,
заскочил к  вам в  связи с  рукописью.  А ну,  думаю,  как Виталий Федорович
возьмет да при своих связях и даст ей ход.  Признаться,  я не хотел ее тогда
вам оставлять.  Помните?  Это когда я уже получил от вас деньги. Пятьдесят в
новом исчислении.  Взаимообразно!  Забыли? Жаль. А сочинение-то чужое! Я его
проездом в Новосибирске у знакомой машинистки в дорогу почитать взял...  для
самообразования...
     Невидимский (заикаясь).  Но вы же...  сами...  предлагали мне... это...
соавторство...
     Шапкин.  Предлагал! А что было делать? Так сложилась ситуация: я у вас,
вы  меня,  естественно,  не  помните.  А  мне позарез нужны деньги!  Хотя бы
пятьдесят!  И  вдруг  идея:  рукопись  -  соломинка,  за  которую  хватается
утопающий.  Ну,  и покривил душою.  Сегодня приехал,  выпил на вокзале бокал
шампанского,  решил: заеду и предупрежу - могут быть неприятности!.. Так что
я, собственно, во имя школьной дружбы... чтобы не терять знакомство.
     Невидимский (глухо). Работа напечатана!
     Шапкин (с удивлением). Напечатана? Что вы говорите? Уже напечатана?
     Невидимский (дрожащими руками протягивает Шапкину книгу). Вот она! Вот!
     Шапкин   (читает  вслух   название  книги).   "Личность  и   коллектив.
Невидимский.  Шапкин".  (Невозмутимо кладет книгу  на  стол.)  Действительно
напечатана. Не ожидал!
     Невидимский (глухо). Нам придется за нее отвечать...
     Шапкин (пожав плечами). Почему - нам? Я тут совершенно ни при чем!
     Невидимский (ничего не понимая). Но вы же - Шапкин?
     Шапкин  (неожиданно).   Это   еще   надо   доказать!   Надо   доказать!
(Поднимается.)
     Невидимский. Вы... вы... (кричит) мошенник!
     Шапкин. А вы?.. Ах да! Вы ведь подвижник науки! Приношу свои извинения!

          На крик Невидимского в кабинет входят Ирина, Доброхотов,
          Кокорев, Цианова, Ольга Кирилловна.

(Как  бы  продолжая  разговор,  Невидимскому).  Вы говорите: мошенник! Может
быть!  (Улыбается.) Только не напрягайте свою память,  Виталий Федорович! Вы
все равно не  вспомните его фамилию.  Он всего год просидел с  вами в  одном
классе,  с другими он сидел дольше...  (Вошедшим.) Вот,  вспоминаем школьные
годы!  (Невидимскому.) Помните,  Виталий Федорович, как один мальчик в нашем
классе списал однажды чужое сочинение и выдал его за свое? Списал и выдал за
свое!  Вот шалун!  А  тот остался ни  с  чем!  (Смеется,  смотрит на  часы.)
Простите,  мне пора! (Идет к двери. Внезапно останавливается.) Да! Чуть было
не забыл!  В  данном исключительном случае не хотел бы оставаться в  долгу у
школьного товарища!  Я  понимаю,  что для вас пятьдесят рублей не составляют
суммы,  но сегодня я  при деньгах -  повезло на бильярде!  Играл как бог!  С
одного кия -  партия. (Достает деньги, кладет их перед Невидимским на стол.)
Вот пятьдесят!  При свидетелях!  Можно не пересчитывать -  лишней бумажки не
окажется! (Улыбнувшись и похлопав Невидимского по плечу.) Очень сожалею, что
поставил  в  столь  затруднительное положение друга  детства!  Поверьте,  не
хотел!  (Пожав плечами.)  Не учел элементарной психологии!..  (Быстро идет к
двери.)

          Все молча смотрят на Шапкина, не понимая происходящего.

(Возле двери оборачивается, смотрит на Невидимского, сидящего в прострации.)
Прошу прощения! Общий поклон! Ни пуха ни пера! (Уходит.)

          Доброхотов   крепко,   обеими  руками  держит  за  плечи
          подошедшую  к  нему  Ирину.  Ольга Кирилловна подходит к
          Кокореву. Цианова остается одна в стороне.

          Немая сцена.

     Кокорев (в тишине, Невидимскому). На ловца и зверь бежит!..

          Занавес

1954