Черви в мускатных розах

Экзистенциальная драма.

Авдотья Романовна - красивая женщина лет 35.

Андрей Семенович - лицо без определенной профессии, друг ее мужа Игоря Александровича Вифленда.

Родион Романович - тень брата Авдотьи Романовны.

Сцена1. Пятница

Действие происходит на даче Игоря Александровича Вифленда. Веранда. На веранде - несколько стульев, скамейка, стол с неубранной посудой. За верандой начинается сад. За столом, положив голову на скрещенные руки, сидит Авдотья Романовна. Ее длинные волосы смешались с остатками посуды. Заходит Андрей Семёнович.

Андрей Семёнович Вы уж простите меня все некстати. я некстати...  так все запуталось... Я приехал к Игорю, его вызывают по каким-то важным делам... он оставляет меня на ваше попечение и уезжает... Ума не приложу, что мне теперь делать. Нужно собирать вещи и уматывать, но что-то держит меня...

Авдотья Романовна: Игорь, кажется, просил вас дождаться его.

Андрей Семёнович: да, это так...так... да... Бродил по саду, размышлял о жизни, о том, как быстро все проходит. Я помню вашего мужа еще 15-летним пацаном, и кажется, что это было вчера, а на самом деле прошло уже 20 лет. Я стал уродом с мохнатой бородой. Игорь тоже не изменился к лучшему... Мы выросли в одном дворе. Ходили вместе на рыбалку. Теперь все прошло, и он принадлежит больше вам, чем мне... Вам, наверное, со мной скучно?

Авдотья Романовна: С чего вы взяли?

Андрей Семёнович: Мне кажется, вы еле терпите меня.

Авдотья Романовна: Когда кажется, креститься нужно.

Андрей Семёнович: Мне кажется, что все меня еле терпят... я и с людьми практически не общаюсь, чтобы не надоедать, а тут меня понесло - все говорю... говорю... Вам надоел ужасно. Совесть меня мучит за то, что вы вынуждены слушать эту болтовню, но не могу остановиться. Я даже по саду весь день бродил и разговаривал сам собой.

Авдотья Романовна: Сколько лет вы не виделись с Игорем?

Андрей Семёнович: 16 - 17... может быть 18... не знаю.

Авдотья Романовна: Полжизни...

Андрей Семёнович: Игорь теперь совсем другой. Совсем...

Авдотья Романовна: Кстати, вы очень похожи на писателя.

Андрей Семёнович: Разве?

Авдотья Романовна: Вы какой-то странный, взъерошенный, и взгляд у вас настороженный. Такой взгляд может быть у писателя, у маньяка-убийцы или у человека, проведшего долгое время в одиночестве...

Андрей Семёнович: Это вам Игорь сказал, что я писатель?

Авдотья Романовна: да

Андрей Семёнович:  Странно, с чего он взял? В детстве у меня была фантазия, что я стану настоящим большим автором. Сейчас я все это забросил... так - балуюсь иногда... Напишешь несколько строчек, поразмышляешь над тем, как все это нелепо, глупо, скучно, никому не нужно... Жизнь прошла - Пушкин из меня не вышел.

Авдотья Романовна:  Ну, вы замахнулись! Пушкин!. Пушкин... Пушкин... кушал сушки... Шла Саша по шоссе и сосала сушки... шоссе... Хотите чаю?

Андрей Семёнович: Очень. Да. Как вы точно угадали! Я все то время, пока разговаривал с Вами, жутко хотел пить, только мне это не приходило в голову... а вот вы сказали, и сразу понял .

Авдотья Романовна: С сахаром?

Андрей Семёнович: Да, да, да.

Авдотья Романовна: Давайте я отгадаю, сколько ложек. Сейчас, сейчас... должно придти озарение. Три.

Андрей Семёнович: Да! Правильно! 

Авдотья Романовна: Давайте я еще что-нибудь отгадаю.

Андрей Семёнович... Сколько мне лет?

Авдотья Романовна: Ну, это просто. Вы учились с моим мужем в одном классе, и вам должно быть 36.

Андрей Семёнович... Да, это просто. Надо придумать что-нибудь посложнее. Давайте я буду отгадывать ваши мысли. Я стану сзади вас, положу руки вам на лоб и буду задавать вопросы, а вы думайте, думайте сильнее. Ничего, что руки селедкой пахнут?

Авдотья Романовна: Ничего страшного, у меня мандаринами... понюхайте.

Андрей Семёнович: Какой же вопрос задать? Ничего в голову не приходит.

Авдотья Романовна... Ну, спросите какого цвета у меня белье?

Андрей Семёнович: Нет, не могу. Неудобно как-то... Я даже покраснел.

Авдотья Романовна: Спросите, где у меня татуировка?

Андрей Семёнович: У вас есть татуировка?

Авдотья Романовна: Да. на левой груди - кобра. Так, нечестно, я вслух ответила. Спросите, сколько лет моему сыну?

Андрей Семёнович: Я знаю, что 7.

Авдотья Романовна: Ничего у нас не получается.

Андрей Семёнович... Как обидно.

Авдотья Романовна: Обидно, досадно, да ладно.

Андрей Семёнович: Я, кажется, вас развеселил.

Авдотья Романовна: ой... нет я не буду смеяться... от этого только хуже... всю себя выплескиваешь... совсем как пустышка становлюсь.

Андрей Семёнович: Не понимаю, о чем вы?

Авдотья Романовна: да и нечего тут понимать. Игорь считает, что это обычные женские капризы. И правильно считает. Я с ним согласна. Да... я во всем с ним согласна... абсолютно... да... Но иногда, так плохо, что дышать сил нет. Внутри как яма. Не знаю, что со мной - состоятельный муж, небесной красоты сын... маленький чудный сын, которого я могла бы любить, а я чувствую, что на грани... (пауза) да... я у грани... Все... Простите за откровенность... так... вырвалось случайно... все это глупости, вздор. Будете? Это вкусно. Подайте тарелку.

Андрей Семёнович: Что-то с вами происходит... Я сразу почувствовал, что все не так просто.

Авдотья Романовна: Не обращайте внимания... ерунда.

Андрей Семёнович... Ерунда! Никакая это не ерунда!. Ходит человек, переживает, все думают что ерунда, а потом труп. А труп это уже не ерунда, простите меня!

Авдотья Романовна: Есть стала много. Как-то забываешься на время. Многие голодают. А я перевожу продукты. Мне стыдно даже иногда бывает.

Андрей Семёнович: Как я хочу вам помочь!

Авдотья Романовна: Вам, наверное, трудно меня понять, вы совсем другой. Знаете, в детстве мы покупали градусники, разбивали их, выливали ртуть в металлические баночки и играли ей. Вы - как эта ртуть. 

 (Авдотья Романовна берет чашку с чаем, выливает несколько капель и размазывает пальцем по столу)

Авдотья Романовна: Депрессия. Никогда не понимала, что это такое. Было просто слово, красивое, и ничего не значащее.

Андрей Семёнович смотрит в сад... Никогда не видел ничего красивее того дерева. Как оно называется?

(Авдотья Романовна встает из-за стола, бродит по террасе)

Авдотья Романовна: Все повторяю строчки "Ничего на земле мне не надо, ни громов Гомера, ни дантова ада"... Откуда это? Может, я сама придумала?

Андрей Семёнович: Это Ахматова.

Авдотья Романовна: Сегодня проснулась и лежала в постели до 12 - не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. просто лень какая-то. потом, буквально, вытащила себя из постели за волосы.

(Авдотья Романовна садится на скамейку)

не знаю, может, я провинилась в чем-то. Может, я очень, очень плохой человек.

Андрей Семенович... Я спасу вас.

Авдотья Романовна: Я всегда всё делала как надо, родила ребенка, потому что так надо. сейчас я думаю, кому и зачем это надо..

(Авдотья Романовна закрывает волосами лицо, перебирает пряди. Ложится на скамью. Андрей Семенович подходит к Авдотье Романовне целует ее волосы, руку, ложится рядом на пол рядом со скамейкой. Лежат некоторое время молча, слушая как стучат капли дождя)

Андрей Семёнович шепчет:  Я знаю, я многое знаю об этой жизни, мне даже кажется, что у меня какой-то дар чревовещания. Я иногда даже боюсь себя. И я верю, и вы верьте мне, прошу вас, верьте - У вас все будет хорошо!

Авдотья Романовна: Мне пора. - садится -  Вам удобно там в пристройке?

Андрей Семёнович: да... правда там какие-то грабли стоят, мусор, сухие листья. Но я спал я спал всю ночь как убитый, как сто лет наверное не спал. Как никто никогда не спал на свете.

Авдотья Романовна:  Дождь... надо идти.

Андрей Семёнович пытаясь удержать ее:  Нет никакого дождя.

Авдотья Романовна:  Несколько капель.

Андрей Семёнович:  Несколько капель - это не дождь.

Авдотья Романовна:  Пора.

Андрей Семёнович: подождите.

Авдотья Романовна:  Пора.

 (Авдотья Романовна поднимается, поправляет волосы, уходит)

Сцена 2. суббота

Андрей Семёнович и Авдотья Романовна там же.

Авдотья Романовна: Сегодня у меня совсем другое настроение, как будто случилось что-то хорошее - а что не могу вспомнить. Давайте что-то делать. давайте.

Андрей Семёнович: Как я рад за вас! как хорошо, что у вас глаза стали. морщинки вот тут. вот тут. (Проводит пальцем по ее веку, касается уголка губ) это хорошо.

Авдотья Романовна:  Почему же?

Андрей Семёнович: Хорошо.

Авдотья Романовна: Вы совсем другой, ни как остальные. Мне кажется, я встречала вас в прошлой жизни. Какую чушь я несу. Вы считаете меня дурой. Ну да я дура. дура. дура. Как я ненавижу себя!

Андрей Семёнович: Нет, не надо стесняться себя! Не надо стесняться своих мыслей! Давайте просто жить, просто говорить друг другу, что в голову придет!

Авдотья Романовна:  Вы думаете это возможно?

Андрей Семёнович: Не знаю, давайте попытаемся, это же прекрасно! Как мы прекрасны среди этой чудесной природы! Два мира! Две вселенной! Зачем что-то скрывать друг от друга? Зачем что-то скрывать от себя? Нужно просто жить, глотать слова, дышать словами, чувствовать их магию.

Авдотья Романовна наклоняет  ветви деревьев и заплетает их в косу .

Авдотья Романовна: Всю ночь шел дождь. Знаете, больше всего на свете я люблю дождь. Только во время дождя я счастлива. Это потому, что во время дождя я впервые услышала Бориса Гребенщикова. Да... это очень глупо... все очень глупо в моей жизни... тогда мне было 14. А сейчас - 34, и время идет так быстро-быстро, с каждым годом все быстрее, недели стали какие-то странные, вчера был понедельник, а сегодня уже суббота... непонятно как-то... и ничего не меняется, каждый день одно и то же... и жизнь сжалась в огромную черную точку, похожую на паука. Замуж я вышла ради брата, чтобы он мог институт окончить. Просто мы жили трудно, мама работала медсестрой, папа - на каком-то заводе... но родители все отдавали нам, вырастили нас, как принца а с принцессой... о, если бы вы знали, какой у меня был брат... родители простые люди, а он - как с неба свалился. Я так и называла его "звездный мальчик". Все предрекали ему большое будущее. Но тут какая-то психологическая травма, потом проблемы с институтом, его собрались отчислять, требовали взятку, темная история... Игорь в то время ухаживал за мной. Вот мне и пришлось, чтобы помочь брату выйти замуж за Игоря. Самое смешное, что Игорь был тогда даже не богат. У него все только начиналось, две торговые палатки.  Но мне тогда было безразлично, лишь бы ухватиться за что-нибудь ... а Роде, моему брату, все это просто не нужно было, у него была другая дорога. Потом Родя ушел в астрал... сейчас живет где-то в коммуне хиппи, а я тут совсем одна осталась. Я иногда разговариваю с ним... Мне кажется, у меня с ним астральная связь. - Напевает, - Там-та-ра-рам... да нет, все это ерунда.

Авдотья Романовна машинально берет со стола ножницы для обрезки веток, рассматривает их.

Авдотья Романовна: Игорь... остался Игорь. Почему живу с ним - сама не знаю... может лень разводиться? да... наверное... для того, чтобы развестись нужно поговорить, а разговаривать лень.

(пауза)

Андрей Семёнович: Как некрасиво... как некрасива жизнь...

Авдотья Романовна:  Что вы имеете ввиду?

Андрей Семёнович: "нет счастья на земле".  

Авдотья Романовна: я не понимаю.

Андрей Семёнович: Бедный, бедный безумный Игорь. Я думал вот женщина, которая любит Игоря, которую любит Игорь.  И вы были для меня божеством.

Авдотья Романовна: Как все глупо получилось.

Андрей Семёнович Мужская дружба есть мужская дружба... нет... У меня даже в голове не укладывается. ... Не знаю, чем женщина лучше грабителя? На мой взгляд, даже намного хуже... женщина не только кошельки опустошит, но и душу вытрясет. Я бы за такое в тюрьму сажал. Вот объясните мне....

 Авдотья Романовна: Зачем я так разоткровенничалась? Как все глупо... глупо... глупо... как все глупо в моей жизни...

Андрей Семёнович: скажите...

Авдотья Романовна О... прошу вас... не надо строить из себя святого. И вы не подарок. Всем ясно, зачем вы сюда приехали. За счет Игоря вы хотите решить свои материальные проблемы. Вот и все... Много тут таких как вы побывало, друзей, почему-то решивших, что случайное знакомство, дает им право на пожизненное материальное обеспечение. вы все слетаетесь на Игоря как мухи, точно он сахарный.

Андрей Семёнович...  Нет, я вовсе не для этого сюда приехал.

(Авдотья Романовна молчит, ножницами кромсает листья на дереве)

Андрей Семёнович: Просто я решил покончить жизнь самоубийством.

Авдотья Романовна: Где, здесь?!

Андрей Семёнович: Нет, зачем же здесь? Раньше... Дома... (пауза) знаете, вы правы, я именно этого с самого начала боялся - что не так поймут. Будут думать, зачем он, да что ему нужно. А мне ничего не надо. Вы поймите меня правильно. Просто подошел к последней черте. Захотелось увидеть друга, оглянуться в прошлое. Поразмышлять над тем, что со мной происходит, и почему это все это случилось именно со мной.

Авдотья Романовна (машинально)... вы решили покончить жизнь самоубийством?

Андрей Семёнович: Собственно говоря, это было даже не первый раз. Понимаю, в таких вещах не признаются... особенно мужчины... это называется "спасовать перед жизнью", но так уж получилось, что это проще всего. Не надо думать, выпутываться из чего-то. Есть, конечно, сомнения. Но, в общем, это проще, чем написать гениальную книгу.

Авдотья Романовна: ничего не понимаю.

Андрей Семёнович: Я думал как... ну, каким образом покончить со всей этой мутотой. Отравиться - это слишком по-женски. Когда-то прыгал из окна, палец сломал. Давно было. Глупо. Повеситься... некрасиво. В общем, у меня были ножницы похожие на те,  что вы держите... не знаю, откуда они у меня взялись, будто подложил кто-то... я  ими и вскрыл вены. Живу я в коммунальной квартире, и ванная комната у нас почти всегда занята... я налил в тазик воды, и опустил туда руки. Телевизор работал. просто забыл выключить. И тут, когда уже в голове все закружилось, когда сознание начало отходить, я вижу Игоря, он подходит ко мне, берет меня за руку, и высасывает из руки кровь. Это все было так неожиданно, что я даже в себя пришел. Вокруг все как обычно - тараканы по столу шуруют, телевизор мерцает, а на экране - Игорь. Интервью дает. Ну, думаю - это судьба. такие вещи случайно не происходят... тем более в такой момент. Неделю отлеживался - в себя приходил. потом - закрутилось. Дача... вы. Я  от Игоря, в общем, не жду ничего, никакого расчета особенного тут нет, но думаю, может это знак свыше?...

Авдотья Романовна (обрезает ветки)... Это все...  так неожиданно...

Андрей Семёнович: Если вы мне не верите, смотрите вот тут у меня порезы. смотрите...

Авдотья Романовна дотрагивается пальцем до руки...- Да.

Андрей Семёнович: Наверное, вы меня считаете теперь слабым человеком.

(Авдотья Романовна молчит)

Андрей Семёнович: нет, послушайте, я вам объясню. С практической точки зрения кажется, все просто, мне 36... это еще не старость, живи, карабкайся наверх, правильно? а я не хочу, почему-то не хочу... что-то не приспособлено во мне для такого... (молчание) Иногда полный кайф, абсолютный, так все здорово... свобода... вы знаете, что такое абсолютная свобода? Идешь по улице, - солнце, ветер, бумажки, ветки, билетики какие-то, люди, разноцветные, зеленые, желтые, и абсолютный драйв, в душе черти что творится, какие-то колокольчики звенят, скрипочки пиликают, так тоненько, что даже щекотно. Шагаешь по улице такой ослепленный, оглушенный, и каждый встречный тебе брат родной, ближе, чем брат, словно одна душа во всех людях заключена. И тут видишь, спешит к тебе человек, причесанный, прилизанный, в костюме. Руку тебе протягивает, <как не помнишь меня, мы же с тобой в одном классе: на одном курсе: в одном потоке:>, улыбается, очками поблескивает, а взгляд у него бывает вроде коктейль, удивление и легкое злорадство, как бы говорит, - вот что жизнь с людьми делает - и радуется, что с ним ничего такого не случилось, что он в очках, при галстуке... и вместе с тем добродушие во взгляде у него светится и такое сочувствие искреннее, да совершенно искреннее, несмотря на примесь злорадства что аж тошно становится.  И вот тогда-то словно смотришь на себя со стороны... что ты такое? да просто ничто... дерьмо.

Авдотья Романовна (смотрит вокруг)... Яблони, вишневые деревья..., груши...

Андрей Семёнович: Отвратительное, собачье, стократно съеденное и переваренное... грязный, лохматый, ни жены, ни детей, почти без работы, и главное, без будущего. И понимаешь, не воплотился. Ни во что ты не воплотился. А хуже всего, когда возвращаешься после этой встречи домой. Коммуналка, стены зеленые, забьешься в свой серый угол с тараканами... и такой ужас накатывает. За стеной ребенок плачет, вначале ничего, терпишь, а потом подвывать начинаешь... так и воем вдвоем.

Авдотья Романовна:  Даже не знаю, что вам сказать...

Андрей Семёнович: ...и еще люди, люди меня замучили....то им квартплату плати, то хозяйка пристает, когда же ты женишься, как будто ей, суке, больше всех надо. В трамвае от меня отсаживаются, дескать, им сидеть со мной рядом неприятно, на локти косятся заплатанные.

Авдотья Романовна: Листья, листья, листья, листья. Слова, слова, слова, слова.

Андрей Семёнович: ...все меня сторонятся. сам знаю - я дик, угрюм, и дрожь во мне какая-то нервная. Мне даже кажется, что эта дрожь другим людям передается, и все меня за нее ненавидят...  Как меня за нее ненавидят!

Авдотья Романовна (обрезает ветки)... Не нойте. Все друг друга ненавидят. Какие красивые ветки, как они странно изгибаются, так все запутано, беспорядочно, хаотично. Как больно им, наверное. Но Дереву от этого лучше, оно пойдет ввысь, станет сильнее. Стройнее станет ствол. Как вы думаете? Это так?

Андрей Семёнович: Люди... что им нужно? мне ничего от них не надо, я не жду от них ничего, только чтобы не судили меня, не упрекали меня за то, что я это я, за то, что не знают меня. Не люблю я людей. Иногда представляю всякие аварии, катастрофы. Люблю по телевизору смотреть, как самолеты падают. Деток мертвых только жалко. А взрослым так и надо.  Сами виноваты.

Авдотья Романовна: А мне детей не жалко. Дети - это такая ответственность. Я не люблю своего сына. Даже ни капельки.

Андрей Семёнович: Что вы! для женщины ребенок - это спасение, это ее оправдание. Мужчине сложнее. Что-то нужно доказывать, делать, чего-то добиваться. Иногда думаю, вот напишу что-нибудь настоящее, и это будет оправданием, тем зерном, что перевесит чашу весов, и люди скажут - не зря он жил, но это все мечты. А пока  я ничто. Ноль. Иногда думаю, а вдруг я всем в жизни пожертвовал ради прихоти, глупой фантазии.

Авдотья Романовна подносит к его глазам зеленый лист:Посмотрите сквозь лист.

Андрей Семёнович отмахивается

Андрей Семёнович: Детей нет, жены нет, работы нет. Я же практически не существую. Не человек - а тень отца Гамлета какая-то... Ветер дунет - я и улечу. Я конечно пытался где-то работать...  иногда даже и по служебной лестнице поднимался... ну не мое это. Пытка для меня это все. Может, у меня воли нет,  не знаю ... (смотрит на Авдотью Романовну, как бы ожидая, что она скажет)

Авдотья Романовна: Сквозь дебри веток  - лучи солнца. Некоторые лучи проникают легко и естественно. Некоторые плавно скользят по листьям и замирают. Некоторые ждут, когда подует ветер и ныряют, безрассудно ныряют во тьму, в полусвет, в полумрак.... (пауза) Посмотрите - мертвая оса... даже мертвые осы опасны..

Андрей Семёнович: Вы знаете, когда мне было 14 лет, я был жутко влюблен в свою маму, писал стихи в ее честь, а сейчас она живет в Хабаровске. Я не видел ее лет 15, и пенсия у нее, наверняка, крошечная. Собирает бутылки, наверное... все пенсионеры собирают. Все думаю написать ей письмо, беру лист, думаю, о чем писать - не жизнь, а ерунда, сам не понимаю, что со мной происходит. И как-то все случайно получилось, играючи. Так и не женился ни разу. Все идеал искал.

Авдотья Романовна: Нашли?

Андрей Семёнович... Чего?

Авдотья Романовна: Нашли идеал?

Андрей Семёнович: Да, один раз нашел.

Авдотья Романовна: Почему один раз?

Андрей Семёнович... Это девочка была. ей лет 13 было.  у нее под окнами целыми днями стоял. уже в ту пору взрослый дядя, с бородой. Представляете, 13 лет. Ужасно. Правда? ничего, разумеется, не было, я сам от ужаса чуть не помер. Ходил за ней в школу, провожал, боялся, что заметит меня... испугается. Ждал, когда подрастет.

Авдотья Романовна: А потом?

Андрей Семёнович: Что потом?

Авдотья Романовна: Ну, что потом было?

Андрей Семёнович: А ничего, она другая стала совсем. Коренастая такая, курить начала, волосы гидроперидом выбелила, груди у нее развились, некрасиво все.

Авдотья Романовна: Так обычно и бывает.

Андрей Семёнович: Анечка,  Анечка ее звали.  Какая она была тогда, когда впервые встретил ее!. Кожа такая зеленоватая, как яблочко, так и хотелось взять перочинный ножик и надрезать. Ножки длинные-длинные, тонкие, кажется вот-вот запутаются. Умерла, кажется она. Туда ей и дорога. Зачем женщины живут так долго. 20 ... 30 лет. Угасание. Увядание, нет, не внешнее, не только внешнее. Женщины с самого рождения все знают, знают то, ради чего написаны сотни томов философских книг. и если мужчина всю жизнь накапливает, приобретает опыт, то женщина только забывает. Расстается с молодостью, с красотой, с гармонией.

Авдотья Романовна: Ветер. Волна ветра.

Андрей Семёнович: Воздух светлый, такой прозрачный, Как хорошо, как свободно, как легко дышится. Я так счастлив. Вы, я - вокруг пустота... Как хорошо мне с вами думать, сидеть тут, разговаривать. Я как птица, вдруг расправившая сморщенные крылья... Знаете, почему я никогда не напишу гениальную книгу, потому что я заврался весь, я всем вру, даже себе и себе больше всех. И все, что я пишу - вранье на вранье. А с вами хорошо, легко, словно я возвратился из далеких странствий, пришел к себе, вошел в себя... вот он мой дом, мое тело, свободное, пустое просторное, легкое, вот мои руки, крепкие, пронизанные венами и сухожилиями, вот моя голова, еще крепкая, твердая, готовая вместить в себя многое, очень многое, деревья, страны, грудная клетка, готовая расширяться впуская в меня воздух, все бесконечное пространство ... хорошо мне с вами, можно не думать, а просто жить, мы  вами одинаковые совсем...

Авдотья Романовна: Прошу вас, молчите...

Андрей Семёнович:  Но почему

Авдотья Романовна: Поверьте мне, не спрашивайте ни о чем меня.

Андрей Семёнович:  Но почему. Я не могу понять.

Авдотья Романовна: Потому что вы плюетесь, когда говорите.

Андрей Семёнович:  ... как глупо.

Авдотья Романовна: Да действительно глупо.

Андрей Семёнович:  Ну что же, простите, если что не так. Кажется мне пора. Нужно собирать вещи... вещи... Такого я не ожидал от вас. вы мне прямо в душу плюнули. Просто нереально даже... несколько дней общения с воздухом. Я не могу поверить, что вы такая поверхностная женщина. Какой-то бред. Может это самое важное мгновение в моей жизни. Точка максимальной искренности. А вы... Может, всю свою жизнь я шел именно к этому мгновению. Чтобы сейчас вывернуться здесь наизнанку. Отказаться от себя, от своей личности. От гордости от страха. Ну и что в том, что я плююсь? Может это и так. Может законы природы повелевают людям плеваться в минуты эмоционального напряжения. Да я плююсь, но и что же? - это мой космос,  моя гармония. Это я это весь я, без изъятия. Вот я, совершенно живой. А вы! <плюетесь>... я искренний, честный. Я настоящий. А вы - кукла. Фарфоровая дура. И слова у вас фарфоровые.

Авдотья Романовна сама с собой:нет. когда приходит человек и говорит мы похожи- это смерть значит. Я не понимаю человека, не знаю что такое - быть человеком. Всю жизнь я бежала от людей, боялась их проникновения в меня, боялась этой жуткой интервенции, когда тысячи людей врываются в душу и говорят "мы одинаковые, мы ничем не отличемся, мы одно". это смерть. моя смерть. но нет, это все не то. люди несовершенны, жестоки, глупы, поверхностны, их жизнедеятельность преступна. и все хотят моей смерти... все... да люди страдают, это правда, но предметы их страданий бессмысленны и скучны. Никто не знает, что есть один единственный источник страданий это вечность, неизменно расширяющаяся в грудной клетке. Скучно. Тысячи раз выслушивать людей, несущих на мой алтарь свои бессмысленные страдания. Свою пустоту. О как мне больно. Как больно. Кто знает эту боль. Эту неизменную муку, когда ветер щекочет ребра изнутри.

Андрей Семёнович: Дайте сосредоточиться. Мы не поняли друг друга. Что же глупо было искать понимания.

Авдотья Романовна: Медовые соты облаков. Пьяный угар по утрам. Как жить, если жить невозможно. Когда я коснулась губами его губ, то почувствовала, что они как кора дуба. Сухие и трещины вели куда-то, куда-то вели. и грудь его была как дно от латунного чана, и гудело что-то внутри него, гудело. я слушала, и не могла наслушаться, не могла понять почему так красиво. Сколько надо выпить, чтобы выжить.

Андрей Семёнович:"Поверь мне люди не поймут твоей души до дна, как полон влагою сосуд - она тоской полна..." /1

Авдотья Романовна: Я хочу остаться одна. Хочу смотреть на синеву неба в просветах деревьев. А вечером хочу включить телевизор. И умереть. Вы интересный экземпляр. Но самое лучшее, что вы можете сделать - это собрать вещи и уехать.

Андрей Семёнович: Я разбросал тут слишком много слов. Мне кажется, что слова везде, на полу, на этих листьях, везде, где только могут быть. 

Авдотья Романовна: никого нет, ничего нет, немного солнца, свет, немного тишины, сна, весна. Никого нет, пустота прекрасна. На всем бесконечном белом свете я одна. Скучно. Скучно. Нет никого, равного мне. Пусто. Пусто. Тихо. Тихо. Дождь сонный теплый. Стебли-струи, листья страницы. Сны незабываемые, многократно воплощающиеся в реальности. Мои города. Ресницы, падающие как листья, моя кожа - шелковая колышущаяся занавеса. О невозможное. Тайны затягивающие как черные дыры. Кровь на шее у Инны. Выпитая память. Солнце, прорезывающееся сквозь ветви. Столетний дом. Резьба времени на лице. Укус клопа. Мнимый укус. Кокаин. Кока-кола. Нет это невозможно. Не спать. Не спать. Не слышать. Слушать.  

Сцена 3. Вторник. Вечер.

(Андрей Семёнович сидит на террасе, раскачиваясь в кресле,  листает газету. Много мусора, немытая посуда на столе, на скамье и даже на полу. Заходит Авдотья Романовна)

Авдотья Романовна: Сегодня понедельник?

Андрей Семёнович: Нет, вторник...

Авдотья Романовна: Я не люблю вторники. Не знаю почему, но не люблю...

Андрей Семёнович: Игорь в четверг вернется.

Авдотья Романовна: Мы с ума сойдем до четверга.

Андрей Семёнович: Я приехал к Игорю, а не к вам.

Авдотья Романовна: Я это знаю.

Андрей Семёнович: И уезжать до срока не собираюсь.

Авдотья Романовна: какой беспорядок. У меня даже голова кружится. Не могу видеть Инну у нее всегда недовольное лицо... все сама... сама...

Андрей Семёнович: за что вы меня так не любите?

Авдотья Романовна: сколько посуды. О Боже... сколько посуды. Мне страшно... Что с ней делать?

Авдотья Романовна Собирает скатерть с посудой, выбрасывает в сад

Авдотья Романовна: Немного легче. Все... теперь немного легче. Надо отдохнуть.

Садится в кресло, закрывает глаза.

Андрей Семёнович: Знаете, я в детстве очень любил мучить мух. Сидишь, бывало, на физике или на химии. Скучно. Жара. Весна. птицы щебечут, голова трещит, формулы, схемы, таблицы. поймаешь муху, оторвешь ей ножку, потом крылышко, еще одно крылышко, сразу на душе лучше делается.

Авдотья Романовна: Странно. Как все странно. Я никогда не любила химию.

(поднимается, собирает мусор с пола, жестяные банки, обрывки целлофана. подходит к нему, выхватывает из его рук газету. В его руке остается обрывок)

Авдотья Романовна: Все равно будет на полу валяться.

Андрей Семёнович читает обрывок газеты

Авдотья Романовна: Что вы читаете?

Андрей Семёнович не отвечает. Авдотья Романовна бродит по террасе, бросает мусор опять на пол....

Авдотья Романовна: Как я устала. Как я устала. Я... устала... как... я... ус... я... тал... ус... ла... ла... как я устала... что вы читаете?  Какой вы некрасивый.  Нос... с каждым годом ваше уродство будет увеличиваться. Отвиснет кожа на щеках, появятся мешки под глазами. Морщины на лбу станут резче и острее. Нет мне все же интересно, что вы читаете? (Подходит к нему сзади, наклоняется, опираясь на кресло, читает)... "на кремлевку я сел 30 октября возраст 27 лет рост 170, а вес 158 кг. Мясо рыбу люблю и без них для меня еда не еда:> ахинея какая-то. Зачем вы это читаете?

Авдотья Романовна ходит по веранде, достает губную помаду, красит губы. Губы становятся ярко-красными почти черными.

Авдотья Романовна:.... Как вы ко мне относитесь? Вы влюблены в меня?

Андрей Семёнович: Жалко мне вас...

Авдотья Романовна: Что такое жалость, как  забывать что-то?

Андрей Семёнович: Не то чтобы... нет... это другое совсем другое, иногда мне хочется прижать вас к себе сильно-сильно, так, чтобы кости затрещали.

Авдотья Романовна: Вот так? (Сжимает ладонями фарфоровую чашку с чаем, она лопается, чай выливается.) Так?

Андрей Семёнович: Нет, не совсем.

Авдотья Романовна:  Как это жалко, что такое жалость? Как почувствовать жалость? Это больно? Это как любоваться чем-то, что скоро исчезнет?

Андрей Семёнович: Нет, нет, не так, не знаю. Вы, кажется, поранились. Давайте перевяжу.

Авдотья Романовна: Нет, не надо. Знаете, вы когда приехали были похожи на раненого воробья. 

Андрей Семёнович:правда?

Авдотья Романовна:да это было так смешно...

Андрей Семёнович:не смешите меня.

Авдотья Романовна: На что вы способны? где предел ваш? вы способны убить меня?

Андрей Семёнович: Зачем.

Авдотья Романовна: Не знаю. Чехов. Вся жизнь как у Чехова, буднично, серо, все пули мимо. Но я хочу,  чтобы был Шекспир, кровь рекой, яд в бокале...

Андрей Семёнович: Давайте бросим монету, Шекспир или чехов. Куда-то закатилась. Последние 5 рублей.

Авдотья Романовна: вы замечали, что, несмотря на то, что мы живем в такое практичное время, становится все больше сумасшедших, глубоко ненормальных людей, почти как в средневековье. эта городская среда просто ломает людей... может я тоже ненормальная?

Андрей Семёнович ищет монету: Деньги... деньги... деньги...  почему у меня никогда нет денег? Даже если они появляются, все равно скоро куда-то исчезают. Деньги - это сила, власть... женщины любят мужчин из-за денег...

Авдотья Романовна: Мама говорила, деньги нужно всегда зашивать в трусы или в лифчик.

(срывает ветку, ест листья)

Андрей Семёнович: Я приехал сюда 5 дней назад, а кажется, что пробыл здесь вечность. Это всегда так бывает на новом месте, вначале время тянется долго. А потом бежит безумно мгновенно, и дни, часы, минуты, словно хотят перегнать друг друга. Первый день тянулся долго. Я понимал, что у Игоря важные дела, но в глубине души надеялся, что важнее меня для него ничего нет. Потом мне было страшно разговаривать с вами, и я уже собирался уезжать, но остался из какой-то обиды или из принципа. Не знаю почему. Вы меня поразили... чем-то лишним в вас. Избыточностью чего-то. А вобщем было лучше, когда мы ничего не знали друг о друге, чужие люди в принципе, ничем не обязанные друг другу. Чужие, не считая Игоря, проросшего в нас.

Авдотья Романовна: Я завидую вашей свободе. Я никогда не была свободной, особенно после замужества. Я знаю, что ничего не связывает, не держит меня, но чувствую, как будто приказал мне кто-то жить так, и терпеть. Я никогда не была свободна, никогда.  Да... я хочу лежать в траве, уже почти разложившаяся, с отходящими слоями кожи, погруженная во мрак, окруженная невыразимыми запахами трав, блеском луны на поверхности глянцевых листьев,   хочу чувствовать погружение в бесконечность, мягкую влажность земли, движение личинок на ее поверхности, хочу ощущать эту грань между бытием и небытием, ощущать каждой частицей моего существа. Хочу любить все бесконечное пространство этого мира. Хочу чувствовать тяжесть слипшихся век, хочу быть.

Андрей Семёнович: У меня не было женщины лет пять. Просто не хочется тратить силы энергию время на знакомство.

Авдотья Романовна: Я думаю об этом... обо всем... и не знаю, не знаю, как жить со всей этой болью, как освободиться от нее. Как вынести, что я несовершенна, что все люди несовершенны. Что люди едят котлеты и смотрят сериалы... Я не знаю.

Андрей Семёнович (сам с собой): ... женщины не нужны. Они только мешают. Нелепая возня с кастрюлями. Я жил как-то с женщиной два месяца.  Она завела разговор о женитьбе, и я просто сбежал, уехал в другой город, ничего ей не сказал. Живу на съемной квартире. Зато свободен... А вдруг у меня есть ребенок?

Авдотья Романовна: У Игоря такие широкие поры на носу.

Андрей Семёнович: Женщина, с которой я жил, готовила вкусно. Поэтому я много ел и спал. Я лежал на мягком диване. Чувствовал запах доносящийся с кухни.  И понимал, что кто-то принимает решения за меня. Решения правильные, верные. но мне надоело это, и я убежал.

Авдотья Романовна: И никогда, никогда... еще долгие. эти годы. может быть 100 может быть 500 лет мы будем жить не отрывая глаз от земли, мы будем жить под стеклянным колпаком в этой кастрюле. Потом из нас захотят приготовить суп, и мы не посмеем возражать, мы не посмеем. Потому что мы не знаем, у нас нет преставления об альтернативе. Мы не думаем, не понимаем, не знаем, что можно уйти и не вернуться. А если там ничего нет, если там небытие. И то, что переполняет нас и есть то самое, ради чего вертится все. Но тогда это все прокиснет во мне. Пропадет и я взорвусь когда-нибудь. Я убью всех. Я убью себя.  

Андрей Семёнович: Да заботы... заботы... у всех свои заботы.

Авдотья Романовна: какое у вас неприятное лицо. Похоже на рельеф какой-то изъеденной то ли молью, то ли оврагами страшной холмистой местности, где гуляют великаны с дубинками, живут мамонты, где скучно, одиноко и некрасиво, где ветер серый, шевелится, бьет по щекам, белые холодные горы, где очень плохо. Ой, у вас комар на лбу сидит.

Андрей Семёнович: Знаете, что самое странное. Этот... <преступление и наказание>... Раскольников... Не перестаю удивляться, что Раскольников младше меня.  Раскольников очень молод, если подумать... сколько ему было? Да 24. Когда я читал книгу первый раз, он для меня был старик. Теперь мне 35. а Раскольников не стареет.  И князь Мышкин не стареет... странно...

Авдотья Романовна снимает туфли...  Пол такой шершавый и теплый. Кто-то ходит наверху.

Андрей Семёнович: теперь мне всю жизнь надо носить рубашку с длинными рукавами. Нельзя ходить на пляж и в спортивный зал. Иначе все люди будут коситься на мои руки и думать - слабак.

Авдотья Романовна: Нет Игорь вовсе не толстый.

Андрей Семёнович подходит к столу, отламывает кусок от хлеба, ест, потом садится за стол, намазывает хлеб маслом.

Авдотья Романовна: как смешно... да у меня красивая грудь, тонкая талия, длинные ноги , но я не виновата в этом... что поделаешь... я не могу понять, почему меня никто не воспринимает всерьез. Не знаю, наверное, это судьба влачить существование красивой женщины, когда мужчины покровительственно смотрят на тебя и в голосе их слышатся снисходительные интонации. Эти покровительственные ноты в голосе вызывают во мне клокочущую ненависть ко всем мужчинам сразу.. но почему-то я особенно ненавижу толстых мужчин, которых в данный исторический момент большинство. Толстый мужчина это особый тип, он верит, что весь мир создан только для его удовольствия, и когда я вижу толстяка в людном помещении, всегда стараюсь наступить на его ботинок шпилькой или сделать другую гадость.  

Андрей Семёнович: нет... я счастлив... на самом деле. Очень счастлив. Даже несмотря на голод, на одиночество... может я самый на свете счастливый человек...  Знаете, иногда такая радость бывает. Я думаю, что такую радость ни один человек и не испытывал никогда. Правда, на этой радости душу надрываешь, всего себя выплескиваешь, и не остается ничего... потом месяцами, а бывает, и годами живешь в полной тьме, без света в оконце и думаешь, когда же все это пройдет... когда жизнь пройдет....

Авдотья Романовна:  Я рыба.

Андрей Семёнович: 12 часов 45 минут. в Хабаровске сейчас утро.

Авдотья Романовна: Все совершенно в моей жизни. Все гнусно правильно и совершенно.

Андрей Семёнович: Ненавижу комаров. Такой жалобный писк, как голодные дети.

Авдотья Романовна:  Я- рыба... нет не то... я - рыба...

 (Авдотья Романовна поливает ноги водой <Спрайт>)

Андрей Семёнович: Буквы в ней будут как трещинки на стене. Это будет книга, такая же всеобъемлющая как медовые соты, такая же странная, как просветы между колышущихся ветвей деревьев, такая же быстрая, как камни бегущие вдоль дороги. я напишу ее... и может быть только тогда я буду достоин этого дерьмового мира.

Авдотья Романовна: Надо молчать.

Андрей Семёнович: У меня часы 72 года выпуска, до сих пор идут.

Авдотья Романовна: Вы, когда приехали были таким скромным тихим, как вода. кашляли, извинялись. Вы мне так нравились тогда.  

Андрей Семёнович: У меня голова кружится.

Авдотья Романовна: - знаете, тут просто рядом раньше текла речка, но теперь она высохла, и от нее остался какой-то овраг с лужей, но комары вокруг него роятся тучами. Но это не комары, а коровы.

Андрей Семёнович: Я как будто в странном полусне. Иногда я забываю кто я, зачем я здесь, забываю кто такой Игорь. даже это уходит... Хотя любил его больше жизни. Всегда любил.

Авдотья Романовна садится в кресло.

Авдотья Романовна:я так давно не читала книг. 

Андрей Семёнович: кто такой этот Игорь?... моя мечта о его губах?... Игорь был  сопливый... Когда сопли застывали, на верхней губе образовывалась тонкая прозрачная пленка. Иногда сопли были ярко зеленые, иногда жидкие, водянистые, стекающие даже к подбородку, иногда густые, сочные, наполненные пузырьками. была весна. Мы дежурили. Лужи на полу растекались и мерцали. Грязные тряпки. Зуд в паху. Хомяки сбежали из клетки. Мы ловили их.  Я засунул одного хомячка ему за ворот рубашки. Он начал кричать. Хомячки были мокрые. Наши руки, когда мы касались друг друга, тоже были мокрые. (погружается в себя) Нет вам это не нужно. Да и мне это давно не нужно и не интересно. Все прошло. все давно прошло и уже никогда не будет наяву. Все только во сне. И впереди только сон. и позади сны.   я кажется брежу. Рядом с шалашом сидит женщина. Тело ее расплылось. Иногда она поправляет прическу поднимая руки и видны небритые подмышки... на женщине сарафан, узкий в районе декольте, врезающийся в тело. Белки глаз сверкают. Тело ее безвольно. Она необычайно красива...

Авдотья Романовна: - знаете, Инна. Ну, домработница наша. Такая дурочка, она почему-то решила, что если она на 5 лет меня моложе, то имеет какое-то право на Игоря. Но она старуха. Ей 29, а она уже старуха. Русские девушки так рано вянут. Большинство женщин после 30 безвкусны, вульгарны, а те, кто ухаживает за собой, почему-то похожи на проституток.

Андрей Семёнович: - постойте. Замолчите. Тут нет никакой Инны.  Инны нет.

Авдотья Романовна: Но Игоря тут тоже нет.

Андрей Семёнович: А где Игорь?

Авдотья Романовна: На марсе. он может быть там.

Андрей Семёнович: На марсе?

Авдотья Романовна: Марс - бог войны. Очнитесь.

Андрей Семёнович: Не подходите, не смотрите на меня. Я превращусь в камень.

Авдотья Романовна: Они сошлись волна и камень, стихи и проза, лед и пламень.

Андрей Семёнович: - нет, это невозможно. Надо успокоиться. Успокойся. Отчасти. Да отчасти все мило чудесно. Я ничего не понимаю. Он начал кричать. Прибежали учителя. Они взяли розги и долго били нас, ковыряли указками в носу, потом поставили коленями на горох. Потом убили и похоронили.

Авдотья Романовна: Славные маленькие рыбки чирикают как голодные детки.

Андрей Семёнович: У меня нет детей. Мое семя ушло в землю, и из него выросла мандрагора.

Авдотья Романовна: Сны, сны, "сны о чем-то большем".

Андрей Семёнович: Я давно умер. Очень давно. 

Авдотья Романовна: Почему вы так решили?

Андрей Семёнович: Не знаю.

Андрей Семёнович садится на пол, закрывает голову руками. Авдотья Романовна подходит к нему сзади, водит вокруг его головы руками, как будто гипнотизирует его.

(пауза)

Авдотья Романовна: изречения древнегреческих философов. "Ибо небо, объемлющее нас, жаровня, а мы - пескари". Вы согласны с этим высказыванием? А как вам это? "планеты движутся по спирали, издавая рев, подобный реву труб"... есть другой мир, он живет по своим законам, в нем нет добра и зла, света и тьмы, в нем есть только свобода, от добра и зла, от закона, который уродует людей и делает их порочными. в нем нет обид, сожалений. Ничего нет кроме тихой, сладкой вечной печали, печали, которую ищут все люди на земле и сходят с ума от счастья, когда она приходит. Нужно просто сделать шаг. 

(затемнение)

Ночь со среды на четверг.

(В ветвях деревьев, освещенная лунным светом, тень Родиона Романовича)

Авдотья Романовна: Родя... Как давно тебя не было...

Тень Родиона Романовича: Было много дел, гонял сов, ловил долгоножек-пауков, добывал мышей летучих крылья, убивал червей в мускатных розах[2].

Авдотья Романовна: Спой мне что-нибудь.

Тень Родиона Романовича: Не могу, охрип. Вчера весь день просидел в пруду. С рыбами разговаривал.

Голос Андрея Семёновича: С кем вы тут?

(ветви медленно двигаются, скрывая Тень Родиона Романовича)

Авдотья Романовна: Одна. Три часа ночи. Почему вы не спите?

Появляется Андрей Семенович

Андрей Семёнович: Зубы болят.  Уже давно все зубы, которые есть в голове, болят, ноют так тихо-тихо, как песни поют.

Авдотья Романовна: Что ж вы не лечите?

Андрей Семёнович: Все равно помирать скоро.

Авдотья Романовна: Не смешите меня. Вы что серьезно больны?

Андрей Семёнович: Нет, просто устал. Сил нет. Голову и то с трудом таскаю. Руки как плети висят, на ногах гири.

Авдотья Романовна: Что вы все ноете? Мне надоело ваше нытье.

Андрей Семёнович: Совсем вы меня поломали, как игрушку. Ничего у меня не осталось, дайте мне хоть что-нибудь, дайте воздуха. Дайте пить.

Авдотья Романовна: Снега, воды, земли, воздуха. Дайте дыма. Люблю дым. Как хорошо... Всю жизнь я притворялась. Всю жизнь я пила чужие мысли чужие слова. Теперь я все... я листья на этом дереве. Я море желаний. Я танкер, плывущий по морю. Все века, что я жила, растворились в настоящем. В этом запахе травы, в этих темных пятнах на полу, шевелящихся под порывами ветра.

Андрей Семёнович: Зачем вы все это говорите? Уже поздно. Зачем? От этого только больно.

Авдотья Романовна: Боль - это хорошо это красиво. Боль это рождение.

Андрей Семёнович: Посмотрите, какие у меня на руке заусенцы.

Авдотья Романовна: Давайте. давайте знаете, что делать... мебель полировать.

Андрей Семёнович: Лучше кудахтать как куры.

Авдотья Романовна: Не говорите глупостей. Потрогайте мой лоб, он холодный или горячий?

Андрей Семёнович: Влажный.

Авдотья Романовна: Ну, конечно, ведь жарко.

Андрей Семёнович: Да жарко. Я пытался заснуть. Но так и не удалось провалиться. Так забытье какое-то. Образы какие-то. Сны.

Авдотья Романовна: Что вам снилось?

Андрей Семёнович (вспоминая, немного удивленно): Мне  снилось, что я мыл посуду.

Авдотья Романовна: И все?

Андрей Семёнович: Нет,... ну, это глупо рассказывать.

Авдотья Романовна: Расскажите мне. Я уверена, вам снятся гениальные сны.

Андрей Семёнович: нет, одна ерунда.

Авдотья Романовна: Ну, все равно, расскажите!

Андрей Семёнович: Подождите, мне самому интересно вспомнить. Так... я мыл посуду. А вокруг по воздуху летала какая-то рыбка, такая... вроде карасика. Я подумал, чего она тут летает, дай-ка я поймаю ее, и схватил. потом чувствую, что она так трепещется в ладонях - вот-вот выскользнет, я и сжал посильнее, и вдруг из нее кишочки прыстнули, и крови немножко. Все.

Авдотья Романовна: Как бы я хотела съесть эту рыбу.

Андрей Семёнович: Вы жестокая.

Авдотья Романовна: Хотите, я порежу свое лицо.

Андрей Семёнович: Зачем? оно прекрасно.

Авдотья Романовна: Я долго над ним работала. Я делала много операций, чтобы быть похожей на Нефертити.

Андрей Семёнович: Нефер-неферу-атон.

Авдотья Романовна: Прекрасная красотой Атона.

Андрей Семёнович: Атон...Амон.

Авдотья Романовна: Мне кажется у меня морщины как порезы. Посмотрите, как они ползают по лицу. Сколько вы думаете мне лет?

Андрей Семёнович: Сорок.

Авдотья Романовна: Идите нафик мне больше 25 не дашь.

Андрей Семёнович: У вас глаза какие-то сухие, как у женщины в возрасте. Знаете, сейчас многие молодо выглядят, но по глазам сразу понятно сколько лет

Авдотья Романовна: Глаза. О глазах я не думала. А какие у меня глаза?

Андрей Семёнович: Не помню. Кажется, фиолетовые.

Авдотья Романовна: Спасибо, я это и без вас знала.

Андрей Семёнович: У вас такие глаза, как будто вы работаете на угольной шахте, отпахали две смены, возвращаетесь с работы, а дома вас ждет гора нестиранного белья, куча детей и грязной посуды. да, у вас интересные глаза как будто приклеенные... лицо от одного человека, а глаза от другого, и разной величины. вот этот значительно больше. И зрачок здесь как-то поострее и поинтереснее.             А вот этот глаз почти всегда спит. Иногда просыпается. Очень редко.

Авдотья Романовна: Да, я сама чувствую, что он спит, раньше думала, что плохо вижу, потом проверилась у доктора, все в порядке. Мне иногда кажется, что он как бы уплывает куда-то. Как будто даже не знаю куда. Это, наверное, потому что я все время думаю о чем-то, что к делу не относится. Ночью приснится что-нибудь, и я хожу весь день как сомнамбула, думаю, к чему мне это все приснилось, для чего. .. Если бы вы знали, какие красивые сны мне снятся, сны как будто текущие куда-то, как будто уплывающие вместе с мочой, со снегом, со светом.

(Андрей Семёнович запрыгивает на перила,

спускает брюки, мочится в сад)

Андрей Семёнович: Сходить в туалет и вновь понять, что вечность быстротечна, что черная пучина света тебя поглотит рано или поздно...

Авдотья Романовна забирается на перила

Авдотья Романовна: Как хорошо.

Падает, слышен треск веток

Андрей Семёнович: Вы что, специально упали?

Авдотья Романовна: Да.

Андрей Семёнович... Давайте-ка руку...

Затаскивает ее на перила

Авдотья Романовна: Мне хорошо. Странно. Хочется кричать. Давайте покричим.

кричат в темноту

Авдотья Романовна...  А вы слышали когда-нибудь, о чем я думаю?

Андрей Семёнович: Думаете, такое возможно?

Авдотья Романовна: Нет, конечно, но может быть и да. В моих мыслях много слоев. В одних слоях я люблю, в других ненавижу. Я думаю, если бы даже кто-то услышал мои мысли, то ничего бы не понял.

Андрей Семёнович... А знаете для маскировки так и надо думать запутанно. Это хорошо...

Авдотья Романовна: Все, что есть в вас хорошо.  У вас хорошие уши, вы знаете об этом. У вас породистая линия шеи. Я часто думаю о вашей линии шеи.

Андрей Семёнович: У меня душа изломана.

Авдотья Романовна: Это не страшно. Это хорошо. Все, что есть в вас хорошо. 

Контуры ветвей становятся ярче.

Наступает рассвет.

Сцена 5. четверг

Андрей Семёнович сидит на террасе.

на нем плащ

и широкополая шляпа. Рядом с ним - чемодан.

Авдотья Романовна выходит в халате, зевает.

Андрей Семёнович: Ну вот, уже 3 часа дня. я ждал, когда вы проснетесь... хочу попрощаться. Пора домой

Авдотья Романовна: Домой?. ну что же. Вы хотя бы...  Игоря не будете ждать?

Андрей Семёнович: Зачем мне ваш Игорь. Надоел. Все маячит перед глазами.

Авдотья Романовна: Так убейте его.

Андрей Семёнович: Неохота руки марать. Ну все, пора. прощайте.

Уходит, Авдотья Романовна расчесывается, зевает, подходит к зеркалу смотрит в него. Неожиданно заходит Андрей Семенович.

Андрей Семёнович: У меня такое ощущение, что я что-то забыл.

Авдотья Романовна: Вы меня испугали. Что вам еще здесь нужно?

Андрей Семёнович: Дайте мне вашу руку.

Авдотья Романовна: Надеюсь, не на совсем.

Андрей Семёнович... Дайте мне тепло вашей руки.

Авдотья Романовна (подает руку)... Она холодная.

Андрей Семёнович: Как в пьесе.

Андрей Семёнович думает, переворачивает ее руку ладонью вверх и неожиданно плюет в нее.

Андрей Семёнович: Хоть на секунду чувства.

Авдотья Романовна ударяет его этой же ладонью, вытирает ладонь о халат, подходит к зеркалу, расчесывается. Он ложится на пол.

Андрей Семёнович: Все, я никуда не поеду.

Авдотья Романовна: Что ж, оставайтесь.

Андрей Семёнович: А если я буду... буду, не знаю, что делать?. ходить на голове.

Авдотья Романовна: Делайте, что хотите.

(Он кусает ее за ногу)

Андрей Семёнович: Нога у вас соленая и уксусом пахнет.

Авдотья Романовна: Уксусом. Почему уксусом? В самом деле?

(Он замечает ее волнение)

Андрей Семёнович: Даже не уксусом, а дихлофосом.

Авдотья Романовна: Что такое дихлофос? Какое-то слово из детства.

Андрей Семёнович: Мне кажется, вы хотите что-то сказать мне?

Авдотья Романовна: Что именно?

Андрей Семёнович: Что-то важное, я надеюсь.

Авдотья Романовна: Разве? не могу вспомнить...

Андрей Семёнович: Что-то очень важное...

Авдотья Романовна: Что может быть важнее солнечного света, тихо умирающего на этом деревянном полу?  Что может быть важнее синевы неба, давящей на нас и не позволяющей нам свободно вздохнуть...

Андрей Семёнович: Как пошло! Как все пошло!

Авдотья Романовна: Да, действительно пошло. (Смеется.)

Андрей Семёнович: Провода бегут, бегут, не поймаешь.

Авдотья Романовна: Так бегите за ними, что вы тут застряли?

Андрей Семёнович: И это все?

Авдотья Романовна: Все.

Андрей Семёнович уходит, возвращается.

Андрей Семёнович: Нужно поставить точку.

Авдотья Романовна: Точка. Точка. Точка. Да, нужно поставить точку. Уходите...  впрочем, можете оставаться... но нам нужно возвращаться. Скоро приедет Игорь,  в физиологическом смысле ничего между нами не было, но на ментальном уровне все произошло. И это заметно.

Андрей Семёнович: И только это вас пугает?

Авдотья Романовна: Нет не только.  Мы слишком далеко зашли. Нам нужно собрать себя. Голова валяется в одном углу, туловище в другом... Все так разбросано.

Андрей Семёнович: Вы то сможете собрать себя. А я? вы подумали обо мне?

Авдотья Романовна: о вас? Честно говоря, нет.

Андрей Семёнович: Мне больно, вы верите? мне очень больно. Нет, это не любовь, не подумайте, что это любовь. Это что-то непонятное. Это просто боль. Так больно, что кажется, кровь из горла сочится.

Авдотья Романовна: Вам идет эта боль.

Андрей Семёнович: Вы не пожалеете меня?

Авдотья Романовна: Хотите - честно? Хотела бы пожалеть вас, полюбить, но не могу. Наверное, я не способна вообще испытывать что-то человеческое. Раньше все в моей жизни было просто. Я знала, что все только начинается. Начинается боль, и это было счастьем, начинается голод, смерть, начинается невероятнейшая радость. И шел дождь, и облака были розовые, и у меня было ощущение, что я в центре мира. И вокруг меня были только огонь и пустота, а потом я увидела свет. и всегда у меня было ощущение, что я не человек. Любить я не могу. Мне стыдно от этого. Я люблю только моего брата, а мой брат это не человек, Мой брат это что-то другое... это ощущение скорее даже.

Андрей Семёнович: Мы с вами просто ленивые паразиты. Ну что же мне действительно пора.

Андрей Семёнович решительно встает, уходит. Авдотья Романовна достает пилочку для ногтей.

Авдотья Романовна: Пора. Да, пора возвращаться. Моя голова. Все на месте. Все хорошо. Как я устала. Как хорошо. Опять дождь. Только во время дождя я счастлива, нет... была счастлива когда-то. Игорь приезжает. Нужно приготовить к его приходу ужин. Нужно быть социально ответственной. Салат... да приготовим салат из петрушки. Что еще? хлеб, вино. Как все запущено. Уборка. Нужно делать уборку. Дождь. Как в дождь делать уборку? Скоро приедет Игорь... нужно, нужно делать уборку.

(Авдотья Романовна уходит. Андрей Семенович возвращается, видит, что никого нет. Он машет рукой, изображая жест "все бесполезно" и уходит уже насовсем)

Занавес

Примечание. Для перехода из одной сцены в другую можно использовать затемнение. Абсолютная темнота в зале и сильный  очень сильный шум дождя, в котором изредка слышен стук или звон отдельных капель.

Примечание 2. Действие можно сопровождать видеоизображением в стилистике док. кино, выделяющем детали - мертвые мошки, лист на котором Авдотья Романовна что-то царапает, паутина волос, мелкие морщинки не ее лице, иногда -  намек на чувство или ощущение отразившееся в уголках глаз, черные поры на носу Андрей Семенович  Крупные планы лиц - актер закрывает лицо руками, но мы видим блеск глаз сквозь пальцы и т.д.

[1] Д.С. Мережковский

[2] Шекспир В. <Сон в летнюю ночь>