© Copyright Иррэк Янис (Lighthome@inbox.ru)

Янис Иррек

Импровизация

  

Пьеса

  
  
  
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ, аристократ в первом поколении, кондитер на фабрике.
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА, его жена, учитель младших классов.
   БОБ, их старший сын, хакер.
   ВОЛОДЯ, их младший сын, школьник, командир отряда скаутов.
   ЕВАНГЕЛИНА, их дочь, хиппи.
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА, мать Эжена Петровича.
   СМУТНАЯ ФИГУРА.
  
   Действие первое
  
  
   Темнота. Кто-то невидимый крутит радио. Сначала раздается шум и помехи. Потом слышна старая довоенная музыка, ее сменяет послевоенная, эстрада 60-х, 70-х, 80-х, 90-х и, наконец, слышится современный поп-ритм. Он становится громче, внезапно стихает и далее чуть слышен. Внезапно вспыхивает белый матовый свет.
   Большая комната пентхауса. В середине комнаты шикарный стеклянный стол, пустой. Стены драпированы дорогим материалом. Слева тяжелые портьеры, ведущие, видимо, в прихожую. Справа дверь в кухню. В углу на подставке телевизор, расположенный к зрителям задней крышкой. В глубине сцены окно. Шторы раздвинуты, и виден Кремль. Возле окна справа небольшой столик с компьютером, экран которого от зрителей скрыт. Слева длинная книжная полка с разноцветными книгами. Рядом с полкой лестница, ведущая на второй уровень, где расположена площадка.
   За столом сидит Фекла Тимофеевна и чистит луковицу. Возле компьютера замер Боб, увлеченно глядя в экран. Из прихожей в комнату входит Эжен Петрович. В руке у него небольшая коробка. Несколько мгновений он смотрит на луковицу, потом бросается к матери и луковицу забирает.
  
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА. Что ты, Ежик?
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Мама, сколько можно! Ведь для этого есть кухня!
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА. Но мне здесь удобней, Ежик. Ветерок. Лук в глаза не лезет.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (размахивая свободной рукой). Ветерок! Это кондиционер, мама, в кухне тоже кондиционер, мама, в других комнатах... тоже кондиционеры, мама! Пора бы научиться их включать!
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА (добродушно). Но Ежик...
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (нервно). И перестань называть меня Ежиком, как это противно! Уж если ты назвала меня Эженом, будь добра обращаться к своему сыну по имени.
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА (вздыхает). Это не я, это в родильном доме напутали. А я хотела Женей, как и твой покойный отец.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Женей! А получился Ежик!
  
   Вздрагивает и опускает коробку на стол, но тут же испуганно подхватывает ее и несет в кухню.
  
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА. Ох-хо-хо-хо! Не было несчастья, да счастье помогло.
  
   Кладет луковицу в карман, сгребает шелуху и опускаем туда же, потом елозит ладонью по столу. Входит Эжен Петрович с белой тряпочкой и вытирает стол.
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА. Да я уже вытерла, Эженечка, вытерла.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (подозрительно). Чем?
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА. Рукой.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Рукой?
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА. Рукой.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Японский стол?
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА. Ну, этот.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Ах, мама, мама, японский стол рукой это как Мерседес об осину у этого сатирика, как его...
   БОБ. Задорнов.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Вот, вот, так и у нас. Надо мной уже смеются на работе: миллионер, говорят, живет в пентхаусе, а работает кондитером.
   БОБ. Никто тебе не виноват, не надо было выигрывать эту дурацкую лотерею.
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА (кивает). Верно, Бобик, верно.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Ах, не надо?! А где бы вы сейчас жили, если бы не я? В курятнике на два отсека?
   БОБ (невозмутимо). Мог бы выбрать что попроще.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (делает широкий жест). Спасибо!
   БОБ. Пожалуйста. Кто тебе мешает уйти с нелюбимой работы? Купи себе кондитерскую фабрику.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (многозначительно). Я размышляю.
   БОБ. А пока ты размышляешь, одолжи мне денег.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Зачем?
   БОБ. При твоем теперешнем финансовом положении такой вопрос просто не приличен.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Странно, я начинаю думать, что статус миллионера определяется не количеством имеющихся у него денег, а количеством людей просящих взаймы.
   БОБ. Привыкай.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Сколько?
   БОБ. Привыкать?
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Да нет, сколько тебе нужно?
   БОБ. Тысячу долларов.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Какая громадная сумма!
   БОБ. Не мелочись, папа. Так и быть, скажу. Мне нужен другой компьютер.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Чтобы с новыми силами взламывать компьютерные сети?
   БОБ. Точно.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (поворачивается к нему спиной и касается пальцами подбородка). Не дам.
   БОБ (отрываясь от экрана). Почему?
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. При такой деятельности, как у тебя, задавать подобные вопросы просто не прилично. Пойдем, мама, я покажу тебе, какого шоколадного зайчика я сделал.
  
   Берет под руку Феклу Тимофеевну, и они уходят в кухню.
  
   БОБ (когда они скрылись). Жмот! Финансовая акула! Волков тебе делать, а не зайчиков! (Замирает за компьютером.)
  
  

Действие второе

  
  
   Верхняя площадка погружается в темноту, потом резко высвечивается, и на ней виден Володя. Он в белой рубашке и черных брюках, на шее зеленый галстук. В руке портфель. Он подходит к краю площадки и смотрит вниз.
  
   ВОЛОДЯ. Мне послышались какие-то крики. Как будто кто-то кого-то в чем-то уличил (спускается вниз.)
   ВОЛОДЯ. Это не ты уличал, Боб?
   БОБ (не отрываясь от компьютера). Я, Володя, я.
   ВОЛОДЯ. Кого же ты так громко уличил?
   БОБ. Нашего папу, Володя.
   ВОЛОДЯ. В чем?
   БОБ. В смертном грехе.
   ВОЛОДЯ (оживляется). В каком из десяти?
   БОБ. В одиннадцатом, в скупердяйстве!
   ВОЛОДЯ. Оригинально. (Вкрадчиво.) А скажи, Боб, взламывать компьютерные сети это не грех?
   БОБ. Об этом в библии ничего не сказано.
   ВОЛОДЯ (быстро подходит к книжной полке, показывая на толстую черную книгу, и негодующе выкрикивает). Неправда! В библии черным по белому написано: не укради!
   БОБ (безразлично). Шел бы ты в школу, пионер. (Он произносит пионер как пионэр.)
   ВОЛОДЯ (прижимая портфель к телу). Лет тридцать назад тебя за такое дело знаешь, что...?
   БОБ. Тридцать лет назад в этой стране был один компьютер, в НИИ вычислительной техники, и занимал он столько места, что наш пентхаус был бы ему тесноват. А ты в это время был там, что и сказать неприлично.
  
   Володя кладет портфель на стол, садится, достает из портфеля пульт и включает телевизор. Чуть слышный голос. Видимо, передают последние известия.
   ВОЛОДЯ. Мы в отряде давали клятву скаутов отстаивать справедливость и бороться с неправдой. Вот заявлю я о твоих компьютерных безобразиях, куда следует...
   БОБ (сморщив лоб). Мне кажется, в глубокой молодости я это уже слышал. Наверно, сансара, или де жа вю.
   ВОЛОДЯ. Ви, биттэ?
   БОБ. Де жа вю!
   ВОЛОДЯ (прикладывая ладонь к уху). Ась?
   БОБ (громко). Де жа вю!
   ВОЛОДЯ. А, по-моему, простое чувство порядочности...
   БОБ (перебивает его). Скажи, Володя, а твои друзья не презирают тебя за то, что твой отец теперь богатый?
   ВОЛОДЯ (скорбно). Это позорное пятно в моей жизни! К сожалению, я еще слишком мал и не дееспособен, чтобы жить самостоятельно.
   БОБ (поглядывая в телевизор). Ты не переживай, ты вырастешь.
   ВОЛОДЯ (радостно). Да! А когда я вырасту...
   БОБ (перебивает, не слушая его). Такие, как ты, всегда вырастают. Это закон природы. Ничего, что все уже не так, как раньше. Все меняется, все возвращается на круги своя.
  
   Внезапно голос в телевизоре усиливается, и зрителям слышны последние слова: ...был принят на первом слушании. Раздается гимн на музыку Александрова. Володя вскакивает.
  
   БОБ (глядя на него). Вот, уже началось, ты потерпи еще немного, то ли еще будет ой-ой-ой!
  
   Музыка смолкает. Володя садится, берет пульт и выключает телевизор. Открывает портфель, кладет на стол тетрадки. Из кухни выбегает Эжен Петрович.
  
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (испуганно). Что это было?!
  
   Видит Володю и успокаивается.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Ах, это ты, мой мальчик, шалишь!
   БОБ. Он, он. Ты, папа, если когда-нибудь услышишь гром и треск, не пугайся: это твой славный отрок именем Володимир.
   ВОЛОДЯ. Дурак!
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (мягко). Володя, ты зря положил тетрадки на этот стол, у тебя есть для уроков специальная комната, и потом грязный портфель... Нехорошо, мой милый.
   ВОЛОДЯ. Для учебы везде место.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Да, но этот стол для декора.
   ВОЛОДЯ. Ничего с твоим декором не случится, папа. (Что-то вспоминает.) Па, тебе не попадались такие маленькие пробочки, две штуки? Не помню, куда я их сунул.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Нет, Володя, не попадались. А портфель ты все-таки убери.
   ВОЛОДЯ (вздыхает). Куда я их сунул...(Принюхивается.) А чем это так вкусно пахнет?
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Тортик я принес, с зайчиком.
   ВОЛОДЯ. А Боб, вроде, кричал, что с волком.
   БОБ (глядя пристально на Володю). Это я про другое кричал.
   ВОЛОДЯ (делая шаг в сторону Эжена Петровича). Про какое другое?
   БОБ. Не твое дело.
   ВОЛОДЯ. Нет, ты скажи!
   БОБ (с горькой усмешкой). При твоей будущей деятельности подобные вопросы очень даже уместны!
  

Действие третье.

  
   Слева, из прихожей, в комнату входит Полина Андреевна. В руке у нее пухлая учительская сумка.
  
   ВОЛОДЯ (подбегает к ней). Мама пришла, мама пришла!
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА (машинально гладит Володю по голове и подходит к столу). Ух, наконец, дома. Насилу добралась. Попала в пробку два раза.
  
   Достает из кармана две пробки и кладет на стол.
  
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (с удивлением). Что это, Полечка, и зачем на столе?
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Представьте себе, нашла на лестничной площадке. Ужас какой: живем в пентхаусе, а в подъезде пробки валяются!
   ВОЛОДЯ (бросается к пробкам). Вот они! А я всю комнату перерыл, спасибо, мамочка!
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Володечка, зачем они тебе?
   ВОЛОДЯ (гордо). Компас сделаю, водяной.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Мой милый, зачем тебе водяной компас?
   БОБ. В самом деле, зачем?
   ВОЛОДЯ (отступая к Полине Андреевне). Я отказываюсь отвечать на провокационный вопрос! (Хватает пробки и хочет уйти.)
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Володя, Володя!
   ВОЛОДЯ (обернувшись). Ну, чего еще?
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (показывая на стол, где остались портфель и тетради). Забери это!
   ВОЛОДЯ (испуганно, хлопая по лбу). Батюшки, с вами и голову забудешь! (Собирает тетради.)
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Сейчас ужинать будем, Володя, ты далеко не уходи.
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. А чем это так вкусно пахнет?
   ВОЛОДЯ. Папа принес шоколадного не то волка, не то зайца.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Зайчика, Полюшка, зайчика, мы запустили новую линию.(Уходит в кухню.)
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА (потягиваясь). Зайчик это хорошо. Мы с ребятами сегодня читали о зайчике.
   ВОЛОДЯ. О каком зайчике?
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА (изменив голос). Была у зайчика избушка лубяная...
   БОБ (подражая ее голосу и не отрывая взгляд от компьютера). И жил этот зайчик на Лубянке.
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА (продолжает, не обращая внимания) ... а у лисички ледяная...
   БОБ (тоже продолжает). Потому что лисичка сидела в холодном карцере.
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА (с возмущением). Фу, Бобик! Как можно!
   ВОЛОДЯ (смеется). Тебе, брат, следует писать детективы, те, что в пестрых обложках.
   БОБ. Шел бы ты, Володя, уроки делать.
   ВОЛОДЯ. А я уже сделал.
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Володечка, я не спросила, как у тебя в школе?
   ВОЛОДЯ (радостно). Математика пять, русский пять, французский пять... (Хмурится.)... Информатика три.
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА (широко раскрыв глаза и приложив ладонь к щеке). Как же так, Володечка?
   ВОЛОДЯ (косится в сторону Боба). Не люблю ее, эту продажную девку империализма!
   БОБ. Это о кибернетике.
   ВОЛОДЯ. Тебе виднее.
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Ты бы позанимался с ним, Бобик. Все-таки у тебя познания.
   ВОЛОДЯ (словно забывшись, надвигается на Боба). У него познания только пакостить, хакер несчастный, не нужна мне его преступная рука помощи.
   БОБ (поворачиваясь к нему). Гав!
   ВОЛОДЯ (вздрагивает и поспешно отступает за Полину Андреевну). Ай, видишь, мама, что твой Бобик делает?!
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Дети, дети, перестаньте ссориться. Ну, чего вам не хватает? Я, вот, до сих пор не могу привыкнуть, что мы богаты. Никак не пойму, счастлива я или нет. В школе только и говорят об этой лотерее.
   ВОЛОДЯ. Между прочим, я был счастлив раньше. А сейчас сумасшествие какое-то. Кто-то завидует, кто-то ненавидит, мне в отряде пройти не дают, одни насмешки!
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Ты, Володечка, очень своеобразный ребенок, библию, вот, читаешь, таких один на миллион.
   БОБ (присвистнув). Если б только библию! Поднимай выше, мама. Один на миллиард! Володя, сколько у вас в отряде таких мутантов, как ты?
   ВОЛОДЯ (гордо). Если хочешь знать, пожалуйста, я тебе отвечу, отвечу: пока только шесть, но будет больше.
   БОБ. Охотно верю. Видишь, мама, шесть. А людей на земном шаре сколько? Около шести миллиардов. Значит, расчет правильный: один на миллиард. Вот и не верь после этого в удачу, поздравляю с двойным выигрышем.
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА (удивленно). Это ты о чем, Бобик?
   БОБ. Один к миллиарду - шансов меньше, чем в лотерее. И в нашей семье!
   ВОЛОДЯ (обиженно). Дурак!
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА (зевает, окидывая взглядом комнату). Погодите, вот оставлю я вас, да махну куда-нибудь на курорт, сидите здесь, препирайтесь без меня.
   БОБ (поднимая палец). Родилась идея отправить Володю на Кубу. Ты как, согласен?
  
   Володя не успевает ответить, как из прихожей в комнату входит Евангелина с сигаретой в руке.
  

Действие четвертое.

  
  
   БОБ. А-а, бунтующее поколение пожаловало.
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА (бросается к дочери). Ева, сколько раз я просила не курить, тем более в квартире!
   ЕВАНГЕЛИНА (не обращая внимания на Полину Андреевну, проходит к столу, садится и кладет ногу на ногу). Сегодня или никогда! Мама, Бобик и ты, Володя, конечно, тоже, я уезжаю.
   БОБ. Ага!
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА (испуганно). Что ты, Евочка, куда ты уезжаешь?
   БОБ. В Вудсток!
   ЕВАНГЕЛИНА. Дурак! Наши ребята берут меня в Тибет к далай-ламе.
   БОБ. А на кой ты ему сдалась?
   ЕВАНГЕЛИНА (снисходительно). Тебе этого не понять. Мы едем изучать истоки дзен-буддизма и китайский язык. Мы будем ходить в желтых одеждах, спать на голой земле, впадать в нирвану и кушать только рис.
   БОБ. Пентхаус ее уже не устраивает. Это прогресс.
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Евочка, дочка, ты меня пугаешь. Ну, зачем тебе этот Тибет. Ты знаешь, как там ужасно! Вот вчера мы в школе на уроке географии...
   ЕВАНГЕЛИНА. Мама, алло, какая география! Ты же дальше школьного атласа нигде не была! (Смотрит, куда сунуть потухшую сигарету.)
   БОБ (хитро улыбаясь). Положи на стол.
  
   Евангелина бросает сигарету на стол и запускает руку в волосы.
   БОБ. Ма, а может, действительно, отпустить ее? Еву в Тибет, Володю на Кубу. Представляешь, как покачнется мировой баланс!
   ЕВАНГЕЛИНА, ВОЛОДЯ (одновременно). Дурак!
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА (закатывая глаза). Мне дурно. Это не пентхаус, это крейзихаус!
   БОБ (с подозрением). А скажи-ка, Евочка, где ты возьмешь денежки на эту поездочку?
   ЕВАНГЕЛИНА. А вот об этом я хочу поговорить с отцом.
   БОБ (с облегчением). Ну, понятно!
   ЕВАНГЕЛИНА (недоверчиво смотрит на него). Что тебе понятно?
   БОБ. Ничего, ничего.
  
   Из кухни выходит Эжен Петрович в фартуке и с ложкой в руке.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Евочка пришла, вся семья в сборе...(Замечает на столе сигарету.) Какой ужас! Ева, немедленно убери эту пакость со стола!
   ЕВАНГЕЛИНА (берет сигарету и сует в карман). Пожалуйста, папочка. Я, между прочим, хочу тебя кое о чем попросить.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (настороженно). А что это, Евочка?
   БОБ (ехидно). Денежки, папочка!
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (как будто не замечая, что за Евангелину отвечает Боб). Ева, зачем тебе деньги?
   БОБ. Чтобы делать глупости, папочка.
  
   Евангелина выдергивает шнур питания компьютера из сети
   БОБ (громко ахнув). Какое низкое, подлое коварство, чтоб тебе впасть в нирвану до конца твоих дней! (Включает компьютер.) Если ты что-нибудь испортила, я уничтожу тебя!
  
   С минуту все дружно смотрят, как Боб суетится за компьютером, но, похоже,
   что все в порядке.
   БОБ (с облегчением). Папа, дай ей денег, пусть катится отсюда.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Так зачем тебе деньги, Ева?
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Эжен, она бредит, не слушай ее.
   ЕВАНГЕЛИНА (вскакивает). Черт возьми, да я еще ни слова не сказала, дадите вы мне раскрыть рот или нет!
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (машинально достает белую тряпочку и протирает стол). Действительно, дайте ей сказать.
   ЕВАНГЕЛИНА. Итак, мы едем в Тибет!
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Но я не хочу в Тибет.
   ЕВАНГЕЛИНА. Да не вы, а я с ребятами.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. С Володей и Бобиком?
   ЕВАНГЕЛИНА (садится на пол). Сумасшедший дом! Нет, папа, не с Володей и Бобиком. Я еду со своими друзьями, мы решили вести исключительно духовную жизнь.
  
   Эжен Петрович закончил вытирать стол, положил тряпочку и ложку в карман фартука и теперь внимательно слушает Евангелину.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. А почему нельзя вести духовную жизнь в Москве?
   ЕВАНГЕЛИНА (встает с пола). Господи, да ты все равно этого не поймешь, ну почему я все время должна что-то кому-то объяснять. Москва - это Москва, а Тибет - это Тибет. Это же свобода, свобода духа от рабства жизни... Вечный разум и вечный покой!
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА (мужу). Ну, теперь ты видишь, что наша дочь окончательно сошла с ума? Ее уже тянет к вечному покою!
   БОБ (загораживая шнур питания компьютера рукой). Вот уж кому, действительно, жить бы лет тридцать назад в Америке.
   ВОЛОДЯ. Это глупое и вредное движение хиппи началось в Соединенных Штатах Америки в...
   ЕВАНГЕЛИНА (перебивает его). Шел бы ты уроки учить, умник.
   ВОЛОДЯ. Я уже сделал уроки. (Поворачивается к Полине Андреевне.) Я не говорил, мама, математика пять, русский пять, французский пять...
   БОБ (перебивает его). А информатика три!
   ВОЛОДЯ. А, значит, говорил. (Вытаскивает из портфеля пульт и включает телевизор.)
  

Раздается громкое шипение. Володя переключает каналы, но везде тот же результат.

  
   ВОЛОДЯ (выключает телевизор и кладет пульт в портфель). Странно, телевизор испортился, что ли!
   БОБ. Это не телевизор испортился.
   ВОЛОДЯ. А что?
   БОБ. Это мы испортились.
   ВОЛОДЯ. Приехали!
   ЕВАНГЕЛИНА (берет Эжена Петровича за руку). Папа, так ты дашь мне денег?
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (после паузы). Да.
  
   Одновременно:
   БОБ. Браво!
   ВОЛОДЯ. Еще раз приехали!
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Да вы с ума все посходили!
   ЕВАНГЕЛИНА. Полный отпад! (Бросается на шею Эжену Петровичу.)
  
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Эжен, ты в своем уме? Какой Тибет, ей же в институт поступать надо, а не глупостями заниматься!
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (освобождаясь от Евангелины). Хватит про ум, хватит! Успеет Ева и в институт, никуда он от нее не денется. А пока пусть едет. Хоть один человек в нашей семье думает еще о чем-то кроме денег.
   ВОЛОДЯ. Не один, я еще!
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА (бегает по комнате). Какие деньги, кто о них думает кроме тебя? Единственная идея после этой лотереи принадлежала тебе, и вот она! (Обводит комнату руками.) Помимо этой квартиры, что мы купили?
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Купим все, что надо, не беспокойся, Полечка. (Принимает барственный вид, от чего выглядит жалким.)
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (важно). Скажи-ка, Полечка, чего бы тебе хотелось больше всего на свете?
   БОБ (тихо смеется, глядя на него). С такими деньгами можно позволить себе и то, чего хочется немного меньше.
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Больше всего на свете я хочу, что бы у тебя появился ум. Но чего нет, того быть не может. Подумать только, Тибет! Хорошо еще, что не станция Мир!
   ВОЛОДЯ. Чтобы стать космонавтом, нужно упорно готовиться с детства: хорошо учиться, заниматься спортом, а так же обливаться холодной водой по утрам.
   БОБ. И никаких пентхаусов, максимум, однокомнатная квартира, а лучше коммуналка.
   Все смотрят на него
  
   ВОЛОДЯ (с подозрением). Это почему?
   БОБ. Привыкать к тесноте.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (смеется). Решено: покупаем коммунальную квартиру для Володи.
   ВОЛОДЯ. Я, конечно, хочу стать космонавтом, но мне одному будет там скучно, лучше я еще поживу с вами.
   БОБ. Приспособленец!
   ВОЛОДЯ. Я честный.
   Из кухни появляется Фекла Тимофеевна с луковицей в руке.
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА. Полечка, Евочка, Володя, какие молодцы, все дома. Сейчас супчик поспеет.
  
   Подходит к столу. Из кухни раздается треск и шипение.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Что это, мама?
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА. Сало шкворчит на сковородке, Ежик.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (расстроено). Сало! Какой кошмар! (Уходит в кухню.)
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА. Куда я луковицу сунула?
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. В руке у вас, Фекла Тимофеевна.
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА (смотрит на луковицу). Да нет, это другая. (Кладет ее на стол.)
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Вот, дожили: дочь уезжает. Я понимаю: Англия, США или еще что-нибудь, но Тибет!
   ЕВАНГЕЛИНА. Мама, все уже решено, не надо так нервничать. Ты что, хочешь, чтобы твоя дочь на всю жизнь закуклилась в этом дурацком пентхаусе?
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА. Ась, Евочка? Никак идти куда собралась?
   ЕВАНГЕЛИНА. Да, бабуля, на Восток, искать смысл жизни.
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА (охает). На Восток? К нехристям! Да что ж ты удумала!
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА (укоризненно). Ева!
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА (качает головой). Это все Сатана, будь он неладен. (Крестится и уходит в кухню.)
   БОБ. По-моему, это не Сатана, а папа.
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Что ты такое говоришь, Бобик!
   БОБ. Если бы папа не выиграл в лотерею, Ева никуда бы не поехала.
   ЕВАНГЕЛИНА. Сам ты Сатана!
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Ну а ты, Бобик, надеюсь, никуда не собираешься?
   ВОЛОДЯ. А куда ему уезжать, ему и здесь неплохо, сидит себе целыми днями за компьютером, Обломов кибернетический!
   БОБ. Обломов, к твоему сведению, ничего не делал, а я работаю.
   ВОЛОДЯ. Если это называть работой, то лучше ничего не делать.
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА (в задумчивости ходит по комнате). Странно, вот не было денег, жили себе, жили, а появились они... опять живем по-прежнему.
   ЕВАНГЕЛИНА (возмущенно). Ничего себе, по-прежнему! А квартира?
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Нет, Евочка, я хотела сказать другое. Вроде ждешь, ждешь каких-то перемен, а их все нет и нет... (С грустным выражением лица крутит луковицу на столе.) Стали мы счастливей оттого, что живем в этой квартире? Я чувствую, нужно совершить какой-то хороший поступок, что-то сделать, но что, не знаю.
   БОБ. Ма, вы случайно сегодня Чехова не проходили?
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА (оставляет луковицу в покое). Нет, в младших классах его не изучают, а почему ты спросил?
   БОБ. Что-то слышится больное в песенке гробовщика.
   ВОЛОДЯ. А давайте пожертвуем нашу квартиру голодающим Поволжья!
   БОБ. Ты, Володечка, малость заучился. В Поволжье давно нет голодающих. А даже если бы и были, что им здесь кушать? Бабушкин супчик, который сейчас поспеет?
   ВОЛОДЯ (смущенно чешет затылок). Это я так, не подумал.
   БОБ. Ага, бывает. Один не подумал, другой...
   ЕВАНГЕЛИНА (вытаскивает из кармана сигарету и вертит в пальцах). Странная у нас семья. Каждый сходит с катушек по-своему.
   БОБ. Хорошая самокритика всегда кстати.
   ЕВАНГЕЛИНА. Нет, точно, ну что за сплин? Ты, мама, бросай школу, папа оставит фабрику. Положите деньги в швейцарский банк и живете себе, припеваючи, на проценты. Чем не поступок?
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. А работать кто будет?
   ЕВАНГЕЛИНА. Зачем?
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Как зачем?
   ЕВАНГЕЛИНА. Ну, зачем работать?
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Я отказываюсь отвечать на твой глупый вопрос.
  
   Володя достает из портфеля пульт и включает телевизор. Раздается гнусавый голос переводчика: внимание, внимание, до столкновения с астероидом осталось две минуты. Всему персоналу срочно покинуть корабль!
   ВОЛОДЯ (выключая телевизор). Фантастика какая-то, терпеть не могу.
  
   Входит Эжен Петрович и сразу замечает на столе луковицу
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (прижимает ладонь ко лбу). Господи, вы меня с ума сведете, сколько можно умолять. (Хватает луковицу и ест.)
  
   Все, не веря глазам, смотрят на него.
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА (тревожно). Эжен, что ты делаешь?
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Ем свою горькую судьбу. (По его лицу текут слезы, но он доедает лук и вытирает ладони о рубашку.) Все.
  
   Появляется Фекла Тимофеевна
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА. Я не оставляла здесь луковицу? (С испугом глядит на Эжена Петровича.) Сынок, почему ты плачешь?
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Ежику попала в глаз соринка. (Подходит к Фекле Тимофеевне и кладет голову ей на грудь.)
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА (садится на стул и прикрывает глаза рукой, потом смотрит на мужа). Эжен, ты спрашивал меня, что мне больше всего хочется. Дай мне, пожалуйста, денег, я поеду жить к папуасам. На какой-нибудь остров Хула-хупа. Я устала от всего этого.
   БОБ (переводит взгляд с Полины Андреевны на Евангелину). Эге, да это заразно!
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (отходит от Феклы Тимофеевны). Конечно, Полечка, конечно, слетай, отдохни. А ты, Евочка, поезжай в Тибет. Мы с Бобиком и Володей пока поживем одни.
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА. А как же я? (Садится на стул.) Меня забыли!
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Ну и ты, мама, хочешь, оставайся, хочешь, мы и тебя отправим на курорт.
   БОБ (негромко). Ага, на карнавал в Венецию.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Ты, Бобик, не дерзи, я дам тебе денег на новый компьютер. Может, когда-нибудь ты станешь великим хакером, и я буду гордиться тобой.
   ВОЛОДЯ (вытягивается и покачивается из стороны в сторону). Эх, ситуация! Я где-то читал, что когда человек сходит с ума, ему кажется, что все вокруг сумасшедшие. Неужели я сошел с ума!
  
   Площадка второго уровня пропадает в темноте, а когда вспыхивает синий призрачный свет, на ней видна Смутная фигура. Черная кожанка, на голове картуз, лица не разглядеть. Смутная фигура кашляет. Все внизу вздрагивают и поднимают головы. Смутная фигура медленно спускается, проходит по комнате, снимает картуз и бросает его на стол. Несколько мгновений все ошеломленно смотрят почему-то именно на картуз. Потом переводят взгляд на Смутную фигуру.
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Э...э... простите, как вы здесь оказались, вы слесарь?
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Кто вы такой?
   СМУТНАЯ ФИГУРА (медленно обходит стол и вплотную приближается к Эжену Петровичу. Говорит дикторским голосом). Это вы лотерею выиграли?
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (съеживается, потом смелеет). Нет...но...да, я... мы... но позвольте спросить, что все это значит?
   СМУТНАЯ ФИГУРА. Значит так: ошибка вышла. Сейчас исправим.
   Все (одновременно). Какая ошибка?!
  
   Смутная фигура отходит от Эжена Петровича, делает какое-то умозаключение, потом, словно приняв решение, совершает широкий взмах рукой. Гаснет свет, умолкает поп-ритм, слышны испуганные голоса.
  
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Эжен, что случилось, почему нет света?
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА. Господи, господи...
   ВОЛОДЯ. Мама, мама, где ты?
   ЕВАНГЕЛИНА. Черт, я на что-то наступила.
  
   Слышен звон стекла
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Ай, ай, мой стол, мой стол!
   БОБ. Кто-нибудь, зажгите свет!
  
   Наступает полная тишина, через некоторое время плавно загорается желтый свет, он льется из маленькой лампочки под потолком. Сцена изменилась: исчез пентхаус, вместо него маленькая комната, стены оклеены обоями, кое-где их заменяют газеты. В центре комнаты старый деревянный стол и несколько стульев. В глубине комнаты окно, за которым виднеется облупленная стена соседнего дома. Возле окна маленький столик и табурет. Слева дверь в прихожую. Справа проем в кухню. За столом сидят Эжен Петрович, Полина Андреевна, она держит на коленях пухлую учительскую сумку, Евангелина, на ней пестрое платьице, Володя, в той же одежде, только галстук красного цвета, он делает уроки. За столиком у окна согнулся Боб. Перед ним шахматная доска и несколько фигур. Его мучает какая-то мысль. Где-то тихо играет радио, слышна послевоенная музыка.
  
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (кричит в кухню). Мама, я уже опаздываю, что там с обедом?!
  
   Входит Фекла Тимофеевна, неся на подносе кастрюльку, тарелки, ложки.
  
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА. Сейчас, Ежик, сейчас. (Ставит кастрюльку на стол, кладет рядом луковицу).
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ. Мама, не называй меня Ежиком, я взрослый человек, ну, что ты, в самом деле!
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА. Хорошо, Женечка, вот покушай.
  
   Полина Андреевна наливает ему суп.
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА. А ты, Полечка?
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Спасибо, Фекла Тимофеевна, я в школьной столовой перекусила. (Достает из сумки две пробки и кладет на стол.)
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Вот, нашла под дверью. Странно, откуда они взялись!
   ВОЛОДЯ (отрывается от тетради). Это мои пробки, а я все думал, куда они подевались. (Кладет их в карман.) Спасибо, мама.
   ЕВАНГЕЛИНА. Володя, а зачем они тебе?
   ВОЛОДЯ (важно). Компас сделаю, водяной, ребятам покажу.
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА (Евангелине). Лина, как успехи в институте?
   ЕВАНГЕЛИНА. Хорошо, мамочка, китайский язык очень трудный, но мы трудностей не боимся.
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА (умиленно). Ну, Линочка, и в кого ты такая умница! (Садится на стул.)
   ЭЖЕН ПЕТРОВИЧ (доедает суп и луковицу). В меня, мама, в меня. (Смеется.) Сегодня вечером принесу шоколадного зайца, мы запустили новую линию, Поля, ты идешь?
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. Да, да, пошли.
  
   Идут к дверям
   ВОЛОДЯ. Подождите, я с вами. (Собирает тетради.)
   ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. До вечера!
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА. До вечера, Полечка, Женечка. (В шутку грозит пальцем Володе.) Смотри, без пятерки не приходи.
   ВОЛОДЯ. Ну, это я могу, бабуля.
  
   Выходят
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА (собирая со стола). Пойду мыть посуду, ты, Бобик, все с шахматами сидишь, покушал бы супчику.
   БОБ (словно очнувшись). Вот, и еще супчик! (Делает ход фигурой.)
   ФЕКЛА ТИМОФЕЕВНА (смотрит на него, качая головой). Чудной ты, Бобик. (Уходит в кухню.)
   БОБ (Евангелине, но смотрит на доску). Интересная партия: столько замечательных вариантов, а все выходит что-то не то. (Отрывается от шахмат.) Скажи, Лина, у тебя бывает такое чувство, что какое-то событие в жизни уже происходило?
   ЕВАНГЕЛИНА (сидит к нему спиной, подперев подбородок руками). Словно повторяются слова и поступки, я правильно тебя поняла?
   БОБ. Да, да, с тобой или кем-то другим, и ты ничего не можешь изменить, так как что бы ты ни сделал, ты понимаешь, что именно так ты и поступил в прошлый раз.
   ЕВАНГЕЛИНА. Пожалуй, такое у каждого бывает, человеческий мозг это сложный механизм, и когда-нибудь ученые обязательно раскроют все его тайны.
  

Боб впервые за все время встает из-за столика. Присаживается рядом с Евангелиной.

   БОБ. Мне кажется, это будут не ученые.
   ЕВАНГЕЛИНА. А кто?
   БОБ (тоже подперев подбородок руками). Не знаю... простые люди, ты, я...другие.
  

Они смотрят в даль.

   Занавес.