© Copyright Гончаров Олег Васильевич
(kesha@argelis.com)
Олег Гончаров Память нужна не мертвым.
Память нужна живым...
Мандельштам Осип Эмильевич
Кузнецов - врач
Господин Время
Госпожа Любовь
Госпожа Ложь
Госпожа Истина
Господин Свет
Господин Мрак
Господин Страх
Санитары
Затемненная сцена. Сквозь тишину начинает медленно просачиваться голос далекого органа. Стремительно прирастая в силе, мелодия внезапно смолкает, оставив после себя унылое и тревожное послезвучие - вой ветра, неистовый брех собак и резкие крики людей. Прожектор высвечивает на левой половине сцены часть барачной стены и двухъярусные нары. На верхних нарах, прикрытый грязной простыней, неподвижно лежит человек. Хлопает входная дверь. Два санитара в рваных телогрейках, надетых поверх грязных халатов, вносят щуплого, седого человека и кладут его на нижние нары. Следом за санитарами в барак входит врач Кузнецов.
Санитар. - Гражданин Кузнецов... По-моему, зря мы его сюда из барака тащили... Не жилец он... Совсем плох...
Кузнецов. - (Зло.) Не вам решать, гражданин Рыков, что зря, а что нет! Накройте его... А этого... (Показывает на верхние нары.) отнесите под навес... Он уже отмучился... (Накрыв больного одеялом, санитары, посапывая, опускают с верхних нар покойника и выносят его прочь.) Как мухи мрут... (Садится на табурет и достает из кармана халата тетрадь. Найдя нужную фамилию, пишет.) Заключенный Фомин Иван Арсеньевич... Скончался... Тиф... Тридцатое октября одна тысяча девятьсот тридцать восьмой год... (Достает из кармана листок бумаги.) ... Так, теперь тебя запишем, браток... Мандельштам... Осип... Эмильевич... Поступил также тридцатого октября... (Смотрит на больного.) А ведь зима на носу... Я так понимаю, заключенных в лагере Вторая речка до весны останется немного... А, впрочем, такое ощущение, что там, наверху, довели государственный план по врагам народа... Господи, за что караешь нас... Неужто вот этот человечек враг? Или тот же Фомин, потомственный крестьянин? ... Или я? (К больному.) Держись, брат... (Быстро выходит.) .
С новой силой налетает ветер, лает собака. Слышен окрик: Стой! Стрелять буду!! Затем два выстрела, захлебнувшийся крик. Человек на нарах, как бы очнувшись, медленно приподнимает голову и осматривается, но силы покидают его и голова падает на подушку. Сцена опять погружается в темноту. Какое-то время порывы ветра и лай собаки перемежаются с еле слышным органом, обрывками речей вождя и строками стихотворений. Разом все стихает, нары и часть барака, освещенные красным, медленно выплывают из темноты. В барак с озабоченным видом быстро входит врач Кузнецов, санитар поит больного из алюминиевой кружки, придерживая на весу его голову.
Кузнецов. - Пьет? (Подходит к нарам вплотную.)
Санитар. - Всего несколько глотков... Совсем кровью изошел, бедняга...
Кузнецов. - Плохо.... Сегодня у нас четверг?
Санитар. - Да, третье ноября.... До праздника, видать, не дотянет....
Кузнецов. - До праздника? (Медленно закипает.) До какого праздника, мать вашу?! Вы что, заключенный Рыков, до сих пор так ничего и не поняли? Вот он ваш социализм! В этом вшивом бараке для пеллагрозников, в этих вонючих нарах, принявших тысячи предсмертных вздохов, в этом раздавленном режимом маленьком большом человеке! (Хватается за сердце.) Я.... (Санитар опускает голову больного на подушку и, испуганно согнувшись впоперек, отходит в сторону дверей.)
Санитар. - Что это с ним? Я.... Я ничего не слышал.... Я.... (Выбегает вон.)
Кузнецов. - (Резко садясь на табурет.) Вот черт! Этот негодяй сейчас же побежит к начальнику лагеря! За своими тридцатью серебряниками! За дополнительной пайкой... Если твоей волей управляет корка хлеба - это конец! И это неправильно! Я... (Смотрит на свои трясущиеся руки.) Что... Что со мной? Неужели я боюсь? Я, до тошноты насмотревшийся на смерть, боюсь? Боюсь.... Нет, я не смерти боюсь... Умереть от пули не больно... Больно жить в стране, где твое существование, физическое существование, может напрямую зависеть от человека, который хочет есть... Общество каннибалов плодит себе подобных. В мастерстве поедания друг друга мы превзошли аборигенов Полинезии. Те поедали своих врагов. Мы же, верноподданнически поджав хвост, можем сожрать даже самого близкого нам человека! (Тяжело вздохнув, медленно выходит прочь.)
И снова из тишины выносится лавина различных звуков, заполняя собой все пространство. И, словно разбуженный этой какофонией, больной вдруг открывает глаза и резко садится на нарах.
Осип Мандельштам. - (Осматриваясь.) ... Я уже умер или еще нет? (Ощупывает себя, одеяло, нары.) . Нет, я определенно жив... У Бога нет ни нар, ни грязных бараков... потому что он - Бог, а не недоучившийся семинарист... И эта боль... во всем теле... эта чудовищная боль... Я хочу есть... Я хочу есть! Я хочу есть! ... Я хочу есть!!! (Сжимает голову руками.) Нет, я не должен... Я не должен ничего есть... (Замечает у изголовья оставленную санитаром кружку.) Что это? (Осторожно берет кружку, нюхает содержимое.) ... Это не яд... Цианид пахнет миндалем... Это, верно, просто вода...
Я хочу пить... Я хочу... Нет! Нужно терпеть... Нужно подождать... Жажда проходит, если долго ждать... Если долго ждать, проходит все... И жажда любви, и жажда свободы... Нельзя только избавиться от жажды жить и жажды творить, поскольку и первое, и второе находятся не в компетенции тела, а в компетенции души...
Эта боль.... Эта адская боль... (Трогает ладонью грудь, живот.) Во мне не осталось тела... Есть только боль... (Медленно ложится.) Только боль... Но я не могу умереть! (Снова резко садится, скорчившись от боли.) Мои стихи! Мои дети! Их разопнут в этой стране!!! И некому будет защитить их... (Падает на подушку.) ... Что это?! Я слышу звуки органа... и... боль прошла... И шестеро владык над картой судеб... И бой часов, как символ бытия... (Роняет на пол кружку.)
Прожектор, освещающий левую часть сцены, почти затухает. Одновременно с этим медленно загорается прожектор над правой частью сцены и где-то начинают бить часы. Прожектор выхватывает из темноты огромной овальной формы стол, застланный разделенной на два цвета: черный и белый бархатной скатертью. По обе стороны стола - шесть резных стульев с высокими спинками соответствующего стороне цвета. Спинка стула, стоящего во главе стола, так же как и скатерть, разделена на два цвета. Из глубины сцены к столу не спеша подходит господин Время. На нем строгий черно-белый костюм, в правой руке огромные песочные часы. С последним одиннадцатым ударом господин Время решительно опрокидывает песочные часы и ставит их посреди стола.
Господин Время. - (Встав у своего места возле стола.)
Пора за стол садиться, господа!
(Из глубины сцены выходят шесть фигур: три в черных и три в белых одеждах. Подойдя к столу, молча занимают свои места. Господин Время садится последним, кивает в сторону песочных часов.)
Последний час... Ваш спор достиг зенита...
На картах судеб только шесть ходов.
Посмотрим, чья же карта будет бита
В последний день семнадцати веков!
Господин Мрак. -
Последний час... Последний на сегодня!
И мы имеем некий перевес.
На всех на них дохнуло преисподней,
В предчувствии конца ликует Бес!
А завтра, в день седьмой, отсчет страданьям
Часы положат, полночь разорвав
Печальным звоном. Эра наказанья
Для них начнется, бег времен прервав!
Господин Свет. -
Умерь-ка, Мрак, свой пыл... Не все так гладко.
Тьма хороша, но только для любви...
Которая, увы, для всех загадка...
Госпожа Любовь. -
Все, что угодно, только не Увы.
В умах людей, до наслажденья падких,
А также для томящихся в тиши,
Я оставаться предпочту загадкой-
Счастливым откровением души!
А свой последний ход в раскладе судеб
Я придержу, пожалуй, на конец...
Поскольку Мир в конечный пункт прибудет,
Держась за поистрепанный венец!
Господин Время. -
Охотно верю я... Давленье Мрака
Действительно сильно и этот век
Взорваться может колоссальной дракой,
Какой еще не видел человек!
Вы, шесть господ, владеющих умами
И душами несведущих людей!
Не страшно ль вам, что там, под небесами,
Сейчас в чести не стоик, а злодей?
Господин Страх. -
Сентиментальным Время не бывает...
На вас лежит сохранность бытия...
Господин Время. -
И все же, временами наплывает...
Хотя, по существу, лишь время я...
И все ж, приступим. Первый ход у Страха.
Господин Страх. -
Благодарю... Уважил, старый друг...
Давненько не вселяла ужас плаха
В людишек, что толкаются вокруг!
Повеселимся! Люди жаждут крови,
Проклятья сочиняя как стихи!
С кровавым рыком день встречая новый,
Чтоб по ночам замаливать грехи!
Как жаль, что мы не можем ненавидеть...
Госпожа Любовь. - Мы можем только быть или не быть...
Господин Страх. -
Я вовсе не хочу Творца обидеть,
Но...
Госпожа Ложь. -
...Мог бы и получше сотворить?
Ты, Страх, наивен... Лучше - невозможно!
И стоит ли об этом вновь и вновь?
Используй ход и сделай все, что можно,
Чтоб от тебя в них холодела кровь!
На то ты Страх...
Господин Страх. -
... Ну, что ж, уговорила... (Кладет ладонь
на основание песочных часов.) .
О! Слышу! ... Я востребован опять!
Я - смертный грех, но никакая сила
Не в состояньи страх их из душ изгнать!!!
Зачем им я? И мой вселенский ужас?
Не понимаю...
Господин Свет. -
Все в руках Творца...
Но миру ты действительно не нужен,
Тем более, в преддверии конца...
Не будь так щедр с употребленьем власти
И в душах тех изломанных людей,
Вполне возможно разом, в одночасье,
Восторжествует Стоик!
Господин Мрак. - Нет! ...Злодей!
За десять тысяч лет от сотворенья
Мир сделал не один неверный шаг.
Тысячелетья взлетов и падений!
Каков итог? Итогом будет Мрак!
Мир вновь и вновь рядился фанфароном,
Жизнь начиная с чистого листа...
И был так горд отсутствием законов,
Когда распял невинного Христа!
Прости, мой друг, но я преобладаю...
Душа темна и ей не нужен Свет...
Госпожа Любовь. -
Друзья! ...Продолжим... я вас заклинаю...
У них, по крайней мере, пара лет
Для исправленья роковых ошибок
И постиженья смысла Бытия...
Мир не застыл. Он и текуч, и гибок...
Разумен... Впрочем, Время им судья...
Господин Время. -
Я не судья! Людские заблужденья
Проникли и сюда... Судья - Творец!
Я только Время, механизм движенья...
Спираль веков шестнадцати колец!
Господин Страх. - (Убрав руку с основания песочных часов.)
... Я поражен! Такого не бывало!
До дна я выпит!
Госпожа Истина. -
Верно... Выпит весь...
В последний час... Печальное начало.
Для Мира явно не благая весть!
Ну, что ж, теперь мой ход, я полагаю?
Надеюсь, Миру Истина нужна... (Кладет ладонь на основание песочных часов.) .
Госпожа Любовь. - Как и Любовь...
Госпожа Ложь. - ... Как Ложь...
Господин Мрак. - Как тьмы стена...
Нужны... Сие доподлинно известно,
Но, глубже вникнув в замыслы Творца,
Могу предположить, что слишком тесно
На Небесах не будет в день Конца...
Неукротимый вал людских пороков
Мир унесет, но не на облака.
Господин Страх. -
Его по истеченьи высших сроков,
Сметет в небытие Творца рука!
Господин Свет. -
От вас, мой друг, повеяло могилой...
И размышленья, словно некролог!
Госпожа Любовь. - Подозреваю, вы грешите силой...
Господин Мрак. - Я просто честно выполняю долг!
Госпожа Ложь. -
Мне страшно слышать от Любви и Света
Намек на совершение греха!
Господин Мрак. - Хочу сказать, что честь моя задета...
Господин Время. - Не надо ссор, положена рука!
Госпожа Истина. - (Отнимает руку от часов.)
Нет, все в порядке... Я еще в фаворе
У толп людских. Я им еще нужна...
Хоть Мир со справедливостью в раздоре,
Я, в пику Страху, выпита до дна.
Господин Страх. -
Зачем же в пику? Нам ли состязаться?!
Спор неуместен. Спор - удел толпы,
И выбор там. Впустить иль отказаться,
Когда стучимся в души я и ты...
Господин Время. -
Итак, два хода... Засеваем поле...
Готов ли Мрак?
Господин Мрак. -
Да, Мрак всегда готов.
Пустые души жаждут тьмы, неволи...
Ущербным темень будоражит кровь!
Их толпы! Жить вне правил не накладно!
Убить? Легко! Предать? Какой пустяк!!!
И прозябать в неправде гнусно, стадно...
... Зловещий знак, уж лучше бы никак!
(Кладет ладонь на основание часов.) .
Господин Время. -
Я вижу, Мрак, ты явно недоволен
Своею ролью в играх Бытия!
Господин Мрак. -
Да, недоволен, но, увы, не волен
Решать что-либо. Не Создатель я...
Я десять тысяч лет его творенья
Ввергал во тьму, в невежество и зло.
Скажу по правде: Удовлетворенья
Занятие сие не принесло...
Не счесть числа лежавшим в колыбели,
Но вот беда - и да простит Творец -
Лишь единицы сохранить сумели
Святую незапятнанность сердец!
(Убирает руку с часов.)
А остальные... Что творится с ними?!
Востребован опять я до конца!
Господин Страх. -
Остынь... Не только мы с тобой любимы...
Любовь и Свет подчистят их сердца.
Господин Время. -
Да будет Свет! Ходи, мой друг печальный.
Восстанови желанный паритет...
Госпожа Любовь. -
А я в конце добавлю звон венчальный,
Избавив многих от тоски и бед...
Господин Свет. -
Да, я пойду. Вот только звон венчальный
Пробьется ли сквозь звон и лязг мечей?
(Кладет ладонь на часы.)
Госпожа Ложь. -
... И свадебный огонь, как поминальный...
И саван, как фата, падет с плечей...
Господин Время. -
Меня не покидает ощущенье,
Что вместе с Миром изменились вы,
Все эти изреченья... Размышленья...
Ворчанье на судьбу, синдром вины...
По замыслу Творца вы - только чувства.
Не Бытие, а средство Бытия...
А, стало быть, как это и не грустно,
Блюсти Закон вас призываю я.
Никто не вправе нарушать порядок,
Заведенный единожды Творцом...
Госпожа Любовь. - Запретный плод всегда для всех был сладок...
Господин Время. -
Запретный плод?! Но стоит ли о том,
Чему лишь люди предаваться вправе,
Ум, алчущий познаний, применив?
Не трогай то, что не твое по праву,
Нельзя украсть, себе не навредив!
У чувств не должно быть иных желаний,
Чем те, что дополняют чувства суть,
Страх не готов для храбрых начинаний,
На роль Любви не может посягнуть
Владыка Ложь, Мрак недоступен Свету,
Не превратится в наслажденье боль...