Бертольд Брехт. Сны Симоны Машар

 
  • Бертольд Брехт. Сны Симоны Машар
  • ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
  • I
  • ПЕРВЫЙ СОН СИМОНЫ МАШАР
  • II
  • ВТОРОЙ СОН СИМОНЫ МАШАР
  • III
  • A
  • СОН НАЯВУ СИМОНЫ МАШАР
  • Б
  • IV
  • А
  • ЧЕТВЕРТЫЙ СОН СИМОНЫ МАШАР
  • Б
  • КОММЕНТАРИИ
  • СНЫ СИМОНЫ МАШАР



    •       В сотрудничестве с Л. Фейхтвангером

          Перевод С. Болотина и Т. Сикорской
          Бертольт Брехт. Театр. Пьесы. Статьи. Высказывания. В пяти томах. Т. 4
          М., Искусство, 1964
          OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru

    ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА



          Филипп Шавэ - мэр города Сен-Мартен (в снах - король Карл VII).
          Анри Супо - хозяин гостиницы (в снах - коннетабль).
          Мари Супо - его мать (в снах - королева Изабо).
          Оноре Фетен - капитан, владелец обширных виноградников
          (в снах - герцог Бургундский).
          Симона Машар - служанка гостиницы (в снах - Орлеанская дева).

          Морис |
          Робер } шоферы, служащие гостиницы.
          Жорж |

          Дядюшка Густав |
          } служащие гостиницы.
          Горничная Тереза |

          Мадам Машар - мать Симоны.
          Мсье Машар - отец Симоны.
          Полковник.
          Сержант.
          Немецкий капитан (в снах - английский полководец).
          Ангел.
          Эпизодические лица.
    Сцена представляет собой двор гостиницы "Смена лошадей". На заднем плане - низкий гараж. Справа от зрителя - гостиница с черным ходом. Слева - продовольственный склад с комнатами для шоферов. Между складом и гаражом - довольно большие ворота, выходящие на шоссе. Гараж большой, потому что
          гостиница занимается и перевозками. Действие происходит в июне 1940 года в маленьком французском городке Сен-Мартен в центральной Франции, на магистральном шоссе, идущем к югу от
          Парижа.

    I


          Книга
    Солдат Жорж, с перевязанной правой рукой, сидит и курит рядом с дядюшкой Густавом, латающим автомобильную шину. Братья Морис и Робер, шоферы
          гостиницы, смотрят на небо.
          Слышен шум самолетов. Вечер 14 июня.

          Робер. Это, должно быть, наши.
          Морис. Нет, не наши.
          Робер (окликает Жоржа). Жорж! Это наши или немецкие?
          Жорж (осторожно двигая перевязанной рукой). Теперь уже и плечо онемело.
          Дядюшка Густав. Не двигай рукой. Это вредно.

          Входит Симона Машар, подросток в слишком длинном фартуке и слишком больших
          башмаках. Она тащит очень тяжелую корзину с бельем.

          Робер. Тяжело?

          Симона кивает и тащит корзину к цоколю бензиновой колонки, мужчины,
          покуривая, смотрят на нее.

          Жорж (дядюшке Густаву). Как ты думаешь, может быть, это от повязки? Со вчерашнего дня рука стала опять хуже сгибаться...
          Дядюшка Густав. Симона, принеси мсье Жоржу яблочного вина из кладовой.
          Симона. А если опять хозяин увидит?
          Дядюшка Густав. Делай, что тебе говорят.

          Симона уходит.

          Робер (Жоржу). Что ты, ответить не можешь? Носит форму и даже не взглянет, когда летят самолеты! С такими солдатами, как ты, - можно проиграть войну.
          Жорж. А как по-твоему, Робер? Плечо уже тоже ничего не чувствует. Дядюшка Густав считает, что это от повязки.
          Робер. Я тебя спрашиваю: чьи это самолеты над нами?
          Жорж (даже не взглянув наверх). Немецкие. Наши не поднимаются.

          Симона возвращается с бутылкой светлого вина.

          Симона (наливает Жоржу). Как вы думаете, мы проиграем войну, мсье Жорж?
          Жорж. Проиграем мы войну или выиграем, но мне будут нужны обе руки.
    Мсье Анри Супо, хозяин отеля, входит со стороны шоссе. Симона быстро прячет вино. Хозяин останавливается в воротах, смотрит, кто во дворе, и делает знак кому-то, стоящему на шоссе. Появляется господин в сером пыльнике. Хозяин проводит его через двор, стараясь заслонить от взглядов служащих, и исчезает
          вместе с ним в отеле.

          Дядюшка Густав. Видели этого, в пыльнике? Это офицер. Полковник. Еще один удрал с фронта. Они не любят, чтобы их видели. Но жрут за троих.

          Симона садится на цоколь бензиновой колонки и принимается читать книгу,
          которая лежала у нее в корзине.

          Жорж (за вином). Робер злит меня. Говорит, с такими солдатами, как я, можно проиграть войну. Но кое-что на мне уже выиграли. Это точно. На моих башмаках заработал один господин из Тура, а на моем шлеме - господин из Бордо. Моя шинель принесла кому-то дворец на Ривьере, а мои обмотки - семь скаковых лошадей. Вот таким способом Франция хорошо повеселилась за мой счет еще задолго до того, как началась война.
          Дядюшка Густав. А войну мы проиграем. Из-за таких вот пыльников.
          Жорж. У нас двести ангаров, в них стоит тысяча самолетов, их купили, испытали, проверили у них полный экипаж. Но когда Франция в опасности, они не взлетают. Линия Мажино стоила десять миллиардов, построена из железобетона, длиной в тысячу километров, семь этажей в глубину, но при всем том, к общему удивлению, битва шла в открытом поле. И когда сражение началось, наш полковник сел в машину и поехал в тыл. А за ним покатили два грузовика с вином и едой. Два миллиона солдат ждали команды и были готовы отдать жизнь за родину. Но подруга военного министра не поладила с подругой премьер-министра, и никакой команды не последовало. Да. Наши крепости врыты в землю, а их крепости поставлены на колеса и катятся прямо через нас. Никто не удержит их танки, пока у них есть горючее, а горючее они берут на наших заправочных пунктах. Завтра утром, Симона, они будут стоять перед твоей колонкой и сосать твой бензин. Спасибо за вино.
          Робер. Не говори при ней о танках. (Кивает на Симону.) Ее брат на передовой.
          Жорж. Она уткнулась в свою книгу.
          Дядюшка Густав (Роберу). Перекинемся в картишки?
          Робер. У меня голова болит. Мы целый день пробивались с капитанскими винными бочками через поток беженцев. Переселение народов!
          Дядюшка Густав. Капитанское вино - самый важный беженец, разве ты не понимаешь?
          Жорж. Весь свет знает, что этот человек - фашист. Он пронюхал, должно быть, через своих дружков в генеральном штабе, что на передовой опять неладно.
          Робер. Морис просто бесится. Говорит, - ему осточертело волочить эти проклятые бочки сквозь толпу женщин и детей. Пойду лягу. (Уходит.)
          Дядюшка Густав. Для военных действий такие толпы беженцев - это гибель. Танки могут пройти через любое болото, но в человеческом болоте они застревают. Оказалось, что гражданское население - ужасное зло во время войны. Его нужно решительно удалять с самого начала войны. Оно только мешает. Или народ, или война. Вместе не получается.
          Жорж (садится рядом с Симоной и запускает руку в корзину). Ты сняла с веревки совсем мокрое белье. Симона (продолжая читать). Беженцы то и дело воруют скатерти.
          Жорж. Наверно, на пеленки. Или на портянки. Симона (продолжая читать). А мадам всегда пересчитывает белье.
          Жорж (указывая на книгу). Все еще "Орлеанская дева"?

          Симона кивает.
    Кто дал тебе эту книжку?
          Симона. Хозяин. Только мне читать некогда. Я еще дошла только до семьдесят второй страницы, где дева побила англичан и коронует в Реймсе короля. (Продолжает читать.)
          Жорж. Охота тебе читать эту старомодную штуку!
          Симона. Я должна знать, что будет дальше. Мсье Жорж, это правда, что Франция - самая прекрасная страна в мире?
          Жорж. Это что, в книжке сказано?

          Симона кивает.
    Ну, весь мир я не знаю. Но говорят, самая прекрасная страна та, в которой ты живешь.
          Симона. А как, например, Жиронда?
          Жорж. Там, кажется, тоже делают вино. Вообще, говорят, Франция - большая любительница вина.
          Симона. А на Сене много лодок?
          Жорж. Штук тысяча.
          Симона. А в Сен-Дени, где вы работали, как там?
          Жорж. Ничего особенного.
          Симона. И все-таки Франция - самая прекрасная страна?
          Жорж. Да, здесь неплохо насчет белого хлеба, вина и рыбы. Ничего не скажешь и против кафе с оранжевыми тентами. Ну и рынки, где полно мяса, рыбы и фруктов, особенно по утрам... Или бистро, где можно выпить малиновую настойку, - это тоже неплохо. Ярмарки, спуск на воду кораблей под военную музыку - это тоже не вредно. И кто же может 'иметь что-нибудь против тополей, под которыми гоняют кегельные шары? Ты сегодня опять понесешь пакеты с продуктами в спортивный клуб?
          Симона. Только бы саперы пришли раньше, чем я уйду.
          Жорж. Какие саперы?
          Симона. На кухне ждут саперов. Их походная кухня застряла в потоке беженцев. Они из сто тридцать второй.
          Жорж. Там твой брат, да?
          Симона. Да. Они идут на передовую. Здесь в книге написано, что ангел потребовал от Орлеанской девы, чтобы она истребила всех врагов Франции. Так хочет бог.
          Жорж. Тебе опять начнут сниться кошмары, если ты будешь читать эту кровожадную историю. Зачем я тогда отнимал у тебя газету?
          Симона. А правда, мсье Жорж, что их танки идут прямо по грудам человеческих тел?
          Жорж. Правда. И хватит тебе читать. (Пытается отнять у нее книгу.)

          В дверях отеля появляется хозяин.

          Хозяин. Жорж, не пускайте никого в ресторан. (Симоне.) Ты опять читаешь во время работы, Симона? Я тебе не для этого давал книгу.
          Симона (начинает усердно пересчитывать скатерти). Я только заглянула, пока пересчитывала белье. Простите, мсье Анри.
          Дядюшка Густав. Я бы на вашем месте не давал ей эту книгу, мсье Анри. Она ее совсем сбила с толку.
          Хозяин. Чепуха. В такое время ей полезно почитать историю Франции. Нынешняя молодежь не понимает, что такое Франция. (Через плечо кому-то в доме.) Жан, подай закуску в ресторан! (Тем, кто во дворе.) Почитайте, какой был тогда у людей высокий дух! Видит бог, нам нужна была 'бы сейчас Орлеанская дева!
          Дядюшка Густав (лицемерно). Откуда ей взяться?
          Хозяин. "Откуда ей взяться!" Откуда угодно! Любой может стать Орлеанской девой! Ты, Жорж! (Указывая на Симону.) Она! Каждый ребенок может сейчас сказать, что надо делать, это так просто. Даже она может сказать это своей стране.
          Дядюшка Густав (разглядывая Симону). Пожалуй, немножко мала для Орлеанской девы.
          Хозяин. Немножко мала, немножко молода, немножко велика, немножко стара! Когда не хватает духу, всегда найдутся отговорки. (Через плечо кому-то в доме.) Жан! Ты подал португальские сардинки?
          Дядюшка Густав (Симоне). Ну так как, Симона? Хочешь наняться в Орлеанские девы? Боюсь только, что нынче ангелы больше не появляются.
          Хозяин. Хватит! Я просил бы вас, дядюшка Густав, воздержаться при ребенке от ваших циничных шуток! Пусть себе читает книжку без ваших грязных замечаний. Только не на работе, Симона! (Уходит.)
          Дядюшка Густав (ухмыляется). Как тебе нравится, Жорж? Теперь уж судомойкам велят готовиться в Орлеанские девы. В свободное от работы время, конечно. Детей они пичкают патриотизмом, а сами скрываются под пыльниками. Или скупают бензин и прячут его на каком-нибудь кирпичном заводе, вместо того чтобы сдать его армии.
          Симона. Хозяин не делает ничего дурного.
          Дядюшка Густав. Нет, он великий благодетель. Он платит тебе двадцать франков, чтобы у твоих стариков было "хоть что-нибудь".
          Симона. Он держит меня, чтобы мой брат не потерял здесь места.
          Дядюшка Густав. И имеет таким образом заправщицу бензоколонки, официантку и судомойку.
          Симона. Это потому, что война.
          Дядюшка Густав. И это совсем неплохо для него, а?
          Хозяин (появляясь в дверях отеля). Дядюшка Густав, полбутылки шабли двадцать третий номер господину, который кушает форель. (Уходит в дом.)
          Дядюшка Густав. Господин в пыльнике, он же господин полковник, желают выпить бутылочку шабли, прежде чем погибнет Франция. (Уходит на склад.)
    Во время дальнейшей сцены он проносит через двор бутылку шабли. Женский голос из окна второго этажа: "Симона, где же скатерти?" Симона поднимает корзину и хочет идти в отель, в это время со стороны шоссе входят сержант и
          два сапера с походным котлом.

          Сержант. Нам надо здесь получить обед. В мэрии сказали, что сюда звонили по телефону.
          Симона (радушно, сияя). Наверно, уже готово! Идите прямо на кухню. (Сержанту, пока оба сапера идут на кухню.) Мой брат Андре Машар тоже в сто тридцать второй, мсье. Вы не знаете, почему от него нет писем?
          Сержант. На передовой пошло все кувырком. Мы тоже с позавчерашнего дня потеряли связь с передовой.
          Симона. Что, война проиграна, мсье?
          Сержант. Да нет, мадемуазель. Речь идет только о единичных прорывах танковых соединений противника. Полагают, что этим чудовищам скоро не хватит бензина. Тогда они застрянут. Понимаете?
          Симона. Я слышала, что до Луары они не дойдут.
          Сержант. Нет-нет, не тревожьтесь. От Сены до Луары далеко. Только очень мешают эти потоки беженцев. Трудно добраться до передовой. А мы должны чинить разбомбленные мосты, иначе подкрепления не смогут подойти.

          Саперы возвращаются с обедом.
    (Заглядывая в котел.) И это все? Это же позор! Посмотрите на этот котел, мадемуазель. Тут меньше половины. Это третий ресторан, в который нас посылают. В двух ничего не дали, а здесь вот только это!
          Симона (пораженная, заглядывает в котел). Это, наверно, недоразумение! Там всего полно: и чечевицы, и сала... Я сейчас сама пойду к хозяину. Вам дадут полный котел. Подождите минуточку. (Убегает.)
          Жорж (предлагает сигарету). Ее брату всего семнадцать лет. Он был единственный доброволец у нас в Сен-Мартене. Она его очень любит.
          Сержант. Черт бы побрал эту войну! И на войну не похоже! В собственной стране армию встречают, как врагов. А премьер-министр говорит по радио: "Ар- мия - это народ!"
          Дядюшка Густав (вновь появляясь). "Армия - это народ!" А народ - это враг.
          Сержант (враждебно). Что вы хотите сказать?
          Жорж (заглядывая в полупустой котел). Почему вы это терпите? Позовите мэра.
          Сержант. Знаем мы этих мэров. От них никакого толку.
          Симона (медленно входит; не глядя на сержанта). Хозяин говорит, отель не может дать больше. Очень много беженцев...
          Дядюшка Густав. Которым мы ничего не можем дать, потому что все забирает армия.
          Симона (в отчаянии). Хозяин сердится, потому что мэрия очень много требует.
          Сержант (устало). Везде одно и то же.
          Хозяин (появляется в дверях и дает Симоне сложенный счет). Отнеси счет господину с форелями. Скажи, что за землянику я беру по себестоимости. Твои родители продали ее отелю. (Вталкивает ее в дверь.) Ну, в чем дело? Господа саперы недовольны? Может, вы дадите себе труд подумать о населении? Оно уже исходит кровью, а ему предъявляют все новые требования. Никто не болеет душой за Францию, как я, бог свидетель! Но (широкий жест беспомощности) я поддерживаю свое заведение только ценой огромных жертв. Посмотрите, какие у меня помощники. (Указывает на дядюшку Густава и Жоржа.) Старик и калека. Да подросток. Я даю им работу, потому что иначе они умерли бы с голоду. Но я не могу сверх того кормить французскую армию.
          Сержант. А я не могу из-за вас заставлять моих людей маршировать всю ночь с пустым желудком. Чините сами ваши мосты. Я буду ждать свою походную кухню, хотя бы пришлось прождать семь лет. (Уходит с саперами.)
          Хозяин. Что я могу сделать? На всех не угодишь. (Подлаживаясь к своим людям.) Ребята, вы должны радоваться, что у вас нет гостиницы. Приходится защищать ее, как от голодных волков, а? И это после того как нам стоило такого труда, чтобы в путеводителе наш отель отметили двумя звездочками! (Так как дядюшка Густав и Жорж не выказывают никакого сочувствия его "горю", меняет тон.) Что вы стоите, как олухи? (Кричит в дом.) Мсье! На дворе никого нет!
          Полковник (это господин в пыльнике, он выходит из отеля; хозяину, который провожает его за ворота). Цены у вас бессовестные, мсье. Сто шестьдесят франков за обед!..
          Жорж (идет в отель и выводит Симону, которая закрывает лицо рукой). Они давно ушли. Можешь не прятаться из-за них в коридоре. И вообще ты тут ни при чем!
          Симона (вытирая глаза). Это я потому, что они тоже из сто тридцать второй. Мсье Жорж, там, на передовой, ждут помощи, а саперы должны сперва починить мосты...
          Хозяин (возвращаясь с шоссе). Паштет, форель, отбивная, спаржа, шабли, кофе, коньяк "мартель" восемьдесят четвертого года. Это в наши-то времена! А когда подаешь счет, у них физиономия вытягивается на полметра. А подавать надо мгновенно. Они, видите ли, торопятся уйти из фронтовой полосы! И это офицер! Полковник! Бедная Франция! (Увидев Симону, чувствует угрызения совести.) А ты! Ты не вмешивайся в дела кухни! (Уходит в отель.)
          Жорж (дядюшке Густаву, указывая на Симону). Ей стыдно перед саперами.
          Симона. Что они подумают о нашей гостинице, мсье Жорж?
          Жорж. Это другим должно быть стыдно, а не тебе. Все идет своим чередом: гостиница надувает, как дождик льется. Хозяин поднимает цены, как собака поднимает ногу у забора. Ты ведь не гостиница, Симона. Когда хвалят вина, ты не радуешься. Когда крыша проваливается, ты не плачешь. Не ты покупала скатерти, не ты отказала саперам. Понятно?
          Симона (неуверенно). Да, мсье Жорж.
          Жорж. Андре знает, что ты бережешь его место. Этого достаточно. А теперь иди в спортивный клуб к беженцам и проведай маленького Франсуа. Только не слушай, если его мама начнет тебя опять пугать немецкими самолетами. А то тебе полночи будет сниться, что ты на войне. (Вталкивает ее в отель; дядюшке Густаву.) Уж очень она фантазерка.
          Дядюшка Густав (заклеивая шину). В спортивный клуб она тоже не любит ходить. Там ее ругают, потому что провизия слишком дорога.
          Жорж (вздохнув). А она небось еще заступается за хозяина. Симона - она лояльная!
          Хозяин (выходит из гостиницы и кричит, хлопая в ладоши). Морис! Робер!

          Сонный голос Робера из склада: "Чего?"

          Хозяин. Звонил капитан Фетен. Он хочет, чтобы вы еще сегодня же съездили в Бордо с оставшимися бочками.

          Голос Робера: "Сегодня ночью? Но это невозможно, мсье Анри. Мы два дня
          пробыли в дороге".
    Знаю, знаю. Но что вы хотите? Капитан находит, что перевозка идет слишком медленно. Конечно, это из-за того, что дороги забиты. Я и сам не рад, что гоняю вас ночью, но... (Жест беспомощности.)

          Голос Робера: "Но ведь дороги и по ночам забиты. Да еще приходится ехать с
          притушенными фарами".
    Война! Мы не можем ссориться с нашими лучшими клиентами. Мама настаивает на этом. Так что давайте. (Дядюшке Густаву.) Кончай наконец шину.

          В ворота входит с портфелем под мышкой мсье Филипп Шавэ, мэр города
          Сен-Мартен. Он очень взволнован.

          Дядюшка Густав (обращая на него внимание хозяина). Господин мэр.
          Мэр. Анри, я должен еще раз поговорить с тобой насчет твоих грузовиков. Теперь уже я вынужден настаивать, чтобы ты предоставил их мне для беженцев.
          Хозяин. Я же тебе сказал, что я должен по контракту отвезти вина капитана Фетена. Я не могу ему в этом отказать. Мама и капитан - друзья детства.
          Мэр. "Вина капитана"! Ты знаешь, Анри, как я не люблю вмешиваться в коммерческие дела, но сейчас я не могу принимать во внимание твои отношения с этим фашистом Фетеном.
    Симона выходит из отеля. У нее на лямках лоток с большими продовольственными
          пакетами, в руках еще две корзины с такими же пакетами.

          Хозяин (угрожающе). Филипп, поберегись называть капитана фашистом.
          Мэр (с горечью). "Поберегись"! Это все, что вы можете сказать, ты с твоим капитаном, когда немцы стоят уже на Луаре. Франция погибла!
          Хозяин. Что? Где стоят немцы?
          Мэр (с силой). На Луаре. А наша Девятая армия, которая должна прийти на выручку, не может пройти, потому что шоссе номер двадцать забито беженцами. Твои грузовики реквизированы, как и все другие грузовики в Сен-Мартене. Завтра на рассвете они должны быть готовы для эвакуации беженцев из спортивного клуба. Я действую по долгу службы. (Вынимает из портфеля маленький красный плакат и начинает укреплять его на воротах гаража.)
          Симона (тихо, с ужасом, Жоржу). Танки подходят, мсье Жорж!
          Жорж (обнимая ее за плечи). Да, Симона.
          Симона. Они на Луаре, они идут по направлению к Туру.
          Жорж. Да, Симона.
          Симона. И придут сюда, верно?
          Хозяин. Теперь я понимаю, почему капитан так спешил! (Потрясенный.) Немцы на Луаре! Это ужасно! (Подходит к мэру, который все еще занят прикреплением своего плаката.) Филипп, брось это. Пойдем ко мне. Нам надо поговорить с глазу на глаз.
          Мэр (гневно). Нет, Анри, мы больше не будем говорить с глазу на глаз. Твои люди должны знать, что грузовики реквизированы и твой бензин тоже. Я слишком долго смотрел сквозь пальцы.
          Хозяин. Ты с ума сошел! В такую минуту реквизировать мои грузовики! А бензина у меня нет! Вот только тут немного.
          Мэр. А тот левый бензин, о котором ты не дал сведений?
          Хозяин. Что? Ты меня подозреваешь в том, что я противозаконно припрятал бензин? (В бешенстве.) Дядюшка Густав, есть у нас левый бензин?

          Дядюшка Густав притворяется, что не слышит, он катит шину в гараж.
    (Кричит.) Морис! Робер! Живо сюда! Дядюшка Густав!

          Дядюшка Густав останавливается.
    Говорите немедленно! Есть у нас левый бензин?
          Дядюшка Густав. Ничего я не знаю. (Симоне, которая не спускает с него глаз.) Иди занимайся своим делом, нечего тебе тут слушать!
          Хозяин. Морис! Робер! Где вы там застряли?
          Мэр. Если у тебя нет лишнего бензина, на чем вы возите капитанские вина?
          Хозяин. Хотите поймать меня, господин мэр, не так ли? Извольте, я отвечу: я вожу капитанские вина на капитанском бензине. Жорж, ты слышал, что у меня есть левый бензин?
          Жорж (рассматривая свою руку). Я только четыре дня как с фронта.
          Хозяин. Хорошо. Ты не можешь знать. Но вот здесь Морис и Робер.

          Морис и Робер вошли.
    Морис и Робер! Господин Шавэ обвиняет наше заведение в том, что мы припрятали бензин. Я спрашиваю вас в присутствии мсье Шавэ: это правда?

          Братья молчат в нерешительности.

          Мэр. Морис и Робер, вы меня знаете. Я не полицейский. И не люблю вмешиваться в коммерческие дела. Но сейчас Франции нужен бензин, и я прошу вас подтвердить мне, мэру вашего города, что здесь имеется бензин. Вы же честные парни.
          Хозяин. Ну?
          Морис (угрюмо). Мы не знаем ни о каком бензине.
          Мэр. Так это ваш ответ. (Симоне.) У тебя брат на фронте, но и ты, конечно, не скажешь мне, что тут есть бензин?

          Симона стоит неподвижно, потом начинает плакать.

          Хозяин. Ах так! Ты хочешь заставить несовершеннолетнюю девочку свидетельствовать против меня? Вы не имеете права, господин мэр, подрывать авторитет хозяина в глазах этого ребенка! (Симоне.) Иди, Симона.
          Мэр (устало). Ты опять посылаешь в спортивный клуб свои спекулянтские продовольственные пакеты? Саперам ты дал наполовину пустой котел. Беженцы не могут двигаться дальше, потому что их повсюду обчищают до последнего су.
          Хозяин. У меня не благотворительное учреждение, а ресторан.
          Мэр. Все правильно. Францию может спасти только чудо. Она прогнила до основания. (Уходит.)

          Все молчат.

          Хозяин. Ходу, Симона! Алле, гоп!
    Симона медленно, неуверенно, все время оглядываясь, идет к воротам. По дороге у нее падает книжка, которую она засунула в лоток. Она боязливо
          подбирает ее и уходит со своими пакетами и корзинами со двора.

    ПЕРВЫЙ СОН СИМОНЫ МАШАР


          (Ночь с 14 на 15 июня)
    Музыка. Из темноты появляется ангел. Он стоит на крыше гаража. Его лицо золотого цвета и без всякого выражения. В руке у него маленький золотой барабан. Ангел трижды зовет громким голосом: "Жанна!" Сцена освещается, и среди пустого двора стоит Симона с бельевой корзиной в руке и смотрит на
          ангела.

          Ангел.

          Дочь Франции, о Жанна д'Арк! Иди, ищи исход,
          Иль не пройдет и двух недель, как Франция
          падет.
          Недаром всех просил господь помочь ему в бою,
          И он избрал тебя, служанку верную свою.
          Он барабан тебе прислал, чтоб ты людей звала
          Оставить свой обычный труд, привычные дела.
          Клади на землю барабан, чтоб, грохоту внемля,
          Тебе в ответ гудела вся французская земля!
          Всех созывай, кто стар и млад, кто беден и богат,
          Чтоб каждый на посту стоял, как Франции солдат.
          Пусть лодочник отдаст челнок, которым он владел,
          Пусть родине отдаст вино жирондский винодел,
          Пускай котельщик Сен-Дени кует листы брони,
          Лионский плотник пусть мосты разрушит в эти дни...
          Скажи им всем, что Франция, их труженица мать.
          Над слабостью которой все привыкли хохотать,
          Что Франция - работница, охотница до вин -
          Ждет, чтоб сейчас, в опасный час, помог ей каждый
          сын!
          Симона (оглядывается вокруг, не стоят ли здесь другие). И это должна сделать я, мсье? Не слишком ли я маленькая, чтобы стать Жанной д'Арк?
          Ангел. Нет.
          Симона. Тогда я это сделаю.
          Ангел. Это будет трудно. Эне-бене-риче-раче...
          Симона (робко). Ты - мой брат Андре?

          Ангел молчит.
    Как твои дела?

          Ангел исчезает. Из темноты гаража медленно выходит Жорж, он несет Симоне
          свою стальную каску и саблю.

          Жорж. Тебе нужен шлем и меч. Все это тебе не впору. Но у хозяина только калека да подросток. О своей работе не заботься. Слышишь? Танки все перемалывают, как мясорубки. Не удивительно, что твой брат уже стал ангелом.
          Симона (берет саблю и каску). Почистить вам это, мсье Жорж?
          Жорж. Нет, это пригодится тебе. Ты же Орлеанская дева.
          Симона (надевая каску). Да, правда. Я должна сейчас же идти к королю, в Орлеан. Туда тридцать километров, а танки делают семьдесят километров в час. И башмаки у меня дырявые. А новые я получу только на пасху. (Поворачивается, чтобы идти.) Помахайте мне рукой на прощанье, мсье Жорж, а то мне страшно! Ведь сражение - это такая старомодная кровавая штука.

          Жорж пытается помахать перевязанной рукой и исчезает.
    (Пускается в путь к Орлеану, маршируя по маленькому кругу, громко поет.)

          Шел в поход я в Сен-Назэр,
          Без штанов явился.
          Закричал мне офицер:
          "Где ж ты так напился?"
          Мой ответ был очень прост:
          "Путь был слишком длинен,
          Слишком был высок овес,
          Небо слишком сине!"

          Робер и Морис внезапно появляются и семенят вслед за Симоной. У них
          средневековое вооружение, надетое поверх шоферских комбинезонов.
    Что вы здесь делаете? Зачем вы ходите за мной?
          Робер. Мы следуем за тобой как твои телохранители. Только не пой, пожалуйста, эту песню. Это неприлично. Мы обручены с тобой, Жанна, так что веди себя как полагается.
          Симона. И с Морисом я тоже обручена?
          Морис. Да. Тайно.

          Дядюшка Густав идет им навстречу в примитивных средневековых доспехах.
          Он смотрит в сторону, хочет пройти мимо.

          Симона. Дядюшка Густав!
          Дядюшка Густав. Нет, со мной у вас это не выйдет! В моем возрасте меня еще заставляют возиться с пушками. Чего захотели! Живи на чаевые и умирай за Францию.
          Симона (тихо). Но Франция, твоя мать, в опасности.
          Дядюшка Густав. Моя мать была мадам Пуаро, прачка. Она была в опасности, когда у нее было воспаление легких. А чем я мог помочь? У меня не было денег на бесконечные лекарства.
          Симона (кричит). Тогда я тебе приказываю именем бога и ангела, чтобы ты вернулся и встал к орудию для борьбы с врагом! (Примирительно.) Я сама буду чистить твои пушки.
          Дядюшка Густав. Ладно. Это дело другое. На, неси мое копье. (Передает ей копье и семенит за ней.)
          Морис. Долго еще, Симона? Ведь это все только для капиталистов. А рабочие... (Бормочет что-то непонятное.)

          Симона тоже отвечает ему на непонятном "сонном" языке, говорит с большой
          силой убеждения.
    (Понял ее.) Это, конечно, правильно. Ладно, пошли дальше.
          Робер. Ты хромаешь, Симона. Эта железная штука слишком тяжела для тебя.
          Симона (внезапно обессилев). Простите, это потому, что я не позавтракала как следует. (Останавливается, вытирает пот со лба.) Сейчас пойдем дальше. Робер, ты не можешь вспомнить, что я должна сказать королю?
          Робер (бормочет что-то на "сонном" языке). Вот и все.
          Симона. Большое спасибо. Конечно, это самое. Смотрите, вон уже видны башни Орлеана.

          Идет полковник в латах, на которые надет пыльник. Он крадется к воротам.

          Дядюшка Густав. Недурно для начала. Маршалы уже покидают город и бегут.
          Симона. Почему на улицах так пусто, дядюшка Густав?
          Дядюшка Густав. Наверно, все ужинают.
          Симона. А почему не бьют в набат, когда подходит враг?
          Дядюшка Густав. Должно быть, колокола послали в Бордо по требованию капитана Фетена.

          Хозяин стоит в дверях гостиницы. На нем шлем с красными султанами, а на
          груди что-то стальное, ярко сверкающее.

          Хозяин. Жанна! Ты сейчас же отнесешь мои спекулянтские пакеты в спортивный клуб.
          Симона. Но, мсье Анри, Франция, наша общая мать, в опасности. Немцы уже на Луаре. И мне надо поговорить с королем.
          Хозяин. Это неслыханно. Гостиница делает все, что может. Не забывай о почтении к своему хозяину.

          В гараже появляется человек в пурпурном одеянии.

          Симона (гордо). Видите, мсье Анри, это король Карл Седьмой.

          Человек в пурпуре - это мэр, у которого королевская мантия накинута
          поверх пиджака.

          Мэр. Добрый день, Жанна.
          Симона (изумленно). Так это вы король?
          Мэр. Да, по долгу службы. Я реквизирую грузовики. Нам надо поговорить с глазу на глаз, Жанна.

          Шоферы, дядюшка Густав и хозяин исчезают в темноте. Симона и мэр
          садятся на каменный цоколь бензиновой колонки.
    Жанна, все кончено. Маршал уехал и не оставил адреса. Я написал главнокомандующему насчет пушек. Но письмо с королевской печатью вернулось нераспечатанным. Коннетабль говорит, что его уже ранили в руку, хотя никто не видел раны. Все прогнило до основания. (Плачет.) Ты, конечно, явилась, чтобы упрекнуть меня в слабости? Да, я слабый человек. Ну а ты, Жанна? Сначала я должен от тебя услышать, где припрятан левый бензин.
          Симона. На кирпичном заводе, конечно.
          Мэр. Я знаю, я смотрел на все это сквозь пальцы. Но ты отнимаешь у беженцев последнее су за твои спекулянтские пакеты.
          Симона. Я это делаю, чтобы сохранить место для ангела, король Карл.
          Мэр. Так. А шоферы, чтобы не потерять работу, возят вместо беженцев вино капитана Фетена?
          Симона. Да. И еще потому, что хозяин выхлопотал для них броню, чтобы их не брали в армию.
          Мэр. Да! Уж эти мне хозяева и знать! Из-за них у меня седина в волосах. Знать против короля. Это ведь написано и в твоей книжке. А за тобой стоит народ. Особенно Морис. Не можем ли мы заключить пакт, Жанна? Ты и я.
          Симона. Почему бы нет, король Карл? (Нерешительно.) Но только вы должны вмешаться в коммерческие дела, чтобы котлы всегда наполнялись доверху.
          Мэр. Я посмотрю, что можно сделать. Правда, я должен остерегаться, иначе они лишат меня королевского жалованья. Ведь я человек, который на все смотрит сквозь пальцы. Поэтому никто меня не слушается. Все неприятное должен делать я. Взять, например, саперов. Вместо того чтобы силой забрать себе довольствие из ресторана, они приходят ко мне: "Чините сами свои мосты. Мы будем дожидаться своей походной кухни". Ничего удивительного, что герцог Бургундский перебежал к англичанам.
          Хозяин (стоя в дверях). Я слышу, король Карл, вы недовольны? Может быть, вы все-таки подумаете о гражданском населении? Оно истекло кровью. Никто больше меня не болеет душой за Францию, но... (Жест беспомощности, уходит.)
          Мэр (покорно). Ну как при таких условиях победить англичан?
          Симона. Тогда я должна бить в барабан. (Садится на землю, бьет в невидимый барабан, каждый удар отзывается гулом, словно гудит сама земля.) Выходите, лодочники Сены! Выходите, котельщики Сен-Дени! Плотники Лиона, выходите! Враг приближается!
          Мэр. Что ты видишь, Жанна?
          Симона. Враги идут! Держитесь! Впереди - барабанщик с волчьим голосом, его барабан обтянут еврейской кожей. На его плече - коршун с лицом банкира Фоша из Лиона. За ним по пятам идет фельдмаршал Поджигатель. Он идет пешком, толстый паяц в семи мундирах, и ни в одном из них не похож на человека. Над обоими дьяволами колышется балдахин из газетной бумаги. Я сразу узнала их. За ними едут палачи и маршалы. На их низких лбах выжжена свастика. А за ними - необозримым потоком танки, пушки, поезда и автомобили с алтарями и застенками. Все это на колесах и быстро движется. Впереди идут боевые машины, а позади машины с награбленным добром. Всех людей косят, а хлеб собирают. Поэтому там, куда они приходят, рушатся города, а откуда они уходят, остается голая пустыня. Но теперь им конец, потому что здесь король Карл и я, служанка господня.
    Появляются все французы, которые действовали или будут действовать в пьесе.
          Они со средневековым оружием и с отдельными частями доспехов.
    (Сияя.) Вот видишь, король Карл, они все пришли.
          Мэр. Не все, Жанна. Моей матери, королевы Изабо, я, например, не вижу. И коннетабль ушел в гневе.
          Симона. Не бойся. Я сейчас должна короновать тебя, чтобы между французами царило единение. Твою корону я уже принесла. (Вынимает из бельевой корзины корону.)
          Мэр. Но с кем же я буду играть в карты, если коннетабля нет?
          Симона. Эне-бене-риче-раче. (Надевает на голову мэра корону.)

          В глубине сцены появляются саперы, они колотят в котлы разливательными
          ложками, получается оглушительный звон.

          Мэр. Что это за звон?
          Симона. Это колокола Реймского собора.
          Мэр. Но разве это не саперы, которых я послал за обедом в отель?
          Симона. Они там ничего не получили, поэтому котлы пустые. Пустые котлы - это твои коронационные колокола, король Карл!
          Мэр. Спа-ка-си-ки-бо-ко, Жа-ка-на-ка!
          Все. Да здравствует король и Орлеанская дева, которая его короновала!
          Мэр. Большое спасибо, Жанна. Ты спасла Францию.

          Сцена темнеет. В путаную музыку врывается голос радиодиктора.

    II



          Рукопожатие
    Раннее утро. Шоферы Морис и Робер, дядюшка Густав и солдат Жорж сидят за завтраком. Из ресторана слышен голос радиодиктора: "Повторяем сообщение военного министерства, переданное сегодня ночью в три часа тридцать минут. В результате внезапного перехода немецких танковых соединений через Луару сегодня ночью на стратегически важные дороги центральных департаментов Франции хлынули новые потоки беженцев. Категорически предлагается гражданскому населению оставаться на месте, чтобы обеспечить свободное
          передвижение войск подкрепления".

          Морис. Самое время смываться.
          Жорж. Метрдотель и официанты удрали уже в пять часов утра. Они всю ночь укладывали в ящики фарфор. Хозяин грозил им полицией. Но ничего не помогло.
          Робер (Жоржу). Почему ты нас тоже не разбудил?

          Жорж молчит.

          Морис. Тебе хозяин запретил, а? (Смеется.) Робер. А разве ты не собираешься удирать, Жорж? Жорж. Нет. Сниму форму и останусь. Здесь меня кормят. Я уже не верю, что моя рука будет действовать.

          Из отеля торопливо выходит хозяин. Он тщательно одет. За ним семенит
          Симона, таща его чемоданы.

          Хозяин (хлопая в ладоши). Морис, Робер, Густав, давайте! Давайте! Надо грузить фарфор! И все продовольствие со склада укладывайте на грузовики. Окорока засыпьте солью. Но сначала погрузите дорогие вина. Потом допьете кофе. Сейчас война. Мы едем в Бордо.

          Никто не трогается с места, все продолжают завтракать. Морис смеется.
    Вы что, не слышали? Надо все сложить и грузиться.
          Морис (лениво). Грузовики реквизированы.
          Хозяин. Реквизированы? Глупости! (С широким жестом.) Это вчерашнее распоряжение. Немецкие танки подходят к Сен-Мартену. Это меняет все. Что годилось вчера, сегодня не годится.
          Дядюшка Густав (вполголоса). Это верно.
          Хозяин. Перестань хлебать, когда я с тобой разговариваю.

          Симона поставила чемоданы и во время последней реплики украдкой скрылась
          в отеле.

          Морис. Выпьем еще кофейку, Робер.
          Робер. Правильно. Неизвестно, когда еще придется поесть.
          Хозяин (подавляя гнев). Будьте благоразумны. Помогите своему хозяину перетащить пожитки. За чаевыми я не постою.

          Никто не поднимает глаз.
    Дядюшка Густав, ты сейчас же пойдешь и займешься фарфором. Слышишь?
          Дядюшка Густав (нерешительно встает). Я еще не доел. Не глядите на меня так. Это вам сегодня не поможет. (Со злостью.) Подите вы знаете куда с вашим фарфором. (Снова садится.)
          Хозяин. Ты что, тоже взбесился? В твоем-то возрасте! (Переводит взгляд с одного на другого, потом смотрит на мотоцикл, говорит с горечью.) Ах так? Вы уже ждете немцев? Ваш хозяин для вас уже пустое место? Вот ваша любовь и уважение к человеку, который давал вам кусок хлеба! (Шоферам.) Я трижды подписывал вам свидетельство, что вы незаменимы для моих перевозок, иначе вы были бы давно на фронте. И это ваша благодарность! Вот что получается, когда думаешь, что ты с твоими служащими - одна дружная семья. (Через плечо.) Симона, дай коньяку! Мне что-то нехорошо... (Не получив ответа.) Симона, куда ты девалась? Теперь и она удрала.

          Симона выходит из отеля. Она в жакете. Пытается прошмыгнуть мимо хозяина.
    Симона!

          Симона идет дальше.
    Ты что, с ума сошла? Ты почему не отвечаешь?

          Симона убегает. Хозяин пожимает плечами, показывает на лоб.

          Жорж. Что случилось с Симоной?
          Хозяин (опять поворачиваясь к шоферам). Значит, вы отказываетесь выполнять мои приказания? Да?
          Морис. Ничего подобного. Вот позавтракаем и поедем.
          Хозяин. А фарфор?
          Морис. Захватим. Если вы его погрузите.
          Хозяин. Я?!
          Морис. Да, вы. Ведь он ваш как будто?
          Робер. Но только, Морис, мы не ручаемся, что доберемся до Бордо.
          Морис. За что теперь можно ручаться?
          Хозяин. Но ведь это же чудовищно! Вы знаете, что с вами случится, если вы здесь, перед лицом врага, откажетесь подчиниться? Я прикажу расстрелять вас на месте! Вот у этой стены.

          С улицы входят родители Симоны.
    Вам еще чего здесь надо?
          Мадам Машар. Мсье Анри, мы пришли насчет нашей Симоны. Говорят, немцы скоро будут здесь, а вы уезжаете. Симона - еще девочка, и мсье Машар беспокоится насчет ее двадцати франков.
          Хозяин. Она куда-то удрала. Должно быть, к дьяволу.
          Жорж. Разве она не у вас, мадам Машар?
          Мадам Машар. Нет, мсье Жорж.
          Жорж. Странно.

          Входит мэр с двумя полицейскими, за ними прячется Симона.

          Хозяин. Ты очень кстати, Филипп! (С широким жестом.) Филипп, у меня тут бунт. Вмешайся.
          Мэр. Анри, мадемуазель Машар сообщила мне, что ты хочешь угнать свои грузовики. Я намерен всеми средствами помешать этому беззаконию. Даже с помощью полиции. (Указывает на полицейских.)
          Хозяин. Симона, ты позволила себе такую дерзость? Господа, я принял в свое заведение эту девчонку из жалости к ее семье!
          Мадам Машар (трясет Симону). Что ты опять натворила?

          Симона молчит.

          Морис. Это я ее послал.
          Хозяин. Ах так? И ты послушалась Мориса?
          Мадам Машар. Симона! Как ты могла?
          Симона. Я хотела помочь господину мэру, мама. Наши грузовики нужны людям.
          Хозяин. Наши!
          Симона (начинает сбиваться). Дороги к нашему Андре забиты... (Не может продолжать.) Пожалуйста, объясните вы, господин мэр.
          Мэр. Анри, попытайся же наконец положить предел своему эгоизму! Девочка правильно сделала, что вызвала меня. В такое время, как сейчас, все наше достояние принадлежит Франции. Мои сыновья на фронте. Ее брат тоже. Ты видишь, даже наши сыновья не принадлежат нам!
          Хозяин (вне себя). Значит, порядка больше нет! Собственность уже не существует, а? Почему ты не подаришь мой отель Машарам? Может быть, господа шоферы желают опустошить мой несгораемый шкаф? Но это же анархия! Я позволю себе напомнить вам, господин Шавэ, что моя мать училась в институте с женой префекта и телефон еще работает.
          Мэр (сдаваясь). Анри! Я только исполняю свой долг.
          Хозяин. Филипп, будь логичен. Ты говоришь о достоянии Франции. Разве мои запасы, мой ценный фарфоровый сервиз, мое столовое серебро - это не достояние Франции? Разве оно должно попасть в руки немцев? Ни одна кофейная чашка не должна попасть в руки врага. Ни один окорок. Ни одна коробка сардин. Куда приходит враг, должна быть пустыня, разве ты забыл об этом? Ты, наш мэр, сам должен был прийти ко мне и сказать: "Анри, твой долг - спасти свое имущество от немцев". На что я тебе, конечно, ответил бы: "Филипп, для этого мне нужны мои грузовики".
    С улицы проникает шум толпы. С парадного хода слышны звонок и удары в дверь.
    Что там такое? Жорж, пойди посмотри!

          Жорж идет в отель.
    А моему персоналу, который настолько забыл свой долг, что бросает мое имущество, ты должен сказать (шоферам): "Господа! Я обращаюсь к вам как к французам. Укладывайте сервиз".
          Жорж (возвращаясь). Там целая толпа из спортивного клуба, мсье Анри. Они услышали, что грузовики отправляются. Они очень взволнованы и хотят говорить с господином мэром.
          Хозяин (побледнев). Ну вот тебе, Филипп. Это все Симона! Жорж, скорей! Запирай ворота!

          Жорж идет к воротам.
    Живо-живо! Беги же! Это результат агитации против моих продовольственных пакетов. Чернь... (Полицейским.) Делайте что-нибудь! Немедленно! Филипп, ты должен вызвать по телефону подкрепление. Ты обязан для меня это сделать! Они меня изобьют! Филипп! Помоги мне, прошу тебя, Филипп!
          Мэр (полицейским). Станьте у ворот! (Хозяину.) Глупости, ничего с тобой не случится. Ты не слышал - они хотят поговорить со мной. (Так как уже стучат в ворота.) Впустите делегацию, не больше трех человек.

          Полицейские приоткрывают ворота, через щелку разговаривают с толпой, затем
          впускают делегацию - двух мужчин и женщину с грудным ребенком.
    В чем дело?
          Один из беженцев (взволнованно). Господин мэр, мы требуем, чтобы нам дали грузовики!
          Хозяин. Разве вы не слышали, что дороги должны оставаться свободными?
          Женщина. Для вас? А мы должны здесь дожидаться немецких бомбардировщиков?
          Мэр (беженцам). Медам, месье, без паники! Грузовики уже приготовлены. Отелю нужно только спасти кое-какое имущество от угрозы вражеского захвата.
          Женщина (возмущенная). Вы слышите? Вот вам! Они хотят увезти ящики вместо людей!

          Слышен гул самолетов. Голос снаружи: "Бомбардировщики!"

          Хозяин. Они снижаются!

          Гул усиливается. Самолеты пикируют. Все бросаются на землю.
    (Когда самолеты удалились.) Это опасно для жизни! Надо уезжать!
    Голоса снаружи: "Выводите грузовики!", "Что же нам, подыхать здесь, что ли?"
    А мы еще не погрузились! Филипп!
          Симона (с гневом). Вы не должны сейчас думать о ваших припасах!
          Хозяин (пораженный). Как ты смеешь, Симона?
          Симона. Продовольствие мы можем отдать людям!
          Беженец. Ах, так это продовольствие? Это вы продовольствие хотите увезти?!
          Морис. Вот именно.
          Женщина. А мы сегодня утром даже похлебки не могли добиться!
          Морис. Он хочет спасти свои припасы не от немцев, а от французов...
          Женщина (бежит к воротам). Откройте, вы! (Так как полицейские ее удерживают, кричит через забор.) Они собираются грузить на машины припасы своей гостиницы!
          Хозяин. Филипп, не позволяй ей кричать об этом!
    Голоса снаружи: "Они увозят припасы!", "Вышибайте ворота!", "Мужчины вы или нет?", "Они спасают продовольствие, а нас оставляют на расправу немецким
          танкам!"
          Беженцы выламывают ворота.

          Мэр (идет им навстречу). Месье, медам, прошу без насилия! Все будет в порядке.
    Пока мэр ведет переговоры у ворот, во дворе возникает яростная словесная перепалка. Образуются две группы. На одной стороне двора стоят хозяин, один из беженцев, женщина с ребенком и родители Симоны, на другой - Симона, шоферы, второй беженец, дядюшка Густав. Жорж не участвует в споре, продолжая завтракать. Никто из них не замечает, что из гостиницы выходит
          мадам Супо. Она очень стара, одета в черное.

          Женщина. Еще по Симона. Вы же знаете
          крайней мере восемьдесят дороги и можете ехать
          человек не могут выехать! окольным путем, чтобы шоссе
          номер двадцать оставалось
          свободным для войск!
          Хозяин. Но ведь вы Робер. Мы вовсе и
          тоже захватите с собой не собираемся тащить его
          свои узлы, мадам, почему продукты через этот всемирный
          же я должен бросить все потоп!
          свое имущество? Ведь это
          же мои грузовики?
          Мэр. Сколько места Симона. Но больных
          вам нужно, мсье Супо? и детей вы возьмете с собой?
          Хозяин. По меньшей Робер. Ну, беженцы -
          мере для шестидесяти это другое дело.
          ящиков. На второй грузовик
          можно будет посадить
          тридцать беженцев.
          Женщина. Значит, Дядюшка Густав. Держись-ка
          пятьдесят человек вы ты в сторонке, Симона, я тебе
          хотите бросить здесь, а? от души советую.
          Мэр. Ну, может Симона. Но ведь
          быть, ты удовлетворишься наша прекрасная Франция в
          половиной одной машины, страшной опасности, дядюшка
          чтобы увезти по крайней Густав!
          мере больных и детей?
          Женщина. Вы хотите Дядюшка Густав. Это
          разлучить семьи? Бес- она вычитала в своей проклятой
          совестный вы человек! книжке! "Наша прекрасная Франция
          в опасности!"
          Хозяин. Восемь или Робер. Мадам Супо сошла
          десять человек могли бы вниз. Она подзывает тебя.
          еще сесть на ящики. (Maдам
          Машар.) Всем этим я
          обязан вашей дочери.

          Симона идет к мадам Супо.

          Женщина. У девочки больше
          души, чем у всех вас, вместе
          взятых!
          Мадам Машар. Извините нашу
          Симону, мсье Анри. Она
          нахваталась этих мыслей у
          своего брата. Просто ужас!

          Женщина (толпе у ворот). Почему бы нам не забрать и грузовики и продовольствие?
          Мадам Супо. Вот тебе ключ, Симона. Выдай людям из запасов все, что они хотят. Дядюшка Густав, Жорж, вы ей поможете!
          Мэр (громко). Браво, мадам Супо!
          Хозяин. Мама, что ты делаешь? Зачем ты вообще спустилась? Ты же насмерть простудишься, здесь дует! А в погребе у нас вина высоких марок и запасов на семьдесят тысяч франков.
          Мадам Супо (мэру). Все это отдается в распоряжение общины Сен-Мартен. (Хозяину, холодно.) Может быть, ты предпочитаешь, чтобы склад разграбили?
          Симона (женщине с ребенком). Вы получите продовольствие!
          Мадам Супо. Симона, мой сын по твоей просьбе только что отдал общине все продовольственные запасы гостиницы. Теперь речь идет только о фарфоре и серебре, они займут очень мало места. Погрузят нам это?
          Женщина. А как насчет места для нас?
          Мадам Супо. Мы погрузим столько человек, сколько будет возможно, и отель будет считать за честь кормить оставшихся.
          Первый беженец (кричит в ворота). Гастон! Может быть, старики Креве или семья Менье захотят остаться, если их будут кормить?

          Голос снаружи: "Вполне возможно, Жан".

          Женщина. Стойте! Если меня будут кормить, я тоже хочу остаться.
          Мадам Супо. Милости просим.
          Мэр (в воротах). Месье, медам. Пожалуйте! Запасы отеля в вашем распоряжении.

          Несколько беженцев неуверенно заходят в помещение склада.

          Мадам Супо. И принеси нам несколько бутылок коньяку, Симона. "Мартель" восемьдесят четвертого года.
          Симона. Сейчас, мадам! (Делает знак беженцам, вместе с ними, дядюшкой Густавом и Жоржем идет на склад.)
          Хозяин. Это смерть для меня, мама.
          Первый беженец (вытаскивает вместе с Жоржем ящик с продовольствием и, очень довольный, изображает разносчика). Фрукты, ветчина, шоколад! Продукты на дорогу! Сегодня - бесплатно!
          Хозяин (с негодованием рассматривает консервные банки, которые первый беженец и Жорж тащат через весь двор к воротам). Но это же деликатес! Паштет!
          Мадам Супо (вполголоса). Молчи! (Любезно, беженцу.) Надеюсь, вам это будет по вкусу, мсье.

          Второй беженец тащит с помощью дядюшки Густава корзины с продуктами
          через двор.

          Хозяин. Мой "поммар" тысяча девятьсот пятнадцатого года! А это икра... А это...
          Мэр. Наше время требует жертв, Анри. (Подавленно.) Приходится проявлять сердечность.
          Морис (передразнивая хозяина). "Мой "поммар"! (Под взрывы хохота хлопает Симону по плечу.) За это зрелище, Симона, я согласен погрузить твои ящики с фарфором!
          Хозяин (обиженно). Я не понимаю, что тут смешного? (Указывая на исчезающие корзины.) Это же грабеж!
          Робер (добродушно, неся корзину). Не расстраивайтесь, мсье Анри. За это погрузят ваш фарфор.
          Мадам Супо. Договорились. (Берет несколько банок и бутылок и подносит их родителям Симоны.) Берите. Берите и вы тоже. И дай твоим родителям стаканы, Симона.
    Симона исполняет приказание, потом берет табуретку, ставит ее около стены и
          передает из корзины через стену продукты беженцам.
    Морис, Робер, дядюшка Густав, возьмите и вы стаканы. (Указывая на полицейских.) Я вижу, вооруженные силы уже о себе позаботились. (Женщине с ребенком.) Выпейте и вы глоточек с нами, мадам. (Всем.) Мадам, месье, давайте подымем стаканы за будущее нашей прекрасной Франции.
          Хозяин (стоит один в стороне). А я? Вы хотите без меня выпить за благо Франции? (Наливает себе стакан и подходит к группе.)
          Мэр (мадам Супо). Мадам! От имени общины Сен-Мартен я благодарю вашу гостиницу за ее великодушный дар. (Поднимает стакан.) За Францию! За будущее!
          Жорж. Но где же Симона?

          Симона продолжает передавать через стену продукты беженцам.

          Мэр. Симона!

          Симона, разгоряченная работой, нерешительно приближается.

          Мадам Супо. Да возьми и ты стакан, Симона! Здесь все должны благодарить тебя.

          Все пьют.

          Хозяин (шоферам). Ну, значит, мы опять друзья? Вы думаете, я сам не собирался посадить беженцев на мои машины? Морис, Робер, я своенравный человек, но я способен оценить высокие побуждения. Я могу признать свою ошибку. Мне это ничего не стоит. Давайте и вы также. Отбросим наши мелкие личные разногласия. Будем вместе несокрушимо стоять против общего врага. Давайте руку!
    Хозяин начинает с Робера, который, глупо улыбаясь, трясет его руку, затем Жорж протягивает ему левую руку, потом хозяин обнимает женщину с ребенком; дядюшка Густав, ворча, все еще сердитый, подает ему руку; затем хозяин
          оборачивается к Морису, но тот не выражает желания подать руку.

          Хозяин. О-ля-ля! Что же мы, французы или нет?
          Симона (с упреком). Морис!
          Морис (неохотно подает хозяину руку, говорит иронически). Да здравствует наша новая Жанна д'Арк, объединительница всех французов!

          Мсье Машар дает Симоне оплеуху.

          Мадам Машар (наставительно). Это тебе за своеволие по отношению к хозяину.
          Хозяин (мсье Машару). Не надо, мсье! (Обнимает Симону, утешая.) Симона - моя любимица, мадам. Я питаю к ней слабость. (Шоферам.) Но давайте же займемся погрузкой, ребята! Я уверен, что и мсье Машар нам поможет.
          Мэр (полицейским). Помогите же и вы мсье Супо.
          Хозяин (отвешивая поклон женщине с ребенком). Мадам!

          Все расходятся, толпа снаружи тоже разошлась. На сцене остаются только
          хозяин, мэр, мадам Супо, Симона, оба шофера и Жорж.

          Хозяин. Дети мои, я рад, что пережил такой торжественный момент. К черту икру и "поммар"! Я люблю единение.
          Морис. А как насчет кирпичного завода?
          Мэр (осторожно). Да, Анри, с кирпичным заводом тоже надо что-то делать.
          Хозяин (неприятно задетый). А что именно? Что еще? Посылай, если хочешь, грузовики, у которых нет горючего, на кирпичный завод. Пускай заправляются. Теперь вы довольны?
          Робер. В Абвиле немецкие танки заправлялись прямо на шоссе у наших колонок. Понятно, почему они так быстро продвигаются.
          Жорж. В нашей сто тридцать второй танки зашли в тыл, так что мы и оглянуться не успели. Два полка превратились в кашу.
          Симона (испуганно). Но не седьмой?
          Жорж. Нет, не седьмой.
          Мэр. Запасы бензина надо уничтожить, Анри.
          Хозяин. Не слишком ли вы торопитесь? Нельзя же сразу все уничтожить! Быть может, мы еще отбросим врага. А, Симона? Скажи ты мсье Шавэ, что Франция еще далеко не погибла. (Мадам Супо.) А теперь прощай, мама. Меня очень тревожит, что ты остаешься. (Целует ее.) Но Симона будет тебе надежной опорой. Прощай, Симона. Я не стыжусь благодарить тебя. Ты хорошая француженка! (Целует ее.) Пока ты здесь, ничего не попадет в руки немцам, в этом я уверен. В гостинице все должно быть опустошено. Ты согласна со чмной? Я знаю, что ты сделаешь все, как мне хотелось бы. Прощай, Филипп, старина. (Обнимает мэра, берет свои чемоданы.)

          Симона хочет ему помочь, но он не дает.
    Оставь. Посоветуйся с мамой, что делать дальше с нашими запасами. (Выходит на шоссе.)
          Симона (бежит вслед за обоими шоферами). Морис! Робер! (Целует их обоих в щеки.)

          Морис и Робер тоже уходят. Голос диктора по радио: "Внимание! Внимание! Немецкие танковые соединения продвинулись до Тура". (Это сообщение несколько раз повторяется до конца
          сцены.)

          Мэр (бледный, растерянный). Значит, они могут быть здесь сегодня ночью.
          Мадам Супо. Не будь старой бабой, Филипп.
          Симона. Мадам, я побегу с дядюшкой Густавом и Жоржем на кирпичный завод. Мы уничтожим запасы бензина.
          Мадам Супо. Ты же слышала, что приказал хозяин. Он просил нас ничего не предпринимать слишком поспешно. И кое-что, моя милая, ты могла бы предоставить нам.
          Симона. Но, мадам, Морис говорит, что немцы продвигаются быстро...
          Мадам Супо. Довольно, Симона. (Поворачивается, чтобы уйти.) Здесь страшно дует. (Мэру.) Спасибо вам, Филипп, за все, что вы сделали сегодня для отеля. (В дверях.) Между прочим, Симона, так как теперь все уехали, я, вероятно, закрою гостиницу. Верни мне ключ от склада.

          Симона, глубоко пораженная, отдает мадам Супо ключ.
    Я думаю, лучше всего тебе пойти домой к твоим родителям. Я была довольна тобой.
          Симона (не понимая). Разве я не могу вам помочь, когда из общины придут за припасами?

          Мадам Супо молча уходит в гостиницу.
    (После паузы, запинаясь.) Что же, значит, я уволена, господин мэр?
          Мэр (ласково). Боюсь, что да. Но ты не должна обижаться. Ты слышала - она была довольна тобой. Это много значит в ее устах, Симона!
          Симона (беззвучно). Да, господин мэр.

          Мэр смущенно уходит. Симона смотрит ему вслед.

    ВТОРОЙ СОН СИМОНЫ МАШАР


          (Ночь с 15 на 16 июня)
    Нестройная праздничная музыка. Из темноты возникает группа ожидающих; мэр в королевской мантии, хозяин и полковник, оба в доспехах и с
          фельдмаршальскими жезлами. У полковника поверх доспехов пыльник.

          Полковник. Наша Жанна теперь взяла Орлеан и Реймс, после того как она полностью освободила шоссе номер двадцать для продвижения войск. Ей нужно воздать большие почести, это ясно.
          Мэр. Это, мсье, мое королевское дело. Французские вельможи и знатнейшие семьи, которые соберутся здесь сегодня, склонятся перед ней до земли.

          С этой минуты и до конца сцены за кулисами время от времени выкликаются
          имена и титулы собирающихся представителей французской знати.
    Между прочим, я слышал, что ее уволили? (Понизив голос.) Говорят, по желанию матери короля - гордой королевы Изабо.
          Хозяин. Этого я не знаю. Меня там не было. По-моему, это просто неприлично. Симона - моя любимица. Разумеется, она должна остаться.

          Мэр говорит что-то непонятное на "сонном" языке, по-видимому, что-то
          уклончивое.

          Полковник. Она идет.
    Входит Симона в шлеме, с мечом, в сопровождении своих телохранителей - шоферов Мориса и Робера и солдата Жоржа. Все трое в латах. Из темноты появляется народ: родители Симоны и все служащие гостиницы. Телохранители
          отгоняют "народ" длинными пиками.

          Робер. Дорогу Орлеанской деве!
          Мадам Машар (отчаянно вытягивая шею). Вот она! А ведь шлем ей очень идет.
          Мэр (выступая вперед). Дорогая Жанна, что мы можем сделать для тебя? Говори скорей, чего бы ты хотела?
          Симона (отвешивая поклон). Во-первых, король Карл, я прошу тебя, чтобы и впредь мой родной город получал провизию из гостиницы. Вы все знаете, что я послана, чтоб помочь всем бедным и нуждающимся. Надо отменить налоги.
          Мэр. Это само собой понятно. Что еще?
          Симона. Во-вторых, надо взять Париж. Надо немедленно начинать второй поход, король Карл.
          Мэр (пораженный). Второй поход?
          Полковник. Что скажет на это мадам Супо, гордая королева Изабо?
          Симона. Прошу дать мне войско, с которым я окончательно уничтожу врага, и притом еще в этом году, король Карл.
          Мэр (улыбаясь). Милая Жанна, мы очень тобой довольны. Это много значит в наших устах. Но - хватит. Предоставь кое-что и нам. Теперь я закрываю отель, и ты можешь идти домой. Но перед тем ты будешь, конечно, возведена в дворянское достоинство... Дай мне твой меч - свой я куда-то засунул, - и я посвящу тебя в знатные дамы Франции.
          Симона (отдает мэру свой меч и становится на колени). Вот ключ.

          Звуки органа и хора, изображающие церковную музыку. Мэр торжественно
          опускает меч на плечо Симоны.

          Телохранители и народ. Да здравствует Орлеанская дева!
          - Да здравствует знатная дама Франции!
          Симона (видя, что мэр хочет уйти). Одну минуточку, король Карл. Не забудь вернуть мне мой меч. (Настойчиво.) Англичане еще не побеждены, герцог Бургундский собирает новое войско, еще более грозное, чем первое. Самое трудное еще только начинается.
          Мэр. Большое спасибо за предложение. И большое спасибо за все остальное, Жанна. (Отдает меч Симоны хозяину.) Отвези это в полной сохранности в Бордо, Анри. А теперь мы должны переговорить с глазу на глаз со старой мадам Супо, с гордой королевой Изабо. Будь здорова, Жанна, для нас это было истинное удовольствие. (Уходит с хозяином и полковником.)
          Симона (в страшном испуге). Но послушайте, вы! Враг наступает!

          Музыка переходит в еле слышный рокот. Свет тускнеет, "народ" исчезает в
          темноте.
    (Стоит неподвижно, потом зовет.) Андре! Помоги! Спустись ко мне, архангел! Говори со мной! Англичане собирают войско. А герцог Бургундский изменил, и наши разбегаются.
          Ангел (появляется на крыше гаража, с упреком). Где твой меч, Жанна?
          Симона (смущенная, оправдываясь). Меня им ударили, чтобы произвести в знатные дамы, а потом мне его не вернули. (Тихо, пристыженная.) Меня уволили.
          Ангел. Понимаю. (После паузы.) Дочь Франции, не позволяй им отсылать тебя прочь! Будь тверда! Франция хочет этого. Подожди возвращаться к твоим родителям. Они умрут с горя, узнав, что тебя уволили. Кроме того, ты обещала своему брату сохранить его место в гараже. Ведь когда-нибудь он вернется. Оставайся, Жанна! Как можешь ты уйти с поста теперь, когда с часу на час может ворваться враг?
          Симона. Должны ли мы еще сражаться, когда враг уже победил?
          Ангел. А ночь сегодня ветреная?
          Симона. Да.
          Ангел. А дерево стоит во дворе?
          Симона. Да. Тополь.
          Ангел. А листья шумят под ветром?
          Симона. Да. Их шум ясно слышен.
          Ангел. Значит, надо сражаться, даже если враг победил.
          Симона. Но как же я могу сражаться, если у меня нет меча?
          Ангел. Слушай:

          Когда победитель ворвется в ваш город,
          Встречайте его молчаливым отпором.
          Никто пусть не даст ему в руки ключа:
          Ведь этот пришелец не гость - саранча.
          Пускай не найдет он ни платья, ни пищи,
          Напрасно пусть крова и отдыха ищет.
          Что сжечь вы не сможете, то зарывайте,
          Хлеб прячьте в подвал, молоко выливайте.
          Чудовищем пусть он слывет между вами,
          Он должен есть землю, он должен пить пламя!
          Куда ни шагнет, к милосердью взывая,
          Край будет враждебен и неузнаваем -
          Не будет пощады ему никогда!
          Пустынями лягут вокруг города.
          Так сделай же так, чтобы выжжен был край.
          Не бойся. Не думай.
          Иди! Разрушай!

          Сцена темнеет. В нестройную музыку несколько раз вторгаются тихие,
          настойчивые слова ангела: "Иди! Разрушай!" - и внятный гул тяжелых танков.

    III



          Огонь

    A


    Старая мадам Супо, вся в черном, позади нее - горничная Тереза и дядюшка Густав, в своем воскресном костюме, ждут в воротах капитана немецкой армии. Жорж, теперь одетый в штатское, прислонился к двери гаража, где Симона прячется от мадам Супо. Снаружи доносится шум проходящих мимо
          танков.

          Симона. Она бледная как мел и боится.
          Жорж. Она думает, что ее схватят как заложницу и расстреляют. У нее всю ночь были прлпадки, и Тереза слышала, как она громко кричала: "Эти мясники всех убьют!" И все-таки она осталась, из жадности, и ждет теперь немецкого капитана. Я никак не пойму, почему ты не хочешь ей показаться? Что-нибудь случилось?
          Симона (лжет). Нет-нет, Просто она меня отослала бы, если бы я попалась ей на глаза. Она боится, что немцы могут меня обидеть.
          Жорж (недоверчиво). И только поэтому она не должна тебя видеть?
          Симона (стараясь переменить разговор). Как вы думаете, немцы догнали Мориса и Робера?
          Жорж. Возможно. А почему ты перебралась из своей комнаты в главном здании?
          Симона (лжет). Но теперь же освободилась комната шоферов. Как вы думаете, Андре теперь скоро вернется?
          Жорж. Вероятно. Может быть, она тебя уволила, Симона?
          Симона (лжет). Нет.
          Жорж. Вон идут немцы.
    С улицы входит немецкий капитан в сопровождении капитана Фетена. В воротах оба офицера и мадам Супо обмениваются, учтивыми поклонами. Разговора их не
          слышно.
    Наш капитан, тайный фашист, считает за честь представить мадам Супо исконного врага. Они обмениваются любезностями. Они обнюхивают друг друга, и, по-видимому, запах им не кажется неприятным. Исконный враг - вполне приличный господин, хорошо воспитанный. Мадам Супо явно испытывает огромное облегчение. (Шепчет.) Идут сюда.
    Симона отступает в глубь гаража. Мадам Супо ведет обоих господ через двор в
          отель. За ними следует горничная Тереза.

          Дядюшка Густав (которому мадам что-то шепнула на ухо, подходит к Жоржу и Симоне). Мадам не хочет больше видеть в отеле сброд из спортивного клуба. Это может рассердить господ немцев. А хозяин, по-видимому, мог вовсе не уезжать.
          Жорж. Первое, что они передали по радио, было: "Кто будет соблюдать спокойствие и порядок, тому бояться нечего".
          Дядюшка Густав. Тот, в отеле, когда он чего-нибудь хочет, говорит: "Пожалуйста. Пожалуйста, покажите моему денщику мои комнаты".
          Симона. Но он же все-таки враг.

          Дядюшка Густав уходит на склад.

          Жорж. Что, твоя двоюродная сестра опять видела сон?
          Симона. Да, прошлой ночью.
          Жорж. Опять про Орлеанскую деву?
          Симона (кивает). Она получила дворянское звание.
          Жорж. Это, наверно, было большим событием для нее.
          Симона. В ее родном городе отменили налоги, как в книжке.
          Жорж (довольно резко). А наяву запасы из гостиницы не раздают населению, как обещали.
          Симона (смущенно). Об этом моя сестра не говорила.
          Жорж. Ага!
          Симона. Мсье Жорж, если в таком сне, какие снятся моей кузине, появляется какой-нибудь человек в образе ангела - это значит, что этот человек умер?
          Жорж. Думаю, что нет. Это значит только, что тот, кто видит сон, боится, что этот человек умер. Кстати, что твоя сестра должна еще проделать?
          Симона. О, дел у нее еще много.
          Жорж. Во сне произошло что-нибудь неприятное?
          Симона. Почему вы так думаете?
          Жорж. Потому что ты так мало рассказываешь.
          Симона (медленно). Ничего неприятного не произошло.
          Жорж. Я это спрашиваю потому, Симона, что боюсь, как бы кто-нибудь другой не принял эти сны слишком близко к сердцу и не забыл, что живет наяву, а не во сне.
          Симона (вспыхнув). Тогда я не буду больше говорить с вами о снах моей сестры, мсье Жорж!

          Женщина с ребенком и беженец из спортивного клуба входят во двор.
    Они пришли за припасами. Объясните им все по-дружески, мсье Жорж. (Прячется и следит за разговором.)
          Жорж (идет навстречу). Мадам...
          Женщина. Танки пришли.
          Мужчина. Три стоят перед мэрией.
          Женщина. Огромные. Семь метров длиной.
          Мужчина (указывая на немецких часовых). Тише!
          Мадам Супо (появляется в дверях отеля). Жорж! Дядюшка Густав! Закуски в ресторан для господина капитана. Что вам здесь нужно?
          Женщина. Мы насчет провизии, мадам. В спортивном клубе осталось двадцать два человека.
          Мадам Супо. Я же вам сказала, Жорж, чтобы вы не допускали в гостиницу попрошаек.
          Мужчина. Кого вы называете попрошайками?
          Мадам Супо. Почему вы не сказали людям, что они должны теперь обращаться к немецкому коменданту, а не к нам. Прошли их золотые денечки.
          Женщина. И с таким ответом мы должны вернуться в спортивный клуб? После того как мы всем посоветовали остаться здесь, чтобы вы смогли отправить свой фарфор?
          Мадам Супо. Мадам, не занимайтесь доносами.
          Женщина. Мадам, не прячьтесь за спиной у немцев.
          Мадам Супо (зовет через плечо). Оноре!
          Женщина. Я бы теперь была с ребенком у своей сестры в Бордо. Вы обещали кормить нас, мадам.
          Мадам Супо. Это было сделано под давлением, мадам.
          Капитан Фетен (становится позади нее). И во время самого настоящего грабежа! Но теперь, мои милые, здесь снова наведут дисциплину и порядок. (Показывает на немецких часовых.) Вы хотите, чтобы я приказал прогнать вас со двора штыками? Не волнуйтесь, Мари, пожалейте свое сердце!
          Женщина. Эх вы, свиньи!
          Мужчина (удерживая и уводя ее прочь). Подождите, мадам, настанут опять другие времена.
          Мадам Супо. Здесь начинает вонять навозом. В наши мирные села напустили крыс изо всех сточных канав северных департаментов. У нас появляется всякий кабацкий сброд. Придется применять кровавые меры. Дядюшка Густав, завтрак на четыре персоны.
          Капитан Фетен (Жоржу). Эй, вы! Сейчас придет сюда мэр. Скажите ему, что мне надо переговорить с ним, прежде чем он встретится с немецким капитаном. (Ведет мадам Супо обратно в отель.)
          Когда они скрываются, Симона бежит вслед за беженцами.
          Жорж. Дядюшка Густав, закуску для немецкого капитана!

          Голос дядюшки Густава со склада: "Ясно. Все для немецкого капитана!"
          Симона возвращается запыхавшись.
    Что ты им сказала?
          Симона. Чтоб они передали там, в спортивном клубе, что еду они получат. Я это сделаю сегодня вечером.
          Жорж. Правильно! Ведь ключ еще у тебя.
          Симона. Им же обещали.
          Жорж. Только будь чертовски осторожна. Это воровство.
          Симона. Но хозяин тоже сказал: "Пока ты здесь, Симона, ничего не попадет в руки немцам. В этом я уверен!"
          Жорж. А мадам мамаша говорит теперь другое. Симона. Может быть, это ее заставляют.

          Мэр появляется в воротах.
    (Бежит ему навстречу, шепчет.) Господин мэр, что же теперь будет?
          Мэр. О чем ты говоришь, Симона? Я принес хорошие вести: я рекомендовал твоего отца на место служителя в мэрии. Ты этого заслужила, Симона. Поэтому теперь не важно, что ты потеряла работу в отеле.
          Симона (шепотом). Господин мэр, правда ли, что три танка стоят на площади перед мэрией? (Еще тише.) Ведь бензин-то еще цел...
          Мэр (рассеянно). Да-да, это плохо. (Внезапно.) А между прочим, что ты тут делаешь в отеле, Симона?
          Симона. Что-то надо сделать с бензином, господин мэр! Не можете ли вы что-нибудь сделать? Ведь немцы непременно спросят об этом мадам Супо.
          Мэр. Не думаю, что мы должны опасаться за мадам Супо, Симона.
          Симона. Я могла бы что-нибудь сделать. Я знаю все закоулки на кирпичном заводе.
          Мэр (неопределенно). Я надеюсь, что ты не предпримешь ничего необдуманного, Симона. Я несу большую ответственность за всю общину Сен-Мартен. Ты это знаешь.
          Симона. Да, господин мэр.
          Мэр. Не знаю, почему я так говорю с тобой, ведь ты еще совсем ребенок, Симона. Но, я думаю, теперь каждый должен делать, что в его силах, не правда ли?
          Симона. Конечно, господин мэр. Если бы кирпичный завод сгорел...
          Мэр. Ради всего святого! Об этом нельзя даже думать! А теперь мне нужно идти в отель. Это самый тяжкий путь, который мне когда-либо приходилось проделать. (Хочет войти в отель.)

          Капитан Фетен выходит из дверей.

          Капитан Фетен. Мсье Шавэ, вы как раз к завтраку.
          Мэр. Я уже завтракал,
          Капитан Фетен. Жаль. Вы, кажется, не совсем в курсе дела. Вчера, например, здесь происходили весьма нежелательные события. И при полном невмешательстве со стороны местной власти. Крайне прискорбно, что бессовестным попыткам некоторых элементов использовать поражение Франции в своих личных целях не был дан немедленный отпор. Наши немецкие гости ждут от нас хотя бы простой вежливости. Кстати, немецкий комендант уже осведомлен о том, что хранится на одном кирпичном заводе. Может быть, это вас образумит, Шавэ? И, может быть, это прибавит вам немножко аппетита? (В дверях.) Нет, только после вас, господин мэр.
          Мэр (очень неуверенно). После вас, капитан.

          Оба скрываются в гостинице. За ними идет появившийся из склада дядюшка
          Густав.

          Дядюшка Густав (входя в гостиницу с закусками). Попутного ветра и счастливого пути! Рыбак рыбака видит издалека - а, Жорж? Они продают Францию, как свои деликатесы! (Уходит.)

          Симона все слышала. Она садится подавленная.

          Жорж. Симона! Что с тобой, Симона?
    Симона ему не отвечает. Жорж пытается потрясти ее за плечо и застывает в этом движении. Во время сна наяву Симоны слышны ослабленно и механически
          повторяемые слова дядюшки Густава: "Рыбак рыбака видит издалека".

    СОН НАЯВУ СИМОНЫ МАШАР


          (20 июня)
    Нестройная военная музыка. Стена гостиницы становится прозрачной. Перед огромным гобеленом, сидя за мраморным столиком, играют в карты мэр в обличье короля Карла, капитан Фетен в обличье герцога Бургундского, немецкий капитан в обличье английского полководца с мечом на коленях и мадам Супо в обличье
          королевы Изабо.

          Мадам Супо. Милорд, я не хочу больше видеть чернь.
          Немецкий капитан. Спрячьтесь за нас, королева Изабо. Я велю всех убрать со двора. Тогда воцарится порядок. Бито!
          Мэр. Постойте минутку! Вы слышите барабанный бой? Или мне это чудится?

          Издали слышен барабан Жанны д'Арк.

          Капитан Фетен. Я ничего не слышу. Клади своего трефового туза.

          Барабанный бой прекращается.

          Мэр (в сомнении). Нет? Понимаете, герцог Бургундский, я боюсь, моя Жанна попала в беду и нуждается в помощи.
          Капитан Фетен. Десятка червей. Мне нужен мир, чтобы продавать мои вина.
          Немецкий капитан. Сколько стоят ваши деликатесы, мадам?
          Мадам Супо. Кто сдает? Десять тысяч сребреников, милорд.
          Мэр. Нет, на этот раз точно. Она безусловно в опасности, и даже в смертельной. Я должен поспешить к ней на помощь и все уничтожить. (Встает с картами в руке.)
          Капитан Фетен. Берегись: если ты сейчас уйдешь, это будет в последний раз. Ты не в курсе дела. Как же играть, когда все время мешают? Валет треф.
          Мэр (снова садится). Ну ладно.
          Мадам Супо (дает ему оплеуху). Это тебе за своеволие.
          Немецкий капитан. Позвольте, королева Изабо. (Считает монеты на столе.) Один, два, три...
          Жорж (трясет Симону за плечо, в то время как немец продолжает считать). Симона! Теперь ты уже видишь сны с открытыми глазами.
          Симона. Вы пойдете со мной, мсье Жорж?
          Жорж (смотрит на свою перевязанную руку, радостно). Симона, я снова могу ею двигать!
          Симона. Это хорошо. Но мы должны идти на кирпичный завод, мсье Жорж. У нас мало времени. Дядюшка Густав, вы тоже должны идти с нами, скорее!
          Дядюшка Густав (возвращаясь из отеля гостиницы). Я? Они вывесили приказ: "Кто будет уничтожать материалы военного значения, будет расстрелян". Они шутить не любят.
          Симона. Этого хочет мэр.
          Дядюшка Густав. Мэр - старое дерьмо.
          Симона. Но вы пойдете со мной, мсье Жорж? Это же ради Андре. Я просто не знаю, как уничтожить такую уйму бензина. Надо ли поджигать весь кирпичный завод?
          Жорж. Разве ты не поняла? Я опять могу двигать рукой.
          Симона (глядя на него). Значит, вы не хотите идти со мной?
          Дядюшка Густав. Вот еще один.

          Немецкий солдат входит во двор, таща багаж. Увидев его, Симона пугается
          и поспешно убегает.

          Немецкий солдат (он вспотел, опускает свою поклажу на землю и, сняв каску, начинает дружелюбно объясняться жестами). Капитан? Там?
          Жорж (жестикулируя). Там, в гостинице. Сигарету?
          Немецкий солдат (берет сигарету, улыбается). Война - дерьмо! (Делает вид, будто стреляет, а затем будто что-то отбрасывает.)
          Жорж (смеясь). Бум-бум! (Издает губами неприличный звук.)

          Оба хохочут.

          Немецкий солдат. Наш капитан - тьфу!
          Жорж. Что? Что?
          Немецкий солдат (изображает капитана с моноклем). Дерьмо.
          Жорж (радостно кивает и, со своей стороны, удачно передразнивает капитана Фетена и мадам Супо). Все - дерьмо.

          Они опять хохочут, потом немецкий солдат поднимает свою поклажу и уходит
          в отель.
    (Дядюшке Густаву.) О-ля-ля! Как легко было бы понять друг друга.
          Дядюшка Густав. Ты бы лучше поосторожнее.
          Жорж. Еще бы! Теперь, когда моя рука опять действует.

          Из гостиницы выходят немецкий капитан, капитан Фетен, мэр и мадам Супо.

          Капитан Фетен. Я счастлив, господин капитан, что мы сумели достигнуть такого полного согласия.
          Немецкий капитан. Благодарю вас, мадам, за то, что вы сразу же предоставили в наше распоряжение ваши запасы бензина. Мы принимаем его не потому, что вермахт в нем нуждается, а потому, что это доказывает вашу добрую волю к сотрудничеству.
          Мадам Супо. Кирпичный завод здесь неподалеку.
          Немецкий капитан. Я пошлю туда танки.

          Небо окрасилось в багровый цвет. Все останавливаются и застывают на
          месте. Далекие взрывы.
    Что это?
          Капитан Фетен (хрипло). Кирпичный завод.

    Б



          Ночь. Слышны удары в ворота. Жорж выходит из свой каморки и, открыв
          ворота, впускает хозяина и обоих шоферов.

          Хозяин. Как дела, Жорж? Мама здорова? Гостиница как будто еще на месте. Мне кажется, что я вернулся после потопа. Здравствуй, Симона.

          Симона, наспех одетая, выходит из шоферской комнаты. Робер обнимает ее.
          Появляется и дядюшка Густав.

          Робер. Ты устроилась в нашей комнате? (Кружится с ней по двору, напевая.)

          Жан-бандит пришел домой,
          Розу разыскал,
          Мама вынула ликер,
          Папа взял бокал.

          Хозяин. Что тут было без меня?
          Жорж. У нас стоит немецкий капитан. Ваша матушка немного утомлена расследованием по поводу кирпичного завода. Немецкий капитан...
          Хозяин. Какое расследование?
          Симона. Мсье Анри, все сделано, как вы хотели. И вчера вечером я еще кое-что отнесла в спортивный клуб.
          Хозяин. Я спрашиваю, что случилось с кирпичным заводом?
          Жорж (неохотно). Он сгорел, мсье Анри.
          Хозяин. Сгорел? Немцы сожгли?

          Жорж качает головой.
    Неосторожность? (Переводит взгляд с одного на другого.)

          Ответа нет.
    Местная власть?
          Жорж. Нет.
          Хозяин. Сброд из спортивного клуба?
          Жорж. Нет, мсье Анри.
          Хозяин. Значит, поджег кто-нибудь из вас? (Зарычав, словно ему отпиливают ногу.) Кто?

          Никто не отвечает.
    Ах так! Вы все заодно. (С холодным бешенством.) Значит, вы уже благополучно дошли до преступления! Впрочем, этого следовало ожидать после тех знаков благодарности, которые я получил от вас на прощанье. "Подите вы знаете куда с вашим фарфором". Так вы сказали, дядюшка Густав? Ладно, я принимаю вызов. Мы еще посмотрим.
          Жорж. Это же из-за немцев, мсье Анри.
          Хозяин (саркастически): Ах так? Кирпичный завод мой, а поджог был направлен против немцев. Значит, вы с вашей ненавистью и жаждой разрушения ослепли настолько, что зарезали корову, которая вам давала молоко! (Резко.) Симона!
          Симона. Да, мсье.
          Хозяин. Скажи мне сейчас же, кто это сделал?
          Симона. Я, мсье.
          Хозяин. Что? Ты посмела? (Хватает ее за руку.) Кто тебя подучил? Кто твой сообщник?
          Симона. Никто, мсье.
          Хозяин. Не ври, слышишь? Я не позволю...
          Жорж. Оставьте ее, пожалуйста, мсье Анри. Она не врет.
          Хозяин. Кто тебе велел?
          Симона. Я сделала это для моего брата, мсье.
          Хозяин. А! Андре! Он тебя подстрекал против твоего хозяина, а? "Мы из низов...". А? Я всегда подозревал, что он красный. Кто тебе помогал?
          Симона. Никто, мсье.
          Хозяин. Зачем ты это сделала?
          Симона. Из-за бензина, мсье.
          Хозяин. И для этого подожгла весь завод? Уж лучше бы ты попросту выпустила бензин.
          Симона. Я не знала, мсье.
          Жорж. Она еще ребенок, мсье Анри.
          Хозяин. Поджигатели! Все! Преступники! Выметайтесь с моего двора, дядюшка Густав! Ты уволен, Жорж. Вы хуже немцев!
          Жорж. Очень хорошо, мсье Анри. (Становится рядом с Симоной.)
          Хозяин. Кто там говорил о расследовании? В чем дело?
          Жорж. Немцы ведут расследование.
          Хозяин. Разве это случилось, когда немцы были уже здесь?
          Жорж. Да.
          Хозяин (в изнеможении садится). Этого еще не хватало! Значит, гостиница погибла! (Подпирает голову руками.)
          Дядюшка Густав. Мсье Анри, вчера вечером весь Сен-Мартен очень хорошо говорил о гостинице: "Под самым носом у немцев!"
          Хозяин. Меня предадут военному суду. Вот до чего вы меня довели. (В отчаянии.) Меня расстреляют!
          Симона (подходит к нему). Мсье, вас не расстреляют, потому что это сделала я. Вы можете пойти со мной к немецкому капитану. Я все возьму на себя.
          Морис. Об этом не может быть и речи.
          Хозяин. Почему не может быть речи? Она ребенок, ее никто не тронет.
          Морис. Вы можете сказать немцам, что это сделала она, но мы ее увезем. Иди одевайся, Симона.
          Хозяин. Тогда мы ее сообщники.
          Симона. Морис, я должна остаться. Андре этого хочет, я знаю.
          Хозяин. Все зависит от того, сделала она это до того, как пришли немцы, или после. Если до, тогда это было военное мероприятие и ей ничего не будет.
          Дядюшка Густав (вкрадчиво). Они сейчас же повесили плакат, что расстреляют на месте каждого, кто совершит враждебный акт, мсье Анри.
          Хозяин (Симоне). Ты видела плакат?
          Симона. Да, мсье.
          Хозяин. Какой он?
          Симона. На красной бумаге.
          Хозяин. Верно?

          Дядюшка Густав кивает.
    Вот об этом-то тебя и спросят немцы, Симона. Может быть, ты прочла приказ после поджога? Тогда это не диверсия, Симона, и тебе ничего не могут сделать.
          Симона. Я прочла его раньше, мсье.
          Хозяин. Ты меня не поняла. Если ты прочла его после, немцы, вероятно, просто передадут тебя мэру, потому что тогда это дело, которое касается только французов. И тогда ты выходишь сухой из воды, Симона. Понимаешь?
          Симона. Да, мсье. Но я прочла его раньше.
          Хозяин. Она не понимает. Дядюшка Густав, вы были на дворе в это время. Когда ушла Симона?
          Дядюшка Густав. Раньше, мсье Анри, конечно, раньше, чем приказ был вывешен.
          Хозяин. Вот видишь?
          Симона. Вы ошибаетесь, дядюшка Густав. Вы сами мне сказали, когда я уходила, что приказ это запрещает.
          Дядюшка Густав. Ничего подобного я тебе не говорил.
          Хозяин. Конечно, нет.
          Морис. Разве вы не видите, мсье Анри, что девочка знать не хочет ваших фокусов? Она не стыдится того, что сделала.
          Симона. Но хозяин хочет только помочь мне, Морис.
          Хозяин. Правильно. Ты доверяешь мне, Симона? Да? Так слушай внимательно. Тот, с кем мы будем сейчас говорить, это враг. Это же большая разница, понимаешь? Он будет задавать много вопросов. Но ты будешь отвечать только то, что полезно для Сен-Мартена и для французов. Это очень просто, верно?
          Симона. Да, мсье. Но я не хочу говорить неправду.
          Хозяин. Я понимаю. Ты не хочешь говорить неправду. Даже врагу. Хорошо. Я преклоняюсь. Прошу тебя только об одном: не говори ничего. Предоставь это нам. Предоставь это мне. (Почти в слезах.) Я буду стоять за тебя до конца, ты это знаешь. Мы все стоим за тебя. Мы французы.
          Симона. Да, мсье.

          Хозяин берет Симону за руку и идет с ней в отель.

          Морис. Она плохо читала свою книжку.

    IV



          Суд

    А


    ЧЕТВЕРТЫЙ СОН СИМОНЫ МАШАР


          (Ночь с 21 на 22 июня)
    Нестройная музыка. Во дворе стоят немецкий капитан в латах и Симона в обличье Орлеанской девы, окруженная солдатами в черных кольчугах с красными свастиками; один из них, в котором можно узнать денщика немецкого капитана,
          держит знамя со свастикой.

          Немецкий капитан. Теперь ты в наших руках, Жанна д'Арк. Ты будешь предана верховному суду, который решит, почему ты должна быть приговорена к смертной казни на костре.

          Все уходят, кроме Симоны и знаменосца.

          Симона. Что это за суд?
          Знаменосец. Особенный. Это духовный суд.
          Симона. Я ни в чем не буду признаваться.
          Знаменосец. Очень хорошо, но заседание, кажется, уже кончилось.
          Симона. Разве человека можно приговорить, прежде чем его допросят?
          Знаменосец. Да, разумеется.

          Из отеля выходят по одному участники заседания, идут через двор к воротам.

          Дядюшка Густав (проходя через двор, Терезе), К смертной казни! В ее-то возрасте!
          Тереза. Да, кто бы мог этого ждать еще позавчера?
          Симона (дергая ее за рукав). Что, сам Гитлер тоже там?
          Тереза ее как будто не замечает, она уходит вместе с дядюшкой Густавом. Родители Симоны идут через двор; отец в форме, мать в черном.
          Мадам Машар (всхлипывая). Еще совсем маленькой она была такая своевольная. Точь-в-точь как ее брат. Это ужасный удар для мсье Машара. И в его положении, как служителя мэрии! Какой позор!

          Оба уходят. Братья Морис и Робер идут через двор.

          Робер. Она была недурна.
          Морис. Особенно в голубом платье с рюшками.
          Симона (дергает Робера за рукав). Вы видели суд?
          Робер (небрежно, на ходу). Да, конечно.
          Симона. Я тоже его увижу?
          Робер. Само собой. Судьи еще выйдут сюда, чтобы преломить над тобой жезл.

          Оба уходят.

          Громкий голос. Прекратить шум! Очистить место! Сейчас будет произнесен приговор над Орлеанской девой, вынесенный духовным судом в лице епископов и кардиналов в Руане. Первым делом будет преломлен жезл над девой.
    Из дверей отеля выходит первый судья в пышной кардинальской мантии. Он держит перед лицом требник, так что его нельзя узнать, и пересекает двор. Останавливается перед чугунным треножником, отворачивается и закрывает требник. Потом достает из рукава палочку, торжественно преломляет ее и
          бросает куски в котел.

          Громкий голос. Его святейшество епископ Бовэйский. За освобождение города Орлеана - к смертной казни!

          Прежде чем идти дальше, судья равнодушно оглядывается через плечо - это
          полковник.

          Симона. Господин полковник! Второй судья выходит из дверей отеля и повторяет обряд.
          Громкий голос. За освобождение города Орлеана и за то, что орлеанские крысы были накормлены ворованным добром, - к смертной казни!

          Второй судья тоже показывает свое лицо - это капитан Фетен.

          Симона. Господин капитан!

          Третий судья появляется из дверей отеля и повторяет тот же обряд.

          Громкий голос. За нападение на Париж и на левый бензин - к смертной казни!

          Третий судья - это хозяин.

          Симона. Но, мсье Анри, ведь это вы меня приговариваете!

          Хозяин делает свой жест беспомощности. Четвертый судья выходит из отеля
          и повторяет обряд.

          Громкий голос. За объединение всех французов - к смертной казни!.
    Четвертый судья держит перед лицом требник с такой судорожной силой, что требник падает у него из рук. Судья поспешно нагибается, чтобы поднять
          требник, и при этом показывает свое лицо - это мэр.

          Симона. Сам господин мэр! Ах, мсье Шавэ!
          Громкий голос. Твои высокие судьи сказали свое слово, Жанна.
          Симона. Но они же все французы. (Знаменосцу.) Это ошибка!
          Знаменосец. Нет, мадемуазель, суд - французский.

          Все четверо судей остановились в воротах.

          Мэр. Ты же это знаешь из твоей книжки. Естественно, что дева была приговорена французскими судьями, как полагается: ведь она француженка.
          Симона (смущенно). Это верно. Что меня приговорят к смерти, это я знаю из книги. Но я хотела бы знать - за что? Этого я, видите ли, никогда не могла понять до конца.
          Мэр (судьям). Она требует судебного процесса.
          Капитан Фетен. Но какой же смысл имеет судебный процесс, когда приговор уже вынесен?
          Мэр. Ну что ж? По крайней мере будет разбирательство, допрос обвиняемого. Мы поспорим, взвесим...
          Полковник. И, взвесив, найдем вину слишком легковесной! (Пожав плечами.) Впрочем, пожалуйста, если вы этого требуете.
          Хозяин. Мы, правда, не подготовились к этому...

          Они наклоняют головы друг к другу и совещаются шепотом. Дядюшка Густав
          вносит стол и ставит на него тарелки и свечи. Судьи садятся за стол.

          Дядюшка Густав. Беженцы из спортивного клуба стоят снаружи. Они желают, чтобы им позволили участвовать в судебном процессе.
          Хозяин. Невозможно! Я жду маму. Она говорит, что от этих людей воняет.
          Капитан Фетен (в глубину сцены). Процесс будет происходить при закрытых дверях. В интересах государства.
          Хозяин. А где же материалы следствия? Наверно, потерялись, как все у нас!
          Мэр. Где прокурор?

          Судьи глядят друг на друга.
    Без прокурора это неофициально.
          Хозяин. Дядюшка Густав, подайте прокурора из кладовой.
          Дядюшка Густав (становится в воротах и кричит на улицу). Высший духовный суд Руана предлагает всякому, кто желает, дать свои показания против девы. Никто не желает? (Повторяет призыв, затем обращается к судьям.) Обвинителем выступит королева-мать Изабо, сторонница изменника герцога Бургундского и исконного врага.
          Мадам Супо (выходит из гостиницы в военных доспехах и с привычной любезностью хозяйки гостиницы приветствует судей, которые низко склоняются перед ней). Добрый вечер, капитан. Не вставайте. - Не беспокойтесь. (Через плечо в сторону гостиницы.) Одну Эльзас-Лотарингию для господина капитана. Хорошо прожарить. В каком виде вам приготовить крестьян, коннетабль? Теперь вы довольны обслуживанием, полковник? (Указывает на Симону.) Все было бы спасено, если бы эта Орлеанская дева не помешала переговорам. Все - и Франция и кирпичный завод. Вы слишком слабы, господа. Кто здесь решает - церковь или служанка гостиницы? (Начинает бешено вопить.) Я требую, чтобы эта особа за ересь и непослушание, а также за своеволие была немедленно казнена! Головы должны покатиться! Кровь должна течь! Эту деву надо искоренить, утопить в крови! Пусть эта кровь будет для всех примером! (В изнеможении.) Где мои капли?
          Капитан Фетен. Подайте стул королеве-матери.

          Дядюшка Густав приносит стул.

          Хозяин. Тебе не жмет панцирь, мама? Почему, собственно, ты в военных доспехах?
          Мадам Супо. Я тоже веду войну.
          Хозяин. Какую?
          Мадам Супо. Мою войну. Против мятежной девы, которая подстрекает людей в спортивном клубе.
          Капитан Фетен (резко). Тсс! (Симоне.) По какому, собственно, праву ты соблазнила французов идти на войну, Жанна?
          Симона. Ангел мне повелел, высокочтимый епископ Бовэйский.

          Судьи переглядываются.

          Хозяин. Ах так? Ангел? Какой ангел?
          Симона. Из церкви. Который слева от алтаря.
          Капитан Фетен. Никогда не видел.
          Мэр (дружески). Как выглядел ангел, Симона? Опиши его.
          Симона. Он был очень молод. У него был красивый голос, достопочтенные судьи. Он сказал, что я должна...
          Полковник (прерывая ее). Что он сказал, это неинтересно. Каким языком он говорил? Как образованный человек или нет?
          Симона. Не знаю. Как обычно говорят.
          Капитан Фетен. Ага!
          Хозяин. Как был одет этот ангел?
          Симона. Очень красиво. Его одежда была из материи, которая в Туре стоит двадцать или тридцать франков за метр.
          Капитан Фетен. Правильно ли я тебя понял, Симона, иначе называемая Жанна д'Арк? Этот ангел был не из тех великолепных ангелов, у которых одежда стоит по меньшей мере двести или триста франков за метр?
          Симона. Не знаю.
          Полковник. А в каком состоянии был его костюм? Очень поношенный?
          Симона. У этого ангела раскрошился только один кусочек на рукаве.
          Полковник. Ага. Раскрошился кусочек на рукаве. Значит, было похоже, что он носит ту же одежду и на работе? Она была порвана?
          Симона. Нет, не порвана.
          Капитан Фетен. Но все-таки раскрошился кусочек? И, может быть, рукав в этом месте был разорван на работе. Это, может быть, было незаметно, потому что в этом месте отвалилась краска. Но это же могло быть? А?

          Симона молчит.

          Полковник. Сказал ли ангел что-нибудь такое, что мог бы сказать человек из высшего сословия? Подумай как следует.
          Симона. Он говорил обыкновенные вещи.
          Мэр. Походил ли ангел на кого-нибудь из твоих знакомых?
          Симона (тихо). На моего брата Андре.
          Полковник. На рядового Андре Машара! Господа! Теперь все ясно. Должен признаться: очень интересный ангел!
          Мадам Супо. Настоящий кабацкий ангел! Архангел Гавриил из сточной канавы! По крайней мере мы теперь знаем, что кроется за этими "голосами". Они идут из кабаков, из сточных канав.
          Симона. Вы не должны бы ругать ангела, достопочтенные епископы и кардиналы.
          Хозяин. На странице сто двадцать четвертой твоей книжки ты можешь прочесть, что мы, духовный суд, - высшая власть на земле.
          Полковник. Разве ты не понимаешь, что мы, кардиналы Франции, лучше знаем, чего хочет бог, чем какой-нибудь приблудный ангел?
          Капитан Фетен. Где бог, Жанна? Внизу или наверху? А откуда взялся твой так называемый ангел? Снизу. Значит, чей он посланник? Бога или, может быть, нечистого духа?
          Мадам Супо. Дьявола! Жанна д'Арк, голоса которые ты слышала, исходили от дьявола!
          Симона (громко). Нет-нет! Не от дьявола!
          Капитан Фетен. Так позови его сюда, твоего ангела. Может быть, он защитит тебя, ты, великая Орлеанская дева! Судебный пристав, исполняй свои обязанности.
          Дядюшка Густав (кричит). Высший духовный суд города Руана предлагает безыменному ангелу, который много раз по ночам являлся Орлеанской деве, явиться и дать свои показания.
    Симона смотрит на крышу гаража. Крыша пуста. Дядюшка Густав повторяет свой призыв. Симона смотрит, потрясенная, на улыбающихся судей, затем садится на корточки и в смятении начинает бить по земле. Однако ничего не слышно, и
          крыша гаража остается пустой.

          Симона. Она здесь не звучит. Что случилось? Она не звучит! Французская земля больше не звучит! Она здесь не звучит.
          Мадам Супо (подходя к ней). Знаешь ли ты вообще, кто олицетворяет Францию?

    Б


    Утро 22 июня. На воротах - полуспущенный французский флаг с траурной каймой. Жорж, Робер и дядюшка Густав слушают Мориса, который читает газету, тоже
          обведенную траурной рамкой.

          Морис. Маршал говорит, что условия перемирия не затрагивают чести Франции.
          Дядюшка Густав. Это меня очень утешает.
          Moрис. Конечно. Маршал говорит еще, что французский народ должен теперь сплотиться вокруг него, как вокруг отца. Необходимы новая дисциплина и порядок.
          Дядюшка Густав. Это уж так и есть. Андре больше не воюет. Ему велели сложить оружие. Теперь ему нужна строгая дисциплина.
          Жорж. Хорошо, что Симоны нет.
    Из дверей гостиницы выходит только что позавтракавший немецкий капитан без головного убора и портупеи, с сигарой в зубах. Он равнодушно оглядывает присутствующих и медленно идет к воротам. Выглянув наружу, возвращается в
          гостиницу.

          Дядюшка Густав. Этому было с самого начала неприятно, что дело идет о ребенке.
          Жорж. Все-таки странно, что она убежала. Она хотела во что бы то ни стало остаться. Очевидно, что-то напугало ее. Она просто вылезла в окно прачечной.

          Из гостиницы появляется, потирая руки, хозяин.

          Хозяин. Морис, Робер! Выгружайте ящики с фарфором и серебром. (Понизив голос и озираясь по сторонам.) Кстати, я не буду расспрашивать, не помогал ли кто-нибудь из моего персонала сегодняшнему ночному побегу. Что было, то было. И я даже готов признать, что это, быть может, не самый плохой выход из положения. Особой опасности, конечно, не было. Немцы не людоеды, и ваш хозяин неплохо умеет с ними ладить. Сегодня за завтраком я сказал немецкому капитану: "Это же фарс!" До приказа, после приказа - к чему все это? Ребенок! Чего вы хотите? Может быть, даже не вполне нормальный. Психопатический случай! Танки! Надо их задержать! Все разрушить. И, разумеется, спички. Любимая забава! Политический выпад? Просто детская шалость!
          Жорж (глядя на остальных). Что это значит - детская шалость, мсье Анри?
          Хозяин. Я и маме так сказал: ребенок!
          Жорж. Этот ребенок был здесь в гостинице единственным человеком, который исполнил свой долг. Кроме нее, никто пальцем не шевельнул. И Сен-Мартен этого не забудет, мсье Анри.
          Хозяин (нахмурившись). Делайте свое дело. Сгружайте ящики. Я считаю большим счастьем, что дело уладилось. Я уверен, что немецкий капитан недолго будет заниматься розысками Симоны. А теперь - за работу. Это то, в чем нуждается сейчас наша бедная Франция. (Уходит.)
          Жорж. Облегчение по всей линии. Она сбежала!
          Морис. И, конечно, тут не было ни малейшего патриотизма или чего-нибудь в этом роде. Это было бы очень неприятно. "Немцы не людоеды". Только собрались сделать красивый жест и передать немцам бензин, который скрыли от собственной армии, и вдруг вмешивается чернь и проявляет патриотизм.

          В ворота входит мэр. Он бледен и, проходя в гостиницу, не отвечает на
          поклоны.

          Мэр (оборачиваясь). Стоят часовые в коридоре перед комнатами мадам Супо?
          Дядюшка Густав. Нет, мсье Шавэ.

          Мэр уходит.
    Наверно, он пришел потому, что немцы потребовали очистить спортивный клуб. Если только этого не потребовала сама мадам Супо.
          Робер. Новая дисциплина и порядок!
          Дядюшка Густав. А что касается Симоны, Морис, то они хотят представить это дело как обычный поджог, потому что иначе страховое общество не заплатит премию. О таких вещах они никогда не забывают.

          Под конвоем двух немецких солдат, держащих винтовки с примкнутыми штыками,
          в ворота входит Симона.

          Жорж. Симона! Что случилось?
          Симона (останавливается, очень бледная). Я была в спортивном клубе.
          Робер. Ты не бойся. Немцы тебе ничего не сделают.
          Симона. Вчера вечером на допросе они сказали, что я должна быть передана французским властям.
          Жорж. Почему же ты тогда убежала?

          Симона не отвечает: солдаты вталкивают ее в дверь гостиницы.

          Морис. Для немцев это дело, значит, еще вовсе не кончено. Мсье Анри ошибается.

          В ворота входят мадам и мсье Машар. Он в форме служителя мэрии.

          Мадам Машар. Ее уже привели? Это ужасно. Мсье Машар вне себя. Не только потому, что как раз сейчас истекает срок аренды. Нет, мсье Машара убивает позор. Я всегда знала, что этим кончится. Это вечное чтение книг свело ее с ума. А сегодня утром в семь часов раздается стук, и во двор являются немцы. "Господа, - сказала я, - если моя дочь не найдется, значит, она наложила на себя руки. Поджог или не поджог, но она ни за что не бросила бы гостиницу. Хотя бы ради своего брата".
          Хозяин (выходя из отеля). Как это все трудно, мадам Машар. Она мне стоила сто тысяч франков. Я уже не считаю, чего это стоило моим нервам!
    Из гостиницы выходит мадам Супо. Она крепко держит за локоть упирающуюся Симону и ведет ее через двор к складу. За ними идут мэр и капитан Фетен. Все
          четверо скрываются в складе. Стоящие во дворе смотрят на них с изумлением.

          Мэр (в дверях склада). Машар, идите в спортивный клуб и позаботьтесь о том, чтобы эвакуация проходила спокойно. Объясните им, что немцам понадобилось помещение. (Уходит в склад.)
          Мадам Машар. Да, мсье мэр.
          Супруги Машар с достоинством удаляются.
          Робер. Что они там делают с ней на складе? Что с ней будет, мсье Анри?
          Хозяин. Не задавайте столько вопросов. На нас лежит колоссальная ответственность. Один ложный шаг, и отель - фью!
          Мадам Супо (возвращается с Симоной из склада, за ними - мэр и капитан Фетен). Господин мэр, я думаю, теперь я доказала вам с полной очевидностью, что она оставила незапертыми погреба с припасами, где находились также и вина высоких марок на сумму пятьдесят тысяч франков. Сколько ящиков там исчезло еще из-за этого, я даже не могу себе представить. Чтобы обмануть меня, она в вашем присутствии отдала мне ключ. (Поворачивается к Симоне.) Симона, я слышала, ты сама таскала в спортивный клуб полные корзины припасов. Что ты за это выручила? Где деньги?
          Симона. Я ничего за это не брала, мадам.
          Мадам Супо. Не лги. Это еще не все. Когда уезжал мсье Анри, -ему угрожала чернь, потому что прошел слух, что грузовики отправляются. Это ты распространила слух?
          Симона. Я сказала об этом господину мэру, мадам.
          Мадам Супо. А кто еще был в комнате мэра, когда ты рассказывала? Беженцы?
          Симона. Кажется, да.
          Мадам Супо. Ах так! "Кажется"! А когда толпа появилась здесь, что ты им посоветовала относительно запасов гостиницы, в которой ты служила?

          Симона молчит, не понимая.
    Советовала ты им, чтобы они брали все, что хотят, или нет?
          Симона. Я уже не помню, мадам.
          Мадам Супо. Так.
          Мэр. Чего вы, собственно, добиваетесь, мадам?
          Мадам Супо. Кто первый получил продукты, Симона? Правильно, твои родители. Они порядочно нахватали.
          Робер. Это уж черт знает что! (Мадам Супо.) Вы сами совали Машарам банки с консервами.
          Жорж (одновременно). Вы сами отдали припасы в распоряжение господина мэра.
          Мэр. Это верно, мадам.
          Мадам Супо (невозмутимо, Симоне). Ты вела себя дерзко, нелояльно и своевольно. Поэтому я тебя уволила. Ты ушла, когда я тебе велела?
          Симона. Нет, мадам.
          Мадам Супо. Вместо этого ты болталась здесь, а затем в отместку за свое увольнение подожгла кирпичный завод, да?
          Симона (взволнованно). Но я же сделала это против немцев!
          Робер. Это знает весь Сен-Мартен.
          Мадам Супо. Ах так? Против немцев? Кто же тебе сказал, что немцы узнают об этом бензине?
          Симона. Я слышала, как господин капитан сказал об этом господину мэру.
          Мадам Супо. Ага, ты слышала, что мы хотим сообщить о бензине?
          Симона. Господин капитан хотел.
          Мадам Супо. Значит, ты сожгла бензин только для того, чтобы мы не могли его передать? Вот это я и хотела установить.
          Симона (в отчаянии). Я сделала это против врага! Три танка стояли на площади перед мэрией.
          Мадам Супо. И это были враги? Или, может быть, твоим врагом был кто-нибудь другой?

          В воротах появляются две монахини в сопровождении полицейского.

          Мэр. Что тебе здесь надо, Жюль?
          Полицейский. Это сестры-надзирательницы из смирительного дома святой Урсулы.
          Капитан Фетен. Я от вашего имени телефонировал в святую Урсулу, Шавэ. (Монахиням.) Медам, вот она, Симона Машар.
          Мэр. Что вы себе позволяете?
          Капитан Фетен. Но ведь не собираетесь же вы, мсье Шавэ, оставить эту Машар на свободе? (Резко.) Наши гости вправе ожидать по меньшей мере, что СенМартен будет очищен от опасных для общества элементов. Боюсь, что вы недостаточно внимательно изучили речь нашего высокочтимого маршала. Франции предстоит пережить время величайших опасностей. Наш долг - уничтожить малейшие зародыши сопротивления, которые так заразительны. Достаточно одного такого пожара в Сен-Мартене, Шавэ.
          Морис. Ах так? Значит, всю грязную работу для немцев должны делать мы? И мы это делаем с радостью, а?
          Мадам Супо (холодно). Разумеется, для заключения Симоны Машар я выхлопочу санкцию прокурорского надзора в Туре. Симона подожгла кирпичный завод, собственность гостиницы, и сделала это из низких личных побуждений.
          Жорж. Симона - и личные побуждения!
          Мэр (потрясенный). Вы хотите погубить ребенка?
          Робер (угрожающим тоном). Кто же здесь занимается местью?
          Хозяин. Не начинайте все сначала, Робер. Она несовершеннолетняя. Она поступает на попечение сестер. Вот и все.
          Морис (вне себя). В застенок святой Урсулы!
          Симона (вскрикивает). Нет!
          Мэр. Симону - в приют святой Урсулы для умалишенных! В это заведение нравственных пыток! В этот ад! Знаете ли вы, что вы обрекаете ее рассудок на верную гибель?
          Морис (указывая на зверскую физиономию одной из монахинь). Вы только полюбуйтесь на этих дам!

          Лица монахинь остаются невозмутимыми и неподвижными, как маски.

          Жорж. Лучше бы вы дали немцам казнить ее!
          Cимона (умоляюще). Это ведь там у людей распухает голова и слюна бежит изо рта, господин мэр! Там привязывают к койкам!
          Мэр (с силой). Мадам Супо! На суде в Туре я выступлю как свидетель и расскажу, каковы были истинные побуждения этого ребенка. Будь спокойна, Симона, все знают, что ты действовала из патриотических побуждений!
          Мадам Супо (взрываясь). А! Маленькая поджигательница в качестве национальной героини - это ваш план? Франция спасена! Франция горит! Вот немецкие танки! И вот Симона Машар, дочь поденщика!
          Капитан Фетен. Ваше прошлое, мсье Шавэ, не таково, чтобы судьи новой Франции придавали большое значение вашим свидетельским показаниям. Да и дорога в Тур не слишком надежна для людей вашего пошиба.
          Морис (горько). Все ясно: они хотят снять с города Сен-Мартен обвинение в том, что здесь есть французы!
          Мадам Супо. Французы? (Хватает Симону за плечи и трясет ее.) Уж не хочешь ли ты поучить нас, как быть патриотами? Род Супо владеет этой гостиницей уже двести лет! (Всем.) Хотите видеть патриота? (Указывает на капитана Фетена.) Вот он! Мы вполне способны сказать вам, когда необходима война и когда лучше мир! Вы хотите сделать что-нибудь для Франции? Отлично! Мы - Франция, понятно?
          Капитан Фетен. Вы слишком волнуетесь, Мари. Велите же наконец увезти эту Машар, господин мэр.
          Мэр. Я? Мне кажется, вы взяли власть в свои руки.
          Симона (в страхе). Не уходите, господин мэр!
          Мэр (беспомощно). Выше голову, Симона! (Сломленный, бредет, спотыкаясь, к воротам.)
          Мадам Супо (нарушая наступившую тишину). Прекратите этот скандал, Оноре.
          Капитан Фетен (полицейскому). Я беру ответственность на себя.

          Полицейский хватает Симону.

          Симона (тихо, в ужасе). Только не в святую Урсулу!
          Робер. Какое свинство! (Хочет броситься на полицейского.)
          Морис (удерживает его). Не делай глупостей, Робер. Мы уже не можем помочь ей. У них полиция, у них немцы. Бедная Симона! Слишком много врагов.
          Мадам Супо. Симона, забирай свои вещи.
    Симона озирается. Ее друзья молчат и смотрят в землю. Она, совсем разбитая,
          идет в склад.
    (Обращаясь наполовину к персоналу, спокойно, веско.) Этот ребенок не умеет подчиняться и неспособен признавать никакую власть. И наша прискорбная обязанность - воспитать ее в духе дисциплины и порядка.

          Симона возвращается с крошечным чемоданчиком, с фартуком через руку;
          отдает фартук мадам Супо.
    А ну, открой чемодан, чтобы мы видели, что ты берешь с собой!
          Хозяин. Нужно ли это, мама?

          Одна из монахинь уже открыла чемоданчик. Вынимает книгу Симоны.

          Симона. Только не книгу!

          Монахиня отдает книгу мадам Супо.

          Мадам Супо. Она принадлежит гостинице.
          Хозяин. Но я же ей подарил эту книгу!
          Мадам Супо. Она ей не принесла пользы. (Симоне.) Симона, простись с персоналом.
          Симона. Прощайте, мсье Жорж.
          Жорж. Хватит ли у тебя мужества, Симона?
          Симона. Конечно, мсье Жорж.
          Морис. Смотри береги здоровье!
          Симона. Да, Морис.
          Жорж. Я не забуду твою двоюродную сестру.
    Симона улыбается, взглядывает на крышу гаража. Свет меркнет, вступает музыка, предвещающая появление ангела. Симона глядит на крышу, видит ангела.

          Ангел.

          Дочь Франции! Не бойся ничего!
          Ничто не сломит духа твоего!
          Твой враг не вечен! Смерть его близка!
          Отсохнет бьющая тебя рука.
          Пусть будешь ты одна средь темноты,
          Но Франция повсюду там, где ты,
          И знай - настанут скоро времена:
          Воскреснет Франция, величия полна!
    Ангел исчезает, вспыхивает полный свет. Монахини хватают Симону за руки и ведут. Она целует Мориса и Робера. Ее уводят. Все молча смотрят. В воротах
          она начинает отчаянно вырываться.

          Симона. Нет, нет, я не пойду! Помогите же мне! Только не туда! Андре! Андре!

          Ее тащат за ворота.

          Мадам Супо. Дай мне мои капли, Анри.
          Хозяин (мрачно). Морис, Робер, дядюшка Густав, за работу! Не забывайте, что сейчас мирное время.
    Хозяин и капитан Фетен ведут мадам Супо в отель. Морис и Ребер выходят за ворота. Дядюшка Густав выкатывает на двор шину для починки. Жорж осматривает свою больную руку. Небо внезапно начинает краснеть. Дядюшка
          Густав указывает на зарево Жоржу. Из отеля выбегает хозяин.

          Хозяин. Морис! Робер! Сейчас же узнайте, что там горит! (Скрывается.)
          Дядюшка Густав. Это, должно быть, спортивный клуб. Беженцы! Кажется, они кое-чему научились.
          Жорж. Машина наверняка еще не доехала до святой Урсулы. Значит, Симона увидит огонь!

         

    КОММЕНТАРИИ


         
          Переводы пьес сделаны по изданию: Bertolt Brecht, Stucke, Bande I-XII, Berlin, Auibau-Verlag, 1955-1959.
          Статьи и стихи о театре даются в основном по изданию: Bertolt Brecht. Schriften zum Theater, Berlin u. Frankfurt a/M, Suhrkamp Verlag, 1957.
         

    СНЫ СИМОНЫ МАШАР


          (Die gesichte der Simone Machard)
         
          Образ Жанны д'Арк, национальной героини Франции, казненной инквизиторами в 1431 г., занимал Б. Брехта на протяжении многих лет. Первая пьеса, создавшая образ "современной Жанны", написана драматургом в '1989-1932 гг. ("Святая Иоанна скотобоен"), двадцать лет спустя Брехт переработал для своего театра радиопьесу Анны Зегерс "Процесс Жанны д'Арк в Руане" (1952). Между этими двумя произведениями была создана пьеса "Сны Симоны Машар", написанная в США в сотрудничестве с Лионом Фейхтвангером. Совместная работа обоих писателей началась в октябре 1942 г. и была окончена в феврале 1943 г. Однако первоначальный замысел относится ж 1940 г., когда Брехт, еще находясь в Финляндии, записал в своем дневнике 7 июня следующий план пьесы: "Юная француженка в Орлеане, которая в отсутствие брата обслуживает бензоколонку, днем и ночью воображает себя Жанной д'Арк. Потому что немцы наступают на Орлеан. Жанна слышит голоса - это голоса народа, это говорят кузнец и крестьянин. Она слушается голосов и спасает Францию от внешнего врага, но гибнет, побежденная врагом внутренним. Суд, выносящий ей приговор, состоит из одних только духовных лиц, настроенных в пользу Англии". Этот план претерпел значительные изменения, но главное зерно его осталось: позднее, уже в Калифорнии, Брехт сформулировал его в другой дневниковой записи так: "Наши социальные обстоятельства таковы, что в войнах между двумя странами не только угнетенные, но и угнетающие слои обеих стран объединены общими интересами. Собственник и разбойник стоят плечом к плечу против тех, кто не признает собственности, - против патриотов".
          Первый набросок пьесы был готов в декабре 1941 г. Прочитав книгу Л. Фейхтвангера "Несчастная Франция" (1942), Брехт предложил ее автору совместно переработать пьесу, название которой несколько раз менялось: "Голоса", "Святая Иоанна из Витри", "Видения Симоны Машар" и, наконец, "Сны Симоны Машар". В статье "К творческой истории "Симоны" ("Zur Entstehungsgeschichte des Stuckes "Simone") Л. Фейхтвангер писал: "В моей книге ("Несчастная Франция") я пережил и описал реакцию французского народа на катастрофу, его ненависть к захватчикам, глубокую патриотическую взволнованность всей страны и жестокое разочарование, когда красноречивое воодушевление некоторых ее руководителей так быстро превратилось в деловитое сотрудничество с завоевателями... Книга очень взволновала Брехта, и мы оба, когда набрасывали план "Симоны", согласились на том, что центром ее следует сделать осознание Жанной д'Арк того факта, что ее осудили не англичане, а французы. К этому же убеждению, - именно, что люди, погубившие ее, не внешние враги, а богатые французы ("богач богача видит издалека"), должна была прийти и Симона". Проблема солидарности господствующих классов воюющих стран занимала Брехта и, видимо, стала для него особенно ясной, когда он увидел предательство французской буржуазии, которая предпочла собственному народу нацистских завоевателей. Та же тема развита Брехтом позднее в пьесе "Дни Коммуны".
          Совместная работа шла весьма плодотворно. Фейхтвангер писал: "Мы трудились усердно и охотно приноравливались друг к другу... Творческая встреча с Брехтом принадлежит к числу самых счастливых эпизодов моей жизни, которая не так уж бедна счастливыми событиями... Было радостно наблюдать, как Брехт, исходя из действия, искал нужное слово, как он не успокаивался, пока не находил его, как он по-детски шумно радовался, когда оно было найдено и звучало". Впрочем, некоторые расхождения между соавторами оставались и даже углублялись. Так, по мере создания пьесы Брехту виделась все более юная героиня, а Фейхтвангеру - все более взрослая. Кроме того, Фейхтвангер стремился к большему внешнему правдоподобию ситуаций, к полной психологической мотивированности переходов из области реальности в область сновидения (что он и осуществил позднее в своем романе "Симона", написанном в 1944 г. на тот же сюжет), тогда как Брехт усиливал стихию фантастики, не считая, что она противоречит реалистическому методу постижения сущности явлений.
          Пьеса "Сны Симоны Машар" была издана в 1956 г. На русский язык переведена С. Болотиным и Т. Сикорской и была издана в издательстве "Искусство" в 1957 г.
          Пьеса впервые поставлена 8 марта 1957 г. в городском театре Франкфурта-на-Майне режиссером Гарри Буквицей; художник Тео Огто, декорации которого критика признала одним из высших достижений современного оформительского искусства ("Suddeutsche Zeitung" от 12 марта); композитор Ганс Эйслер. Роль Симоны исполняла Доротея Иехт, Шавэ - Гейнц Трокебемкер. В следующем сезоне (8 марта 1958 г.) пьеса была с успехом поставлена Хорстом Дреслер-Андрессом в земельном театре г. Эйзенаха; художник Ганс Воде; роль Симоны исполняла Кристель Краях, госпожи Супо - Эмми Рейнгардт, Шавэ - Р. Рици, капитана Фетена - К. Нидворок, немца-капитана - В. Пате. Кроме того, "Сны Симоны Машар" ставили в ГДР театр им. Ганса Отто в Потсдаме (1958), театр Дружбы в Берлине (1957/58), городской театр Дрездена (1961/62), театр "Эльба-Эльстер" в г. Виттенберге (1961/62).
          "Сны Симоны Машар" ставятся во многих странах: во Франции (Париж, "Театр де Франс", 1961, режиссер - Жак Моклер, в роли Симоны - Жаклин Бресси; Париж, "Комеди Франсэз", 1962, режиссер - Жан Луи), в Англии (Лондон, "Юнайтид тиэтр", 1961, режиссер - Гейнц Бернард, в роли Симоны - Анна Кансдан), в США (Нью-Йорк и Голливуд, il961, режиссер - Гарольд Стон, в роли Симоны - Дженни Гехт), в Италии (Флоренция, "Пикколо театро стабиле", 1963) и др.
          В 1959 г. пьеса была поставлена в Московском театре им. Ермоловой. Режиссер А. Эфрос. Роль Симоны исполняла Е. Королева, Шавэ - В. Якут.
         
          Стр. 93. Карл VII - французский король (1422-1461).
          Стр. 95. 14 июня 1940 г. - день падения Парижа. Три дня спустя, 17 июня, маршал Петен сказал по радио: "Надо прекратить борьбу", - и на другой день был назначен главой правительства. 22 июня, когда разыгрывается последняя сцена пьесы Брехта, Петен объявил по радио о позорных условиях перемирия с гитлеровской Германией, на которые Франция вынуждена согласиться.
          Стр. 96. Линия Мажино - оборонительная полоса на границе с Германией и Люксембургом, созданная в 1934-1939 гг., общей длиной в 750 км. В июне 1940 г. немецкие войска обошли ее со стороны Бельгии.
          Стр. 97. Такие толпы беженцев - это гибель... - Эта реплика воспроизводит один из диалогов в гл. VI "Разговоров беженцев" (см. стр. 37-38).
          Стр. 101. Премьер-министр - Поль Рейно.
          Стр. 102. ...наш отель отметили двумя звездочками! - то есть причислили к отелям второго разряда.
          Стр. 104. Звонил капитан Фетен. - Брехт назвал этот персонаж (в снах - предатель герцог Бургундский) именем, близким по звучанию к имени Петена.
          Стр. 135. Десять тысяч сребреников. - За такую сумму (40 тысяч франков) Жанна д'Арк была продана англичанам герцогом Бургундским, взявшим ее в плен.
          Стр. 143. Но они же все французы. - Духовный суд (72 судьи), приговоривший Жанну д'Арк " сожжению, состоял из одних французов.
         
          Е. Эткинд