Сэмуэл Беккет
Экспромт в стиле Огайо


   Пьеса в одном действии
   С. - слушающий.
   Ч. - читающий.
   Чрезвычайно похожи друг на друга.
   В центре  сцены  - освещенный стол.  Все остальное погружено во тьму.
Стол простой, деревянный, приблизительно два метра на метр.
   С сидит к длинной стороне стола лицом,  справа (если смотреть из зри-
тельного зала).  Склонив голову, подпирает ее правой рукой. Лица не вид-
но.  Левая рука лежит на столе. Длинное черное пальто. Длинные белые во-
лосы.
   Ч сидит  за  столом у короткого края стола,  виден зрителю в профиль,
повернут вправо.  Склонив голову,  подпирает ее правой рукой. Левая рука
лежит на столе.  Перед ним на столе книга, открытая на последней страни-
це. Длинное черное пальто. Длинные белые волосы.
   На середине стола лежит черная широкополая шляпа.
   Медленно зажигается свет.
   Проходит десять секунд.
   Ч переворачивает страницу.
   Пауза.
   Ч. (читает). Мало что осталось рассказывать. В последний раз...
   С. стучит левой рукой по столу.
   Мало что осталось рассказывать.
   Пауза. Стук.
   В последний раз, пытаясь облегчить свои страдания, он переехал из то-
го места, где они так долго жили вдвоем, в единственную комнатку на дру-
гом берегу. Из единственного окна он видел оконечность Лебединого остро-
ва.
   Пауза.
   Непривычная обстановка,  надеялся он,  принесет облегченье страданий.
Непривычная комната. Непривычный вид. Выходить, видеть то, на что никог-
да не смотрели вдвоем.  Возвращаться к тому, что никогда для них не было
общим.  Все это, отчасти, надеялся он, отчасти принесет облегченье стра-
даний.
   Пауза.
   День за днем люди видели, как он медленно мерил шагами остров. Час за
часом.  В длинном черном пальто,  независимо от погоды,  в старой шляпе,
какие некогда носили художники. Доходил до края, останавливался, смотрел
на бегущие волны.  В бойких вихрях сливались две реки  и  вместе  бежали
дальше. И, повернувшись, он медленно брел от берега прочь.
   Пауза.
   В снах...
   Стук.
   И, повернувшись, он медленно брел от берега прочь.
   Пауза. Стук.
   В снах  ему было предостереженье против такой перемены.  В снах явля-
лось любимое лицо,  был неслышный голос: "Останься там, где мы так долго
были одни, вдвоем, моя тень утешит тебя".
   Пауза.
   Но разве нельзя было...
   Стук.
   Являлось любимое лицо, был неслышный голос: "Останься там, где мы так
долго были одни, вдвоем, моя тень утешит тебя".
   Пауза. Стук.
   Но разве нельзя было вернуться?  Признать свою ошибку и вернуться ту-
да,  где они были когда-то так долго одни,  вдвоем? Одни, вдвоем и едины
во всем. Нет. То, что он сделал один, он не мог переделать. Один.
   Пауза.
   И в этой крайности к нему снова воротился давний  страх  ночи.  Такой
давний,  что он про него уж и думать забыл. (Пауза. Вглядывается в стра-
ницу.) Да,  такой давний,  что он про него уж и думать забыл.  Но теперь
еще вдвое страшней стали роковые симптомы, подробно описанные на страни-
це сороковой в четвертом абзаце. (Листает страницы обратно. . останавли-
вает его левой рукой.  Ч возвращается к оставленной странице.) Бессонные
ночи стали отныне его уделом. Как в пору юности сердца. Не спать, боять-
ся уснуть, пока (переворачивает страницу) не займется заря.
   Пауза.
   Мало что осталось рассказывать. Однажды ночью...
   Стук.
   Мало что осталось рассказывать.
   Пауза. Стук.
   Однажды ночью, когда он сидел, сжав голову руками, и весь трясся, - к
нему явился некто и сказал:  "Я послан,  - он назвал любимое имя, - тебя
утешить".  Потом он вынул из кармана длинного черного пальто потрепанный
томик и читал до зари. А потом, не сказав ни единого слова, исчез.
   Пауза.
   Через какое-то время он снова явился, в тот же час, с тем же томиком,
и тут уж без всяких преамбул читал всю долгую ночь напролет. А потом, не
сказав ни единого слова, исчез.
   Пауза.
   Так время от времени он являлся нежданно и читал  печальную  повесть,
убивая долгую ночь. А потом исчезал, не сказав ни единого слова.
   Пауза.
   Ни единым словом не перемолвясь, они двое стали - одно.
   Пауза.
   И вот однажды ночью книга была закрыта, в окно входила заря, но он не
исчез, он остался и молча сидел за столом.
   Пауза.
   Наконец он сказал:  "Мне велено,  - он назвал любимое имя,  - чтоб  я
больше  не  приходил.  Я  видел  любимое лицо,  мне был неслышный голос:
"Больше к нему не нужно ходить, даже если это окажется в твоей власти".
   Пауза.
   И вот когда грустная...
   Стук.
   Видел любимое лицо,  мне был неслышный голос: "Больше к нему не нужно
ходить, даже если это окажется в твоей власти".
   Пауза. Стук.
   И вот  когда грустная история была поведана в последний раз,  они оба
остались сидеть,  словно каменные.  В единственное окно не вливала света
заря.  Ни  звука пробужденья снаружи.  Или,  погрузясь кто знает в какие
мысли,  они ничего не замечали? Ни света дня. Ни шума пробужденья. В ка-
кие мысли,  кто знает.  Мысли.  Нет, не мысли. Провалы памяти. Погрузясь
кто знает в какие провалы памяти.  В беспамятство.  Куда никакой не дос-
тигнет свет. И звук. Остались сидеть, словно каменные. Когда грустная...
история была поведана в последний раз.
   Пауза.
   Нечего больше рассказывать.
   Пауза. Ч хочет закрыть книгу. Стук. Книга остается открытой.
   Нечего больше рассказывать.
   Пауза. Ч закрывает книгу.
   Стук.
   Молчание. Проходит пять секунд.
   Каждый кладет правую руку на стол,  оба поднимают  головы  и  смотрят
друг на друга. Пристально, без выражения.
   Проходит десять секунд.
   Медленно гаснет свет.