Жан Ануй Эвридика ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: ОРФЕИ бродячие музыканты. ОТЕЦ ЭВРИДИКА МАТЬ актеры ВЕНСАН МАТИАС ДЮЛАК - импресарио. АДМИНИСТРАТОР. ДВЕ ДЕВУШКИ ИЗ ТРУППЫ Г-н АНРИ. КОРИДОРНЫИ В ГОСТИНИЦЕ. ШОФЕР АВТОБУСА. СЕКРЕТАРЬ КОМИССАРИАТА ПОЛИЦИИ. ОФИЦИАНТ В БУФЕТЕ. ПРЕКРАСНАЯ КАССИРША. Действие первое Буфет провинциального вокзала. Претензия на роскошь, все обветшалое, грязное. Мраморные столики, зеркала, диванчики, обитые потертым красным плюшем. За кассой на чересчур высоком табурете, подобно будде в алтаре, восседает кассирша с пышным пучком и огромным бюстом. Пожилые официанты, лысые и чинные; блестящие металлические шары-урны, где валяются вонючие тряпки. Перед поднятием занавеса слышны звуки скрипки. Это Орфей тихонько играет в уголке; рядом, перед двумя пустыми стаканами, отец, погруженный в какие-то грошевые расчеты. В глубине сцены с отсутствующим видом сидит единственный посетитель - молодой человек в плаще, в надвинутой на глаза шляпе. С минуту еще звучит музыка, потом отец поднимает голову и смотрит на Орфея. Отец. Сынок! Орфей (не прекращая игры). Да, папа? Отец. Надеюсь, сынок, ты не заставишь старика отца собирать деньги в вокзальном буфете? Орфей. Я играю для себя. Отец. В буфете, где всего один посетитель, да и тот притворяется, что не слушает. Трюк известный. Сначала притворяются, что не слушают, потом, когда протягиваешь тарелку, притворяются, что не видят, ну а я притворяюсь, что не вижу, что они притворяются. Пауза. Орфей играет на скрипке. Неужели тебе и вправду доставляет удовольствие пиликать на скрипке? Просто удивляюсь, ты - музыкант, а все еще любишь музыку? Я вот побренчу в пивной для болванов, которые режутся в карты, и одно у меня желание... Орфей (не переставая играть). Отправиться в другую пивную самому резаться в карты. Отец (удивленно). Пожалуй, что и так. Откуда ты знаешь? Орфей. Представь себе, вот уже двадцать лет, как я догадываюсь об этом. Отец. Двадцать лет! Ну, ты преувеличиваешь. Двадцать лет назад у меня еще был талант. Как летит время... Двадцать лет назад я играл в симфоническом оркестре, чудесная была пора. Кто бы мог подумать, что твой отец будет таскаться с арфой по террасам кафе, кто бы мог подумать, что я докачусь до такого - буду обходить публику с тарелочкой! Орфей. Мама твердила это всякий раз, как тебя прогоняли с места... Отец. Твоя мать никогда меня не любила. Да и ты тоже. Тебе бы только меня унизить. Но не воображай, пожалуйста, что я вечно буду все сносить. Ты знаешь, что меня пригласили арфистом в казино в Палавас-ле-Фло? Орфей. Да, папа. Отец. И я отказался, потому что там не нашлось места скрипача для тебя? Орфей. Да, папа. Вернее, нет, папа. Отец. Нет, папа? Почему это - нет, папа? Орфей. Ты отказался потому, что плохо играешь на арфе и знаешь, что тебя выгнали бы на другой же день. Отец (обиженно отворачивается). Я и отвечать-то тебе не желаю. Орфей снова берется за скрипку. Ты опять за свое? Орфей. Да. Тебе мешает? Отец. Я сбиваюсь со счета. Восемью семь? Орфей. Пятьдесят шесть. Отец. Ты уверен? Орфей. Да. Отец. Как странно, а я-то надеялся, что шестьдесят три. Ведь только что у нас было восемью девять - семьдесят два... Знаешь, сынок, денег осталось совсем мало... Орфей. Знаю. Отец. Это все, что ты можешь сказать? Орфей. Да, папа. Отец. А ты подумал о моих сединах? Орфей. Нет, папа. Отец. Ну что ж. Я привык. (Снова погружается в подсчеты.) Восемью семь? Орфей. Пятьдесят шесть. Отец (с горечью). Пятьдесят шесть... Заладил свое. (Перестаен, огромные лиловые ирисы и бледно-зеленые лютики, украшавшие стены... О, это было восхитительно. Тогда входила в моду английская вышивка... И на мне было белое вышитое платье... Венсан. А у меня в петлице была желтая гвоздика, и из кармана выглядывал кончик платка в зеленую с коричневым клетку... Мать. Во время танца ты так прижимал меня к себе, что платье отпечаталось у меня на теле красным узором. Старый болван заметил, устроил мне сцену, а я залепила ему пощечину и очутилась на улице без гроша. Но ты нанял экипаж с розовыми помпончиками, и мы до вечера катались вдвоем вдоль берега моря... Венсан. О эта волнующая неопределенность первого дня! Тянешься один к другому, чувствуешь, догадываешься о чем-то и хотя совсем еще не знаешь друг друга, однако понимаешь уже, что это на всю жизнь... Мать (вдруг совсем иным тоном). А почему мы через две недели расстались? Венсан. Не знаю. Не помню уже. В глубине сцены - Орфей, он перестает играть. Перед ним стоит Эвридика. Они смотрят друг на друга. Эвридика. Это вы недавно играли? Орфей. Да, я. Эвридика. Как хорошо вы играете! Орфей. Правда? Эвридика. Как называется то, что вы играли? Орфей. Не знаю. Я импровизирую... Эвридика (невольно). Жаль... Орфей (улыбаясь). Почему? Эвридика. Сама не знаю. Мне хотелось бы, чтобы это как то называлось. По перрону проходит молодая девушка, замечает Эвридику, окликает ее. Молодая девушка. Эвридика! Вот ты где... Эвридика (не отрывая взгляда от Орфея). Да. Молодая девушка. Я только что встретила Матиаса. Он ищет тебя, милочка... (Проходит.) Эвридика. Да. (Смотрит на Орфея). У вас светло-голубые глаза. Орфей. Да. А вот цвет ваших глаз определить невозможно. Эвридика Говорят, он зависит от того, о чем я думаю. Орфей. Сейчас они темно-зеленые, как вода на дне у прибрежных камней. Эвридика. Говорят, так бывает, когда я очень счастлива. Орфей. Кто говорит? Эвридика. Люди. Молодая девушка (снова проходит мимо и кричит с перрона). Эвридика! Эвридика (не оборачиваясь). Да. Молодая девушка. Не забудь про Матиаса! Эвридика. Да. (Вдруг.) Как по-вашему, я буду из-за вас очень несчастной? Орфей (ласково улыбаясь). По-моему, нет. Эвридика. Я не боюсь быть такой несчастной, как сейчас. Нет. От этого больно, но, пожалуй, даже хорошо. Я боюсь быть несчастной и одинокой, когда вы меня бросите. Орфей. Я никогдвсе так просто и ясно. Я словно в первый раз увидел эти люстры, растения в кадках, металлические урны стулья... Вот стул. Как он очарователен! Он словно насекомое ловит шорох наших шагов и готов ускакать от нас на своих четырех тонких лапках. Осторожно! Не будем подходить или подойдем быстро-быстро... (Прыгает, увлекая за собой Эвридику.) Поймали! До чего же это удобно - стул. Можно сесть... (С шутливой церемонностью усаживает Эвридику, потом печально смотрит на нее.) Одного я не могу понять - зачем изобрели второй стул? Эвридика (притянув его к себе, уступает ему краешек стула). Его изобрели для людей, которые не знакомы друг с другом... Орфей (обнимает ее, восклицая). Но ведь я с вами знаком! Еще совсем недавно я играл на скрипке, и вы прошли по перрону, и я не был с вами знаком... Теперь все переменилось, я с вами знаком! Свершилось чудо. Все вокруг нас вдруг стало чудом. Взгляните... Как прекрасна эта кассирша со своим огромным бюстом, который так мило лежит на мраморном прилавке. А официант! Взгляните на официанта. Длинные худые ноги в ботинках на пуговицах, почтенная лысина и благородный вид, ужасно благородный... Этот вечер - поистине вечер чудес; нам предстояло встретить друг друга и вдобавок встретить самого благородного официанта Франции. Официанта, который мог бы стать префектом, полковником, пайщиком ╚Комеди Франсэз╩. Послушайте, официант... Официант (подходит). Мсье? Орфей. Вы очаровательны. Официант. Но, мсье... Орфей. Да-да. Не возражайте. Поверьте, я говорю вполне искренне, не в моих привычках делать комплименты. Вы очаровательны. И мы всегда, всегда будем вспоминать о вас и о кассирше, мадемуазель и я. Передайте ей это, хорошо? Официант. Да, мсье. Орфей. Ах, какая радость жить на свете! Я и не знал, что так упоительно - дышать, чувствовать, как кровь струится в твоих жилах, как играют мускулы. Эвридика. Я не очень тяжелая? Орфей. О нет! У вас именно тот вес, который необходим, чтобы удержать меня на земле. Я был слишком легковесен, я плавал в воздухе, натыкался на мебель, на людей. Руки мои тянулись куда-то вдаль, предметы выскальзывали из пальцев... Как это смешно и как легкомысленно вычисляли ученые силу тяготения! Я только теперь заметил, что мне не хватало как раз вашего веса