Театральное образование

Радио "Свобода"

Театральное образование

Авторы и ведущие программы Владимир Губайловский и Александр Костинский

Александр Костинский: Сегодня мы будем говорить о театральном образовании, о том, как готовят актеров и режиссеров в Российской Академии Театрального Искусства - РАТИ. Правда, более известен этот вуз под своим прежним названием - ГИТИС. Чему можно научиться в театральном вузе? Как происходит отбор студентов? И легко ли актеру найти работу? В студии Радио Свобода: ректор РАТИ-ГИТИС Марина Юльевна Хмельницкая; профессор, заведующий кафедрой режиссуры РАТИ-ГИТИС Сергей Васильевич Женовач. На сайте студентов ГИТИСа очень мне понравилось такое обращение: "Дорогие абитуриенты! Мы, студенты ГИТИСа, как более опытные товарищи, хотим дать вам несколько советов. Первый и самый главный: если у вас есть такая возможность, не поступайте в ГИТИС. Вы и представить себе не можете, какое бремя вы взваливаете на свои плечи. Независимо от выбранного факультета, вы будете учиться 24 часа в сутки, вы перечитаете тонны книг, от постоянного недосыпания вас будет шатать из стороны в сторону, а от нехватки времени на полноценное питание мутить от вида любой пищи, кроме спиртных напитков. Но, главное, - ЗАБУДЬТЕ О ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ, здесь вам она не грозит". Итак, мой первый вопрос Марине Юльевне Хмельницкой. почему же все-таки люди, которые пишут такие хорошие тексты, к вам поступают?

Марина Хмельницкая: Во-первых, мне хотелось бы прокомментировать текст студентов и сказать, что они немножечко лукавят насчет голодных обмороков, потому что они всегда могут между репетициями пойти и съесть бесплатную кашу, выпить чай с хлебом, и это продолжать репетировать до ночи. А поступают как всегда было, и когда мы учились, и когда наши родители учились, - актерская, театральная профессия чрезвычайно привлекательна. И далеко не всегда абитуриент адекватно оценивает свои возможности, как вы понимаете. Кто-то идет за славой, кто-то идет сознательно. Режиссеры взрослее, они гораздо более осознано выбирают себе профессию. Но мы готовим не только режиссеров и драматических актеров, мы готовим актеров музыкального театра, эстрады, режиссеров цирка, мы готовим режиссеров балета, мы готовим продюсеров, театроведов, театральных художников. То есть у нас такой комбинат, где, по сути дела, задействованы все театральные специальности.

Александр Костинский: Вы готовите людей по всем театральным и околотеатральным специальностям.

Марина Хмельницкая: Они между собой общаются уже в начале обучения. И продюсер знает, как выпускается спектакль, театровед знает, как берется интервью, а художник оформляет спектакль своих соучеников. Мне кажется, это и отличает ГИТИС от других замечательных театральных вузов Москвы. Мы имеем, по сути дела, все театральные специальности в пределах нашего института.

Александр Костинский: Когда ребенок совсем маленький, он говорит: "Я хочу быть солдатом и пожарником или космонавтом". А когда подрастает, он хочет быть артистом. Вопрос Сергею Васильевичу Женовачу: существует масса легенд, как отбирают людей в театральный вуз. А все-таки, как их отбирают? Какие конкурсы приблизительно у вас сейчас? Как найти талантливого человека среди множества поступающих?

Сергей Женовач: На самом деле это не просто определить, потому что решается судьба тех, кто приходит. Поначалу мы просматриваем поступающих с 10 утра до 10 вечера. Это просто поток. За все годы, как существует наш институт или другие театральные школы, ничего нового не придумано. Это стихотворение, басня, проза, монолог. Когда идут первые десятки, стараешься понять индивидуальность, личность, выделить того, на ком глаз останавливается. И на первых этапах пытаешься освободиться от людей, которые, как кажется, к этой профессии не очень склонны.

Александр Костинский: То есть у вас глаз как у милиционера, который просматривает большое количество людей.

Сергей Женовач: Сначала выловить людей, от которых трудно оторвать глаз, которые просто интересны по индивидуальности, по каким-то личным качествам. Это первый тур, если про актеров говорить. Потом мы занимаемся уже с теми кого отобрали. Работаем, слушаем, даем возможность поиграть этюды. Часто бывает, что человек очень здорово читает стихотворение или прозу, басню. Не секрет, у нас есть замечательный уютный скверик, где они друг друга готовят и часто бывает, что они читают одно стихотворение, одну басню. Это не страшно. Дело не в том, как человек прочтет, а что он из себя представляет. И дальше происходит естественный отсев, их все меньше и меньше. И если быть совсем откровенным, то талантливых людей на всю театральную Москву, если говорить про артистов, человек 25-30, они-то и расходятся по театральным институтам.

Александр Костинский: А сколько поступает, допустим, на актерский факультет, сколько человек на место?

Марина Хмельницкая: Я могу примерно сказать. Если брать с самого первого, начала потока, проходит около шести тысяч человек на сто мест.

Александр Костинский: Шесть тысяч на сто мест?

Марина Хмельницкая: Но это на самом деле очень черновой отбор. Потому что к моменту настоящих туров остается человек по 30-40 на место. А когда набор закончен мастера уже отчетливо понимают, кто есть кто. Но, вы сами понимаете, что КПД любого курса на может быть стопроцентным. Все равно какие-то ошибки происходят.

Александр Костинский: Это везде.

Марина Хмельницкая: Наверное. Но, я думаю, в техническом вузе это менее заметно, менее чревато тяжелыми последствиями. Потому что это актер - публичная профессия, которая требует индивидуальных качеств. Нельзя выучить актерскому мастерству как математике. Математику можно вызубрить, актерское мастерство нельзя. Вначале конкурс кажется безумным. А если исходить из того, сколько человек приходит сдавать экзамен, то остается 4, 5, 6 человек.

Александр Костинский: То есть как везде, как во многих вузах.

Марина Хмельницкая: На первом просмотре, конечно, невероятное количество людей. Но они же ходят по всем театральным вузам.

Александр Костинский: Это как кочующая толпа.

Марина Хмельницкая: Они бегут на прослушивание во МХАТ, потом в ГИТИС, потом во ВГИК, потом в "Щуку", потом в "Щепку". И постепенно эти шесть тысяч человек проходят все театральные институты Москвы.

Александр Костинский: А у вас есть, то, что называется бюджетные места? Сколько у вас бюджетных мест принимается каждый год?

Марина Хмельницкая: 120 человек.

Александр Костинский: На все ваши восемь факультетов? Это немного.

Марина Хмельницкая: Больше нам не надо.

Александр Костинский: А платные места?

Марина Хмельницкая: Платные есть. Платных студентов чуть меньше, чем бюджетных. Но у нас есть хозрасчетные курсы. Допустим, при Театре Луны, при липецком театре. Это платные курсы, как правило. Если это регион - это оплачивается администрацией. Есть целевые курсы для театров, их я не считаю. А если говорить о платных студентах, их немножко меньше, чем бюджетных. Сразу должна сказать, что у нас платные студенты сдают экзамены как все. Если они не получают двойку и становится понятно, что они чуть-чуть не добирают баллы, тогда им предлагается платное обучение. И они также отчисляются за хулиганство или профессиональную непригодность. То есть они живут в режиме бюджетных студентов, разницы между ними нет никакой.

Александр Костинский: Сколько это приблизительно стоит в среднем, можно назвать такую цифру?

Марина Хмельницкая: Я могу назвать - стоит это в среднем три тысячи долларов в год, что в общем-то немного, если смотреть на то, сколько платят в других вузах. Но дело-то в том, что актеры, как правило, не приходят из богатых семей.

Александр Костинский: Как способные люди вообще.

Марина Хмельницкая: Всегда в истории российского образования, еще при царе давались бесплатные места для того, чтобы учить талантливых людей из глубинки. Кстати сказать, сейчас, насколько я понимаю, эта позиция пересматривается. Вообще взаимоотношения между организацией образования и нашим правительством, нашими чиновниками на сегодняшний день мало определены. Бытует, я не хочу цитировать, чтобы не тратить время, но бытует точка зрения, что если ты хочешь быть артистом и только артистом, ты сам берешь на себя ответственность, ты сам достаешь деньги и точно знаешь, что ты не сможешь отдать, если ты не будешь востребован. Я почти цитирую высказывание одного крупного нашего чиновника. Мне думается, что это ужасно. Потому что самые талантливые люди, как правило, не имеют денег. И если заставить актеров всех учиться платно, у нас не будет актерского образования вообще.

Александр Костинский: А что вообще есть такое предложение, чтобы всех актеров учить платно и совсем убрать бюджетные места?

Марина Хмельницкая: Пусть берут банковские кредиты или как угодно. Нам не очень предлагают варианты, нам просто предлагают максимально сократить бюджетное образование, чтобы все было максимально платным. И более того, предлагают считать, что деньги, которые мы заработали, тоже принадлежат не нам, а государству.

Александр Костинский: Эта ситуация сейчас во многих сферах, к сожалению. У нас в программе участвовал депутат Государственной Думы Олег Смолин, он сказал, что идет наступление Минфина на всех, кто не может защититься.

Марина Хмельницкая: Это правда.

Александр Костинский: Но все-таки ГИТИС - это не только актерский факультет, самый острый, самый востребованный.

Марина Хмельницкая: Это касается всех. А дело все в том, что если говорить о наших внебюджетных заработках, мы этим живем. Потому что, если мы предложим людям те ставки, которые соответствуют этой единой тарифной сетке, то все закроется, никто не будет работать. За 2700 рублей профессор, доктор наук работать не будет. Внебюджетные заработки дают нам возможность поддерживать, с одной стороны, институт в нормальном состоянии. Потому что актер не может творчески существовать в разрушенном пространстве.

Александр Костинский: Долго, во всяком случае.

Марина Хмельницкая: А с другой стороны, мы можем людям платить мало-мальски приличные деньги для того, чтобы стимул был не только творческий. Хотя, надо сказать, что в ГИТИС зарабатывать деньги не ходят. В ГИТИС идут люди, которые в это дело влюблены и которые работают с утра до ночи. Которые не считают, сколько они выработали и когда им надо заканчивать работать. Они вкалывают, потому что они без этого не могут, потому что это - профессия. Это - педагогика. Человек может быть гениальным актером и никаким педагогом. А бывает актер средний, но замечательный педагог, который замечательно раскрывает душу студента. Это - совершено разные специальности.

Александр Костинский: Давайте поговорим немножко о режиссерах. Сколько вы набираете режиссеров ежегодно?

Сергей Женовач: Марина Юльевна говорила, что у нас на режиссерском факультете идет совместное обучение. Это замечательно придумал и внедрил Андрей Александрович Гончаров на кафедре режиссуры. В системе мастерских студенты проходят не через всех педагогов, которые работают на кафедре, а существует мастерская со своим почерком, со своим настроением, со своей атмосферой, со своими традициями, со своими учениками, которые в ней воспитались. Вот это самое любопытное и интересное. Мастерская состоит из ряда педагогов вокруг мастера, естественно, и здесь происходит совместное обучение артистов и режиссеров. Сегодняшний театр режиссерский, хотим мы этого или не хотим, и воспитывать артиста вне режиссера, а режиссера вне артистов - это практически абсурдно.

Александр Костинский: То есть вы режиссера заставляете и танцевать, и стихи читать?

Сергей Женовач: Это не мы его заставляем, если он идет в эту профессию. Как я могу артисту правильно подсказать какой-то нюанс, если сам этим не владею? Другое дело, что средства выражения могут быть не столь убедительны, сколь у будущего артиста, но понимать и чувствовать это надо. Когда в первом семестре у нас первые этюды и упражнения на экзамене, то высший пилотаж, когда приходят педагоги с других курсов и не могут отличить кто из них артист, кто режиссер, то есть все работают на равных. Это первый семестр, первый год и это очень здорово. Поэтому у нас совместное обучение режиссеров и артистов. Артисты четыре года, режиссеры пять лет.

Александр Костинский: Такой вопрос: куда же эти режиссеры идут, театров-то мало, куда они распределяются?

Сергей Женовач: Я скажу так: каждый театр мечтает о том, чтобы к нему пришел талантливый, замечательный, со своим интересным мышлением молодой режиссер. Сейчас такая ситуация, когда театры не боятся рисковать, поэтому многие молодые ребята смело входят в профессию. В этом есть и плюсы, и минусы. Потому что театры сложились, со своими традициями и проблемами. Войти в чужой организм, сохранив свой взгляд на театр, на природу театра непросто. Раньше входили поколениями, возникали студии, новые театры, сейчас практически этого не происходит, поэтому надо входить в готовый театр и суметь там что-то сделать. Сейчас поколение идет нахальное режиссерское, действительно нахальное, уверенное в себе, непоколебимое, поэтому как-то они выживают.

Александр Костинский: Марина Юльевна, а как остальные профессии? Куда ребята идут? Они находят, где работать или все-таки чаще бывает так: человек заканчивает философский факультет, а работают менеджером?

Марина Хмельницкая: Как правило, работу находят. Например, продюсеры - это едва ли не самый востребованный факультет. Практически все, исключая самое старшее поколение, директора московских театров, администраторы - выпускники ГИТИСа. И наши студенты нарасхват.

Александр Костинский: Даже сейчас открываются новые театры?

Марина Хмельницкая: Нет. Но все равно не хватает администраторов, не хватает директоров, менеджеров. И они все хорошо устраиваются. Театроведы наши устраиваются. Мы открываем газеты, и пишут все выпускники ГИТИСа. Критики - все выпускники ГИТИСа. В управления культуры, куда раньше их брали, они не хотят идти. Более того, они не хотят и на педагогическую работу. Они хотят в свободный полет, они хотят быть историками, теоретиками, критиками, художниками. С балетом вообще просто, потому что режиссеров балета не готовят нигде. Приходят уже народные заслуженные артисты, которые получают новую профессию: не артист балета, а балетмейстер. Тут тоже нет проблем, потому что и ансамбли, и театры, и огромное количество вариантов их трудоустройства. У актеров тоже проблем нет, в связи с тем, что сейчас такое количество сериалов. "Бригада" - вся из ГИТИСа.

Александр Костинский: А, это вы в этом виноваты?

Марина Хмельницкая: Это я в этом виновата. В мюзикле "Ромео и Джульетта", Джульетту поет девочка, которая учится у нас. То есть сейчас достаточно, как это ни странно, широкое поле для трудоустройства. Кто-то, конечно, уходит в коммерцию. Но я думаю, что это во всех вузах и во все времена было.

Александр Костинский: И у вас это не преобладает?

Марина Хмельницкая: Наши ребята выигрывают конкурсы. Сейчас только что девочка второе место на международном конкурсе вокалистов получила. Наши студенты все достаточно хорошо устраиваются. Они еще будучи студентами уже начинают работать.

Александр Костинский: А чему учат? Какова доля общеобразовательных дисциплин, а какова доля специальных?

Марина Хмельницкая: Российское театральное образование вообще, это касается не только ГИТИСа, это - широкое гуманитарное образование, фундаментальное. У нас образование почти университетского типа. Они слушают огромное количество лекций.

Александр Костинский: Философию, психологию.

Марина Хмельницкая: Историю театра, историю живописи, историю музыки, и психологию, и философию...

Александр Костинский: Поэтому они и говорят, что спать не успевают.

Марина Хмельницкая: И не спят, и тонны книг прочитывают. И актеры у нас, так же как театроведы, слушают все эти лекции. Еще хочу сказать в смысле трудоустройства. Если у нашего выпускника что-то не сложилось с профессией, он имеет такое образование, что может в театре найти себе место. Он может, например, пойти в литературную часть. То есть они выходят с тем образованием, которое не замыкается только на собственно профессии.

Александр Костинский: Это не в узком смысле школа актера, школа режиссера, это широкое, нормальное образование.

Марина Хмельницкая: Широкое нормальное гуманитарное образование университетского типа, это касается всего театрального образования России.

Александр Костинский: Я понимаю - актер, все-таки эти ребята играли в каких-то студиях и так далее. Но режиссеры, никто ведь из них не ставил спектаклей. Как быстро становятся режиссерами или театральными художниками? Это ведь особое видение мира. Откуда оно берется у людей, которым 19 - 20 лет?

Сергей Женовач: Дело в том, что научить - это уже стало фразой расхожей, научить невозможно, можно только самому научиться. И научиться работать, выражать свои замыслы через артиста, через пространство, через сценографию молодой режиссер может только практикуя, только работая, только пробуя и только ошибаясь. Потому что в театральной школе существует некий лимит ошибок. Когда ты входишь в большую театральную жизнь, ошибаться уже нельзя.

Александр Костинский: Это называется провал.

Сергей Женовач: Самое главное для молодых ребят найти свою мастерскую, чтобы они могли реализоваться, выразить то, о чем они думают, то что они чувствуют. У талантливых молодых ребят всегда есть, что сказать. Но необходимо, чтобы они это выразили без всяких потерь. Вот этому надо помочь научиться выражать своё видение мира. Сначала они делают небольшие этюды, упражнения. Помимо занятий режиссурой у нас есть много замечательных кафедр по сценическому движению, по танцу, по речи. Здесь идет массированная компания мастеров-педагогов, которые также выбираются под те задачи, которые ставит та или иная мастерская.

Александр Костинский: То есть в действительности это такой большой комплекс специализированных дисциплин, и ребята каким-то образом постепенно учатся ставить большие произведения.

Сергей Женовач: Сначала ребята делают маленькие отрывочки, потом, если эти отрывочки интересно складываются и их поддерживает кафедра, зрители, потому что зритель в ГИТИС очень доброжелательный и в то же время достаточно суровый.

Александр Костинский: Это свои же?

Сергей Женовач: Свои, конечно.

Александр Костинский: И папы и мамы?

Сергей Женовач: И папы и мамы, естественно. Если удается какой-то отрывочек, они дальше идут на действие, на акт и потом в итоге показывают свои спектакли в рамках режиссерского факультета. Например, на моем курсе уже двое ребят-режиссеров сделали, на мой взгляд, очень достойные и интересные режиссерские работы. Наш студент Александр Каручеков сделал "Как вам это понравится" по Шекспиру. Спектакль идет в учебном театре, его можно посмотреть. Мы были на международном фестивале в Омске, где ребята, мне кажется, достойно и интересно сыграли. Есть спектакль "Поздняя любовь", который сделал Улан Баялиев. Тоже на учебной сцене. И правильно, чтобы ребята в рамках школы уже делали свои спектакли.

Александр Костинский: Мой вопрос Марине Юльевне: Марина, а кто преподает в вашем вузе, в ГИТИСе?

Марина Хмельницкая: Вы знаете, у нас потрясающий совершено педагогический состав, если можно так сказать. Это замечательные люди, которые приходят сюда не для того, чтобы свои амбиции потешить, а потому что они без этого не могут. В ГИТИС люди приходят и, как правило, не уходят или уходят очень быстро и навсегда. У нас так было заведено еще Андреем Александровичем Гончаровым, он собрал цвет московской режиссуры на кафедре режиссуры. К сожалению, Андрей Александрович ушел, но, тем не менее, продолжает работать и Марк Анатольевич Захаров, и Леонид Ефимович Хейфиц. Я сейчас больше не буду называть имена-отчества, это будет очень долго. Это и Кудряшов, это и сам Сергей Васильевич, это и Бородин, режиссер молодежного театра, это Борис Афанасьевич Морозов, это и Владимир Алексеевич Андреев, это Сергей Михайлович Бархин на сценографии и Дмитрий Крымов, который учит сценографов наших. Это и один из самых молодых заведующих кафедрами Дмитрий Бертман, который заведует кафедрой актеров и режиссеров музыкального театра. Это и Розетта Немчинская, Александр Борисович Титель. Я просто не могу назвать всех, естественно. Это и Алексей Бартошевич, и Борис Николаевич Любимов на театроведческом. То есть самые интересные, самые яркие представители культуры Москвы, потому что, к сожалению, с иногородними трудно, хотя преподают у нас и иногородние иногда, все так или иначе связаны с ГИТИСом. При этом мы не только работаем с теми, кто уже у нас, мы сейчас стараемся приглашать, привлекать молодежь, которая могла бы при мастере попробовать и понять, ее ли это дело. Допустим, Раков, актер Ленкома, набрал курс заочно и замечательно это делает. И он стал педагогом, выяснилось, что это его. У нас набрал курс Белякович, у нас преподает Рахильгауз на режиссерском факультете, Арцыбашев, Сергей Голомазов. Режиссеры, которые хоть сколько-то известны, они приходят в ГИТИС. И это чрезвычайно полезно. Потому что каждый из них, если говорить о мастерских, приходит со своим каким-то видением искусства, театра, он приходит со своей концепцией театра. Его студенты из первых рук получают это видение. А дальше оно трансформируется и становится уже их, и они идут куда-то дальше. Поэтому, мне кажется, это очень полезный и очень продуктивный путь, когда при мастере работает молодой педагог, как правило бывший выпускник. Хотя Сергей Васильевич взял выпускника, а он сбежал, не стало это его профессией. И это нормально. Хуже, когда начинают врать детям, начинают делать вид, что ты их любишь и хочешь учить, а на самом деле не хочешь. Поэтому самое главное в нашей профессии - их любить, но не любовью к котеночку, а любовью достаточно жесткой, достаточно жестокой, взрослой. К сожалению, это происходит во всех вузах, у нас большой отсев к концу первого курса происходит, потому что ошибки набора выявляются.

Александр Костинский: Много отсеивается?

Марина Хмельницкая: Не очень много, но все-таки бывает отсев. Гораздо более безнравственно было бы оставлять их. Потому что они в этой профессии не уживутся и мы сломаем жизнь совсем. Потеря года - это не то, что потеря четырех-пяти лет и погружение в профессию настолько, что из нее невозможно вырваться.

Александр Костинский: И уход, отчисление - тоже трагедия.

Марина Хмельницкая: Трагедия, но все-таки мы не врем им. Если они не годятся, они вынуждены уйти