Первая постановка - The Bouwerie Lane Theater, New York, N.Y., 21 августа 1981 г.
(Версия пост-Кокто)
В России - не поставлена.

Перевод с английского Александра Чеботаря
Перевод осуществлен с чернового варианта пьесы с авторскими пометками Теннесси Уильямса.


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Август, 29лет
Кип, 21 год
Клер, 20лет
Фрэнк Мерло
Хэзл
Моряк
Морис Фиддлер
Силест Фиддлер
Кэролайн Уолз
Багзи


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Время: сентябрь 1940 года.
Декорации - Выбеленная временем и солнцем лачуга на дюнах, уходящих вдаль волнами песка с редкими кустиками чахлой светло-зеленой прибрежной травы. В больших окнах нет рам, передняя и боковая стены прозрачны, в дверном проеме - только рама. Часть крыши отсутствует. К этим в какой-то мере поэтическим остаткам прибрежного летнего домика примыкает пол, платформа, все, что осталось от такого же летнего домика, в еще большей степени пострадавшего от шторма. Колеблющиеся отражения от близкого моря играют на этих похожих на сон декорациях.
Сами декорации должны отражать качество времени и места, вспоминаемых через много-много лет - может быть, лет через сорок.
При подъеме занавеса виден жилистый молодой человек с фигурой пловца, с чистой кожей, цвет которой чуть-чуть темнее цвета дюн. Он сидит на ящике, служащем ему табуреткой при работе. Это не признанный пока молодой писатель. На другом ящике перед ним лежит старая переносная пишущая машинка. Он абсолютно неподвижен, как бы в ожидании сигнала, который оживит его, чтобы начал играть. Этот сигнал подается появлением призрачно-прекрасного молодого человека. Писателя будут звать Август. Молодой человек - Кип. При появлении Кипа писатель хватает листы бумаги и очки, через которые он недовольно разглядывает написанное.

Август: Замечания - настоящее дерьмо!

Он комкает бумагу и резко отбрасывает ее прочь; его голова падает на сложенные руки на какое-то время; затем он вставляет чистый лист бумаги в машинку, но не оскверняет ее печатным словом долгое время. В это время на дюнах, слева на сцене, появляется молодая девушка, Клер, также призрачно-прекрасная. Она несет плетеную корзинку; ее волосы по цвету соответствуют солнечному свету, отраженному от моря. Кип услышал ее приближение.

Кип (кричит): Эй, посмотри, что я здесь нашел! Клер: Что?

Кип: Пол от какого-то унесенного ветром домика, целехонький, это настоящий танцкласс. Как он тебе, Клер?

В этот момент Август поворачивается, чтобы посмотреть на пару в дюнах.

Клер: Ты обещал ждать меня в Атлантик-хаузе, Кип.

Кип: Ты не нашла там записку?

Клер: Нашла, но в ней было: "Я собираюсь на дюны к маяку". А это совсем не у маяка. Я нашла тебя по следам. К счастью, у тебя совершенно неповторимые отпечатки следов, Кип.

Кип: Ты, по-моему, запыхалась, Клер.

Клер: Да, меня эта дорога довела - не отдышусь никак.

Кип: Садись. (Она садится около него, прислонившись к его плечу) Мне не хочется идти в Атлантик-хауз.

Клер: Почему?

Кип: Я...

Клер: На тебя там обращают слишком много внимания.

Кип: Ш-ш! Смотри!

Август выходит из лачуги и направляется к платформе, как будто не замечая их, но он говорит "извините", когда ложится на живот, вытаскивая из-под платформы переносной патефон; тишина, заполняемая шумом моря; он ухмыляется им и возвращается к лачуге; затем вспоминает еще что-то и достает из-под платформы бутылку рома, заходит за дом, вынимает пишущую машинку из футляра и начинает печатать, как одержимый.

Клер: Это было? Это было на самом деле?

Кип: Он же говорил, он сказал: "Извините".

Клер: Ты помнишь его по прошлой ночи? На пристани?

Кип: Он там болтался пьяным, а потом подсел без приглашения и смотрел на меня так долго и прямо, что я подумал: "Он собирается или арестовать меня, или..."

Клер: Или?

Кип: Ты знаешь.

Клер: Соблазнить? Как все эти фальшивые художники, которые постоянно просят тебя попозировать им?

Кип: Поэтому я и попросил тебя поговорить с ним.

Клер: Почему ты хотел, чтобы я с ним поговорила?

Кип: Лето почти кончилось. Пристань закроют, и... Ну, и я знаю, что твой дорогой Багзи собирается "собрать" тебя сегодня Клер: Меня нельзя собрать, я не багаж.

Кип: Мы с тобой в какой-то степени в одной лодке, Клер.

Клер: В какой?

Кип: Нас обоих "соберут", потому что мы не можем содержать себя сами. Тебя - Багзи, меня - еще кто-нибудь.

Клер: Меня - Багзи! Нет, нет, и еще раз - нет!

Кип: Ну тогда кто-нибудь другой - выбор есть. А может, кто-то один возьмет нас обоих. Двоих по цене одного. И мы не расстанемся, хотя бы на время...

Клер: Меня содержать слишком дорого. Инсулин, периодически больница, а сроки все больше, и... Какой чудный ясный день! Давай поглощать этот свет, а потом - потом лица такие мрачные...

Кип: Хорошо, милая, сделаем, но сначала давай попытаемся обеспечить будущее.

Он запинается. Она пытается не заметить.

Август (в лачуге): Все, что бы ни было из них...

Кип (глубоко, протяжно вздыхает): Решимся и решим, в конце концов.

Клер: Есть что-нибудь на примете, чтобы помочь решить?

Кип: А вот он там. Я не думаю, что он такой нищий, как можно решить по его лачуге. Прошлой ночью он показывал нам вырезку из "Тайме" о его пьесе, проданной на Бродвей.

Клер: Кип, мы знаем, что не все в этом мире Багзи, но я подозреваю, что каждый хочет за свое что-то и получить что-то, по меньшей мере, подавляющее большинство хочет этого.

Кип: У нас есть, чем отплатить. Мы можем предложить...

Клер: Да?

Кип: Симпатичное общество, умение готовить, внимание, так необходимое такому одинокому человеку, как...

Клер: Он там? (Слегка передразнивая) Молодому, и неплохо выглядящему. Ты влюблен?

Кип: Клер, побудь серьезной хоть немного, а потом уже шути, ладно?

Клер: Он выглядит немного необычным, но - не подозрительным.

Кип: Я бы сказал, что он выглядит подозрительнее, чем просто подозрительный.

Август вставляет лист бумаги в машинку. Клер через окно смотрит на него, сидящего к ним в профиль.

Клер: Тебе все это надо было разглядеть вчера ночью, сегодня шансов уже нет.

Кип: Я заметил, что один глаз у него немного мутный, а другой - ясный. В его ясном глазе было что-то славное.

Клер: У меня впечатление, Кип, что ты уже внес его в список возможных патронов.

Кип: Я думаю, сейчас надо разрабатывать любую возможность. Вот уже шесть месяцев ты думаешь, что знаешь что-то, о чем я не догадываюсь. А я догадывался, только не показывал этого, просто надеялся, что все пройдет само собой, если не обращать на это внимания.

Пауза. Колеблющийся свет, крики чаек.

Клер (спускаясь с платформы): Пределы безнадежности

Кип: Безнадёжности...

Клер: Хоть так, хоть этак, надежды все равно нет. Займись своими танцами, а я... (Звук ветра. Продолжая, прикрывая глаза рукой) Песок! А я продолжу вчерашний ночной разговор с этой... возможностью.

В течение этого диалога становится ясно, что Август прислушивается к нему с интересом. Клер подходит к окну лачуги, обращенному к платформе.

Клер (с быстрым, легким смешком): А в окне нет стекла.

Август вытягивает страницу из машинки и отбрасывает ее.

Август: Да, да, нет!

Клер: Я могу?..

Август не отвечает. Она входит.

Клер: Ах, извините. Я помешала вашей работе.

Август: Вы оказали мне этим честь. Я уже как раз собирался сделать уступку вкусам одного могущественного человека, вкусом совершенно не обладающего.

Клер: А тогда почему вы собирались уступить?

Август: Потому что существует такая жизненно важная необходимость, как деньги на то, чтобы выжить.

Клер: Я думаю, все художники... не имеет значения... мои предположения... я запыхалась...

Август: Видно, что запыхались... Бежали по берегу?

Клер: Нет, нет, просто... поспорила с братом.

Август: И сбились с дыхания, да? Садитесь.

Клер: На что?

Август: Стул, или...

Клер: Койка... неубрана.

Август: Я сплю без просыпа.

Клер: Я просто подумала о некоторых нормах морали.

Август (расправляет одеяло): Из-за неубранной кровати?

Клер: Нет, не кровати. Уступок в искусстве, никак не меньше. (Прокашливается.) Вы садитесь на свое место, а я...

Август: Будете проповедовать?

Клер: Я думаю.

Август: Думаете? Вы уверены, что вы думаете?

Клер: Не совсем.

Август: Двойное разоблачение - вы правы. Я уступаю.

Кип подходит к окну. Кип: Извините.

Клер: Что случилось, Кип? О, Кип, что...

Кип (протягивая руку через окно): О... Да, мы познакомились прошлой ночью. У вас нет воды попить?

Август: Есть бутылка теплой газировки.

Кип: Прекрасно. Любой мокрой, но не соленой воды.

Клер (Кипу): Я уже почти собралась прочесть ему лекцию об уступках в искусстве...

Кип: За или против?

Клер: Я думаю, художник любого рода - художник, как Ван Гог, танцовщик, как Нижинский...

Август: Они оба сошли с ума...

Клер: Но другие не сошли, отказавшись делать уступки плохому вкусу и выжили, не потеряв своего лица. Это - чистота, можете уважать ее или нет.

Август: Я уважаю и буду уважать. Но годы пройдут, пока я овладею своим ремеслом. Я пытаюсь выиграть время для этого.

Клер: Вы молоды, сильны и здоровы. Я не знаю вашего таланта, но если вы пишете, и хорошо, то - долой уступки.

Август: Вам еще рано знать такие вещи.

Клер: Должна была узнать, рано или поздно.

Август: Зачем так рано?

Клер: Моя семья из Нью-Порта, в Род-Айленде были шокированы отсутствием у меня условностей, которые они ценят слишком высоко.

Кип: Уф! Я пойду продолжу свои экзерсисы.

Возвращается на платформу. Затем начинает серию медленных лирических упражнений, которые позднее грациозно переходят в павану.

Клер: Поэтому я так рано научилась обводить их вокруг пальца, другой возможности не было.

Август: Я наделаю много ошибок, но это будут мои собственные ошибки, я никогда не соглашусь, чтобы мной манипулировали.

Клер: Не соглашайтесь, не соглашайтесь никогда. В конце концов вы будете гордиться этим.

Август: Мы можем иногда обманывать сами себя, вы знаете. Давайте оставим этот предмет.

Клер: Да, предмет тяжелый. Я вошла только, чтобы спросить вашего разрешения использовать эту платформу, как...

лвгуст: Тут нет ничего моего, кроме машинки и бумаги, и нескольких пластинок для моего серебряного патефона. Я сам здесь - непрошеный гость...

Он наливает ром в два стакана. Снаружи, при почти потушенном свете, Кип стоит неподвижно, смотря вперед.

Клер (когда Август предлагает ей ром): Ничего такого мне нельзя, Август.

Август: Вы знаете мое имя?

Клер: Вы забыли, что познакомились со мной прошлой ночью на пристани?

Август: Вы знаете, помню. Хотя люди редко запоминают имена прошлой ночи.

Клер: И как меня зовут?

Август: Вас - Клер, а вашего брата - Кип. Вы уверены, что не хотите выпить?

Клер: Я не могу. У меня диабет.

Август: Я думал, что только у пожилых бывает диабет.

Клер: К сожалению, бывают такие вещи, как врожденный диабет, и у меня как раз такой.

Август: Никогда не слыхал, вы мне кажетесь такой здоровой.

Клер: Гм... Вас дождь не мочит - без окон, без дверей?

Август: Да, конечно. Но у меня есть брезент, которым я накрываю кровать, а машинку и патефон я прячу под платформу.

Клер: Вы драматург. Вы мне вчера сказали.

Август: Я пишу пьесы. Истории. Поэмы. Сейчас - да, пьесу. Я как раз собирался делать в ней изменения, в которые не верю, и тут вы позвали меня через окно, как моя... совесть.

Клер: Вы никогда не смотрите на людей прямо, когда разговариваете с ними?

Август: Нет, пока не выпью.

Клер: Почему?

Август: Почему?

Клер: Угу.

Август: Потому что у меня начинает образовываться бельмо, и еще потому, что становлюсь не совсем честным, я думаю.

Клер: Если бы вы не были честным, вы бы не делали об этом таких честных заявлений.

Август (выглядывая): Прекрасный танцор ваш брат.

Клер: Вы и с ним познакомились прошлой ночью на пристани.

Август: Я знаю, но... Я был слеп прошлой ночью.

Клер (резко): Не слишком слеп, чтобы смотреть на него, как пойнтер на перепелку.

Август (поворачивается к ней, улыбаясь). Да... Не слишком слеп для этого. Мне показалось, он отверг мое внимание, и я обратил его на куда менее привлекательный объект, на пьяного матроса в баре. Там он был собакой. По сравнению с Кипом - просто дворняжкой. Но... Нищие не могут быть слишком... разборчивы, знаете ли, а красивые, как этот, за окном - те тоже бывают очень одиноки по ночам. Подходит к патефону, ставит пластинку и заводит ее.

Клер: У вас странный голос.

Август: Вы уверены, что слышите его?

Звучит "Павана почившей инфанте" Равеля.

Клер: Он не такой ясный, каким был тем летом.

Август: Сорок лет назад, Клер.

Она закрывает свои глаза.

Клер: Мне кажется - у меня кружится голова. Это deja vu?

Август: Ты сказала, еще нет.

Клер: Еще нет! (Сникает головой)

Август: Художники всегда продолжают одну тему с вариациями. Если повезет, несколько тем с бесчисленными вариациями.

Клер: Но они не должны надоедать.

Август: Нужно быть готовым к этому, как и к уступкам.

Клер (поворачивает голову, как от сильной боли): Я знаю что это такое!

Август: Ты должна знать, ты часто слышала это на моем патефоне тем летом, летом...

Клер: Пожалуйста. Не вспоминай то лето.

Август: Жизнь перевернулась тем летом.

Клер (беспощадно насмешливо): Мотылек вокруг...

Август (показывая на Кипа за окном): ...огня!

Клер: Стоп! (Останавливает пластинку) Ты жесток, Август?

Август: Скорее жесток, чем сентиментален, Клер.

Клер: И - ничего посредине?

Август: Нет, нет, много всего. Знаешь, если помнишь.

Нежно сжимает ее голову между своими ладонями.

Клер: Мертвые инфанты не помнят своих паван на твоем серебряном патефоне. Так плохо умирать, когда ты молод, как Кип и я, и даже ты тем летом. Скажи мне - ты жил, ты можешь дать ответ.

Август: Чтобы жить еще сорок лет после этого экстаза. Этого достаточно, чтобы примириться с переселением, наконец, на темную сторону Луны, в бездонную космическую черную дыру, или...

Клер: Может, ты, может, он...

Август: Может, я преобразил его в своей памяти? (Смотрит в окно на танцующего Кипа) Нет. Я помню его точно таким, каким он был.

Клер: Это лето сорокового года, Август. Давай оставим метафизику, играй прямо, играй, как будто ты в этом лете, и не прошло столько лет.

Август: Согласен! Но я не суфлер, ты сама должна помнить свои слова. (Пауза; он щелкает пальцами)

Клер (как будто пробуждаясь): Почему вы все держите под платформой?

Август: Под полом соседней лачуги, унесенной ветром.

Клер: Почему вы прячете свое имущество там?

Август: Я всегда так делаю.

Клер: Почему вы всегда так делаете?

Август: Потому что время от времени меня посещают гости...

Клер: Воры?

Август: Да, потенциальные. А что я буду делать, если останусь без машинки и патефона?

Клер: Ясно. М-м-м... Вы слышали наш разговор?

Море шумит. Они улыбаются, не глядя друг на друга.

Клер: Мой брат нашел эту платформу, чтобы танцевать на ней. Я бы не знала, что он здесь, если бы не следы на песке. Он очень необычен, мой брат.

Август: И очень красив.

Клер: О да, очень. Если бы он не был моим братом, он бы свел меня с ума.

Август: Он похож на молодого Нижинского.

Клер: Я передам ему ваши слова. Вы знаете, Нижинский - его бог, его идол.

Август: И он представит нам молодого Нижинского. Он потрясающе владеет своим телом. Он профессиональный танцовщик?

Клер: Он никогда не танцевал профессионально, но он учился танцевать.

Август: Вы не похожи друг на друга, совсем нет семейного сходства.

Клер: Да.

Август: Вы оба красивы, но совершенно по-разному.

Клер: Ну, не совершенно, спасибо.

Август: Извините меня.

Клер: Я тоже танцую.

Август: Я заметил это прошлой ночью.

Клер: Я думала, вы заметили только Кипа. Когда вы смотрите на Кипа так, как вы смотрели на него прошлой ночью... вы смотрели не в его...

Август: Мозги? Душу? Видите ли, я работаю до самопожертвования, прежде чем я еду в Провинстаун, и честно, Клер, я езжу не за тем, чтобы смотреть на разжиженные мозги или заглядывать в души.

Клер: У вас есть туалет, мне нужно...

Август: Океан или дюны.

Клер: Не возражаю.

Она опускается на колени, склонив голову. Август опускается рядом с ней, нежно поднимет ее голову. В ее глазах слезы.

Август: Я знаю, что ты смотрела за ним, Клер, очень строго и не хотела, чтобы его использовали.

Клер: Я не хотела, чтобы ты насиловал его тело, чтобы удовлетворить свое.

Август: Клер, нужно знать человека очень близко, иногда очень долго, чтобы хоть поверхностно знать, что у него внутри.

Клер: Я доверяю интуиции. А в случае с Кипом у меня преимущество - я познакомилась с ним в Нью-Йорке в необычных обстоятельствах.

Они оба смотрят через большое окно на Кипа. Он начинает медленные танцевальные экзерсисы; внезапно теряет равновесие, неуклюже опускается на платформу с ошеломленным видом. Клер сдерживает крик. Музыка резко останавливается, когда Кип падает.

Август: Что случилось?

Клер: Вы предлагали мне выпить.

Август: Но вы сказали, что...

Клер: А сейчас мне нужен глоток. Что-то случилось с Кипом, он... он споткнулся.

Август: Некоторые доски на платформе прогибаются.

Клер: Спасибо. Не возражаете, если я позову его?

Август: Нет, конечно, нет.

Клер (в окно): Кип! Кип!

Кип поднимается и направляется к окну с немного отсутствующим взглядом, но улыбаясь.

Клер: Кип, это Август, ты должен помнить его по прошлой ночи. Правда, он выглядит прославленным?

Август: Это страшно, выглядеть прославленным в таком молодом возрасте.

Клер: Я имела в виду - отмеченный, чтобы быть прославленным.

Август: Как - кто? (Смотрит на Кипа)

Клер: В чем дело, Кип?

Кип выглядит встревоженным, растерянным.

Клер: Извините нас, Август. Кип ужасно застенчив. Кип? Пойдем обратно. (Ведет его обратно к платформе) В чем дело, милый?

Кип: Да в общем-то ни в чем.

Клер: Говори прямо, ты испуган, потому что споткнулся. Это ничего, ничего. Я говорила тебе, что доски на платформе не выдержат.

Кип: Я не споткнулся, я... потерял равновесие - все потемнело - на мгновенье...

Клер: Ты попытаешься сделать что-нибудь, да?

Кип: Я думаю, мне нужно пойти понырять, чтобы голова прояснилась.

Клер: Хорошо, только осторожно! Не уплывай из виду!

Сестра выкатывает изможденное тяжелой неизлечимой болезнью тело Фрэнка Мерло на дюну в глубине сцены и оставляет его там в инвалидной коляске; он тяжело дышит.

Фрэнк: Я вымотан - так много посетителей сегодня.

Август (из лачуги): Ты разрешишь мне прийти, Фрэнк?

Фрэнк: Привели священника, спрашивали, хочу ли я исповедоваться.

Август: Исповедоваться? В чем тебе исповедоваться?

Фрэнк: Это считается смертным грехом: ты и я. Чтобы угодить им, конечно, я сказал: "Отец, мои грехи так же белы, как красна моя кровь". Почему не несут этот проклятый кислород? Какого черта они выкатили меня сюда и оставили без кислорода?

Август: Я позову. (Поворачивается к лачуге) Сестра! Кислород мистеру Мерло! Он здесь задыхается, как выловленная рыба, уже целых полчаса, в ожидании, когда же соизволят найти время принести ему кислород в палату, куда его принесли умирать, сукины дети...

Фрэнк: Спасибо... Сестра...

Август: Он закрыл глаза. Фрэнк, ты уверен, что не хочешь, чтобы я пришел?

Фрэнк: Да. Я привык к тебе, Август.

Август: Для человека гордого, как Фрэнк Мерло, это - объяснение в любви. Но он отвернулся от меня на своей койке в Мемориальном госпитале и попытался заснуть, и я... выскользнул из палаты - позвать доктора... О Боже, доктор, он знает, я знаю, мы знаем. Все, что у него осталось - его гордость, не давайте ранить его гордость, он не перенесет, и я не перенесу! Вы поняли меня, доктор?

Голос доктора (сверху): Да, да, Август! Бывают обстоятельства, когда врачебной этикой надо пожертвовать во имя приличия. Позвольте мне дать вам что-нибудь, чтобы вы сами успокоились на вечер.

Август: Но будет завтра...

Голос доктора: Не обязательно. Бывает предел. (Сестра с непроницаемым лицом укатывает Фрэнка с дюны: свет становится нормальным. Клер возвращается в лачугу)

Август: С Фрэнком все в порядке?

Клер: С Фрэнком?

Август: С Франческо Филиппом Мерло! Нет, нет, это было позже. Извините, я хотел спросить о Кипе.

Клер: Нет, с Кипом не все в порядке. Пошел купаться, чтобы голова прояснилась.

Тяжело садится. Пауза; мерцание золотого света на дюнах.

Клер: Я смотрю за ним отсюда, на случай, если он...

Август: Есть ли какое другое сокровище, за которое надо держаться, как за жизнь возлюбленного? Клер: О, ваш серебряный патефон. Спорю, что он всегда у вас в голове, если не в сердце. Август: Я забочусь о красивых вещах. Клер: Надеюсь, это относится и к людям? Август (уклончиво): Относится к... Не понял. Вы думаете, я?.. Клер: Так же заботитесь о красивых людях, как о красивых вещах.

Кип возвращается, все еще немного растерянный.

Кип: Клер?

Клер (из лачуги): Да?

Кип: Багзи сказал, что он приедет за тобой сегодня! Клер (Августу): Не понимаю, почему он... (Кипу, с предостерегающим видом) Я не совсем поняла. О ком ты говоришь? Кип: Извини, ни о ком.

Кип удаляется в дюны.

Август (Клер): Почему он... что он имел в виду? Клер: С ним не все в порядке. Началась мигрень, и он не помнит, в каком времени находится.

Август: Ну да, мигрень - такая вещь, которую медицинские светила никак не могут объяснить до конца.

Клер: Он не совсем понимает, где он - в настоящем, будущем или прошлом.

Август: Вы обеспокоены, Клер.

Клер: Мы очень странно говорим, не правда ли? Я думаю, это...

Август: ...из-за одиночества ночей. Бессонницы в дюнах.

Клер: Я плохо сплю на пристани. Кип замечательно делает успокаивающий массаж, и помогает иногда; волны плещутся прямо под полом.

Август: Ау меня, когда я одинок, есть только мой серебряный патефон.

Клер: Вы говорите о нем так много, как если бы он имел особое значение, как...

Август: Навязчивая идея? Это была первая вещь, которую я купил в Нью-Йорке, приехав туда, когда внезапно от семьи Рокфеллеров - их фонда - я получил грант. Серебряный патефон и пластинки, которые я купил, были безрассудным расточительством, стоили почти половину месячного чека, но - я не могу писать без музыки - во мне течет баварская кровь. На четверть я гунн. А вторая вещь, которую я купил, была шляпа за десять долларов, настоящая, с узкой черной ленточкой, а третья - хорошие темные очки, из аптеки, а не из галантереи. (Надевает черные очки.) Вот эти. Через них я смотрю на тебя - прямо.

Клер: Но через них я не вижу твоих глаз.

Август: Поэтому я и ношу их. Для этого они и нужны. Левый глаз, его зрачок, мутнеет.

Клер: А правый абсолютно ясный, и мне он кажется очень привлекательным.

Август (криво): Привлекательным для чего? Сочувствия? Прощения? (В сторону) Позже она поймет, как много надо будет прощать...

Высокая девушка с красно-золотистыми волосами, с лицом, почти полностью скрытым за раздуваемым ветром газовым шарфом, появляется на вершине дюны в глубине сцены. Это Хэзл.

Хэзл (тихо зовет): Август? Август?

Август (отворачиваясь): Нет, нет, не сейчас! Слишком поздно, Хэзл, не сейчас!

Хэзл: Я знаю, ты мог бы мне сказать, а я могла бы тебе ответить, что это не имеет значения. Август, я любила... девушек.

А в густ: Ты любила, ты - любила, это имеет значение, Хэзл. Теперь я это знаю. Вспомни, когда я не мог прямо смотреть на тебя, не мог смотреть тебе в глаза? Дело было связано с...

Хэзл: Виной из-за...

Август: Тайных ночных мечтаний. Перочинным ножом я просверливал дырки в стене бассейна, чтобы подсматривать... за мальчишками под душем!

Хэзл: А, это... И что из этого?

Август: Теперь мне все это представляется смешным, нелепым, но тогда...

Хэзл: Я знаю.

Август: Что я просверливал дырки в кабинках мужского отделения бассейна, чтобы подсматривать за мальчишками под душем?

Хэзл: Ох, Август.

Август: Ты мне сказала однажды: "Ты знаешь, Август, я никогда не скажу ничего, что бы смутило или ранило тебя".

Хэзл: И всегда так поступала.

Август: Нет, Хэзл, никогда.

Хэзл медленно, с остановками, уходит. Свет восстанавливается.

Клер: Ваш патефон остановился.

Он уронил голову на руки.

Август: Она ушла?

Клер: Кто?

Август: Самая милая, самая добрая, наверное, самая любимая...

Клер: Девушка, о которой вы говорили вчера ночью?

Август ошеломлен. Он делает несколько нерешительных шагов назад.

Август: Я - говорил?

Клер (прерывая тишину): Сколько вам лет?

Август: На будущий год мне будет тридцать.

Клер: Когда, в каком месяце?

Август: В марте.

Клер: Я люблю март.

Август: Да? Я его ненавижу.

Клер: Потому что в нем ваш день рождения?

Август: Может быть. Да, я думаю, так. Мне ненавистно становиться старше, особенно - тридцать. Однажды я написал стихотворение, где были такие слова: "Бог смерть пошлет мне после тридцати, Чтоб сердце грязью не успело обрасти..."

Клер: Это все?

Август: Нет, там было и дальше... Хотите послушать? (Клер кивает, печально улыбаясь?)

Август (поглядывая на небо): Сейчас! Гм-м... Да! "Бог смерть пошлет мне после тридцати, Чтоб сердце грязью не успело обрасти, Не замаралось... (Пауза: качает головой с кривой усмешкой)

Не замаралось долгой жизни пылью, Лишь брать, но не давать - не стало горькой былью..."

Клер: Но и это не все.

Август: Да, но это нехорошо, Клер. С этим надо кончать. Я написал это проклятое стихотворение в шестнадцать лет. Конечно, это любимая мозоль.

Клер: Но не для шестнадцати лет: слишком искушенно для...

Август: Шестнадцати? Может быть. В шестнадцать я и был искушен, как некоторые толстые женщины бывают шикарны своей полнотой. Я был искушен и чувствовал себя виноватым, преданным девочке, которую я любил, как перестал быть мальчиком. Но она была не по годам законопослушной; Хэзл любила меня, думаю, действительно любила.

Клер: Не надо только говорить так, как будто в это нельзя поверить.

Август: Быть любимым - в это трудно поверить, а любить...

Клер: И в это трудно поверить?

Август поворачивается к залу, мечтательно смотрит в него, луч света фокусируется на нем.

Август: Всю мою жизнь, по крайней мере, с тех пор, как я начал бриться, я был как ребенок на трибуне, под сенью знамен, вы знаете, в ожидании циркового парад-алле. Я слышу фанфары вдалеке, они становятся громче, музыка такая легкая, мелодичная. Но возникает и другой звук, звук грома, и он приближается намного быстрее. Внезапно потоки дождя, ливень, разгоняют всех, всех, кроме меня. Я стою на опустевшей трибуне под обвисшими, неподвижными флагами - и упрямо жду.

Кип медленно возвращается из дюн, слушая Августа. Клер останавливает его, и они замирают вместе, слушая.

Август: Я жду, пока некий безликий полицейский в черном плаще не берет меня за плечо и не говорит: "Парад отменен из-за дождя, сынок, он будет позже..." Но позже все не наступает.

Кип: Черный полицейский - это...

Клер: Смерть?

Август: Что-то в этом роде, да. Хотя больше похоже, что нет, я ведь совершенно живой, как мне кажется.

Кип: Заведите патефон, пожалуйста. Мне кажется, я уже нашел финальное движение моего танца.

Август: Павану?

Клер (обмениваясь с Кипом понимающими взглядами): Да, павану.

Пока Август заводит патефон, Кип идет к платформе. Не выпуская Кипа из вида, Клер движется в сторону Августа. Музыка постепенно усиливается. Кип танцует на платформе в холодном свете. Август восхищенно смотрит на него через оконную раму без стекла.

Клер: Я верю, что вы его любите, и я думаю - с чистым сердцем. Что вы качаете головой? Что вы пытаетесь скрыть? Я знаю, что вы любили его уже вчерашней ночью.

Август: Прошлой ночью, мне кажется, я как-то... смотрел на него, да?

Клер: Да, как-то!

Август: "Тишина на вершине Дарьяна...", да.

Клер: Кончайте нести тарабарщину, пожалуйста!

Август: Это просто... литературные аллюзии, цитата из Китса.

Клер: Мы говорим не о Китсе, мы говорим о Кипе, и я хочу, чтобы вы подтвердили мне, что любите его. Давайте, подтверждайте!

Август: Хорошо, спокойно, Клер. Конечно, я люблю Кипа.

Клер: Громче! Я не слышу этот шепот.

Август: Да! Да! Подтверждаю! Но это полное сумасшествие.

Клер: Что?

Август: Что я люблю вашего брата, который едва догадывается о моем существовании.

Клер: Если вы так думаете, то у вас мутны оба глаза.

Август: Мы ходим вокруг да около чего-то, да? (Она кивает) О чем мы говорим?

Пауза. Она смотрит через окно на танцующего Кипа.

Клер: Кипу нужен кто-то, кто бы поддержал его, когда он вернется в Нью-Йорк.

Август: Кто? У него есть кто-нибудь на примете, Клер?

Клер: У него на примете вы, Август.

Август: Вы сошли с ума!

Клер: Ш-ш-ш, нельзя, чтобы он услышал нас!

Август: И что вы имеете в виду, делая такие фантастические заявления?

Клер: Ладно...

Август: Гм...

Клер: Вы хотите знать все о нем? Коротко.

Август: Конечно. Хоть коротко, хоть длинно.

Клер: На самом деле он не мой брат.

Август: А почему прошлой ночью вы сказали мне обратное?

Клер: Я на самом деле считаю, что правду лучше подправлять, если это нужно для защиты того, кто нам очень дорог.

Август (печально усмехается): Я вижу. Я понимаю.

Клер: Кип канадец, здесь нелегально. Он проник в страну, чтобы избежать призыва, потому что у него страсть к танцу, и он знает, что если его призовут в британскую армию, будет слишком поздно, когда его отпустят, если он останется жив, учиться на великого танцовщика, а именно им Кип собирается быть, я думаю, он собирается стать таким же великим, как Нижинский. Ладно. Здесь он нелегально. Его могут в любую минуту остановить на улице и потребовать призывную карту. Поэтому он почти никогда не бывает на улицах. О, кто-то, конечно, дал ему свою призывную карту, но в любое время его могут остановить, и обратить внимание на эту карту, и отослать его обратно в Канаду, и не призвать, а бросить в тюрьму Бог знает на сколько лет, может, дольше, чем если бы он провел в армии, если бы не сбежал из Канады до призыва. Вы поняли что-нибудь? Вы все еще смотрите на Кипа.

Август: Продолжайте.

Клер: Прекрасно, это одна из причин, почему о Кипе надо заботиться, я имею в виду, поддерживать его кому-нибудь, я этого не могу. Я слишком молодая, на год моложе его, мне двадцать, и я собираюсь завершить свое образование, и... и...

Август: Продолжайте, продолжайте, и что?

Клер: Я люблю Кипа, но я не люблю его. Я любила. Пока не поняла, что это невозможно.

Август: Почему это невозможно?

Клер: Вам нужно знать и это?

Август: Все, что можете рассказать мне, пожалуйста.

Клер: Ну хорошо. (Вздыхает) Ладно. Сексуально я развилась очень рано. Вы знаете, как это бывает на юге. (Август смеется) Ш-ш-ш... я имею в виду, я занималась этим на чердаке с моим двоюродным братом, когда мне было двенадцать. Мы называли это играть в дом. Дом на чердаке. Страшно?

Август: Нет. Прекрасно. Но какое это имеет отношение к Кипу?

Клер: Да, вы хотите знать все о Кипе. Хорошо. Ему везет. Может быть.

Август слегка качает головой, его лицо внезапно становится очень серьезным. Он встает и без всякой причины пинает ногой раковину на крыльце.

Клер: Может быть! Ладно. Я стесняюсь. Он не хотел бы, чтобы я вам об этом рассказывала, но я должна, если вы хотите взять его. Он - ну...

Август: Что?

Клер: Ну... он... импотент со мной, и он... ну, мы... спим вместе, в одной постели этим летом там, на пристани, для экономии, и потому что нам нравится быть вместе, я имею в виду, мы как брат и сестра друг с другом, никакого кровосмешения, только я иногда, ну, протягиваю руку, чтобы посмотреть, не хочет ли он меня, и он... ну... он все еще не хочет меня...

Август: А как я вписываюсь во всю эту...

Клер: Картину? Боже, но вы же не болван! Посмотрите! Вы кружитесь вокруг рамы картины. Вам нужно снять эту раму и войти в картину! Я имею в виду, вы уже достаточно накружились вокруг рамы, вам пора снять ее и войти в картину.

Август: Прыгнуть? В картину?

Клер: Да.

Август: Как?

Клер: Ну Боже правый, посмотрите, вы пишете пьесы. Напишите к ней занавес. Не можете? Вы - не можете?

Август: Я...не знаю, я... если я очень сильно хочу чего-то, я...

Клер: Что?

Август: Начинаю весь дрожать.

Клер: Это ничего, он поймет, он поймет это, Август. (Она кладет свою руку на его опущенные плечи.) Посмотрите. Если этой осенью вы не возьмете его с собой, то кто? Не я. Я не могу. Я думаю, вашу пьесу ждет успех, это будет хит, как они его называют, вы получите за нее кучу денег, так ведь? Вы сможете оплатить его уроки танца, вы сможете даже заплатить кому-нибудь за карту призывника получше. Не сможете? Не сможете?

Август: Это - сумасшедший, дикий сон...

Клер: Сны - это правда, это правдивейшие вещи на свете, только сны и правдивы на этом свете... (Она вскакивает, ' делает арабеск с головой, повернутой назад, и глазами, плотно прикрытыми от солнца) Я буду с вами. Я буду с вами, ребята. Я буду прилетать в Нью-Йорк на выходные, на Рождество, и так далее.

Август: Подождите. Я хочу спросить еще кое о чем. (Она поднимается.)

Клер: Что? Что вы хотите спросить меня, я думала, что я сказала вам все, все, что вы хотели?

Август: Нет.

Клер: Нет? Что еще?

Август: Что он чувствует ко мне?

Клер: А... Это...

Август: Да. Это. Особенно это, милая. Это - главное, вы знаете.

Клер: Ну, мы говорили об этом, и он понял, что ему лучше жить с вами, когда мы вернемся в Нью-Йорк, потому что я никак не могу, моя семья ждет меня, сейчас, немедленно, и они не пошлют мне больше ни одного перевода, вчера я получила последний, особый, после кучи телеграмм. Боже! Неужели все семьи так ужасны?

Август: Что Кип говорит обо мне?

Клер: Вы нравитесь ему, он говорит, но он боится, что не сможет удовлетворить вас, ваши...

Август: Мои - что?

Клер: Ваши... требования... как любителя...

Август (как будто обиженный): Откуда он знает, какие они? Черт подери, он же знает, что я люблю его. Если ты кого-то любишь, то не выставляешь ему требования "как любитель". Нет. Нет. Я снова нечестен. Я буду требовать, как любитель. Я захочу спать с ним в одной постели и держать его всю ночь в своих руках, когда он уснет.

Клер: А если он не будет спать? (Смеется дико, резко.) Он же может не спать! (Хватает свою плетеную корзинку) Пока, мне нужно в банк, получить перевод, а то они закроются, пока! Увидимся, Кип!

Кип: Подожди!

Август: Подожди!

Но она убегает, смеясь. Кип смотрит ей вслед, затем делает несколько шагов к Августу. Останавливается. Между ними остается расстояние. Он смущается Августа, а Август вблизи Кипа впадает почти в панику.

Кип: О чем вы говорили?

Август: О вас.

Кип: Что она говорила обо мне?

Август: Много всего. Все. Ей не надо бы никому говорить, что вы - канадский... дезертир.

Кип: О... я думал, что она сказала вам об этом еще вчерашней ночью.

Август: Нет. Только сейчас. Это правда? Кип: Что я канадский дезертир?

Август: Ну да, это, и... Клер думает... она говорит, что она думает... что...

Кип делает глубокий вдох, прежде чем начинает говорить.

Кип: У меня нет документов, никаких бумаг, которые нужны, чтобы получить работу. Вы знаете - любую нормальную, законную работу. Здесь. В Штатах. Я...

Август: Смотря в его ясные глаза цвета моря, я... закрыл свои. Все было так, как будто я знал, уже тогда, что был в обществе кого-то безнадежно...

Кип: Мне надо прогуляться - и подумать... (Медленно уходит в дюны)

Август: ...обреченного. Чертовски глупо смотреть в них с завистью, в его здоровые, ясные, без единого пятнышка глаза глазами, похожими на печальные цветы... (громкий шум моря) ...гулять и думать. О чем? Думаю, что знаю, о чем. Об условиях. Об обсуждении условий. (Звук ветра) Отдам за это - вот это. Условия сделки. Я не был готов к этому тогда, не знал, как сделать мою последнюю ставку на единственный черный или красный квадрат, прежде чем колесо начнет крутиться. Шансы так страшно неравны. Один шанс - за тебя, против многих и многих - против. Но в моей крови всегда была, и сейчас осталась готовность противостоять - не знаю, как и почему вызову - шансов почти не оставляющему. Шанс? Мой последний? Принимаю его...

Звук ветра. Кип возникает на дюнах и медленно направляется к Августу.

Август: Вы прогулялись и подумали.

Кип: Да.

Август: Я тоже. Я думал - я не понимал, что это - условия сделки.

Кип: А теперь вы поняли?

Август: Так внезапно, как будто ветер с моря принес это мне, как песчаную бурю сегодня. О чем вы думали... когда... гуляли?

Кип (трудно): Я думал, что для того, что я буду делать сейчас, не потребуются бумаги на гражданство...

Август: Но потребуется кое-что другое, не документы, но - другое.

Кип: Я... давайте не будем об этом. Угу? Я... не хочу говорить об этом.

Август: Но Кип, эти другие... требования, вы подчиняетесь им, или нет?

Кип: Я должен? Если я не могу... вы знаете... взывать к лучшим сторонам их души, если она есть у них?

Август: Как вы думаете - у меня... есть?

Кип: Да. Я думаю, я вижу ее в в том глазу, который ясный.

Август: Но даже в моем глазу... вы уверены, что видите ее? (Касается пальцами лица Кипа.)

Кип: Давайте просто поговорим, просто... поговорим. Я знаю, как... запутанно все это.

Август: Вы знаете?

Кип кивает медленно, серьезно. Пьяный моряк, "снятый" Августом прошлой ночью, появляется на дюнах в глубине сцены и кричит.

Моряк: Эй! Одноглазый!

Август: Черт! Вернулся!

Кип: Кто?

Август: Торговый моряк, которого я подцепил прошлой ночью, отвратительный, тошный, и все пытался заставить меня делать то, чего я делать не желаю. (Встает и идет к моряку) Убирайся! Убирайся отсюда!

Моря к хрипло смеется и продолжает, шатаясь, идти вперед.

Моряк: Я слышу тебя!

Август: Это хорошо. Я и хотел, чтобы ты услышал.

Моряк продолжает двигаться.

Кип: Разрешите мне управиться с ним вместо вас.

Август: Пусть он просто увидит нас вместе.

Кип идет к Августу.

Моряк: Подцепил другого, да? Август: Приличного, для разнообразия. Моряк: Ха-ха!

Швыряет пустую пивную бутылку в Августа, но она попадает в заднюю стену лачуги. Моряк злобно ухмыляется и направляется к лачуге. Август идет навстречу ему. Кип берет руку Августа и тянет его назад. Он улыбается Моряку.

Кип: Что вам угодно, что я могу сделать для вас?

Моряк: Ты тоже - голубой?

Кип: Нет. Почему бы вам не пойти искупаться?

Моряк: Купаться? Я не хочу купаться, я хочу...

Кип: Что вы хотите?

Моряк: Я хочу, чтоб этот фрукт дал мне денег!

Август: Если я дам вам денег, вы уйдете?

Моряк: Сколько дашь?

Август: Достаточно.

Моряк: Сколько, по-твоему, достаточно?

Август: Подожди. Я посмотрю, что у меня есть.

Уходит в лачугу.

Кип: Вы не хотите нарваться на неприятности?

Моряк: Меня не испугаешь никакими неприятностями.

Кип: Я не об этом. Я сказал, вы не хотите нарваться на неприятности, так ведь?

Моряк: Мне не нужны никакие неприятности ни от тебя, ни от этого падлы, мне нужно пять долларов и все, и я выбью их из него, если он не отдаст их мне сам. Я был здесь прошлой ночью. Он подцепил меня и делал со мной все, как будто хотел сделать из меня голубого.

Кип: Но вы же знаете, что уже голубой, не так ли?

Моряк: Не лезь ко мне с неприятностями.

Кип: Правда - это не неприятности.

Моряк (шагает, спотыкаясь): Все вы сукины дети...

Выходит Август.

Август: Вот. Вот пять долларов. Теперь убирайся и никогда не возвращайся сюда! Пока не пригласят, Моряк: Давай поговорим, батя. О том о сем...

Клер бежит, задыхаясь, по дюнам.

Клер (Моряку): Уходите из этого дома! Идите за мной! Такси ждет. Поторапливайтесь, поторапливайтесь!

Моря к спотыкается, пряча пятидолларовую бумажку в карман. Он обнимает ее для опоры; они уходят вместе. Кип и Август поворачиваются, чтобы посмотреть друг на друга.

Кип (печально улыбаясь): Видите, как оборачиваются дела.

Август: Да. Смотри за ними. Удастся ли ей посадить его в такси?

Кип: Удастся. Уже удалось. Она отвезет его на пристань, и получит то, животное, что я не смог дать ей этим летом.

Август: В том, что вы говорите о своей сестре, правды не больше, чем в том, что она ваша сестра.

Кип: Правды наполовину.

Август: Нет, правды ни на грош. (Слышен звук вертолета)

Кип: Я имел в виду, наша связь не по крови, нет, но...

Август: Это вертолет с местной почтой.

Кип: Почту? Получают? Здесь? (Звук усиливается. Они стоят на крыльце, смотрят вверх. Мешок с почтой падает на платформу и разрывается)

Кип: Иуу-у...

Август: Да. Вжик. Надеюсь, для меня там будет дополнительный чек. Я отдал последние пять долларов сукиному сыну, которого ваша сестра увезла от нас.

Кип: Сколько вам платят за пьесу?

Август: Не много. Формального договора нет, ни один не удовлетворил моего агента и Гильдию драматургов, это соглашение за полцены, пятьдесят в месяц, вместо официальных ста. (Копается в почте) Конечно, для меня это лучше-в определенном смысле. Я не так связан.

Кип (себе, как будто пытаясь оценить): Вдвоем? В Нью-Йорке? На пятьдесят долларов?

Август: Они хотят, чтобы я переделал последний акт, но я не напишу ни слова, пока они не оформят договор на официальные сто долларов. За мной теперь кое-что стоит. Но было и тогда.

Кип: Теперь? Тогда?

Август: И в настоящем, и в прошлом, да, это что-то вроде раздвоения личности.

Кип: Не понимаю!

Август: И не надо, Кип! Телеграмма для меня! (Вскрывает ее) Боже! Это от них. Они приезжают сегодня.

Кип: Кто?

Август: Фиддлеры. И актриса, которую они хотят в пьесу. Если она будет играть, они подпишут полный договор. Ладно. У меня нет часов. У тебя есть?

Кип: Заложены.

Август: Здесь написано: "Мы будем у тебя в четыре вечера вместе с Кэролайн Уолз. Веди себя как следует, маленький гений. С любовью. Фиддлеры".

Кип: Они имеют в виду, что любят тебя?

Август: Нет.

Кип: А что они имеют в виду?

Август: В театре... любовь... это слово предлагают каждому, кого предполагают использовать.

Кип: А "маленький гений"?

Август: Предполагается, что лесть обезоруживает, но не меня. Я определяю время по солнцу. По-моему, уже больше четырех, но они положили себе за правило опаздывать.

На дюнах в глубине сцены появляются Фиддлеры.

Кип: Мне лучше исчезнуть и смотреть на вас с маяка.

Август: А у меня пока еще есть время понырять, чтобы подготовиться к встрече с ними.

Оба исчезают в кулисах, дальних от Фиддлеров.

Фиддлеры - это полноватый мужчина среднего возраста, Морис, и его жена, Силест. В них виден мир богатства, моды и кружев Медичи; под этой поверхностью скрываются бездонные глубины продажности. В Морисе поверхностная любезность еще как-то скрывает присущую ему бесчеловечность, но в его высокой и худой жене почти ясно слышно шипение ядовитой змеи.

Они стоят совершенно спокойно некоторое время. Силест медленно поднимает руку в перчатке, чтобы прикрыть лицо, когда порыв ветра поднял тучу песка. Стилизацию этого движения нужно время от времени использовать во всей их сцене.

Морис: Она хотела, чтобы я посмотрел фильм с Мириам Хопкинс. Я сказал: "Миссис... э-э... Пардон, я звал ее миссис Пардон, так как я хотел дать ей понять, что ее фамилия никакой роли не играет. Миссис... э-э... Пардон, сказал я, будучи человеком театра, я не хожу в кино". (Силест злорадно смеется) И не успел я глазом моргнуть, она явилась снова: "Мистер Фидцлер, а вы не хотите знать, как живет другая половина?" И тогда я накрыл ее: "Я думаю, вы имеете в виду другие девяносто девять процентов?"

Силест: Эта женщина - настоящая крыса. Тебе надо быть стойким с ее молодым клиентом и категорически отказываться иметь дело как с ней, так и через нее. И пожалуйста, не верь его претензиям на неподкупную преданность его "Искусству". Он просто проститутка в брюках. Только представь себе - послать тебе этот свой снимок в плавках! А смысл в том, что он думает, что ты...

Морис: Я буду благодарен ему за него, и скажу, что увеличил его и повесил в спальне.

Силест: Он еще поверит в это и возгордится.

Морис: В этой лачуге он, наверное, и живет.

Силест: Да, вероятно. Чтобы поразить нас духом чистого дитя природы. О Морис, уже поздно, вызови его.

Морис спускается с дюн, крича: "Август, Август!" Звуки моря и ветра. Морис приставляет руки корту и кричит громче. В этот момент еще одна женщина, Кэролайн Уолз, присоединяется к Силест на вершине дюны: прекрасная, гордая и надменная.

Кэролайн (громко): Ветер слишком сильный, песок везде -

и в волосах, и в глазах.

Морис: Не забудь сказать мне, когда тебе надует и между ног.

Силест: Морис, не будь таким вульгарным!

Морис: А ей нравится, не правда ли, дорогая? Тебе ведь нравится?

Кэролайн: Иногда, и от других, но, извини, не от тебя.

Силест: Ты знаешь, Морис любит иногда побыть неприличным.

Кэролайн: Морис действительно любит это? (Она спускается с дюны, Морис снова кричит: "Август!") О Боже, Морис, как можно звать август посредине сентября?

Морис: Его зовут Август.

Кэролайн: Знаю, знаю, но этот песок!

Силест (спускаясь с дюны): Дорогая, надень шарфик на голову, пожалуйста, позволь мне это сделать, я повяжу его.

Повязывает шелковый шарф поверх знаменитой головы.

Кэролайн: Спасибо, но если его тут нет?

Морис: Он здесь, вон выходит из океана! Август!

Силест: Голый!

Кэролайн: Мы должны делать вид, что не видим его?

Силест: Он, наверное, думает, что он все еще в нью-йоркской ночлежке.

Кэролайн: Но Силест, что можно ждать от человека, который живет в ночлежке, чтобы писать пьесу - для меня!

Морис: Драматурги плодятся в ночлежках и бардаках, затем они переселяются в общежитие ассоциации молодых христиан, затем сразу - в квартиру на Парк-авеню или в Гранд-отель, а потом они теряют все, кроме своего вкуса к бузе и своего неприличного, оскорбляющего приличия эго, и, в конце концов, умирают в канаве от delirium tremens или слишком большой дозы наркотиков. Нужно помнить этот цикл и стараться быть к ним снисходительней. В этом парне что-то есть, я думаю. Нам нужна свежая кровь, а у него она есть, посмотрите на него, как он бежит сюда - гончая...

Кэролайн: Могу я спросить его про пьесу?

Силест: Спроси, внес ли он изменения, которые сделают ее пригодной для тебя.

Кэролайн: Вы просили его внести изменения, вы и говорите. Я только актриса, я смотрю на него с немым обожанием!

Ошеломленная его гением! Он будет ждать этого, не правда ли?

Силест: Тебе нужна смена темпа, и пьеса может помочь тебе.

Морис: У парня кое-что есть, это только нужно поставить.

Силест: Что у него есть, так это самое большое самомнение, какое я когда-либо встречала у разных претенциозных молодых людей, это же касается и его пьески. Оно так велико, что скоро лопнет.

Морис: Поэту в театре трудно. Вспомни Джина, бедняжку О'Нила. Говорят, его руки так дрожали, что он не мог подписать письмо, а его жена говорит, что это... Морешумит.

Силест: Что он там сейчас делает? Что его задерживает? Морис: С него упало полотенце.

Силест: Забирай у него все изменения, если он их сделал, и немедленно отправляемся в Деннис. Уже поздно. Кэролайн: Конечно, они задержат занавес для нас, они же

знают, что я приезжаю! Морис (кричит): Мы уже почти ушли!

Август: Но ваша телеграмма только что пришла! (Кэролайн) Мисс Уолз! Вы! Означает ли это, что вы будете играть в моей пьесе?

Кэролайн: Заслуживаю ли я такой чести, мистер... э-э...

Морис: Это наш молодой гений. Август, ты помнишь Силест?

Август: Да, конечно, миссис Фиддлер, я был так ошеломлен, увидев мисс Уолз, что...

Кэролайн: Милый! Морис сказал мне, что вы делаете кое-какие изменения? Правда?

Август: Да.

Кэролайн: И как они продвигаются?

Август: Не знаю. Я надеюсь. Можно сказать, только сказать, что я работаю напряженно, как только могу, но... (шум волн) мои нервы на пределе это уже хронически, они всегда на пределе.

Силест: Что-то не в порядке с нервами?

Август: Постоянное кровоизлияние.

Силест: Кровоизлияние нервов? Это что-то новое.

Морис: Он выражается образно.

Силест: О... Но... изменения готовы, Август?

Август: Да, они есть всегда, но откуда я знаю, этого ли хочет мистер Фиддлер?

Силест: Август, Морис посылал тебе наброски последнего акта.

Август: Да, но я... не читал их!

Морис: Ты? Не читал их? Даже? Вы слышали! Он их даже не читал!

Август: Да, видите ли, у меня моя собственная новая концепция последнего акта, и я хотел вначале попробовать ее, прежде чем подвергать себя посторонним влияниям, даже таким благотворным, как мистера Фиддлера... Извините, мне надо одеться. (Уходит в лачугу)

Силест: Я думаю, нам надо покинуть это место.

Морис: Но не сразу.

Август возвращается с бутылкой рома.

Силест: Ром? Ах да, дань матросским традициям.

Кэролайн: Как мило. Могу я попробовать? (Он наливает ей) М-м-м. Спасибо.

Август: Мистер Фиддлер?

Силест: Мы здесь не на коктейле, Август.

Кэролайн: Здесь всегда так дует?

Силест: Откуда он у вас?

Август: О, история сложная... Вы знаете, как люди достают себе выпивку, покупают сигареты - кредит...

Силест: Вас не могут арестовать за спаивание человека при исполнении служебных обязанностей?

Август: Никогда не знаешь, как с тобой обойдутся...

Силест: Который час? Я не вижу часы сквозь вуаль, и не могу ее снять, меня слепит песок.

Морис: Но ветер сейчас затих.

Силест: Наверное, только на мгновение. (Но она снимает шарф с лица.) Уже пятый час: отсюда пятнадцать минут до города на такси, оттуда три часа до Денниса, что означает, что нам придется отказаться от обеда, чтобы увидеть спектакль в Плейхаузе.

Морис: Силест, если ты собираешься нудеть, возьмите такси с Кэролайн. Мне нужно кое-что объяснить этому молодому гению.

Август: Миссис Фиддлер, ваш супруг путает у гения иррациональное поведение и истерическое произведение, а может, делает вид, что путает. Но я не хочу вас удерживать. Все, что я хочу знать, покупаете вы мою пьесу или нет, и если действительно покупаете и подпишете официальный контракт с моим агентом, мне бы хотелось... ну... мне бы хотелось... небольшого чека в качестве аванса, так как я вам уже говорил, мои деньги все вышли, кредита в городе у меня нет, все мои друзья... сами нуждаются, свои... э-э... последние гроши я потратил на бутылку рома и... ананасный сок, газету и стаканы.

Громкий шум ветра.

Кэролайн: Здесь всегда так дует?

Август: Что? Нет. Это начинается... как его... осеннее равноденствие...

Кэролайн: И сколько вы еще планируете пробыть здесь?

Август: У меня нет никаких планов, мисс Уолз.

Кэролайн: А как здесь с обществом?

Август: Ничего, ничего особенного. Время от времени я еду в Провинстаун - и подцепляю кого-нибудь.

Кэролайн: О... Девочку или мальчика?

Август: Мисс Уолз, если бы вы пожили в одиночестве в дюнах, в таком безличном обществе, как Атлантический океан, то вы бы поняли, что иногда совершенно все равно - мальчик ли, девочка...

Морис хихикает. Силест строит недовольную мину.

Кэролайн: Я понимаю. Когда у молодых рождается девочка, они всегда говорят: "Нам совершенно все равно, мальчик или девочка", но всегда видно, кого они хотели.

Силест: Август, нам надо ехать. Где изменения?

Август: Я много работал, но откуда я знаю, подойдут ли они вам?

Силест: Я повторяю, у тебя были наброски Мориса.

Август: Наброски не нужны мне, миссис Фиддлер, мне не нужны никакие идеи, кроме своих собственных.

Силест: Август, Морис не даст тебе ни гроша, пока ты не сделаешь всех требуемых изменений! Кэролайн!

Поднимается в глубине сцены на дюны, сопровождаемая Кэролайн.

Август: Мой агент велела мне не давать Морису ни клочка бумаги, пока с ним не будет оформлен контракт.

Морис: Художникам не следует иметь дел с агентами и союзами. Я же говорил тебе, что это особое соглашение, только между мной и тобой, и ты твердо обещал строго его придерживаться.

Август: Мистер Фиддлер, Морис, мне надо жить, а я не могу жить без еды, и мое чувство товарищества ослабло.

Силест: Насколько я помню, в соглашении было также, что ты предъявляешь полный текст второго варианта пьесы к первому сентября, а сегодня пятнадцатое.

Морис: Ты знаешь, мы не хотим пользоваться тобою, малыш, но мы должны держаться соглашения, не правда ли? Я сам художник, и всем известен своим сочувствием к другим художникам, но...

Август: Я знаю это, мистер Фиддлер... Морис.

Силест: Он стал совершенно невозможным и невыносимым. Эта примитивная жизнь не производит на меня впечатления, я прошу прощения, но...

Морис: Силест? Ты помнишь, как Джин жил в Провинстауне, пока мы не вытащили его оттуда?

Силест: Да. Пил.

Август: Это правда? Вообще-то я мог бы посоперничать... с этим примером.

Сворачивает бумажный кулек.

Морис: Ты поймешь, как и Джин, что пьянство совершенно не обязательно для гения.

Август: Гений - дерьмо... извините, мисс Уолз. (Она весело смеется)

Силест: Мог бы попросить извинения и у меня. Боюсь, что скатологический язык еще менее приличествует гению.

Август: Миссис Фиддлер, ваш супруг сказал мне, что я гений, месяц назад в Нью-Йорке. Я знаю, что он просто веселился, когда называл меня так, но он не подписал официального контракта со мной.

Силест: Я чувствую, здесь пахнет шантажом. Отвратительным вымогательством. Морис, давай уедем, пока такси не ушло от нас, шантажируемых этим...

Август: Этим - кем? Хотел бы знать.

Силест: Поймете в свое время. Кэролайн, пошли. Морис?

Морис: Да, девочки, идите. Задержите такси. Я знаю, как надо разговаривать с этим парнем. У нас свои дела. Художники поймут друг друга.

Август: Даже если между ними такая пропасть, как большое богатство и... нужда?

Морис: Важна духовная связь... Август? Ты должен научиться доверять.

Август: Мой агент советует обратное, Морис.

Морис: Художники обитают в одном мире, агенты - в другом.

Силест (из-за дюн): Морис!..

Август: Ваша жена, кажется, окончательно потеряла терпение.

Морис: Нас ждут в Деннисе, и Талула не задержит начала, никогда, таковы уж эти южные леди, автократичные, как... Иду! Август, ступай, принеси изменения!

Август: Когда вы вынете свой кошелек, мистер... Морис.

Морис вынимает пачку банкнот из кармана.

Морис: Конечно, я намерен облегчить твои трудности. (Вынимает банкноту)

Август: Но это только полсотни.

Морис: Ты слишком хороший бизнесмен для художника. Здесь на двадцать больше.

Август: Мой агент настаивал, что я должен получать сто в месяц по официальному контракту.

Морис: Никогда не знаешь, на чем будут настаивать эти десятипроцентники, но... я хочу, чтобы ты жил лучше, Август, поэтому... (Вынимает еще банкноту) Мне кажется, сейчас будет полная сотня.

Август: Спасибо, Морис. Сейчас я принесу изменения.

Морис: Неси. Поскорее. Мы опаздываем.

Август уходит в лачугу и возвращается с беспорядочным ворохом бумаг.

Морис: Вы, молодые гении! Страницы хоть пронумерованы?

Август: Да, да... Осторожно, Морис, у меня нет копирки, вы знаете.

Кэролайн вновь появляется на вершине дюны.

Кэролайн: Теперь моя очередь поговорить с ним. А вы задержите такси.

Морис: Все в порядке, мы можем ехать.

Кэролайн: Вот глупости! Мне надо поговорить с ним сначала. Я надеюсь узнать его получше. Август, могу я поговорить с вами минуточку?

Морис поднимается на дюну, складывая листы бумаги в стопку.

Кэролайн: Ну хорошо. Что вы думаете о Бродвее?

Август: Мне бы хотелось, чтобы моя пьеса шла там.

Кэролайн: Это очевидно. (Садится рядам с ним на крыльцо) Я играю с ними в небольшую игру. Я уже решила сделать вашу пьесу в этом сезоне. На самом деле, я уже знаю монолог из нее, тот, который мне больше всего нравится. Могу я сыграть его вам? Хотите послушать?

Август: Конечно, хочу. Это любопытно.

Кэролайн: Я попытаюсь. "Еще есть что-то дикое в этой стране, стране, привыкшей быть дикой, дикими были ее мужчины и женщины, и была дикая ненависть друг к другу в их сердцах, а теперь она больна неоном, вспыхнула неоновая эпидемия, как и во многих других местах. Я подожду в своей машине. Это самая быстрая штучка на колесах во всем Двуречном округе..."

Август: Да. Почему вы выбрали этот монолог, он же не лучший?

Кэролайн: Для меня он лучший. Мне иногда дико в этой стране. Они - Фиддлеры - не знают. А я знаю. Я знаю это. (Море шумит) Выше нос, парень! Я сделаю твою пьесу в этом сезоне. Не обращай на них внимания. Я играю свою игру, а они... дадут мне выиграть! (Море шумит) Одиночки!.. Ты. Я... Пара одиночек, одиноких волков, ведущих в бой стаю. Всегда в гриме, всегда в маске. Но какое это имеет значение? Это игра, и мы играем, чтобы победить, и мы, одиночки, побеждаем, даже когда проигрываем. (Снимает с лица шарф) А теперь, милый, потерянный незнакомец, по-

целуй меня. Фиддлеры - это Фиддлеры, но мы не будем танцевать под их дудку. Мы - художники, не так ли? Нищие, но художники. (Море снова шумит) Скорее возвращайся в Нью-Йорк. Я все для тебя приготовлю, и мы будем готовы выступить, как пара скаковых лошадей. (Поднимается) Они гудят мне, Август. Не будь слишком одиноким сегодня, проведи ночь с кем-нибудь приятным. Прощай. Я имею в виду - до свидания. Мы будем вместе.

Уходит в дюны, поворачивается, чтобы послать ему поцелуй, и исчезает. Слышно отъезжающее такси. Короткое затемнение сцены. Клер возвращается через дюны с котелком устриц.

Мужской голос (из-за сцены): Эй! Детка! (Клер медленно поворачивается)

Клер: Багзи! Не ходи за мной сюда.

Багзи: Тебя не было на этой прогнившей пристани.

Клер: Да. Чего тебе надо, Багзи? Я же писала тебе, что все кончено.

Багзи: Все дерьмо.

Клер: Не веришь мне, Багзи?

Багзи: Девочки в твоих условиях не накликают на себя выстрелов.

Клер: Я сказала, что между нами кончено, и я повторяю это, о каких бы условиях ты не говорил.

Август выходит из лачуги, приближается к ним, сбитый с толку.

Клер: Август, это Багзи. Багзи Бродский. (Багзи ухмыляется, слегка наклоняя голову) У Августа пойдет пьеса на Бродвее, Багзи. Ее ставит Гильдия актеров, и Кэролайн Уолз будет в ней играть.

Багзи: Эта распутная баба? Я бы не пустил ее к себе на порог, если бы она пришла.

Август: Почему?

Багзи: Потому что она - распутная бабенка, которая ходит с толпой педиков. Один у нее - чтобы зажигать ей сигарету, другой - чтобы поддерживать ее, когда она пытается танцевать, третий - чтобы рассказывать ей грязные анекдоты, еще один - чтобы хохотать с ней, один - чтобы таскать ее таблетки и ее травку, один - чтобы утирать ей нос, один - чтобы отводить ее домой, и никого, кто бы трахнул ее. Но может быть, она заведет кого-нибудь и для этого, хотя бы и резиновый член.

Клер: Багзи, что ты несешь - она удивительная актриса.

Багзи: К черту, она - бандерша у педиков.

Клер: Ты не знаешь ее, Багзи.

Багзи: Я говорил тебе, что она посещала мое заведение в Истсайде, пока я ее не вышиб оттуда, потому что она создавала ему дурную репутацию. Когда суке из своей свиты она давала десять долларов на чай бармену, тот отдавал только доллар, а девять клал себе в карман. Мне не нужна такая торговля. Я держал гей-бар в Майами, я все про голубых знаю, никто мне не скажет про них такого, чтобы я уже не знал.

Клер: Ты считаешь, что все про все знаешь.

Багзи: Я знаю все о некоторых вещах, и одна из них - голубые.

Клер: А другая - наемные убийцы.

Багзи: И про них я знаю тоже, и я предпочитаю их голубым. Эти - убьют и отца, и мать, а те - банда педерастов, вот кто они.

Август возвращается в лачугу.

Клер: Багзи, ты заткнешься когда-нибудь?

Багзи: У тебя есть тут одежка?

Клер: Есть, а в чем дело?

Багзи: Надень обмундирование поприличнее и пойдем.

Клер: Куда?

Багзи: Твое время здесь вышло.

Клер: Позволь мне самой решать.

Багзи: Хорошо, решай, только немедленно.

Клер: Я уже решила. Уматывай отсюда, Багзи.

Багзи: Ты выглядишь ужасно, детка. У меня ты была в лучшей форме, пока сюда не попала.

Клер: Я прекрасно себя чувствую, впервые за три года. Багзи: Взгляни-ка на это. (Подает ей сложенный лист бумаги) Клер: Что это?

Багзи: Подлинная справочка отвоем последнем пребывании в больнице: почитай-ка.

Клер: Нет.

Багзи: Хочешь, чтоб я прочитал? Ты живешь на половине почки.

Клер: Мы все живем на половине того или другого. Ты живешь... ты знаешь, на чем ты живешь полностью? Ты живешь на продаже наркотиков и проституток и на убийстве конкурентов в этой области.

Багзи смотрит на нее какое-то время, затем сбивает ее с ног.

Клер: Прекрасно. А теперь уматывай. (Багзи пожимает плечами и уходит)

Август: Клер!

Клер (поднимается, шатаясь): Ты слышал все? (Он кивает)

Август: Кто он?

Клер: Слышал о клубе "Светлячок"? (Он кивает) Ну и я была светлячком - пока Багзи не уволил меня, чтобы использовать лично для себя.

Август: Боже правый...

Клер: Да. Боже... Ну, теперь ты знаешь. Что с Кипом?

Август: Поплыл к маяку, пока у меня были... посетители...

Клер: Неприятные, как и у меня?

Август: Вроде -не совсем...

Пауза. Клер: Подожди Кипа. Я возвращаюсь на пристань.

Август кивает, не смотря на нее. Небо гаснет. Он садится на платформу.

Август: Уже начало темнеть, а я все ждал и ждал. Я уже начал думать, что проведу ночь один - с морем и своим серебряным патефоном. Ну - будет завтра. В те дни я всегда знал, что завтра - будет... Потом я мог различить уже только вращающийся луч маяка. Подумал, что, может быть, Кип услышит меня, если я крикну: Кип... Кип, эй, Кип!

Не Кип, а Моряк отвечает на дюнах в глубине сцены. Август (спокойно): Боже...

Моряк: Потерял своего мальчика?

Август: Что сейчас? Что тебе нужно на этот раз?

Моряк: Бить тебя не собираюсь.

Август: Да, ты слишком пьян.

Он садится на платформе спиной к приближающемуся шатающейся походкой Моряку. Моряк садится рядом с Августом. Через некоторое время он хрипло говорит.

Моряк: Прошлой ночью ты хотел трахнуть меня.

Август (терпеливо): Да. Но ты хотел трахнуть меня, а я не могу так, Спад.

Моряк: Сегодня я слишком пьян, чтобы трахнуть тебя, парень.

Август (с быстрым, резким смешкам): Я и не мечтал обсуждать с тобой эту проблему, Спад.

Пауза. Темнеет еще больше.

Моряк: Сегодня я откину для тебя одеяло.

Август: "Откину одеяло"... Это же выражение я слышал год назад от одного цветного парня в Чикаго. Чудный мальчик. Чистая кожа. Милый парнишка. Но у меня не было с собой вазелина, и я получил от него триппер.

Моряк: Поэтому можешь трахнуть меня еще за монету и выпивку. Идет? Насиделись?

Пауза. Август: Да, я считаю - насиделись...

Когда они встают с платформы, свет гаснет.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В тех же декорациях.

На дюнах в глубине сцены появляется Актриса с лицом, закрытым шарфом.

Актриса (громоподобно резонирующим голосом): Где он? В каком уголке сада? (Виден Август, поднимающийся в лачуге и направляющийся к двери) Нет, нет, я хочу, чтоб он сказал мне это в лицо! (Август выходит на крыльцо) А! Вот ты где, пьяный выродок! Как ты говорил - что я сделала с твоей пьесой?

Август (спокойно, но отчетливо): Я сказал, что вы обкакали мою пьесу.

Актриса: Ступай в театр и повтори это в присутствии свидетелей. Мой адвокат потащит тебя в суд за подрыв репутации, и личной, и профессиональной. У тебя отсудят все до последнего цента, выпрошенного, взятого взаймы или украденного, ты, подвальная крыса, ты, наглый косоглазый маленький... Ступай в театр! Скажи это, крикни! Что, кишка тонка? Боишься?

Август: Нет. Мы с вами смелы одинаково. Но я никогда не войду в этот лепрозорий с вами.

Актриса: Хо-хо-хо! Хо-хо!

Август: Вы играете Сайта Клауса? Эта роль вам больше подходит, чем роль отчаявшейся леди, которую вы представляли вчера?

Актриса: Здесь есть междугородный телефон. Я позвоню в мою адвокатскую контору. Смелый, говоришь? Тогда поговори с моим адвокатом! Повтори ему все оскорбительные обвинения, которые ты бросил мне.

Август: Не буду. И не потому что боюсь. (Звуки ветра и моря) Я думаю, вы знаете, что мы равны по силам. Законом не напугать художника, возмущенного ложью и жульничеством... (Ветер и плеск волн) ...Его концепция жизни основана на них.

Актриса: Тогда скажи мне...

Август: Что?

Актриса: Почему ты не хочешь говорить с моим адвокатом?

Август: Боюсь, что у вас его просто нет, есть только банда льстецов, пользующихся вами без зазрения совести. Есть и другая причина, почему я не пойду в театр и не повторю ни слова.

Актриса: Так скажи, какая?

Пауза.

Август: Я люблю вас. Да, я люблю ваш неистовый дух и становлюсь перед вами на колени!

Актриса: Встань передо мной на колени, и я врежу тебе по яйцам... которых у тебя нет!

Август: Леди так не поступают, а вы - леди! Леди, которая как тигрица. Что произошло вчера вечером? То, что вы оказали этим жирным котам услугу, которую они только и ждали. И поэтому вы обкакали мою пьесу, вы превратили классическую роль в балаган с переодеваниями, но я... люблю вас. Теперь вам предстоит трудное решение. Хотите покончить с этой пьесой здесь или поедете с ней по стране? Вспомните, как вы рисковали, позволив им смеяться над тигрицей, бушующей в вас, как раз здесь, в Сити-Синтер? Они не приняли вызова! После этого, да, я встал на колени перед вами, целовал вашу туфельку, и вы не били меня ею!

Актриса: Публично, в моей уборной?

Август: Полной цветов и поклонников! Кто-нибудь знал, кто вы? Я знал. А потом, потом, я по старым семейным письмам определил, что... мы родня по крови. Я гордился этим, Таллула, и потом, когда вы лежали с искусственным легким в больнице на Манхэттене, они говорили вам: "Что вы хотите?" А вы повторяли: "Виски, кодеин". Ваша последняя просьба...

Море шумит. Актриса медленно склоняет свою гордую голову, затем вскидывает ее и отворачивается.

Актриса: Позже, позже, не намного, но позже. Хорошо, спокойной ночи... любимый. Я иду в театр готовиться к гастролям по стране. Иди спать. Пусть Фрэнки отведет тебя в постель. Осторожно - я люблю тебя...

Спускается с дюны.

Август (смотрит в небо): Жизнь закончилась - как один миг, в конце жизнь кажется прошедшей за один миг!

Сцена затемняется.

Следующий вечер. Август работает при свете лампы под звуки пластинки на серебряном патефоне.

Кип: Август?

Август (вскакивая): Ах ты, Боже мой!

Кип: Нет, нет, всего лишь дезертир из Торонто!

Август: Где вы были прошлой ночью?

Кип: Мне надо было о многом подумать и поговорить с Клер.

Август: Думаю, что понимаю, но... надо было дать мне знать. (Пауза.) Вы знаете, что у Клер был здесь, в дюнах, гость?

Кип: Да, Багзи. Она говорила мне о нем.

Август: Он ударил ее, когда она...

Кип: Она мне все рассказала. Вы видели, как он ударил ее?

Август: Конечно, я видел, я услышал шум отсюда.

Кип: Но не вышли.

Август: Я вышел до того, как он ее ударил. И вернулся. А потом снова вышел.

Кип: И не остались с ней.

Август: Кип, я не претендент на титул чемпиона в супертяжелом весе, чтобы противостоять такому убийце, как Бродский.

Кип: Да.

Август: Этакий антипедик с пистолетом. А у меня есть работа, чтобы жить. И мне ее хватит еще надолго...

Кип (имея в виду пластинку на патефоне): Милый Лейлани.

Август: Да, "Небесные цветы". Не все мои пластинки - классика.

Кип: Католические вкусы... т

Август: Гавайские...

Кип: Я знаю. (Пауза) Вы не показали Клер, что... не одобряете ее? Ее жизнь?

Август: Я не делал никаких намеков, но она очень чуткая девочка. И была светлячком в одном из его клубов, пока он не сделал ее своей... наложницей.

Кип: Взгляните в ее глаза, они оба ясны, как небо.

Август: Это моя вина, что у меня один глаз... мутнеет?

Кип: Она говорит, что вы сказали - это что-то символизирует.

Август: Как метафора, да. Почему она говорит, что она из Нью-Порта?

Кип: Вы переписали последний акт своей пьесы, чтобы она смогла пойти на Бродвее с голливудской звездой.

Август: Без уступок внутренней правде, Кип.

Кип: Гм.... Если она вернется сюда...

Август: Она вернется?

Кип: О да. Если не сегодня, то завтра. Будьте добры к ней, не надо покровительства.

Август: Но этот профессиональный убийца, Багзи Бродский...

Кип: У многих из нас нет выбора, жизнь вынуждает - понимаете?

А в густ: Конечно.

Кип: Вы дрожите.

Август: Ночи становятся холодными, Кип. Пойдем внутрь.

Кип: Там нам будет ничуть не теплее.

Август: У меня есть одеяла...

Кип: Дайте мне немного времени.

Август: Время, время, нам всем его надо намного больше, чем его дается.

Кип: Я побуду немного на платформе. Она может вернуться.

Август: И ночь будет ее? Снова?

Кип: Если она вернется, думаю, она не останется, она знает пределы безнадежности...

Август: Ты думаешь, будет так?

Кип: Не знаю. Завод кончился.

Август: Хочешь завести патефон и поставить пластинку, которая тебе нравится?

Кип входит в лачугу. Он выбирает "Бразилиану" Вилла-Лобоса в исполнении Виду Сайао: когда пластинка начинается, он выходит на крыльцо.

Кип: Для меня сюрприз эта пластинка у вас.

Август: Ты же заметил католицизм моих вкусов. Я знаю разницу между старой популярной и великой музыкой, Кип.

Кип: И какую вы предпочитаете?

Август: Угадай!

Кип: Такая музыка даже сегодняшнее небо делает еще яснее. Я могу найти только два созвездия, Орион и Большую Медведицу. Так много всего видно, что они совершенно перепутываются... Я думал, что метеоры, падающие звезды, бывают только в августе.

Август: Их расписание не такое строгое.

Кип: Где вы пили вчера ночью?

Август: Почему ты спрашиваешь?

Кип: Здесь кислый запах, а весь пол в корке от сухой блевотины. Вы ее не помните?

Август: Так был занят работой, что нет, не совсем.

Кип возвращается на платформу.

Кип: От чего вам стало плохо, из-за меня? Из-за того, что я не вернулся?

Август: Мне было жаль, что ты не вернулся, меня это задело, но от этого меня не рвет. У меня был пьяный посетитель прошлой ночью, как только ты ушел. Гость, которого вырвало на пол. (Пауза. Пластинка останавливается. Август тихо поет) "Что нам делать с пьяным матросом, что нам делать с пьяным матросом рано поутру? Сунуть под койку, пока не протрезвеет, сунуть под койку, пока совсем не протрезвеет, рано поутру". Что было с Клер, как она?

Кип: Она... она хочет побыть одна, чтобы подумать. Она сказала, чтобы я возвращался к вам, и все рассказал... (Август тихо смеется) Клер и я - в уязвимой позиции. Сила у вас и у Багзи, а не у нас.

Август: Я не хочу, чтобы меня равняли с Багзи.

Кип: Я знаю.

Август: А Клер думает, что я похож на Багзи?

Кип: Она бы не отпустила меня к вам, если бы так думала. Я чувствую, как вы дрожите. (Хрипло) Хотите массаж?

Август: Ты сказал - массаж?

Кип: Да, у моего отца в Торонто были бани.

Август: Для натуралов или...

Кип: Я не знаю.

Август: Но ты должен был понять.

Кип: Как?

Август: Клиенты не реагировали? Особенно, когда ты массировал им низ живота или бедра?

Кип: Но обычно массаж делаешь совершенно автоматически.

Август: А шептали они тебе номера своих кабинок?

Кип: Конечно, время от времени.

Август: Обычно, я думаю.

Кип: Нет, нет, только иногда. Место было совсем не для... клиенты были...

Август: Всякие. Но когда они шептали тебе номер своей кабинки?..

Кип: Я смеялся и говорил, что занят. И это была правда. Я обсуждал это с отцом, и он просил меня быть вежливым, и говорить, что занят, я так и делал. Ты говорил, что страдаешь иногда бессонницей?

Август: Да, одинокими ночами на дюнах, когда никто не вваливается, чтобы поблевать на пол или поговорить.

Кип: Я действительно хороший дипломированный массажист, я знаю, как расслабить, чтобы тебе спалось хорошо.

Август: Спалось хорошо, а ночью была поллюция? Нет, нет, бэби, мне не нужен анестезирующий массаж. Я предпочитаю сам массажировать. Конечно, я не дипломированный массажист, и честно скажу, не буду и пытаться вызвать у тебя немедленный сон. (Кип сидит молча, как мумия.) Все мы стремимся к выгоде, как и большинство людей, если не все. (Двигается ближе к Кипу) Воздух становится холоднее, ветер. Можем мы пойти внутрь?

Кип: Вода теплее, чем воздух. Не возражаешь, если я пойду искупаюсь?

Август: Доплывешь снова до самого маяка?

Кип: Ну... не до самого. А может, просто пройдусь. Поздно, я не поплыву далеко.

Поднимается и медленно направляется клевой кулисе.

Август: Его голос звучит почти панически. Это меня он так боялся сорок лет тому назад? (Кричит) Не уплывай из виду. Уплывешь - догоню...

Кип: Позови, если меня не будет видно, и я откликнусь. Мне нужно прояснить голову.

Август: Может, ты разденешься, чтобы я был уверен, что ты вернешься сегодня?.. Следовать за ним, догонять было бы ,бесполезным унижением. Я буду смотреть отсюда. (Он зажигает сигарету, спичка дрожит в его руках) Его тянет к воде, - ловкий хитрец. (Встает и кричит) Кип!.. Снова не отвечает, но он плавал не далеко и не долго.

Возвращается назад медленно, как будто олицетворяет собой "пределы безнадежности", но с одеждой, скатанной под мышкой. Звук парада приближается вместе с ним, неземные фанфары и мое сердце бьется все сильней... Некоторые люди вне красоты для меня, не все, но многие... достаточно. Достаточно для меня, чтобы сказать себе в те яркие годы: "Самые красивые, у вас своя доля, будьте довольны ею - убирайтесь". (Появляется Кип, спиной к лачуге) Я что-то сказал тогда, не помню что. Ах да. "Клер еще не приходила, как видишь".

Кип: Я, правда, не жду ее раньше завтрашнего дня. Пойдем внутрь, если ты думаешь, что внутри теплее.

Август: Голова прояснилась, Кип?

Кип: Достаточно, чтобы думать о вещах, которые нам надо обсудить.

Август: Хорошо, давай обсудим, здесь, на платформе, Кип.

Кип: Прошлой зимой я узнал, что такое быть голодным на холодном, заброшенном чердаке, в Южном Виллидже, на Гудзоне, где в окнах тоже не было стекол.

Август: Ни тепла, ни стекол, ничего?

Кип: Я встретил Клер.

Август: Где?

Кип: В одной из этих круглосуточных забегаловок ближе к окраинам. Я туда забрел не поесть, а чтобы получить какую-нибудь работу, мыть посуду, например. Она сидела за стойкой и ела чили. "Садись, - сказала она, - ты голодный". Я сказал: "Извините, но я не могу заплатить за обед". Она улыбнулась и сказала: "Неважно. Закажи что-нибудь, все, что..." Я сел возле нее, но ничего не заказал. "Яичницу с ветчиной, сосиски или... как насчет мяса с кашей и с яйцом сверху, ты, по-моему, голоден как волк!" Я сказал ей, я знаю, я мог бы сказать ей: "Через три дня голода больше не чувствуешь". Она заказала мне мясо дельмонико с жареной картошкой. Очень тяжело есть, когда твой желудок сжался от такого долгого поста. Меня начало рвать, внезапно, как вашего вчерашнего гостя. Но я выпил много воды и удержался.

Август: На чердаке не было и воды? Ты рассказываешь правду, Кип? Воду обычно люди подают.

Кип: Я выходил за водой только с наступлением темноты. Пока не встретил Клер, я боялся выходить и набирал воду в старую банку из-под кофе. Я бы научился скорее умирать, чем убивать, это правда, это не сказка.

Август: Что, как ты думаешь, мы еще должны обсудить?

Кип: Конечно, я заметил, что ты смотрел на меня позапрошлой ночью. Это я попросил Клер поговорить с тобой.

Август: Да, мы поговорили, в основном - о тебе.

Кип: Я знаю, она рассказала мне. Она сказала, что вы говорили, что я похож...

Август: В ту ночь я был пьян, и не помню, что я говорил. А, вспомнил, я сказал: "На святого".

Пауза. Кип уронил голову на руки; через какое-то время он начинает тихонько всхлипывать. Август прижимается к нему и обнимает его за плечи.

Кип: Я не знаю, где я.

Август: Что?

Кип: Что происходит? (Неуверенно поднимается) Я... ничего не помню... Теперь прояснилось. Наверное, я был в воде, я весь мокрый. У тебя есть полотенце?

Август: Я все еще думал тогда, что он играет спектакль, это заставило меня грубить ему. Я сказал: "Да, у меня есть полотенце, бродяга, чистое, а не то, что называют "половая тряпка""!

Кип: Тряпка? Половая?

Август: Ты понимаешь, что я имею в виду? (Вскакивает) Я не собираюсь объяснять. Я иду внутрь и вытираю блевотину с пола. (Он входит в лачугу, смачивает тряпку половиной бутылки газировки. Встает на колени, чтобы вытереть пол. Закончив, выжимает тряпку за дверью. Подходит к окну, выходящему на платформу и кричит) Кип?

Кип: Да.

Август: Почему ты не идешь за чистым полотенцем, или...

Кип: Или за чем?

Август: Иди и поищи Клер.

Кип: Есть вещи, которых я не знаю, и вещи, которых ты не знаешь. Такие, как... (Август останавливается на крыльце лачуги) ...где... чайки... спят по ночам?

Август: Никогда не спрашивал их об этом.

Кип: Ты потерял терпение со мной?

Август: Потеряю, если ты останешься там со своими "пределами безнадежности".

Кип: Что ты там делаешь?

Август: Вытираю блевотину с пола.

Кип: Чем?

Август: Тряпкой.

Кип: Сухой тряпкой?

Август (свирепо): Нет, нет, я помочился на нее. Или тебе не нравится и запах мочи?

Кип: Август, ты не мочился на нее. Ты вылил на нее полбутылки газировки.

Август: Ты можешь быть иногда очень... наблюдательным, Кип. (Кип поднимается на крыльцо, но не заходит внутрь) Ну?

Кип: Я захожу, я уже почти...

Август: Что ты там делаешь?

Кип: Смотрю на метеор, метеор, падающий в океан, фью, фью, бац... Упал... Я захожу.

Медленно входит в лачугу.

Август: Вот твое полотенце. Не стерильно, но...

Кип (вытираясь полотенцем): Не сердись на меня.

Август: Я не сержусь.

Кип: Я уже вытерся. Поставь еще раз павану.

Август: Да... музыку. (Он заводит патефон и ставит "Павану". Кип прикручивает фитиль керосинки) Все еще боишься? Любви?

Кип: Не любви, а...

Август: Чего?

Кип: Прочего. (Он продолжает медленно прикручивать фитиль керосинки. Август берет его руку и снова выкручивает фитиль) Пожалуйста. Я не знаю, что делать.

Август: Будешь следовать моим инструкциям? (Кип смотрит на него какое-то время; затем медленно опускает лицо. Август ждет. Затем крепко сжимает его руку) ...Он мог бы легко вырваться, но не стал...

Сцена затемняется.

Следующий вечер. На вершине дюны в глубине сцены появляется Клер.

Клер: Эй! Помогите мне донести зелень. (Август направляется к, ней.) Оба, оба, Кип, ты тоже нужен! (Кип не двигается.) Ки-и-ип!

Август (подойдя к ней): Ничего не могу сделать. Кип себя сегодня неважно чувствует.

Клер: Что с ним? Забери овощи с собой. (Она входит, неся плетеную корзинку) Кип, что с тобой?

Он как будто не слышит ее. Море шумит. Август следует за ней, нагруженный пучками зелени самых разнообразных форм. Кип по-прежнему не замечает ее, направляется к платформе и растягивается на ней, руки забросив за голову.

Август: Не знаю даже, спал ли он ночью.

Клер: Интересно, почему.

Август: Расскажу попозже.

Клер: Лучше сейчас. Вы нарушили соглашение?

Август: Мы определили... условия.

Клер: Я вам не верю. Он не стал бы, если бы... (Море заглушает ее голос.) Вы правда определили?

Август: Парад прошел мимо, он прошел прямо передо мной, там, где я стоял.

Клер: Похоже, что он прошел прямо по нему.

Август: Нет, он просто устал сегодня, пусть отдохнет, ладно?

Клер: Не сейчас, мне надо поговорить с ним. (Направляется к платформе) Кип?

Кип (безучастно после паузы): Привет, Клер.

Клер: В чем дело?

Кип: Позже... Одни.

Она возвращается в лачугу.

Клер: Что случилось с Кипом, что с ним? Он похож на побитую собаку.

Август: Клер, ты не думаешь, что Кип может иногда притворяться?

Клер: Каждый может, если его вынудить... и если может. Ты можешь ответить, что произошло между вами, пока я его не видела?

Август: Мы долго обсуждали условия, это были... условия сделки, такие же переговоры, как между мною и Фидцлерами, между тобою и Багзи Бродским.

Клер: Меня сбили с ног. Кипа тоже?

Август (нетерпеливо): Вы видите на нем синяки?

Клер: Один взгляд в его глаза... равняется синяку.

Август: Он просто очень сонный, и все. (Она свирепо швыряется в него песком. Он ухмыляется) Не знал, что светлячки могут швыряться.

Клер: Светлячки могут даже взбеситься, как и вы. Я думаю, вы - гунн не на четверть, вы - полный варвар!

Август: Просто внук баварского бюргера, который приехал в Штаты, чтобы избежать призыва в армию, по той же причине, по какой Кип уехал из Торонто.

Клер: Идите поплавайте, идите поныряйте, надеюсь, что вас сожрет акула.

Август: Тише, тише, дайте ему отдохнуть.

Отходит налево.

Клер: Кип?

Кип медленно поднимается, входит в лачугу, падает на койку.

Клер: С тобой все в порядке?

Кип: Со мной все в порядке, со мной все в порядке, я пережил это, как и ты... светлячком у Багзи.

Клер: Он нарушил соглашение?

Кип: Соглашения не было, только... обсуждение условий сделки, как он это называет.

Устало встает с койки и выходит на крыльцо. Смотрит налево.

Клер: Пойдем...

Кип: Куда?

Клер: Отсюда.

Кип: Отсюда - куда? На пристани мы номер сдали.

Клер: Я могу снять в больнице и потребовать, чтобы ты был со мной. Багзи заплатит, он должен, я надеюсь на него. Кип: Багзи заплатит, чтобы стереть нас с лица земли. (Пауза. Мягко) Проясняется. Ночь будет ясной, будет много звезд

для светлячков.

Клер: Кажется, ты отказываешься.

Кип: Клер, для нас выбор... сошелся на одном.

Клер: На нем?

Слышен звук вертолета. Он сбрасывает мешок с почтой на платформу и улетает. Кип и Клер идут к платформе.

Кип: Почты стало совсем мало...

Клер: Мешок порвался, хочешь посмотреть, что вывалилось?

Кип: Телеграмма?

Клер: Для него, последнего варианта выбора. Расскажи мне об этом, ради Бога. Кип: Он имел то, что, как он думал, он хотел, но я думаю, что это было не то. Клер: А яснее нельзя?

Кип: Он использовал меня, как.

Море шумит.

Клер: Быстрее, прочь отсюда, быстрее.

Кип: Давай закончим пикник.

Клер: Почему мы должны хлопотать для этого сукиного сына?

Кип: На самом деле он не сукин сын. Он просто... иной.

Клер: Пойми. Мы... Я умру в этом году. Тебе придется одному давать ему парад.

Кип: Я не хочу баловать его им.

Клер: Хорошо, будь великодушным, а я ухожу.

Кип: Действительно, проясняется. Давай закончим пикник. Сегодня наш последний день здесь.

Клер: Почему ты трешь свою голову?

Кип: Ты знаешь почему. Это возвращается. Я знал, что это произойдет, и вот - пожалуйста! Ты принесла овощей для салата?

Клер: Да...

Кип: Я сделаю... салат... и... разогрею уху. Вообще-то, если я покажу ему свои способности к домоводству, он будет больше дорожить мной. (Входит в лачугу) Я приготовлю ужин.

Август: Мне чем-нибудь помочь?

Кип: Да. Идите, посидите с Клер, она чем-то расстроена.

Август целует Кипа в затылок и выходит.

Клер: Что вы видели в его глазах?

Август: Я... не мог видеть его глаз.

Клер: Было темно?

Август: Нет, было... светло. Я зажег лампу. Но его лицо... он лежал лицом в подушку. Иногда он... стонал немного. Все новички всегда так.

Клер: Я вот что думаю. Идите сюда. (Он подходит к платформе) Слушайте внимательно. Мне нужно говорить быстро и спокойно. Не отвечайте. Не говорите ничего ни сейчас, ни позже. Так. Вы заметили, какие у него короткие волосы, только чтобы прикрыть шрам на его голове, там, где у него прошлой осенью в поликлинической больнице в Нью-Йорке вырезали часть черепа.

Август: Но...

Клер: Я сказала - только слушайте.

Август: Какой может быть дезертиром, если...

Клер: Он был в Штатах нелегально уже два месяца, когда на него свалилась эта штука со страшными головными болями. Ему сказали, что это доброкачественно, убедили его, что это доброкачественно.

Август: А на самом деле?

Клер: Это была бластома. Самая что ни на есть злокачественная. Они мне сказали правду, когда узнали, что мы собираемся жить вместе... если его выпишут. Сегодня я впервые подумала, что он догадывался. Он сказал сейчас: "Она вернулась, я знал это, и вот пожалуйста".

Август: Боже...

Клер: Ш-ш-ш-ш. Мы держались, я притворялась до сегодняшнего дня, и хорошо, что раньше не было ничего, почти ничего, так, иногда, небольшие потери внимания, над которыми я смеялась - и не замечала. (Пауза. Кип закончил делать салат. Он стоит неподвижно, с опущенной головой) Конечно, теперь нет опасности, что Кипа призовут, но его могут выслать обратно в Канаду, а он - единственное, что есть в моей жизни, в моем сердце.

Август: А мы не могли бы жить все вместе? Какое-то время?

Клер: Да, но чисто, непорочно. Я не хочу, чтобы вы снова использовали его, как проститутку.

Август: Я люблю его. Вы знаете, я люблю его. Вы согласны, чтобы я поддерживал его?

Клер: И мутный глаз чего-то требует, даже сейчас?

Август: Я думаю, он хочет, чтобы его поддерживали, ухаживали за ним.

Клер: Если будет... только это.

Кип неуверенно выходит из хижины. Август вскакивает.

Кип: Не берите в голову. Продолжайте разговаривать. Ей, наверное, нужно многое обсудить с вами.

Август: Мы как раз планировали, как будем жить все вместе, когда вернемся в Нью-Йорк.

Кип: Хорошо. Замечательно. Продолжайте планировать, Август, пока я... поставлю уху...

Август оборачивается к Клер. Она держит телеграмму.

Клер: Вы не вскрыли вот это.

Август: Меня уже пугают телеграммы.

Она вскрывает ее и с трудом читает.

Клер: Вам не нужно бояться ее, Август. Она от ваших продюсеров.

Август: От Фиддлеров?

Клер (читает ему при свете спички): "Кэролайн в восторге от переделанного текста. Все улажено. Репетиции начинаются в пятницу. Будьте здесь не позже вторника. Все шлют приветы. Ждем с нетерпением, дорогой мальчик. Морис Фидцлер".

Кип вышел на крыльцо с котелком ухи.

Август (спокойно, благоговейным голосом): Жизнь... Какой чудный, ясный вечер.

Клер: Да, яснее не бывает. Я пойду помогу Кипу. (Входит и садится на краешек койки. Кип ложкой достает уху, дует на нее, пробует. Говорит Клер: "Хороша". Клер отвечает) Да, прекрасна. Замечательна.

Август (с крыльца): Как там уха?

Кип: Прекрасна. Замечательна.

Клер: Ладно, это...

Кип: ...Я думаю, он должен быть хорошим художником - с такой энергией.

Август: Что?

Кип: Так, ничего.

Август: Мне показалось, вы говорили обо мне, как об одноглазом художнике.

Кип: У вас слуховые... галлюцинации, Август. В салат натереть чеснока?

Август: Почему бы нет? Мы же не собираемся играть в почту.

Клер: Бедный Август. Он разочарован...

Кип: Ему никогда не отпиливали макушку головы и не удаляли ни грамма больных мозгов, и ему никогда не надо было выбирать между домом призрения и постелью Багзи Бродского. И он никогда не сидел по шесть недель рядом с нами в этих проклятых - как их... студиях и не... ну... ну... НУ! не позировал этим гребаным художникам...

Теряет равновесие. Она поддерживает его и отводит к койке.

Клер: Август? Идите искупайтесь. Август: Я уже два раза купался сегодня. Клер: Искупайтесь в третий. Все будет готово к вашему возвращению.

Август: Будет?

Клер: Да, будет, идите купайтесь!

Август берет полотенце и уходит. Море шумит, долго, но не громко. Клер садится рядом с Кип ом на краешек койки.

Клер: Я знаю, о чем ты думаешь, малыш.

Кип: Она росла все это лето.

Клер: Мы все росли этим летом, все трое, и никто из нас, никто из нас не знает, зачем, что из этого выйдет? Ничего?..

Кип: Хореографическая... система... записи...

Клер: С тобой все было хорошо до сегодняшнего дня.

Кип: Откуда мне знать?

Клер: Я знаю.

Кип: Я люблю тебя, Клер, но...

Клер: Я не лгала, когда говорила Августу, что мы - брат и сестра.

Кип: Что ты собираешься делать?

Клер: Посмотри. (Она зажимает локоть между большим и указательным пальцами.) Видишь?

Кип: Что?

Клер (поднимая лампу повыше): Вот... Где я ущипнула руку. Видишь? Кожа все еще белая, хоть я ущипнула несильно. Жидкость снова начала накапливаться во мне. Несмотря на эти проклятые таблетки диурама, она начала накапливаться в моих локтях, а потом будет в ногах, потом будет...

Кип: Пойдем домой.

Клер: Где наш дом? Больница?

Кип: Нет, твоя комната, наша комната - на пристани.

Клер: Да, давай оставим ему эту уху, салат и место за столом.

Кип: Мне не хочется делать ему больно, Клер... Он возвращается. (Август вернулся с берега.) Что будем делать?

Клер: Ты все правильно говоришь. Ты знаешь, я думаю, это просто от страха.

Кип: Как и твой локоть, душа моя.

Клер: Давай сыграем, как будто мы - пара слуг-негров и ждем его, чтобы услужить ему, как...

Громкий шум прибоя заглушает ее речь. Кип кивает с кривой усмешкой. Он пропускает ее с котелком ухи. Следует за ней с салатом.

Клер: Можем мы услужить вам, сэр?

Август: Да, давайте поедим, я умираю от голода.

Клер: Да, сэр.

Кип: Салат с ухой, или после?

Август: Давайте все на стол.

Кип: Да, сэр, как прикажете, сэр.

Август: Какой... замечательный вечер.

Клер: Да, сэр.

Август: Не мелите ерунды, мисс светлячок. Садитесь.

Клер: Пока не подадим вам, сэр.

Август: Я сказал: "Не мелите ерунды".

Клер: Светлячок? За стол? Вы шутите.

Август: Вы Королева светлячков. Клер: Назначенная Багзи Бродским.

Август: Нет, мной. Это мой Клуб светлячков. Я провозглашаю вас Королевой светлячков. (Она смотрит на него с напряжением; затем опускает лицо, всхлипывает, закрыв лицо ладонями. Кип выходит с салатом) О... Вино...

Идет к платформе и достает бутылку из песка под нею. Клер и Кип стоят лицом друг к другу.

Клер: Не отнести ли нам наши подносы внутрь? Слуги едят на кухне.

Кип: Нет. Игра не выходит. Придуманные игры никогда не выходят.

Клер: Хорошо, раз ты считаешь, что это игра.

Кип: Садись и молчи. Пусть он говорит. Я хочу послушать, что он скажет теперь.

Август (возвращаясь с бутылкой): Она все еще кажется холодной.

Клер: Комнатной температуры или холоднее?

Август: Дюновой температуры: достаточно холодная. Чем мы ее откроем? У меня нет...

Он беспомощно переводит взгляд с одного на другую. Затем садится между ними и роняет лицо на руки. Море шумит.

Клер: Кип, дай нам штопор.

Кип встает и входит в лачугу, держась за дверь. Внутри он теряет контроль: все его движения неуравновешенны. Он возвращается со штопорам. Август выхватывает у него штопор, всаживает его в пробку бутылки, свирепо вращая его в горлышке.

Клер: Протолкните пробку в бутылку.

Август: Нет, я...

Захватывает пробку зубами и вращает бутылку. Клер смотрит на Кипа. Кип криво улыбается ей.

Август: Ну вот.

Клер: Пробка вышла из бутылки, кошка вышла из мешка.

Кип: Замолчи, Клер. Как салат?

Клер: Попробуй сам, ты ж его делал.

Кип: О... (Пробует) Я забыл чеснок.

Клер: Поэтому мы все можем целоваться друг с другом?

Кип: Клер... Клер.

Клер: Если все едят чеснок, тогда, говорят, он не чувствуется: между собой. Но у меня другая проблема с дыханием - из-за...

Кип: У тебя нет никаких проблем.

Клер: Нет проблем с дыханием? Нет, есть. Багзи говорит, что оно у меня становится кислым, когда у меня отказывают почки. Поэтому он не целовался, а только - трахал... Или - заставлял меня... (Закрывает рот рукой)

Кип: Остановись, пожалуйста, Клер. Это наш последний вечер вместе.

Клер: Кошка вышла из мешка.

Кип: Что хорошего, если кошка в мешке? Кошка - свободная ночная бродяга, по природе, по природному образу - природ-родному...

Август слегка поворачивается, чтобы видеть Кипа.

Клер: Потри чеснок о корочку хлеба: отрежь горбушку, натри ее хорошенько чесноком и накроши в салат. Никто не собирается целоваться сегодня вечером, как с запахом, так и безотносительно приятного запаха крепкого чеснока, гунна среди луков. Где хлеб?

Кип: Вот.

Клер: Где нож?

Кип: Вот.

Клер: Прекрасно. Французы называют это... о Боже, как они это называют? Кажется, jabon? Нет. Ладно, не имеет никакого значения, как они это называют, они натирают корочку горбушки в миску с салатом, все перемешивают, и...

Август внезапно вскакивает и целует ее несколько раз в губы. Кип улыбается сам себе: с некоторым трудом находит вилку для салата. Море шумит снова и снова, не громко.

Клер: Ну? Пахнет?

Август: Ваши уста полны цветов.

Клер: Ну тебя в задницу, врунишка.

Август: Кип?

Кип идет к ней, целует ее нежно и деликатно. Откидывается, улыбаясь.

Клер: Ну?

Кип: Ароматнее роз... Август?

Август: А?

Кип: Скажи ей...

Август: Что?

Кип: Как она прекрасна, Королева светлячков. Сейчас темно, ее время светить.

Август: А когда она прекращала светить? Как и небо над морем? (Пауза. Кип трет свой лоб. Август подается вперед и проводит ладонями по лицу Кипа, затем по его шее) Сын Божий, ты больше не существуешь.

Клер: Он может тебя услышать.

Август качает головой с легкой печальной улыбкой.

Клер: Август, ты знаешь, я подозреваю, что эти осколки романтических излишеств будут стоить тебе когда-нибудь профессиональных неприятностей.

Август: О, это уже сбылось. (Что-то пишет)

Клер: О чем ты пишешь? Что ты только что написал?

Август: Так, заметки на завтра.

Клер: Тайные заметки на завтра. А Кип уже прощается с этим летом.

Музыка. Пальца Кипа изображают траекторию падающей звезды.

Август: С этим давно прошедшим летом в лачуге на дюнах.

Клер: Я оставляю тебя твоим тайным заметкам на завтра.

Август: Видишь, как светится небо? Светлое, как вода, только с капелькой чернил в ней. Заметить, чтобы этим закончить? Ты помнишь, как там у Рильке? Загадочный Сфинкс? Для человека вечно балансируют - на чашечках весов - вечность и величие космоса... звезд... и те, любимые, юными ушедшие давным-давно. Но смотри (показывает) здесь... очень ясно, в мире, где эта память жива, и где те, любимые, останутся навсегда неискаженными, неразмытыми годами, отделившими меня от их лета.

КОНЕЦ